CC BY
51ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭКОНОМИЯ СОЦИАЛИЗМА: ПОПЫТКА СОВРЕМЕННОЙ ИНТЕРПРЕТАЦИИ*
М.И. Воейков, д.э.н., проф. зав. сектором ИЭ РАН
1
Как-то академик Л.И. Абалкин, вспоминая одного крупного деятеля политической экономии социализма, заметил: «меня волнует и беспокоит больше всего попытка в очередной раз создать пустыню в истории отечественной мысли. Мы не раз этим занимались. Мы помним о горьких уроках прошлого. Но сегодня хотим устроить очередную пустыню, вычеркнув несколько десятилетий в развитии экономической, философской, социологической мысли в нашей стране. Это - очень опасная затея"1. Вот сегодня и вычеркнули политическую экономию социализма, которую в нашей стране можно датировать с конца XIX века, с работ М.И. Туган-Барановского, хотя, как сообщает М.Г. Покидченко, официальное признание политической экономии социализма произошло в 1936 году . Правда, в конце XIX - начале XX веков такого термина еще не было, но обсуждение экономических проблем «лучшего будущего» достаточно активно уже шло в научной литерату-
3
ре .
К сожалению, после революции 1917 года уже в 20-е годы многих экономистов конца XIX - начала XX веков вычеркнули и забыли. Конечно, М.И. Туган-Барановского вычеркнуть и забыть было сложно, но В. Дмитриева, А. Кауфмана, А. Чупрова и некоторых других забыли основательно. Затем уже в 40-50-е годы «забыли» многих выдающихся экономистов 20-х годов: В. Базарова, В. Громова, Н. Кондратьева, Е. Преображенского, Е. Слуцкого, А. Чаянова, Г. Фельдмана и др. Да и сегодня, кроме Н. Кондратьева и А. Чаянова других вспоминать не спешат. Зато сегодня упорно вычеркивают таких деятелей политической экономии социализма, как В.Г. Вен-жер, Л.М. Гатовский, Я. А. Кронрод, В.В. Новожилов, А.И. Ноткин, Н.А. Ца-голов и др. Как сказано, это очень опасная затея - кого будут вычеркивать завтра?
Поэтому развитие отечественной экономической теории невозможно без обращения к ее состоянию советского периода и прежде всего к политической экономии социализма как ее составной части. За последние годы
1 Наука и власть. Воспоминания ученых-гуманитариев и обществоведов. М., 2001. С.16.
2 См.: История экономических учений (современный этап) / Под ред. А.Г. Худокормова. М., 1998. С.545.
3 См.: Булгаков С.Н. От марксизма к идеализму. СПб., 1903; Туган-Барановский М.И. Очерки по новейшей истории политической экономии и социализма. СПб., 1905; Чернов В.М. Социалистические этюды. М., 1908; Туган-Барановский М.И. К лучшему будущему. СПб., 1912; Богданов А.А. Вопросы социализма. М., 1918; Туган-Барановский М.И. Социализм как положительное учение. Пг., 1918; и др.
появилось несколько публикаций, в которых делается серьезная попытка подойти к оценке советской политической экономии социализма1. К сожалению, не все публикации отвечают высоким научным требованиям. Если оставить за рамками рассмотрения откровенно конъюнктурные сочинения, то можно обнаружить и немало просто слабых работ, несмотря на то, что их авторы искренне хотели бы разобраться в «блеске и нищете» политической экономии социализма.
К последним относится статья С.Г. Кирдиной, где автор умудрился из довольно большой плеяды чрезвычайно интересных ученых советского периода выделить, судя по литературным отсылкам, лишь трех: И.В. Сталина (14 отсылок), К.В. Островитянова (13 отсылок) и С.Г. Кирдину (13 отсылок), то есть себя саму . Но сама С.Г. Кирдина ни в каких политэкономических дискуссиях советского периода замечена не была и, видимо, вообще слабо знакома с материалом, о котором взялась рассуждать. Например, в статье ставится вопрос: "почему именно на российской почве обрела развитие иностранная марксистская концепция (составившая основу политической экономии социализма), рожденная в иных социально-экономических условиях и не получившая своего продолжения и воплощения на исторической родине?". Однако ответ на этот вопрос уже давно разработан в научной литературе, да и сам вопрос поставлен коряво. Во-первых, то, что марксизм в сталинский период не развивался, а фальсифицировался и догматизировался, уже не является предметом научной дискуссии. И, во-вторых, развитие марксизма интенсивно шло как раз в западной науке. Я не знаю, говорят ли что-нибудь автору цитированной статьи следующие фамилии западных мыслителей, в работах которых, по признанию научного сообщества, как раз и развивался марксизм. Вот эти люди XX века, каждый из которых о марксизме написал по несколько книг: Althusser L., Anderson P., Arendt H., Balibar E., Bidet J., Colletti L., Della Volpe G., D'Hont J., Dussel E., Giddens A., Godelier M., Goldmann L., Gorz A., Gramsci A., Grossmann H., Korsch K., Labica G., Labriola A., Lowy M., Lukacs G., Mandel E., Mascolo D., Merleau-Ponty M., Roemer J., Salama P., Smith T., Sorel G., Wright E. Многие книги этих людей
- 3
уже давно стали классикой мировой социальной мысли .
1 См.: Покидченко М.Г. Формирование «политической экономии социализма» (20-50-е гг.) // История экономических учений (современный этап) / Под ред. А.Г. Худокормова. М., 1998; Пыхова И. А. В защиту политэкономии социализма // Труды Всероссийского симпозиума по экономической теории. Екатеринбург: ИЭ УрО РАН, 2003. С. 88-91; Политическая экономия социализма в экономической теории ХХ1 века. Материалы дискуссии / Под ред. А.В. Бузгалина, З.А. Корчагиной. М.: Экономический факультет МГУ, ТЕИС, 2003; Дзарасов С. С., Меньшиков С.М., Попов Г.Х. Судьба политической экономии и ее советского классика. М.: Альпина Бизнес Букс, 2004; Судьба политической экономии. Материалы круглого стола. М.: ИЭ РАН, 2005 и др.
2 См.: Кирдина С.Г. Блеск и нищета политической экономии социализма (гипотеза, основанная на институциональном анализе российского общества) // Журнал экономической теории. 2006. № 2.
3 См.: Дмитриев А.Н. Марксизм без пролетариата: Георг Лукач и ранняя франкфуртская школа (1920 -1930-е гг.). СПб.-М., 2004.
Однако вернемся, собственно, к отечественной политэкономии социализма.
2
Вопрос о политической экономии социализма представляется весьма важным, но и чрезвычайно трудным. Особенно после многих лет отрицания или забвения политической экономии социализма. Действительно, сегодня представляется чрезвычайно актуальным разобраться в той экономической системе, которая была господствующей в России большую часть прошедшего века. А чтобы понять ее, надо понять ее экономическую идеологию, которая формировалась и отражалась политической экономией. Без этого трудно развивать и современную отечественную экономическую теорию.
В официальной советской литературе советское общество называлось "социалистической системой хозяйства", в зарубежной политологической литературе - "коммунистической системой". Однако в строго научном смысле назвать "советскую экономическую систему" социалистической, а тем более коммунистической, не представляется возможным. Ибо эта система кроме некоторых внешних параметров и элементов (равенство, экономическое планирование, распределение не по капиталу и т. п.) не соответствовала по многим важнейшим пунктам классическим представлениям о социалистическом обществе: преодоление отчуждения, ликвидация эксплуатации, свобода и демократия (больше, чем формальные), социальная справедливость и фактическое равенство и т. п. «Ведь не может быть социализма там, -справедливо считает академик Л.И. Абалкин, - где не решена проблема продовольствия и население не обеспечено жильем, где существует массовый дефицит и карточная система, где отсутствуют демократические институты гражданского общества, а работник отделен от собственности, от экономической и политической власти»1.
Эта система имела и свою идеологию, и свою общественную науку. Хотя справедливости ради надо заметить, что официальная идеология, в том числе отраженная в общественной науке, далеко не всегда или не во всем совпадала с реальной идеологией, советской экономической и политической практикой. Но в данном случае можно пренебречь этим несовпадением и рассматривать советскую экономическую идеологию как функцию политической экономии социализма.
Итак, примем условие, что важное место (с нашей точки зрения) в советской общественной науке занимала политическая экономия вообще и политическая экономия социализма в частности. Конечно, сегодня могут найтись люди, которые с некоторым основанием будут утверждать, что политэкономия социализма была вообще не наукой, а простой (или иногда затей-
1 Абалкин Л.И. Взгляд в завтрашний день. М., 2005. С.114.
ливой) идеологической апологетикой существовавшего режима. В какой-то мере это верно, но только в какой-то мере.
В советской политической экономии социализма существовало несколько течений или направлений, которые пытались усовершенствовать существовавшую экономическую систему и которые никак нельзя отнести к апологетике. Это подтверждают довольно продолжительные и глубокие дискуссии между этими направлениями1. Скептик и на это может ответить, что даже эти направления занимались не наукой, а выдумками, иллюзиями, мифотворчеством. С таким мнением я, конечно, не могу полностью согласиться. Но даже если это и так, то тоже нет ничего страшного. Как известно из истории, создание мифов, мифотворчество было первым шагом человечества к познанию самого себя, первым шагом к науке.
Как бы ни было, я исхожу из непреложного факта существования политической экономии социализма с ее школами, дискуссиями и творцами. Все это было. Трудность состоит в том, как все это оценить сегодня. Но чтобы двигаться дальше, т. е. развивать отечественную экономическую теорию, нам надо проанализировать и оценить прошлую теорию. Оценив теорию, затем будет легче понять особенности общественного строя, который более чем 70 лет существовал в нашей стране.
3
Итак, признаем факт существования советской политической экономии социализма как непреложный. Даже несмотря на то, что, на мой взгляд, социализма в точном научном понимании его у нас не было. Однако, здесь надо сделать две оговорки. Первая касается довольно широко распространенного взгляда на то, что у нас все же был социализм, но в искаженном или первоначальном виде. Вторая - касается того взгляда, что не может быть науки того, чего нет в реальности.
Относительно первой. Я считаю, что социализма в том виде, который вытекал из классического марксизма, у нас не было и не могло быть. Не было и никакого первоначального социализма. Главный аргумент состоит в том, что производительные силы нашего общества, экономический базис его были явно недостаточными даже для первоначального социализма. Согласно марксистской теории социализм может "победить" одновременно только в целом ряде стран, экономически и культурно высокоразвитых. "Ни одна общественная формация, - писал К. Маркс, - не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточно простора, и новые более высокие производственные отношения никогда не появляются раньше, чем созревают материальные условия их осуществления в
1 Два наиболее крупных направления в политической экономии социализма будут детально рассмотрены ниже.
недрах самого старого общества". И еще: "Страна, промышленно более развитая, показывает менее развитой стране лишь картину ее собственного будущего". "Всякая нация может и должна учиться у других. Общество, если даже оно напало на след естественного закона своего развития, ... не может ни перескочить через естественные фазы развития, ни отменить последние декретами"1. Эти классические положения означают, что, например, буржуазные отношения никогда не могут появиться на базе феодальных производительных сил. Так же и социалистические производственные отношения никогда не могут появиться на основе развивающихся капиталистических производительных сил. То есть, для образования социалистического общества необходим настолько высокий уровень развития производительных сил капиталистического общества, который, по сути, будет означать, что им уже тесно в рамках старых (т.е. буржуазных) производственных отношений. Согласно теории марксизма получается, что социализм может "победить" только в самых экономически развитых странах и в силу транснационального характера современного производства, что сегодня стало совершенно очевидным, в целом ряде стран одновременно как взаимосвязанный процесс.
Согласно этой точке зрения, Россия в начале ХХ века никак не могла прежде европейских стран приступить к социализму, ибо капитализм здесь только начинал развиваться. Простая логика требует выбрать что-то одно: или признать марксизм и, стало быть, отрицать наличие социализма в СССР, или признавать последний, но тогда надлежит отрицать марксизм. В любом случае то, что было в России, логически никак не связывается с марксистским социализмом. Еще менее практика "социализма в СССР" отвечала представлениям эсеровского социализма, второго крупнейшего идейно-теоретического направления политического процесса в России начала века. Хотя из этого направления фактически больше разрозненных элементов было заимствовано советской практикой.
Все это, конечно, не значит, что экономика и культура страны не развивались. За годы советской власти многое удалось сделать, удалось превратить полуколониальную царскую Россию во вторую сверхдержаву мира. Это бесспорно. Но при всем при этом СССР серьезно отставал от многих европейских стран не только в обеспечении материального благосостояния народа, но и в качественных показателях промышленности и эффективности всей экономики. Словом, если страны с более высоким экономическим и культурным развитием не были социалистическими, то согласно марксистскому учению и СССР не мог быть социалистическим. С точки зрения классического марксизма это нонсенс.
Другое дело и другой вопрос, что у нас были элементы социалистич-ности и в ряде случаев довольно существенные, но это в целом не меняло дела. В Швеции тоже имеются довольно значительные элементы социализ-
1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 13. С.7; Т. 23. С.9-10.
ма. Таким образом, сделаем вывод: несмотря на то, что Советский Союз официальными властями объявлялся страной социализма, последнего тут не было и не могло быть. Это, конечно, создает большие трудности в выяснении того, что же здесь было, в том числе и с политической экономией социализма. Но об этом дальше.
Относительно второй оговорки. Действительно, трудно представить науку, которая изучает то, чего нет в реальности. Л.И. Абалкин в этой связи пишет: «Поскольку отсутствовал предмет политической экономии социализма, то не могло быть и науки о том, чего не было»1. Но ведь были же серьезные ученые-исследователи в этой области. Да и сам Л.И. Абалкин именно в тот период написал ряд глубоких книг по политической экономии социализма, которые в наши дни (в 2000 г.) переиздал в своем четырехтомнике. Например, книга Л.И. Абалкина «Политическая экономия и экономическая политика» (М.,1970) до сих пор имеет большое эвристическое значение, еще плохо оцененное критикой. Но это к слову.
Но с теорией социализма случай особый. Социалистическая мысль появилась задолго до того, как возникли какие-либо предпосылки социализма. Если оставить в стороне утопические сочинения, а взять период, начиная с марксистской разработки вопроса, то обнаружим, что имеется довольно обширная научная литература, где серьезно обсуждаются различные проблемы социализма. Я имею в виду не только сторонников социализма, но и противников. Скажем, труды Л. Мизеса или Ф. Хайека, посвященные критике теории социализма, представляют собой нормальные научные произведения. А ведь критика теории как раз и есть ее развитие. Значит, если самого социализма нет, то наука о нем уже существует много десятилетий и насчитывает многие сотни, если не тысячи, серьезных научных сочинений.
Более того, по многим представлениям социализм не приходит в мир каким-либо стихийным образом, а сознательно вырабатывается обществом. Это вытекает, прежде всего, из классического марксизма и из работ почти всех других социалистических мыслителей. Например, возьмите работы М. Туган-Барановского, Н. Бердяева, "социальную инженерию" К. Поппера и др. Поэтому в данном случае можно говорить, что социальная наука социализма (и политэкономия социализма в том числе) - это наука о том, что будет, а не о том, что есть. Можно даже сказать, что социализм - это наука о будущем обществе, о будущем общественном устройстве.
Это достаточно важный момент. Он характеризует сложившуюся методологию отечественной общественной, в том числе экономической науки, которая полностью сохранилась и до сегодняшнего дня. Суть дела состоит в том, что почти все серьезные экономические сочинения советского периода были написаны в нормативном плане, т. е. содержали некие оценки или предложения по улучшению тех или иных сторон экономической системы.
1 Абалкин Л.И. Взгляд в завтрашний день. М., 2005. С.115.
Просто описательные работы, выполненные, как сейчас говорят, в дескриптивном методе, не считались достаточно научными.
Широкое использование оценочных суждений в отечественном обще-ствознании восходит к давней русской традиции "субъективного метода" в общественных науках, когда оценивали действительность с точки зрения идеала. "Мы, - писал Н. Михайловский, - не можем общественные явления оценивать иначе, как субъективно"1. Более того, В. Чернов вообще полагал, что социалистическое общество должно строиться на основе научно разработанной и детально обсужденной программы преобразований. И в этой связи он резко критиковал большевиков за то, что у них не только не было такой программы, но и что они принципиально отрицали необходимость такого предварительного проекта будущего общества2.
Таким образом, в случае социализма можно говорить об общественной науке того, что на сегодняшний день еще не имеется. Мы можем повторить за современным российским философом В.М. Межуевым, что научный социализм - это «не фаза, не ступень будущего общества, а теоретическое вы-
3
ражение», «научная теория историко-экономического развития» .
4
С этой точки зрения и будем анализировать существовавшую не так давно советскую политическую экономию социализма. Она насчитывала многие сотни серьезных научных работ, в которых авторы стремились искренне разрабатывать черты и конструкции социалистического общества. Другое дело - что из этого получалось и как это выглядит сегодня. Тем не менее можно назвать такие интересные и заметные школы в политэкономии социализма, как И. И. Кузьминова (Академия общественных наук при ЦК КПСС), Н. А. Цаголова (МГУ), Я. А. Кронрода (Институт экономики АН СССР), Н. П. Федоренко (ЦЭМИ АН СССР), Новосибирская школа (А. Аганбегян, К. Вальтух), Ленинградские (тут можно выделить по крайней мере две: Н. Моисеенко и Н. Колесова), Одесская школа (А. Покрытан) и ряд других менее известных или значительных.
Из всех них я бы выделил как наиболее интересные и развитые школы Я.А. Кронрода (Институт экономики АН СССР) и Н.А. Цаголова (МГУ), полемика между которыми задавала тон научной дискуссии и обеспечивала достаточно высокий уровень тогдашней экономической теории. К этим и другим школам и отдельным их представителям можно относиться по-разному. Это естественно и нормально. И вместе с тем следует признать, что эти научные школы смогли развернуть оживленные дискуссии по ключевым
1 Цит. по: Кареев Н. И. Основы русской социологии. СПБ, 1996. С.67.
2 Чернов В. М. Конструктивный социализм. М., 1997.
3 Межуев В.М. Социализм - пространство культуры // Альтернативы. 1999. № 2. С.10.
вопросам политической экономии социализма. Результаты этих дискуссий нельзя просто отбрасывать. Необходимо провести их инвентаризацию, найти рациональные зерна, осмыслить их заново, что в целом обеспечит преемственность отечественной экономической мысли. Ведь эти экономические школы пытались решать реальные проблемы экономического развития страны, проблемы, которые никуда не делись и сегодня.
Попытаемся теперь выделить функции политической экономии социализма, которые она выполняла в советский период. На мой взгляд, таких функций было четыре. Первая была пропагандистской и в целом занималась апологетикой существовавшего режима. Почти все научные работы, в том числе, конечно, и серьезные, в той или иной мере содержали элементы апологетики. Это было неизбежно. Поэтому сегодня при анализе политэконо-мических работ советского периода надо просто оставлять за скобками все апологетические места в этих книгах. Конечно, если таких мест в книге будет много, то придется оставить без внимания и саму книгу и, стало быть, автора.
Вместе с тем, можно выделить еще три функции советской политэкономии, которые носят научный характер.
Вторая функция - это объяснение существующего строя. Повторю, не оправдание, что относится к апологетике, а попытка объяснения. Авторы пытались как-то уточнить, детализировать и конкретизировать многие принципиальные положения, которые составляли основу официальных трактовок, основу политэкономической идеологии режима. Это было чрезвычайно трудно и удавалось в крайне незначительной степени. Основная трудность при этом заключалась не в репрессивности режима (это был лишь внешний фактор), а в том, что сами ученые находились в ловушке сталинского социализма. Т. е. авторы считали и верили, что они живут при социализме (с любыми эпитетами, не в этом сейчас дело), и пытались на основе марксистской методологии научно объяснить то общество. Но сделать это было невозможно. Последовательное уточнение какого-либо официального идеологического положения приводило, в конце концов, или к отрицанию социалистического характера общества, или к отрицанию соответствия официального положения марксизму.
Третья - это попытки усовершенствования существовавшего строя. Здесь было много легче развернуться в теоретических построениях, высказывать различные взгляды, разворачивать дискуссии. Почти все основные дискуссии в советской экономической науке как раз охватываются этой функцией. Можно, например, назвать, по крайней мере две крупные теоретические концепции, основы которых коренились именно в политической экономии. Это теория размещения производительных сил и теория эффективности новой техники и капвложений. Это уникальные разработки, которым нет аналога в мировой науке. Ибо советские ученые разработали со-
вершенно оригинальные модели размещения производства и измерения эффективности инвестиций для условий безрыночного хозяйствования. Собственно говоря, эта функция и соответствует основному предназначению политической экономии социализма.
Четвертая - это создание общей теории социализма. Такие попытки были у многих исследователей, но результат их усилий - чрезвычайно ничтожный. Главная причина состоит опять же в том, что советскую практику многие исследователи принимали за практику социалистического общества и никак не могли ее непротиворечиво увязать с классическим марксизмом, т.е. с основами той теории, на базе которой они и пытались развить новую теорию.
Конечно, можно развивать общую теорию социализма и как немарксистского. Есть разные взгляды и теории на этот счет. Я, правда, плохо представляю себе возможность разработки общей теории социализма без марксистской методологии, в частности, без экономического материализма. Но это другой вопрос. Дело же в том, что почти все советские политэкономы в той или иной степени разделяли марксистскую методологию и искренне пытались соединить марксизм и советский социализм ("русский социализм"). Если же анализировать развитие советской политической экономии социализма без обращения к марксизму, без сопоставления с марксистской методологией, то из этого ничего не получится. Это было бы равносильно тому, как анализировать спиртной напиток, не обращая внимание на количество и качество содержащегося в нем спирта. Поэтому никакой общей теории социализма или даже вообще новой общественной теории за советский период у нас создано не было. Однако отдельные элементы, детали и частности в ряде случаев были разработаны довольно глубоко.
Сам марксизм в советской его интерпретации был включен в так называемый субъективный фактор истории, когда оценочные характеристики и соответствующая политика, их реализующая, превращались в действенный фактор исторического процесса. Или казалось, что так становится.
В этих методологических рамках разворачивались политэкономиче-ские исследования. Основное противоречие с методологической точки зрения, в котором они оказались, состояло в том, что, с одной стороны, нужно было соответствовать традициям «субъективного метода в истории» или социального подхода и активно формировать (или оправдывать) существовавшую экономическую политику, а с другой стороны, нужно было исследовать и объяснять реальности социально-экономического процесса, как он проходил в натуре. Таким образом, можно выделить по крайней мере две линии, которые определяли основное развитие политэкономических исследований: (1) социальный фактор в экономической действительности, который выражался в нормативном характере многих исследований; и (2) приближение к
реальности и отражение ее противоречивости, стремление наиболее глубоко и адекватно объяснить характер существовавшего экономического процесса.
5
Научная проработка теоретических вопросов постоянно наталкивала исследователей на проблему резкого расхождения реального экономического процесса и идеологического его оформления. Так как политическая экономия социализма считалась преимущественно идеологическим занятием, то у тех, кто этим занимался, не могло не быть известной раздвоенности и даже растроенности. Попытаемся этот момент прояснить. С одной стороны, надо было соответствовать идеологическим схемам советской конструкции «марксизма-ленинизма», по крайней мере, далеко оттуда не выпадать. За это наказывали более сильно, чем за что-либо другое. Этот момент осложнялся еще тем, что данная идеологическая конструкция постоянно менялась, причем в разные стороны. С другой стороны, надо было соответствовать классическому марксизму, ибо последний рассматривался как основа советской идеологической конструкции. Трудность здесь состояла в том, что конструкция «марксизма-ленинизма» далеко не всегда совпадала с классическим марксизмом (например, положение о строительстве социализма в отдельно взятой стране), и уже отсюда шла раздвоенность. Но была и третья сторона -народнохозяйственная практика, изучение и объяснение которой, вообще-то, составляло важнейшую функцию политической экономии. Разные научные коллективы решали эту проблему по-разному. Так, коллектив кафедры политэкономии МГУ (Н. Цаголов) основные усилия направил на теоретическое обоснование отрицания товарного характера "социалистического производства", что, сохраняя стройность абстрактной марксистской теории, уводило в сторону от анализа реального экономического процесса. Зато в этой школе почти не было противоречий с классическим марксизмом.
Институт экономики АН СССР (школа Я.А. Кронрода) так поступить не мог, в силу его обязанности заниматься и народнохозяйственными проблемами. Поэтому его теоретики и политэкономы вынуждены были искать пути непротиворечивого соединения хозяйственной реальности с господствующей политэкономической теорией. Но тем самым они оказывались в противоречивом, двойственном состоянии. Ибо создание теории, адекватной практике, с необходимостью вело к ревизии сложившихся "марксистско-ленинских" формул.
Наиболее глубоко эту противоречивость в своем творчестве отразил Я.А. Кронрод, который для послевоенного периода в политэкономических исследованиях ИЭ был одной из центральных фигур, а в 60-е годы просто основной. В отличие от многих политэкономов, которые крепко держались за спущенные сверху партийные формулы или достаточно абстрактные тео-
ретические построения марксизма, что, конечно, было много интереснее первого, Кронрод, наоборот, исходил из жизни и пытался теорию подправлять под практику. Поэтому-то он и внес много нового в теорию, постоянно у своих читателей рождал сомнения в истинности официальной ее версии. В целом его теоретические построения были много ближе к практике, но при этом и дальше от сталинистских политэкономических формул и догм. Крон-род последовательно выступал за развитие рыночных отношений, товарного производства, закона стоимости, за экономическую демократию и т.д. Однако все это не были категории сугубо социалистических отношений и все это было очень трудно совместить с господствующими социалистическими императивами.
С уровня сегодняшнего знания мы вправе утверждать, что Кронрод оказался в клещах теоретического противоречия, которое вообще было присуще всей нашей прежней политэкономической конструкции. Более того, я бы сказал, что Кронрод лучше и глубже всех выразил это противоречие. Может быть, он был более противоречивым, чем все остальные советские политэкономы. Это, например, хорошо видно из его конструкции двух форм (прямой, непосредственно планомерной и косвенной, товарной), народнохозяйственных связей. Здесь его в равной мере обвиняли в непоследовательности и рыночники (более близкие и симпатичные ему исследователи), и пла-номерники. Однако, лучше было бы не обвинять, а понимать - почему в этом уме сформировалась такая противоречивая конструкция. Сегодня можно все это дело представить более ясно.
Например, две формы связей Кронрода - это иная трактовка известной теории двух регуляторов Е. Преображенского. Но эту теорию Преображенский разрабатывал для переходного хозяйства, не имея в виду социалистическое общество. Так что в сегодняшнем понимании вопроса две формы связей Кронрода могли бы означать переходный характер и того общества, в котором он жил. И это было много ближе к реальности, чем другие менее противоречивые конструкции. Более того, две формы народнохозяйственных связей Кронрода сегодня в политэкономической литературе трактуются как конституирующий момент современной смешанной экономики1.
Говоря о Кронроде, трудно сдерживать себя, чтобы не рассказать о той или иной дискуссии, где Я. А. Кронрод был одним из активных участников. Но на одном принципиальном вопросе нужно остановиться. Тем более, что он предварил дискуссию о социализме как особом (отдельном от коммунизма) способе производства, которая была последней дискуссией, начатой Кронродом в Институте экономике АН СССР и административно прерванной. Тем более, что эта дискуссия в судьбе политической экономии социализма оставила заметный след
1 См.: Смешанное общество. Российский вариант. М., 1999. С.64.
В университетском "Курсе политической экономии" (под руководством Н.А. Цаголова), и не только в нем, проводилась идея о необходимости изучения коммунистического способа производства в целом и как такового. Анализ же производственных отношений социализма, согласно "Курсу", следовало начинать с выявления общекоммунистических начал: "Исходным в анализе системы производственных отношений при социализме является изучение экономических категорий и законов, общих для коммунистического способа производства в целом"1. Социализм, таким образом, предполагалось изучать не от того, что было в реальности, а от того, что будет в будущем коммунистическом обществе. Предполагалось идти от идеальной конструкции, как она формулировалась в наиболее авторитетных головах. Это был "субъективный метод", доведенный до своего последнего пункта. Тогда это была серьезная и довольно массовая установка. Выступать против осмеливались лишь единицы.
Кронрод, на мой взгляд, очень толково ответил на эти теоретические рассуждения: "Пытаться же чисто умозрительно, a priori установить всеобщие экономические формы коммунизма - значит создать науку реальных отношений до того, как возникнут сами отношения, т. е. создать отражение объекта до самого объекта" . В этой фразе явно ощущается влияние позитивистской методологии, весьма близкой к реальной школе Института экономики, но в то же время уводящей в сторону от классического марксизма. Читая работы Кронрода в хронологическом порядке, можно наблюдать, как автор шаг за шагом пробивается к более обобщенному и более богатому пониманию реального советского общества, которое все же понималось как социализм в отличие от сталинистской его трактовки. Сначала это были отдельные положения, ревизия частичных сторон традиционной трактовки, введение новых элементов в теорию социализма, что делало эту теорию не только противоположной официальной советской схеме, но и действительно ревизионистской по отношению к марксизму.
Если постараться как-то сложить все оригинальные разработки Я.А. Кронрода по поводу политической экономии социализма, то получается нечто интересное. Сюда надо отнести товарный характер социалистического производства, регулирующую роль закона стоимости; проблему цены как балансирующего средства спроса и предложения; необходимость конкуренции (позднее он был вынужден писать об экономическом соревновании между предприятиями); наличие фактического неравенства между участниками социалистического производства, как его объективно необходимый момент; комплекс противоречий, конституирующих и импульсирующих социалистическое общество. Налицо были почти все характеристики рыночно-
1 Курс политической экономии / Под рук. Н. А. Цаголова. Т. 2. Социализм. М., 1963. С.108.
2 Кронрод Я. А. Законы политической экономии социализма. С.163.
го социализма, что никак не укладывалось в аудентичный марксизм и было явно противоположно школе МГУ.
Но для того, чтобы в методологическом плане обосновать рыночный социализм, не называя его именно так, следовало сделать еще один, пожалуй, решающий шаг. Необходимо было вырвать социализм из коммунизма, довольно прочно их отделить друг от друга. И Кронрод такой шаг сделал.
Я имею в виду дискуссию 1970 года о социализме как особом способе производства, которая проходила в Институте экономики АН СССР, и после которой Институт решением ЦК КПСС был полностью реорганизован. Я. А. Кронрод из заведующего сектором был переведен в "исполняющего обязанности" старшего научного сотрудника. Политический режим в этом затянувшемся романе с Я. А. Кронродом поставил точку.
Кронрод обосновывал экономическую теорию социализма, т. е. нечто мало похожее на то, чем пробавлялись "реалсоциалистические" власти. Когда он выстраивал отдельные категории и параметры социалистического здания, хоть в какой-то мере отвечающего здравомыслию и требованиям современной науки, его терпели. Но когда он приступил к сбору всего им построенного, то стало очевидно, что получается совсем не то, что было написано не только в документах КПСС, но и во многих трудах классиков марксизма-ленинизма.
Сделаем одно отступление. Вообще говоря, теоретические построения Кронрода, которые практически все укладываются в реальное направление экономической мысли, и критика этих построений, которая в основном шла от представителей социального направления, представляют нормальное явление и нормальное состояние научной жизни. Это нормальная дискуссия двух подходов, двух различных направлений. Без таких дискуссий не было бы развития экономической науки. Но ненормальность этой ситуации в то время заключалась в том, что за каждым поворотом этой, нормальной (повторю еще раз) научной дискуссии маячил партийный или «ученый» администратор с его оргвыводами. Запросто могли выгнать из Института. Поэтому каждый участник дискуссии старался показать себя лояльным к политической власти и вольно или невольно давал негативные оценки своим оппонентам, вернее, вкладывал в эти оценки, которые порой бывали точными, негативный смысл.
Сегодня появляется соблазн поменять эти оценки, точнее их знак. Если, например, раньше считалось, что Кронрод ошибался, а его критика была правильной, то сегодня часто можно встретить обратное: что, мол, Кронрод был прав, а его критики были неправы. Однако, такое перевертывание советской идеологической схемы не годится. Сегодня у науки нет никакой власти (её здесь и вообще не должно быть), поэтому и нельзя пользоваться оценочными схемами советского периода. Так, нельзя говорить, что Кронрод был прав, а Цаголов нет. Просто первый соответствовал реальному направлению
экономической мысли, а второй социальному. Оба этих направления, как и оба этих исследователя, были существенными и интересными явлениями советской политической экономии социализма.
Чем же, собственно говоря, Кронрод напугал политические власти? Возьмем его доклад на институтской конференции 1970 года. Здесь он, например, пишет о таких, получивших именно сегодня развитие (правда, иногда довольно своеобразное) предметах, как выделение и отделение от государственной политической организации общества "всеобщей общественной негосударственной ... экономической его организации"; экономическое соревнование между предприятиями и регулирующее значение в этом процессе закона стоимости ("расширение материально стимулируемого экономического соревнования, повышение его эффективности через отмену фондирования и замену его планомерной торговлей..."); наконец, о необходимости экономической демократии, "экономической свободе личности непосредственного производителя"1.
Однако главный вывод или вопрос был поставлен так: "Перед наукой во весь рост встал принципиальный общий определяющий вопрос: что представляет собой социалистическая фаза коммунизма - есть ли это лишь относительно исторически кратковременная начальная ступень развития коммунистического способа производства или же это есть исторически особая длительная полоса развития человеческого общества, опирающаяся как на свой экономический фундамент - на социалистический способ производства, представляющий собой особый по сравнению с развитым коммунизмом, способ производства, специфически исторический способ производства, открывающий эру коммунистического развития человечества, но являющийся еще именно социалистическим способом (в отличие от прогрессивно друг друга сменяемых в процессе будущего общественного прогресса способов производства полного коммунизма). Другими словами, встал вопрос: представляет ли социализм как низшая начальная фаза коммунизма, т. е. как этап его становления, самостоятельный способ производства?"
Казалось бы, ну и что здесь такого особенного? Где же тут зарыты ревизия, отступничество, ересь? На первый взгляд, все это кажется какой-то очень абстрактной конструкцией поиска общности и различий между социализмом и коммунизмом. Сегодня, с расхожей точки зрения, эта схема представляется вообще какой-то утопической схоластикой. Но не то было 35 лет назад.
Наиболее умные критики Кронрода все правильно поняли. Вот что писал И. Кузьминов по поводу вышеприведенной конструкции Я. А.: «В этой схеме общие черты социализма и коммунизма смазаны, а на первое место
1 Кронрод Я. А. Основы развитого социалистического способа производства (тезисы доклада) // Тезисы докладов на институтской научной конференции по проблеме: "Марксистско-ленинская теория развития социалистической экономики". М.: Институт экономики АН СССР, 1970. С.16, 33, 41.
2 Там же. С.6.
выдвинуты специфические, в первую очередь, товарно-денежные. Автор обосновал наличие глубинных различий между социализмом и коммунизмом, в то время как в действительности следует исходить из их глубинных общих основ. Не случайно некоторые последователи Я. А. Кронрода, восприняв его концепцию, сделали из нее логические выводы, провозглашая необходимость конкуренции при социализме, толкуя распределение по труду по существу как распределение по рыночным условиям, рассматривая закон стоимости чуть ли не как основной экономический закон социализма и т. д. Такая трактовка социализма, естественно, не укладывается в рамки первой фазы коммунизма. Но именно это то обстоятельство и служит убедительным доказательством ее непригодности»1.
Я думаю, что И. Кузьминов в целом был прав. Концепция Кронрода "не укладывалась" не только "в рамки первой фазы", но и в рамки официальной трактовки государственного социализма. Поэтому была естественной и закономерной жесткая критика Я. А. Кронрода, снятие его с микроскопической административной должности заведующего сектором, резкое сужение публикационных возможностей.
Конечно, далеко не только один Я. Кронрод оказался в таком противоречивом состоянии между реальным экономическим процессом, который требовал позитивистского подхода, и вульгарно истолкованным "субъективным методом". И далеко не только он один из сотрудников Института экономики был жестко критикуем по итогам той знаменитой конференции. Прежде всего можно назвать сотрудников кронродовского сектора: В. Г. Венжера, Л. В. Никифорова, Б. В. Ракитского. Но даже многие ученые, которые не являлись объектом политической критики, в своих работах отражали эту противоречивость реального экономического процесса и теоретического его отражения.2
Так, наиболее глубокие политэкономические исследования, стремясь адекватным образом отражать экономическую реальность, по необходимости оказывались в противоречии с устоявшимися теоретическими формулами и всей идеологической завесой. Но к реальности ведь надо было пробиваться. Ведь выполнять нормативную функцию политэкономия могла только тогда, когда ее практические предложения были бы адекватны самой реальности.
Кузьминов И. И. Очерки политической экономии социализма. От социализма к коммунизму. М.: Мысль, 1980. С.20.
2 Назовем ряд творческих работ ИЭ именно этого плана: Маневич Е.Л. Проблемы общественного труда в СССР. М.,1966; Ракитский Б.В. Общественные фонды потребления как экономическая категория. М., 1966; Ситнин В.В. Проблемы прибыли и хозяйственного расчета в промышленности. М., 1969; Батырев В.М. Товарно-денежные отношения, финансы и кредит в социалистическом хозяйстве. (Вопросы теории). М., 1970; Миженская Э.Ф. Личные потребности при социализме. М., 1973; Евстигнеева Л.П. Формирование потребностей в развитом социалистическом обществе. М., 1975; Иванова Р.К. Научно-техническая революция и развитие общественного труда в СССР. М., 1976; Седышев Ю.А. Стоимостные формы в плановом управлении. Теоретический очерк. М., 1983 и др.
Если задаться вопросом - какая же основная линия была в политэко-номических исследованиях ученых Института экономики, то со многими оговорками можно заключить, что в центре ее стояла необходимость приближения к экономической реальности. Сейчас поясню, что имеется в виду. Реальность госсоциализма можно рассматривать по крайней мере в трех срезах или аспектах. Первый, самый поверхностный срез, составляла официальная идеология, насаждаемая властью, которую можно назвать "марксизмом-ленинизмом". Второй срез представляла народнохозяйственная экономическая политика, которая, с одной стороны, должна была соответствовать официальному "марксизму-ленинизму", а с другой - все-таки обслуживать и направлять реальный экономический процесс. И, наконец, третий срез, лежащий более глубоко, представлял сам объективный экономический процесс. Этот третий срез почти постоянно находился в противоречии с экономической политикой и еще большем противоречии с официальной экономической идеологией.
Политэкономические исследования, по замыслу их устроителей со Старой площади, должны были как бы "развертывать" официальные идеологические формулы в более или менее конкретные параметры экономической политики, которая в свою очередь, по замыслу тех же устроителей, должна была трансформировать и направлять экономический процесс. Там, где стратегические цели были очевидны (военная экономика или восстановление народного хозяйства), больших противоречий между экономической политикой и самим экономическим процессом не возникало. При этом роль экономической идеологии "марксизма-ленинизма" была минимальна. Иное дело - нормальное состояние общества и необходимость поступательного экономического развития. Идеология здесь выступала на первое место, и она претендовала на формирование экономической политики.
Вообще говоря, идеология всегда составляет как бы методологическую базу экономической политики. Это нормально и естественно. Но в советский период, строго говоря, научно выработанной идеологии не было. Классический марксизм лишь по видимости, фразеологически касался советской идеологии. Вся эта идеология сводилась к обоснованию власти правящего слоя и сиюминутному реагированию на эмпирические потребности. Отсюда бесконечные дерганья и противоречивые решения в экономической политике. Ничего научного, кроме нескольких марксистских фраз, в этой идеологии не было.
6
Другим направлением в советской политической экономии социализма была школа Н.А. Цаголова, которая сама включала в себя несколько заметных "школ". Можно назвать среди них такие, которые находились под яв-
ным влиянием или тесно примыкали к школе МГУ: ярославская школа (А.И. Кащенко, Н.Г. Наровлянский), ленинградская школа (Н.А. Моисеенко), одесская школа (А.К. Покрытан). К этому направлению примыкали многие ученые, работавшие в разнообразных образовательных и научных учреждениях многих городов страны. В целом это направление экономической науки можно назвать социальным, когда не просто описывается существующий экономический процесс, но вырабатываются или предлагаются, скажем так, "рекомендации" по совершенствованию, видоизменению этого процесса в соответствии с социальными императивами. Это социальное направление имеет богатые традиции в истории русской общественной мысли. Можно даже сказать, является специфическим российским явлением. Понять специфику российской школы экономической мысли, проблематику которой недавно выделил академик Л.И. Абалкин1, без учета этого социального направления просто невозможно.
Вернемся, однако, к школе МГУ. Главным достижением школы Цаго-лова принято считать учебник "Курс политической экономии", вышедший еще в советский период несколькими изданиями и переведенный на множество иностранных языков. Учебник этот для тех времен действительно был творческим и интересным, и заметно отличался в лучшую сторону от стандартных советских учебников политической экономии. Учебник Н. А. Цаго-лова (а Николай Александрович был научным редактором и руководителем авторского коллектива, а также самым активным автором) отличался - не знаю как лучше сказать, но скажу так - несталинизированной трактовкой многих экономических категорий. Конечно, не всех. Сталинская методология весь послевоенный советский период прочно гнездилась во всех учебниках и научных трудах по обществознанию. Достаточно назвать догму о том, что в СССР был построен социализм. Догму, которую почти никто в советское время не собирался подвергать сомнению. Однако по ряду категорий и положений уже в 60-е годы начался пересмотр некоторых элементов стали-низированной методологии. И университетский "Курс политической экономии" предложил не только некоторую свежесть трактовок, но и некую системность в их изложении. Но трактовки эти были, скорее, не постсталинского характера, а еще досталинского, больше напоминающие теоретические постановки лучших работ советских экономистов 20-х годов. Сегодня, конечно, этот учебник смотрится как великий исторический памятник, хотя некоторые его положения и до сих пор являются классикой отечественной социалистической мысли.
Итак, рассмотрим Н.А. Цаголова, влияние которого было очень мощным и даже ощутимо сказывается сегодня.
Хотя, если сегодня внимательно читать тексты Цаголова, довольно часто наталкиваешься на очень глубокие его наблюдения и замечания, которые
1 Абалкин Л.И. Российская школа экономической мысли: поиск самоопределения. М., 2000.
только сейчас становятся понятными. Приведем такой пример. Одним из недостатков советской интерпретации марксизма было очень неопределенное понимание способа производства, когда по сути дела один и тот же способ производства (ведь, с фактической стороны в СССР и в странах развитого капитализма индустриальная база общества была примерно равной) служил для объяснения принципиально разных общественных устройств. На это обращали внимание не многие. Н. А. Цаголов, интуитивно чувствуя это противоречие, писал в конце 70-х годов: "Политическая экономия должна изыскать политико-экономический эквивалент противоречия между производительными силами и производственными отношениями. Для каждого способа производства это противоречие находит свое особое выражение в самой системе производственных отношений"1. В системе производственных отношений социализма школа МГУ выводила особое отношение "планомерности", которое и отличало социалистический способ производства от ему предшествующего. Тем самым, отношения "планомерности" как выражение социальной направленности (сознательное осуществление социальных ценностей) становились критерием различения способов производства. То есть, для социалистического способа производства различие находили в большей его социальности. Это в принципе верная и очень современная постановка вопроса. При одном исключении: она характерна для постиндустриального общества и соответствующей литературы. А советское общество было почти типичным индустриальным обществом.
Но вот какой вопрос возникает. В чем, так сказать, содержание и существо школы Н.А. Цаголова? Обсуждению этого вопроса сегодня посвящена уже некоторая литература. Прежде всего следует назвать очень интересную и содержательную книгу трех авторов: С.С. Дзарасова, С.М. Меньшикова, Г.Х. Попова "Судьба политической экономии и ее советского классика" . Эта книга, конечно, не только о Н.А. Цаголове, но и о всей нашей, советской экономической науке, о советской экономической системе и даже о сегодняшнем, так затянувшемся, экономическом кризисе. Авторы (все три) сумели написать объемную, масштабную, умную и даже по-человечески симпатичную книгу об интеллектуальном состоянии нашей прежней (т.е. советской) и немного нынешней экономической науки. Более того, создается впечатление, что авторы на примере Цаголова, через Цаголова стремились обсудить судьбу отечественной экономической теории (политической экономии социализма), ее, так сказать, общественную полезность в советский период и сегодня, ее предназначение и будущее.
1 Цаголов Н. А. Вопросы методологии и системы политической экономии. Избранные произведения. М., 1982. С.317.
2 Дзарасов С.С., Меньшиков С.М., Попов Г.Х. Судьба политической экономии и ее советского классика. М.: Альпина Бизнес Букс, 2004.
Однако недавно вышла и другая книга на эту тему "О творческом наследии Н.А. Цаголова"1, где этим вопросам посвящены многие разделы. Однако, второго плана в этой по-своему примечательной книге, к сожалению, нет. Появляется и другая литература вопроса2.
Итак, действительно, что, собственно говоря, Н.А. Цаголов сделал в науке: какая концепция, теория, метод, прием, задача связаны с этим именем? Знаменитый учебник - да, активное участие во многих дискуссиях - да, безусловно. Уже одно это, то есть создание "Курса политической экономии", инициирование многих дискуссий, которые завораживали научное сообщество тех лет, очень много. Мало кто в этом мог сравниться с Н.А. Цаголо-вым. Но есть что-то сверх этого?
Начнем несколько со стороны. Вопрос в экономической науке после 1956 года, то есть после ХХ съезда партии ,стоял так: или идти в экономических исследованиях к реальностям народнохозяйственной практики и, стало быть, к рыночным отношениям, или же идти к абстрактной теории социализма, восстанавливая после сталинистских напластований аутентичный марксизм и идеальные представления о социалистическом обществе начала ХХ века. Последнее было менее опасно. Рыночников, в частности, многих сотрудников Института экономики АН СССР, которые пошли по первому пути, довольно быстро стали ругать и притеснять. Сторонников школы Ца-голова, которые устремились по второму пути, стали, наоборот, поддерживать и выдвигать. Как раз сторонники и ученики Н.А.Цаголова заняли большинство ключевых постов в научно-партийном руководстве советской эпохи. Почему прагматически настроенные партийные руководители советской эпохи меньше боялись абстрактных рассуждений теоретического марксизма, нежели реальных конструкций по реформированию хозяйственного механизма - тоже интересный вопрос. Ведь партийные руководители вряд ли понимали различие между исходным и основным производственными отношениями социализма и смысл этой эквилибристики, а реформа хозяйственного механизма им как прагматикам должна была бы быть понятней и полезней. Но почему-то укреплять свое руководящее положение они не хотели. В результате социалистическая теория и реальная народнохозяйственная практика расходились все больше и дальше.
Официальная версия политической экономии, зафиксированная в первом послевоенном учебнике политической экономии 1954 года, уже официально требовала замены. Но в какую сторону ее заменять - вот в чем был вопрос. На политэкономической дискуссии 1966 года в Институте экономики АН СССР как раз обсуждался проект нового труда по политической экономии социализма, способного заменить старый учебник 1954 года. Эту ра-
1 О творческом наследии Н.А. Цаголова. К 100-летию со дня рождения / Под ред. К.А. Хубиева. М.:ТЕИС, 2004.
2 См.: Кузнецова Т.Е. К истории Института экономики РАН (АН СССР): домыслы и реалии. М.: ИЭ РАН, 2005.
боту взялся делать Институт экономики АН СССР группой ученых во главе с Я.А. Кронродом. Выступая на той дискуссии, Я.А. Кронрод специально подчеркивал: "Я думаю, что попытка представить социализм как строй, которому не имманентны товарные отношения, внутренне не присущи, обрекает все дело анализа социализма на полное фиаско"1. Это был один путь развития экономической мысли. Но труд Института экономики так и не появился в печати. Другой путь выбрала школа Цаголова.
Его университетский "Курс политической экономии" исходной точкой концепции политэкономии социализма, как известно, взял планомерность. Но жизнь же была товарная, рыночная. Планомерность в этом случае могла ее только скрасить, упорядочить. Основой практики хозяйственного руководства мог быть только рынок и рыночные отношения. Это, собственно говоря, и доказала современная рыночная трансформация. Рынок взорвал и отбросил плановое хозяйство. И не потому, что во главе страны сидели неумелые руководители или, того круче, предатели, хотя, видимо, было всего понемногу. Главное же состояло в том, что сама объективная жизнь, сам ход экономического процесса требовали легализации и нормализации рыночных отношений.
В этом-то и состояла главная, или основная, проблема советской экономики. Хозяйственная жизнь требовала легализации товарных, рыночных отношений, которые составляли реальную основу существовавшего тогда способа производства. Почти все экономические реформы советского периода были направлены именно в эту сторону, и все они, как известно, "не удались". Но "не удались" не потому, что эти реформы как бы выдохлись и не получились, а просто потому, что их "прикрыли". Каждый раз, когда экономические реформы набирали динамику и мощь, их административно-волевым путем отменяли. Вот и все. Потому что развитие рынка в конечном счете противоречило бы идеологическим и политическим основам советского режима, для него рыночные отношения были неприемлемы. Поэтому политический режим всегда насиловал экономику: временами репрессиями, временами авторитаризмом. Доставалось и экономистам-рыночникам.
Однако, вернемся к школе Н.А. Цаголова. Действительно, у Цаголова нет никакой конкретной теории или концепции. Хотя так говорить будет неверно. У Цаголова не было конкретной концепции, которая бы являлась органической частью реальной советской экономической системы. Он по большому счету был против той системы в целом, где из каждой дыры лез рынок и рыночные отношения. Но у него была классическая концепция социализма, сформулированная лучшими представителями европейской социал-демократической мысли начала ХХ века. Концепция Цаголова есть продолжение и развитие той же самой марксистской концепции социализма, которую можно встретить в работах В. Ленина, Л. Троцкого, Н. Бухарина, Е.
1 Экономико-философские тетради. Вып. 2. М., 2004. С.176.
Преображенского и многих других российских теоретиков социализма досталинского периода. Это была не просто экономическая модель некоторого хозяйственного механизма, а теоретическая модель социалистического общества, где конкретные хозяйственные моменты и детали имели периферийное значение. Последнее очень важно. Без социализма, без теории социализма понять Цаголова и говорить о школе Цаголове вообще бессмысленно.
Н. А. Цаголов был из крупных экономистов единственным (почти единственным), который последовательно проводил классическую марксистскую методологию в трактовке социализма и социалистического общества. Прежде всего это относится к тому, что Цаголов упорно и последовательно разводил социализм и товарное производство. Он представлял собой классического марксиста, похожего, скажем, на Г. Плеханова или даже Л. Троцкого, для которых социалистическое общество является не параллельной альтернативой капитализму, а следующей за ним. Иными словами, социализм в такой трактовке есть не антикапиталистическое, а посткапиталистическое общество. Поэтому для Цаголова социализм возможен только тогда, когда уже нет ни рынка, ни капитализма. Но Цаголов жил в обществе, которое все называли социалистическим, и он вынужден был его называть так же. Поэтому, чтобы не впадать в противоречие с политическими властями, он выбрал абстрактную теорию социализма.
Думается, что логически Цаголов был совершенно прав. Если власти советское общество называли социалистическим, то, следовательно, здесь должны угасать товарное производство и рыночные отношения и на их место должна идти планомерность, то есть сознательное регулирование экономической и всякой другой жизни общества. Это классическая марксистская позиция. Первым, кто придумал соединить в реальности социализм и товарное производство, рынок, был Сталин, если не брать во внимание разнообразные теоретические концепции 20-х годов. С точки зрения марксизма и Цаголова это нонсенс. Но Цаголов не мог выступать против официальной сталинизированной позиции политического руководства. Поэтому-то он и сосредоточился на развитии и углублении марксистской методологии, что в последовательном развертывании должно было в конце концов разрушить сталинизированную методологию "социалистического способа производства".
Давайте разберемся. В 1969 году в МГУ прошла дискуссия о товарном производстве при социализме. Школа МГУ была известна формулой о том, что социализм есть система не товарного, а планомерно организованного производства. Сегодня можно утверждать, что эта постановка существенно ближе к истине. Ибо, даже советский "социализм" не мог ужиться с товарным производством и вынужден был завершить свой путь. Другая школа (Я. А. Кронрода) утверждала, что если производство при социализме носит товарный характер, то стало быть и социализм есть разновидность товарного
производства. Это более логичное построение, но к социализму имеющее очень малое отношение. На той дискуссии в МГУ профессор С. С. Дзарасов, не отрицая этой логики, отмечал "слабость концепции нетоварного характера производства при социализме"1. Но признание товарного характера производства как объективно необходимой его составляющей характеристики с логической неизбежностью ведет к признанию данного общества товарным (хоть в какой-то существенной степени). А это шло вразрез с общей концепцией школы МГУ. Ее руководитель Н. А. Цаголов в книге 1971 года писал совсем обратное: "Если производство при социализме является товарным по своему характеру, то отсюда следует, что определяющие его природу коренные экономические отношения являются по своему существу товарными. А это значит, что исходные, коренные отношения социалистического производства объявляются товарными" . И в другом месте он же писал: "Нельзя характеризовать социалистическое производства как товарное" . С.С. Дзарасов уже тогда такой подход в силу некоторых причин назвал "слабым". Хотя, заметим, что профессор Дзарасов являлся одним из активных сотрудников и сподвижников Цаголова.
Н.А. Цаголов держался принципиально иного подхода. Верно пишет С.С. Дзарасов в уже упомянутой современной книге, что "сила школы Цаго-лова" состояла в том, что, "опираясь на методологию "Капитала", она разработала теорию социализма, альтернативную по отношению к господствующему у нас тогда сталинско-островитяновскому мэйнстриму. Этим был предопределен взлет школы"4. Это, конечно, верно. Но беда и печаль состояли в том, что социализма у нас не было и быть не могло. Островитяновский мэйнстрим, отраженный в учебнике "Политическая экономия" 1954 года, конечно, был межумочной конструкцией и в 60-е годы мало кого удовлетворял. Но идти от него к реальности можно было только в сторону рынка. Таких ходоков быстро приводили в порядок, далеко они не уходили.
Цаголов пошел в другую сторону, в сторону чистой марксовой методологии социализма. Если бы разрешили, он, наверное, первым объявил бы, что социализма в СССР нет. Но это не разрешали и он этого не делал. Различие между Цаголовым и Кронродом можно увидеть в следующих словах: "Цаголов хотел создать политэкономию социализма, которая не только бы предшествовала практике, но и предопределяла ее"5. Это совершенно верно и точно сказано. Наука, которая не только описывает существующее обще-
1 Дзарасов С.С. Экономические методы управления. М., 1969. С.66.
2 Товарно-денежные отношения в системе планомерно организованного социалистического производства / Под ред. Н. А. Цаголова. М., 1971. С.13.
3 Там же. С. 37. См. также: Цаголов Н. А. Вопросы теории производственных отношений социализма. М., 1983. С.115.
4Дзарасов С.С., Меньшиков С.М., Попов Г.Х. Судьба политической экономии и ее советского классика. М.: Альпина Бизнес Букс, 2004. С.272.
5 Дзарасов С.С., Меньшиков С.М., Попов Г.Х. Судьба политической экономии и ее советского классика. М.: Альпина Бизнес Букс, 2004. С.272, 367.
ство, а главным и преобладающим образом его развивает и изменяет, "предопределяет", есть наука социализма. Этим и занимался Цаголов. Кронрод же прежде всего хотел выяснить - что же есть то общество, в котором довелось жить.
В чем, так сказать, проблема школы Цаголова, ее наиболее крупная "ошибка"? "Ошибка", которая до сих пор свойственна многим убежденным социалистам, воспитаным на классических работах начала ХХ века. В том, что Цаголов, как и многие другие, в силу имеющихся традиций понимания социализма как более экономически рационального общества пытался планомерностью заменить собственно экономический механизм. Но сделать это невозможно. Если объективно неизбежен экономический, рыночный механизм, то планомерность на его место поставить просто невозможно.
Дзарасов приводит слова Цаголова, что "планомерность для социализма является таким же ключевым понятием и характеристикой, как товарность (рынок) для капитализма"1. Так думали все русские социалисты, обучившись у К. Каутского. Правда, Цаголов пошел дальше и планомерность превратил из формы экономического процесса в его сущность. Однако это разные вещи. Товарность есть сущность экономического механизма капитализма, а планомерность - лишь форма управления. Конечно, можно говорить, что планомерность, т.е. сознательная и целесообразная управляемость, в отличие от стихийного капитализма, есть ключевая характеристика социализма. И это будет правильно в том случае, если экономическая необходимость, рационализация хозяйственной жизни, экономическая эффективность будут отодвинуты на задний план, перестанут быть актуальными. Но это означает, что здесь видоизменился экономический процесс, что главное здесь уже не экономическая эффективность, а социальные императивы, планирование социальных целей и планомерное их достижение.
Однако дальше С. С. Дзарасов пишет довольно странные вещи, что "проведенные у нас радикальные реформы подтвердили верность диагноза Цаголова советской экономики как планомерной". Примерно то же пишет профессор К.А. Хубиев: "Правильность методологического вычленения в основании экономической системы исходного и основного отношения и теоретического определения в качестве таковых планомерности ... подтвердилась в результате радикальной трансформации в России. Для изменения всей социально-экономической системы прежде всего была разрушена система планомерного функционирования народного хозяйства..." . Однако возникает ряд важных вопросов. Как же так? Если Цаголов прав, что советская экономика была не товарной, а в сущности своей планомерной, т.е. планомерность тут была объективно задана, неизбежна, то зачем же тогда
1 Там же. С.242.
2 Там же. С.245.
3 О творческом наследии Н.А. Цаголова. М., 2004. С.14-15.
переходить к рынку, к товарности? Если планомерность - это объективное свойство советской экономической системы, то почему же был ее кризис? Что, он тоже был планомерным? Кто же его запланировал? И что значит -разрушить систему планомерного функционирования? Ее можно разрушить только в том случае, если она не есть объективное отношение. Ведь нельзя же на долгое время пренебречь объективными закономерностями. Значит, в объяснении советского кризиса конца 80-х годов надо переходить на версию предательства. Значит, надо искоренять предателей и врагов, и экономическая система сама собой вернется на рельсы планомерности и социализма. Но ведь сам же С. С. Дзарасов вполне справедливо считает, что социализм в отдельной стране построить невозможно. А раз в СССР не было социализма, то, стало быть, не было и планомерности как объективной необходимости. Может быть, надо различать такие понятия, как советская экономическая система и социалистическая система? Вот именно в последней планомерность может рассматриваться как основная и исходная социологическая категория.
И еще один важный вопрос, касающийся соотношения плана и рынка. Дзарасов верно пишет, что школа Цаголова не на словах (что было характерно для некоторых товарников), а на деле "планированию отводила ведущую роль, а рынку ведомую. В этом было принципиальное отличие не только официальной формулировки позиции школы, но - не собираюсь это утаивать - и личных убеждений основных последователей школы"1. Это верно. Но это же перечеркивает все старания показать Цаголова чуть ли не рыночным социалистом, предлагающим сочетать плановые и товарные формы хозяйствования. Конечно, Цаголов не мог полностью игнорировать товарные отношения, которые в реальности были в советской системе. Но он им отводил подчиненную роль, как некоему неизбежному, но временному злу. Социализм в его концепции в чистом виде мог быть и без товарного производства и рыночных отношений. Но на какой-то переходный период эти товарные отношения могли присутствовать и при социализме. Это была достаточно логическая схема. Весь вопрос в литературе того времени сводится к тому, как сочетать план и рынок. Школа Цаголова предлагала на первое место ставить план, а рынок становился ведомым. Но, если сохранялась объективная необходимость подсчета экономической эффективности, тогда непонятным становится, на чем основывается план. Только на директивах ЦК КПСС? А они на чем? А они практически основывались на требованиях лишь одного сектора экономики - военно-промышленного комплекса (ВПК). Поэтому советскую экономику вполне обоснованно называют милитаризованной экономикой или экономикой мобилизационного типа. Но достаточно долго так жить невозможно.
1 Дзарасов С.С., Меньшиков С.М., Попов Г.Х. Судьба политической экономии и ее советского классика. С.268.
Концепция планомерности Цаголовской школы имеет как бы два среза. В этом ее сила и в этом же ее слабость. Первый срез простой и очевидный: план должен определять все экономическое развитие страны. Этот подход берет начало от теоретических постановок 30-х годов, когда план возводили в экономический закон теории советского хозяйства. Рынок при этом выполняет подчиненную роль или попросту игнорируется. В советской хозяйственной практике чаще случалось последнее. А если разобраться по существу, то рынок ведомым или подчиненным быть не может, ибо он тогда и вовсе не нужен. Для чего нужен рынок, если все пропорции определяет план? Другое дело, если план основывается на требованиях рынка, в полной мере учитывает их, если нужно - их корректирует и ограничивает. Но общество должно знать цену этих плановых корректировок. Цену, которую дает только рынок. В этом случае рынок становится не ведомым, а определяющим, ведущим. И вообще, если рынок объективно необходим, то он не может быть на положении "бедного родственника".
Другой срез концепции планомерности школы Цаголова более интересный и содержательный. В социалистическом обществе, когда экономическая необходимость как принцип хозяйствования уже преодолена, когда экономическая эффективность перестает диктовать те или иные мероприятия, планомерность, т.е. сознательное определение пропорций развития народного хозяйства, действительно, становится центральной категорией. Но уже не экономического процесса, а всего устройства общества. Общество должно сознательно, "планомерно" распределять ресурсы и возможности для достижения заранее намеченных и всесторонне оговореных социальных целей. Но это уже будет другое общество с другой экономикой.
Но дело в другом. Советская экономика явно или неявно концентрировалась на развитии ВПК, и с точки зрения последнего эта экономика была более или менее сбалансированной. И в этом случае достигалась некоторая планомерность. То есть она достигалась только в очень узком секторе советской экономики, где рыночные отношения действительно были сведены к минимуму. Но ВПК не есть вся экономика, или нельзя же всю экономику сводить к ВПК. Вот это - наиболее общая и простая причина кризиса советской экономики.
7
И еще один очень важный вопрос для понимания двух направлений в политической экономии социализма советского периода. Как было показано, направление (школа) Я.А. Кронрода стремилась более точно, адекватно отражать реальный экономический процесс, что можно обозначить как реальное направление. Школу Н.А. Цаголова можно трактовать как социальное направление в политической экономии социализма. Некоторые вдумчивые
исследователи сочли, что такое противопоставление (реальное и социальное) как бы принижает школу Цаголова. Например, профессор В.В. Куликов пишет: "Обвинения "школы Цаголова" в схоластике постоянно звучали еще при его жизни. Сейчас же они получили новый поворот. Утверждается, в частности, что эта школа руководствовалась "нормативным", или "субъективным" подходом, отправлялась от теории, от формулы "должного" социалистического общества, под которую пыталась подогнать хозяйственную практику. Вряд ли эти суждения корректны"1. Но ведь различные школы как-то надо называть. Социальное направление в экономической теории, которое, по моему мнению, наиболее полно и последовательно выражалось именно школой Цаголова, я не считаю в чем-то ущербней или малозначительней, чем, например, школа Я.А. Кронрода. Сегодня вообще нельзя подходить к этим школам с точки зрения старой советской системы ценностей. Обе школы были значительны и содержательны. И обе впадали, по крайней мере, в одну и ту же ошибку: принимали существовавшее тогда советское общество за социалистическое. Другое дело и другой вопрос - как наиболее правильно отразить их различия. Более того, социальное направление я считаю более интересным для России, более соответствующим ее историческим традициям. Но также и более адекватным современным постиндустриальным тенденциям. Реальное же направление политической экономии социализма (школа Я.А. Кронрода) оказалось актуальным именно сегодня. Оно победило в той дискуссии, к великому сожалению.
8
Сегодня надо, думается, более внимательно читать наши старые тексты. И прежде всего труды таких выдающихся экономистов, как Я.А. Крон-род и Н.А. Цаголов. Думается, что сегодня ни Кронрод, ни Цаголов не стали бы говорить, что в СССР был социализм, была планомерность и господствовал основной экономический закон социализма. И сегодняшние экономические пертурбации в равной мере не устроили бы ни того, ни другого.
Оба направления старались уйти от рынка в, так сказать, пострыночное пространство. Оба они находились в рамках социалистической парадигмы и не думали выходить за ее пределы. Социальное направление как бы устремлялось далеко вперед и создавало методологический задел на будущее. Реальное направление той же самой политической экономии социализма предлагало не спешить, а осмотреться и тщательно изучить реальный фундамент, на котором предполагалось возводить будущее.
В этом и была заслуга всей советской политической экономии социализма. В том, что она пыталась развить теорию необычного состояния обще-
1 Куликов В.В."Цаголовская школа" и ее нынешнее звучание // Российский экономический журнал. 2004. № 4. С.2.
ства, которое, еще находясь всецело в путах экономической необходимости, рвется из них к «царству свободы».
