CC BY
434
УДК 303.022+321.01
Вестник СПбГУ. Сер. 6. 2015. Вып. 3
Д. И. Гигаури
ПОЛИТИЧЕСКИЙ МИФ И РИТУАЛ КАК СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ ОСНОВАНИЯ СИМВОЛИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ
В статье рассматриваются методологические возможности исследования символических феноменов политики с точки зрения социокультурных оснований, лежащих в ее основе. Автор утверждает, что политический миф и ритуал воспроизводят и транслируют в общество навязываемые элитой ценности и способы видения социальной и политической реальности. Основными инструментами осуществления символической политики являются при этом политика идентичности и политика памяти, которые активно используют миф и ритуал. Исследователь обосновывает перспективность изучения современных политических коммуникаций с учетом антропологического подхода к политике, т.е. ее символических форм. Рассмотрение политического мифа и ритуала как исходных предпосылок осуществления символической политики представляет интерес для выявления возможных способов легитимации политической власти в современных условиях. Библиогр.19 назв.
Ключевые слова: политический миф, политический ритуал, политические символы, политическая культура, легитимация, символическая политика, политика идентичности, политика памяти.
D. I. Gigauri
POLITICAL MYTH AND RITUAL AS SOCIO-CULTURAL GROUNDS OF THE SYMBOLIC POLITICS
In this article, the methodological possibilities of symbolic phenomena studies in politics are viewed in terms of socio-cultural reasons laying at its root. The author argues that political myth and ritual reproduce and translate to society values and the ways of seeing social and political reality imposed by the elites. The main instruments for the implementation of symbolic politics in this case are the politics of identity and the politics of memory, which actively use myth and ritual. The researcher proves promising study of modern political communication through the prism of an anthropological approach for studying politics with its symbolic forms. The author demonstrates that political myth and ritual studies point out the possible ways of political power legitimation in modern conditions. Refs 19.
Keywords: political myth, political ritual, political symbols, political culture, legitimation, symbolic politics, identity politics, memory politics.
Символическая политика как концепт и как предметная область политической коммуникации привлекает все большее внимание специалистов в области политической науки. Об этом свидетельствуют многочисленные работы, посвященные тем или иным аспектам символической политики и непосредственным инструментам ее осуществления: политике идентичности и политике памяти [1-2]. Однако проблема влияния политической мифологизации на формы и способы реализации символической политики в отечественном обществоведении изучена слабо. Данная статья призвана обозначить направление изучения политического мифа и ритуала как культурных оснований в составе символической политики и как основу для проведения политики идентичности и политики памяти.
Гигаури Давид Ираклиевич — аспирант, Санкт-Петербургский государственный университет, Российская Федерация, 199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., 7/9; David. aspirant@ gmail.com
Gigauri David I. — рostgraduate student, St. Petersburg State University, 7/9, Universitetskaya nab., St. Petersburg, 199034, Russian Federation; David.aspirant@gmail.com
91
Имеется целый комплекс работ по политической мифологии, но они рассматривают феномен политического мифа преимущественно как сиюминутную технологию, зачастую подменяя понятие идеологии мифом. С политическим ритуалом дело обстоит еще сложнее. Современных исследований ритуала в политике относительно немного, что в представлении автора является упущением, поскольку ритуал как коллективное символическое действие лежит в основе конструирования социальной и политической реальности и выполняет важную легитимирующую функцию. Кроме того, эти исследования слабо связаны с изучением структуры и содержания символической политики и страдают методологическими ограничениями. В то же время исследование политической культуры и процессов легитимации политической власти неизбежно предполагает обращение к изучению символической сферы политики, поскольку символические формы и структуры политической легитимации есть важнейшие измерения политических коммуникаций. Так, ряд отечественных исследователей обоснованно отмечает, что в изучении символических факторов политической динамики общества доминирует социально-психологический подход, что существенно упрощает представления о процессе взаимосвязи идеологизации, мифологизации и ритуализации, посредством которых политические элиты обеспечивают ценностную легитимацию политического порядка [3, с. 111].
Политические элиты во все времена были вынуждены символически обосновывать свое господство. Значимость политической культуры в процессе легитимации и поддержания политической системы при этом неоценима. Как утверждает американский антрополог Клиффорд Гирц, политическая власть всегда нуждается в «культурном обрамлении» для того, чтобы определить себя и выдвинуть свои притязания. «В политическом центре любого сложно организованного общества находятся правящая элита и набор символических форм, выражающих сам факт ее правления и оправдывающих его. Не важно, насколько демократичным образом члены элиты выбраны (зачастую не очень демократичным), они оправдывают свое существование и оформляют свои действия в такие формы, как церемонии, инсигнии, предания, формальности, собрание историй, которые они либо унаследовали от предыдущей власти, либо, в более революционных ситуациях, изобрели» [4, р. 124].
Для К. Гирца такие символы, как короны, коронации, лимузины и конференции, — то, что обозначает центр как центр, делая его не просто важным, но также и придавая ауру сопричастности чему-то высшему. Таким образом, если мы будем изучать символику власти, мы, по мнению К. Гирца, приблизимся к ее сути и сможем выделить символический политический центр, вокруг которого строится общество.
Подобная символика власти, по Гирцу, была свойственна как королевским обществам, так и современным, где на смену коронациям приходят церемонии инаугурации президентов, а короны сменяются такими символами главы исполнительной власти, как президентский штандарт и специальный том конституции. Политические символы по-прежнему выполняют значимую роль в оформлении политической реальности, а всевозможные ритуалы являются зрелищным аспектом политики и способом участия и приобщения широких масс к политике, обеспечивая тем самым устойчивость процесса легитимации. Легитимность при этом понимается как «специфическое качество системы поддерживать веру населения и социальных групп в то, что существующие политические институты наиболее соответствуют данному обществу, что связывает легитимность прежде всего
92
с ценностной динамикой развития социальных институтов и терминологически оформляется в понятиях "ритуалы власти", "политический менталитет", "политическая мифология", "политические верования и символы", "доверие в политике"» [3, с. 111]. Исходя из этого, современные символические феномены в политике следует изучать как часть процесса легитимации власти и как ценностную составляющую политической коммуникации.
Исторически первичными формами символической легитимации авторитета и публичной власти выступали политические мифы и политические ритуалы, но в современном обществе они включены в многообразное и сложное политико-символическое пространство. Как утверждает К. Ф. Завершинский, «коммуникативная действительность современного мира существенно изменилась и не укладывается в более традиционные способы описания легитимации социального порядка» [5, с. 74], в связи с чем представляется обоснованным изучение мифа и ритуала как структурных элементов в системе символической политики. В соответствии с теоретическими посылками концепции символической борьбы П. Бурдье, «работа по производству и внушению смыслов» и «борьба за навязывание легитимного видения социального мира» являются неотъемлемыми составляющими политического субполя [6, с. 66-67, 71]. Следуя данной социологической и антропологической интенции французского ученого, отечественные исследователи под символической политикой понимают особый род политической коммуникации, нацеленный на внушение устойчивых смыслов посредством инсценирования визуальных эффектов и предполагающий использование символических средств [7, с. 63] или же деятельность по продвижению и навязыванию определенных способов интерпретации социальной реальности в качестве доминирующих [8, с. 92].
Подобная деятельность, предлагающая смысл и способ видения политического мира, а также поведения в нем, в целом имманентно присуща политической системе и составляет важную часть политической культуры общества. Так, американский политолог Дэвид Истон, рассматривая феномен политической культуры, пришел к выводу, что «предложение ценностей и навязывание их большинству членов общества в качестве обязательных является базовой функцией политической системы» [9, с. 323-324]. Эффективными механизмами формирования и трансляции ценностей в общество при этом выступают такие символические средства, как миф и ритуал, что утверждает в своих работах Д. Керцер: «Посредством ритуалов люди развивают свои представления о политических институтах, качествах политических лидеров. Политическое понимание осуществляется посредством символов и ритуалов, а ритуал как действие, посредством которого выражается символическое, выполняет роль мощного орудия, посредством которого мы конструируем политическую реальность» [10, р. 75]. Косвенно эту идею также подтверждает исследовательница ритуалов Кэтрин Бэлл. По ее мнению, политические ритуалы создают власть, изображая «людей в качестве связанного и упорядоченного сообщества, основанного на общих ценностях и целях» и «демонстрируя легитимность этих ценностей и целей» [11, р. 129]. Таким образом, мифы и ритуалы не сиюминутный способ достижения политического эффекта по аналогии с другими политическими технологиями. Эти символические формы лежат в основе политического сообщества, создают идентичность, связывают его посредством фундаментально значимых ценностей и целей, которые они воспроизводят.
93
То, что политической власти и политической системе присущ символический способ обоснования своего господства вне зависимости от исторического контекста и времени, подтверждает антропологический подход в исследовании политики, в рамках которого изучаются традиционные механизмы функционирования общества, не изживающие себя со временем либо приходом информационных технологий, а наоборот, приобретающие и даже усиливающие свою актуальность в современности.
Одним из первых отечественных исследователей антропологический подход к изучению символической политики проанализировал С. П. Поцелуев. Роль политических мифов и ритуалов как важных способов реализации символической политики, по его мнению, наиболее артикулирована в рамках политико-антропологического подхода к изучению функций и особенностей эволюции символической политики. В целом развиваемый в социальной и политической антропологии функциональный и эволюционный подход к сложным символическим формам (мифам, ритуалам, культам) позволяет хорошо описать их взаимосвязь в рамках политико-символических стратегий изучения символических измерений социальной действительности.
Антропологическое понимание символической политики акцентирует внимание на ее социально-интегративных, стабилизирующих и социально-терапевтических функциях [12, с. 40-46]. В рамках культурно-антропологического подхода различаются мифы, ритуалы и культы как взаимосвязанные и в то же время относительно автономные инструменты символической политики и элементы традиционной политической культуры. Преимущество данного подхода состоит в том, что он интерпретирует символическую политику не как простую политическую технологию, используемую, например, в предвыборных кампаниях [13, с. 207-212], но более широким образом — как свойство политической культуры данного общества. Для специалиста, изучающего политическую мифологию, связь мифа и символической политики не покажется необычной. Скорее, данная связь подразумевается a priori, поскольку миф лежит в основе любого символического комплекса и, как и ритуал, является в высшей степени символической формой и познания, и конструирования действительности.
Среди современных работ, акцентирующих внимание на использовании антропологического подхода к символической политике — с изучением используемых властью мифов, ритуалов, символов, культов, следует отметить монографию профессора Грэма Гилла «Символы и легитимация в советской политике». Г. Гилл изучает формирование символической политической реальности в Советском Союзе, легитимацию власти посредством символов и вводит понятие «метанарратив». Метанарратив — сложный символический комплекс, который стоит выше идеологии и образует «тело дискурса, который представляет упрощенную форму идеологии и является средством коммуникации между режимом и его подданными. Метанарратив — основная форма культурной медиации между режимом и людьми» [14, р. 3]. Метанарратив и мифы, из которых он конституируется, выражаются через связанные друг с другом символы, такие как политический язык, визуальные образы, физическая среда (социальное пространство), ритуал. Данное понятие привлекается как альтернативный концепт взамен концепта «политическая культура» при изучении непосредственно символических политических феноменов. Метанарратив понимается как символическая презентация оснований, целей, текущего и будущего состояния политического сообщества [14, р. 9], что позволяет использовать данное
94
понятие для понимания основ символической политики. Представляется необходимым осмыслить возможность применения понятия «метанарратив» для изучения, в частности, современной символической политики в демократических (неидеокра-тических) обществах. Возможно, используя его как исследовательский инструмент, в дальнейшем исследователям удастся подойти к решению в том числе такой важной проблемы, как «идеологический вакуум».
Исторически первой формой символизации социальной реальности является именно миф. Как синкретическая форма мироощущения и описания опыта социального существования этот тип символизации опирался на фантастические образы богов, демонов, героев и исходил из противопоставления профанного настоящего сакральному прошлому и идеализированному будущему. Главными механизмами символизации служили ритуалы, которые обеспечивали воспроизводство и поддержание героизации, сакрализации событий и личностей. Современное общество отличается от архаического уровнем своей организации, рациональностью и манипулируемостью (М. Вебер). Однако, как показывает история XX столетия, иррациональное не исчезло, оно дремлет и при соответствующем стечении обстоятельств готово вырваться на свободу с демонической силой. «В отчаянных ситуациях, — пишет Э. Кассирер, — человек всегда склонен обращаться к отчаянным мерам, и наши сегодняшние политические мифы как раз и есть такие меры. В случае, когда здравый смысл подводит нас, в запасе всегда остается сила сверхъестественного, мистического» [15, с. 66].
Значение политического мифа улавливается в его сопоставлении с концептом политической идеологии. «В противоположность мифу — коллективно присвоенному коллективному продукту — идеологии служат частным интересам, которые они пытаются представить как универсальные интересы, общие для всех групп» [16, с. 91]. Миф образует основу символического и его логики. Миф как «полуправда» начинает действовать именно потому, что преподносится людям в доверительной форме, и они начинают верить в него [13, с. 208]. Поэтому изучение символической политики — как деятельности по формированию определенных представлений о социальной реальности — предполагает работу с мифическими концептами и ритуалами — воплощением этих концептов в действиях как реальных, так и символических.
Если политический миф изображен или воплощен в действии, то политический порядок воспринимается в виде эстетического феномена. Миф тогда выступает как вариант символической политики, использующей эстетические возможности для инсценирования политического [17, с. 223]. Инсценировкой или театрализацией, элементом перформанса (если следовать современным исследованиям политики как представления) выступает ритуал как символическое действие.
Основы социологического и антропологического изучения ритуала были заложены еще в начале XX в. в трудах Э. Дюркгейма, Дж. Фрэзера, А. Ван Геннепа, однако политологи лишь сравнительно недавно обратились к их научному наследию.
Как справедливо отмечает Дэвид Керцер, согласно господствующим в западной идеологии научным взглядам, ритуал в лучшем случае играет периферийную, если вообще ненужную роль в политической жизни. Серьезные политические аналитики, едва ли стали бы отвлекать свое внимание от практически важных проблем политики — групп интересов, экономических сил и властных отношений, чтобы критически изучать ритуал. Однако создаваемый образ «политического человека» как рационального субъекта не учитывает культуру и все то, что делает нас людьми. Хотя мы и привязаны к физическому миру и наиболее подвержены материальным
95
силам, мы воспринимаем и оцениваем их через наш символический аппарат. Мы общаемся посредством символов, и наиболее значимым способом передачи подобных символических пониманий является ритуал [10, р. 12].
Попытка понятийного определения ритуала, в особенности ритуала политического, вызывает серьезные затруднения. Интуитивное понимание этих терминов создает иллюзию их очевидности. В своей монографии, посвященной советской культуре и роли ритуала в ней, В. В. Глебкин пытается сформировать свой подход к изучению ритуалов как ключевых опор политической культуры в тоталитарном обществе [15, с. 5].
Д. Керцер подошел к проблеме определения ритуала следующим образом: «Определяя ритуал, я не буду, конечно, пытаться открыть, чем является ритуал в действительности, так как здесь нет реально существующего объекта. Вернее, ритуал является аналитической категорией, которая помогает иметь дело с хаосом человеческой практики и вводить его в упорядоченную схему. Нет правильного или неправильного определения ритуала, есть только более или менее полезное для того, чтобы понять мир, в котором мы живем» [10, р. 8].
Политический ритуал применим в сфере символической политики по следующим соображениям. Человек как существо символическое (Э. Кассирер, Ю. Левада) нуждается в простых знаках, способных наглядным образом передавать информацию. Коллективное действие (политический ритуал) являет собой символическую форму, которая способна вовлекать широкую массу акторов в политику. Даже не принимая непосредственного участия в процессе принятия ключевых политических решений, посредством ритуала люди осознают себя причастными к политике, гражданскими существами, выполняющими свой долг.
Символический потенциал мифа и ритуала в условиях усложняющихся коммуникативных структур используется властью в процессе осуществления политики идентичности и политики памяти, т. е. целенаправленной деятельности по конструированию единого политического сообщества, имеющего общие взгляды и цели. Исследуя идентичность, Ю. Левада выделил две возможные оси символизации социальных и политических явлений — временную и пространственную, которые весьма отчетливо проясняют суть политики памяти и политики идентичности. Первая ось символизации социальных явлений — временная. Подобно тому, как индивидуальная человеческая память размечает собственную жизнь знаменательными событиями, социальная память — как официальная, так и неофициальная, массовая, — выделяет в истории моменты чрезвычайной важности или приписывает им такое значение. Чаще всего это «первоначальные» события («начало» истории страны, народа, государства, политического строя) и связанные с ними судьбоносные победы или поражения, героические подвиги и т. д. Реальность или фантастичность событий и персонажей исторической мифологии не имеет значения [19, с. 408]. Таким образом, ключевой момент политики памяти — высвечивание и подчеркивание в коллективной памяти определенных событий, которые конструируют способ восприятия политических событий в настоящем. Другая ось символического самоопределения общества — пространственная. Здесь подразумевается специфика территории, заполненная характерными для нее символами и закрепляемая в текстах, которые транслируются от поколения к поколению. Пространственный фактор в отечественной истории и мифологии, согласно Леваде, имеет и другое измерение — геополитическое или межцивилизационное [19, с. 409].
96
Обе из обозначенных выше осей символизации социальных и политических явлений — пространственная и временная, находят свое воплощение в политике идентичности и политике памяти, проводимых элитами. Власть сознательно конструирует политическую реальность, оформляя ее символически с помощью таких средств, как миф (история, идея) и ритуал (действие, церемония, праздник).
В современном, сложно дифференцированном обществе политический миф и ритуал выступают не как самодостаточные феномены, а как базовые структурные элементы символической политики. Миф, ритуал и символ выступают средствами ее реализации, что находит свое выражение в таких политико-культурных процессах, как политика идентичности и политика памяти. Все вышеперечисленные символические формы вписаны в структуру политической коммуникации и политической культуры и используются властью для поддержания легитимности и оправдания основ своего существования. Чтобы исследовать, какую роль выполняют миф и ритуал в современной политике, необходимо обратиться к изучению предметного поля символического в политике и рассматривать данные феномены в качестве символических ресурсов власти, используемых, наряду с иными, для легитимации политического режима. Ученые не могут дать точного определения символической политики и ее предметной области. Вопрос, какие феномены и действия в публичном поле считать проявлениями символической политики, остается открытым. По мнению автора статьи, определение комплекса мифов и ритуалов, лежащих в основе символической политики, позволит добиться большего понимания явления в целом.
Исследование политической мифологии и ритуалов в современной политике предполагает рассмотрение символической политики сквозь социокультурную призму, посредством анализа глубинных основ общества, отражающих социокультурные и антропологические коды культуры. Чтобы понять, каким образом современные элиты конструируют политическую реальность, какие символические ресурсы они используют, важно изучать антропологические основания политической мобилизации, которые должны вписываться в конкретные рамки национального метанарратива.
Литература
1. Символическая политика. Вып. 1: Конструирование представлений о прошлом как властный ресурс. М.: РАН ИНИОН, 2012. 334 с.
2. Символическая политика. Вып. 2: Споры о прошлом как проектирование будущего. М.: РАН ИНИОН, 2014. 382 с.
3. Завершинский К. Ф. «Имперский» ритуал в политико-культурной динамике современного российского социума // Бренное и вечное: социальные ритуалы в мифологизированном пространстве современного мира. Великий Новгород: Изд-во НовГУ им. Ярослава Мудрого. 2008. 409 с.
4. Geertz C. Centers, Kings and Charisma: Reflections on the Symbolics of Power // Geertz C. Local Knowledge: Further Essays in Interpretive Anthropology. New York: Basic Books Inc. 1983. 256 p.
5. Завершинский К. Ф. «Эффект колеи» в методологии политико-культурных исследований институциональной динамики современного российского общества // Вестн. С.-Петерб. гос. ун-та. Сер. 6. 2014. Вып. 1. С. 71-79.
6. Бурдье П. Социология политики. М.: Socio-Logos, 1993. 336 с.
7. Поцелуев С. П. Символическая политика: констелляция понятий для подхода к проблеме // Полис. 1999. № 5. C. 62-75.
8. Малинова О. Ю. Символическая политика и конструирование макрополитической идентичности в постсоветской России // Полис. 2010. № 2. С. 90-105.
9. Истон Д. Категории системного анализа политики // Политология. М.: Гардарики, 2000. 843 с.
10. Kertzer D. Ritual, Politics, and Power. New Haven; London: Yale University Press, 1988. 235 p.
97
11. Bell C. Ritual: perspective and dimensions. New York: Oxford University Press, 1997. 368 p.
12. Поцелуев С. П. «Символическая политика»: к истории концепта // Символическая политика. Вып. 1. Конструирование представлений о прошлом как властный ресурс. М.: РАН ИНИОН, 2012. 334 с.
13. Киселев К. В. Динамика символической политики власти в электоральном цикле 20112012 гг. // ПОЛИТЭКС. 2012. Т.8. №4. C. 205-217.
14. Gill G.J. Symbols and legitimacy in Soviet politics. New York: Cambridge University Press, 2011. 362 p.
15. Кассирер Э. Техника современных политических мифов // Антология культурологической мысли. М.: Изд-во РОУ, 1996. 226 с.
16. Бурдье П. Социология социального пространства. СПб.: Алетейя, 2005. 288 с.
17. Козловски П. Миф о модерне: поэтическая философия Эрнста Юнгера М.: Республика, 2002. 238 с.
18. Глебкин В. В. Ритуал в советской культуре М.: Янус-К, 1998. 168 с.
19. Левада Ю. А. Сочинения: избранное. Социологические очерки 2000-2005. М.: Издатель Карпов Е. В., 2011. 507 с.
References
1. Simvolicheskaya politika. Vyp. 1: Konstruirovaniepredstavlenii o proshlom kak vlastnyi resurs [Symbolicpolitics. Vol. 1: The construction of view of the past as a power resource]. Moscow.: RAN INION, 2012. 334 p. (In Russian)
2. Simvolicheskaya politika. Vyp. 2: Spory o proshlom kak proektirovanie budushego [Symbolic politics. Vol. 2: Disputes about the past as the future design]. Moscow: RAN INION, 2014. 382 p. (In Russian)
3. Zavershinskiy K. F. "Imperskiy" ritual v politiko-kul'turnoi dinamike sovremennogo rossiiskogo sociuma ["Empire" ritual in political-cultural dynamics of modern Russian society]. Brennoe I vechnoe: social'nie ritualy v mifologizirovannom prostranstve sovremennogo mira [Mortal and eternal: social rituals in mythologized space of the modern world]. Novgorod the Great: Publishing named after Yaroslav the Wise. 2008. 409 p. (In Russian)
4. Geertz C. Centers, Kings and Charisma: Reflections on the Symbolics of Power. Geertz C. Local Knowledge: Further Essays in Interpretive Anthropology. New York, Basic Books Inc. 1983. 256 p.
5. Zavershinskii K. F. «Effekt kolei» v metodologii politiko-kul'turnykh issledovanii institutsional'noi dinamiki sovremennogo rossiiskogo obshchestva ["Path dependence" in methodology of political-cultural studies of institutional dynamics of Russian modern society]. Vestnik of Saint-Petersburg University. Ser. 6, 2014, no. 1, pp. 71-79. (In Russian)
6. Burd'e P. Sotsiologiiapolitiki [Sociology of politics]. Moscow, Socio-Logos Publ., 1993. 336 p. (In Russian)
7. Potseluev S. P. Simvolicheskaia politika: konstelliatsiia poniatii dlia podkhoda k probleme [Symbolic politics: constellation of concepts for the approach to the problem]. Polis [Polis], 1999, no. 5, pp. 62-75. (In Russian)
8. Malinova O. Iu. Simvolicheskaia politika i konstruirovanie makropoliticheskoi identichnosti v postsovetskoi Rossii [Symbolic politics and construction of macro political identity in post-soviet Russia]. Polis [Polis], 2010, no. 2, pp. 90-105. (In Russian)
9. Iston D. Kategorii sistemnogo analiza politiki [Category for system analysis of politics]. Politologia [Political Science]. Moscow, Gardariki Publ., 2000. 843 p. (In Russian)
10. Kertzer D. Ritual, Politics, and Power. New Haven; London, Yale University Press, 1988. 235 p.
11. Bell C. Ritual: perspective and dimensions. New York, Oxford University Press, 1997. 368 p.
12. Potseluev S. P. «Simvolicheskaia politika»: k istorii kontsepta ["Symbolic politics": the history ofthe concept]. Simvolicheskaia politika. Vyp. 1: Konstruirovanie predstavlenii o proshlom kak vlastnyi resurs [Symbolic politics. Vol. 1: The construction of view ofthe past as a power resource]. Moscow, RAN INION, 2012. 334 p. (In Russian)
13. Kiselev K. V Dinamika simvolicheskoi politiki vlasti v elektoral'nom tsikle 2011-2012 gg. Symbolic politics dynamics in 2011-2012 electoral cycle]. POLITEKS [POLITEX], 2012, vol. 8, no. 4, pp. 205-217. (In Russian)
14. Gill G. J. Symbols and legitimacy in Soviet politics. New York, Cambridge University Press, 2011. 362 p.
15. Kassirer E. Tekhnika sovremennykh politicheskikh mifov [Machinery ofmodern political myths]. Antologia kul'turologicheskoi mysli [Antology of culturological thought]. Moscow, ROU Publ., 1996. 226 p. (In Russian)
16. Burd'e P. Sotsiologiia sotsial'nogo prostranstva [Sociology of social space]. St. Petersburg, Aleteya Publ., 2005. 288 p. (In Russian)
17. Kozlovski P. Mif o moderne: poeticheskaia filosofiia Ernsta Iungera [The myth of modernity: poetic philosophy of Ernst Jünger]. Moscow, Respublica Publ., 2002. 238 p. (In Russian)
18. Glebkin V V Ritual v sovetskoi kul'ture [Ritual in Soviet Culture]. Moscow, Yanus-K Publ., 1998. 168 p. (In Russian)
19. Levada Iu. A. Sochineniia: izbrannoe. Sotsiologicheskie ocherki 2000-2005 [Writings: Favorites. Sociological essays 2000-2005]. Moscow: Karpov E. V. Publ., 2011. 507 p. (In Russian)
Статья поступила в редакцию 25 апреля 2015 г.
98
