CC BY
272
УДК 323.2
Вестник СПбГУ. Сер. 6. 2016. Вып. 1
А. В. Макарин
ПОЛИТИЧЕСКАЯ КОНКУРЕНЦИЯ VS ПОЛИТИЧЕСКАЯ СТАБИЛЬНОСТЬ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ
Статья посвящена исследованию понятий «политическая конкуренция», «политический рынок», «олигополистическая конкуренция», «межпартийная конкуренция», «демократия», «бюрократия» — основам, генезису и составляющим этих явлений. Библиогр. 14 назв.
Ключевые слова: политическая конкуренция, власть, политика, политическая партия, демократия, государство.
A. V. Makarin
POLITICAL COMPETITION AND POLITICAL STABILITY IN CONTEMPORARY RUSSIA
The article is devoted to the study of the concepts of "political competition", the "political market", "oligopolistic competition", "inter-party competition", "democracy", "bureaucracy" — the basics, the genesis and components of these phenomena. Refs 14.
Keywords: political competition, power, policy, political parties, democracy, state.
Политическая конкуренция является одной из характеристик политических систем и режимов. Наличие политической конкуренции давно стало важным показателем степени развития политических систем. Нельзя назвать ни одной политической системы — существовавшей в прошлом или существующей в настоящем, — в рамках которой не проявлялась бы властная конкуренция (например, в форме административного рынка).
Термин «политическая конкуренция» «можно определить как соперничество в сфере политики за обладание властью, когда результаты соперничества определяет некто третий» [1, с. 19]. С политической конкуренцией непосредственно связан политический рынок, проявляющийся в предвыборной борьбе политических идей и программ политиков.
Политическая конкуренция в России также является важной составляющей содержания социума. В настоящем основной механизм политической конкуренции — избирательные процедуры, основанные на всеобщем равном и прямом избирательном праве и тайном голосовании — свободные выборы представителей граждан в избираемые органы центральной и местной власти. Чаще всего политическая конкуренция и ее постоянная динамика могут обеспечить социально-политическую стабильность и долговременную устойчивость политической системы, наделяют ее способностью к саморегулированию и самосовершенствованию. Характер и динамика политической конкуренции напрямую связаны и определяются тем, как соблюдаются и защищаются политические свободы и права граждан, их права во взаимоотношении с государственными институтами на формирование
Макарин Александр Викторович — доктор социологических наук, профессор, Санкт-Петербургский государственный университет, Российская Федерация, 199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., 7/9; [email protected]
Makarin A. V. — Doctor of Sociological Sciences, Professor, St.Petersburg State University, 7/9 Universitetskaya nab., St. Petersburg, 199034, Russian Federation; [email protected]
© Санкт-Петербургский государственный университет, 2016
28
государственной и местной власти, на контроль и участие в деятельности этих органов в управлении делами общества и государства [2, с. 6-8].
Институциональные изменения в России конца XX — начала XXI в. оказали существенное воздействие на структуру политических возможностей акторов участвовать в политической конкуренции. По сути, конкуренция приняла форму так называемой недобросовестной конкуренции, когда один из акторов имеет преимущества перед другими. В российской политической системе доминирует одна политическая партия, а оппозиционные партии имитируют конкурентную борьбу и не желают договориться о взаимовыгодном сотрудничестве [3, с. 90].
Политический рынок и его аналог, экономический рынок, не могут эффективно работать без конкуренции. В то же время он не обладает достаточным иммунитетом против устремлений ограничить или даже устранить конкуренцию. Как известно, в зависимости от соотношения количества производителей и количества потребителей различают два вида конкурентных структур: свободная (чистая) конкуренция и несовершенная конкуренция.
В современных условиях рынки в виде «чистых» конкурентных отношений занимают небольшое место. Большинство рынков представляют собой ту или иную форму «несовершенной» конкуренции. Одним из видов несовершенной конкуренции является олигополия. Она представляет собой такое состояние рынка, при котором на нем присутствуют значительное число обособленных потребителей и малое количество производителей, каждый из которых может удовлетворить большую часть общего спроса. Олигополия складывается не сама по себе, а при условии согласия на нее правящего класса. В этом плане современный российский политический рынок с одним доминирующим актором «Единой Россией» представляет собой идеальный тип олигополии, который имеет поддержку как со стороны властвующей элиты, так и большей части граждан в сравнении с другими политическими силами.
Олигополистическая конкуренция, конечно, отличается от свободной конкуренции. Главные ее отличительные черты состоят в том, что в ней принимают участие несколько акторов, каждый из которых обладает довольно большой долей рынка какого-то товара или услуги; акторы предлагают стандартизированные товары; для новых акторов вход на рынок затруднен. Перед потенциальными конкурентами, возможными кандидатами на вступление в рынок встают серьезные институциональные ограничения и политические проблемы. Это и формирование большого стартового капитала, и технологические сложности, и доступность к важнейшим ресурсам, и большие возможности «ветеранов» разными способами препятствовать появлению на рынке «новичков» и т. д.; наличие стимулов к слиянию, сговорам, направленным на снижение или устранение конкуренции. В условиях олигополии конкуренты стремятся избегать прямого соперничества друг с другом, разделяя между собой сферы влияния [4, с. 81].
Анализ развития политической конкуренции в России последних примерно 25 лет свидетельствует о том, что она под влиянием институциональных факторов в широком понимании (формальных и неформальных норм, организационных структур, групп интересов и др.) прошла сложный путь от дезорганизации к стабилизации.
Обратной стороной процесса стабилизации политической системы конца 90-х годов ХХ — начала XXI в. и повышения уровня ее эффективности стало не только
усиление роли государства в социально-политическом процессе, но и установление бюрократического контроля над политическими и иными процессами и снижение уровня политической конкуренции. Произошло сокращение количества акторов, принимающих участие в межпартийной конкуренции, т. е. превращения конкуренции в форму олигополии, ослабление влияния граждан на формирование властных структур, а соответственно и общее снижение интереса граждан не столько к институту выборов, сколько к их результатам.
В 2000-2012 гг. в российском обществе сложился доминирующий участник в лице государства и его части — бюрократии (включая силовое чиновничество), которые вносят дополнение в действия известных закономерностей и взаимозависимостей, присущих политическим системам ряда других государств. Такой порядок распределения ресурсов в политической системе устанавливает определенные ограничения на развитие политической конкуренции. И если брать за критерий демократии в нашей стране только один показатель - политическую конкуренцию, то можно прийти к выводу что система носила скорее автократический или бюрократический, нежели демократический характер.
Демократию, конечно, нельзя сводить только к конкурентной борьбе. Варианты развития поставторитарных политических систем с позиции содержательной, а не только формальной исследуются при помощи различных понятий. В виде «фасадной демократии», «непрочной демократии», «неутвердившейся демократии», «нестабильной популистской демократии», «отчасти нелиберальной демократии», «конкурентной полудемократии», «полудемократии с ограниченным плюрализмом», «полуконкурентныой, частично плюралистической автократии», «делегированной демократии» и др.
Поэтому конкуренция есть часть формы власти народа, средство или метод достижения политической стабильности в повышении эффективности принятия политико-управленческих решений. Искусственно созданная конкуренция не решает ни одной из выше указанных задач. Кроме того, следует иметь в виду тот факт, что все теории демократии включают в себя показатель политического участия, который в России имеет относительно высокий уровень.
В 90-х годах XX в. «свободные» выборы в СССР и части СССР — РСФСР в 1989-1991 гг. стали своеобразной точкой отсчета институциональной трансформации электоральных институтов и первым опытом участия акторов в конкурентной политической борьбе. Правда, эта конкурентная борьба носила во многом административный характер. Между собой конкурировали отдельные политики и известные граждане, обладающие разным объемом административно-номенклатурного капитала. В процессе выборов кандидаты и поддерживающие их силы начали использовать столь популярный ныне «административный ресурс» — преимущества должностного или служебного положения. Ранее использование каких-либо преимуществ между кандидатами в депутаты народных представительных собраний различных уровней было невозможно ввиду отсутствия конкурентной борьбы между ними, ибо всегда выбор складывался в пользу одного кандидата, так как иные кандидаты в депутаты отсутствовали.
В ходе выборов появились конкурентная среда и содержательная борьба, что дало почву для использования административных рычагов. Разумеется, реальные политические события не говорили о межпартийной конкуренции, это была скорее
персональная конкуренция, конкуренция организаций и отдельных групп людей в рамках радикально видоизмененной социалистической избирательной системы.
Главные политические результаты выборов были предсказуемы. Альтернативы правящей коммунистической партии — КПСС не было. Непредсказуемыми были, как правило, персональные результаты участия в выборах части претендентов в депутаты представительных собраний. Возникло подобие либеральной политической конкуренции и политического рынка на фоне резкого повышения уровня политического участия. Акторы приобрели первый опыт участия в конкурентной борьбе за право участия в осуществлении политической власти. Но политическое участие граждан в процессах советской либеральной демократизации, по сути, предшествовало политической конкуренции.
Распад советской политической системы повлек за собой разнонаправленные тенденции. С одной стороны, правящая коммунистическая партия была лишена монополии на производство «высокой» политики, но, с другой стороны, партийная и иная номенклатура в целом сохранила за собой политико-административное управление. Одновременно партийно-бюрократические структуры быстрее других социальных групп адаптировалась к новым условиям и превратилась в «альянс политических предпринимателей», вступивших в борьбу за собственность и государственную власть. Таким образом, политическая конкуренция имела место быть, но проявлялась в специфической форме борьбы за собственность на политическом поле.
В политической науке существуют различные подходы и методики исследования политической конкуренции. Нередко используется предложенная В. Гельманом методика количественных оценок, согласно которой, если результат «кандида-та-инкумбента» на выборах меньше двух третей, тогда можно говорить о том, что конкурентность и состязательность присутствуют, и считать выборы демократическими. Данный подход базируется на методе разделения выборов на «демократические» и «недемократические», предложенном профессором Хельсинского университета Т. Ванханеном. В основе метода Ванханена — распределение голосов между «инкумбентом» и другими кандидатами. Если другие кандидаты получили менее 30% от числа проголосовавших избирателей, выборы, по мнению Ванханена, являются недемократическими, ибо в условиях свободной конкуренции и состязательности достижение такого результата невозможно. Относительно предложенного подхода в российской политической науке нет единой позиции [5, с. 132]. Методика, предложенная В. Я. Гельманом, подходит скорее для стабильного сложившегося социума и его политической системы, чем для трансформирующегося общества.
В России 90-х годов ХХ в., в условиях неконсолидированного общества и слабого государства политическая конкуренция имела специфические черты. На первый план выходили корпоративные интересы новых финансово-промышленных групп, которые принимали самое активное участие в формировании государственной политики. При отсутствии четких правил экономической конкуренции поддержка государством тех или иных корпоративных интересов превращалась, по сути, в важнейший ресурс конкурентной борьбы, поэтому практически все ведущие финансово-промышленные группы в той или иной мере принимали участие в создании политических партий и избирательных объединений. Слабость государства как центрального института политической системы российского общества
не позволяла ему оказывать сильное противодействие группам интересов, стремящимся приватизировать социалистическую собственность, государство и государственную политику.
Следует признать, что демократические политические институты должны выдержать историческую конкуренцию с авторитарными институтами, доказать обществу свою эффективность и дееспособность, добиться поддержки со стороны народа и элитных структур общества. Мировой опыт перехода от авторитаризма к демократии свидетельствует о том, что эта конкурентная борьба не может носить краткосрочный характер. Она занимает исторически длительный период, на протяжении которого возможны определенные отклонения от демократических форм осуществления политики.
Для предотвращения распада российской государственности нужен был политический лидер, способный поставить под политический контроль узкогрупповые интересы, консолидировать как саму бюрократию, так и правящую элиту общества, придать процессу трансформации определенный смысл.
Таким лидером стал В. В. Путин, который вместе со своей командой воплотил в жизнь конкретный план действий. Какие политические силы считались альтернативными центрами власти? Губернаторы, часть олигархов, оппозиционные партии и независимые средства массовой информации [6].
По нашему мнению, альтернативные центры власти занимали разные позиции в процессе демократизации российского общества и государства. Если региональные бароны и олигархи несли в себе реальные угрозы целостности российской государственности, то партии и независимые СМИ представляли и представляют собой те политические институты, без которых невозможно представить ни современное государство, ни демократическую систему.
Но, несмотря на эти очевидные различия, против них — всех вместе и каждого в отдельности — была направлена определенная программа действий. Летом 2000 г. был принят пакет законов, по которым создавались семь федеральных округов. Была создана «прослойка» между губернаторами и верховной властью: полпреды как «смотрящие». Аппараты федеральных округов наполнились представителями силовых структур. Губернаторы были «изгнаны» из Совета Федерации, а в 2004 г. они лишились права избираться населением, что, конечно, повлияло на всю политическую систему. В итоге главы субъектов федерации утратили независимость, были возвращены в «номенклатуру» Кремля, стали обычными (хотя и высокопоставленными) чиновниками, которых можно без труда отправить в отставку.
Одновременно с властью губернаторов была существенно ограничена власть некоторых олигархов. Наиболее известные из них эмигрировали за границу, а вместе с ними из страны были «изгнаны» более сотни богатейших людей. Против них, как правило, возбуждались уголовные дела или начинались какие-то навязчивые проверки, которые сигнализировали: грядут серьезные неприятности. Поэтому эти люди, чтобы сохранить свои деньги, свою свободу, а иногда — и свою жизнь, вынуждены были уезжать.
Закон «О политических партиях» поднял планку требований к деятельности партий и значительно усложнил порядок их создания и функционирования. Кроме того, ряд политических партий лишились финансовой поддержки со стороны олигархов, что поставило под вопрос сам факт их дальнейшего существования.
Наконец, власть достаточно умело взяла под свой контроль СМИ, прежде всего телевидение и прессу. Но самое важное — действия властей встретили поддержку значительной части населения и «вялый» протест тех, против кого были направлены. Эта пассивная, молчаливая поддержка населения придала уверенность власти и одновременно свидетельствовала о верно выбранном пути, о том, что приобретается легитимность иного, высшего порядка. Легитимность, замешанная на искренней поддержке, на доверии.
В результате, по мнению О. Крыштановской, решалась внутренняя для власти задача — восстановление иерархии и субординации в политическом классе. Нормальная ситуация для западного общества, когда парламент спорит с правительством, в нашем обществе оказалась неприемлемой и невозможной. Поэтому делалось все, чтобы восстановить единоначалие. Эта система единоначалия «царила» у нас в советский период, и вся номенклатура хорошо понимала, как надо жить и как надо действовать в этой системе.
В итоге по факту сложилась новая нелиберальная модель политического устройства, которая своими чертами достаточно близко соприкасается с моделью Й. Шумпетера. В противовес классическим трактовкам Шумпетер формулирует собственный подход к пониманию демократии следующим образом: «Демократия — это всего лишь метод, так сказать, определенный тип институционального устройства для достижения законодательных и административных политических решений. Отсюда — она не способна быть целью сама по себе, безотносительно к тем решениям, которые будут приниматься в конкретных обстоятельствах при ее посредстве» [7, с. 637].
В соответствии с его взглядами на демократию свободный и суверенный народ обладает в политике весьма ограниченными функциями. Рядовые граждане лишь избирают промежуточный институт, который впоследствии формирует правительство, а затем полностью отстраняются от управления. Поэтому демократия представляет собой не что иное, как сугубо институциональное мероприятие, обеспечивающее соревнование элит за поддержку и голоса избирателей.
Преимущества данного подхода, как считает Шумпетер, состоят в том, что, во-первых, он акцентирует внимание на такой ценности демократии, как политическая конкуренция. Во-вторых, отнимает большую роль у феномена политического лидерства. И, наконец, в-третьих, если исходить из того, что индивидуальной свободы не существует вообще, то сформулированный метод в большей степени приближает к свободе.
Таким образом, институциональные изменения первого — начала второго десятилетия XXI в. можно рассматривать как практическое воплощение в жизнь модели демократии Шумпетера. Ориентация на эту модель позволила повысить уровень стабильности и эффективности всей политической системы, принудить к консолидации элиты и закрепить доминирующую роль одного участника — государства (и его части — бюрократии) в политическом процессе в условиях процессов глобализации и присущих им вызовов.
К практическим последствиям реформ начала XXI в. можно относится по-разному: отрицать существование в России свободной конкуренции или признавать ее наличие — это зависит от занимаемой позиции. Но можно попытаться взглянуть на проблему более широко и системно.
Возникает вопрос, что лучше: политическая конкуренция, сочетающаяся с сильной политической фрагментацией при отсутствии стабильности и консолидации элиты и общества, или достижение стабильности и консолидации общества при условии уменьшения уровня политической конкуренции? Используя понятийный аппарат Р. Даля, можно сформулировать проблему иначе: что лучше — «включающая гегемония» или «конкурентная олигархия»? Первая отличается низкой конкуренцией, но значительным процентом «включенных» граждан. Вторая — высокой конкуренцией олигархических структур и низкой включенностью граждан. Какой выбор исторически оправдан в ситуации провала радикально-элитарной либерализации и разрушения основ государственной власти и управления?
Обращаясь к основам неоинституционализма, можно сказать, что абсолютно правильного решения нет. Каждый вариант имеет свои достоинства и недостатки. В этом плане логично, что побеждает тот вариант, который, во-первых, отвечает интересам большинства и, во-вторых, в поддержку которого активно выступают участники, обладающие большим объемом ресурсов. Российский вариант решения дилеммы был решен в пользу модели «включающей гегемонии». Одним из решающих факторов выбора стала позиция второго президента РФ В. В. Путина. Благодаря своей популярности среди широких масс населения он сумел обеспечить принудительную консолидацию элит, создав для них новые правила игры, исключающие самостоятельное, активное и непосредственное участие корпоративных интересов крупного бизнеса в политических процессах и гарантирующие ему государственную защиту от иностранных конкурентов.
В настоящее время различные элитные группировки вынуждены ограничить свои претензии на монопольное обладание властью и бесконтрольное управление собственностью. Как в свое время заметили В. В. Лапкин и В. И. Пантин, «золотой век» российских олигархов уходит в прошлое; на смену ему идет «золотой век» чиновничества и высшей бюрократии, контролирующих основные финансовые потоки и регулирующих отношения собственности. «Пакт элит» по-российски установил доминирование бюрократии и силовых структур как над крупным бизнесом, так и над рядовыми предпринимателями, оставляя массам лишь роль «статиста» в публичных играх, имитирующих функционирование демократии. Оборотная сторона такого «пакта элит» — фактическое отсутствие в России организованной и ответственной оппозиции, влиятельных политических партий. Несмотря на серьезный раскол и размежевание в массовом сознании, реальная дифференциация интересов в российском обществе до сих пор весьма слаба. Отсюда — поразительная индифферентность россиян по отношению к существующей в стране системе политических институтов. Это относится и к политическим партиям, и к институту региональных выборов, и ко многим другим элементам активно реформируемой в настоящее время политической системы России [8, с. 57].
Демократический метод, по мнению Шумпетера, обеспечивает отбор кандидатов из тех людей, для которых доступна профессия политика. И, наконец, чтобы успешно контролировать все сферы государственной деятельности, демократическое правительство должно иметь хорошо подготовленную бюрократию, имеющую высокий статус и исторические традиции; при этом продвижение бюрократии должно зависеть не от политиков, а происходить в соответствии с правилами государственной службы. «Демократия процветает тогда, когда модель общества
обладает определенными характеристиками, и бессмысленно спрашивать, как она будет существовать при других социальных моделях, не обладающих этими характеристиками, или как будут жить люди в таких обществах в условиях демократии» [7, с. 689].
Минималистская концепция демократии Шумпетера, конечно, может вызывать негативную реакцию, особенно если придерживаться «ценностного» подхода в понимании демократии, иными словами — если рассматривать демократию как политическую конструкцию, призванную воплотить во власти совокупность совершенно определенных идеалов и принципов, т. е. тех высших ценностей, которые и выражают ее социальный смысл и предназначение.
Российское общество последовательно отвергло первоначально социалистическую модель демократии, затем либеральную форму и остановилось в настоящий период на модели «демократического элитизма». Естественно, что в сравнении с предшествующим периодом политическая конкуренция в рамках складывающейся практики принимает особые формы, сочетающиеся с российскими традициями (местничеством, поместной системой и вотчиностью — патримониальным господством) и новациями (либеральным правом).
Не секрет, что политический успех «Единой России» на думских выборах 2003 г. был достигнут не столько за счет поддержки избирателей, которые отдали ее списку всего 37,6% голосов, сколько в результате конверсии голосов в места, позволившей создать в Государственной Думе фракцию подавляющего большинства. Парламентское большинство партии «Единая Россия» было сфабриковано, но это не означает, что оно было сфальсифицировано.
Понятие «сфабрикованное большинство» имеет политический, а не правовой смысл. Оно было введено одним из пионеров в области изучения политических последствий избирательных систем — Д. Рэ еще в 1967 г. для отображения ситуаций, когда партия, за которую проголосовало меньше половины избирателей, получает большинство мест в легислатуре. Как показали дальнейшие исследования, сфабрикованное большинство есть отнюдь не редкость в современной политике [9, с. 108].
На выборах 2003 г. 37,6% голосов избирателей были конвертированы в 66,8% мест в Государственной Думе. По пропорциональной системе 37,6% превратились в 53,2% — в качестве бонусов были засчитаны голоса электората проигравших партий, голоса «против всех» и «недействительные бюллетени». Свой бонус получили и 3 другие партии. КПРФ свои 12,6% конвертировала в 17,85%, ЛДПР свои 11,45% — в 16,2% и «Родина» 9% — в 12,8%. В результате «Единая Россия» получила 120 мандатов. По мажоритарной системе партия получила еще 103 мандата, а после распределения мест по фракциям она пополнилась еще 78 депутатами, получив в сумме 301 голос.
Таким образом, под воздействием институциональных и политических механизмов, включающих в себя высокий уровень общесистемной фрагментации в сочетании с голосованием «против всех» в пропорциональной части избирательной системы и отсутствие территориальных баз поддержки у оппозиционных партий в одномандатных округах, а также латентные коалиционные стратегии, послужившие стимулом для вступления многих одномандатников во фракцию «Единой России», партия получила квалифицированное большинство мест в Государственной Думе. Относительно умеренные электоральные преимущества партии над своими
конкурентами обернулись для нее превосходством при распределении мест в парламенте. Как пишет Г. В. Голосов, «на выборах по партийным спискам рейтинг конверсии голосов в места составил 1,42, в одномандатных округах — 1,98, а рейтинг конверсии первоначально выигранного представительства в размер фракции — 1,35» [9, с. 108]. Это исключительный случай перепредставительности партии в парламенте в мировой практике, который породил много вопросов как по процедурам формирования большинства, так и по стратегиям поведения конкурентов. В частности, было не ясно, почему выдвиженец от одной партии после своей победы оказался в парламентской фракции другой партии.
Выборы в Государственную Думу 2007 г. были проведены по новой пропорциональной системе. На этих выборах барьер для партий, проходящих в Государственную Думу по партийным спискам, был повышен с 5 до 7%, законодательно были убраны нижний порог явки на избирательные участки и возможность голосовать против всех кандидатов, отменена мажоритарная система голосования по одномандатным округам, членам одной партии запрещено проходить по спискам другой, а партиям запрещено объединятся в выборные блоки. В выборах приняли участие 11 партий. За 4 партии, получившие места в Государственной Думе, проголосовало 91,75% избирателей. Это говорит о том, что большинство избирателей в условиях измененной нормативной базы выборов переориентировали свои предпочтения, отдавая голоса партиям, имеющим шансы преодолеть электоральный порог. Во многом поэтому «Единая Россия» одержала уверенную победу на выборах [10, с. 148]. Первоначально считалось, что реформа избирательной системы невыгодна «Единой России», так как на выборах 2003 г. она получила 37,57% голосов избирателей, и только из-за вступления в ее состав депутатов, избранных по одномандатным округам, она смогла получить квалифицированное большинство голосов в нижней палате нашего парламента. Но на выборах в 2007 г. эта партия заручилась поддержкой уже 64,3% избирателей, что с учетом эффекта мультипликатора (часть партий не преодолела избирательный барьер, и их голоса были перераспределены между партиями, которые прошли в Государственную Думу) позволило «партии власти» не только сохранить конституционное большинство, но и увеличить численность своей фракции.
Таким образом, усиление «партии власти» и повышение ее электоральной активности от одного избирательного цикла к другому происходило лишь тогда, когда правящий класс предоставлял ей новые функции и инвестировал в нее соответствующие средства [11, с. 89].
Ситуация несколько видоизменилась в избирательном цикле 2011 г. Выборы в Государственную Думу в декабре 2011 г. были проведены на основе, по сути, прежней избирательной системы. Административный ресурс использовался, но в меньшей степени, нежели в 2007 г. Однако наличная система «вертикали власти» оставила все возможности для его использования. При этом «оппозиционные» партии получили большее количество депутатских мест.
На снижение электоральной эффективности «партии власти» повлиял экономический кризис, который окончательно не был преодолен в год выборов. Последствия кризиса отразились на повседневной жизни различных социальных слоев и групп российского общества, теряющих надежду на способность правящего класса и «партии власти» стабилизировать социально-экономическую ситуацию в стране.
В стратегической перспективе усиление роли государства в экономике и политике, скорее всего, будет иметь неоднозначные последствия. Сложившаяся в России модель власти таит в себе угрозы, связанные прежде всего с падением ее эффективности вследствие своеобразного блокирования механизмов политической конкуренции и активного вмешательства бюрократии в социально-политические процессы, создающие механизмы поддержки неэффективных институтов, адаптированных к условиям несовершенной конкуренции.
В то же время политические лидеры понимали, что полная блокировка механизмов политической конкуренции чревата усилением авторитаризма, еще большим снижением роли политических партий — не только находящейся у власти, но и тех, которые находятся в оппозиции к ней. Поэтому вполне объяснимы инициативы политических лидеров России по реформированию партийной системы. В какой мере эти новые инициативы смогут повысить уровень политической конкуренции, покажет реальная политическая практика развития российского общества.
Новый «этап в регламентации статуса политических партий в законодательстве Российской Федерации был положен в 2012 г., в результате принятия Федерального закона от 2 апреля 2012 г. № 28-ФЗ "О внесении изменений в Федеральный закон о политических партиях" и Федерального закона от 2 мая 2012 г. № 41-ФЗ "О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с освобождением политических партий от сбора подписей избирателей на выборах депутатов Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации, в органы государственной власти субъектов Российской Федерации и органы местного самоуправления". В соответствии с принятыми законами для регистрации политических партий вместо 50 тыс. человек необходимо 500 человек, а также наличие региональных отделений не менее чем в половине субъектов Российской Федерации. Принятие указанных законов свидетельствует о масштабной либерализации законодательства о политических партиях» [12, с. 127].
Независимо от последствий либерализации законодательства, без политической конкуренции невозможно решить множество задач, стоящих перед Россией в XXI в. Но представительная власть в «который раз проявила непоследовательность в вопросе об оптимальной численности членов, необходимой для создания политической партии. Так, в разные годы минимальная численность членов для создания политической партии составляла 10 тыс. человек, затем она была увеличена до 50 тыс., а в 2012 г. она сокращается до 500 человек» [12, с. 128]. Подобная динамика говорит об отсутствии устойчивой конституционной стратегии развития института политических партий как неотъемлемого элемента механизма народовластия.
Появление на политическом рынке значительного числа партий способно привести не к усилению партийно-политической конкуренции, а к частичной деинсти-туционализации партий как политических институтов. «Чрезмерный рост числа политических партий рискует сработать против политической партии как важнейшего института представительной демократии»[13, с. 34-35].
По мнению Ю. Г. Коргунюк, «региональные выборы 2012-2014 гг. можно также считать опытным полем для обкатки новых (а точнее, подзабытых старых) подходов к обеспечению нужных для верхов результатов. Выборы показали, что этих результатов можно добиться не только "закручиванием гаек", но и их частичным
ослаблением, связанным с допуском к выборам новых "спойлеров" и понижением явки» [14, с. 111 ].
Литература
1. Шилов В. Н. Демократическая политическая конкуренция и предпосылки ее эффективности // Научный результат. Сер. Социальные и гуманитарные исследования. 2014. Т. 1, № 1(1). С. 18-32.
2. Нисневич Ю. А. Роль конкуренции в обеспечении социально-политической стабильности и подавлении коррупции // Вестн. Рос. ун-та дружбы народов. Сер. Политология. 2009. № 3. С. 3-17.
3. Козырва П. М., Смирнов А. И. Кризис многопартийности в России // Полис. Политические исследования. 2014. № 4. С. 76-95.
4. Кинзерская И. Л. Политическая конкуренция в контексте результатов выборов 2011-2012 гг. // ПОЛИТЭКС. Политическая экспертиза. 2012. Т. 8, № 2. С. 80-89.
5. Ашихмина Я. Г. Конкуренция элит на выборах как критерий современной демократии // ПОЛИТЭКС. Политическая экспертиза. 2007 № 2. С. 245-253.
6. Крыштановская О. Российская элита на переходе // Полит.ру. Публичные лекции. 2008. URL: http://polit.ru/article/2008/07/31/rus_elita/ (дата обращения: 22.09.2015).
7. Шумпетер Й. А. Теория экономического развития. Капитализм, социализм и демократия. М.: Эксмо, 2007. 864 с.
8. Лапкин В. В., Пантин В. И. Освоение институтов и ценностей демократии украинским и российским массовым сознанием (Предварительные итоги) // Полис. Политические исследования. 2005. № 1. С. 50-62.
9. Голосов Г. В. Сфабрикованное большинство: конверсия голосов в места на думских выборах 2003 г. // Полис. Политические исследования. 2005. № 1. С. 108-119.
10. Кинзерская И. Л. Избирательная система как инструмент формирования общественного выбора: теоретические подходы и российская практика // ПОЛИТЭКС. Политическая экспертиза. 2008. Т. 4, № 2. С. 137-150.
11. Макарин А. В. «Партии власти» в современной России // Политический анализ: доклады Центра эмпирических политических исследований кафедры политических институтов и прикладных политических исследований факультета политологии С.-Петерб. ун-та. Вып. 10. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2010. С. 75-91.
12. Аминова Г. Г. Партии-спойлеры как угроза развитию политической конкуренции // Проблемный анализ и государственно-управленческое проектирование. Научные сообщения. Вып. 2. 2015. С. 127-132.
13. Володина С. В. Институциональные факторы влияния на политическую конкуренцию: основные подходы к изучению и современная российская практика // Сравнительное конституционное обозрение. 2014. № 4 (101). С. 27-36.
14. Коргунюк Ю. Г. Партийная реформа 2012-2014 гг. и структура электоральных размежеваний в регионах России // Полис. Политические исследования. 2015. № 4. С. 97-113.
References
1. Shilov V. N. Demokraticheskaia politicheskaia konkurentsiia i predposylki ee effektivnosti [Democratic political competition and the preconditions for its effectiveness]. Nauchnyi rezul'tat. Ser. Sotsialnye i gumanitarnye issledovaniia [Scientific result. Series: humanitarian and Social studies], 2014, vol. 1, no. 1(1), pp. 18-32. (In Russian)
2. Nisnevich Iu. A. Rol' konkurentsii v obespechenii sotsial'no-politicheskoi stabil'nosti i podavlenii korruptsii [The Role of competition in ensuring socio-political stability and the suppression of corruption]. Vestn. Ros. un-ta druzhby narodov. Ser. Politologiia [Herald of the Russian peoples 'friendship. Series: Political Science], 2009, no. 3, pp. 3-17. (In Russian)
3. Kozyrva P. M., Smirnov A. I. Krizis mnogopartiinosti v Rossii [Crisis of a multiparty system in Russia]. Polis. Politicheskie issledovaniia [Polis], 2014, no. 4, pp. 76-95. (In Russian)
4. Kinzerskaia I. L. Politicheskaia konkurentsiia v kontekste rezul'tatov vyborov 2011-2012 gg. [Political competition in the context of election results 2011-2012 ]. POLITEKS. Politicheskaia ekspertiza [Politeks], 2012, vol. 8, no. 2, pp. 80-89. (In Russian)
5. Ashikhmina Ia. G. Konkurentsiia elit na vyborakh kak kriterii sovremennoi demokratii [Competition of elites in elections as a criterion of modern democracy]. POLITEKS. Politicheskaia ekspertiza [Politeks], 2007, no. 2, pp. 245-253. (In Russian)
6. Kryshtanovskaia O. Rossiiskaia elita na perekhode [of the Russian elite in transition]. Polit.ru. Publichnye lektsii. 2008 [Public lectures. 2008. Watered.ru]. Available at: http://polit.ru/article/2008/07/31/ rus_elita/ (accessed 22.09.2015). (In Russian)
7. Shumpeter I. A. Teoriia ekonomicheskogo razvitiia. Kapitalizm, sotsializm i demokratiia [Theory of economic development. Capitalism, socialism and democracy]. Moscow, Eksmo Publ., 2007. 864 p. (In Russian)
8. Lapkin V. V., Pantin V. I. Osvoenie institutov i tsennostei demokratii ukrainskim i rossiiskim massovym soznaniem (Predvaritel'nye itogi) [Assimilation of institutions and values of democracy by Ukrainian and Russian mass consciousness (Preliminary results)]. Polis. Politicheskie issledovaniia [Polis], 2005, no. 1, pp. 50-62. (In Russian)
9. Golosov G. V. Sfabrikovannoe bol'shinstvo: konversiia golosov v mesta na dumskikh vyborakh 2003 g. [A manufactured majority: the conversion of votes into seats in the Duma elections 2003]. Polis. Politicheskie issledovaniia [Polis], 2005, no. 1, pp. 108-119. (In Russian)
10. Kinzerskaia I. L. Izbiratel'naia sistema kak instrument formirovaniia obshchestvennogo vybora: teoreticheskie podkhody i rossiiskaia praktika [the Electoral system as a tool of formation of public choice: theoretical approaches and Russian practice]. POLITEKS. Politicheskaia ekspertiza [Politeks], 2008, vol. 4, no. 2, pp. 137-150. (In Russian)
11. Makarin A. V. «Partii vlasti» v sovremennoi Rossii ["Party of power" in modern Russia]. Politicheskii analiz: Doklady Tsentra empiricheskikh politicheskikh issledovanii kafedry politicheskikh institutov i prikladnykh politicheskikh issledovanii fakul'teta politologii S.-Peterb. un-ta [Political analysis]. Vyp. 10. St. Petersburg, St.-Petersburg Univ. Press, 2010, pp. 75-91. (In Russian)
12. Aminova G. G. Partii-spoilery kak ugroza razvitiiu politicheskoi konkurentsii [Party-spoilers as a threat to the development of political competition]. Problemnyi analiz i gosudarstvenno-upravlencheskoe proektirovanie. Nauchnye soobshcheniia [Problem analysis and state government planning. Scientific reports]. Vyp. 2. 2015, pp. 127-132. (In Russian)
13. Volodina S. V. Institutsional'nye faktory vliianiia na politicheskuiu konkurentsiiu: osnovnye podkhody k izucheniiu i sovremennaia rossiiskaia praktika [Institutional factors of influence on political competition: the main approaches to the study of modern Russian practice]. Sravnitelnoe konstitutsionnoe obozrenie [Comparative constitutional review], 2014, no. 4 (101), pp. 27-36. (In Russian)
14. Korguniuk Iu. G. Partiinaia reforma 2012-2014 gg. i struktura elektoral'nykh razmezhevanii v regionakh Rossii [Party reform 2012-2014 and structure of electoral divisions in the regions of Russia]. Polis. Politicheskie issledovaniia [Polis], 2015, no. 4, pp. 97-113. (In Russian)
Статья поступила в редакцию 20 сентября 2015 г.
39
