CC BY
58
УДК 070 ББК Ч612.18.3
Галина Сергеевна Мельник,
доктор политических наук, профессор, Санкт-Петербургский государственный университет (199034, Россия, г. Санкт-Петербург, Университетская набережная, 7-9),
e-mail: melnik.gs@gmail.com
Борис Яковлевич Мисонжников,
доктор филологических наук, профессор, Санкт-Петербургский государственный университет (199034, Россия, г. Санкт-Петербург, Университетская набережная, 7-9),
e-mail: boris.misonzhnikov@gmail.com
Политический текст в условиях коммуникативной трансгрессии
Принципы постмодернизма во многом изменили систему ценностей. Произошло трансформирование глубинной сущности сознания человека, который погружён в семиотическое пространство и выступает в качестве самого активного субъекта творения мира знаков и потребления знаковых комплексов. Постнеклассический рационализм, несмотря на свой потенциал, не дал возможности выйти из круга постмодернизма, и трансгрессия цепко удерживает в нём субъекта социального действия. Вследствие этого происходит процесс модификации и политического текста как важнейшей составляющей общего политического дискурса.
Утверждается «трансгрессия безразличия», которая преобразуется в «неведение закона», что влечёт за собой искажение политико-социальных и гуманитарных императивов, запреты начинают восприниматься условно, реальность деформируется, и мифы трактуются как объективные и подлинные в субстанциональном плане феномены. В итоге подрываются основы адекватного мировосприятия, искажаются культуроментальные основы построения эффективной в дискурсивном плане методологической познавательной структуры, что может иметь серьёзные негативные последствия для медиумической функции текста как сложного поликодового явления, особенно для политического текста, что объясняет многие анормальные явления, в том числе и религиозно-политического экстремизма, которые можно наблюдать в современном медийном дискурсе.
Ключевые слова: массмедиа, постнеклассический рационализм, трансгрессия, власть, сепаратизм, религия.
Galina Sergeevna Mel'nik,
Doctor of Political Science, Professor, Saint Petersburg State University (7-9 Universitetskaya Embankment, St. Petersburg, Russia, 199034),
e-mail: melnik.gs@gmail.com
Boris Yakovlevich Misonzhnikov,
Doctor of Philology, Professor, Saint Petersburg State University (7-9 Universitetskaya Embankment, St. Petersburg, Russia, 199034),
e-mail:boris.misonzhnikov@gmail.com
Political Text in Terms of Communicative Transgression
The principles of postmodernism have largely changed the system of values. There has been a profound transformation of the nature of human consciousness, which is immersed in a semiotic space and serves as an active subject of the creation of the world consumption of signs and sign systems. Postnonclassical rationalism, despite its potential, has not given the possibility to get out of the circle of postmodernism, and transgression tenaciously holds subject of social action in it. As a result, there is as well a process of modifying the political text as an essential component of the overall political discourse.
"Transgression of indifference" which is transformed into "ignorance of the law" is alleged, which entails a distortion of the political-social and humanitarian imperatives, bans are perceived conditionally, reality deforms and myths are treated as objective and authentic in terms of palpable phenomena. As a result, adequate perception of the world is undermined, cultural and mental bases for building efficient methodological cognitive structure in discursive terms are distorted, which could have serious negative consequences for mediumistic function of the text as a complex multicode phenomenon, especially for a political text that explains many abnormal phenomena including religious-political extremism, which can be observed in today's media discourse.
Keywords: mass media, postnonclassical rationalism, transgression, power, separatism and religion.
102
© Мельник Г. С., Мисонжников Б. Я., 2015
В последние десятилетия в глобальном духовном континууме утвердились принципы постмодернизма, которые во многом изменили систему ценностей. Это связано прежде всего с тем, что произошло изменение глубинной сущности сознания человека, который погружён в семиотическое пространство и выступает в качестве самого активного субъекта творения мира знаков и потребления знаковых комплексов. Налицо смещение семантики многих важнейших семиотических кодов на уровне не только обыденной медийной практики, но и продуцирования и потребления медийного дискурса, наиболее политизированной и социализированной текстовой модели. Подобная тенденция, имеющая первостепенное онтологическое значение и соотносимая со многими императивами эмпиризма, располагающего весьма ограниченным познавательным ресурсом, имела определённо негативные гуманитарные последствия. В связи с этим приведём мнение социолога: «Несмотря на то, что постмодернизм как интеллектуальное направление стал разрабатываться достаточно давно, на уровне массового сознания ситуация постмодерна стала остро чувствоваться только сегодня. Психологически постмодерн создал на уровне обыденного массового сознания кризисную ситуацию. Характерными чертами этой ситуации являются утрата критериев правильности и неправильности, размытость собственного „Я", человек не знает, кто он, всё стало относительно, в том числе добро и зло, ценность человеческой жизни, нравственные ориентиры» [5, с. 24].
Некоторые положительные и привлекательные черты постмодернизма давно уже трансформировались и превратились, по сути, в свою противоположность. Эмпиризм -Ж. Делёз на его основе создаёт трансцендентальный эмпиризм как «самообозначение» собственной философской концепции - демонстрирует свою ограниченность как инструмент когнитивной практики с превалирующей опытной формой идентификации реальности. Взятый постмодернизмом на вооружение антирационализм сдерживает гармоничное развитие социума, и не случайно антирационализм интерпретируется в близком коррелировании с категорией антифункционализма. Вырождающийся постмодернизм, как указывается выше, дезориентирует человека в сложном и порой враждебном мире, препятствует нахождению им адекватных решений. Более того, может детерминировать предпосылки для возникновения и распространения
экстремизма как наиболее опасной формы социальной сферы. В стремительно меняющемся и усложняющемся мире востребованы более совершенные и эффективные идентификационные инструменты. Поскольку решающее значение обретает «тип системной организации осваиваемых объектов», востребованным оказывается постнеклассический тип рациональности, который обеспечивает освоение «сложных, саморазвивающихся систем» [6, с. 2]. Но постнеклассический рационализм, несмотря на свой достаточно высокий когнитивный потенциал, который, вероятно, значительно актуализируется в будущем, в настоящее время всё же даёт сбой в познавательной практике и недостаточно верифицируем. Нельзя не признать справедливости следующего высказывания: «Постнекласси-ческая наука отказывается даже от самой возможности построения единой и системной концептуальной модели мира (принцип „постметафизического мышления"), активно осваивает идею хаоса, меняет статическое представление о структуре предмета динамическим представлением об игре структуры. Отказываясь от представления о внешней каузальности, она преобразует детерминизм в неодетерминизм. Для постнеклассики характерно „переоткрытие времени", которое мыслится как качественное и необратимое. Познание становится чувствительным к опыту трансгрессии, т. е. выхода за пределы, преодоления границы между возможным и невозможным» [3, с. 5].
Таким образом, пока не удаётся осуществить выхода из постмодернистского круга, трансгрессия цепко удерживает в нём субъекта социального действия, распространяясь практически на все сферы современной онтологии, и «границы между возможным и невозможным» остаются на удивление непрочными. Исходя из этого положения, Ж. Батай и рассуждал: «Норма вообще не является всегда действенной: где-либо она может не соблюдаться; некий, не застигнутый тревогой, индивид безразличен, как животное. Такого рода трансгрессия безразличия, которая, скорее чем собственно трансгрессия, есть неведение закона, конечно же, должна была быть общей во все времена, где запреты начинают восприниматься, не навязываясь всегда достаточно явственно» [1, с. 5]. Данная сентенция подрывает основы адекватного мировосприятия, деформирует культуро-ментальную базу для построения эффективной в дискурсивном плане методологической познавательной структуры. Это может иметь
серьёзные негативные последствия для медиумической функции текста как сложного поликодового явления, особенно для политического текста, что объясняет многие странные явления, в том числе и религиозно-политического экстремизма, которые можно наблюдать в современном медийном дискурсе.
Так, в сетевой газете «Собор» появляется текст за подписью протоиерея, со всей полнотой демонстрирующий позицию автора, которая строится на ненависти, доходящей до крайнего выражения, по отношению к большинству окружающих его людей, о которых он высказывается со всей откровенностью и определённостью: «Кругом какие-то подлые мыши, одержимые искариотским духом». При этом автор пренебрегает святоотеческими наставлениями и забывает одну из главных заповедей Спасителя: «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга» (Ин. 13: 34). Автор исследуемого текста с особой враждебность и озлобленностью относится к Московской Патриархии, называя её «еретической церковной структурой». Выход из неё он определяет как «исход из ереси и нечестия». Циничным представляется высказывание о том, что автор и его сторонники «отложились от еретиков» и «вернули их антиминс», то есть символ особой святости в православии с частицей мощей какого-либо православного мученика. В то же время протоиерей с удовлетворением заявляет о том, что его община «была принята под омофор канонического православного епископа Русской Церкви Заграницей (РПЗЦ)», которая, как известно, является самоуправляемой частью Русской православной церкви. Автор текста допускает публичные оскорбления конкретных людей, указывая их имена: епископа Тихвинского он называет «подлым талмудистом Мстиславом», руководителя администрации района - «негодяем» и т. д. В Кремле, по убеждению протоиерея, «пляшут жиды» (слово «жид» - бранное и крайне оскорбительное название еврея), храмы Московской патриархии - это «обычные доходные места для козлищ». В данном случае трансгрессия жёстко проявляется как «преодоление непреодолимого»: автор утрачивает способность реально оценивать ситуацию, и, прикрываясь христианской моралью, творит оскорбительные для церкви духовные преступления.
Трансгрессия может проявляться и в политическом иконическом тексте, меняя семантику тех или иных семиотических сим-
волических комплексов. Так, каждый знак наделён конкретной и весьма точной функциональностью, и, будучи артефактом, т. е. продуктом человеческого сознания и физического труда, создаётся всегда с определённой целью и для решения намеченной задачи. Субъекты применения знакового комплекса руководствуются чётко идентифицируемым мотивом и осознают, что знак не просто что-либо символизирует. Он никогда не служит лишь репрезентантом чего-либо, но обязательно воздействует на сознание аудитории, формирует её установки и побуждает к действию. Знак выступает предметом и средством физического действия.
Обратим внимание на такой важный элемент символического иконического текста, как крест. Он наделён особенно высоким религиозно-политическим значением. Исследователи не всегда отождествляют крест с христианской идеологией и с христианскими гуманитарными ценностями, он выступал в прошлом как знак ещё в дохристианской культуре и был свойствен некоторым народам, совершенно далёким от христианства. Примечательно, что крест, даже выступающий в роли соответствующего христианского знака, обнаруживал в различные периоды и в различных ситуациях смещение семантики, что касалось и гуманитарных проявлений, так как крест существовал, отражая и дохристианские ценности. Это говорит о том, что даже соответственно объективно сложившейся ситуации крест как семиотический элемент может обнаруживать очень разные идеологические значения, включая наполнение их политической семантикой. Так, кельтский крест в соответствии с исторической традицией дополнялся такими сценами, как грехопадение человека. В настоящее время кельтский крест представляет эмблему «русского правого сектора»: слова, обозначающие данную организацию, расположены на фоне кельтского креста, который, согласно многим публикуемым в справочной литературе данным, является нацистским символом для обозначения превосходства белой расы: как символ расизма впервые был использован организацией Ку-клукс-клан в США, а затем и неонацистами во всём мире.
Кельтский крест - равнолучевой крест с кругом может иметь различные формы начертания, но в то же время он легко узнаваем. Его отличие от новгородского креста проявляется в том, что новгородский крест обычно имел удлинённый нижний луч (основание) и часто в его центральную часть включался право-
славный крест, имеющий кроме удлинённой горизонтальной перекладины ещё две. Относительные черты внешнего сходства и даже возможные общие структурные элементы не являются принципиальными: «русским правым сектором» используется именно кельтский крест, отличающийся от новгородского, как националистический символ. В любом случае он наделён соответствующей националистическим идеям семантикой, как та же свастика, используемая у многих народов как символ движения, жизни, света и благополучия, в нацистской Германии обрела зловещее значение. В последние десятилетия кельтский крест фактически запрещён к использованию многими организациями, в частности Международной федерацией футбола (ФИФА).
Трансгрессией может выступать любая сила, которая превосходит установленный предел. Так, сторонники радикального ислама на своих информационных платформах пытаются расширить территории своего влияния, прибегая к тактикам угроз в отношении «неверных»: «Трясись же от страха о кяфир в мировом лице, трясись и знай, что братья в Исламе скоро настигнут тебя где бы ты ни был, освободят верующих из оков куфра, придадут утерянную славу Умме, возвратят честь утерянным её, установят Шариат на всей земле и покарают Бисми Лляхи всех тех, кто сеял нечисть и беззаконие на земле».
Воины-борцы за Халифат представляются грозной силой, не оставляющей сомнения в том, что ислам будет повсеместным: «Построение Халифата доступно лишь воинам, в крови которых не угасает огонь веры и стремления к победе; воинам, чётко видящим свою цель... Воины Аллаха не идут на компромиссы, когда дело касается их свободы и возможности утверждать и превозносить свою идею». Данный пример религиозного экстаза представляет собой трансгрессивный выход субъекта за пределы обыденной психической «нормы».
Новыми трендами экстремистских текстов становятся дезинтеграция и сепаратизм. В попытках преодолеть предел возможного сторонники разрушения российской государственности продвигают системные идеи, допускающие нарушение территориальной целостности Российской Федерации и создание «вольных» «свободных» республик.
На специально созданном сайте «Независимые республики бывшей России» размещаются материалы, направленные на раскол государства и разрушение конституцион-
ных основ Российской Федерации. Ключевая идея сайта - «Эта Московская Русь из давних времен была, есть и будет полным отрицанием всего европейского и ожесточённым врагом Европы». Информация преподносится так, что читатель воспринимает существование республики «Московская Русь» как данность. Автор не просто допускает существование такой республики, но и возможность нахождения «МНР» в составе другого государства - Украины. За это проголосовал якобы 1411 человек. По данным опроса за ответ «в статусе автономии в составе Украины или Российской Федерации» проголосовало 63,4 %.
Рубрика в Сети «Ингерманландия: ламповый регионализм с берегов Невы» содержит уже более 3,5 тыс. записей участников контактной группы. Часть из них не сомневается в том, что получит шведский паспорт у себя дома: «живу в Ингерманландии и жду, когда шведы начнут разносить по домам паспорта, как это делали питерские и московские паспортисты в Абхазии и Южной Осетии в конце 90 - начале 2000-х».
Каждая региональная страничка сайта содержит совокупность характерных атрибутов (обращение, приглашение, формулирование цели, исторические справки, обоснование интеграции или разъединения, перечисление входящих в состав «свободной республики территорий», карта новой территории и т. д.). Каждое сообщество пытается вербовать сторонников, напрямую использует обращения к посетителям. Так, на страничке официального сообщества «Свободная Сибирская Республика» читаем: «Приглашаем в нашу группу сибирских патриотов, регионалистов, конфедералистов, областников, автономистов, краеведов и просто заинтересованных жизнью, историей и политикой людей».
В информационном материале «УРАЛ! ХРЕБЕТ! ДЕРЖАВА!» определяются участники сообщества «В этой группе собрались патриоты Большого Урала. Здесь практикующие краеведы, регионалисты, конфеде-ралисты, автономисты, уральские республиканцы, областники», обозначаются политические цели сообщества; «Мы выступаем за интеграцию регионов Большого Урала, разделённого между РФ и Казахстаном, и формирование здесь единого экономического, политического и культурного пространства - от Арктики до Каспия и Арала»; указывается причина стремления к интеграции (Гоаждане Большого Урала достойны жить
лучше). Урал - сердце Евразии, её кузница и кладовая! За процветающий Большой Урал, уважение его граждан, свободу и Интеграцию».
Далее следует перечисление «регионов Большого Урала»: Баренц-Кара (Ненецкий округ), Коми, Ямал (ЯМАО), Югра (ХМАО), Вятка (Кировская область), Парма (Коми-Пермяцкий округ), Удмуртия, Прикамье (Пермская область), Средний Урал (Свердловская область), Тюмень (Тюменская область), Башкирия (Башкортостан), Южный Урал (Челябинская область), Зауралье (Курганская область), Оренбург (Оренбургская область), Яик (Уральская область - ЗКО); острова: Новая Земля, Земля Франца-Иосифа и другие.
В список попадают нынешние территории другого государства - Каспийя (Гурьев-ская-Атырауская область), Аралия (Актю-бинская область), Тургайя (Кустанайская область), Ишим (СКО), Акмола (Акмолинская область), что подталкивает читателей к мысли о возможном существовании или возможном создании государства с присоединением чужих территорий. Авторы не сомневаются в возможности присоединения чужих территорий к «Большому Уралу».
Карта «Большого Урала» наглядно демонстрирует, в каких границах предполагается создание «Большого Урала», эти границы не совпадают с нынешними границами Российской Федерации, а выходят за её пределы. Странички сопровождаются ссылками на «интересные материалы», в которых анонсируется, в частности, логотип «Уральский национализм СМИ» (Уральская Республика / Ural Republic Новости, События, Люди).
Во всех материалах используется риторика в духе сепаратистских настроений: «формирование здесь единого экономического, политического и культурного пространства - от Арктики до Каспия и Ара-ла»,«Свободная Сибирская Республика»; «будущая свободная Ингрия», «статус автономии в составе Украины», «будущее, прошлое и настоящее Невского региона»; «вольная Ингрия», «Закрытая группа Свободная Карелия^араа Karjala».
Экстремистские тексты, размещаемые на сетевых платформах, несут в себе разрушительную энергию, направленную на разные объекты, их авторы сознательно используют стратегии преодоления социальных запретов, культурных традиций, моральных ре-гулятивов; например, с особым неистовством глумятся над памятниками, культурными цен-
ностями и святынями общества, в конце концов над исторической памятью народа. Абстрактное, казалось бы, понятие трансгрессии обретает очень конкретные черты: границы утрачиваются, становится возможным проникновение в любые семантические зоны, свободное использование любых смыслов. «В информационном пространстве появляется армия "клоунов", задача которых - создать впечатление комичности в отношении традиционных для данного общества ритуалов. Символы национальной идеологии помещаются в такой смысловой контекст, который изменяет их эмоциональные коннотации с положительных на отрицательные» [2]. Оценка значимости символической составляющей политики находит своё отражение и в УК РФ, где статьи, связанные с оскорблением государственной символики, относятся к преступлениям против порядка государственного управления.
Иллюстрированный сайт То1егапсеоНтее специально создан для реализации цели сокрушения святынь и сакральных ценностей: фото, коллажи, карикатуры, представленные на сайте; «посягают» даже на естественное право человека на жизнь. Вполне допустимыми для создателей сайта оказываются изображения крематория с остатками не сгоревших человеческих костей, где на раскрытой дверце топки красуется эмблема То1егапсеоНгее с надписью «Эврейський со-лярш» (еврейский солярий). Кощунственные изображения вызывают аллюзии с газовыми печами концентрационных лагерей времен Второй мировой войны.
С помощью выразительных языковых и семиотических средств, игровой тональности и изображений подчёркивается неполноценность человека по признакам религиозной, национальной или расовой принадлежности. Стратегии противопоставления одной нации по отношению к другим используются для создания благоприятного имиджа какой-либо одной нации, бедствия одной нации объясняются действиями другой, публично одобряются экстремистские действия. Используемые авторами стратегии реализуются при помощи таких речевых жанров, как угроза, запугивание, оскорбление, драматизация, «навешивание ярлыков», а также стратегия насмешки, риторического воздействия, -создание негативного имиджа не касается сферы национальных отношении [4, с. 82-87].
На ряде сайтов тексты изобилуют цитатами, подтверждающими, по мнению авторов,
«вредоносную» роль евреев в историческом процессе. Нередки в них призывы, побуждающие к радикальным действиям: «Все (кроме находящихся в государстве Израиль) жидовские синагоги-жилище демонов-центры по борьбе с прогрессивной мыслью, должны быть запрещены и уничтожены вместе с фундаментом, а места эти засыпаны толстым слоем соли».
Трансгрессия в ряде текстов проявляется в воспроизводстве антигуманистических расовых идей, в выдвижении абсурдных критериев деления людей на «правильных» и «неправильных», «достойных» и «недостойных» существования. Авторы подобных текстов выдвигают и обосновывают идею необходимости культивировать первое и уничтожать второе. «Лишь единственное его (народа) качество не поддаётся быстрому изменению - этническая, а для расово чистых народов, как русский - расовая чистота».
Так, автор указанного текста, мотивируя необходимость сохранения «этнической чистоты», считает «расовым предательством» введение чужих генотипов, означающих выращивание в населении «пятой колонны».
При всей абсурдности идей, высказываемых сторонниками расовых теорий, сайт «Расовая доктрина НСИ» находит своих многочисленных почитателей. Цивилизация здесь рассматривается как результат активного участия белой расы в естественном отборе и противостояния «с инертной массой иных рас»: «практически везде мы видим одну и ту же картину; творческое начало, привносимое Белыми, формировало основы того или иного очага цивилизации; впоследствии, даже при полной ассимиляции белых, созданные их гением социальные модели продолжали функционировать веками».
В перечисленных случаях специфика трансгресии заключается в комбинаторике таких форм предельного опыта, которые не являются ни чувственными, ни мистически-
Список литературы
1. Батай Ж. Запрет и трансгрессия [Электронный ресурс] / пер. с фр. Е. Герасимовой. Режим доступа: http://vispir.narod.ru/bataj2.htm (дата обращения: 12.06.2015).
2. Батай Ж. Внутренний опыт / пер. с фр., послесл. и коммент. С. Л. Фокина. СПб.: Аксиома, Мифрил, 1997.
3. Дейнека О. С. Забарин А. В. Психолого-политические основания группового деструктивного поведения // Современные проблемы на-
1 Сарна А. Я. Трансгрессия. - URL.:http://www.psyoffюe.l
ми, но способствуют «дифракции». Цель текстового пространства - заставить отклонить субъекта от привычной траектории движения к однозначности, нарушить линейность процесса1.
Совокупность текстов на разных сетевых ресурсах представляет собой попытку радикальной трансформации индивидуального сознания «и выведения из строя системы субординации жизненных функций организма». Авторы текстов эксплуатируют концепты «экстаза», «безумия», «оргазма», «смерти». Так, сайт «Продай душу дьяволу» разъясняет, как провести ритуал продажи души за определённые желания.
В экстремистских текстах фиксируются действия (символичные или реальные), направленные на других людей с целью расширения контроля над ними. Тексты всё больше приобретают протестный характер («Я выражаю, выражаю, выражаю протест против всего того, что сейчас есть»).
В политических текстах расширяются границы применимости языковых средств, например, инвективной, сленговой, профессиональной лексики. Оценочные суждения часто выражены в крайне непристойной форме. Таким образом, под воздействием коммуникативной трансгрессии, способствующей преодолению границ возможного и невозможного, меняется суть политической коммуникации. Используя всевозможные агитационно-пропагандистские платформы, в том числе сетевые, интернет-сообщества и реальные группы пытаются привлечь как можно больше людей к своей идеологии посредством речевого воздействия. Информация на политических ресурсах приобретает все больше экстремистский характер и становится массово доступной. В погоне за автономностью и самостоятельностью авторы политических текстов стремятся к непременному преодолению установленных обществом границ.
References
1. Batai Zh. Zapret i transgressiya [Elektronnyi resurs] / per. s fr. E. Gerasimovoi. Rezhim dostupa: http://vispir.narod.ru/bataj2.htm (data obrashcheniya: 12.06.2015).
2. Batai Zh. Vnutrennii opyt / per. s fr., po-slesl. i komment. S. L. Fokina. SPb.: Aksioma, Mi-fril, 1997.
3. Deineka O. S. Zabarin A. V. Psikhologo-poli-ticheskie osnovaniya gruppovogo destruktivnogo po-vedeniya // Sovremennye problemy nauki i obra-
¡-175-transgresija.htm (дата обращения: 10.06.2015).
уки и образования. 2014. № 6 [Электронный журнал]. Режим доступа: http://www.science-education. ш/120-г15837 (дата обращения: 15.06.2015).
4. Иваненко Г. С. Анализ форм речевого воздействия на адресата как аспект судебного исследования экстремистского текста // Филологические науки. Вопросы теории и практики. Тамбов, 2008. С. 82-87.
5. Партон Т. А., Чёрный Ю. Ю. Человек в потоке истории: введение в социологию культуры Альфреда Вебера. М.: Наука, 2006. 170 с.
6. Стадников М. Г. Глобальные предпосылки распространения современного экстремизма // Политические, социокультурные и медийные детерминанты распространения экстремизма (на примере Северо-Западного федерального округа): материалы круглого стола (04.12.2012 г, Санкт-Петербург) / под общ. ред. А. Б. Феоничева. СПб., 2013. 84 с.
7. Степин В. С. Классика, неклассика, пост-неклассика: критерии различения [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://iph.ras.ru/uplfile/root/ stepin/klassika,_neklassika,_iostneklassika.pdf (дата обращения: 10.06.2015).
zovaniya. 2014. № 6 [Elektronnyi zhurnal]. Rezhim-dostupa: http://www.science-education.ru/120-r15837 (data obrashcheniya: 15.06.2015).
4. Ivanenko G. S. Analiz form rechevogo vozdeistviya na adresata kak aspekt sudebnogo issledovaniya ekstremistskogo teksta // Filologich-eskie nauki. Voprosy teorii i praktiki. Tambov, 2008. S. 82-87.
5. Parton T. A., Chernyi Yu. Yu. Chelovek v po-toke istorii: vvedenie v sotsiologiyu kul'tury Al'freda Vebera. M.: Nauka, 2006. 170 s.
6. Stadnikov M. G. Global'nye predposylki rasprostraneniya sovremennogo ekstremizma // Politicheskie, sotsiokul'turnye i mediinye determi-nanty rasprostraneniya ekstremizma (na primere Severo-Zapadnogo federal'nogo okruga): mate-rialy kruglogo stola (04.12.2012 g., Sankt-Peter-burg) / pod obshch. red. A. B. Feonicheva. SPb., 2013. 84 s.
7. Stepin V. S. Klassika, neklassika, post-neklassika: kriterii razlicheniya [Elektron-nyi resurs]. Rezhim dostupa: http://iph.ras.ru/uplfile/root/ stepin/klassika,_neklassika,_iostneklassika.pdf (data obra-shcheniya: 10.06.2015).
Статья поступила в редакцию 10.07.2015
