CC BY
46
УДК 94(470.342)"1920/..."
П. Н. Шарабаров
ПОЛИТИЧЕСКАЯ СИТУАЦИЯ В ВЯТСКОЙ ГУБЕРНИИ НАКАНУНЕ «ВЕЛИКОГО ПЕРЕЛОМА» КОНЦА 20-х гг. XX в.
В статье анализируется политическая ситуация в Вятской губернии в 1927-1928 гг. Настроения основных категорий населения рассмотрены через призму социально-экономических проблем, возникших в регионе к концу 1920-х гг.
The article is concerned with the political situation in Vyatka province in 1927-1928. Moods of the basic categories of the population are considered through the prism of the social and economic problems which had arisen in the region by the end of the1920s.
Ключевые слова: настроения, социально-экономические проблемы, рабочие, крестьяне, интеллигенция.
Keywords. moods, social and economic problems, workers, peasants, intelligentsia.
Анализ политической ситуации, сложившейся в Советском Союзе накануне крупнейших преобразований, вошедших в историю как сталинский «великий перелом», является крайне важным в свете непрекращающихся в отечественной и зарубежной исторической науке дискуссий по поводу обоснованности свертывания нэпа. В связи с этим актуальными представляются региональные исследования по данной проблеме, дополняющие наши знания о политической борьбе, происходившей в центре в указанный период времени. Приведенные в статье материалы довольно показательны, поскольку Вятская губерния в конце 1920-х гг. являлась одним из крупнейших сельскохозяйственных регионов страны.
К началу 1928 г. Вятская губерния представляла собой довольно крупный регион СССР. Административно она делилась на 9 уездов и 83 волости [1]. При занимаемой площади в 108 тыс. км2[2] население губернии составляло (по состоянию на 1 января 1928 г.) 2250 тыс. человек [3].
Как и прежде, преобладало сельское население, численность которого равнялась 2107 тыс. чел., или 94% всех жителей губернии.
Соответственно и в экономике преобладало сельское хозяйство, социально-экономический уровень развития которой был невысоким: сохранялись примитивные орудия труда, чересполосица, низкая товарность аграрного производства [4]. В сельском хозяйстве производилось 56% валовой продукции региона [5]. Степень индуст-
© Шарабаров П. Н., 2011
риализации в губернии была невысока, что можно проиллюстрировать тем, что на 1000 чел. населения приходилось 12 рабочих цензовой промышленности [6].
Вятская губерния к началу 30-х гг. XX в. имела небольшую промышленную базу. Вплоть до 1931 г. на ее территории было всего 172 цензовых предприятия с тринадцатью с половиной тысячами рабочих. На предприятиях тяжелой индустрии было занято только 2205 чел. [7]
Второстепенное значение промышленного производства в экономике губернии было обусловлено преобладанием форм мелкого и кустарно-ремесленного производства и относительно слабым развитием промышленности фабрично-заводской: по данным конца 1927 г., процент рабочих, занятых в фабрично-заводской промышленности, составлял только 0,6% к общему населению губернии и 11% - к населению городскому [8].
Социально-экономические проблемы, с которыми сталкивалась в то время Вятская губерния, были довольно типичными для всей страны. Завершался восстановительный период народного хозяйства. Валовая продукция фабрично-заводской промышленности губернии превысила уровень 1913 г. на 49% [9]. Но в то же время в резолюции XIII Вятского губернского съезда Советов, состоявшегося 1-7 апреля 1927 г., отмечалось «замедление темпа роста производства, что являлось следствием полного использования наличных возможностей дальнейшего развертывания предприятий на существующей технической основе». Это характеризовалось следующими данными: «В 1923-1924 гг. прирост валовой выработки по предприятиям губернского совета народного хозяйства составил 58,8%, в 19241925 гг. - 48,3%, в 1925-1926 гг.- 32,4%, а в первые пять месяцев текущего года достиг всего лишь 11,1%» [10].
Параллельно с процессом восстановления народного хозяйства во второй половине 1920-х гг. начался постепенный переход части промышленности на более высокий уровень технической базы. В связи с этим к концу 1927 г. были реконструированы спичечная фабрика «Красная звезда», меховая фабрика «Белка», лесозавод № 1, некоторые предприятия Кожтреста, бумажная фабрика «Красный курсант», текстильная фабрика «Красный труд» [11]. На четырех последних были введены новые цехи. На «Красной звезде» производство спичек переместилось во вновь построенный корпус, старое здание стали использовать для изготовления фанеры [12].
В русле общегосударственной политики рационализации промышленного производства шел поиск внутренних резервов за счет жесткого режима экономии, повышения производительности труда, укрепления дисциплины, рационализации
производства [13]. Рационализация трудовых операций и всего производственного процесса в железнодорожных мастерских станции Вятка-2 вдвое увеличила производительность труда рабочих. При этом рабочий день, по их признанию, уплотнился настолько, что стало проблемой выкроить время для посещения туалета [14].
Первые мероприятия, связанные с начавшейся модернизацией советской промышленности, приходилось проводить в условиях обострения социально-экономической ситуации. Практиковалось нормированное снабжение продовольствием городского населения. Произошедшее в ноябре 1928 г. замораживание заработной платы на большинстве предприятий губернии (кроме Омутнинского и Белохолуницкого металлургических заводов) [15] больно ударило по благосостоянию рабочих. На фоне исчезновения ряда продуктов (мясо, подсолнечное и сливочное масло, сахар, яйца и др.) из государственно-кооперативной торговли происходил рост цен на вольном рынке, что превращало его товары в практически недоступные для значительной части городского населения. Ситуация усугублялась тем, что квартирная плата, коммунальные расходы в среднем изымали из семейных бюджетов рабочих и служащих около 16% их доходов [16].
Жилищное строительство только началось, жили тесно. В 1925-1929 гг. на одного человека в городах Вятке и Омутнинске приходилось 5 с небольшим, в г. Слободском - чуть больше 6 м2 жилой площади [17]. На одного человека в Мал-мыже отпускалось из водопровода 3 литра воды в день, в Нолинске - 3,5, в Халтурине - 12 и только в Вятке - 28 литров [18]. Электроснабжение также было недостаточно: в уездных городах одна лампочка приходилась на 7-8, а порой и на 12 жителей [19].
Сохранялась безработица. В период восстановления экономики региона ее уровень снизился с 4,8 тысяч человек в конце 1922 г. до 3 тысяч в 1925 г. [20] Затем она стала расти, испытывая при этом сезонные колебания, увеличиваясь в осенне-зимние месяцы и заметно уменьшаясь в конце весны - летом. Последнее обусловливалось появлением сезонных работ - сельскохозяйственных, строительных, а также промывки шерсти на кожевенных заводах. Так, в 1927 г., по данным Биржи труда, число официально зарегистрированных безработных, составлявшее в январе-феврале около 4 тыс. чел., в апреле превысило 5 тыс. (при этом пособие по безработице получал лишь каждый пятый), но опустилось до 3,7 тыс. чел. в начале лета [21].
Осенью ситуация резко ухудшилась. В последней декаде октября за счет сокращаемых сезонных рабочих и демобилизуемых из армии молодых мужчин число регистрируемых на Бир-
же ежедневно прирастало на 150 чел., в то время как работа находилась не более чем для 50
[22] (подобная ситуация отмечалась и для октября 1928 г., когда на учете состояли 5707 чел.)
[23]. Губернские власти делали определенные шаги к смягчению проблемы безработицы, но, вместе с тем, обладая на сей счет ограниченными возможностями, даже не всегда их использовали в полной мере [24].
В сельском хозяйстве посевная площадь в 1927 г. составила 103,9% по сравнению с 1916 г. Валовый сбор зерновых культур превзошел уровень 1916 г. на 17,9%. Количество лошадей, крупного рогатого скота, овец и коз также превысило этот уровень [25]. Однако указанный низкий уровень сельского хозяйства нарушал столь идиллическую картину. Значительное падение товарности аграрного сектора и обострение социальных противоречий в среде сельского населения объективно означало, что нэп заводит в тупик не только российскую деревню, но и советское общество в целом [26].
Кроме того, Вятскую губернию не обошел стороной хлебозаготовительный кризис зимы 19271928 гг., всколыхнувший деревню по всему СССР [27]. Неудачная хлебозаготовительная кампания второй половины 1927 г., осложненная осенним паводком [28], когда в Вятской губернии по состоянию на 1 января 1928 г. было заготовлено 457746 пудов зерновых культур, или 17,2% задания Наркомторга [29], вынудила власти в центре и на местах пойти по пути «закручивания гаек». Под воздействием идущих «сверху» директив вятские руководители стали переходить в отдельных уездах губернии к методам голого администрирования, а то и откровенного насилия по отношению к тем держателям хлеба, которые не желали продавать его государственным органам и кооперации по фиксированным ценам [30]. Широко применялась ст. 107 Уголовного кодекса РСФСР 1926 г., по которой к 17 марта 1928 г., вкупе с конфискацией хлеба, другого имущества и штрафа, выраженного приблизительно в общей сумме 40-45 тыс. руб., к ответственности были привлечены на Вятке около 100 человек. Кроме того, к дополнительному обложению сельхозналогом на сумму в общей сложности 18 тыс. руб. привлекли ряд кулацких хозяйств [31]. В результате указанных мер на 15 марта 1928 г. было заготовлено 1253 тыс. пудов зерновых, что составляло уже 50,1% задания Наркомторга [32].
В целом в 1927-1928 гг. в Вятской губернии происходило неспешное вступление в период индустриализации на базе нэпа. Плавное течение и скромные масштабы процесса модернизации не могли улучшить тяжелое материальное положение населения региона. Немалая часть крестьянских хозяйств (из общего их количества
403,4 тыс. в 1928 г.) бедствовала. В 1926 г. 18,5% крестьянских семей вообще не имели рабочего скота. Но и те 74%, которые обходились одной лошадью, балансировали на грани нищеты [33].
Общая социально-экономическая ситуация непосредственно влияла на настроения населения, разговоры и поведение, вызывала недовольство, нередко переносимое на саму советскую власть
[34]. Жесткие меры, предпринятые властями для преодоления хлебозаготовительного кризиса зимы 1927-1928 гг., вызывали противодействие крестьян, порой пассивное, в других случаях активное
[35]. К тому же напряженность нарастала в связи с установкой центральных и местных руководящих органов на ограничение кулацкого хозяйства и поддержку деревенской бедноты методами налоговой и кредитной политики. 12 января 1929 г. президиум Вятского губернского исполнительного комитета принял постановление «О кулацких выступлениях в деревне». В документе сложившаяся ситуация характеризовалась в несколько упрощенном варианте, исходя из грубой, в духе вульгаризированного марксизма, схемы классовой борьбы. Постановление отмечало «обострение классовой борьбы и сопротивление со стороны нэпманов, кулаков, попов, сектантов и других антисоветских группировок, объединившихся в борьбе против диктатуры пролетариата». Это сопротивление выражалось «в попытках срыва хлебозаготовок, противодействии строительству колхозов и совхозов, попыток овладеть отдельными звеньями кооперативного и советского аппарата, в фактах террора против советских и партийных работников, а также активистов рабочих, крестьян, бедняков, середняков, рабселькоров; в избиении скота и поджогах имущества активистов» [36].
Данная схема не позволяла увидеть всю сложность картины политической жизни региона, упрощала ситуацию, игнорируя недовольство тех слоев населения, которые не рассматривались как враждебные советской власти. Между тем недовольство приняло довольно широкие масштабы, свидетельство чему обнаруживается в секретных материалах Вятского губернского отдела ОГПУ, губкома ВКП(б), предназначенных для служебного пользования. Недовольство политикой центра высказывали также и официальная опора власти в деревне - средние и беднейшие слои сельского населения. Краеугольным камнем был вопрос о хлебе. Отдельные представители всех слоев крестьянства считали себя обделенными в пользу города, то и дело отмечались высказывания о том, что город «жирует», а деревня «пухнет от голода»: «Крестьянину живется тяжело и хуже, чем рабочему; продукты промышленности, которые покупают крестьяне, дороги потому, что дорого платят рабочему» [37]; «все внимание обращается на рабочий класс, а разве кре-
стьянин вам чуждый элемент; крестьянин из-за голода продает последнюю корову» [38].
Кроме того, сказывалась определенная материальная зависимость бедняков от зажиточных слоев села, что также называлось одной из причин сопротивления части деревенского населения проведению мероприятий властей [39]. К тому же, как было отмечено на V пленуме Вятского исполнительного комитета в июле 1928 г., «в связи со слухами о войне крестьяне придерживали хлеб» [40].
В целом источники фиксируют часто встречающиеся высказывания крестьян о неизбежности и желательности поражения большевиков, необходимости вторжения извне. Экономическую политику большевиков крестьянство оценивало как «грабительскую; которая ведет крестьян к разорению» [41]. В выступлениях на собраниях, в частных беседах середняки говорили о налоговом переобложении трудовых хозяйств: «Если крестьянин начинает подниматься, держит скота больше, его давят налогами». Встать крестьянству на ноги, жить по-хорошему, по-зажиточному, согласно выступлениям селян, мешали «не ограниченные возможности единоличного хозяйства», а политика Советской власти, «ограниченные возможности» не в сфере экономики, а в сфере советского законодательства [42].
Недовольство части крестьян вызывала не только политика наступления на зажиточные слои, но и поддержка властью бедноты: «Советская власть защищает только бедняков-лентяев, а вот, который получше, то его Соввласть жмет беспощадно». «Одиннадцать лет живем при Со-ввласти, - говорили середняки, - она все время старается поднять бедняков, все время им помогает, а бедняки бедней старого... Дать бы срока на три года, если не будут двигаться, то покончим с ними дело. Один работает - с него налог, а второй не работает и не платит». В «люди», по их мнению, выходила только хозяйственная жилка, умение крестьянствовать, а бедняки потому бедные, что «лодыри», «лентяи». Крестьянство объясняло «ставку партии на бедняка-лодыря» не только тем, что «Соввласть - власть бедных», но и стремлением партии «организовать бедноту против середняков», разжечь классовую борьбу в деревне, столкнуть крепкого крестьянина с лентяем «с целью втянуть всех в коллектив» [43].
Указанные моменты в совокупности создавали довольно напряженную политическую ситуацию в вятской деревне накануне начала крупнейших преобразований, связанных прежде всего с массовой коллективизацией сельского хозяйства.
Недовольство всех слоев сельского населения означало, что что-то надо делать, менять саму
стратегию проводимой политики. Нэп не только экономически, но и политически заводил в тупик. Но в то же время не стоит слишком драматизировать картину. Существующее недовольство отнюдь не означало того, что деревня в любой момент могла взяться за оружие. Степень радикальности подобных настроений была различной, далеко не во всех случаях недовольство выливалось в открытую враждебность, являясь лишь временным частичным отказом в доверии власти. При смене вектора политики в сторону поддержки того или иного слоя населения лояльность к власти вновь возвращалась. Как отметил в секретном политическом письме, направленном в Вятский губернский партийный комитет 9 октября 1928 г., ответственный секретарь Малмыжского уездного комитета ВКП(б) М. Е. Мамонов, деревенская беднота, вследствие широких налоговых льгот, «забыла „старые обиды" весны-лета и в общем проводимой политикой вполне довольна» [44]. Таким образом, курс властей, направленный на обеспечение поддержки своей политики со стороны беднейших слоев населения, уже к осени 1928 г. начал приносить свои первые плоды.
Однако масштаб негативных настроений получался еще более широким при взгляде на другие категории советских жителей. Крестьянское недовольство дополнялось претензиями к власти со стороны рабочих и значительной части интеллигенции.
В рабочей среде, особенно в населенных пунктах Северо-Вятского горного округа, проблемой номер один была растущая в связи с сокращением производства безработица. Весной 1927 г. было решено законсервировать Кирсинский, Климков-ский, Песковский металлургические заводы, а часть их работников перевести на Омутнинский металлургический завод. Губернским властям не удалось удовлетворительно решить вопрос трудоустройства работников трех остановленных предприятий, где на одном лишь Кирсинском заводе лишились работы 850 человек. Часть из них была действительно переведена на Омутнинский завод, где в это время царили упаднические настроения, связанные с нерентабельностью предприятия и опасениями относительно возможной его остановки. Перевод рабочих не лучшим образом сказался на трудовой дисциплине, породив к тому же определенные трения между пришельцами и местными металлургами [45].
Пополняющие же ряды безработных бывшие рабочие накаляли и без того сложную ситуацию на вятской Бирже труда. В материалах губернского исполнительного комитета отмечалось, что «на Биржах труда имеет место сильно развитое хулиганство, особенно рельефно выражающееся со стороны молодежи: приставание к женщинам,
циничные выражения, брань, шум, порча мебели и помещений, появление на Биржу в пьяном виде, - а также пребывание в стенах Биржи других элементов, не связанных с ней, но принимающих активное участие в хулиганстве и других неблаговидных поступках» [46]. К тому же проблема безработицы с осени 1927 г. стала приобретать и политический оттенок. Накалилась атмосфера на вятской Бирже труда, где громкие скандалы перемежались руганью в адрес советской власти, где порой звучали и пожелания типа «скорей бы война». Антисоветские настроения были отмечены также в среде уволенных рабочих Кирсинского завода [47].
Между тем и у тех граждан, которые сохранили свои рабочие места, было немало причин для недовольства. В отчете губернского отдела ОГПУ за февраль 1927 г. отмечалось, что рабочие возмущались дороговизной продуктов (информация с фосфатных рудников Омутнинского уезда), изношенностью оборудования (лесопильный завод в Малмыжском уезде), а также тем, что не сокращаются раздутые штаты в заводоуправлениях [48]. Ситуация усугублялась тем, что начинавшийся процесс модернизации загрузил сверх нормы и без того малочисленные и нерентабельные предприятия тяжелой промышленности. Возникла нагрузка, с которой рабочие не успевали справиться в течение восьмичасового рабочего дня с возложенными на них обязанностями, что вызывало их естественное недовольство [49].
Разворачивающаяся индустриализация требовала постоянного роста фонда социалистического накопления, осуществления строжайшего режима экономии на всех участках хозяйственного строительства. В связи с этим ЦК и ЦКК ВКП(б) 25 апреля 1926 г. приняли «Обращение ко всем парторганизациям, ко всем контрольным комиссиям партии, ко всем членам партии, работающим в хозяйственных, кооперативных, торговых, банковских и других учреждениях, о борьбе за режим экономии» [50]. Руководящие партийные органы призвали всех трудящихся неуклонно повышать производительность труда, добиваться всемерной экономии, максимально использовать внутрихозяйственные резервы и определили конкретные меры по решению этих задач. По сути, население призвали потуже «затянуть пояса». Некоторые представители рабочей среды Вятской губернии оказались не готовыми к таким жертвам. На различных собраниях, вечерах вопросов и ответов губернского исполнительного комитета (благо записки выступающим можно было подавать анонимно), а то и просто в личных беседах некоторые рабочие обрушивались с критикой политики экономии, рационализации и интенсификации производства в
условиях острых продовольственных и бытовых затруднений.
Серьезно нервировало рабочих введение карточной системы снабжения продовольственными товарами и необходимость в связи с этим стоять в многочасовых очередях: «Почему в соввласти пятнадцатичасовой рабочий день: восемь часов работают, семь часов в очередях за хлебом»; «хлеба, говорите, хватит. Если же вычесть -сколько умрет людей в очередях, то, наверное, останется даже» [51].
В условиях нехватки продовольствия объективно нарастали противоречия между городским и сельским населением, поскольку первые страдали от дефицита и растущих цен, а немалая часть вторых старалась нажиться на этом дефиците. В секретных материалах Вятского губернского отдела ОГПУ, губкома ВКП(б) встречаются упоминания о неоднократных случаях осуждения отдельными представителями городского населения высоких цен на различные товары, устанавливаемые, по мнению недовольных, крестьянами в целях нажиться за счет города [52].
Продовольственные затруднения в городах проецировались в противостоянии рабочих с различным социальным происхождением. Спецсводки ОГПУ отмечали «рост антагонизма между "коренными" рабочими и той частью рабочих, которые имеют сельское хозяйство (часто крепкое) и смотрят на работу на фабрике и заводе, как на побочный заработок». Так, группа рабочих спичечной фабрики «Белка» выступили за повышение норм выработки для своих коллег, имеющих хозяйство в деревне, мотивируя это наличием у них дополнительных источников заработка [53].
В целом, позиция части рабочих Вятской губернии была близка взглядам группы трудящихся г. Москвы, составивших письмо с описанием своего бедственного положения: «Московские рабочие считают наше положение катастрофическим и безвыходным. Страна по существу уже голодает и массы не в состоянии работать. За индустриализацию мы платим кровью наших голодающих детей и гибелью целых поколений. Мы кормим заграничных свиней, сбывая за бесценок последний кусок хлеба, а сами едим всякую дрянь и наши препраславленные фабрики-кухни и хлебозаводы - одно лишь издевательство. Нигде в мире рабочему кусок хлеба не достается с таким трудом, как у нас. После потогонной работы приходится часами стоять в очередях, чтобы получить кусок скверного хлеба. Наша зарплата равняется фактически нулю. Ограбленная и опустошенная деревня грабит нас.» [54].
Что касается интеллигенции, то картина была еще более сложной. На настроения интеллигенции в немалой степени влияли ее давние полити-
ческие симпатии. События 1917 г., Гражданской войны выявили тот факт, что преобладающая часть интеллигенции отдала симпатии не большевикам, что было также характерно и для Вятской губернии [55]. Они ориентировались не на советский, а на западный вариант развития, что в полной мере получило свое развитие в так называемом «сменовеховском» политическом течении, получившем широкую поддержку среди советской интеллигенции [56]. Сторонники «сменовеховства» (на территории Вятской губернии представленные членами Нижегородской краевой организации Трудовой Крестьянской партии [57]) делали ставку на нэп как вариант эволюционного перехода к капитализму. Эта часть интеллигенции, выступая за развитие капиталистических отношений, соответственно поддерживала и их носителей (деревенского кулака, городского нэпмана). Естественно, что и в 1928-1929 гг. они выступали за развитие нэпа, их не вдохновляла перспектива его свертывания. Как отметил в секретном политическом письме, направленном в Вятский губернский партийный комитет 23 октября 1928 г., ответственный секретарь Нолинского уездного комитета ВКП(б) И. П. Ростовцев, «интеллигенция проявляет робость, боязнь посещать собрания крестьянства, не дает четкого разъяснения по текущим хозяйственным задачам. Отмечается политика поддакивания рокоту крестьянства, направленного на срыв важнейших хозяйственно-политических кампаний» [58].
Согласно сводкам Вятского отдела ОГПУ, «чуждые по социальному происхождению и по идеологии люди составляют значительный процент в среде интеллигенции. Эти чуждые люди в общественной работе не принимают никакого участия, держат связь с кулачеством и лишенцами, прикрывая их проделки, грубы с окружающим населением и с подчиненными, к своей работе относятся бюрократически, по-казенному» [59]. Данное обстоятельство связывалось прежде всего с тем, что в данный период времени советской власти не удалось еще сформировать в среде интеллигенции устойчивый слой преданных идеалам коммунизма людей. Так называемая «старая интеллигенция», «воспитанная на принципах „старого доброго времени"» [60] составляла еще большинство, что прямым образом отражалось на политических позициях и практической деятельности указанной категории населения [61].
В совокупности указанные обстоятельства создавали весьма взрывоопасную ситуацию в обществе, что не могло не отразиться на настроениях правящей коммунистической партии. Членам ВКП(б) отводилась авангардная роль в проведении намеченной модернизации страны. Совершенно естественно, что негативные настрое-
ния, имевшие место в обществе, так или иначе накладывали определенный отпечаток и на деятельность членов большевистской партии, тысячами нитей связанных с беспартийным населением.
Во многом восприятие большевиками, в том числе и вятскими, происходящих событий зависело от их социального происхождения. Оценивая ту или иную резолюцию вышестоящего органа, коммунист часто исходил из своих материальных интересов, из того, рабочий он или крестьянин.
По состоянию на 1 октября 1928 г. в рядах Вятской губернской организации ВКП(б) было 6944 члена и 2670 кандидатов в члены партии. Среди них по социальному составу рабочие составляли 42,6%, крестьяне - 34,5%, служащие -22,2% и прочие - 0,7% [62].
При некотором численном преобладании рабочих в губернской партийной организации, крестьянство составляло немалый процент в ее составе. Данное обстоятельство не могло не сыграть своей роли при проведении на территории Вятской губернии мероприятий по форсированной индустриализации промышленности и массовой коллективизации сельского хозяйства. Указанное выше разгоравшееся противостояние между крестьянами и рабочими не могло не проецироваться на партийную массу. К тому же масштабные преобразования, намечавшиеся в СССР, естественно затрагивали материальные интересы и членов ВКП(б), вызывая их недовольство, а порой и активное сопротивление.
На данном этапе настроения оппозиционности проводимому и особенно вновь намечаемому проявились, главным образом, в так называемом «правом уклоне» в ВКП(б), имевшем соответствующую социальную базу в такой аграрной губернии, как Вятская.
В 1926 г. А. Кровицкий провел обследование хозяйств крестьян-коммунистов Вятской губернии. В каждом уезде было взято в среднем по 30 хозяйств коммунистов, а всего 251 двор, то есть 16,6% всей численности хозяйств, принадлежавших в губернии крестьянам-коммунистам. Анализ полученных данных свидетельствует о ярко выраженном имущественном превосходстве хозяйств крестьян-коммунистов над средним уровнем остальных хозяйств губернии. Средняя обеспеченность лошадьми в хозяйствах крестьян-партийцев была выше средней губернской на 12,5%, обеспеченность коровами - на 23%. Если по губернии средний процент хозяйств без посева составлял 23,3%, то среди крестьян-коммунистов - только 3,1%. Самая высокая группа по обеспечению землей - от 8 дес. и выше, среди крестьян-коммунистов к ней относились 16,9%. Среди остальных крестьянских дворов на дан-
ную группу приходилось только 3,4%. При этом значительным подкреплением бюджета части членов партии являлись побочные заработки в виде денежных окладов по партийно-советским должностям (100-300 руб. в год) [63].
Исходя из вышесказанного, можно отметить, что вследствие улучшенного материального положения крестьян-коммунистов объективно они были не заинтересованы в намеченных сталинским руководством преобразованиях, потенциально какая-то их часть могла пополнить ряды сторонников так называемого «правого уклона» в ВКП(б).
Таким образом, политическая ситуация в Вятской губернии накануне «великого перелома» характеризовалась нарастанием напряженности. Самые различные слои населения в силу ряда причин выражали свое недовольство проводимой центральными и местными органами власти политикой по решению насущной проблемы радикальной модернизации технической базы советской промышленности.
Примечания
1. Подсчитано по: Всесоюзная перепись населения 1926 года: Вятский район. Отдел I: Народность, родной язык, возраст, грамотность. М., 1928. С. 4-26.
2. Вятское хозяйство. 1929. № 3. Вятка, 1929. С. 42.
3. Коршунова М. Население губернии на 1 января 1928 г. // Статистический бюллетень. № 1 (10). Январь 1928 г. Вятка, 1928. С. 40.
4. Семено А. В. Осуществление политики раскулачивания и выселения кулацких семей на территории Кировской области в 1929-1934 гг.: дис. ... канд. ист. наук. Киров, 2003. С. 29.
5. Бакулин В. И. Хлебный вопрос в Вятской губернии в 1926-1928 гг. // Бакулин В. И. Листая истории страницы: Вятский край и вся Россия в ХХ веке: сб. науч. ст. Киров, 2006. С. 146.
6. Вятское хозяйство. С. 35.
7. Кировская областная организация КПСС в цифрах: 1917-1985 / сост. В. В. Леготин. Киров, 1986. С. 81; Из доклада председателя губсовнархоза на II пленуме губкома ВКП(б) о состоянии промышленности 16 февраля 1928 г. // Хрестоматия по истории Кировской области / под ред. Е. И. Кирюхиной, А. В. Эммаусского. Киров, 1982. С. 125.
8. Из доклада председателя губсовнархоза на II пленуме губкома ВКП(б) о состоянии промышленности 16 февраля 1928 г. // Хрестоматия по истории Кировской области / под ред. Е. И. Кирюхиной, А. В. Эммаусского. Киров, 1982. С. 125.
9. Очерки истории Кировской организации КПСС: в 2 ч. Ч. 2 / под ред. Е. С. Садыриной и др. Горький, 1969. С. 158.
10. ГАКО. Ф. Р-875. Оп. 1. Д. 45. Л. 78.
11. Загвоздкин Г. Г. Под знаком серпа и молота // Энциклопедия земли Вятской: в 10 т. Т. 4. История. Киров, 1995. С. 370; См. также: Пятьдесят советских лет: Кировская область. 1917-1967 / отв. ред. А. В. Эм-маусский. Киров, 1967. С. 22; Кирюхина Е. И. Под знаменем Октября: Кировская область за 60 лет Советской власти. Киров, 1977. С. 66-67; Во главе масс: Из истории Кировской городской организации КПСС / отв. ред.
Е. И. Кирюхина. Киров, 1980. С. 104-105, 108; Два века в пути: История фабрики «Красный курсант» / науч. ред. Е. С. Садырина. Киров, 1985. С. 66-69; и др.
12. Бакулин В. И. Проблемы промышленного развития Вятской губернии в годы нэпа (1921-1928) // Энциклопедия земли Вятской. Т. 10. Кн. 2. Киров, 2008. С. 133-134.
13. Загвоздкин Г. Г. Указ. соч. С. 370.
О некоторых формах реализации данной политики см. также: Бакулин В. И. На пути интенсификации промышленного производства (из опыта 20-х годов). Екатеринбург, 1992; Столбова Н. В. Рационализация и рабочее изобретательство на промышленных предприятиях Вятского региона в 1917-1929 гг. // Из истории Вятского края конца XIX - первой половины XX века. Киров, 1998. С. 66-75; и др.
14. Бакулин В. И. Проблемы промышленного развития Вятской губернии... С. 134.
15. ГАСПИ КО. Ф. П-1. Оп. 6. Д. 50. Л. 131-132.
16. Бакулин В. И. Проблемы промышленного развития Вятской губернии. С. 138.
17. Загвоздкин Г. Г. Указ. соч. С. 372.
18. ГАКО. Ф. Р-875. Оп. 1. Д. 125. Л. 30.
19. Там же.
20. Загвоздкин Г. Г. Указ. соч. С. 362, 365.
21. Бакулин В. И. Проблемы промышленного развития Вятской губернии. С. 139.
22. Там же.
23. ГАКО. Ф. Р-875. Оп. 7. Д. 34. Л. 13.
24. См. подробнее: Бакулин В. И. Проблемы промышленного развития Вятской губернии. С. 139-140.
25. Пятьдесят советских лет. С. 23.
26. Бакулин В. И. Хлебный вопрос в Вятской губернии в 1926-1928 гг. С. 152.
27. План хлебозаготовок, намеченный на конец (октябрь-декабрь) 1927 г., провалился. Вместо 4,58 млн т, заготовленных за соответствующий период прошлого года, удалось закупить только 2,4 млн т, т. е. почти в два раза меньше (Соколов А. К. Курс советской истории: 1917-1940. М., 1999. С. 152).
28. ГАКО. Ф. Р-877. Оп. 1. Д. 6. Л. 30.
29. ГАСПИ КО. Ф. П-1. Оп. 6. Д. 50. Л. 18.
30. Бакулин В. И. Хлебный вопрос в Вятской губернии в 1926-1928 гг. . С. 148.
31. ГАСПИ КО. Ф. П-1. Оп. 6. Д. 50. Л. 94.
32. Там же. Л. 25.
33. Бакулин В. И. Хлебный вопрос в Вятской губернии в 1926-1928 гг. . С. 146.
34. В докладе вятского губернского прокурора от 2 марта 1928 г. «О состоянии революционной законности в деревне, о борьбе с ее нарушениями» указывалось, что в первом полугодии 1927 г. на действия «волостных исполнительных комитетов ВКП(б), сельских советов и других органов советской власти было принесено 4263 жалобы». За аналогичный период 1925 г. таковых было зарегистрировано 2309, 1926 г. -2876. (ГА КО. Ф. Р-875. Оп. 1. Д. 1740. Л. 20).
35. См. подробнее: Шубин А. В. Вожди и заговорщики. М., 2004. С. 160-161; и др.
36. ГАКО. Ф. Р-875. Оп. 3. Д. 42. Л. 1.
37. ГАСПИ КО. Ф. П-1. Оп. 7. Д. 30. Л. 18 об.; Там же. Оп. 6. Д. 44. Л. 94, 101, 106; Там же. Д. 71. Л. 73; и др.
38. Там же. Д. 63. Л. 51.
39. Там же. Д. 50. Л. 179.
40. ГАКО. Ф. Р-875. Оп. 1. Д. 125. Л. 87. Подробнее о восприятии советским обществом военной угрозы см.: Голубев А. В. «Если мир обрушится на нашу
Республику»: Советское общество и внешняя угроза в 1920-1940-е гг. М., 2008.
41. ВЧК-ОГПУ о политических настроениях северного крестьянства: 1921-1927 гг. (по материалам информационных сводок ВЧК-ОГПУ) / сост. Г. Ф. До-броноженко. Сыктывкар, 1995. С. 13.
42. ГАСПИ КО. Ф. П-1. Оп. 6. Д. 63. Л. 1, 5151 об.; Там же. Д. 50. Л. 174-177.
43. ВЧК-ОГПУ о политических настроениях северного крестьянства. С. 13.
44. ГАСПИ КО. Ф. П-1. Оп. 6. Д. 50. Л. 178 об.
45. Бакулин В. И. Проблемы промышленного развития Вятской губернии. С. 140.
46. ГА КО. Ф, Р-875. Оп. 7. Д. 33. Л. 1.
47. Бакулин В. И. Проблемы промышленного развития Вятской губернии. С. 140.
48. Бакулин В. И. Настроения жителей Вятской губернии. С. 84.
49. Столбова Н. В. Отношение рабочих промышленных предприятий Вятского региона к политике центральной и местной власти в последние годы нэпа (1928-1929 гг.) // Актуальные проблемы отечественной истории ХУШ-ХХ вв. Киров, 1997. С. 40.
50. Обращение ко всем парторганизациям, ко всем контрольным комиссиям партии, ко всем членам партии, работающим в хозяйственных, кооперативных, торговых, банковских и других учреждениях, о борьбе за режим экономии: постановление ЦК и ЦКК ВКП(б) от 25 апреля 1926 г. // КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК (1898-1986). Т. 4. 1926-1929. Изд-е 9-е, доп. и испр. М., 1984. С. 18-23.
51. ГАСПИ КО. Ф. П-1. Оп. 6. Д. 63. Л. 51.
52. Там же. Д. 44. Л. 94; Там же. Д. 63. Л. 51 об.
53. ГАКО. Ф. Р-877. Оп. 2. Д. 9. Л. 7.
54. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 71. Д. 112. Л. 11-11 об.
55. См. подробнее: Бакулин В. И. Драма в двух актах: Вятская губерния в 1917-1918 гг. Киров, 2008.
56. См. подробнее: Мухачев Ю. В., Шкарен-ков Л. К. Крах «новой тактики» контрреволюции после гражданской войны. М., 1980. С. 49-61.
57. См. подробнее: Бакулин В. И. Нижегородская краевая организация Трудовой Крестьянской партии: История возникновения и гибели // Бакулин В. И. Листая истории страницы: Вятский край и вся Россия в XX веке: сб. науч. ст. Киров, 2006. С. 159-178; Бакули-н В. И. Год «великого перелома» и политические репрессии конца 1920 - начала 1930 гг. // Россия и Вятский край в исторической ретроспективе: сб. науч. ст. / отв. ред. М. С. Судовиков. Киров, 2005. С. 102-111.
58. ГАСПИ КО. Ф. П-1. Оп. 6. Д. 50. Л. 177.
59. ГАКО. Ф. Р-877. Оп. 2. Д. 10. Л. 9.
60. ГАСПИ КО. Ф. П-2. Оп. 1. Д. 23. Л. 292.
61. К примеру, в конце 1928 г. в должности заведующего Вятским нефтескладом находился некий Тихомиров. В письме в вятскую рабоче-крестьянскую инспекцию заместитель начальника губернского отдела ОГПУ Яговкин указал, что «Тихомиров - тип, явно настроенный против Советской власти, до настоящего времени о советской нефтепромышленности в беседах и спорах отзывается так: "Ничего ведь еще нет нового, все осталось от дядюшки Нобеля". Личное знакомство и дружбу ведет исключительно с интеллигенцией эсеровских убеждений - учителем Пашиным и другими. В служебной деятельности Тихомирова имеют место факты, граничащие с преступлением - неотпуск вовремя горючих припасов местной Обуховской Коммуне для работы тракторов, вследствие чего имел место не-
производительный простой тракторов и другие явления, тормозящие усиленному ходу развития и работы указанной коммуны». Впоследствии Тихомиров был снят с работы без назначения пенсии (Там же. Ф. П-98. Оп. 1. Д. 388. Л. 93-93 об., 97).
62. Кировская областная организация КПСС в цифрах: 1917-1985 / сост. В. В. Леготин. Киров, 1986. С. 40.
63. Головин С. А. Членство в РКП (б)-ВКП(б) как основной путь повышения социального статуса (19201930-е гг.) // Вопросы истории. 2008. № 3. С. 38.
УДК 2-78
А. Г. Поляков
ВОЗНИКНОВЕНИЕ ЦЕРКОВНЫХ РАЗДЕЛЕНИЙ В КОНЦЕ 1920-х гг. В КОНТЕКСТЕ МОДЕРНИЗАЦИИ ГОСУДАРСТВА
В статье описывается влияние модернизации на эволюцию церковно-государственных отношений и возникновение церковных разделений. В отличие от «правых» церковных разделений курс митрополита Сергия (Страгородского), как и обновленческой церкви, априори обеспечивал легитимность государственной власти и всех её модернизационных преобразований.
The article is dedicated to studying the influence of the state modernization on the evolution of relations between Russian Orthodox Church and the Soviet state. The article also describes the beginning of division processes which were conditioned by the contradictions between the "church right opposition" and Metropolitan Sergiy (Stargorodsky), and the trend of "renovation" in Russian Orthodox Church.
Ключевые слова: модернизация, церковно-поли-тический курс, легитимность, обновленчество, Декларация, церковные разделения.
Keywords: modernization, church political course, legitimacy, "renovation", Declaration of 1927, church division processes.
Наиболее объективную картину динамики цер-ковно-государственных отношений и в частности возникновения после Декларации 1927 г. заместителя патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского) правых церковных разделений, на наш взгляд, даёт их рассмотрение в контексте процесса модернизации общества и государства.
В среде обществоведов распространено мнение о том, что в России, являвшейся традиционной страной, после Октябрьской революции в историческом процессе обострилась проблема соотношения традиций и модернизации [1].
В историческом процессе взаимодействие модернизации и традиции диалектически обусловлено.
© Поляков А. Г., 2011
Модернизация - скачок в социальном состоянии общества, переход его в качественно новое состояние, в ходе которого ранее аграрные, традиционные общества становятся современными, «модернизированными». В понятие модернизации включаются процессы индустриализации, урбанизации, рационализации, секуляризации, смены типа демографического поведения и т. д. [2]
Традиция - феномен социокультурного наследия, передающийся из поколения в поколение и сохраняющий материальные и духовные ценности в определённых социальных группах в течение времени. Традиции отражают общие устойчивые формы и тенденции социальных явлений, выступают как сложившиеся стереотипы общественного сознания [3].
Стабильность социокультурного развития общества обеспечивается традициями, отражающими духовные ориентации народа. Сохранение традиций отечественной культуры имеет приоритетное значение для общества, особенно в процессе модернизации [4]. В 2007 г. митрополит (нынешний патриарх) Кирилл на XI Всемирном русском народном соборе в своём докладе на поставленный им же вопрос о наличии альтернативы для модернизации России однозначно ответил: «Нет! Только модернизация страны может решить скопившиеся социальные и экономические проблемы общества. Потребность в ней вырастает из самой народной среды». По его мнению, советская модель модернизации общества и включала в себя многие ценности русской культуры, что оказало значительное, если не определяющее влияние на устойчивость советской власти, просуществовавшей более 70 лет. При этом митр. Кирилл отметил, что «закваской» духовно-культурного кода народа является религиозная традиция. «Для большинства народа России - это Православие... И когда игнорируются эти ценности, а тем более когда их пытаются заменить другими, происходит скрытое или открытое отчуждение народа от политики, которая проводит подобный курс» [5].
Для традиционной отечественной культуры было характерно преобладание общинного [6] начала над личным. Для жизни традиционного общества природные факторы играли первостепенную роль, но при этом немалое влияние на формирование особенностей традиционной отечественной культуры оказывало и государство. Сословная система и деспотическая власть государей действовали по максиме Ивана Грозного «А жаловати семя холопей вольны, а и каз-нити вольны». Самодержавие подчиняло себе стремившиеся к автономии корпорации. Так было и с Русской Православной Церковью, управляемой со времён Петра I светским учреждением [7].
