CC BY
338
Синельникова Л.Н.
Луганск, Украина ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЛИНГВИСТИКА: КООРДИНАТЫ МЕЖДИСЦИПЛИНАРНОСТИ
УДК 81 '27 ББК Ш 100.3
Аннотация. В статье акцентируется факт междисциплинарности как методологии политической лингвистики. Междисциплинарность расширяет представление об объекте исследования и меняет видение предмета наблюдения, границы его интерпретации лингвистом. Прагматика дискурса концентрирует признаки междисциплинарности. Основныж показателем является характер адре-сант-адресатныгх отношений, которыге определяют признаки политических дискурсивныых практик (выг-бор номинаций, толкование понятий, направление словопреобразований и др.).
Ключевые слова: политическая лингвистика, междисциплинарность, прагматика дискурса, дис-курсивныге практики, политический фрейм.
Sinel’nikova L.N.
Luhansk, Ukraine POLITICAL LINGUISTICS: COORDINATES OF INTERDISCIPLINARITY
ГСНТИ 16.21.27 Код ВАК 10.02.19 Abstract. The fact of interdisciplinarity as a methodology of political linguistics is emphasized in the article. Interdisciplinarity expands the idea about the subject of research and changes the vision of the observed object, the bounds of its interpretation by a linguist. The pragmatics of discourse concentrates the signs of interdisciplinarity. The main indicator is the character of ad-dresser-addressee relations, which determine the signs of political discourse practices (choice of nominations, interpretation of notions, direction of word transformations etc).
Key words: political linguistics, interdisciplinarity, discourse pragmatics, discourse practices, political frame.
Сведения об авторе: Синельникова Лара Николаевна, доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой русского языкознания и коммуникативных технологий Луганского национального университета (Украина).
Место работы: Луганский национальный университет имени Тараса Шевченко.
Контактная информация: 91011, Украина, г. Луганск, ул. Матросова, д. 2-а, кв. 10.
E-mail: larnics @ luguniv. edu. ua._______________________________________________
About the author: Sinel’nikova Lara Nikolaevna, Doctor of Philology, Professor, Head of the Department of Russian Linguistic Studies and Communicative Technologies of Luhansk National University (Ukraine).
Place of employment: Luhansk Taras Shevchenko National University.
Политическая лингвистика относится к числу относительно новых на постсоветском пространстве исследовательских направлений, всё более укрепляющих свой собственный научный статус. Осуществлён переход от описания отдельных фактов, любопытных «частностей» к типологическим характеристикам, к выявлению закономерностей языковой представленности политически ориентированного мышления. Главное - определены предмет и объект исследования и выработан и продолжает совершенствоваться адекватный объекту инструментарий [Будаев, Чудинов 2006; 2009]. Сформировался статусный список персоналий - исследователей политического дискурса, представляющих резонансные научные школы (Екатеринбургская, Волгоградская, Санкт-Петербургская, Воронежская, Краснодарская). Об очевидных достижениях лингвистов в изучении политического мышления по языковым данным говорит активно пополняющийся разножанровый библиографический список, перечень аспектных научных конференций. О широте проблематики и разнообразии подходов к соответствующему материалу можно судить по содержанию журнала «Политическая лингвистика» (Екатеринбург, Уральский гос. пед. ун-т; гл. редактор - доктор филологических наук, профес-
Говорить - это само по себе политическая акция.
А политическая акция всегда соединяет повыше собыгтия со старыыми формами жизни.
(О. Розеншток-Хюсси)
сор А.П. Чудинов), который, как сказано в аннотации, «призван способствовать обмену новейшей информацией в области политической лингвистики, а также в сфере взаимоотношений языка, культуры и общества» и действительно немало этому способствует. Широко обсуждается методология исследования политического дискурса [Методология исследования политического дискурса 2002], психологические аспекты политических коммуникаций [Политическая психология 2001; 2007]. Проблемы политической коммуникации всё активнее рассматриваются в контексте политической культуры [Кравченко 2004; Евсеева 2006]. Показательно также создание учебников и учебных пособий по политической лингвистике, что свидетельствует о достигнутом уровне знания в этой области о возможности его системной интерпретации [Романов 2002; Чудинов 2003, 2006, 2008; Чернявская 2006] .
Сфера политики в самых разных её составляющих перестала быть табуированной, и интерес к политической лингвистике обозначился на всём постсоветском пространстве. Более того, обнаружилось, что учёные разных стран описывают политические коммуникации по одним и тем же направлениям, что доказывает универсальность ряда признаков феноме-
на власти как таковой. Универсальное не исключает этнокультурной и этнолингвистической специфики политических коммуникаций и их исторической обусловленности. В зависимости от «политической целесообразности» варьируются способы убеждения, меняется соотношение прямого и косвенного говорения, при смене власти инверсируются оценочные характеристики, выявляется предпочтение тех или иных манипулятивных технологий, согласованных с личным вкусом политических фигурантов и ожиданиями «групп поддержки».
Политика - феномен общественного сознания, которое формируется в результате разнообразных политических коммуникаций, «это мир, сотканный из выпусков телевизионных новостей, газетных статей, разговоров на кухне, это особая, в каком-то смысле «виртуальная» реальность, отражающая существование отдельного социального поля, обладающего своими законами и правилами игры» [Зорин 2007: 397-398]. Цель политической лингвистики - изучение особенностей политического мышления по языковым данным.
Интерпретация языковых данных в таком виде деятельности, как политика требует междисциплинарного подхода - органической включённости информации из смежных наук в инструментарий анализа. Междисциплинарность не просто расширяет представление об объекте исследования, но и меняет предмет наблюдения, его местонахождение в пространстве гуманитарного научного знания и границы интерпретации. Уже перечень наук, влияющих на объём и направление интерпретаций политического дискурса, говорит о сложности выработки адекватного инструментария анализа: лингвистика, риторика, коммуникативистика, культурология, социология, социолингвистика, этнография, этнолингвистика, политология, политическая психология. Расширяется сфера применения результатов анализа политической коммуникации: журналистика, юриспруденция, межкультурная коммуникация, переводческая деятельность, связи с общественностью (политический менеджмент), имиджелогия, конфликтология. В каждой из этих сфер обнаруживаются специфические признаки политической коммуникации.
Формирование политической лингвистики как самостоятельной области знания в значительной мере объясняется операционально-стью понятия «дискурс», благодаря которому оказалась возможной интерпретация деятельности говорящего субъекта, имеющего отчётливые установки, намерения, заставляющие особым образом организовывать коммуникацию, расставлять акценты, приспосабливать язык к адресату, балансировать на грани реального и виртуального, правды, не всей правды и лжи. Дискурс как устный и письменный документ такого рода деятельности и составил
предмет политической лингвистики. Освоение современной гуманитарной наукой понятия «дискурс» обеспечило возможность междисциплинарного интегрированного подхода к описанию политического языка как языка политики, политиков и власти в целом. Дискурсивный подход дал возможность типологизировать наиболее важные и устойчивые особенности политических коммуникаций, определить их жанровое пространство. Идеологемы, мифологемы, метафорические группы, знаки вербальной агрессии, культурно-языковые концепты (власть, политика, политик, демократия, электорат, кризис и др.), политическая афо-ристика, эвфемизмы и дисфемизмы и мн. др. -все эти проявители свойств и особенностей политической коммуникации подтверждают динамичность объекта, его способность к продуцированию новых функций языковых единиц и приёмов их организации.
Социально-психологические характеристики политических коммуникаций и коммуникантов в значительной мере основываются на восприятии лингвистических признаков, речевых (риторических) умений и предпочтений. Прагматика политического дискурса определяется личностью адресанта и социально-психологическими признаками адресата. В роли адресанта могут быть а) политики, б) журналисты, пишущие о политике и политиках, в) политики, оценивающий других политиков, г) политологи как профессиональные аналитики, д) представители народа или, точнее, разных сегментов общества, е) писатели, пишущие на политические темы (в том числе писатели-юмористы, сочинители анекдотов и под.). Адресат, как правило, идентифицируется идеологической направленностью, политическими пристра-
стиями, которые, в свою очередь, определяются его статусными (возрастными, образовательными, гендерными и др.) характеристиками. Субъектно-субъектные отношения (кто пишет и для кого) определяют характер модальной рамки политического дискурса, уровень эмоционального напряжения, степень ответственности за вербальное поведение и, соответственно, типологию языковых признаков, направление языковых рефлексий. Таким образом, наблюдения над политическим языком вообще могут быть существенно дополнены при условии конкретизации вида политического дискурса по факторам адресанта и адресата. И тогда окажется, что изобретателями большинства политических метафор являются журналисты и, следовательно, это презентация их творческого сознания. Речи политиков - плод совместных усилий имиджмейкеров, спичрайтеров и, конечно, в той или иной мере дополненный ораторским талантом исполнителя; так называемое «выпадение из имиджа» - речевой «прокол», скорее, принадлежит самому политику, хотя и в этом случае есть основания подоз-
ревать хорошо подготовленную импровизацию. Лингвист, привычно стоящий над такого рода информацией, включаясь в лингвополитологические наблюдения, не может не дифференцировать попавший в его поле зрения языковой материал.
Политический дискурс как собирательное понятие складывается из многочисленных дискурсивных практик, каждая из которых «раскрывает существующие на данный момент тенденции использования сходных по функции альтернативных языковых средств для выражения определённого смысла и замысла» [Романов 2002: 4]. Определённая дискурсивная практика как вид (жанр) политической коммуникации может быть описана по параметру адресанта как субъекта действия - политик как персоналия, политическая партия как обобщённо-собирательный субъект и т.д. и по адресату - сегмент общественности, целевая группа, адресат-оппонент, народ, нация и т.д. Политический дискурс зависим как от адресанта, так и от адресата. Зависимость от адресата проявляется в выборе типа общения, в предпочтении тех или иных языковых средств и приёмов. Разный адресат - разный политический дискурс.
Зависимость от адресата - это и стремление ему угодить, как можно более соответствовать его ожиданиям. Такого рода «угодничество» ярко выражено в дискурсиях националистического характера, для которых характерна абсолютная категоричность суждений (в том числе касающихся критериев плохого и хорошего, приемлемого и неприемлемого), ограниченность эмоциональных реакций по отношению к другому (только гнев, презрение, угрозы), завышение значимости одних событий и игнорирование других. Всё это сопровождается навешиванием ярлыков, обзыванием и другими знаками вербальной агрессии. При этом диалог как основа политической этики в демократическом обществе не предполагается. Все позиции маркируются как витально значимые и должны быть безоговорочно приняты всеми как таковые. Так, в журналистском интервью, названном «Экзистенциальный обед после революции» (ж. «Публичные люди», 2005, № 9) представлены такие высказывания собеседников: «Обрати внимание на то, какую колоссальную зависть чувствуют теперь по отношению к нам ка-цапыг, хотя прикрыгвают её «доброжелательныгм» предостережением: выг, романтики, не понимаете, чем для вас это обернётся»; «Правильность «кацапских размышлений» определяется территорией, где они в данныгй момент находятся. Есть «правильным кацап» Сева Новгородцев, но он уже 30 лет живёт в Лондоне»; «Просто «нелюбовь» к ним в понимании кацапов - это уже преступление»; «Враг или раб - вот их исчерпыгвающая формула, или многих из них, или российских правящих политиков»; «Мы не могли допустить, чтобы уголовник управлял нами»; «Это очень старая, ещё досоветская проблема; кацапы всегда зорко следили, чтобы
здесь не было никакой элиты , потому что быдлом легче управлять». Отрицательная оценка «другого» возведена в конструктивный политический принцип - такова дискурсивная доминанта агрессивного (националистического) политического дискурса.
Тоталитарный дискурс - это не только дискурс тоталитарного государства, но и дискурс тоталитарной герменевтики, заданной резко означенным адресантом и адресатом. В политических дискурсиях, строящихся в расчёте на тоталитарную герменевтику, в полной мере действует эффект плацебо (плацебо от лат. р1асеге - нравиться; термин используется в медицине и психотерапии для контроля за ролью внушения в действии лекарственного препарата) - социально-психологический эффект, обусловленный верой людей (и соответственно внушением) в позитивное действие каких-либо факторов. В политике результат плацебо-эффекта - психологическое ощущение положительных действий «наших» как единственно правильных.
Каждая из дискурсивных практик по-своему резонирует с реальностью. Более того, в зависимости от характера субъектно-субъектных отношений формируется своя реальность, предлагаемая как уже существующая или такая, которая может быстро перейти из желаемой в действительную при соблюдении определённых правил и рекомендаций. Моделирование реальности по собственным образцам -одна из основных целевых установок власть предержащих и власть ищущих.
Политический дискурс может интерпретироваться как часть публицистического и по характеру адресата - широкая аудитория, и по основной установке - воздействовать на адресата, убеждать его в декларируемой правде собственной позиции и справедливости оценок оппонентов. О многих политических дискурсиях есть основание говорить как о политической публицистике, творимой по большей части журналистами и в меньшей степени самими политиками. Эта позиция подтверждается фактом широкого использования риторических ресурсов для создания «поля напряжённости». Но только в политическом дискурсе функции воздействия подчиняются все другие функции языка - информативная, когнитивная, оценочная. Политический дискурс имеет в качестве автора абсолютного суггестора, стремящегося всеми средствами оказать как можно более сильное впечатление и влияние и получить как можно более зримый эффект (в рейтинговой позиции, в разных видах поддержки общественности и под.). При этом формируется свой блок аргументации с особой иерархией аргументов по принципу «все средства хороши», специфицируется свойство бинарности дискурса (свой -чужой, мы - они, толерантность, политкорректность, эмпатия - конфронтация, вербальная агрессии). Борьба за власть - особое состояние
сознания, регулирующее ролевое поведение субъектов политического дискурса, делающее их заложниками собственных установок, ищущих поддержки в языке и одновременно рискующих быть разоблачёнными через язык благодаря его способности верифицировать сказанное как правду или ложь, реальное или желаемое, искреннее или лицемерное и т.д. Политический дискурс кинематографичен: в нём всегда используется принцип скрытого монтажа, позволяющего жонглировать смыслами, менять акценты, инверсировать иллюзии и реальность. Выявление «речевых полиграфов» -одна из общественно значимых задач политической лингвистики.
Значимость лингвистического фактора в политической лингвистике бесспорна. Именно лингвисты, реализуя принцип экспланаторности (совмещения описания языковых фактов и их объяснения на основе данных других наук), могут ответить на многие интересующие современное общество вопросы: как вербализуются тоталитарные или демократические идеологические установки, с помощью каких приёмов (риторических, нейролингвистических) пропагандируются и внедряются в сознание граждан политические идеи, как устроены политические трансакции, проявляющие суггестивные, мани-пулятивные, номинативные, фатические, аттрактивные функции языка, и мн. др.
Политологическая филология (термин В.З. Демьянкова) синтезирует наблюдения мик-роуровневого характера - синтактика, семантика, прагматика политических дискурсов и их макротруктуры - смена и мотивация сюжетов, мотивов, жанров и т.п. [Демьянков 2002: 35]. Микроуровневые признаки проявляют себя в макроструктуре, от которой зависит их интерпретация. Так, пространное и неясное определяет речевой почерк большинства современных политиков. Возможно, в этом случае действует психологическая установка: «Всегда говори меньше, чем кажется необходимым». Американский журналист Роберт Грин придаёт этой установке статус закона и формулирует его так: «Желая произвести впечатление своими речами, помните: чем больше вы наговорите, тем больше покажетесь ординарным и не имеющим реальной силы. Даже произнося банальности, вы будете выглядеть оригинальным, если ваши речи будут неясными, незавершёнными и загадочными, как речи сфинкса. Влиятельные люди производят впечатление и внушают страх тем, что не договаривают. Чем больше вы говорите, тем выше вероятность того, что вы скажете глупость» [Грин 2005: 30]. Политики не любят конкретных определений. Отсюда тенденция к семантическому выхолащиванию слов, конъюнктурное их толкование, приспосабливание к своей идеологии любой ценой и любыми способами, проявляющими неуважение к биографии слова, а значит, и к культуре в целом. Но-
минации демократия, народ, правовое государство, цивилизованные отношения, рыночные реформы, европейский выбор исследователи относят к фантомным, словам-симуляк-рам. Особенность такого рода номинаций в их референтной нетождественности. Слова-симулякры образуют семантическое пространство игры, в которой важны не реалии референциальной сферы, основывающиеся на семантике денотата, а законы Зазеркалья, где действует семантический принцип Шалтая-Болтая: «Когда я беру слово, оно означает то, что я хочу, не больше и не меньше». Напрашивается вывод: размытость семантики слова выгодна политикам. Это один из способов косвенного говорения, которое в этом случае можно синонимизировать с безответственным речевым поведением, что, в свою очередь, понижает уровень доверия к политической информации.
В политическом дискурсе происходит борьба за термины, сопоставимая с борьбой за территории влияния. На Украине всё ещё не утихают споры относительно содержания терминов сепаратизм и федерализм; перегруппировываются компоненты смыслового объёма понятия соборность и оспаривается статус Дня соборности, объявленного праздником (в православной среде соборность - определитель духовного единства, в новой украинской интерпретации - признак унитаризма, противопоставленного федерализму, то есть происходит перенос термина из духовной и философской сферы в административно-территориальную с политическим оттенком); нет единства в определении содержания понятий нация, этнос, народ и многих других. Нельзя не согласиться с мнением социолога: «Язык управляет человеком, тем более - группами людей. Поэтому термин необходимо замещать. Вариантов предостаточно. Ведь словосочетание «гражданская нация» во многом тавтологично, и «народ, обладающий государством», - это граждане. А «нация» в русском или украинском языке - это скорее «этнос, обладающий государством». Языковая традиция, никуда не денешься от социолингвистики; термин «народ» воспринимается действительно как менее одиозный. Поэтому термин «нация» надо оставить термином сугубо научным; незачем запускать его и культивировать в публичном дискурсе» (А. Литов-ченко. Враг украинской государственности // Еженедельник 2000. 22.09.2006). Противоречия в лингвистической историографии, селективный отбор данных - свойство политического дискурса.
Принцип «не лгать, не лжесвидетельствовать» применительно к философии языка может быть обозначен как деонтологическая норма: не создавай имён, в которых лишь частичная правда, не искажай толкование имён и мыслей другого. В арсенале политиков и жур-
налистов, пишущих о политике, время от времени возникают слова, которые можно назвать тренд-вёртерами (trend - тенденция, Worter -слова) - номинациями, отражающими новые общественные, культурные и научно-технические направления развития, тенденции актуального стиля, эстетики и т.п. (Н.Г. Комлев. Словарь иностранных слов. - М: ЭКСМО-Пресс, 2000. С. 362). Политические тренд-вёртеры быстро превращаются в мифологемы: путь реформ, либеральные ценности, цивилизованное общество и под. Мифологемы, по Р. Барту, представляют собой метаязык власти. Отличительной чертой политической мифологемы является её амбивалентность - сочетание конкретности и абстрактности, однозначности и аморфности, что позволяет приспосабливать мифологизированную номинацию к конструируемому политиком информационному полю, заполнять приемлемые для определённой идеологии кластеры.
В политической коммуникации активны языковые категории, природа которых позволяет приспособить их к целям оценки и, следовательно, к целям воздействия. К числу такого рода средств относятся тропы, и прежде всего метафора. Политическая метафора - существенная часть политического дискурса «от журналистов». Интерпретируя метафоры в русле лингвополитологического подхода, нельзя обойти вопрос «Кому выгодно?», тем более что именно метафора как непрямая номинация, представляющая нечто на границе иллюзии и реальности, быстрее всего оказывается средством манипуляции и демагогии. Политическая метафора содержит существенную информацию о позиции говорящего и оказывается объектом активного восприятия: оранжевые иллюзии, шароварные лозунги, безыдейные прилипалы, грантовый паразитизм, дракончик национализма, политическое недержание, языковая вакханалия. Метафора в русле идей лин-гвосинергетики оценивается как универсальный аттрактор, преодолевающий неопределённость в использовании языка и освобождающий от энтропии смысла [Герман 2000: 348]. Метафорическая номинация в политическом дискурсе может противостоять энтропии симулякров. Сравним: европейский выбор и европейский предбанник.
Исследователи политической коммуникации обращают внимание на её театрализован-ность. Формы проявления этого признака разнообразны - от кандидатов-двойников до технологий «самострела», когда политик устраивает покушение на самого себя. Лингвистическая театрализованность имеет метафорическое и перифрастическое выражение. Несколько примеров театрализованных номинаций, возникших под пером журналистов: герой маячных войн (о руководителе студенческого братства, ведущего борьбу за крымские маяки), Айболит украинской политики (о Конституци-
онном суде), политический дерибан (о недостойном, дерзком и агрессивном поведении), девушка своей мечты (о Ю. Тимошенко).
Театрализованный политический дискурс -это уже не отдельная метафора или перифраза, а целая модель действий, сценарное ранжирование, дающее в итоге новую оценочную категорию. Несколько примеров: «Бросая время от времени идеологические косточки в сторону Западной Украины, они позволили элитам юга и востока делать свой бизнес»; «Начался XX век с большой иллюзии: интеллектуалыы мечтали о Соединён-ныгх Штатах Европы, о братстве народов, к которому якобы на всех парусах плывёт пароход современности, а на самом деле в историческом тумане этот пароход уже поджидали айсберги национализма, на которые «Титаник» европейской цивилизации и налетел на полном ходу»; «Титульные нации новых стран с удовольствием нацепили платье национализма (так слуги торопятся нарядиться в одежду уехавшего барина), не заметив, что оно давно уже вышло из исторической моды и что в XXI веке нелепо выглядит камзол» (примеры из Еженедельника 2000).
Язык - существенный фактор политического ритуала и политических манипуляций. На всестороннюю реализацию функции воздействия направлены коммуникативные технологии манипулятивного характера, строящиеся по принципу «цель оправдывает средства». В организации манипулятивных технологий принимают участие все акторы политических действий, поэтому, видимо, поле политических манипуляций расширяется. Можно даже сказать, что политические манипуляции в варианте «беспредел пределов манипуляции» - едва ли не основное достижение демократии в постсоветских государствах, ведущих целенаправленную обработку общественного мнения в разных направлениях. Игра без правил на политическом поле всё больше приобретает характер невротического соперничества с привлечением виртуозной риторики и стилистики. Трансакции ма-нипулятивного характера предлагаются в виде алгоритмизированных рецептурных рекомендаций, жизнеспособность которых подтверждается многочисленными историческими примерами. Такие трансакции именуются стратагемами - стратегиями поведения (в том числе речевого), обеспечивающими возможность эффективного воздействия на людей. Политические дискурсии оказываются полем военных действий. Вот одна из стратагем, описанных в книге А.И. Воеводина «Стратагемы - стратегии войны, манипуляции, обмана». Название стратагемы «Обмануть императора, чтобы он переплыл море». Сущность стратагемы такова: открыто проводятся действия, маскирующие действительную цель; противнику путём повтора определённых действий навязывается шаблон восприятия; устанавливается зависимость от шаблона, в результате чего теряется бдительность и адекватное восприятие ситуации. Проверен-
ная на поле военных действий стратагема экстраполируется на мирную жизнь, где она тоже подтверждает свою эффективность: в бизнесе компания может объединиться с конкурентом для создания общего проекта, но параллельно разрабатывает собственный проект, который заканчивает раньше совместного, превращая последний в неактуальный; в криминальном мире знание шаблона розыска преступника даёт возможность последнему, чтобы не быть пойманным, делать всё наоборот, ни от кого не прятаться, легально входить в доверие; в спорте можно несколько раз применить одну и ту же последовательность действий для выработки у противника шаблонной реакции, а затем неожиданно поменять программу; в политике также можно сформировать шаблон восприятия действий, но в определённый момент разыграть новый вариант и тем самым вывести противника из борьбы [Воеводин 2003: 11].
Политическая лингвистика интегрирует разные виды информации. Одно из направлений интеграции может быть объективировано фреймовым подходом. Фрейм - структура репрезентации знаний в условиях стереотипных (однотипных) ситуаций; фиксированная система параметров, описывающих тот или иной объект или событие. Политический фрейм - это оязы-ковлённая когнитивная модель, обусловленная идеологической позицией субъектов речи. Описание политического фрейма - результат наблюдения за текстами, посвящёнными одной проблеме. Набор языковых признаков выявляется эмпирическим путём. Фиксируются типичные, часто повторяющиеся способы вербального представления определённого события.
Контент-анализ политического фрейма позволяет определить языковые маркеры той или иной концептуальной составляющей. К числу лингвистических показателей относятся слова, словосочетания, фразеологизмы, тропы, риторические фигуры и приёмы, политические термины, цитаты, семантика и частота появления которых могут помочь выявить «маршрутную линию развития ситуации» [Романов 2002: 136]. Каждый фрейм в вербальном отношении состоит из слов, словосочетаний - как прямого, так и метафорического характера, группирующихся вокруг смыслового инварианта фрейма, соотносящихся с ним в семантическом отношении. Вербальная представленность политического фрейма содержит информацию о стратегии и тактиках субъектов политического дискурса, представленную в семантике ключевых слов, в коннотативных признаках наименований, в характере модальных оценок - всё это знаковые репрезентанты политических фреймов. Признаки общего лингвистического фрейма могут варьироваться в конкретных текстах, дополняться новыми характеристиками.
Показателен также такой параметр фрейма, как клиширование представлений о том или
ином общественно важном событии. Клишированные речевые тактики выражают состояние массового сознания и одновременно формируют его. Структурирование фреймов на слоты даёт возможность описать типы ментальных установок, обусловленных исходной позицией акторов политического дискурса, и в то же время выявляют прагматические смыслы, характерные для современного общества (образец детального рассмотрения фреймов и слотов метафорической модели «Россия - это преступное сообщество» представлен в учебном пособии А.П. Чудинова «Политическая лингвистика»).
Тенденции актуального политического стиля нередко формируются на основе эмоциоген-ных проблемных тем. На Украине политическим приоритетом обладают темы: НАТО, Евросоюз, ОУН-УПА, голодомор, газовый вопрос, Крым и Черноморский флот, языковая политика (русский язык), регион, региональность, региональный имидж (с позиций географического расположения, истории формирования, традиций, особенностей культуры, экономики и политических пристрастий). В пространстве этих тем складывается новая мифология (типа «НАТО -будем жить богато») и формируется оппозиционный политический дискурс.
Так, фрейм «Восток - запад Украины» имеет такие языковые маркеры: географические Украины, раскол Украины, разлом, географический детерминизм, языковой барьер, мес-течковость, местечковый национализм, местечковое самоуправление, территориальное сообщество, тоталитарная демократия, «западенцы» «схидняки», игра в толерантность, просвещённый запад, рабочий восток, «заповедник разума», сознательный запад, русифицированный восток, официальная украинизация, федерализация, федералистский проект, болезнь федерализма, сепаратисты, раскольническая угроза, «соборная» Украина, жёсткий унитаризм, враг украинской государственности, антигосударственное мышление, окраинные экстремисты, регионализация, региональная эффективность, восточноукраинская элита, двуязычие, автохтоны (коренные жители), соборность как «акт злуки» (сравним: «Соборность» как фактор раскола» -название статьи Владимира Корнилова, 2000, 26.01.2007).
Фрейм «Языковая политика» представлен следующими языковыми маркерами: двуязычная страна, вялотекущий лингвоцид, статус русского языка, государственная гуманитарная политика, поддержка русской культуры, права русскоязычных граждан, Европейская хартия национальных языков, имплементация, региональный статус русского языка, русофобская концепция языковой политики, двуязычные украинцы, автохтонный (коренной).
Бинарность политических фреймов определяется вербальным представлением концептуальной переменной: положительное - отрицательное, демократическое - недемократическое, своё - чужое (чуждое). Формируются клишированные речевые тактики, утверждающие идеологическую позицию того или иного сообщества.
Лингвистические маркеры политических фреймов помогают выявить «маршрутную линию развития ситуации» (А.А. Романов). Клишированные речевые тактики обыгрываются оппонентами в виде цитат, аллюзий, с их помощью создаётся ироническая оценочная тональность. В билингвальной среде сформировался уникальный способ дискурсивного представления «другого»: «чужое» слово в русской прессе предаётся на украинском языке, а в украинской - на русском.
Таким образом, политический дискурс конструирует политическую реальность во многих её составляющих. В итоге можно сказать: каков политический дискурс - таков и предъявляемый обществу образ власти. И всё-таки политический дискурс необходимо оценивать как часть культуры определённого времени, если считать, что в культуру входят все виды социально значимой деятельности, все поведенческие модели (паттерны), направленные на реализацию конкретных и специфических задач для удовлетворения человеком своих насущных потребностей. Политический дискурс как культуроносный феномен акцентирует такие культурологические понятия, как мифологизация (неомифологизм наиболее проявлен именно в политической сфере), карнавализация (политика как шоу и имиджи политиков как игровые маски). Одно из действительно демократических завоеваний нашего времени - снятие табу на интерпретацию политической деятельности в разных её проявлениях. Политическая лингвистика - безусловно демократическая дисциплина, способная - при условии ответственных усилий учёных-гуманитариев - перевести пред-знание в обсуждаемое и, значит, реально существующее знание.
ЛИТЕРАТУРА
Будаев Э.В., Чудинов А.П. Современная политическая лингвистика. - Екатеринбург, 2006. 267 с.
Будаев Э.В., Чудинов А.П. Лингвистическая советология: Монография. - Екатеринбург: Урал. гос. пед. ун-т, 2009. 291 с.
Воеводин А.И. Стратагемы - стратегии войны, манипуляции, обмана. - М.: Белые альвы, 2003. 256 с.
Герман И.А. Лингвосинергетика. - Барнаул: Изд-во Алтайской академии науки и права, 2000. 170 с.
Грин Роберт. 48 законов власти: Новая краткая редакция. - М.: РИПОЛ классик, 2005. 288 с.
Демьянков В.З. Политический дискурс как предмет политологической филологии // Политическая наука. Политический дискурс: История и современные исследования. - М.: ИНИОН РАН, 2002. № 3. С. 32-43.
Евсеева Л.И. Информационная власть: анализ взаимодействия политики и коммуникации // Актуальные проблемы современной политической науки. - СПб.: Санкт-петербургский гос. политехнический ун-т, 2006. С. 50-60.
Зорин В. А. Проблема восприятия образа политика в контексте изучения его личности // Политическая психология: Хрестоматия [Сост. Е.Б. Шестопал] - М.: Аспект-Пресс, 2007. С. 394-405.
Кравченко В.И. Политическая культура как отражение политико-коммуникативной реальности общества // Актуальные проблемы теории коммуникации: сб. науч. тр. - СПб.: Изд-во СПбГПУ: РКА, 2004. С. 135-153.
Методология исследования политического дискурса: Актуальные проблемы содержательного анализа общественно-политических текстов [Под общ. ред. И.Ф. Ухвановой-Шмыговой]. Вып. 3. - Минск: Белорусский гос. ун-т, 2002. 360 с.
Политическая психология: учеб. пособие для вузов. - М.: Академический проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2001.
Политическая психология: Хрестоматия [Сост. Е.Б. Шестопал] - М.: Аспект Пресс, 2007. 448 с.
Романов А.А. Политическая лингвистика: Функциональный подход. - Москва; Тверь: ИЯ РАН, ТвГУ, 2002. 191 с.
Чернявская В.Е. Дискурс власти и власть дискурса: проблемы речевого воздействия: учеб. пособие. - М.: Флинта, 2006. 136 с.
Чудинов А.П. Политическая лингвистика: учеб. пособие. - М.: Флинта, 2008. 256 с.
Источник иллюстративных материалов
Еженедельник «2000». www.2000.net.ua.
© Синельникова Л.Н., 2009
