CC BY
146
УДК 94
Кравчук Алексей Владимирович
аспирант. Дальневосточный федеральный университет [email protected]
Политические
АСПЕКТЫ УКРАИНСКОГО НАЦИОНАЛЬНОГО ДВИЖЕНИЯ НА ЮГЕ ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА В ПЕРВОЙ ЧЕТВЕРТИ ХХ ВЕКА: О ПРОБЛЕМАХ ИНСТИТУАЛИЗАЦИИ ИДЕОЛОГИИ СЕПАРАТИЗМА МИГРАНТОВ
Aleksei V. Kravchuk
graduate student.
Far Eastern Federal University [email protected]
Political aspects of
THE UKRAINIAN NATIONAL MOVEMENT IN THE SOUTH OF THE FAR EAST IN THE FIRST QUARTER OF THE TWENTIETH CENTURY: PROBLEMS OF INSTITUTIONALIZATION OF THE IDEOLOGY OF MIGRANTS’ SEPARATISM
Аннотация. В статье рассматриваются вопросы распространения на территории юга Дальнего Востока разновидности украинского национализма - сепаратизма. Главное внимание уделяется проблемам институализации данной идеологии и органической связи этого политического процесса с активными миграционными процессами, имевшими место в Российском государстве на рубеже XIX-ХХ веков. Рассматривается вопрос о роли украинского элемента на различных этапах генезиса этноконфессиональной ситуации на юге Дальнего Востока. Подробно анализируется ряд научных исследований, посвященных данной проблеме, обоснованность базовых тезисов этих работ, различные интерпретации исторических событий и политических процессов.
Ключевые слова: политические процессы и институты; миграционная политика; украинский национализм и сепаратизм; деструктивные политические движения; проблемы формирования этноконфессио-нального пространства.
Annotation. The article deals with the spread of the variety of Ukrainian nationalism - separatism in the south of the Far East. The main attention is paid to the problems of institutionalization of the ideology and the organic connection of the political process with active migration processes that took place in the Russian state at the turn of the XIX-XX centuries. The question of the role of the Ukrainian element in various stages of the genesis of ethnic and religious situation in the south of the Far East is considered. in detail a number of scientific studies on this issue, the validity of the basic thesis of this work, different interpretations of historical events and political processes are analyzed.
Keywords: political processes and institutions; migration policy; Ukrainian nationalism and separatism; destructive political movements; problems of formation of ethno-religious spaces
Дальний Восток принадлежит к числу регионов России, в которых национальное разнообразие способствует сохранению угрозы возникновения и нагнетания напряженности в межнациональных и межконфессиональных отношениях, которые обычно служат детонатором обострения, на первый взгляд, оставшихся в далеком прошлом противоречий в межэтнических связях. В этой связи нельзя исключать того, что усиление гражданского конфликта в Украине даст базирующимся в этой стране этнократически настроенным, националистическим силам очередной шанс для вмешательства в российские внутренние дела в зонах проживания наиболее многочисленных или влиятельных украинских диаспор, в том числе и в Приморском крае.
Актуальность формирования объективного представления о доктринально-идеологических и прагматических началах пространственно-цивилизационного позиционирования украинцев Дальнего Востока, об особенностях формирования и эволюции их идентичности, духовной и правовой культуры в полной мере соответствует текущим задачам обеспечения устойчивого экономического, политического и культурного развития России, имеющим как общегосударственное, так и региональное измерение. Угроза вероятного возникновения в Приморском крае русско-украинского межнационального политического конфликта наверняка, рано или поздно, потребует апелляции к прошлому, что невозможно без научного анализа опорных точек, позволяющих идентифицировать проблемную ситуацию в границах данного региона.
248
К сожалению, общий подход немногочисленных исследователей к рассматриваемым нами проблемам был поверхностным, а в некоторых случаях и откровенно антинаучным. Он носил отнюдь не периферийный характер и оказывал значительное влияние на конечные результаты научных работ, резко огранивая их объективность и ценность. Это привело к возникновению в библиографии интересующих нас проблем в корне ошибочных представлений об определяющей роли украинского элемента на различных этапах генезиса этноконфессиональной ситуации на юге Дальнего Востока. С большой долей уверенности можно утверждать, что отправной точкой здесь следует считать выход в свет очерков «Дальневосточная Украина» и «Приамурье до и после войны» В.С. Иллич-Свитыча, в которых территория нынешнего Приморского края (Южно-Уссурийский край) изображалась как зона жизненных интересов украинцев, их земля обетованная [1; 2].
Национальные симпатии исследователей действительно могут коренным образом влиять на логику их аргументации, которая для них важнее обоснованности базовых тезисов или соответствия истине предлагаемой ими интерпретации реальных исторических событий и политических процессов.
Созданный В.С. Иллич-Свитычем миф о Дальневосточной Украине не выдерживает никакой критики, ибо взгляд незаурядного российского публициста малороссийского происхождения притягивало только близкое его мировосприятию. Этноконфессиональная палитра посещенных им, реально существовавших мест компактного проживания украинцев в Южно-Уссурийском крае, благодаря легкой фантазии, была экстраполирована на весь регион, охарактеризованный как важнейший центр духовного и культурного единения украинских переселенцев, их противодействия ассимиляции в русской среде посредством сохранения своей национальной идентичности. По крайне мере именно так все было воспринято читателями публицистических работ В.С. Иллич-Свитыча, преимущественно жившими в Галиции, хотя, по гораздо более веским основаниям, исследователями того времени практически весь Дальний Восток именовался зоной китайского или корейского влияния.
Действительно, китайские и корейские фанзы на территории нынешнего Приморского края во второй половине XIX - начале ХХ века встречались гораздо чаще, чем украинские мазанки, что с тревогой отмечали генерального штаба подполковник И. Надаров [3] и прикомандированный к штабу Приамурского военного округа для производства рекогносцировочных работ, известный писатель и путешественник В.К. Арсеньев [4].
Перечень дореволюционных публикаций о засилье т.н. «инородцев» в Южно-Уссурийском крае очень велик, чего не скажешь о свидетельствах современников относительно Дальневосточной Украины, ограниченных, прежде всего, только излюбленными, особенно откровенными украи-нофилами, ссылками на уже упоминавшиеся
работы В.С. Иллич-Свитыча. Впрочем, это отнюдь не смутило тех украинских исследователей, для которых свидетельства данного российского публициста, спустя чуть более двух десятилетий, послужили источником для вдохновения при создании работ, легших в основание дальневосточного направления геополитической мысли Организации украинских националистов (ОУН) [5; 6; 7].
В трудах, посвященных российскому Дальнему Востоку, этот регион позиционировался в качестве ахиллесовой пяты Российского государства. Из всех зон компактного проживания украинцев вне исторической Украины, на территории России, только дальневосточный анклав («Зеленый Клин») подрывным националистическим центрам из Галиции представлялся в качестве самой уязвимой точки этой, ненавистной им, державы. Ни Желтый Клин (среднее и нижнее Поволжье), ни Малиновый Клин (Кубань), ни Серый Клин (южные области Урала) в геополитических планах воинствующих украинских националистов не имели большой значимости.
Не обошлось здесь и без курьезов. Известно, что эмигрировавший в США из Маньчжурии журналист и историк И. Свит, в свое время плодотворно работавший вместе с одним из лидеров украинского националистического движения в Галиции, профессором В. Кубийовичем, всерьез задумал написать историю украинцев Дальнего Востока, начиная с 1249 года, обосновывая их преимущественные права на тихоокеанские владения (Закитайщину).
Не лучшим образом складывается ситуация вокруг научных исследований проблем роли украинцев в освоении Дальнего Востока и сейчас. Это подтверждают опубликованные в открытых источниках и вызвавшее большой резонанс статьи украинского историка А. Мамая «За Сибирью, где Солнце всходит, или почему не состоялась в Зеленом Клине вторая Украина» [8] и «Украинское национальное движение в Зеленом Клине» [9]. Подобно иным исследованиям на интересующую нас тему, указанные статьи имеют характерный единообразный изъян, связанный не с ограниченностью круга использованных источников, а с методологией их анализа, неуемным желанием автора выдать желаемое за действительное.
Вопреки широко распространенным мнениям некоторых историков и публицистов относительно огромной роли украинских переселенцев в деле освоения российского Дальнего Востока, необходимо сразу оговориться, что она была несколько преувеличена.
Выходцы из губерний Украины практически не участвовали в первых, наиболее сложных и полных опасностями, этапах освоения Южно-Уссурийского края. Доля этнических украинцев в общей массе российских переселенцев, направлявшихся на юг Дальнего Востока, на протяжении почти 23 лет с момента его присоединения к России была ничтожно малой. Лишь с началом систематических морских перевозок она резко возросла и достигла
249
65,9 % [10]. Цифра представляется значительной, но в действительности она имеет прямое отношение исключительно к 26 049 гражданам Российской империи, прибывшим в Приморскую область только морским путем и не учитывает тысячи русских, мигрировавших сюда сухопутным путем. 17 165 человек из них числились жителями губерний Малороссии и Новороссии, но их истинная этническая принадлежность даже сейчас является спорной. Нельзя забывать, что переселенческая политика Российской империи была направлена на вовлечение в миграционные процессы избыточного населения, в котором пришлый (инородный) элемент обычно занимал доминирующие позиции.
Буквально все первые переселенцы из Украины представляли северные уезды Черниговской губернии, в которых прогнозировался рост социальной напряженности из-за обилия белорусской безземельной бедноты [11]. Это важное обстоятельство усугублено тем, что в местах постоянного пребывания в России белорусы обычно выдавали себя за украинцев.
Партии желавших осваивать Дальний Восток украинцев направлялись в регион, заселенный русскими переселенцами, правда, недостаточно плотно. Им часто предлагалось место для жительства в уже существовавших населенных пунктах. Например, первая партия украинских переселенцев из Черниговской губернии была распределена по русским селам [12].
В 1882-1891 гг. численность этнических украинцев, переселившихся на юг Дальнего Востока, значительно возросла. Их доля в общей массе мигрантов, с учетом граждан иных национальностей, оказавшихся среди переселенцев из украинских губерний, возросла до 89,2 % [13].
Лишь после завершения строительства Уссурийской (1897 г.), Забайкальской (1900 г.) и Китайской восточной (1902 г.) железных дорог, поток людской массы, мигрировавшей из Украины на Дальний Восток начал заметно снижаться. В период с 1906-1917 гг. доля выходцев из украинских губерний в общей численности переселенцев составила 61,24 % [14].
Легкость, с которой некоторые исследователи приписывают всех переселенцев из Украины к этническим украинцам, не может не вызвать недоумения. Например, кандидат исторических наук В.А. Черномаз, проделавший огромную и кропотливую работу по изучению украинского национального движения на Дальнем Востоке, обычно ставит знак равенства между понятиями «выходцы из Украины» и «украинцы» [15]. Стоящая перед этим незаурядным исследователем цель понятна, но средства ее достижения не могут быть оправданы. Желая усилить роль украинцев в деле освоения российского Дальнего Востока, В.А. Черномаз вольно интерпретировал некоторые исторические сведения и статистические данные, в силу чего его научные работы должны использоваться с большой осторожностью.
Не только в Приморской области, но и на всей
территории Сибири и Дальнего Востока украинцы всегда представляли собой вторую по численности этническую группу населения. Данные переписи населения 1917 года подтверждают, что выходцы из губерний Украины (включая Новороссию) лишь в двух областях Дальнего Востока и только по официальным статистическим данным были относительно многочисленны (данные переписи 1917 г.), особенно в Амурской (43,2 %) и Приморской (48,2 %).
Отсутствие культурно-политических расхождений между украинским и русским народами в период укрепления владычества Российской империи в Южно-Уссурийском крае объясняется тем, что они фактически в равной степени являлись государствообразующими народами, составляющими мегаэтноконфессиональную общность, вовлекающую в свое культурно-историческое и правовое поле другие этносы. В условиях бурного экономического роста, наблюдавшегося во второй половине XIX века буквально во всех сферах промышленности и сельского хозяйства, бесспорные иные успехи в государственно-цивилизационном развитии России, все это способствовало укреплению ее моральнополитического потенциала и снижению рисков этнического национализма и сепаратизма.
В Приморской области украинцы в основном хорошо адаптировались к новым социальным условиям. Но на уровне крестьянского быта, в рамках относительно ограниченных сельских поселений, они проявляли известный консерватизм, в порыве глубинного общественного инстинкта сохраняя традиционную культуру и родной язык, хотя даже браки у них редко ограничивались своей этнической общностью. В городской среде украинцы ассимилировали значительно быстрее, по собственной инициативе, совершенно добровольно избавляясь от всех элементов собственной национальной идентичности, создававших им немало трудностей на пути к социализации и успешной самореализации.
Единство православного вероисповедания также способствовало благополучной интеграции выходцев из Украины в общественную культуру всего Южно-Уссурийского края. Не только в отношении украинцев, но и иных народов, пользующихся репутацией православных, общность религиозных убеждений играет решающую роль в формировании политического феномена, получившего наименование «синдром братских народов» [16].
Как бы ни была привлекательна гипотеза о влиянии, которое оказывала на украинцев русификаторская политика царских властей, нет смысла отрицать самоочевидный факт - в сельской местности, где украинские переселенцы из чисто практических соображений желали сохранять свою материальную и духовную культуру, язык и ментальность, им в этом не отказывалось. Православный консерватизм малограмотного украинского крестьянства надежно ограждал его от идеологического влияния националистов-униатов, более эффективного в отношении идейно шаткой городской интеллигенции.
250
Городская среда, в силу специфики организуемых на ее почве профессиональных ориентаций, не предполагала сохранение этнической самобытности национальных диаспор. Она предлагала им унифицированные пути к успешной самореализации, невозможные без нивелирования этнической неоднородности и социального единения с титульной нацией - русской, которая также социализировалась в европеизированную городскую культуру. При этом великороссы, в не меньшей степени, чем украинцы, очень быстро утрачивали важные элементы своей этнической самоидентификации, что отражалось на их языке, этикете, морали, общественном поведении.
До февраля 1917 г. на юге Дальнего Востока фиксировалась деятельность отдельных национально ориентированных общественных организаций, две из них были украинскими. Анализ их правоустанавливающих документов подтверждает, что все они носили культурно-элитарный характер. Члены этих организаций желали устранить возникшую диспропорцию в общем культурном развитии украинской диаспоры, когда единственным хранителем национальных духовных традиций являлось малограмотное крестьянство. Но на деле приобщение к наследию предков, сформированному не только под влиянием православия, но и культурноисторического контекста, грозило их сближением не с переселенцами из Украины, осевшими в сельской местности, а с подрывными центрами из Галиции, ориентированными на обработку малороссийской интеллигенции в духе национализма и сепаратизма.
Возникшая во Владивостоке в 1908 г. и ликвидированная по распоряжению Министерства внутренних дел из соображений государственной безопасности в 1909 году небольшая украинская студенческая громада (5 членов) не являлась националистической организацией, хотя именно студенчество традиционно придерживается радикальных идей и склонно к националистическому экстремизму. Владивостокская студенческая громада осуществляла активную театральноконцертную деятельность. Но не любительский характер проведенных ею мероприятий послужил поводом для репрессивных мер по отношению к организации, а повышенный интерес ее членов к запрещенным печатным изданиям на украинском языке, поступавшим из Австро-Венгрии и культивировавшим сепаратистские и националистические настроения на территории Российской империи.
Ликвидацию владивостокской студенческой громады (1909 г.) и, по аналогичным мотивам, Товарищества «Просв^а» в Никольск-Уссурийске (1910 г.) можно считать первыми свидетельствами жесткого реагирования российской политической системы на появление в ЮжноУссурийском крае украинской националистической угрозы, потенциальные возможности которой поначалу были явно преувеличены. Некоторые участники данных организаций были даже арестованы, но, чуть позже, освобождены [17].
На Дальнем Востоке серьезным препятствием
на пути распространения украинского национализма являлся религиозный фактор. В общественном мнении россиян данная идеология рассматривалась как порождение враждебных сил, борющихся с православием - католиков и униатов. При стабильной общественно-политической и экономической ситуации устои православия в этом регионе представлялись незыблемыми. Российский социум являлся продуктом православной культуры и развивался только на базе соответствующих отношений. По этой причине и украинский национализм не имел в его рамках серьезных шансов на распространение, на то, чтобы играть роль нарратива протеста, конкурирующего нарратива.
Наиболее радикальным направлением общественной мысли украинцев в конце XIX - начале ХХ века следует считать очень скромное, по своим масштабам, движение сторонников автономии Украины, которое объединяло в своих рядах лишь незначительную часть российской аристократии и интеллигенции украинского происхождения. Сторонники автономии Украины имелись в Южно-Уссурийском крае. В их числе был известный во Владивостоке актер любительского театра Ю. Глушко-Мова, тесно сотрудничавший с владивостокской украинской студенческой громадой.
Современные исследователи, в частности, В.А. Черномаз, классифицируют украинское национальное движение в Южно-Уссурийском крае как часть обще-украинского национальноосвободительного движения, которое сформировалось на территории бывшей Российской империи только после февраля 1917 года. Об этом свидетельствует поразительное сходство программных установок, организационных форм их претворения в жизнь, а впоследствии и признание дальневосточными украинскими организациями авторитета и главенства руководящих украинских органов, которые появились в Украине (Центральная Рада, Директория УНР), добившейся государственного суверенитета [12].
Весной 1917 г. в различных городах российского Дальнего Востока возникли десятки украинских национальных организаций, члены которых воспользовались ломкой российской имперской политической системы для того, чтобы предложить в противовес ей жизнеспособные идейные альтернативы и выработанные под их влиянием социально-политические модели автономии для украинцев.
Имеющиеся у нас сведения и элементарный анализ последующих событий позволяют сделать предположение, что практически все возникшие после февраля 1917 г. украинские организации (преимущественно городские громады) так никогда и не смогли представлять основные социальные группы украинцев Дальнего Востока.
Кадровых ресурсов идейных сторонников предоставления автономии для Украины и Зеленого Клина едва хватило, чтобы создать организационную горизонталь национального движения, пронизывающую только городскую среду. Они
251
отстаивали права и выражали интересы лишь очень незначительной части городской украинской интеллигенции, оторванной от основной массы населения, сосредоточенной в сельской местности. Это, в конечном счете, обусловило отсутствие вертикальной мобильности движения украинских автономистов практически во всех сферах, особенно в политической.
Националистические убеждения, пусть даже в такой умеренной их форме, как автономизм, не могут быть привиты одномоментно. Как правило, они распространяются постепенно, по правилам политического процесса и в рамках одной культуры, в ходе социализации индивида в националистическую среду. Только в регулярных взаимоотношениях между индивидуумом и постоянным кругом его общения постепенно формируется член этой культуры, убежденный носитель националистических убеждений. На территории Дальнего Востока в начале ХХ века имевшиеся в некоторых городах объединения сторонников украинской автономии становились благоприятной средой, позволяющей отдельным гражданам формулировать и ощущать национал-демократические построения, принимать их в качестве первоосновы собственного сознания, регулирующей различные аспекты социальной действительности.
Небольшая численность идейных украинских автономистов не помешала им провести с 11 по 14 июня 1917 года в г. Никольск-Уссурийске (ныне -Уссурийске) Первый Всеукраинский съезд Дальнего Востока. Съезд прошел под знаком торжества идеологии сторонников национальной автономии Украины и Зеленого Клина, в своих резолюциях призвавших украинскую интеллигенцию использовать свой потенциал для активизации пропагандистской работы путем создания местных громад, отделений товарищества «Просвгга», издания печатных изданий на украинском языке, усиления лекционной деятельности.
Решения Первого Всеукраинского съезда Дальнего Востока в основном не были выполнены по причине резкого изменения геополитической ситуации в России после свержения власти Временного правительства 25 октября (7 ноября) 1917 г. Как оказалось, к этому не были готовы, особенно в организационном плане, ни автономисты Украины, ни Зеленого Клина.
Запущенные Октябрьским переворотом 1917 г. дезинтеграционные процессы способствовали попытке трансформации российских украинцев из субэтноса в самостоятельный этнос и запустили в действие механизм его сепарации (отделения), выхода за рамки мегаэтноконфессио-нальной системы России. Обретение Украиной государственного суверенитета, превращение ее в Украинскую державу во главе с гетманом П.П. Скоропадским, все это внесло серьезные коррективы в текущие планы лидеров украинских национальных организаций Дальнего Востока, побудив их взять на вооружение идеологию сепаратизма и использовать исторический шанс обеспечить своей исторической родине тихоокеанские колониальные владения. Но для этого им
требовалось решить задачу невероятной сложности - в короткий срок организовать массовое сепаратистское движение украинских мигрантов.
Драматические события в Украине, связанные с вооруженным выступлением подготовленных Австро-Венгрией воинских подразделений, состоявших из уроженцев Галиции под общим командованием Главного атамана армии и флота С.В. Петлюры, вызвали на Дальнем Востоке только вялую пропагандистскую акцию под лозунгом «Все на защиту Украины!».
Развязанный петлюровцами в Украине кровавый террор в отношении местного населения послужил поводом для размежевания между украинцами Зеленого Клина и украинскими националистами из Галиции, Волыни и Буковины из числа военнопленных австро-венгерской армии. Последним было отказано в праве именовать свою идеологию украинским национализмом, ибо в ней отсутствовал определяющий компонент, утверждающей ценность украинской нации как высшей формы общественного единства.
В период с 1918 по 1919 год на территорию Восточной Сибири и Дальнего Востока прибыли сотни украинских офицеров, непримиримо настроенных в отношении петлюровского режима в Украине. Среди них - подполковник генерального штаба Украинской Державы К.М. Александров, командир 1-ой конной бригады 3-ей конной дивизии гетманской армии генерал-майор В.А. Кислицын, помощник военного министра генерал-лейтенант Г.А. Мандрыка и другие. Во Владивосток бежал и контр-адмирал Н.И. Черниловский-Сокол, являвшийся последним командующим флотом Украинской Державы [18].
В свою очередь, украинцы Зеленого Клина так и не смогли ничем помочь Украине - ни добровольцами, ни финансовой, ни материальной поддержкой. Ничего они так и не смогли мобилизовать в Южно-Уссурийском крае и для собственных нужд, хотя попытки действий в данном направлении ими предпринимались, в особенности после того, как Третий Всеукраинский съезд Дальнего Востока в апреле 1918 года принял решение создать на территории Зеленого Клина независимое украинское государство, используя фактор присутствия в регионе массы мигрантов из Украины. В данном случае мы имеем дело с самым амбициозным проектом украинских сепаратистов на Дальнем Востоке, выявившим их политическую несостоятельность, так и не осознанную даже на уровне руководящего органа самопровозглашенного государства - Краевого секретариата во главе с Ю. Глушко-Мовой.
Полным провалом закончилась попытка создан ия украинских воинских подразделений, подконтрольных Походному атаману Дальневосточных казачьих войск, генерал-майору Г.М. Семенову. Объявленная комендантом г. Владивостока генерал-майором Л.В. Вериго мобилизация среди украинцев Приморской области позволила начать формирование сразу двух национальных пехотных полков, которые, впрочем, так никогда
252
и не стали полноценными воинскими подразделениями и в апреле 1921 г. все они, как не имеющие вооружения и припасов, были распущены.
Трагические последствия имела попытка колчаковского командования создать вооруженные формирования из уроженцев Галиции. С этой целью были организованы широкомасштабные облавы на галичан [19]. Из пойманных удалось сформировать 1-ый Украинский пеший им. Т.Г. Шевченко полк (курень) и 2-ой Украинский пеший имени гетмана Сагайдачного полк. Первый из указанных полков 1 мая 1919 года поднял мятеж и перешел на сторону красных, нанеся при этом значительные потери соседним белогвардейским частям. А второй полк, как неблагонадежный, был расформирован.
Без разветвленной инфраструктуры органов власти и местного самоуправления, без вертикальной институализации в глубинные слои украинской региональной диаспоры, без собственных военных формирований в условиях Гражданской войны, украинский сепаратизм на Дальнем Востоке в итоге потерпел полное фиаско, не удостоившись даже упоминания в официальных хрониках политических процессов тех лет.
Без поддержки своей основной целевой группы -украинского крестьянства, сепаратисты оказались в меньшинстве и, не имея возможности интегрироваться в господствующий социум, отринули его, организовавшись в антисоциум, безуспешно борющийся с традиционным русским социумом, обнаружив полную неспособность подменить или разрушить его цивилизационное ядро. Неготовность украинцев Зеленого Клина поддерживать украинские национальные организации была связана не с отсутствием информации о них, а с серьезными недостатками самих этих общественных институтов и большей привлекательностью русской культурной модели.
Литература:
1. Иллич-Свитыч В.С. Дальневосточная Украина. Киев, 1905;
2. Иллич-Свитыч В.С. Приамурье до и после войны. Сибирские вопросы. Периодический сборник под ред. прив.-доц. П.М. Головачева. СПб., 1906. № 2. С. 185-210.
3. Надаров И. Материалы к изучению Амурского края. Владивосток, 1886. 49 с.
4. Арсеньев В.К. Китайцы в Уссурийском крае. Хабаровск, 1914. 203 с.
5. Беркут П. Зелений Клин - Нова УкраЫа. Львiв, 1927;
6. Нарбут С. Зелений Клин - Нова Украша. Львiв, 1937;
7. Шимонович I. Зелений Клин - Нова УкраЫа. Львiв, 1924.
8. Мамай А. За Сибирью, где Солнце всходит, или почему не состоялась в Зеленом клине вторая Украина. Зеркало недели Украины. № 42. 22
Для украинского населения дальневосточных областей России в первой четверти ХХ века представлялось более важным развитие гармоничных отношений с другими народами и, прежде всего, с российским. Этому способствовали серьезные сдвиги культурного, психологического и морального характера, сопровождавшие революционные преобразования и восстановительные проекты в области промышленности и сельского хозяйства.
Политические процессы не могут запускаться искусственно, в условиях отсутствия хотя бы минимальной совокупности благоприятствующих факторов, что и подтверждает крах украинского сепаратизма на Дальнем Востоке в период Гражданской войны в России (1918-1922 гг.), попытавшегося эксплуатировать только отельные этнокультурные особенности региона, легкомысленно игнорируя все остальные. Это и предрешило конец изначально обреченного на провал движения, наступивший в апреле 1923 года, когда в рамках разгрузки Приморья от контрреволюционных элементов Приморским губотделом ГПУ были произведены аресты 20 активистов украинских организаций [20]. Всего же в первые послевоенные годы в разных городах Дальнего Востока были арестованы около 200 руководителей и активистов украинских организаций. Правда, уровень политической несостоятельности изолированных от общества сепаратистов оказался столь высоким, что под суд были отданы и получили реальные сроки только трое из арестованных [21].
С 1924 года на территории российского Дальнего Востока фактически полностью отсутствовали политические, идеологические и организационные факторы, благоприятные для распространения каких-либо украинских национальных и националистических идеологий, региональный центр выработки и развития которых переместился из Приморья в Маньчжурию.
Literature:
1. Illich-Svitych V.S. Far Eastern Ukraine. Kiev, 1905.
2. Illich-Svitych V.S. Amur region before and after the war // Siberian questions : periodic collection ed.by P.M. Golovachev. SPb., 1906. № 2. Р. 185-210.
3. Nadarov I. Materials for the Study of the Amur region. Vladivostok, 1886. 49 p.
4. Arsen’yev V.K. The Chinese in the Ussuri region. Khabarovsk, 1914. 203 p.
5. Berkut P. Zelenii Klin - Nova Ukraina. Lviv, 1927.
6. Narbut S. Zelenii Klin - Nova Ukraina. Lviv, 1937.
7. Simonovic I. Zelenii Klin - Nova Ukraina. Lviv, 1924.
8. Mamai A. For Siberia, where the sun rises, or why in Zelenii Klin was no second Ukraine. Zerkalo Nedeli Ukrainy. № 42. October 22, 1999.
253
октября 1999.
9. Мамай О. Украшский национальна рух у Зеленому Клинг Науковий вюник Украiнского юто-ричного клубу. М. 1997. № 1. С. 22-27.
10. История Дальнего Востока СССР в эпоху феодализма и капитализма (XVII-февраль 1917 г.). М., 1991. С. 234.
11. Буссе Ф.Ф. Переселение крестьян морем в Южно-Уссурийский край. СПб., 1896. С. 46.
12. Список крестьянам Черниговской губернии, отправленным с семействами в Южно-Уссурийский край. Сборник главнейших официальных документов по управлению Восточной Сибирью. Том II. Переселение русских людей в Приамурский край. Выпуск III. О кругосветном переселении в ЮжноУссурийский край и устройстве там 1 -й партии переселенцев, отправленной из Одессы в 1883 году. Иркутск, 1884. С. 168-218.
13. Аргудяева Ю.В. Крестьянская семья у восточных славян на юге Дальнего Востока России (50-ые годы XIX в. - начало ХХ в.). М., 1997. С. 28-29.
14. Кабузан В.М. Дальневосточный край в XVII -нач. ХХ вв. (1640-1917). М., 1985. С. 148.
15. Черномаз В.А. Украинское национальное движение на Дальнем Востоке (1917-1922 гг.). Дисс. канд. ист. наук. Владивосток, 2005. С. 46.
16. Мчедлов М.П. Религиозный компонент этнического сознания // Свободная мысль. 2004. № 1. С. 64-65.
17. Украшу на чужинг Випущено з нжольсько-уссуршсько тюрми. Рада. 1910. 20 ачня.
18. Купцов И.В. Белый генералитет на Востоке России в годы Гражданской войны / И.В. Купцов, А.М. Буяков, В.Л. Юшко // Биографический справочник. М., 2011. С. 600-601.
19. Будберг А. Дневник белогвардейца. М., 1929. С. 252.
20. Буяков А.М. Деятельность органов безопасности на Дальнем Востоке в 1922-1941 годах / А.М. Буяков, О.В. Шинин. М., 2013. С. 344.
21. Черномаз В.А. Читинский процесс (1924 г.) и разгром украинского национального движения на Дальнем Востоке. Политические репрессии на Дальнем Востоке СССР в 1920-1950-е годы: Материалы первой дальневосточной научно-практической конференции. Владивосток, 1997. С. 197-211.
9. Mamai A. Украшский национальна рух у Зеленому Клинг Науковий вюник Украшского юто-ричного клубу. М., 1997. № 1. P. 22-27.
10. The history of the Soviet Far East in the era of feudalism and capitalism (XVII-February 1917). M., 1991. Р. 234.
11. Busse F.F. The resettlement of peasants in the South Sea-Ussuri region. SPb., 1896. Р. 46.
12. The list for the peasants of Chernigov province, sent with their families in the South Ussuri region : collection of the most important official documents on the management of Eastern Siberia. Volume II. Resettlement of the Russian people in the Amur region. Issue III. About circumnavigation resettlement in the South-Ussuri region and the arrangement of the 1st batch of immigrants sent from Odessa in 1883. Irkutsk, 1884. Р. 168-218.
13. Argudyaeva Yu.V. Peasant Family in the eastern Slavs in the south of the Russian Far East (the 50s of the XIX century - beginning of XX century.). M., 1997. P. 28-29.
14. Kabuzan V.M. Far East Region in the XVII -early XX centuries. (1640-1917). M., 1985. Р. 148.
15. Chernomaz V.A. Ukrainian national movement in the Far East (1917-1922). Dis. ... cand. hist. Sciences. Vladivostok, 2005. Р. 46.
16. Mchedlov M.P. The religious component of ethnic consciousness // Free Thought. 2004. № 1. Р. 64-65.
17. Украшу на чужинг Випущено з нжольсько-уссуршсько тюрми. Рада. 1910. 20 ачня.
18. Kuptsov I.V. White Russian generals in the East during the Civil War / I.V. Kuptsov, A.M. Bujakow, V.L. Jusko // Biographical reference book. M., 2011. Р. 600-601.
19. Budberg A. White's Diary. M., 1929. Р. 252.
20. Buyakov A.M. The activities of the security forces in the Far East in 1922-1941 / A.M. Buyakov,
O.V. Shinin. M., 2013. Р. 344.
21. Chernomaz V.A. Chita process (1924) and the defeat of the Ukrainian national movement in the Far East. Political repression in the Soviet Far East in 1920-1950-ies : proceedings of the First Far Eastern Scientific-practical Conference. Vladivostok, 1997. Р. 197-211.
254
