CC BY
51
коммуникативные и дискурсивные исследования
политическая коммуникация в системе сми (контекст событий юго-востока Украины)
Надежда Леонидовна ГРЕйДИНА,
директор научно-исследовательского центра этнолингвистики и коммуникативистики,
доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой риторики Пятигорского государственного лингвистического университета, е-mail: [email protected]
одним из перспективных подходов на современном этапе исследования политической коммуникации является отражение восприятия политических событий средствами массовой информации, в частности российскими и украинскими. В научной статье проводится анализ механизма реализации информационной войны. Автор рассматривает мемы как единицы культурной информации, которые частотно используются в рамках ведения информационной войны. Политическая коммуникация должна быть нацелена на стратегию противодействия информационной войне и строиться на основе отстаивания суверенитета страны в инфосфере.
Ключевые слова: политическая коммуникация, мемы, средства массовой информации, виртуальные войны, информационная война.
political communication in the media (the context of the events of the south-east of ukraine)
Nadezhda L. GREIDINA,
Director of the Research Center of Communication and ethnolinguistics, Doctor of Philology, Professor, Head of the rhetoric of Pyatigorsk State Linguistic University, е-mail: [email protected]
One of the promising approaches to political communication at modern stage is reflection of political events perception by Ukrainian and Russian mass media. Information warfare mechanism realization is analyzed in the research article. The author considers memes as cultural information units that are frequently used within information war conduct. Political communication should be aimed at information war opposition and be built on the base of country sovereignty defense in information field.
Key words: political communication, memes, mass media, virtual wars, information warfare.
Анализируя политическую коммуникацию, необходимо презентировать данное понятие на концептуально-терминологическом уровне. В контексте данной работы целесообразно определить политическую коммуникацию как реализацию языка политики, реальное воплощение в речи всех коммуникативных средств, которые можно использовать в рамках политической деятельности.
Политическая коммуникация является отражением общественно-политической жизни страны, несет в себе элементы ее культуры, общие и национально-специфические культурные ценности. В последние
десятилетия изучению политической коммуникации уделяется большое внимание в лингвистической литературе, как отечественной, так и зарубежной. При этом рассматриваются различные проблемы, связанные с функционированием языка в политической сфере: существует ли язык политики, какими особенностями он обладает по сравнению с другими подъязыками общенационального языка и многие другие лингвистические вопросы, связанные с функционированием языка в политической сфере.
Первоначально (до возникновения политической лингвистики как особого научного направления) публикации по проблемам политической коммуникации воспринимались как разновидность риторических или стилистических исследований. Соответствующие публикации носили преимущественно восхваляющий или критический характер. В публикациях первого типа авторы стремились показать, каким образом можно добиться успеха в публичных политических выступлениях. В подобных изданиях рассмотрено множество конкретных выступлений и предложены достаточно эффективные рекомендации.
В публикациях второго типа основное внимание уделялось детальному описанию достоинств и - в меньшей степени - недостатков в речевой деятельности конкретных политических деятелей. Особенно активно изучались разнообразные аспекты риторического мастерства политических лидеров. Причины убедительности президентских выступлений искали в фонетических и ритмических особенностях, остроумии, задушевности, открытости, простоте, образности и иных качествах речи.
В работах критической направленности основное внимание традиционно уделялось «разоблачению» недобросовестных уловок политических противников, а также их косноязычию, малообразованности и речевой небрежности. Значительное число критических публикаций было посвящено «порче» родного языка, среди причин которой обычно назывались политические события, а также общее падение нравов, утрата уважения к национальным традициям.
Необходимо выделить следующие основные функции политической коммуникации: 1) суггестивную, так как последняя относится к тому типу, для которого воздействие является одной из самых важных целей; 2) информативную, отвечающую за беспристрастное сообщение о событиях; 3) экспрессивную, подчеркивающую субъективное отношение говорящего к обозначаемым предметам и явлениям действительности; 4) магическую, придающую ритуальность политическому дискурсу и способствующую созданию дистанции между народом и правительством, чтобы внушить патриотические чувства к Родине и уважение к своему правительству.
В современной политической лингвистике выделяется несколько подходов к изучению политической коммуникации. В первом случае предметом рассмотрения становится идиостиль политика (Гаври-лова, 2007). Специалисты рассматривают коммуникативные стратегии и тактики политика, его образные средства, использование различных пластов лексики и фразеологии, излюбленные средства синтаксиса, способы выражения модальности, выражение оценки и ряд других. Комплексная характеристика иди-остилей политиков России представлена в исследованиях М. В. Гавриловой (Гаврилова, 2004). Другие авторы обращаются исключительно к отдельным аспектам идиостиля политика. Так, Т. А. Светоносова (Светоносова, 2005) рассматривает политические ценности, представленные в выступлениях президента В. В. Путина; А. В. Сурина (Сурина, 2004), описывает метафоры со сферой-источником «насилие» в мемуарах первого президента России Б. Н. Ельцина.
В другом случае (широкий подход) исследуются не только речевая деятельность политика, но пути создания образа политика в коммуникативной деятельности иных политических деятелей и журналистов. Изучение подобных материалов позволяет определить, как политический деятель страны воспринимается в национальном сознании. Так, в диссертации А. А. Касловой (Каслова, 2003) сопоставлены метафоры и оценочные высказывания, которые широко использовались в избирательных кампаниях по выборам президентов США и России.
Не менее перспективным подходом в исследовании политической коммуникации является отражение восприятия политических событий средствами массовой информации (российскими и украинскими).
Массовая коммуникация является значимым аспектом пропагандистского, информационно-аналитического аспектов деятельности на внутригосударственном и межгосударственном уровнях.
В информационную эпоху важно проанализировать эффективность различных технологий массовой коммуникации. К одному из наиболее продуктивных способов достижения стратегического эффекта в политическом плане относится информационная война.
Для понимания механизма реализации информационной войны целесообразно представить дифференциальные параметры понятия «информационная война», которое определяется нами как «целенаправленно-сознательные действия, нацеленные на массовое и индивидуальное сознание при достижении информационно-прагматического превосходства посредством навязывания искаженной объективной стороны информации, нанесении ущерба информационной политике противоположной стороны». В формате информационной войны эмоциональное воздействие является доминирующей стороной и противостоит рационально-аналитическому восприятию.
Исходя из того факта, что эмоции предшествуют и сопровождают когнитивные процессы, экспериментально подтверждено (Brown, 1998), что участник коммуникативного процесса (в том числе и потребитель информации) на этапе, предваряющем осознание предметно-логической информации, содержащейся в любом коммуникативном отрезке (транслируемом устно или письменно), осознает эмоциональный компонент сообщения. Более того, ряд исследователей экспериментально доказали, что эмоционально окрашенная информация запоминается более качественно (т. е. быстрее и прочнее) по сравнению с абстрагированной, отвлеченной от эмоциональной составляющей информации.
Эмоциональное отражение ситуативных реалий современной Украины в языке проходит через эмоциональный вид познания, при котором субъект отражает мир и его предметы в форме эмоциональных образов в их отношении к интересам субъекта, т. е. заинтересованной языковой личности. В результате создается эмоционально окрашенное и обладающее побудительной силой поле отражения воспринимаемых реалий.
Анализируя мотивацию интродуцирования эмоционального представления информации, важно подчеркнуть, что эмоции, сопровождая и «окрашивая» процесс познания, превращают механизм отражения в воспроизведение и преобладание в понимании эмоциональной стороны слова через этап оценивания. Данным образом отражаются не объективные события, а субъективные отношения продуцентов информации в зависимости от целевых установок их речедеятельности, что удовлетворяет потребностям проведения информационной войны.
На фоне существования эмоциональной памяти человека и феномена эмоциональной антиципации вышепредставленные результаты закладываются в методологическую основу реализации информационной войны. При этом требуется различать информационные войны и смысловые, кибернетические, психологические, другие.
Информационная война - это один из видов виртуальных войн. Несмотря на вышеобозначенное, явление информационной войны изобретено цивилизацией достаточно давно. В частности, в античности в период войны с персами Фемистокл приказал вырезать на камнях призывы к ионянам переходить на сторону афинян. Принципы информационной войны были использованы в России в XVII в. в форме «прелестных писем» как призыва Степана Разина ко всем борцам с предавшей царя местной властью, во время Второй мировой войны, во время Вьетнамской войны, гражданской войны в Анголе, военной операции НАТО против Югославии, в настоящее время - во время грузино-осетинского конфликта и украинской войны на юго-востоке.
Наряду с информационной войной, существуют смысловые, кибернетические, психологические, экономические, санкционные.
Субстантивные начала информационных и смысловых войн дифференцированы. В основе информационных войн лежит борьба за факты, базисом смысловых войн - за знания. В этом русле на перестроечном этапе смысловые войны представляются более эффективными по сравнению с информационными, так как на базе измененных фактов принимаются измененные решения, а на постперестроечном этапе - более важными информационные, так как на базе измененных знаний факты не нужны, и человек принимает нужные решения (Пантин, Лапкин, 1999).
Информационная война может быть основана на мемах как единицах культурной информации в форме идей например, осознанно и неосознанно транслируемых от человека к человеку посредством вербальных и невербальных средств коммуникации.
одним из примеров подобной практики является информационная война по украинскому вопросу на современном этапе: 21 февраля 2014 г. на Украине произошел государственный переворот, и часть граждан Украины отказалась подчиняться новой нелегитимной власти - все это подается украинскими властями и украинскими СМИ как конфликт с Россией.
Например, один из мемов - «Запад лучше России». Это развивается посредством идей свободы, порядка, качества, состоятельности, из чего следует то, что Украина должна двигаться месте с Европой, вступив в Евросоюз, а наряду с этим внимать советам Запада по всем направлениям.
Примером другого мема является следующий: «Россия не развивается и деградирует». Из этого следует, что Украине не по пути с Россией, а украинский народ должен вести борьбу с теми лидерами, которые пытаются развивать исторические связи с Россией.
Очередной мем сводится к тому, что «Кремль способен зомбировать отсталых (непросвещенных) людей». Задачами подобной формулировки мема сводятся к отвлечению внимания украинского народа от факта их зомбирования западными и американскими СМИ, созданию образа тоталитарного Кремля.
Мемы распространяются через средства массовой информации и воздействуют на сознание, что детально исследовано Д. Рашкоффом (Rushkoff, 1995).
Заслуживает внимания метод информационной войны в форме вбрасывания ложной информации, что именуется «уткой», или «фейком». Необходимо отметить дифференцированность фейка и утки, состоящую в наличии визуального объекта (фото- или видеоматериала) в первом случае, сделанного по другому поводу. Так, фейком можно назвать заявление украинских СМИ о причастности «сепаратистов» (с точки зрения украинской власти) к ракетному обстрелу Луганска 2 июня 2014 г., о постоянных успехах украинской армии и безоговорочной поддержке новых властей на юге и востоке Украины.
Другой пример вбрасывания ложной информации вовлекает Президента Украины П. Порошенко, который 15.08.2014 г. в разговоре с премьер-министром Великобритании Д. Кэмероном заявил о вторжении на территорию Украины колонны российской военной техники и ее частичном уничтожении украинскими войсками. Сообщение об этом опубликовано на официальном сайте президента Украины (http://www.president.gov.ua/ru/news/30998.html).
Примечательна аргументация президента Украины П. Порошенко достоверности информации: «эта информация достоверна..., поскольку значительная часть этой техники была уничтожена ночью украинской артиллерией» (http://www.president.gov.ua/ru/news/30998.html).
В качестве реакции официальный представитель российского военного ведомства генерал-майор И. Конашенков заявил о возможном развитии этого сценария: «украинская сторона продемонстрирует свою сожженную технику» (http://www.vedomosti.ru/politics/news/32197771/poroshenkl#ixzz3AagZBTyh).
тенденциозность, ложь и подтасовки - это наиболее распространенные формы проявления информационной войны.
Интересно, что, по версии российских и украинских политологов, называются разные медийные фигуры, обеспечивающие информационный вброс - Дмитрий Тымчук и Дмитрий Киселев, соответственно.
Целесообразно отметить, что информационная война не меняет убеждений человека. Данную функцию выполняет смысловая война. В первом случае мы меняем информацию, во втором - знания. Последнее является более длительным продуктом, чем информация.
Факт может оставаться неизменным, но трансформация его понимания приводит к новым последствиям. Эта ситуация типична и для войны на юго-востоке Украины, когда силовиков, сторонников идеи зачисток со стороны украинского правительства, называют «защитниками» и «освободителями», а ополченцев, силы самообороны юго-востока Украины - «террористами», «сепаратистами». Подобное обозначение не носит исключительно вербальный характер, а основано на запуске смысловой матрицы. Выбор определенного варианта автоматически запускает в действие оставшиеся элементы матрицы.
Следующим типичным примером является Гугл-переводчик, который передает с русского на английский слово «rebels» как «повстанцы» и «боевики» в зависимости от контекста:
pro-American rebels - проамериканские повстанцы;
pro-Ukrainian rebels - проукраинские повстанцы;
pro-Russian rebels - пророссийские боевики.
В данном случае система Гугл отображает построенную информационную картину, а не создает ее.
Смысловая война имеет отношение к глубинным структурам, одними из которых являются фреймы. Дж. лакофф рассматривает их как ментальные структуры, по которым реализуется процесс мышления (Lakoff, 2009, Lakoff, Wehling, 2012).
В формате кибервойны намечаются траектории оперирования в киберпространстве: атаки, обороны и зависимости, по Р. Кларку (Clarke, 2010).
М. либики выделял два вида структур для вхождения чужих сообщений, даже не ценностей, - базары и замки (Libicki, 2007). Базар может позволить любые «чужие» сообщения, а замок пытается от них защититься. В своем интервью он говорит, что настоящей кибервойны мир еще не видел, а Эстонию и Грузию приводит в пример «создания раздражения».
Сегодня постсоветское пространство и Украина, в частности, идут между двумя стратегиями. Технически ориентированные киберспециалисты пытаются построить «стену». Но это может помочь только в случае информационной войны. она может выстраивать защиту именно благодаря фильтрации сообщений. С точки зрения ряда исследователей (Clarke, 2014), Украина занимает четвертое место в мире по количеству кибератак на современном этапе.
Траектория киберзависимости отражает зависимость страны в информационном и смысловом измерениях. Это ситуация недостатка собственных новостей и собственных фильмов страны, что результи-рует на заполнение пустоты чужим продуктом. Украина является наглядным примером этой ситуации.
Информационная и смысловая атаки пытаются стать на более высокий уровень для невозможности выстраивания защиты. В этой связи информация (ложная, случайная, непроверенная) транслируется и интерпретируется как знание, отдельные факты - как правило.
Смысловые атаки проявляются в сфере искусства, что превращает их в мощный заряд воздействия на массовое и индивидуальное сознание. Посыл в форме книги, кинофильма, спектакля построен посредством синхронизирующей трансляции нескольких текстов. Потребитель информации отслеживает только один из них, остальные проникают на подкорку произвольно.
Информационная война проявляется и на вербальном уровне. Например, отношения к событиям и лицам проявляется в адресации мэра Киева В. Кличко, который называет участников киевского майдана до и после выборов президента Украины дифференцированно - сначала уважительно («борцы с режимом»), а после выборов - «бездельники», «бандиты», «купленные провокаторы», «мусор».
В свою очередь, правительственная сторона Украины предъявляет претензии к представителям юго-восточной части Украины относительно их вербальной игры в рамках информационной войны. Так, негодование украинского правительства вызывает наименование украинской армии - «каратели», правительства Украины - «киевская хунта», т. д.
Современную ситуацию на Украине можно характеризовать как состояние политипичной войны, когда получают проявление признаки информационного, кибернетического, санкционного, психологического, экономического типов войны.
При этом в формате последних украинских событий часто вербализуемым стало понятие санкцион-ной войны, которое детерминируется нами (ввиду отсутствия четко установленных определений) как «конфликт между политическими образованиями, происходящими в форме введения мер воздействия одной или обеими сторонами с влекущими неблагоприятными последствиями».
В соответствии с некоторыми «проукраинскими» (которые по факту являются проамериканскими) аналитиками, информационная война была начата Россией против Украины и ознаменована элементами экономической блокады, представленной в форме запрета импорта продукции корпорации Roshen. В дальнейшем спектр элементов экономической блокады был расширен и экстраполирован на всю импортную продукцию. Но так как фактически данные экономические санкции не были реализованы и процесс тематического информирования занимал длительное время, проукраинские аналитики стали соотносить это с новым типом информационной войны, основная суть которой состоит в воздействии на массовое сознание россиян относительно политики официальных властей Украины.
Ряд исследователей указывают на конкретный подтип информационной войны в настоящий период между Украиной и Россией - исторический, который можно определить как таковой, когда герои становятся дифференцированы, известные исторические события получают новую интерпретацию. один из исследователей этого направления А. И. Фурсов указывает, что цель подобной войны обозначается в виде «разрушения организации психосферы противника, посадив его на ложный информпоток, внедрив свои концепции его самости в пространстве и, главное, во времени и лишив его собственных смыслов и ценностей и навязав чуждые - разрушительные и парализующие волю к борьбе» (Фурсов,
2015). В этой связи необходимо отметить наиболее важные психоудары - по исторической памяти, покрывающие знаковые события и фигуры.
Появление тех или иных общественных деятелей на центральных российских каналах является также показателем информационной войны, по мнению ряда специалистов в сфере массовой коммуникации. В частности, появление А. Проханова и Дугина в программах В. Соловьева на канале РТР склонны рассматривать как востребованность «ястребов» руководством России. Данная информационная практика также является частью информационной войны - распространение воинственной модели мира.
Возможно, одной из сущностных причин, лежащих не на поверхности, а в основании, является реализация Россией геополитического проекта, альтернативного глобализации. В рамках проекта ставятся высокие идеи, противопоставляющие Дух потреблению, Радость - наживе. В. В. Аверьянов указывает, «цель русской глобализации - не эскалация потребления «золотым миллиардом» за счет обнищания всех остальных, но воссоздание общества традиционных ценностей во имя всеобщего блага» (Аверьянов, 2014).
Соответственно, в подобном обществе принадлежность к элите детерминируется не объемом или качеством потребления, а мерой духовного превосходства, объемом знаний и готовностью посвятить себя бескорыстному служению Русской идее.
Целесообразно заниматься вопросами упреждения и противодействия информационным войнам. В практическом плане 22.07.2014 г. президент России В. В. Путин провел заседание Совета безопасности Российской Федерации, одним из главных вопросов которого была проблема повышения эффективности действий России в информационной войне, в том числе и в Интернет-пространстве (http://russian. rt.com/article/41922#ixzz3AdfMKurb). В качестве системных мер возможно рассмотреть организацию системной контрпропаганды, направленной на формирование общественного мнения в России и за ее пределами с использованием Интернет-технологий.
Политическая коммуникация, нацеленная на политику противодействия информационной войне, строится на основе отстаивания суверенитета страны в информационной сфере.
литература
1. Аверьянов В. В. Империя и воля: Догнать самих себя. М.: Книжный мир, 2014.
2. Гаврилова М. В. Когнитивные и риторические основы президентской речи (на материале выступлений В. В. Путина и Б. Н. Ельцина). СПб., 2004.
3. Гаврилова М. В. Перспективы и направления исследования президентского дискурса // Политический дискурс в России: материалы Х Юбилейного Всероссийского семинара. М., 2007.
4. КасловаА. А. Метафорическое моделирование в политическом нарративе «Федеральные выборы» в США и России (2000 г.): автореф. дис. ... канд. филол. наук. Екатеринбург, 2003.
5. Пантин В., Лапкин В. Ценностные ориентации россиян в 90-е годы // Pro et Contra. 1999. Весна.
6. Светоносова Т. А. Языковая репрезентация «свободы» как политической ценности в посланиях В. В. Путина Федеральному собранию // Известия Уральского государственного педагогического университета. Лингвистика. Екатеринбург, 2005. Вып. 16.
7. Сурина А. В. Метафоры со сферой-источником «насилие» в мемуарах Б. Н. Ельцина // Бюллетень Уральского лингвистического общества. лингвистика. Екатеринбург, 2004. Т. 14.
8. Фурсов А. И. На кону судьба страны // volternews.ru 9.07.2015.
9. Brown R. Language. Thought and Culture. Michigan, 1998.
10. Clarke R. A. Cyberwar. The next threat to national security and what to do about it. NewYork, 2014.
11. Lakoff G. The political mind. A cognitive scientist's guide to your brain and its politics. New York etc., 2009.
12. Lakoff G., Wehling E. The little blue book. The essential guide to thinking and talking democratic. New York, 2012.
13. LibickiM. Conquest in cyberspace. National security and information warfare. Cambridge etc., 2007.
14. Rushkoff D. Media Virus: Hidden Agendas in Popular Culture. New York, 1995.
15. http://www.president.gov.ua/ru/news/30998.html
16. http://www.russian.rt.com/article/41922#ixzz3AdfMKurb
17. http://www.vedomosti.ru/politics/news/32197771/poroshenkl#ixzz3AagZBTh
