CC BY
336
ПОЛИТИЧЕСКИЙ СТРОЙ РУСИ В КОНЦЕ X - НАЧАЛЕ XI в.
■ А.С. Королев
Аннотация. В статье дается характеристика политического строя Руси в период правления киевского князя Владимира Святославича (980-1015 гг.). Автор приходит к выводу, что к концу X - началу XI в. процесс консолидации восточнославянских земель вокруг Киева, установления единовластия киевского князя и, следовательно, складывания государства, не был завершен.
Ключевые слова: русские князья, Киев, печенеги, Владимир Святославич, единовластие, русско-византийский договор, киевский князь, дружина.
Summary. This article analyzes the political system of Russia during the reign of Kiev Prince Vladimir Svyatoslavich (980-1015). The author comes to the conclusion that by the late tenth and early eleventh centuries the process of consolidation of East Slavic lands around Kiev, the establishment of the autocracy of the Kiev Princeand, consequently, the forming of the state, was not completed.
Keywords: Russian princes, Kiev, Pechenegs, Vladimir Svjatoslavich, autocracy, Russian Byzantiantreaty, Kiev prince, druzhina.
274
В 1008 г. миссионер Бруно Квер-фуртский, направляясь к печенегам для проповеди христианства, посетил Киев и был задержан здесь на месяц неким «государем Руси (senior Ru-zorum), великим державой и богатствами» [1, с. 58], в котором безошибочно можно узнать киевского князя Владимира Святославича (980-1015 гг.). Не сумев убедить Бруно отказаться от опасной миссии, русский князь с войском проводил путешественника до границ своих владений. По словам Бруно, путь занял два дня, пока не были достигнуты «крайние пределы... державы, которые из-за вражды с кочевниками со всех сторон (русский князь -А.К.) обнес крепчайшей и длиннейшей оградой (sepes)» [там же, с. 58-59].
Здесь Владимир Святославич, «спрыгнув с коня», последовал за Бруно, «шедшим впереди с товарищами, и вместе со своими лучшими мужами (шаюгез) вышел за ворота» [там же, с. 59]. Проведя среди печенегов пять месяцев, чудом оставшийся в живых Бруно все-таки сумел обратить в христианство тридцать кочевников. Одновременно он вел какие-то переговоры о мире между русами и печенегами, на которые, вероятно, был уполномочен Владимиром. Заручившись обещанием со стороны печенегов соблюдать мирные соглашения, отважный миссионер прибыл «к государю Руси, который ради Божъего [дела] одобрил это, отдав в заложники сына». Одного из спутников Бруно посвятили в епископы, а затем
ЕК
вместе с сыном Владимира «поместил в середине земли [печенегов]» [там же, с. 61].
Владимир Святославич в описании Бруно представлен могущественным государем, забота которого о скромном миссионере не могла не льстить знатному саксонцу, одержимому идеей обращения язычников в христианство. В рассказе особенно впечатляет упоминание о «крепчайшей и длиннейшей ограде», которой были обнесены владения русского князя. Впрочем, историками неоднократно высказывалось предположение, что за «ограду» Бруно принял так называемые «Змиевы валы» - систему земляных фортификаций, восходивших в своей основе еще к скифскому времени [2, с. 14-15; 3, с. 55, комм. 6]. М.Б. Свердлов даже предположил, что «существительное "porta", которое можно перевести как «ворота» (за которые вышел вслед за Бруно Владимир - А.К.), если эти укрепления были фортификационными сооружениями со стенами (оградой),.. можно перевести и более неопределенно - "вход", "выход", "проход", если Змиевы валы представляли собой остатки сооружений скифского времени и не использовались в период княжения Владимира» [3, с. 55-56, комм. 7]. Однако А.В. Назаренко заметил, что «лат. sepes означает именно ограду, частокол, пали сад... Следовательно, по крайней мере в отдельных пунктах валы были укреплены палисадами. Такими пунктами могли быть прежде всего места, где в валах были проделаны проходы (то, что. именуется "воротами" - porta), которые должны были иметь постоянную охрану. Понятно, что Бруно не осматривал систему укреплений в целом и потому мог остаться в убежде-
нии, что такого рода палисады были везде» [1, с. 59, комм. 10].
Как бы то ни было, но информация об укреплении Владимиром границ находит себе подтверждение в сообщении «Повести временных лет» (далее - ПВЛ), помещенном под 6496 (988) г.: «И рече Володимеръ: "Се не добро, еже малъ городъ около Киева". И нача ставити городы по ДеснЪ, и по Востри, и по Трубежеви, и по СулЪ, и по СтугнЪ. И поча нарубати мужЬ лучшиЪ от словенъ, и от кривичь, и от чюди, и от вятичь, и от сихъ насели грады; бЬ бо рать от печенЬгъ. И бЬ воюяся с ними и одолая имъ» [4, с. 54]. И здесь нельзя не привести замечание А.В. Кузы, касающееся динамики развития древнерусских городов. Из 83 памятников конца IX - начала XI в. «24 поселения указанного времени прекратили существование к началу XI в. Всего из археологически изученных древнерусских укрепленных поселений не дожили до середины XII в. 37 (15,3%) из 242 памятников. Гибель большинства из них на рубеже X-XI вв. объясняется не только ударами кочевников, но и становлением единого государства Руси. Опорные пункты местного сепаратизма и сопротивления уничтожались центральной властью» [5, с. 50]. И.Я. Фроянов, «подводя итоги развития русской государственности к исходу X в.», считает необходимым сказать, что «к данному моменту вполне определенно обозначились два ее элемента: принудительная власть и взимаемые насильственным порядком поборы в виде даней. Оба названных элемента выступают еще в примитивной форме, обусловленной родопле-менными отношениями. Происходит своего рода отчуждение власти у слабого и концентрация этой власти в
275
276
руках сильного. Если раньше публичная власть проявлялась эпизодически, то теперь, благодаря длительному существованию племенного объединения в рамках «Русской земли, а потом и всего восточнославянского мира, она приобрела заметную устойчивость. Новым по сравнению с предшествующим временем было и то, что носителем принудительной власти выступает не только само господствующее племя полян, но и возникшая в его недрах княжеская дружина, ставшая ядром местной киевской знати» [6, с. 78]. И далее: «По отношению. к чужим племенам, ставших объектом нападений и примучиваний», идущих из Киева, дружина являлась носителем принудительной власти, противопоставленной населению покоренных восточнославянских земель. Так продолжалось вплоть до конца X - начала XI в., когда Русь вступила в полосу крушения родоплеменного строя. То была эпоха социальной нестабильности, эпоха, насыщенная общественными коллизиями, вызванными падением родовых институтов. Старая система социальной защиты пришла в расстройство. В Киеве замелькали обездоленные люди, убогие и нищие, по терминологии летописца. Наметилась и внутренняя социальная дифференциация, о чем свидетельствует возникновение холопства. Расстройство традиционных общественных связей сопровождалось ростом преступности. В этой обстановке повышается общественно-устроительное значение князя и дружины, усиливается их самостоятельность в осуществлении властных функций [6, с. 8081]. Показательно, что в новопостро-енных городах близ Киева Владимир поселяет словен, кривичей, чюдь, и
вятичей. И отнюдь не случайно то, что сообщение о строительстве Владимиром городов стоит в ПВЛ под одним годом с другим сообщением - о посажении киевским князем своих сыновей по городам: «БЬ бо у него сыновъ 12: Вышеславъ, Изяславъ, Ярославъ, Святополкъ, Всеволодъ, Святославъ, Мьстиславъ, Борисъ, ГлЬбъ, Станис-лавъ, Позвиздъ, Судиславъ. И посади Вышеслава в НовЬгородъ, а Изяслава ПолотьскЬ, а Святополка ТуровЬ, а Ярослава РостовЬ. Умершю же старЬй-шему Вышеславу НовЬгородъ, посади-ша Ярослава НовЬгородъ, а Бориса РостовЬ, а ГлЬба МуромЬ, Святослава ДеревЬхъ, Всеволода Володимери, Мстислава Тмуторокани» [4, с. 54].
Действительно, складывается впечатление, что к исходу X века Русь в политическом отношении мало напоминает то, что она представляла собой в середине века. В русско-византийском договоре 944 г. киевский князь Игорь предстает одним из 25 князей, одновременно управлявших Русью, из которых далеко не все были его родственниками. Для заключения договора было необходимо, чтобы в его составлении приняли участие все князья Руси, из чего следует, что только это условие служит основанием для требования его выполнения всеми князьями, а, следовательно, и подчиненными им городами, то есть фактически договор заключен не только между русскими князьями, с одной стороны, и греками, с другой, но и между самими русскими князьями. Спустя десятилетие, в 957 г., во время поездки княгини Ольги в Константинополь, ее сопровождало не менее 24-х послов от русских князей - таким образом, сложившаяся политическая система была стабильной [7, с. 113-
118; 8, с. 262-271]. Правда, уже договор 971 г. русов с греками заключал один князь - Святослав, однако его одиночество может объясняться вовсе не произошедшей к этому времени концентрацией власти в руках одного князя, а особым статусом Святослава, к тому времени покинувшего Русь ради владений в Болгарии. Во владении его сыновей, оставшихся на Руси, находились всего три области - Киев, Новгород и Древлянская земля [9, с. 178-184, 240244; 10, с. 247-255].
И все-таки, при явном контрасте рисуемых картин, не следует противопоставлять Русь времен Игоря и времен Владимира. Распределение сыновей Владимира по некоторым городам еще не свидетельствует об установлении единоличной власти киевского князя над всей территорией Среднего Поднепровья, да и власть отца над сыновьями не была прочной. Тот же И.Я. Фроянов отмечал, что, получив в управление ту или иную область, сыновья Владимира настолько прониклись местными интересами, что, по существу, просто заменяли местных племенных князей, не изменяя отношения этих племен к Киеву [11, с. 2526]. Нам известно о выступлениях против Владимира Святополка Туровского [1, с. 74] и Ярослава Новгородского [4, с. 58]. В число мятежников некоторые исследователи склонны записать и еще одного сына Владимира - Всеволода, о котором из летописей известно только, что он получил от отца в управление Владимир-Волынский. Но в исландских сагах имеется любопытное сообщение о том, что после смерти конунга Свитьод Эй-рика к его богатой вдове посватался конунг Харальд Гренландец, но получил отказ. Несмотря, на то, что его от-
говаривали дружинники, Харальд вторично приехал свататься к Сигрид. «В тот же вечер приехал туда другой конунг; звали его Виссавальд с востока из Гардарики; он стал свататься к ней. Им, конунгам, отвели большую старую горницу и всей дружине их; убранство там было подобающее, и вечером не было недостатка в питье таком крепком, что все были совсем пьяны; сторожа и внутри, и снаружи спали. Тогда велела Сигрид княгиня в ночь ту напасть на них и с оружием, и с огнем; сгорела горница и те, кто были внутри, а тех, кому удалось выбраться, убили. Сигрид сказала, что она так отучит мелких конунгов от того, чтобы приезжать из других стран свататься к ней; с тех пор стали ее звать Сигрид Гордая» [12, с. 63]. Впервые в русской историографии о возможном тождестве Виссавальда и Всеволода Владимировича, со ссылкой на иностранный авторитет, писал Н.М. Карамзин: «Далин считает сего Князя Всеволодом, сыном Владимира, изгнанным из России войною междоусобною, и без всякого хронологического соображения пишет, что жестокая Сигрида не хотела ни в чем уступить славной Ольге, которая управляла тогда Россиею. Ежели Сигрида в 981 вышла замуж, как он говорит, то по смерти Владимировой - то есть, когда Всеволод мог приехать в Швецию - сей красавице было по крайней мере лет 50» [13, с. 202, прим. 32]. Возраст невесты, как видим, смутил русского историографа. Однако этим обстоятельством набор противоречий не ограничился -Харальд был убит в 994/995 г., следовательно, этот Виссавальд должен был приехать свататься к Сигрид еще при жизни Владимира Святославича. Непонятно, как сын Владимира, которо-
277
278
му в этот момент было лет 13-14, мог участвовать в этом сватовстве, и почему он оказался так далеко от Владимира Волынского? В начале XX в. эти противоречия попытался разрешить А.Е. Пресняков, предположивший, что Всеволод ушел в Скандинавию при жизни отца, вследствие разрыва между ними. Исследователь связал эти события с выступлением против Владимира Святополка Туровского и ссылался на указание поздней Густын-ской летописи, согласно которой в 90-х гг. X в. во Владимире Волынском княжил другой сын Владимира По-звизд [14, с. 32]. Точка зрения А.Е. Преснякова получила широкое распространение [4, с. 462]. Сравнительно недавно А.Ю. Карпов попытался подкрепить ее новым соображением: в отнесении сына Владимира Святого к разряду «мелких конунгов» как раз и проступает «намек на слишком юный возраст русского князя» [15, с. 306, 414, прим. 50].
Однако существует и иной взгляд на Всеволода-Виссавальда: Е. А. Рыд-зевская предположила, что речь идет вовсе не о сыне Владимира, а о каком-то одноименном с ним русском князе, оставшемся неизвестным в летописи [12, с. 197-198]. Эта точка зрения также получила поддержку в науке. Так, Е.В. Пчелов думает, что «или Виса-вальд-Всеволод был каким-то дальним родственником Владимира, а не его сыном, может быть, даже каким-то мелким князем Руси, или события, описываемые сагами, произошли гораздо позже, в начале XI в. В последнем случае придется допустить, что авторы саг искусственно соединили имя русского князя, каким-то образом погибшего в Скандинавии, с историей женихов Сигрид» [16, с. 178]. Для
решения вопроса о тождестве Висса-вальда и Всеволода Владимировича, я предлагаю иной подход. Исследователи неоднократно указывали на заметное сходство между указанным мотивом в сагах и летописным преданием о древлянских послах, сватах князя Мала, сожженных по приказу Ольги в бане [12, с. 196-200; 17, с. 93-94; 18, с. 211]. Любопытно, что Сигрид, согласно сагам, была бабушкой Инги-герд, жены Ярослава Мудрого, правнука Ольги [12, с. 196-197]. Е.А. Рыдзев-ская пришла к выводу, что этот Висса-вальд представляет «русский элемент в рассказе саги о Сигрид и ее женихах» и тем самым «устанавливает связь между этим рассказом и сходным летописным преданием об Ольге в смысле возможного занесения этого последнего в Швецию, у которой были тесные связи с Русью, и приурочения его к Сигрид» [там же, с. 198]. А Т.Н. Джаксон предлагает не настаивать «на занесении русского предания в Швецию», предлагая видеть здесь скорее «(отмечаемую самой Рыдзевской) общность сказаний и легенд, возникшую вследствие общего стадиального развития славян и скандинавов эпохи викингов» [18, с. 211]. Впрочем, сходство деталей описания мести Ольги древлянам с историями героинь древнескандинавской литературы, в частности, саг сказочного характера, которое отмечает сама Е.А. Рыдзевская [12, с. 196-200], может свидетельствовать и, наоборот, о занесении скандинавских преданий на Русь и приурочении их к Ольге. Но вот Виссавальд попал в саги все-таки из русских сказаний.
И тут следует упомянуть об устном предании, бытовавшем на Псковщине и рассказанном П.И. Якушкину в 1859 г. мещанином А.Ф. Поляковым,
согласно которому, к Ольге на перевозе сватался не Игорь, как в известном предании Степенной книги, а некий князь Всеволод. Когда слушатель спросил у рассказчика: «Кто такой князь Всеволод?», - тот, не смутившись, заявил: «Всеволод, да и Всеволод - не знаю... Увидел Всеволод Ольгу и помыслил на Ольгу, а этот князь был женат». Рассказ этот заканчивался тем, что Всеволод «отстал от Ольги», но «много она князей перевела: которого загубит, которого посадит в такое место. говорят тебе горазд хитра была» [19, с. 113-114]. Скорее всего, в этом предании произошло соединение Ольги с псковским князем первой половины XII в. Всеволодом Мстиславичем. Если, конечно мы не имеем дела с обычной безграмотностью рассказчика-мещанина, назвавшего незадачливого жениха Ольги первым пришедшим на память именем князя, то можно предположить бытование на Псковщине преданий, соединявших двух этих популярных персонажей - Ольгу и Всеволода. Учитывая, что параллель с князем Всеволодом, сватавшимся в Сигрид замечательная, а мотив сватовства незадачливых женихов к гордой владелице многочисленных крупных хуторов читается в сагах самое ранее с конца XII в. [12, с. 198], можно сделать некоторые уточнения относительно времени появления и источника этого мотива в сагах, что в известной степени характеризует саги как исторический источник.
Факт отчуждения в отношениях между Владимиром Святославичем и его сыновьями, а также история междоусобицы, вспыхнувшей среди Владимировичей после смерти отца, позволили ряду историков разглядеть
в рассказе ПВЛ 6496 (988) г. о распределении уделов между детьми киевского князя тенденциозность летописца, слышавшего о правлении в восточнославянских землях этих поименно перечисленных князей и превратившего их в сыновей Владимира Святого. Уже В.Н. Татищев считал Судислава и По-звизда приемными сыновьями Владимира [20, с. 373]. Наиболее четко это предположение высказали В. А. Пархоменко и В.В. Мавродин [21, с. 79-80, 105-107; 22, с. 24]. Хотя оно и не встретило поддержки среди историков, но все же достаточно интересно и не лишено некоторых оснований. Известно, что один из приписываемых Владимиру «сыновей» - Святополк Туровский - был приемным сыном Владимира Святославича, являясь, на самом деле, его племянником [4, с. 37; 23, с. 143, 160, комм. 43; 203, комм. 113]. Согласно западным источникам, в частности, сообщениям Титмара Мер-зебургского и Эймундовой саги, у Владимира было три, а не двенадцать сыновей [3, с. 66-67, 79-80, комм. 36; 23, с. 140-141, 166-167, комм. 51]. Впрочем, их информаторы могли и не знать точного числа детей Владимира. Однако фактом является то, что этого не знали и наши летописи. Например, ПВЛ сообщает только о трех дочерях Владимира, тогда как, согласно Титма-ру Мерзебургскому, их было девять [23, с. 142, 143, 196-197, комм. 100, 203, комм. 113]. Впрочем, зная о женолюбии Владимира [4, с. 37-38; 23, с. 141], мы можем предположить, что детей у князя было гораздо больше, чем сообщают отечественные и иностранные источники вместе взятые. Для нас важно то, что отношения между сыновьями Владимира были далеко не родственными.
279
ВЕК
280
ПВЛ не сообщает о наличии у Владимира Святославича иных родственников, кроме детей и двух сводных братьев - Ярополка и Олега, погибших в ходе междоусобной борьбы между Святославичами. Но нет сомнения, что сведения летописи неполны. У деда Владимира, князя Игоря, было двое племянников [4, с. 23]. Вероятно, более трех сыновей имел отец Владимира Святослав. Он, судя по всему, не знал, сколько у него детей, и, согласно летописному преданию, «забыл» предложить новгородцам в князья Владимира [там же, с. 33]. Любопытна и информация персидского автора Мухаммеда ал-Ауфи (первая половина XIII в.), который, рассказывая о выборе русами веры, сообщает, что русы «отправили послов к хорезмша-ху; послов было четверо, из родственников царя, правившего вполне самостоятельно и носившего имя Буладми-ра» [24, с. 807]. Наконец, в «Саге о Бьерне» (конец XII - начало XIII в.) повествуется, что «когда Бьерн был в Гардарики у Вальдимара конунга (1008-1010 гг. - А.К.), случилось, что в страну ту пришла неодолимая рать, и был во главе ее витязь тот, который звался Кальдимар, рослый и сильный, близкий родич конунга, величайший воин, умелый в борьбе и очень смелый; и говорили про них, что они имеют одинаковые права на княжество - Вальдимар конунг и витязь; тот потому не получил то княжество, что он был моложе, а потому он занимался набегами, чтобы добыть себе славу, и не было другого воина, такого же знаменитого, как он, в то время на Востоке» [12, с. 75]. Владимир предложил Кальдимару разделить спорные владения пополам, но последний отказался. Перед решающей битвой
Бьерн убил Кальдимара в единоборстве [там же, с. 75-76]. Исследователи, признавая, что сага не есть документальный отчет о происходивших событиях, считают «Кальдимара» неким обобщенным образом соперника «конунга Гардарики», с которым предстоит сразиться главному герою саги. По их мнению, в личности «мифологического Кальдимара» нашли отражение смутные известия авторов саги о действительных событиях русской истории - борьба Владимира со своим братом Ярополком и, особенно, борьба сыновей Владимира - Ярослава и Мстислава - за обладание Русью [12, с. 224-230; 15, с. 316-318]. Но мы не можем исключать и того, что при Владимире мог действовать какой-то Кальдимар, занимавшийся набегами.
Впрочем, византийские источники приводят более достоверные сведения о том, что семья Владимира Святославича насчитывала гораздо больше родственников, чем известно по летописным данным. Так, хроника Иоанна Скилицы (XI в.), повествуя о мятеже в Херсоне в 1015/1016 гг., пишет: «Васи-левс же, уйдя в Константинополь, в январе шесть тысяч пятьсот двадцать четвертого года посылает флот в Хаза-рию, имеющий экзархом Монга, сына дуки Андроника Лида, и при содействии Сфенга, брата Владимира - зятя василевса, подчинил страну, так как ее архонт Георгий Цула был схвачен при первом нападении» [25, с. 216]. В этом неизвестном по летописям Сфенге исследователи пытались рассмотреть то сына Владимира Мстислава [26, с. 64; 25, с. 216, прим. 3], то, прожившего, наверное, 100 лет, Сфенкела, сподвижника Святослава во время войны на Балканах [22, с. 23]. Еще более любопытно другое сообщение Скилицы
Преподаватель век
3 / 2013
о событиях произошедших в 10231024 гг.: «Когда умерла на Руси сестра императора, а еще раньше ее муж Владимир, то Хрисохир, какой-то сородич умершего, привлекши к себе 800 человек и посадив их на суда, пришел в Константинополь, как будто желая поступить на военную службу. Но когда император потребовал, чтобы он сложил орудие и только в таком виде явился на свидание, то он не захотел этого и ушел через Пропонтиду. Прибыв в Абидос и столкнувшись со стра-тигом (Пропонтиды) он легко его одолел и спустился к Лемносу. Здесь (он и его спутники) были обмануты притворным обещанием, данным начальником флота Кивиретом и Давидом из Охриды, стратигом Самоса, да Ни-кифором Кавасилой, дукой Солун-ским, и все были перебиты» [27, с. 387-388]. Здесь нет необходимости разбираться в причинах отчаянного поведения Хрисохира и его спутников (см. интересный комментарий к этому эпизоду Г.Г. Литаврина [25, с. 225227]). В данном случае достаточно отметить: сведения Иоанна Скилицы о Сфенге и Хрисохире безусловно доказывают, что клан Рюриковичей к началу XI в. был более многочисленным и связанным более сложными родственными отношениями, чем следует из летописей. А значит и летописное представление о политической системе, созданной Владимиром Святославичем, нуждается в уточнении.
Прежде всего, у нас нет оснований считать, что процесс ликвидации русских князей-членов союза середины X в. и их потомков, во времена Владимира был завершен. Восточные источники донесли до нас информацию о двух походах русов со своими предводителями к Дербенту в 987 и 989 гг. В
первом из этих походов участвовало примерно 1000 человек. Поход этот явно не был организован из Киева [28, с. 152-153; 15, с. 162-165]. Бруно Кверфуртский изображает Владимира в окружении неких "maiores". Слово это переводится А.В. Назаренко, как «лучшие мужи» [1, с. 59]. Однако М.Б. Свердлов переводит его как «старейшины» [3, с. 49]. Любопытно, что то же самое слово "maiores", но применительно к печенегам, тот же А.В. Назаренко переводит как «старейшины» [1, с. 59, комм. 12, с. 60, комм. 21]. Если эти "maiores" не родственники киевского князя, то они могут быть, как боярами киевского князя, так и союзными князьями.
Владимир с войском провожал Бруно до границ своих владений, пролегавших в двух днях пути от Киева. По остроумному предположению М.Б. Свердлова княжеская дружина охраняла как князя, так и «архиепископа и его спутников от эксцессов на русской территории» [3, с. 55, комм. 5]. Все это свидетельствует о внутренней нестабильности «державы» Владимира, об отсутствии всеобъемлющей власти у киевского князя. Наконец, далеко не все земли восточных славян были переданы сыновьям киевского князя и далеко не все местные князья были ко времени Владимира уничтожены. Известно о борьбе Владимира с Рогволдом Полоцким [4, с. 36], которого, впрочем, можно считать одним из русских князей-союзников, и о войнах Владимира с вятичами и радимичами [там же, с. 38-39]. У вятичей племенная династия сохранялась и позднее - достаточно вспомнить о Ходоте, конца XI в. [там же, с. 103; 29, с. 4]. Все это позволяет утверждать, что во времена Владими-
281
ра Святославича процесс консолидации восточнославянских земель вокруг Киева, установления единовластия киевского князя и, следовательно, складывания государства, как политической организации, распространяющей свой суверенитет на территорию хотя бы Среднего Поднепровья, не был завершен.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Древняя Русь в свете зарубежных источников: Хрестоматия / Под ред. Т.Н. Джак-сон, И.Г. Коноваловой и А.В. Подосинова. - Т. IV: Западноевропейские источники. Сост., пер. и коммент. А.В. Назаренко. -М., 2010.
2. Толочко П.П. Киевская земля // Древнерусские княжества X-XIII вв. - М., 1975.
3. Латиноязычные источники по истории Древней Руси: Германия, IX - первая половина XII в. / Сост., пер., комм., пред. М.Б. Свердлова. - М.; Л., 1989.
4. Повесть временных лет. Подготовка текста, перевод, статьи и комментарии Д.С. Лихачева / Под ред. В. П. Адриановой-Перетц. - СПб., 1996.
5. Древняя Русь. Город, замок, село. - М., „д„ 1985.
282 6. ФрояновИ.Я. К истории зарождения русского государства // Из истории Византии и византиноведения. - Л., 1991.
7. Королев А.С. «Род русский» и славяне Среднего Поднепровья в X веке // Наука и Школа. - 2010. - № 6.
8. Королев А.С. Князья «рода русского» второй трети X века // Преподаватель XXI век. - 2012. - № 4. - Ч. 2.
9. Королев А.С. Святослав. - М., 2011.
10. Королев А.С. К вопросу о причинах первой усобицы русских князей // Преподаватель XXI век. - 2011. - № 4. - Ч. 2.
11. Фроянов И.Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. - Л., 1980.
12. Рыдзевская Е.А. Древняя Русь и Скандинавия в 1Х-Х1У вв. (Материалы и исследования). - М., 1978.
13. Карамзин Н.М. История государства Российского в 12-ти томах. - Т. 2-3. - М., 1991.
14. Пресняков А.Е. Княжое право в древней Руси. Лекции по русской истории. Киевская Русь. - М., 1993.
15. КарповА.Ю. Владимир Святой. - М., 1997.
16. Пчелов Е.В. Генеалогия древнерусских князей IX - начала XI в. - М., 2001.
17. Котляр Н.Ф. Древняя Русь и Киев в летописных преданиях и легендах. - Киев, 1986.
18. Джаксон Т.Н. Исландские королевские саги о Восточной Европе (с древнейших времен до 1000 г.). - М., 1993.
19. Якушкин П.И. Сочинения. - М., 1986.
20. Татищев В.Н. История Российская. -Т. 1. - М.; Л., 1962.
21. Пархоменко В.А. У истоков русской государственности (УШ-Х1 вв.). - Л., 1924.
22. Мавродин В.В. Славяно-русское население Нижнего Дона и Северного Кавказа в Х-Х1У веках // Ученые записки Ленинградского государственного педагогического института им. А.И. Герцена. - Л., 1938. - Т. 11. - Ф-т исторических наук.
23. Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные источники 1Х-Х1 веков. Тексты, перевод, комментарий. - М., 1993.
24. Бартольд В.В. Новое мусульманское известие о русских // Бартольд В.В. Сочинения. - Т. 2. - Ч. 1. - М., 1963.
25. Литаврин Г.Г. Византия, Болгария, Древняя Русь (1Х - начало Х11 в.). - СПб., 2000.
26. Григорьев В.В. Обзор политической истории Хазаров // Григорьев В.В. Россия и Азия. - СПб., 1876.
27. Левченко М.В. Очерки по истории русско-византийских отношений. - М., 1956.
28. Минорский В.Ф. История Ширвана и Дербенда Х-Х1 вв. - М., 1963.
29. Никольская Т.Н. Земля вятичей: К истории населения бассейна верхней и средней Оки в 1Х-ХШ вв. - М., 1981. ■
ЕК
