CC BY
113
П роблемы всеобщей истории
YAK 94(470)+94(510)
ББК 63.3(2)63-6+63.3(5Кит)63-6
В.А. БАРМИН
V.A. BARMIN
ПОЛИТИЧЕСКИЙ иинизм ИЛИ РЕАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА: О МОТИВАХ ОТКАЗА СОВЕТСКОГО РУКОВОДСТВА ОТ ПОДДЕРЖКИ ВОСТОЧНО-ТУРКЕСТАНСКОЙ РЕСПУБЛИКИ В 1945-1946 ГГ.
POLITICAL CYNICISM OR REAL POLITICS:
THE MOTIVES OF THE REFUSAL OF THE SOVIET LEADERSHIP TO SUPPORT THE EAST TURKESTAN REPUBLIC IN 1945-1946
Статья написана при поддержке РГНФ. Проект № 15-31-12023 «Революции 1917 г. в России и «национальный вопрос» (на примере центральноазиатских национальных окраин)»
Статья посвящена сложной и малоисследованной проблеме отказа советского правительства от помощи непризнанной Восточно-Туркестанской республике, созданной при содействии Москвы антикитайским повстанческим движением на территории провинции Синьцзян. На основе широкого круга источников, большая часть которых вводится в научный оборот впервые, автор показывает, что действия советского правительства определялись прагматическими целями и национальными интересами советского государства.
The article is devoted to the complex and little-investigated issue dealing with the facts why the Soviet government refused to support the self-proclaimed republic of East Turkestan, created with Moscow's assistance to anti-Chinese insurgency in the province of Xinjiang. On the basis of a wide range of sources, most of which are put into scientific circulation for the first time, the author shows that the actions of the Soviet government were determined by pragmatic goals and national interests of the Soviet state.
Ключевые слова: Синьцзян, Восточно-Туркестанская республика, Советский Союз, Китай, повстанческое движение.
Key words: Xinjiang, East Turkestan Republic, Soviet Union, China, Insurgency.
5 апреля 1945 года советское правительство заявило о денонсации советско-японского договора 1941 года о нейтралитете, обозначив тем самым начало подготовки к войне на Дальнем Востоке. Однако готовность Советского Союза выполнить свои союзнические обязательства по отношению к США и Англии, вступив в войну с Японией, одновременно ставила в повестку дня вопрос о нормализации отношений с Китайской Республикой, которые были далеки от идеальных. К этому периоду в советско-китайских отношениях накопилось очень много проблем. Среди них серьезное место занимали вопросы, связанные с событиями в Синьцзяне, и, в частности, поддержка Советским Союзом образованной в ходе восстания 1944 г. на территории трех северных округов провинции непризнанной Восточно-Туркестанской республики. Несмотря на то, что Москва отрицала свою причастность к событиям в Синьцзяне, руководству Китая было хорошо известно о роли советского госу-
дарства в развитии повстанческого движения, создании ВТР и ее вооруженных сил. Сегодня, опираясь на ставшие доступными исследователям источники, можно совершенно определенно говорить о том, что советское руководство не только оказывало восставшим материальную, военно-техническую и инструкторскую помощь, но в значительной степени влияло на деятельность правительства Восточно-Туркестанской Республики. Достаточно сказать, что уже вскоре после начала восстания и создания Восточно-Туркестанской Республики для налаживания и координации сотрудничества с ее правительством, советским руководством была создана специальная оперативная группа во главе с начальником отдела спецзаданий НКВД СССР генералом Егнаровым и его заместителем начальником 4-го отдела первого управления НКВД генералом Лангфангом. Штаб этой группы находился в Алма-Ате, однако, основная часть сотрудников действовала на территории «освобожденных округов» [1. Д. 68. Л. 242-245. Д. 99. Л. 157-158]. В рядах армии ВТР действовало несколько тысяч советских солдат и офицеров, переброшенных сюда в 1945 году с германского фронта. К середине 1945 года, Национальная армия ВТР освобождая территорию Синьцзяна от китайских войск, добилась серьезных успехов и стала реально угрожать столице Синьцзяна - Урумчи. Эти обстоятельства заставляли советских руководителей рассматривать различные варианты решения имеющихся проблем, в том числе и с опорой на конструктивное сотрудничество с Соединенными Штатами Америки. Последний аспект был озвучен И.В. Сталиным в конце мая 1945 года во время его встречи с помощником президента США Гарри Гопкинсом. Советский лидер в ходе этой встречи, в частности, заявил, что реконструкция Китая будет в основном зависеть от США, так как Россия будет занята своей собственной реконструкцией, и что он не предлагает никаких изменений в отношении суверенитета Маньчжурии или других частей Китая, включая Синьцзян [2, р. 139].
Для решения этих же вопросов в Москве с 30 июня по 14 июля 1945 года были проведены переговоры между правительственными делегациями СССР и Китая. Затем переговоры были прерваны на время работы Берлинской конференции и завершены только 14 августа 1945 года. Естественно, что советско-китайские переговоры в Москве, а они проходили в достаточно позитивном ключе, и заявления советских руководителей подобные тому, которое сделал Сталин во время встречи с Гопкинсом, не могли не отразиться на действиях советского государства в Синьцзяне. Советское правительство посчитало необходимым еще перед началом советско-китайских переговоров ограничить боевую активность армии ВТР. Уже 10 июня 1945 года Берия на очередном докладе главного советского военного советника при правительстве ВТР, генерала Егнарова, о действиях повстанцев в Синьцзя-не наложил резолюцию, требующую прекратить активные действия на всех фронтах [1. Д. 96. Л. 197-198].
Результативность советско-китайских Московских переговоров стала все очевиднее сказываться на состоянии дел в Синьцзяне. В июле - начале августа 1945 года Советский Союз начал постепенно приостанавливать поставки оружия и боеприпасов Национальной армии Восточно-Туркестанской республики и отозвал из ее подразделений значительную часть инструкторского состава. Одновременно советское руководство стало настаивать на том, чтобы правительство Восточно-Туркестанской республики вступило в переговоры с провинциальными властями Синьцзяна. Жесткость мер и требований советской стороны нарастала по мере разворачивающихся событий, а они следовали одно за другим. Во-первых, СССР 8 августа 1945 года вступил в войну против милитаристской Японии. Во-вторых, 14 августа, после завершения Московских переговоров, подписал с Китаем «Договор о дружбе и союзе между Союзом Советских Социалистических Республик и Китайской республикой» [3, с. 196-198], и, наконец, в-третьих, в день подписания этого договора советская сторона вручила министру иностранных дел Китая спе-
циальную ноту. В 3-м пункте этого документа, озаглавленного «Об оказании помощи Центральному правительству Китая, о суверенитете Китая над тремя Восточными Провинциями (Маньчжурия) и о событиях в Синьцзяне», заявлялось: «Что касается последних событий в Синьцзяне, то советское правительство подтверждает, что оно, как сказано в статье 5-й договора о дружбе и союзе, не имеет намерений вмешиваться во внутренние дела Китая...» [3, с. 205-206]. Очевидно, что вышеизложенные обстоятельства делали нежелательным продолжение активных боевых действий армии ВТР и, более того, ставили в этот момент под вопрос целесообразность всесторонней поддержки самой Восточно-Туркестанской республики.
В свою очередь, китайское руководство, осознавая, что имеющихся в провинции сил недостаточно для подавления повстанческого движения, а это в сложившихся обстоятельствах грозило потерей Синьцзяна, пыталось найти вариант компромисса, который позволил бы ему сбить накал противостояния с мятежными округами. 25 августа 1945 года Чан Кайши в речи, посвященной подписанию договора с Советским Союзом, заявил: «Что касается пограничных расовых групп, живущих у границ провинции, то, как только они проявят способность к самоуправлению, правительство даст им эту возможность» [4]. Исходя из этого заявления главы Китайской Республики, официальные лица как в центральном правительстве, так и в руководстве Синьцзяна, начали активные поиски такой формулы взаимоотношений с коренными народами Синьцзяна, которая позволила бы уйти от силового противостояния с ними, сохранив при этом контроль над провинцией.
Между тем настойчивые требования со стороны советского руководства к правительству ВТР вступить в переговоры с китайскими властями вызвали в их среде сильнейшие противоречия. Председатель правительства ВТР Алихан-тюре Шакирходжаев и его сторонники (их в рассматриваемый период было большинство в правительстве), выступали против каких-либо переговоров с китайцами и настаивали на продолжении боевых действий.
С другой стороны, член правительства ВТР и очень популярный в провинции политический деятель Ахметжан Касими, председатель Народной революционной партии Абдукарим Аббасов, генерал Далельхан Сугирбаев и ряд других лидеров повстанческого движения поддерживали точку зрения о необходимости начала переговоров.
В конце концов, в начале сентября 1945 г. после периода ожесточенной полемики и при явном нажиме со стороны советских консульских работников и советников, решение о вступлении в переговоры с представителями Центрального правительства Китая было принято большинством правительственного кабинета ВТР. В соответствии с этим решением председатель Временного правительства ВТР Алихан-тюре посетил Генерального консула СССР в Кульдже Г.С. Добашина и попросил его передать советскому правительству просьбу выступить посредником в организации мирных переговоров между Восточно-Туркестанской республикой и Центральным правительством Китая.
В это же время китайское правительство, хорошо понимая, что за повстанцами стоит Советский Союз и без его содействия урегулировать конфликт в Синьцзяне невозможно, обратилось 7 сентября 1945 года к руководителям СССР с заявлением, в котором, в частности, просматривалась просьба о содействии в урегулировании противостояния [5, л. 97]. Логика действий, предпринятых в этот период советским правительством в отношении синь-цзянских событий до сих пор непонятна многим исследователям, занимающимся данными проблемами как у нас в стране, так и за рубежом. Некоторые из них оценивают действий советского руководства, как откровенный политический цинизм. Другие полагают, что до настоящего момента не раскрыта некая тайна, которая, якобы, скрывает обстоятельства вынудившие Сталина и его окружение отказаться от поддержки Восточно-Туркестанской Республики. Так, например, А. Хазиотис, касаясь указанного вопроса, пишет:
«...остается тайной желание России выступить в роли примирителя, в то время как обыкновенное бездействие с ее стороны позволило бы войскам ВТР, принимая в расчет их военные победы и быстрое продвижение, захватить всю провинцию за короткий промежуток времени» [2, р. 144].
Между тем приведенные выше факты говорят о том, что некоего политического цинизма или какой-либо особенной тайны в действиях советского руководства не было. Как и в событиях 1931-1934 гг., оно в своих мероприятиях в Синьцзяне руководствовалось принципом политического расчета и целесообразности. Сегодня такой подход назвали бы требованиями реальной политики. В сложившихся к осени 1945 года обстоятельствах, продиктованных новым этапом советско-китайских отношений, для советской стороны стало более предпочтительным и выгодным приостановить распространение власти ВТР на всю территорию провинции.
Это оправдывалось, с одной стороны, тем, что при очевидном очень серьезном влиянии советской стороны на руководство ВТР, оно, тем не менее, не было абсолютным. У заинтересованных советских официальных лиц, как представляется, оставалось известное сомнение в том, как поведет себя руководство, в котором были достаточно сильны позиции лиц, разделяющих националистические и панисламистские идеи, обретя власть над всей провинцией. На это обстоятельство обращает внимание американский историк Д. Барнетт, совершенно верно отмечая в своей работе, что «...хотя Илийский режим и был подвержен влиянию России, он все-таки руководствовался политикой, которая, прежде всего, была более националистической, чем идеологической. Необходимо отметить, что Илийский режим не советизировал регион, который он контролировал... Что касается религии, то режим также не придерживался в этом вопросе марксистской политики, ибо его руководителями являлись религиозные авторитеты Алихан-тюре и Хакимбек Ходжа» [6, р. 276].
С другой стороны, ситуация, при которой в результате предполагаемых переговоров советское руководство могло в значительной степени вернуть свое влияние в Синьцзяне, которым оно пользовалось, по крайней мере до 1943 года, хотя бы в той его части, где реально осуществлялась власть ВТР и где к тому же были сосредоточены огромные залежи полезных ископаемых, в данных обстоятельствах могла вполне устраивать советских руководителей. В то же время в случае неудачного исхода переговоров правительство СССР, свободное от каких-либо посреднических обязательств, могло конструировать и осуществлять любой приемлемый вариант последующих действий.
Таким образом, все предпринимаемые в этот период советской стороной действия были увязаны с изменениями в международной обстановке, а также с реалиями вновь сложившейся ситуации в советско-китайских отношениях. Исходя из этого, они направлялись теперь на стабилизацию ситуации в Синьцзяне с перспективой реставрации прежнего влияния Советского Союза в этой провинции.
В пользу такого варианта говорит и то, что многократные обсуждения сложившейся ситуации в Министерстве иностранных дел и Министерстве внутренних дел, ведомствах, которые непосредственно занимались проблемами повстанческого движения в Синьцзяне, выявили, судя по архивным источникам, общую точку зрения. Она строилась на том, что Советскому Союзу не следует брать на себя в предстоящих переговорах повстанцев с китайским правительством роль посредника, ибо это свяжет советским дипломатам руки и лишит их в дальнейшем пространства для политического маневра. В тоже время, считали в Советском Союзе, следует всячески содействовать организации таких переговоров.
Обсуждение проблемы завершилось тем, что 14 сентября 1945 года руководители указанных учреждений Берия и Вышинский подали на имя Сталина проект постановления ЦК ВКП (б) «О положении в Синьцзяне» [5. Д. 66. Л. 7]. Этот документ представляет большой интерес, ибо его положения яви-
лись основой для позиции делегации ВТР на предстоящих переговорах, поэтому здесь он приводится почти полностью. Проект включал следующие пункты:
«1. В связи с заключением между Советским Союзом и Китаем договора о дружбе и союзе, ряда соглашений и обмена нотами о Синьцзяне, признать нецелесообразным взять на себя посредничество между повстанцами в Синьцзяне и Центральным правительством.
2. Поручить советскому послу в Китае т. Петрову сделать вице-министру Гань Най-гуан следующее заявление:
«В ответ на Ваше заявление от 7 сентября с. г. имею честь сообщить Вам следующее: советский консул в Кульдже довел до сведения Советского правительства, что к нему обратились руководители повстанцев с просьбой взять на себя посредничество между ними и китайскими властями в целях урегулирования возникшего конфликта. При этом руководители повстанцев заявили, что восставшее население не ставило перед собой задачу отделиться от Китая. Оно преследовало цель добиться автономии в той части Синьцзя-на, где мусульмане составляют явное большинство населения, в частности в Илийском, Тарбагатайском, Алтайском и Кашгарском округах. При этом представители повстанцев указывали на бесправность мусульманского населения в Синьцзяне, а также на притеснения, беззакония и массовые репрессии со стороны китайской администрации, которая такими своими действиями вынудила мусульман выступить с оружием в руках на защиту своих прав.
Советское правительство, заинтересованное в установлении порядка на своей границе с Синьцзяном, готово поручить своему консулу в Кульдже оказать китайскому правительству возможное содействие, если оно этого пожелает, в урегулировании создавшегося в Синьцзяне положения на основе представления мусульманам в Синьцзяне автономии.
3. Рекомендовать повстанцам до получения ответа китайского правительства на заявление Советского Посла и на время переговоров, если таковые состоятся, активные действия своих вооруженных сил приостановить» [5. Д. 66. Л. 7-8].
В нашем распоряжении нет протокола ЦК, свидетельствующего о принятии приведенного выше проекта постановления. Однако текст ноты Советского Союза китайскому правительству, которую вручил посол Петров вице-министру иностранных дел Китая Гань Найгуану, был весьма близок к тексту проекта, предложенного Берией и Вышинским. Это может свидетельствовать о том, что постановление ЦК было принято.
В ноте, в частности, говорилось: «...Поскольку Синьцзянская провинция граничит с нашей территорией, Советское правительство, будучи заинтересовано в сохранении безопасности своих границ, готово, если это приемлемо для китайской стороны, послать в Кульджу своих представителей и оказать помощь Китайскому правительству в деле мирного разрешения Синьцзянского вопроса об установлении мира в этой части Китая» [7, с. 169170].
Еще одним свидетельством реализации проекта постановления является то, что в сентябре того же года на ноту советского правительства был дан ответ китайского руководства. В китайской ноте заявлялось: «...Наше правительство проявляет большую озабоченность в отношении народов Синьцзя-на. По этому вопросу Чан Кай-ши недавно дал особое указание. После того, как возникла синьцзянская проблема, наше правительство послало в Синь-цзян своего уполномоченного Чжан Чжи-чжуна для оказания помощи населению Синьцзяна в улучшении его жизненных условий и для расследования синьцзянских событий. Наше правительство желает, чтобы руководители синьцзянского восстания послали своих представителей в Урумчи для совместного (с Чжан Чжи-чжуном) обсуждения назревших вопросов» [8, с. 48]. Надо полагать, что этот обмен нотами окончательно определил позицию советской стороны в указанный период в синьцзянской проблеме.
Изменение политики Советского Союза в отношении синьцзянских событий и настойчивое требование его руководства к политическим лидерам Восточно-Туркестанской республики не только приостановить активные действия Национальной армии ВТР, но и срочно вступить в переговоры с китайскими властями вызвали у последних, как уже отмечалось, весьма неоднозначную реакцию. И если после серьезных колебаний часть из них во главе с Ахметжаном Касими подчинилась требованиям советской стороны, то другая, не менее авторитетная часть правительства во главе с Алиханом-тюре, сделала это, как показали дальнейшие события, только формально.
Алихан-тюре и его сторонники начали активно саботировать, а в отдельных случаях открыто нарушать рекомендации и указания советской стороны, по-прежнему считая, что только окончательный разгром китайских войск, освобождение всего Синьцзяна и получение им политической независимости и государственного суверенитета смогут обеспечить подлинные интересы проживавших здесь народов.
В результате развития этих противоречий в правительстве, по существу, произошел раскол, который хотя и не был обозначен формально, но в то же время был совершенно очевиден. Последнее обстоятельство не только весьма осложнило внутриполитическую обстановку в освобожденных районах, которая и без этого была весьма не простой, но и стало грозить выходом ситуации из-под контроля со стороны советских органов. Это было связано, прежде всего, с тем, что значительная часть армии, особенно ее рядового состава, а также младшего и среднего командного звена, воодушевленная предыдущими успехами, не была намерена останавливать победоносное наступление, и в этом смысле позиция Алихана-тюре и его сторонников была ей ближе и понятнее.
Тем не менее, настойчивость и даже жесткость со стороны советского руководства в требовании прекратить боевые действия дали свой результат. 17 сентября 1945 года подразделения и части армии ВТР прекратили не только наступление на всех фронтах, но и боевые действия вообще. В свою очередь прекратили операции и китайские войска.
Переговоры между делегациями Восточно-Туркестанской Республики и Центрального правительства Китая начались 12 октября 1945 года в Урумчи. О том, какое значение придавало советское правительство этим переговорам, видно из того, что сообщение «...о благополучном переходе делегации Восточно-Туркестанской Республики по переговорам с китайцами через линию фронта и приеме ее представителями китайских властей... » было разослано, кроме обычных адресатов: Сталин, Молотов и Берия - еще и Маленкову и Микояну [9, л. 51]. Однако начало переговоров вовсе не означало их предрешенного успеха.
Как и следовало ожидать, переговоры в Урумчи с первых же заседаний пошли крайне сложно. Уже на первом заседании делегаций Чжан Чжичжун отказался обсуждать вопрос о предоставлении автономии Синьцзяну, заявив, что он не имеет для этого соответствующих полномочий. Более того, делегация Центрального правительства Китая выдвинула в качестве основы переговоров тезис: «Сначала мир и единство, потом свобода и демократия», - который мог разрушить вообще всю схему переговорного процесса. С другой стороны, делегация ВТР, согласившись, в силу дипломатической неопытности, с требованием китайцев оставить за рамками переговоров вопрос об автономии Синьцзяна, в то же время категорически отказывалась идти на уступки по целому ряду других, иногда менее значимых, пунктов. Таким образом, явная неготовность китайцев к серьезным уступкам подогревалась, в свою очередь, жесткими требованиями делегации ВТР. Ситуация усугублялась еще и тем, что деятельность Алихана-тюре в это время была откровенно направлена на срыв переговоров, причем вину за возможный и желаемый срыв он возлагал на китайскую сторону, ссылаясь на ее неуступчивость. Уже 24 октября генерал Егнаров сообщил Берии и Молотову, что «22 октября
с. г. утром "Садык" [псевдоним Алихана-тюре в оперативных сводках советских предствителей при правительстве ВТР. - В.Б.] срочно созвал заседание правительства, где был поставлен вопрос об отзыве из Урумчи делегатов» [10, л. 123-124].
Деятельность Алихана-тюре вынуждала руководителей советских ведомств, занимавшихся синьцзянскими проблемами, а также дипломатов и офицеров, работавших непосредственно в провинции, принимать решения, которые до сих пор вызывают неоднозначную оценку, как у непосредственных участников рассматриваемых событий, так и у исследователей. В частности, в ответ на попытки как тайного, так и откровенного саботажа решений о приостановке наступательных действий армии ВТР, которые предпринимались Алиханом-тюре, советские представители при правительстве республики по приказу своего руководства начали проводить мероприятия по сокращению воинского контингента Красной Армии в освобожденных районах. Одновременно из частей и подразделений ВТР начали отзываться инструкторы и советники, а также изыматься и перебрасываться на советскую территорию ранее предоставленное этим частям и подразделениям оружие, прежде всего тяжелое [10, с. 123-124]. 18 октября 1945 года генерал Егнаров в своем донесении на имя Берии сообщал: «...нами перехвачены два письма "Садыка" [в советских шифровках под этим именем обозначался Алихан-Тюре. - В.Б.], адресованные Сурбиеву [командир одного из крупных отрядов, действовавших на южном фронте в районе крепости Ак-Су. - В.Б.] и представителям правительства при отряде Сурбиева. В письмах "Садык" предлагает продолжать активные действия, не обращая внимания на приказы штаба перейти к обороне» [10, л. 117].
Нарушения приказов штаба о приостановке боевых действий были, хотя и не повсеместным, но частым явлением. Однако такие не подготовленные и не поддержанные соседними частями боевые действия, как правило, не приносили успеха, но приводили к многочисленным, ни чем не оправданным потерям. Эти поражения и потери тут же ставились в вину советским советникам при правительстве.
Между тем переговоры делегаций Восточно-Туркестанской республики и Центрального правительства, продолжавшиеся в Урумчи, продвигались крайне медленно. Отсутствие готовности к компромиссам и встречному движению договаривающихся сторон затрудняло выработку приемлемого варианта мирного соглашения. Из-за несогласия и неуступчивости членов делегаций переговоры несколько раз прерывались. В ходе этих перерывов представители ВТР выезжали для консультаций с руководством республики и советскими советниками при правительстве. Следует отметить, что советская сторона внимательно следила за ходом переговоров и занимала твердую позицию в своих требованиях их продолжения. Надо полагать, что именно эта настойчивость вообще сделала возможным в дальнейшем подписание соглашения.
Первого успеха на переговорах сторонам удалось добиться 2 января 1946 года. В этот день делегации подписали предварительное соглашение «О прекращении военных действий и мирном урегулировании спорных политических и экономических вопросов». Однако окончательный текст мирного соглашения, содержащий 11 пунктов, был подписан только спустя 6 месяцев, 6 июня 1946 года. Это произошло после нескольких новых тяжелейших раундов переговоров и утверждения текста договора в конце мая Центральным правительством. При этом следует отметить, что если подписанный договор и был результатом компромисса, то компромисса со стороны повстанцев. Достаточно сказать, что ни одно из тех радикальных требований, с которыми они приступили к переговорам, в окончательный текст договора не было внесено. Его статьи включали следующие положения:
«1. Центральное правительство обеспечивает выборность местных органов власти.
2. Центральные правительство будет пресекать действия, направленные против религии, и обеспечит полную свободу вероисповедания.
3. Все производство во всех учреждениях ведется на китайском языке и на языках местных национальностей. Различного рода прошения, заявления и т. д. на имя правительственных учреждений все граждане имеют право писать на своем родном языке.
4. Во всех начальных и средних школах преподавание будет вестись на языках местных национальностей, но во всех средних школах вводится обязательное преподавание китайского языка.
5. Обеспечивается полная свобода национальной культуры и национального языка.
6. Предоставляется свобода печати, собраний, слова.
7. Налоги взимаются пропорционально выработанной продукции.
8. Обеспечивается свобода внутренней и внешней торговли Синьцзяна.
9. Состав коалиционного правительства Синьцзяна с согласия Центрального правительства доводится до 25 человек. Из 25 членов 15 человек выдвигаются населением Синьцзяна и утверждаются Центральным правительством, остальные 10 Центральным правительством назначаются так же, как и сам председатель коалиционного правительства; два заместителя последнего избираются из представителей местных национальностей.
10.Создаются национальные войсковые части. Команда в национальных войсковых частях подается на уйгурском и казахском языках.
Войсковые части Центрального правительства не располагаются в тех местах, где размещены национальные войсковые части. Центральное правительство должно сократить свои войсковые части. Национальные войсковые части снабжаются правиантом, обмундированием и необходимым вооружением наравне с частями Центрального правительства. Те и другие войска должны поддерживать между собой дружеские отношения.
11. Не будет гонений на прогрессивные и демократические элементы. Все арестованные за участие в национально-освободительном движении будут освобождены» [8, с. 56].
Из текста договора видно, что требования не только о предоставлении независимости Синьцзяну, но даже автономии не были учтены и признаны китайской стороной. Более того, подписание договора и согласие повстанцев сформировать коалиционное правительство означало их готовность ликвидировать Восточно-Туркестанскую республику притом, что часть статей договора, провозглашавших гражданские свободы, уважение к культуре, языку и религии коренных народов провинции, носили явно декларативный характер. Очевидно и то, что договор носил откровенно неравноправный характер. Это видно уже из того, что 15 членов формируемого правительства должны были представлять интересы 95% процентов коренного населения Синьцзя-на, в то время как составлявшие всего 5% от общего населения провинции китайцы были представлены 10 членами кабинета. При этом председателем правительства провинции должен был быть так же китаец, к тому же не избираемый, а назначаемый Центральным правительством.
Некоторой явно вынужденной уступкой повстанцам явился только 10-й пункт договора, гласивший о сохранении частей и подразделений бывшей Национальной армии ВТР, которые должны были теперь называться «национальными войсковыми частями». Однако личный состав бойцов и командиров этих частей сокращался на 1/3 и не должен был превышать 11-12 тысяч человек.
28 июня 1946 года состоялось последнее заседание Временного революционного правительства Восточно-Туркестанской республики. На этом заседании было официально заявлено о том, что в соответствии с мирным соглашением правительство слагает свои полномочия, а сама республика прекращает свое существование. Алихан-тюре после подписания мирного договора отошел от политической деятельности и в знак протеста против, как
он считал, несправедливого и унизительного соглашения, вскоре эмигрировал с несколькими своими соратниками в Советский Союз.
Формальный самороспуск правительства Восточно-Туркестанской республики знаменовал собой завершение важнейшего этапа национально-освободительной борьбы коренных народов Синьцзяна против колониальной зависимости от Китая периода 1944-1949 гг. Несомненный элемент субъективизма, привнесенный в организацию «Революции трех округов» советскими руководителями, а также прямая зависимость повстанческого движения от позиции Москвы, от степени и размеров помощи со стороны Советского Союза сыграли роковую роль в исходе борьбы. Смена политического курса Советского Союза в отношении повстанческого движения в Синьцзяне, произошедшая летом 1945 года, с одной стороны, резко изменила сам ход этого движения и его возможные конечные результаты, а, с другой, явилась несомненной причиной раскола революционных сил и оказала значительное стимулирующее влияние на активизацию целого ряда далеко идущих негативных явлений в лагере повстанцев. Среди последних особенно стали проявлять себя сепаратизм и межэтнические противоречия.
Народы Синьцзяна оказались разменной картой в большой политической игре, которую вело руководство СССР с Китаем. Вместе с тем завершение активного этапа вооруженной борьбы и самороспуск правительства не означал окончательного прекращения противостояния населения трех северных округов и провинциальных властей. Это противостояние продолжалось еще более 2-х лет в иных проявлениях и формах.
Литература
1. Док.: Ф. Р-9401 с/ч. Оп. 2. Д. 68. Л. 242-245.: Там же. Д. 99. Л. 157-158 // «Особая папка» И.В. Сталина. Из материалов Секретариата НКВД-МВД СССР 1944-1953 гг. Каталог документов Архива новейшей истории России. Т. I. - М., 1994.
2. Hasiotis, A. Soviet political, Economic. And Military Involvement in Sinkiang from 1928 to 1949 [Text] / A. Hasiotis. - N. Y. and London, 1987. - 257 p.
3. Советско-китайские отношения 1917-1957 [Текст]. - М., 1957. - С. 196-198. -465 c.
4. Правда Востока. - 1945. - 28 авг.
5. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. Р-9401 с/ч («Особая папка» И.В. Сталина). Оп. 2. Д. 99. Л. 97.
6. Barnett, D. China on the of Communist Takeover [Text] / D. Barnett. - N. Y., 1963. - P. 276.
7. Синьцзянда ун жил (1931-1941) [Текст]. (Мемуары неизвестного автора. 10 лет в Синьцзяне (1931-1941).). - Урумчи, 1957. - С. 217.
8. Цит. по: Хакимбаев А.А. Национально-освободительное движение в Синьцзяне в 1931-1949 годах [Текст] / А.А. Хакимбаев // Специальный бюллетень Института востоковедения АН СССР. Ч. II. - М., 1974. - № 6 (157). - С. 48.
9. ГАРФ. Ф. 9401 с. Оп. 2. Д. 104. Л. 51.
10. Док.: Ф. 9401 С. («Особая папка» В.М. Молотова). Оп. 2. Д. 104. Л. 123124 // «Особая папка» В.М. Молотова. Из материалов Секретариата НКВД-МВД СССР 1944-1953 гг. Каталог документов Архива новейшей истории России. Т. II. - М., 1994.
