CC BY
144
4. Калужникова Т. Вокализация младенцев: у истоков интонирования /Музыкальная академия. 2004, №2, С.15В-165.
5. Кыргыс З.К.Тувинское горловое пение «хоректээр»//музыкальная академия.2004.№4.-С.110-112.
6. Конев В.А Онтология культуры (Избранные работы).- Самара, 1998.- 195с.
7. Никитина Л.В. «Невыразимое» в фортепианном исполнительском творчестве // В мире научных открытий. - 2010. - №2 Ч.1. - С.249-252.
В. Николаева Е.В. История музыкального образования: Древняя Русь: Конец X- середина XVII столетия. -M., 2003. - 208с.
9. Синцов Е.В. Природа невыразимого в искусстве и культуре: к проблеме жесто-пластических оснований художественного мышления и визуальной орнаментике и музыке. - Казань, 2003, - 304с.
10. Фантастические частоты высоты тона голоса человеческого голоса. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http:// www.reclamofon/ru/articles/323
УДК 316.75:32+070:654.197
P.P. Тазетдинова
ПОЛИТИЧЕСКАЯ ТЕАТРАЛЬНОСТЬ КАК СПОСОБ ИНСЦЕНИРОВАНИЯ ПОЛИТИЧЕСКИХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ
В статье анализируется концепт политической театральности с учетом существующих моделей символической политики. Автор рассматривает подходы к исследованию феномена, обращая внимание на нюансы этого концепта.
Ключевые слова: театральность, политическая театральность, игра, театр, символическая политика, политические шоу.
R.R.Tazetdinova POLICY OF THE THEATRE ASA WAY OF MOCK OF POLITICAL
The article analyzes the concept of political theatrics, taking into account existing models of symbollic politics. The author examines the approaches to the study of the phenomenon, paying attention to the nuances of this concept.
Keywords: theatrical, political theatrics, game, theater, symbolic politics, political shows.
О символической политике заявили в середине прошлого века. Сегодня её анализом занимается политология и смежные с нею науки. С.П.Поцелуев, исследуя историю этого концепта, со ссылкой на труды Э.Сепира, Н.Гудмана, M.Эдельмана говорит о «символах политического спектакля», с помощью которых в политической коммуникации «возбуждаются массовые эмоции», «объединяющиеся в одном символическом событии (акте)». Именно этот момент, считает автор, «мы воспринимаем как политическое событие», хотя «зачастую это лишь символическая конструкция (спектакль)» [В, с.17]. Понятно, что политическая театральность может быть рассмотрена как одна из форм политической эстетики, но нас, в первую очередь, интересуют критерии самого феномена «театральность» в контексте признаков, к которым относятся и политические игры на дефинируемой, то есть раскрывающей смысл, политической сцене.1 Первой попыткой выстроить теорию, с помощью которой можно было бы объяснить символический вектор в контексте политологических проблем, были работы M.Эдельмана. Это были работы, в которых автор призывал изучать политику как «символическую форму» [12, с.2], объясняя эффекты символической составляющей в политике через проблемы конфликтов, насилия, роли политических элит, через фактор групповых интересов и пр., то есть всего того, что базировалось на опыте исследования взаимосвязей между социальной реальностью и ее отражением в сознании индивида и группы.2 Чтобы избежать неизбежность субъективизма интерпретативных подходов в определении понятия «символическая политика», обратимся к основным моделям, в которых была заложена концептуальная основа для исследования феномена. В этом плане, упоминаемая работа американца Mюррея Эдельмана (Edelman «The Symbolic Uses of Politics», 1964), по существу, была одной из первых, в которой природа политических актов рассматривалась как амбивалентная. Именно двойственность, по M.Эдельману, определяла символичность политических актов, а его работы привели к междисциплинарной дискуссии по теме.
Для M.Эдельмана модель политики - дихотомична. С одной стороны, она есть «парад абстрактных символов» исключительно для общественности, с другой, - строго отточенная деятельность неких групп, преследующих свои специфические интересы. Возникает вопрос: взаимообусловлены ли
1 Речь идет о процессе дефинирования, то есть такой логической операции, в ходе которой раскрывается содержание (смысл) имени за счет описания существенных и отличительных признаков всего того, что обозначается данным именем (денотат имени). Термин «политическая театральность» присутствует в статье в качестве интенсионала (признака), с помощью семантики которого устанавливаются границы его применения. Другими словами, концепт «политическая театральность» представлен автором как вид явной дефиниции, которая указывает на генетическое происхождение и даже способ конструирования объекта, обозначаемого определяемым именем.
2 См. Edelman M. Politics as symbolic action. Mass arousal and quiescence. - Chicago: Markham publishing company, 1971. - 188p.
эти стороны или они находятся между собой в непримиримом противоречии? Рискнем предположить, что ответ на этот вопрос заключается в осознании того, что политические интеллектуалы, как и большинство людей, пользуются двойными стандартами в нравственной приверженности своих политических установок и идеологических пристрастий. Ведь доступность информации - это не только научные труды, но и политические суждения за их пределами, которые производны от ценностей, скрытых очень и очень глубоко. Понятно, что негативные аспекты, по причине которых политическое действие подменяется игрой в политику, превращаясь в социально осуждаемое театральное зрелище, возникло не на пустом месте. Тот же Эдельман, пользовался наработками политических психологов, философов, работами по теории информации и масс-медиа.1
Таким образом, можно сказать, что в эдельмановском подходе к проблемам символической политики признаются два субъекта - организованные группы и неорганизованные массы (зрители); политико-символическая стратегия сверху и «символическая политика снизу», когда, по мнению Т. Май-ера,2 наблюдается «случай демократии зрителей», медийно опосредованная и чисто эмоциональная вовлеченность граждан в политику при отсутствии возможности влиять на нее» [14, с.189]. В рамках заявленной темы и того, что символическая политика определяется именно инсценированием политических шоу, представляющих, по нашему мнению, «совокупность театральных приемов, перенесенных на политическую сцену» и существующих «разновидностью видов театральности в нехудожественной культуре» [9, с.35], есть смысл опустить рассмотрение драматологической и перформансной моделей символического «инсценирования». Тем более, что это не определяет и не сужает интерес к исследовательскому полю, а лишь подчеркивает дискретность бытия, в котором обнаруживается своеобразная константа - театральность.3 Считается, что с позиции современной теоретической социологии (драматологии) театральность представляет собой не метафорическую, а скорее сущностную характеристику каждого политического действия. Это действительно так, более того, даже в повседневной жизни модель поведения индивида (речь-внешность-окружение) в той или иной степени отражает попытки человека конструировать себя, компенсируя собственную несамодостаточность. Ведь жизнь конкретного человека протекает в иной форме свободы, нежели жизнь его окружения, в другом ритме и других структурах. Поэтому театральность в повседневной жизни целиком «перетекает» в политическую, присутствуя в ней двумя своими основными признаками - артистизмом и игрой, с помощью которых субъект выражает в политике действии-тельность и мнимость. Таким образом, театральность выступает выразительным качеством, игранием ролей, формируя определенный стиль поведения, с которым индивид отождествляет / не отождествляет самого себя.
В обычной жизни люди инсценируют свои действия, сознательно или бессознательно снабжая их знаками-указаниями для их истолкования другими людьми. По мнению И.М.Андреевой, социум характерен «спонтанно-бессознательной театральностью», реализуясь через «общую демонстративность поведения» [1, с.9], что используется «квазимагической», по П.Бурдьё, властью, способной учреждать данность, «заставлять видеть и верить, утверждать или изменять видение мира и, тем самым, воздействие на мир» [3]. Как и за счет чего это происходит? В огромной мере за счет современных медиа, которые позволяют заинтересованным политическим силам создавать коммуникативные модели, обеспечивающие им общественную поддержку. Этот момент в теории символической политики связан с именем немецкого политолога Ульриха Сарцинелли, который сводит символическую политику к изобразительной визуализации политических особенностей или рассматривает её как инструмент политического менеджмента. Подобный конструкт символического мира вбирает в себя эмблемы, значки и флаги, риторические приемы, стратегии, политические ритуалы и мифы, с помощью которых массы обретают представление о единстве сооб-щества, внутри которого они существуют. Другими словами, подобный вариант модели представляет собой своеобразную договоренность «верхов»
1 Понятие символической политики у политолога МЭдельмана основывается на взаимной детерминации значения выражения «политическое действие» и способе его описания. Во всяком случае, концепт символических политических актов заточен на трактовке языка, с
помощью которого человек способен «создавать себе политические символы» и которые «суть часть одного и того же дела» [13, с.4]
2
Немецкий исследователь Томас Мейер называет три варианта символической политики, которым соответствуют три модели символического «инсценирования»: театральная, драматологическая и перформансная. См. подробнее об этом: Meyer T. Inszenierung des Scheins. Frankfurt/Main, 1992. - 205s.
3 В научной литературе описываются различные варианты и формы символической политики. К разработчикам этой концепции традиционно относят: в США - ДМосса, в Германии - А. Дёрнера, во Франции - Р.-ЖШварценберга и П.Бурдьё, в России подобный метод развивают А.Л.Топорков, ОЮ.Малинова, И.А.Иванов, С.П.Поцелуев и др. См. об этом: Топорков А.Л. Миф: традиция и психология восприятия // Мифы и мифологии в современной России / Под ред. КАймермахера, Ф.Бомсдорфа, Г.Бордюгова. - М.: АИРО-ХХ, 2000. -С.39-64, Бурдьё П. О символической власти // Социология социального пространства. - М.: Ин-т экспериментальной социологии; СП-б.: Алетейя, 2007. - С.87-96, Малинова ОЮ. Символическая политика и конструирование макрополитической идентичности в постсоветской России // Полис. 2010. - N° 2. - С.90-105, Поцелуев С.П. Символическая политика: констелляция понятий для подхода к проблеме // Полис, 1999. - С. 62-75, Иванов А. Иванов А. Культурный код как актор символической политики, или роль архетипа в истории / Семиотический цикл. - Воронеж: Кварта, 2012. - С.34-54 и др.
и «низов» добровольно не замечать, терпеть производимые «снизу», либо поощряемые «сверху» властью ритуалы, культы, мифы и пр., которые являются наиболее рафинированной формой символической политики. Инсценирование смыслов и значений целиком уходит при этом в сферу политического языка. Здесь театральность уже начинает выступать как язык представления на политической сцене. В целом подобный performanc есть единый акт, вместивший в себя зрелищность всевозможных театрализованных пластов жизни. Театральность становится частью организованного культурно-политического пространства, в котором артистизм, растворяясь в игре, становится собственно театральностью, то есть оборачивается иным, а затем вновь возвращается к себе как тождеству с иным, обнаруживая с ним внутреннее единство.1 Таким образом, в концепции символической политики Сарцинелли утверждается, что коммуникация (электронная коммуникационная среда) есть не что иное как «стратегическая игра», в которой решаются проблемы успеха или провала «отдельных лиц, организаций, социальных групп и общества» [16, с.83].
Обращаясь к уже упоминаемому нами Т.Майеру, следует напомнить, что предложенная им трактовка медийного инсценирования политики как «ан-тидискурса», а симбиоза СМИ и политиков - как пример «системы организованной безответственности»,2 необходимо рассматривать, по С.П.Поце-луеву, в качестве своеобразной «реминисценции на тему романтического антикапита-лизма гегельян-ско-марксистского образца», ибо чуть позже Т.Майер признал за символическим инсценированием право выступать способом проявления подлинности, то есть быть «рациональным» [8, с.25]. Итак, мы вплотную подошли к пониманию концепта «инсценирование», который используется в самых разных смыслах. Попытка исследователей понять его суть выявила три модели инсценирования в символической политике, главная из которых - театральная, является не просто метафорой, а феноменом, в котором полностью растворяется символическая политика. Другими словами, мы говорим о театральности не с позиции искусствоведения и эстетики, а с позиций её как способа бытия игрового мира и артистизма, с позиции сложного феномена, морфология которого изначально задана прагматическим отношением субъекта к тому, что находится за его пределами. Коль скоро театральность как феномен бытия культуры генерирует разнообразные культурные формы бытия, то политическая театральность активно участвует в развернутости конфигураций скрытых смыслов и во внетеатральном мире. Получается, что она (театральность) представляет уникальную форму человеческой игровой бытий-ности и артистической способности человека присутствовать в ней. Неоднозначность концепта и феномена «политический театр» дает основание полагать его одновременно специфической формой политики и прикладной формой искусства. Как это происходит? Дело в том, что театральность - это всегда открытость иному - внетеатральному миру. С другой стороны, театральность не объясняет реальности, она существует открытым типом в форме некоего трафарета, способного «накладываться» на любой интерпретант, поскольку выступает каноническим знаком (iconic signs), своеобразным идеальным Образом, мерилом, соотносимым с неким содержанием. В этом смысле политическая театральность выступает видом театральности как дифференцируемый элемент смысла, с помощью которого можно выявить и её содержание также. Что здесь удивительно? Театральная модель представляет символическую политику как синтез театральной и собственно политической логик, пытаясь совмещать эмпирически сцену повседневного общения и политического бизнеса. Но в любом случае политическая театральность выступает частью организованного культурного пространства, в котором мы имеем дело не с объектами, а с их дефинициями, то есть с символами, и интерпретируем их в определенном языке посредством опять же символов. При этом символом может стать как деталь, так и явление в целом, интонация, всеохватность, фрагментарность, обрывочность суждения, деконструкция и глобализация, любая, даже ложная, многозначительность. Что же общего в политических инсценированиях и театральной сцене? Мы не склонны считать, что художественный театр или политический шоу-бизнес в своей основе лишь развлекательная игра, представленная политическими актерами, превращающими театр в квази-театральную сцену. Все намного серьезней, ибо публично представленные подобные демонстративные действия содержат символическую функцию демонстрации уровня удовлетворенности / неудовлетворенности конкретным обществом всего диапазона отношений, связанных с социальной ролью партий, власти, политических интеллектуалов, с одной стороны, и процесса обезличения населения, - с другой. Политическая театральность призвана в этом случае микшировать рост отчуждения, слабость власти, особенно на уровне национальной политики, неэф-
1 Возможно, оценка символической политики как «языковой игры» и «зрелища» не в полной мере отражает позиции Л.Витгенштейна, оставляя пищу для критики и новых исследований, но факт остается фактом, концепт политической театральности несет обращенность к субъекту, выступая результатом системы воздействия, вовлечения индивида в действие с заранее рассчитанным результатом. Подобная природа зрелища позволила А.Банфи сделать вывод о двух его характерных параметрах: действенности и коллективности. При этом зрелища делятся на зрелища «социальные сами по себе», зрелища как «обособленные явления» и зрелища как «самостоятельные явления» [2, с.93].
2 См.: Meyer T. Inszenierung des Scheins.Voraussetzungen... Указ. соч. С.110.
фективность элиты и признания её легитимности. В отличие от художественного театра в символической политике существует тенденция, что «успешная политика оправдывает себя сама независимо от того, насколько сомнительной она может быть в нравственном отношении» [10, с.525]. В упоминаемых нами работах1 присутствует точка зрения, согласно которой символическая политика как форма политической театральности не есть политическое зрелище (то есть политическое шоу, спектакль, хэппенинг и пр.). Аргументация авторов следующая: в символической политике театральность подчинена исключительно прагматическим политическим мотивам, помогая политическим деятелям (актерам) внушать массам (публике) нужный политикам смысл, строго дозируемой информацией. В политических же зрелищах театральность, якобы, выполняет чаще всего художественно-эстетические функции, хотя прагматические мотивы политики здесь тоже присутствуют в неявной либо двусмысленной форме. С данной точкой зрения согласиться сложно, поскольку театральность, как уже было сказано выше, есть единый акт, вместивший в себя зрелищность всевозможных театрализованных пластов жизни. Презентационная эмоциогенность театральности предполагает наряду с информационной насыщенностью презентационной функции дискурса и знаки одобрения, обосновывающих её значимость. В подобной роли театральность как феномен, представляющий процесс общения, создаёт иллюзию его развертывания и вносит оттенок осмысленности в субъект-субъектные отношения, которые «более адекватно характеризуют сущность человеческой коммуникации» [5, с.64]. Поэтому зре-лищность, которая присутствует в любом виде и форме театральности, всегда есть способ собирания бытия, есть специфический сценический язык чувства «Мы», один из возможных способов воспроизводства быть вместе, независимо от того идет речь о зрелище (шоу) или символической политике (мнение А.Банфи на этот счет см. выше - Р.Т.). Другое дело, что политическая театральность - это всегда маска, причем, не только маска, но и искусственно навязываемая театральность. Парадоксальность не в играх, которые ведут политики, а в позициях субъектов, творящих как разумное, так и абсурдное в лакуне бытия. Подчеркнем, что политическая театральность в любое время, в любой стране есть предвестник феномена политических утопий и самообмана в идеалистических, неосуществимых ожиданиях и надеждах найти социальную систему, где царят гармония, счастье и равенство. Политика как «вид деятельности отвечает определенной потребности субъекта, стремится к предмету этой потребности, угасает в результате её удовлетворения и воспроизводится вновь, может быть уже в совсем иных, изменившихся условиях» [7, с.104]. Поэтому-то театральность как способ инсценирования политических представлений и шоу, по сути, и есть манипулятивные технологии, есть игры, основанные на театральных методах и приемах. В свое время мы писали о том, что политическая театральность - это прежде всего личность, осуществляющая деятельность в пространственном континууме власти; это игровое сознание политической личности или, наконец, активные действия в государственной или общественной деятельности. Политическая театральность инсценирования политических представлений доказывает, что она нивелирует потребности в индивидуальной и групповой свободе и имеет целью чаще всего изменить позицию «Другого», «развивает проблему сосуществования с «Другим» и ставит её на новый уровень» [4, с.21]. Это в свою очередь означает, что политика идентичности, осуществляемая ключевыми субъектами, государством и политическими элитами, обладающими «значимым символическим потенциалом и административными, коммуникативными, информационными и прочими ресурсами» [11, с.14], практически невозможна без политической театральности как способа инсценирования политических представлений.
Резюме. Жизнь любого, как художественного, так и политического театра, есть реальная политика, есть Открытый тип театральности. Политическая же театральность, выступая способом инсценирования политических представлений, является её видом и одной из структурно-сущностных характеристик культуры, отражая специфику существования всего разнообразия политических реалий. Театрализация и режиссирование политической действительности продолжает вызывать «особый интерес, особенно сегодня, когда восприятие политических событий через призму зрелищности и развлекательности, конструирование политической действительности при помощи СМИ, приобретает все новые формы и масштабы» [6, с.3]. Возникает новый «политический стиль», в котором «любая политическая акция» способна трансформироваться в спектакль» [15, с. 18].
1 Поцелуев С.П. Символическая политика как инсценирование и эстетизация // Полис. - М., 1999. - № 5. - С. 62-76. Публичное пространство, гражданское общество и власть: опыт развития и взаимодействия / Под ред. А.Ю.Сунгурова и др. - М.: РАПН; ГОССПЭН,2008. - 422 с., Birkland T.A. An introduction to the policy process: theories, concepts and models of public policy making. - 2nd ed. -N.Y.: M.E.Sharp, 2005. - 297 p., Blumer H. Symbolic interactionism: perspective and method. - Englewood Cliffs, N.J.: Prentice-Hall, 1969.-X, 208 p.Brysk A. "Hearts and minds": bringing symbolic politics back in // Polity. - Basingstoke, 1995. Vol. 27, №. 4. - P. 559-585, Coakley J. Mobilizing the past: Nationalist images ofhistory // Nationalism and ethnic politics. - Philadelphia, 2007. - Vol. 10, № 4. - P. 531-560., Cohen J.E. Presidential responsiveness and public policy-making: the public and the policies that presidents choose. - Ann Arbor: Univ. of Michigan press, 1999. -304 p., Denzin N. K. Symbolic interactionism and cultural studies. The politics of interpretation. - Oxford, etc.: Blackwell, 1992. - 217p.
Литература
1. Андреева И.М. Взаимосвязь театра и театрализованного сознания в социуме: автореф. дис. ... д-ра филос. наук: 24.00.01 / Андреева Инна Михайловна. - Краснодар, 2006. - 31с.
2. Банфи А. Избранное: пер. с итал. АВ.Старостина, В.Н.Седых. - М.: Прогресс, 1965. - 291с.
3. Бурдьё П. О символической власти // Социология социального пространства. - М.: Алетейя, 2007. - С.87-96.
4. Волкова Т.П. Проблема мультикультурализма в философии Ю.Хабермаса // Вестник МГТУ, 2006. - Т.9. -№1. - С.21-26.
5. Ищенко Е.Н. Новая парадигма в дискурсионном поле современной философии
/ Е.Н.Ищенко // Вестник МГУ: Серия 7. Философия. - 2004. - №6. - С.62-74.
6. Коваленко В.А. Процесс театрализации политики: автореф. дис. ... канд. полит. наук: 23.00.02 / Коваленко Виктория Александровна. - Ростов-на-Дону, 2006. - 23с.
7. Леонтьев АН. Проблема деятельности в психологии / АН.Леонтьев / / Вопросы философии. - 1972. - №9. - С.95-108.
8. Поцелуев С.П. «Символическая политика»: к истории концепта / Символическая политика: сб. науч. тр. / РАН. ИНИОН Центр социал. науч.-информ. исслед. Отд. полит. науки; Отв. ред.: Малинова О.В. - Вып.1: Конструирование представлений о прошлом как властный ресурс. - М., 2012. - С. 17-53.
9. Тазетдинова Р.Р. Театральность как феномен в бытии культуры: автореф. дис. . д-ра филос. наук: 24.00.01 / Тазетдинова Руфина Ринатовна. - Казань, 2013. - 45с.
10. Халландер П. Политические пилигримы (путешествия западных интеллектуалов по Советскому Союзу, Китаю и Кубе 1928-1978) - СПб.: Изд-во «Лань», 2001. - 592с.
11. Цумарова Е.Ю. Политика идентичности: politics или policy? / / Вестник Пермского университета. Политология. - 2012. - № 2. - C.5-16.
12. Edelman M. The symbolic uses of politics. - Urbana: Univ. of Illinois press, 1964. - 201p.13. Edelman M. Political Language. Words That Succeed and Policies That 14. Fail. - New York; San Francisco; London: Academic Press, 1977. - 166р.
14. Meyer T. Inszenierung des Scheins.Voraussetzungen und Folgen symbolischer Politik. - Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1992. - 205s.
15. Mosse G.L. The Nationalization of the Masses: Political Symbolism and Mass Movements in Germany from the Napoleonic Wars through the Third Reich. New York, 1975. - 252p.
16. Münch R. Dynamik der Kommunikationsgesellschaft. - Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1995. - 313s.
УДК 378
В.Д.Булгаков
ПЕРСПЕКТИВЫ ХОРОВОГО ОБРАЗОВАНИЯ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ
В статье проанализированы научно-теоретические и методологические недостатки хорового образования современной России, влияющие на качество подготовки будущих специалистов хорового дела и намечены пути их преодоления.
Ключевые слова: эстетика и поэтика хорового пения, межпредметные связи, соотношение самостоятельного и аудиторного обучения, интенсификация, исполнительская практика, созидание и пропаганда искусства, синтетическое мышление, модель выпускника.
V.D.Bulgakov OUTLOOK CHORAL EDUCATION IN MODERN RUSSIA
The article analyzes the scientific and theoretical and methodological limitations of modern Russian choral education, affecting the quality of training of future specialists of choral works, and the ways to overcome them.
Keywords: aesthetics and poetics of choral singing, interdisciplinary communication, relationship and self-classroom training, intensification, performance practice, creation and promotion of art, synthetic thinking, graduate model.
Хоровая культура России переживает сегодня кризис. В ее развитии наблюдаются весьма разнородные и противоречивые тенденции. С одной стороны, сложилась новая хоровая литература, обновился язык современной русской хоровой музыки, дирижерско-хоровое образование постепенно обретает самостоятельные и законченные очертания, создаются новые формы камерного хорового музицирования, появляются новые синтетические хоровые жанры.
С другой стороны, нельзя не отметить, заметное сокращение любительских хоров, социальная несправедливость в оплате труда хоровика ускорили отток высококвалифицированных кадров в другие сферы деятельности. Отмечены серьезные недостатки хорового образования, существенные изъяны в изучении и пропаганде хорового искусства, которое не имеет своего печатного органа, где бы публиковались и обсуждались хоровые проблемы, количество хоровых программ по телевидению несоизмеримо с лавиной шоу-программ, хоровое образование пока еще далеко от совершенства.
Стало очевидно, что наше музыкознание не разработало еще концепции истории русской хоровой культуры на должном философско-эстетическом уровне. В трудах по хоровой музыке недостаточно высок методический и теоретический уровень. Мало изучается история хорового дела, исполнительства, образования в России. Совершенно не разрабатываются проблемы эстетики и поэтики хоро-
