CC BY
447
куемом в данной работе тексте, посвященном критике «рыноч-ноцентрической» модели экономической теории, о проблемах, рассматриваемых в третьем, четвертом и пятом много писалось в названных выше марксистских источниках и поэтому эти аспекты мы развивать не будем. Гораздо интереснее для нас пос-
мотреть на проблемы, связанные с теми значимыми изменениями, которые не описываются ни в «классических» учебниках economics, ни в классической политической экономии и подумать, насколько годится для их исследования неоклассическая методология и теория.
1 Данный текст по согласованию с авторами перепечатан из журнала «Горизонты экономики, №2(2012), в котором эта статья первично была опубликована наряду с другими пленарными докладами Первого международного политэкономического Конгресса стран СНГ и Балтии (16-17 апреля 2012 г., г. Москва).
2 Весной 2010 года в Москве прошла международная конференция по проблемам развития политической экономии, материалы которой были опубликованы в 7 журналах России и Украины, а год спустя, 20 апреля 20011 года в Москве, в МГУ им. М.В.Ломоносова прошла учредительная конференция Международной политэкономической ассоциации стран СНГ, в которой приняло участие более 80 ученых из 20 городов из 4-х стран СНГ
3 Для отечественных исследований характерны немалые различия в классификации основных направлений экономической науки. Мы воспользовались одной из наиболее распространенных и близких к западным «образцам» (Нуреев Р. Основы экономической теории. М., 1996).
4 Но не Запада: там этот термин обозначает поле экономико-политических взаимодействий, экономической политики, общественного выбора.
5 В России в конце 2000-х гг. появился новый журнал «Экономическая политика», в котором есть особая рубрика «Политическая экономия», где представлен названный выше подход.
6 Подчеркнем в этой связи, что здесь имеются весьма опасные тенденции: во-первых, стремление считать значимыми только легко измеряемые параметры — параметры же, которые трудно выразить количественно, даже если они очевидно важны для исследования реальных экономических проблем, игнорируются; во-вторых, действует как бы общепринятое правило — чем сложнее инструментарий, тем проще и эже реальное проблемное поле, моделируемое при помощи этого математического аппарата (См.: Вопросы экономики, 1997, № 2, с. 139).
7 Подобное понимание практики восходит к классическому марксизму и развито в работах таких последователей марксизма, как Д. Лукач, Ж.-П. Сартр и др. на Западе, а также в работах таких советских ученых, как Э. Ильенков, Г. Батищев, Н. Злобин и др. (Lukacs G. History and Class Consciousness. L., 1983; Sartre J.-P. Critique de la raison dialectique. Paris, 1960; Ильенков Э. Философия и культура. М., 1991; Батищев Г. Диалектика творчества, ч. 2. М., 1974; Злобин Н. Культура и общественный прогресс. М., 1979).
8 Капелюшников Р. Экономическая теория прав собственности. М., 1990; Шаститко А. Теоретические вопросы неоинституционализма. В кн.: Введение в институциональный анализ. М., 1996. В последние годы вышло немало учебников и монографий в этой области; в России здесь тон задают Р. Капелюшников, А. Шаститко, Р. Нуреев, А. Аузан, А. Олейник и др.
9 См. также: Радаев В. Обновление экономической теории: пути и проблемы. Вопросы экономики, 1992, № 10. Для этого ученого, как и для многих экс-советских политэкономов начала 1990-х годов, было характерно стремление решить проблему в ключе именно третьего варианта.
10 Гегель Г. Энциклопедия философских наук, т. 3. М., 1977; Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., т. 42, т. 46, ч.1 и 2; а также Marcuse М. One-Dimensional Man. Boston, 1968; Oilman B. Alienation. N.Y., 1990; Meszaros I. Marx's Theory of Alienation. L., 1970; Нарский И. Отчуждение и труд. М., 1983; Кузьминов Я., Набиулина Э., Радаев Вад., Субботина Т. Отчуждение труда: история и современность. М., 1989.
(Продолжение следует)
ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭКОНОМИЯ: из ПРОШЛОГО
в будущее (часть 1)*
В.Т. Рязанов,
заведующий кафедрой экономической теории Санкт-Петербургского государственного университета,
доктор экономических наук, профессор, координатор Международной политэкономической ассоциации стран СНГ и Балтии
Анализируется кризис неоклассической школы в экономике и его последствия. Обосновывается возможность и пути возрождения классической политической экономии с ее нацеленностью на изучение экономических отношений и использованием воспроизводственного подхода в их анализе. Необходимость учета новых явлений и тенденций в экономике определяет целесообразность расширения проблемного поля современной политэкономии.
Ключевые слова: классицизм и неоклассицизм в экономике, кризис неоклассицизма, современная политическая экономия, предмет и проблемное поле политэкономии, постклассическая альтернатива.
УДК 330.101 Вводные замечания
Современную ситуацию в экономической науке следует оценить как кризисную, что подтверждается существенным исчерпанием возможностей использования ее основных функций. Кризис, прежде всего, затронул неоклассическую ортодоксию, хотя не только ее одну. На данный момент сфера теоретического экономического знания может быть охарактеризована одновременным действием двух противоречивых тенденций. Во-первых, в теории и политике по-прежнему господствующее положение сохраняет неоклассическая школа (соответственно курсы «экономикс» в учебном процессе). Во-вторых, сама она оказалась в тяжелом положении обострения кризиса, который превратился в системный, что особенно ярко проявилось в период мировой рецессии 2008-2009 гг. Как представляется, указанные оценки
имеют существенное значение для понимания перспектив возрождения и развития политической экономии в РФ и в других постсоветских государствах.
Однако прежде чем анализировать кризис неоклассицизма следует проанализировать причины потери классической политэкономии, включая ее марксистскую ветвь, своей ведущей роли в прошлом. Можно считать, что она прошла через свой кризис, вследствие которого ушла на второй план, уступив доминирующие позиции неоклассической школе. И с этим необходимо разобраться, чтобы были понятны ее объективные возможности на современном этапе.
Ныне уже наступил кризис неоклассики, что было ожидаемо. Хотя бы потому, что любое научное направление когда-то теряет свои позиции, а потому должно либо претерпеть радикальное
* Данный текст по согласованию с автором перепечатывается из журнала «Горизонты экономики» №2, 2012, в котором эта статья была первично опубликована наряду с другими пленарными докладами Первого международного политэкономического Конгресса стран СНГ и Балтии (16-17 апреля 2012, г. Москва)
обновление, либо его сменит другая школа со своим аналитическими и познавательными возможностями. Кризисные процессы в экономической науке приобретают особую остроту, если потенциал господствующей экономической школы отстает от произошедших фундаментальных изменений в самой экономике, что оборачивается ее неспособностью вырабатывать точные и достоверные оценки, не говоря уже о прогнозах.
Заметим, что последствия кризиса неоклассической теории с точки зрения определения перспектив политэкономии неодинаковы для бывших постсоветских государств и для стран западного мира. Ведь в мировой экономической науке сама по-литэкономическая школа, потеряв ведущую роль, не исчезла и продолжает достаточно плодотворно развиваться по самым разным направлениям (например, радикальная политэкономия, постмарксизм, гетеродоксальная экономическая теория и др.). Она институционализирована в академическом сообществе, имеет свои международные организации и периодические издания. Что же касается постсоциалистического мира, то одним из результатов краха социализма стала предпринятая попытка «закрыть» политическую экономию в марксистской версии как науку, относя ее к области сугубо идеологии. В итоге произошло почти полное сворачивание преподавания соответствующих учебных курсов в университетах и институтах, резко сократилась исследовательская работа в этом направлении, кафедры сменили свое название и даже можно говорить о вытеснении самого понятия «политическая экономия» из научного и учебного арсенала. Это означает, что для нас сегодня дискуссия о месте и роли политической экономии уже полезна хотя бы с точки зрения восстановления самого статуса и имени данной науки в названии учебных курсов и кафедр.
Разумеется, решением этой задачи нельзя ограничиться. Самые сложные и дискуссионные вопросы возникают в связи с раскрытием места и роли современной политической экономии как в экономической науке, так в политике и в хозяйственной практике. Насколько ее потенциал фундаментального теоретического знания сохранился и имеет преимущественные позиции в сопоставлении с неоклассикой и другими научными направлениями в анализе происходящих процессов в экономике, особенно применительно к современному кризису в мировом хозяйстве и к определению перспектив развития постсоциалистического мира?
Но чтобы осмыслить этот потенциал первоначально предстоит разобраться, пусть и в первом приближении, с собственно базовыми методологическими принципами, характеризующими современную политическую экономию как научную школу. Речь идет о том, что необходимо обозначить достаточно четко ее предмет, проблемное поле и методологическое ядро. Это важно для того, чтобы само политэкономическое знание приобрело определенную целостность и единство, закрепилось в ранге научной школы и учебной дисциплины. Современная политическая экономия может восстановить свой авторитет, если ее последователи смогут выработать и консолидировать свои методологические позиции, сохраняя все неизбежное многообразия взглядов и оценок по самым разным вопросам теории и практики. Скорее всего, такие исходные методологические позиции не должны быть излишне детализированы и касаться всего и вся. Главное — это обозначить то, что определяет современный облик политэкономии, чем она принципиально отличается от других научных школ и с кем ей стоит «дружить».
Еще одно неотъемлемое добавление в разработке современного политэкономического подхода связано с необходимостью его приоритетной ориентации на решение актуальных задач экономического развития. Не в отрыве от реальной экономики, а опираясь на нее, дискутировать о научных проблемах. Это значит рассматривать современную политэкономию как фундаментальную часть экономической науки, но непосредственно обращенную к реальной общественно-хозяйственной жизни. Сегодня требуется политическая экономия ХХ1 века, опирающаяся на исторические традиции, одновременно воспринимающая все то полезное, что накоплено в экономической науке, и открытая для диалога, а потому и способная дать ответ на современные вызовы.
Таков далеко неполный круг вопросов, который возникает при обсуждении перспектив политэкономии в РФ и в других странах СНГ. И уже выяснив эти вопросы можно рассуждать о решении множества конкретных задачах в развитии политической экономии в наших странах.
Классицизм и неоклассицизм в экономике: смена теоретических парадигм
Обсуждая современную ситуацию в экономической науке, следует начать с ответа на вопрос о том, почему классическая политическая экономия уступила свои позиции и ее сменила неоклассическая школа?
Казалось бы, достаточно просто дать ответ на поставленный вопрос, обращаясь к недавней истории развития марксистской версии политэкономии в СССР. Развал социалистической системы хозяйства предопределил неизбежность сворачивания политической экономии социализма в силу уже исчезновения непосредственного объекта исследования. Такому ходу событий не в малой степени поспособствовали существенные недостатки, сложившиеся в советской научно-образовательной сфере. Утверждение монопольного положения теории марксизма в области экономического знания, искусственное ее исключение из общемирового научного дискурса, давление власти, чрезмерная идеологизация, догматизм и отрыв от реальных хозяйственных процессов и т.п. — все это не могло не привести к застою и кризису советской экономической школы. Поэтому при возникновении непосредственной конкуренции с неоклассицизмом этот вариант экономической теории марксизма стремительно померк и оказался на периферии экономической науки. Тем не менее, не все так просто. Можно утверждать, что и до настоящего периода сохраняется потребность в раскрытии всех весьма неоднозначных аспектов в истории политической экономии в СССР, особенно относительно ее раздела, посвященного политической экономии социализма1. Такая история, которая еще должна быть написана, нужна для того, чтобы извлечь уроки из прошлого и вместе с тем представить взвешенный и объективный анализ становления и развития политэкономии, освобожденный как от идеологических преувеличений и догм социалистического прошлого, так и от формирующегося негативного и бездоказательного шаблона нынешних оценок. При этом она важна не только для воссоздания полной научной картины в сфере экономического знания, но и для достоверного и точного понимания того, что собой представляла социалистическая общественно-экономическая система, которая оказалась разрушенной в процессе проведения реформ. Пока же получается так: как мы не имели ясного научного знания об обществе, в котором жили, так для нас оно и осталось непроясненным, когда социалистическое общество исчезло.
Еще ранее в мировой экономической науке произошла «смена лидера», что требует не менее обстоятельного объяснения. Во всяком случае, понятно, что это произошло вполне закономерно в силу действия ряда причин. Достаточно сослаться на то, что доминирующие в классической школе методологические принципы «чистого экономизма» и «рационализма» нашли в неоклассической школе свое завершающее воплощение. Характерно, что само название нового научного направления (неоклассицизм) указывало на его связь с классикой2. Как правило, такую преемственность связывают с тем, что классическая политэкономия возникла в условиях промышленного переворота, приведшего к рождению раннего капитализма, но затем превратилась в неоклассику на этапе его окончательной победы и достижения зрелой формы индустриально-рыночного капитализма. То, что это так, подтверждается неслучайностью появления и развития классической школы именно в Англии — первой стране победившего капитализма. Поэтому в одном случае требовался достаточно точный и обоснованный анализ сущностных основ и причинно-следственных связей в объяснении причин возникновения и природы капиталистического рыночного хозяйства, в другом — особое значение приобретала прагматичность, нацеленная на соединение теории с практикой, что и обеспечивалось приоритетностью изучения особенностей его функциональных зависимостей. Исследование оснований капиталистического хозяйства было заменено описанием самого его устройства и функций в расчете на обнаружение способов достижения наивысшей эффективности производства (фактически, прибыльности) при ограниченных ресурсах.
Такая замена в конце Х1Х в. в еще большей степени потребовалась, поскольку марксистский анализ капитализма, опиравшийся на классическую традицию, выводил на опасные для его судьбы гипотезы по поводу роли эксплуатации наемного труда и неизбежности ухода данной системы хозяйства с исторической арены из-за нарастающих внутренних противоречий. Такого
рода оценки природы капитализма по существу отвергались неоклассической его трактовкой, что дополнительно усиливало размежевание с марксистской ветвью классической школы политэкономии3.
То, что неоклассицизм наиболее адекватно соответствует запросам развития капиталистической системы хозяйства, находит свое дополнительное подтверждение в современной истории России и других постсоциалистических стран. Их переход на капиталистические рельсы не мог не привести к соответствующему сдвигу в поведенческой сфере, что затем закономерно обусловило повсеместное и быстрое вытеснение неоклассической школой марксистского политэкономического крыла из научно-образовательного пространства.
Наряду с таким объяснением смены классической политэкономии неоклассической школой следует принимать во внимание и роль еще одного важного обстоятельства. Дело в том, что выдвижение неоклассики на ведущую позицию в академической науке подкреплено было достижением господства самого экономического подхода в деятельности общества и утверждением норм рационального поведения в массовом сознании населения стран победившего капитализма. И в этом случае необходимо учитывать, что экономизация общественной жизни и доминирование, в частности, принципов рациональности и индивидуализма в поведенческих нормах — все это в полной мере было присуще западному типу цивилизационного устройства, на основе которого возник и развивался капиталистический способ производства. Поэтому обособление и укрепление позиций неоклассической школы происходило параллельно с закреплением именно таких поведенческих норм в массовом общественном сознании в странах западной цивилизации, а затем они проникли и поразили — с той или иной глубинной — многие страны незападного ареала, включая Россию и ее соседей.
Это означает, что как само появление политэкономического знания, так и его трансформация в неоклассическую теорию есть продукт не просто рождения новой формации — индустриального капитализма, но и в более широком контексте выступает результатом установившегося доминирования западной рыночной цивилизации и распространения ее влияния по миру. Ведь любая общественная наука, включая экономическую, это всегда выражение и отражение определенного типа культуры, менталитета и других цивилизационных характеристик. Если, по Гегелю, «всякая философия выражает в мысли свою эпоху», то экономическая наука делает это, отражая в своем содержании особенности экономического менталитета и поведения.
Такая зависимость лидерства научных идей в области экономики как от формационных, так и от цивилизационных характеристик равнозначна действию многообразия онтологических предпосылок в возникновении и развитии научных школ. Из этого следует сделать такой принципиальный вывод. Неточно считать в качестве единственной причины смены парадигмы в области экономической теории только перемены в технико-технологической базе производства или в производительных силах общества. Хотя это и важный фактор, особенно имея в виду периодически происходящие революционные изменения в производительных силах, все же ими нельзя ограничиваться. В замещении классической политической экономии неоклассицизмом важно учитывать и то, что победа экономического рационализма и принципа экономизма в жизни западного общества с их проникновением в массовое общественное сознание, менталитет и поведенческую сферу не могли не повлиять на соответствующий сдвиг в теоретическом экономическом знании. В последующем победное шествие «экономического (рыночного) человека» и занятие им командных высот в самых разных частях мира не могло не закрепить неоклассику как универсальный ключ к пониманию особенностей развития современной рыночной цивилизации и управлению хозяйственными процессами. Следует считаться с тем, что сегодняшнему состоянию общественного сознания в условиях господства рыночного капиталистического общества в целом достаточно адекватно соответствует доминирование неоклассицизма в экономической науке.
Поэтому закрепление неоклассики в качестве ведущей парадигмы в российской экономической науке зависит от того, насколько удастся современным либерально нацеленным реформам окончательно сломать отечественную цивилизацион-ную матрицу, переформатировать исторически сложившиеся
ценности и поведенческие нормы применительно к модели «экономического (рыночного) человека» западного капиталистического образца. В свою очередь, перебороть неоклассическую экономическую школу, значит, добиться сдвига в общественном сознании, восстановив значимость базовых ценностей и исторических традиций экономического поведения и менталитета людей, присущие народам стран СНГ. Не меньшую роль в таком противоборстве играет также излечение общества от эпидемии наживы и других многочисленных соблазнов «дикого» капитализма с привитием ему надежного защитно-нравственного иммунитета.
К этому следует добавить еще такое обстоятельство. Хорошо известно, что само появление политической экономии исторически свидетельствовало о рождении новой общественной науки. Характерно, что на начальном этапе само ее название было тождественно понятию «экономическая теория», а в широком плане — и экономической науке как таковой. В дальнейшем утверждение и обособление неоклассической экономической парадигмы с опорой прежде всего на маржиналистский анализ позволило разработать метод с соответствующим аналитическим аппаратом, который с учетом возможностей формализации не без определенных основания смог претендовать на свой универсальный язык в объяснении большого комплекса происходящих хозяйственных явлений. Такой универсализм был подкреплен внешне привлекательным для пользователей единством теоретических постулатов и практических рекомендаций, содержащихся в базовых основаниях о самодостаточности рыночного механизма.
Предложенный вариант единого языка экономической теории, подчеркнем, завершил процесс профессионализации и обособления самой научной деятельности в сфере экономики, надолго связав сам статус науки со школой неоклассики. Все это нашло воплощение, к примеру, в разработке стандартных учебных курсов, послуживших подготовке не одного поколения экономистов-теоретиков и практиков.
Таким образом, неоклассическая школа, развивая и преодолевая теоретические постулаты классической политэкономией, смогла успешно реализовать себя в качестве господствующего направления (мейнстрима) в экономической науке. И до настоящего времени, несмотря на серьезную критику ее методологических принципов, теоретических гипотез и наличие многочисленных провалов в хозяйственной практике, для большинства экономистов она по-прежнему остается универсальной теоретической парадигмой, пусть это и происходит во многом по инерции. Это означает, что конкуренция с ней — дело непростое.
Системный кризис неоклассической экономической школы, его проявления и последствия
Первые высказывания о кризисе неоклассической школы, особенно имея в виду методологические основания, появились уже при ее становлении, а затем они продолжались по существу на протяжении всего последующего периода, хотя интенсивность критики была неодинаковой на разных этапах4. Попутно заметим, что сама по себе критика научных идей — это нормальное состояние в сфере науки и ее не следует бояться и избегать. Очередная и более серьезная критическая волна в отношении неоклассицизма с обоснованием исчерпанности главных элементов его теоретической конструкции наступает в 1980-1990 гг., при всем том, что именно в данный период неолиберализм вновь и повсеместно утверждает свое лидерство в теории и политике, а в мировой академической науке происходит разворот от Кейнса к «новым неоклассикам». Тем не менее, справедливость таких опережающих оценок убедительно подтвердилась в период масштабного кризисного обвала в глобальной экономике в 2008-2009 гг. Затем сложившаяся неолиберальная модель экономики столкнулась с трудностями выхода из него на основе отработанных адекватный ей теоретических постулатов и практических приемов.
Острота экономического кризиса имеет разные истоки, но вместе с тем она самым непосредственным образом отразила неспособность теоретического мэйнстрима своевременно предупредить о его наступлении, не говоря уже о том, чтобы предотвратить развертывание событий по кризисному сценарию. Поэтому ответственность за произошедший кризис в равной степени лежит на экономистах-теоретиках, входящих прежде
всего в главное крыло академической науки, наряду с либеральными политиками, заигравшимися банкирами и рядом других действующих лиц в экономике.
Такая ситуация потери теоретической платформы, на основе которой можно объяснить современные процессы в экономике и определить направления будущего развития, уже получила название не просто кризиса, но «системного кризиса экономической теории»5. По-видимому, есть непосредственная связь системного характера кризиса мировой экономики с системным кризисом экономической теории. Если еще учесть неоднозначность тенденций в развитии посткризисной экономики и назревание изменения в ее устройстве, то этим поиск новой научной парадигмы, призванный разрешить кризис экономической науки, приобретает должную актуальность. Ведь кризис в науке, как и в любой сфере деятельности человека, это всегда возможность ее разворота в новом направлении и более заинтересованное внимание в обществе к альтернативным научным взглядам. В свое время авторитетный философ науки Т.Кун утверждал: «Новая теория предстает как непосредственная реакция на кризис»6.
Насколько вероятен такой сценарий развития экономической теории и есть ли шансы у политической экономии восстановить в ней свои позиции?
Прежде чем обсуждать причины и последствия современного этапа обострения кризиса экономической науки, все же предварительно обратим внимание на то, что немалое число приверженцев неоклассической экономической школы не согласны с такой оценкой, указывающей на ее исчерпанность7. Тем более, что современные ее представители предпринимают большие усилия по совершенствованию методологии исследования. Но могут ли частные улучшения устранить фундаментальные пороки в самой методологии?
Подкрепляет оптимизм теоретиков-неоклассиков специфика используемых ими методов. Во-первых, отработанная в недрах неоклассической теории модельность и математическая формализация придают ей видимость научной строгости и идеологической нейтральности. При этом нарастающий процесс математического усложнения аппаратной части теоретического анализа делает неоклассическую теорию еще больше внешне похожей на эталонные характеристики, присущие естественнонаучным дисциплинам.
Во-вторых, неоклассическая школа проявила завидную способность притягивать и поглощать возникающие новые оппонирующие и даже первоначально конфронтирующие с ней теории, встраивая их в качестве дополняющих инструментов, смягчающие и корректирующие ее недостатки. Целый ряд научных направлений, таких как неокейнсианство, неоиституци-онализм, эволюционная теория и т.д., со временем оказались включенными в проблемное поле неоклассической теоретической парадигмы.
В-третьих, возникла целая сеть специальных теорий (к примеру, теории денег, фирмы, отраслевых рынков и т.п.), а также теорий прикладного плана (теории менеджмента, маркетинга и т.д.), имплицитно опирающихся на базовые методологические принципы неоклассической школы (в частности, рациональность поведения, методологический индивидуализм) и создающие своего рода защитный пояс в поддержании ее авторитета.
Тем не менее, вероятность одновременной смены теоретической парадигмы и стратегии развития в наступающий посткризисный период высока. Именно так произошло в капиталистической системе хозяйства после Великой депрессии 1929-1933 гг., когда на смену государственному невмешательству в экономику пришел черед кейнсианской революции в экономической теории с обоснованием необходимости использования методов активного государственного регулирования рыночной экономики, определившей «длинную волну» в развитии капитализма. И, в свою очередь, новый разворот в теории и хозяйствовании состоялся после второго по масштабам кризиса 1974-1975 гг., приведший к кризису кейнсианства и утверждению неолиберализма в теории и доминированию монетарных методов в экономической политике.
Для экономистов России и других постсоветских государств кризисное состояние современной экономической теории и мирового хозяйства должно стать отрезвляющим лекарством от абсолютизации и идеализации очередного «самого передового» научного знания, внедряемого извне. По крайней мере,
можно надеяться на то, что хотя бы исчезнет третирование любого инакомыслия в научно-образовательной деятельности, противоречащего мэйнстриму, как отступление от истины в последней инстанции. Весьма поучительным представляется давнее высказывание одного из идеологов славянофильства в России А.С.Хомякова, который утверждал: «Науке нужна не только свобода мнения, но и свобода сомнения».
Системный кризис ортодоксии в экономической науке в первую очередь проявляется в ограниченных его возможностях приблизиться к подлинно научному статусу, определяемому по критерию естественных наук, главной целью которых является постижение истины. В этой сфере обнаружилось множество нестыковок и проблем, которые не позволяют в достаточной мере реализовать такую приоритетную цель, что уже во многом задано нереалистичностью исходных предпосылок и отсутствием надежного аппарата верификации выдвигаемых теоретических положений. Не случайно, одной из предлагаемых «несерьезных» классификаций наук является разграничение наук на «естественные» и «неестественные». Неоклассическая школа как раз относится к последней категории. Причем в отличие от других наук гуманитарно-общественного цикла именно она всегда претендовала на строгость и точность в разрабатываемых теориях, ориентируясь, в частности, на физику и математику как эталоны научного знания, а в результате превратилась в способ «оцифровывания» экономических процессов, которое в своей завершенной форме в перспективе должно превратиться в «компьютерное моделирование» хозяйственных процессов и экономического поведения индивидов.
Можно считать, что методологическое ядро неоклассики, определяемое такими базовыми предпосылками как методологический индивидуализм, модель рационального поведения, равновесные схемы взаимодействия и устойчивость предпочтений, уже превратились в оковы, мешающие качественному скачку в экономической науке. Ортодоксальная теория становится тормозом назревшему перелому в сфере теоретического знания. Характерно, что произошедшие серьезные изменения в ХХ в. в физике и других науках о природе, которые всегда, по идее, выступали эталонными для экономистов-неоклассиков, также практически остаются вне поля зрения. В частности, развертывание нелинейной методологии, которая по-новому рассматривает процесс развития, выдвигая иную трактовку соотношения закономерного и случайного, устойчивого и неустойчивого и т.п., не привлекло их внимания. Они по-прежнему остаются в плену равновесных моделей и оптимальных решений, игнорируя в равной степени как недетерминированность и случайность, так и рутинность в процессе принятия решений.
Еще одно направление отставания связано с тем, что позитивистская методология головного крыла академической экономической науки существенно отстала от новейших тенденций в области естественнонаучного и гуманитарного знания, не воспринимая тенденции активно развивающейся постнекласси-ческой методологии. Для нее же характерно явное возрастание внимания к качественному анализу происходящих в обществе процессов и к полномасштабному развертыванию междисциплинарных исследований. Одним словом, требуется смена курса в экономической методологии в направлении формирования «качественной методологии», опирающейся на междисциплинарный подход. Такая переориентация в экономических исследованиях не означает вообще отказа от использования количественных параметров и формализованных моделей, которые остаются в арсенале экономистов, поскольку хозяйственные процессы в полной мере не понять вне количественного измерения. Она, скорее, нацелена на более пристальное внимание к новым средствам познания, хорошо освоенным, к примеру, в антропологических исследованиях, таким как изучение реального поведения людей на основе непосредственных контактов с ними, беседы-интервью, анализ экономических институтов и хозяйственных инструментов (своеобразных артефактов), герменевтический анализ экономических текстов и т.д.
В оценке системного кризиса неоклассицизма серьезным последствием стал растущий разрыв ожиданий от экономической науки с ее реальными достижениями как в собственной теоретико-методологической сфере, так и особенно в области практической применимости полученных теоретических результатов, начиная от конкретных рекомендаций бизнесу и правительствам и кончая разработкой макропрогнозов. Во
многом невысокая практическая отдача науки есть следствие ее «бегства от реальности». Коренным недостатком современного теоретического мейнстрима как примера «чистой теории» стали усиливающаяся отстраненность от живой хозяйственной практики в угоду формализации и теоремного знания, запаздывание в изучении новых проблем, растущий догматизм. И в этом направлении должен произойти разворот экономической науки в сторону изучения реальной экономики, а не абстрактных экономических моделей.
Можно продолжать анализ форм проявления кризиса ортодоксального теоретического экономического знания, но и он достаточен для утверждения о вызревании потребности в очередной смене теоретической парадигмы в экономике. Поэтому актуальным и значимым становится вопрос о том, кто может стать новым теоретическим лидером и что собой представляют шансы постклассической политической экономии в конкуренции научных школ.
В этой связи стоит особо подчеркнуть, что выдвижение новых научных парадигм, альтернативных неоклассике, происходило и ранее, а в борьбе за лидерство участвовали разные экономические школы. Это означает, что в настоящее время соревнование научных парадигм — это не только конкуренция с неоклассикой, но соотнесение и взаимодействие с другими альтернативными (неклассическими) течениями и школами. Так, оказалось вполне ожидаемым, что на кризисной волне наблюдается возрождение интереса к кейнсианству, которое восстанавливает свои ранее ослабленные позиции в академической среде и в сфере экономической политики. В обновленном варианте эта школа вполне может себе вернуть ведущую роль в экономической теории посткризисного периода.
На эту тему в настоящее время ведутся острые дискуссии, особенно среди американских экономистов. Образовалось два непримиримых по своим научным и политическим позициям научных лагеря. С одной стороны, «экономисты пресной воды» — монетаристы и сторонники экономики предложения, особенно популярные в расположенных рядом с Великими озерами университетах Чикаго, Миннесоты, Карнеги и др. С другой — «экономисты морской воды» — кейнсианцы, группирующиеся в университетах на восточном и западном морском побережье США: Беркли, Гарвард, МИТ, Стэнфорд, Принстон и др. Главным вопросом в этих принципиальных дискуссиях — это судьба кей-нсианства в его конкуренции с чикагской монетаристской версией неоклассики в посткризисной экономике. По этому поводу оценки высказываются диаметрально противоположные.
Так, последовательный и активный сторонник кейнсианства П. Кругман, характеризуя современный вариант неоклассицизма как «обновленный роман с идеализированным рынком», ярче всего выступающий в виде гипотезы «эффективных рынков», делает вывод о том, что «кейнсианские воззрения остались единственными достойными внимания» и в конечном счете именно их реализм и содержательность позволяют и сегодня считать эту теорию «лучшей из имеющихся теорий о природе рецессий и депрессий»8. Поэтому переход к модели экономики, опирающейся на стимулирование эффективного спроса, активно используя для этого государство, остается главным рецептом в борьбе с рецессией и застоем.
Его оппонент Дж.Кохрейн, представляющий монетаристскую школу, напротив, клеймит кейнсианский подход к экономике, считая его полностью дискредитированным и неприемлемым. По его мнению, суть гипотезы «эффективных рынков» не в том, что они всегда успешно выполняют свои функции, а в обосновании непредсказуемости и неуправляемости рынками извне. Поэтому государственное вмешательство в их работу приносит больший вред, чем даже их самокоррекция при помощи кризисов. Отсюда делается вывод: «свободные рынки — худшая из систем», но государственный контроль рынков и особенно рынков ценных бумаг «всегда оказывается гораздо худшим вариантом»9. Поэтому сохранение модели экономики предложения, в которой центральная роль отводится частному бизнесу, стимулируемому снижением налогов и другими мерами, выдвигается как наиболее эффективный способ выхода из нынешнего кризиса.
Чем закончится происходящая дискуссия между двумя признанными научными школами в академической науке, судить сложно. Каждая сторона имеет свой набор контраргументов, обозначая одновременно значительный массив непреодолимых
расхождений. Скорее всего, лидирующая позиция той или иной школы в академической среде и в сфере экономической политики будет определяться не столько весомостью научных аргументов, сколько остротой экономической и социально-политической ситуации в мире и в отдельных странах, степенью нарастания всеобщей конфликтности и способностью к ее разрешению, а также сложившимися идеологическими пристрастиями самих экономистов-теоретиков и находящихся у власти политических элит. С этой стороны позиция кейнсианской школы объективно представляется, на наш взгляд, более предпочтительной и в перспективе у нее более высокая вероятность возобладания, если ее представители извлекут адекватные уроки из кризиса этой школы середины 1970-х годов, а в мировом хозяйстве произойдет перестройка с учетом причин и последствий нынешнего кризиса глобализации10. Этому также способствует накопившаяся «усталость» от монополизма ортодоксальных неоклассиков с их жесткой риторикой.
Что несет политической экономии выдвижение нового кейнсианства на лидирующую роль в экономической науке?
Первое, что в этой связи следует отметить, это обратить внимание на то, что сложившаяся в ХХ веке тенденция эстафетной передачи ведущей роли между двумя центрами научного авторитета в академической среде — разными течениями неоклассицизма и кейнсианства — имеет реальную возможность на свое продолжение. Действие данной тенденции объясняется тем, что обе научные школы имеют свои разработанные и проверенные аппараты аналитики, прошедшие через горнила кризисов, каждая из которых может претендовать на участие в очередной переналадки существующей системы капиталистического хозяйствования.
Второе. К возможной смене теоретической парадигмы в экономической науке политэкономам следует готовиться. В принципе она дает политической экономии дополнительный шанс для укрепления ее альтернативно-критической роли как в теории, так в сфере экономической политики, особенно имея в виду переходный тип экономик стран СНГ. Однако это произойдет в случае активного подключения к научным и политическим дискуссиям, ведущимся по поводу новейших тенденций в развитии капиталистической общественно-экономической системе, отладки своих аналитических и прогностических возможностей и их обогащения накопленным теоретическим опытом других научных школ, прежде всего близких по духу и нацеленности.
Таким образом, политической экономии предстоит найти свое место в нынешней сложной ситуации, не отказываясь от ее исторического места в науке и вместе с тем расширяя проблемное поле за счет включения в исследовательскую практику новых явлений и тенденций в развитии мировой экономики, особенно относительно экономики постсоциалистических государств. Этим определяется важность исходной оценки и уточнения предмета и проблемного поля современной политэкономии в соответствии с новой ситуацией в экономике и в самой экономической науке.
Предмет и проблемное поле современной политической экономии
Вопрос о предмете исследования закономерно выступает первичным для какой угодно научной школы. Как отмечал Й. Шумпетер: «Первое открытие, которое делает любая наука, — это открытие себя»11. Важность определения предмета науки заключается в том, что этим фиксируются ее отличительные характеристики и границы во взаимосвязи с объектом и с более широко представленным проблемным полем.
С развитием экономической науки определение ее предмета не оставалось неизменным. В этом отношении вклад классической политэкономия, бесспорно, велик. Ее начальные трактовки, связанные с обоснованием проблемы богатства народов и его источников, в конечном счете, вылились в серьезную разработку воспроизводственного подхода к анализу хозяйственной деятельности. Развитие взглядов классиков на предмет политэкономии происходило так: от первоначального выделения сферы обращения (школа меркантилизма) к сфере производства богатства (школа А. Смита)12, затем — к его распределению (Д. Рикардо, Сисмонди). Можно считать, что итоговым пунктом теоретических изысканий классиков стал выбор всего воспроизводственного процесса в качестве предмета науки. В наиболее концентрированном виде воспроизводственный под-
ход к предмету был представлен, хотя и неодинаково, в произведениях К. Маркса и Дж.С. Милля13.
Что же касается неоклассической версии предмета экономической теории, то она также претерпевала свою трансформацию. В ее основе стал отход от традиционной проблемы богатства народов и его источников к исследованию абстрактного человека («экономического или рыночного»), которому свойственно стандартное потребительское поведение. Об этом уже в конце Х1Х в. писали У.С. Джевонс и А. Маршалл и такой подход получил широкое распространение14. В дальнейшем он закрепился в варианте выделения проблемы рационального выбора индивида, которая исследуется в условиях редкости ресурсов с целью обеспечить их эффективное использование15. При этом основная часть неоклассической проблематики связана с действием равновесного механизма спроса и предложения, определяющего характер ценообразования и ориентированного преимущественно на сферу обмена16.
Важной новацией неоклассицизма стало активное использование в исследованиях математического аппарата. Такой сдвиг в методе наиболее однозначно выразили Л. Вальрас и У. Джевонс. Последний афористично утверждал: «Экономика, если она хочет быть наукой, должна стать математической наукой»17. Имея дело с количественными зависимостями, хозяйственные процессы, считал он, точнее и понятнее описываются математическим языком.
Неоклассический поиск в определении предмета исследования, можно считать, завершился его популярной формулировкой, предложенной в 1935 г. Л. Роббинсом. Согласно нему, экономическая теория — это наука, «изучающая человеческое поведение с точки зрения соответствия между целями и ограниченными ресурсами, которые могут иметь различное употребление»18. Хотя отметим, что во второй половине ХХ века предмет и проблемное поле экономической теории существенно расширяются благодаря внедрению принципа рационального выбора в неэкономические сферы общества, что привело к появлению нового научного направления — «экономического империализма», отражающего нескрываемое стремление превратить экономическую науку во всеобщую «поведенческую метатеорию».
В методологической литературе предложена интересная классификация экономических школ в изучении общего объекта (хозяйственной деятельности) и предмета исследования на основе выделения базовых онтологий или представлений о картинах экономической реальности. В соответствии с ней сложилось три версии картин экономической реальности: производственно-продуктовая, поведенческая, институциональная19. Если классическая школа, а также кейнсианство и монетаризм опираются на производственно-продуктовую онтологию, то неоклассическая школа (теория микро- и макроэкономики), а также неоинституционализм базируются на поведенческой онтологии. Что же касается институциональной онтологии, то на ее основе развивается традиционный институционализм и исторические школы.
Как представляется, предложенную классификацию, взяв ее за основу, целесообразно все же уточнить, имея в виду ту картину экономической реальности, которая находит отражение в современном видении политической экономии. Стоит напомнить, что в качестве предмета политэкономии, особенно отчетливо выраженной в марксистской ее ветви, обосновываются экономические отношения, складывающиеся в процессе воспроизводства общественного продукта, т.е. отношения по поводу производства, обмена, распределения и потребление товаров и услуг. В таком определении присутствует и «производственно-продуктовая» характеристика хозяйственной жизни, раскрывающая важнейшую материальную сторону жизни общества как базовую для любого этапа его развития. И одновременно в нем представлена «деятельностно-отношенческая» сторона, поскольку воспроизводственное движение созданных жизненных благ осуществляется не автоматически, а всегда опосредуется конкретной деятельностью людей. Этим проблема воспроизводства общественного продукта логично дополняется характеристикой воспроизводства соответствующего типа общественно-экономической системы. Если это капиталистическое хозяйство, то оно и воспроизводится как именно такой тип хозяйства, даже при появлении новых технологических укладов, преобразующих его облик.
Еще одним достоинством такой картины экономической реальности является то, что анализ экономических отношений логично выводит на важность учета противоречивого взаимодействия экономических интересов в обществе20, а вслед за этим и на более широкую социальную проблематику хозяйственной деятельности, связанную с формированием неоднородной социально-классовой структуры общества, с неизбежными конфликтами и противоречиями в условиях ассиметричного распределения доходов, богатства и власти.
Предложенные уточнения, на наш взгляд, имеют значение для переосмысления предмета современной политической экономии. Конечно, в настоящее время его сформулировать непросто даже в рамках политэкономической традиции. Усложнение и новизна самого объекта изучения, ведущее к расширению проблемного поля, множественность и разнообразие теоретических позиций и т.п. — все это привело к многообразию толкований и расширительных версий предмета науки. Как пример, можно сослаться на такой подход к нему, когда он трактуется как «все то, чем занимаются экономисты».
При этом сама изначальная его роль, служащая для фиксации границ и содержательной части в построении общей теории, требует известной корректировки. Разработать сегодня такую общую политэкономическую теорию, как и в любой другой теоретической системе координат, чрезвычайно сложно, может быть, даже в полной мере и неосуществимо. Более реалистично, это подойти к данной проблеме с точки зрения решения двух взаимосвязанных задач: философско-познавательной и практической.
Философский подход в области политэкономического знания разрабатывает общее видение места и роли экономики в жизни общества и человека, раскрывает понимание не только конкретных экономических задач, но и смысла хозяйственной деятельности с ее подчиненностью духовно-нравственным ценностям. Заметим, что такая философская позиция в экономической науке опирается на отечественную интеллектуальную традицию, представленную, в частности, в школе философии хозяйства (С.Н.Булгаков). Ее возрождение в трудах современных ученых РФ и других стран СНГ (школа Ю.М.Осипова) способствует обогащению традиционного политэкономического подхода. Следует учесть, что исторически политэконом в России (СССР) чаще всего выступал как философски ориентированный экономист-теоретик, т.е. такой ученый, который не рассматривает экономику как независимую и самодостаточную сферу. Ведь экономику нельзя полностью понять, находясь внутри нее, а экономическую теорию сводить только к ее собственной саморефлексии. Тем более, что глубинные основания и сущность хозяйственных процессов нередко искажается внешними формами их проявления. Поэтому философскую нацеленность теоретико-экономического знания целесообразно не сворачивать в угоду экономической прагматики, а напротив, развивать, реализуя философско-хозяйственный метод в политической экономии, которая в наибольшей степени к нему может быть восприимчива21.
Другим подходом в выполнении роли предмета науки, имеющим более практическое, но не менее ценное значение выступает его использование в обосновании экономической политики и учебной практике. В этой связи обратим внимание на особую значимость подготовки базового учебного курса и соответствующего набора курсов и учебников в рамках конкретной научной школы. По существу, предмет экономической теории, прежде всего, прорабатывался в этих целях. Так всегда было в прошлом и этим не умаляется его значение. Ведь учебная дисциплина и учебник обозначают главный теоретический каркас, содержание и проблемное поле науки, отражая реальное состояния в ее развитии. По базовым учебникам можно достаточно точно судить о самой научной школе, ее достоинствах и недостатках. Наконец, не следует забывать о значении образовательной, а в широком контексте — познавательной и мировоззренческой функциях экономической науки, которые преимущественно реализуется в учебном процессе.
Поэтому ставя вопрос о предмете современной политической экономии, в первую очередь следует иметь в виду данную практическую задачу — подготовку современного учебного курса. С этой позиции, на наш взгляд, тем более заслуживает обращение к политэкономической традиции, развивая заложенный в ней воспроизводственный подход к экономическим отношениям. Тогда в качестве его приемлемой формулы может стать
следующая: предметом современной политической экономии выступают конкретно-исторический тип экономических отношений между хозяйствующими субъектами, которые возникают в процессе производства, обмена, распределения и потребления товаров (услуг) и реализуются в хозяйственной практике посредством формальных норм и неформальных правил.
Подчеркнем, что в этом определении расширяется состав хозяйствующих субъектов, включая индивидов, коллективы, социальные и национальные группы, а также государственные и межгосударственные властные структуры. Этим экономические отношения представлены разными своими гранями, что соответствует многоаспектности и реальной сложности экономических взаимосвязей в самом объекте, особенно принимая во внимание чрезвычайно важный аспект на данном этапе — экономические отношения не только внутри государств, но и между ними, что обусловлено возросшей значимостью места каждой страны в международном разделении труда.
Что же касается включения в предмет науки норм и правил (институтов), то этим преодолевается узость сугубо экономического подхода, а сама хозяйственная система предстает открытой научной системой, в которой непосредственно взаимодействуют экономические и неэкономические факторы (социальные, правовые, религиозные и т.д.). Этим делается еще один шаг в сторону сближения самой теории с реальностью хозяйственной жизни.
Выбор в качестве предмета изучения экономических отношений, возникающих в процессе воспроизводственной деятельности, требует его соотнесение с поведенческой трактовкой предмета, развиваемой неоклассикой. В этой связи полезно сопоставить содержательную значимость таких исходных категорий как «отношение (экономическое отношение)» и «поведение (экономическое поведение»).
Философский смысл понятия «отношение» раскрывается как взаимоопределенность и субординированность (соподчи-ненность) во взаимодействии нескольких объектов. Гегелем данное понятие объясняется так: «Обе стороны отношения положены как обусловливающие друг друга»22. Это означает, что отношение характеризуется взаимопроникновением противоположностей и их взаимопереходами. Поэтому экономическое отношение выступает как соподчиненное взаимодействие хозяйствующих субъектов относительно друг друга в процессе их воспроизводственной деятельности.
Данный подход хорошо иллюстрирует различие трактовок капитала как фактора производства (вещи) и как отношения. С одной стороны, его можно представить как совокупность вещественных элементов производства (имущества, денежного актива, ресурса и т.д.), используемая для получения прибыли. Ограничившись этим определением, капитал логично выводится в качестве одного из трех факторов производства. С другой — капитал должен быть охарактеризован через свою противоположность, раскрывая, тем самым, субординирован-ность и противоположность взаимодействующих субъектов. В марксизме особая роль уделяется отношению (соотношению) между капиталом и наемным трудом как факторами производства, которое превращается в специфическое экономическое отношение между капиталистами-предпринимателями и работниками. Но есть и другие не менее важные стороны экономических отношений. К примеру, их можно дополнить характеристикой, связанной с возникновением конкурентных отношений между разными предпринимательскими группами, отражающими противоположность интересов между ними или отношением собственника и менеджмента.
Что касается категории «поведение», то она в общем плане представляет собой осуществление людьми действий, направленных на реализацию определенных функций и на достижение конкретных целей. Применительно к экономическому поведению ключевое значение в его характеристике приобретают проблема рационального выбора, решение которой предполагает учет потребностей, мотивов, ценностей и т.п. Поведенческая трактовка хозяйственной деятельности — несомненно важна для полноты понимания хозяйственной деятельности. Но у нее ссуженная и ограниченная сфера приложения, ориентированная на обособленность и самодостаточность абстрактного «экономического человека».
Таким образом, выбор в качестве предмета исследования экономических отношений предпочтителен в силу того, что он
нацелен на выявлении объективной природы хозяйствования и на действии в ней причинно-следственных связей, что позволяет в принципе удачно структурировать экономическую теорию, отражая достаточно точно хозяйственную реальность и разрабатывая учебный курс в виде субординированной и соподчиненной системы категорий. Поведенческий анализ проигрывает отно-шенческому подходу, поскольку субъективирует хозяйственную деятельность и этим мир экономики ограничивается функциональными зависимостями и действием обособленного, к тому же абстрактного индивида. Но ведь реальный мир экономики не может быть сведен только к поведению отдельного человека, он значительно сложнее, а потому должен быть представлен через взаимодействия людей в хозяйственной деятельности, т.е. посредством экономических отношений. Отсюда и принципиальное расхождение в исходных методологических принципах. Для одного подхода таковым становится «методологический холизм (социоцентризм)», для другого — «методологический индивидуализм (идиоцентризм)».
В чем еще можно видеть достоинства предложенной трактовки предмета современной политической экономии?
Во-первых, сохраняется преемственная установка в определении предмета науки на экономические отношения с дополнением их институтами, что вполне оправданно. Этим не разрушается, а только усиливается возможность продолжить системное исследование общественно-хозяйственной жизни. Фактически такая трактовка предмета политэкономии в своей содержательной части не противоречит близким по духу определениям, когда в качестве предмета исследования выдвигается установившийся «хозяйственный (экономический) строй» или функционирующая «общественно-экономическая система».
Это означает, что подход к выбору предмета современной политической экономии, представленный в разных редакциях, нацелен на то, чтобы в новой усложнившейся и глобализирующейся экономике, тем не менее, сохранить и развить целостное видение экономики, чего явно не может обеспечить неоклассика даже в варианте теории общего равновесия или теории игр. И одновременно такая концептуальность знания опирается не на абстрактно-теоретические модели «чистой экономики», а на наиболее точное и полное отражение реальной хозяйственной жизни во всей ее сложности и противоречивости.
Во-вторых, воспроизводственный подход к экономическим отношениям позволяет сохранить в качестве важной темы исследования базовые характеристики экономики, такие как общественное разделение труда, особенности хозяйственных систем, собственность и имущественные права, социально-классовая структура и т.д., выстраивая их в систему субординированных категорий. Важно и то, что он открыт для реализации принципа историзма в изучении становления, развития и смены типов экономических отношений и хозяйственных систем.
Кроме того, такой подход ориентирует на продолжение исследования теоретических гипотез и научных открытий, которые были сделаны применительно к ранне-индустриальной рыночной экономике. Их целесообразно тщательно протестировать относительно современного этапа развития рыночной экономики. Прежде всего, речь идет о проблеме стоимости, которая не сводится только к практической области ценообразования. По существу, вопрос стоит о важности изучения роли глубинного слоя экономических отношений и внутренне противоречивой природы существующего экономического строя современного капитализма, который обозначается по-разному — как постиндустриальный, информационный, когнитивный и т.п. Этим возвращается в круг обсуждаемых проблем определение исторической динамики капитализма, пределов и перспектив развития его современных моделей.
Вполне понятно, что существует также обширный набор традиционно изучаемых в прошлом вопросов, связанных с изучением экономических законов и принципов, новой природы денег, особенностей товарно-денежного фетишизма, изменения в социально-классовой сфере и т.д. Далее, использование воспроизводственного подхода в исследовании экономики изначально формирует концептуальное видение закономерностей экономического роста и циклических процессов, нацеливает на выявление причин кризисов и способов их преодоления.
Особого внимания заслуживает продолжение исследования активной роли государства в экономическом развитии. Если методологическим ядром неоклассики является преимуществен-
ный анализ рыночных структур и проблемы микроэкономического уровня, то политэкономия традиционно ориентировалась на макроэкономический объект. В этой связи стоит напомнить, что в своем первоначальном значении Монкретьен политэкономию трактовал как науку о государственном хозяйстве. Кстати, одна из имеющихся версий ее предмета связана как раз с изучением места и роли государства в системе экономических отношений или, в другой редакции — с исследованием теории экономической политики государства. Во многих зарубежных университетах именно так построены учебные курсы по политической экономии23.
В-третьих, следует сохранить воспроизводственный подход к исследованию хозяйственной реальности вместо уровневого (микро- и макроэкономика, мировое хозяйство), прежде всего имея в виду построение и логику современного учебного курса по политической экономии24. Выделение таких фаз в движении продукта (услуги, информации, знания) как производство, обмен и распределение, включая сегодня и потребление, отражает реально существующее структурирование экономической деятельности и возникновение соответствующих относительно обособленных ее сфер в виде специфики труда и форм занятости, появление особых видов издержек и т.п. Что же касается уровневого представления об экономике, то оно искусственно создано и не отражает структурные особенности функционирующей экономики. При таком подходе не просматривается общая логика изучения рыночного хозяйства, а при чтении аналогичных курсов неизбежно возникают повторы. Не случайно, само деление экономики на микро- и макроэкономику (на студенческом языке они звучат как «микруха» и «макруха») не без основания некоторые критики обозначают как «шизофреническое раздвоение» экономики.
В-четвертых, следует восстановить в правах старую поли-тэкономическую гипотезу о производительном труде, который ранее в общем виде понимался как труд, непосредственно создающий богатство в обществе. Сегодня эта идея должна найти подтверждение в признании именно труда как главного созидательного и творческого фактора в экономической жизни общества, а также обосновать восстановление ведущих приоритетов в хозяйственной деятельности, к числу которых в первую очередь должно быть отнесено развитие реальной экономики. Ведь противоречие между реальной экономикой и ее финансовой оболочкой, в основе которого противоречие между производством стоимости благ и ее фиктивными фор-
мами, раскрывает важный аспект политэкономической оценки последнего мирового кризиса.
Этим дополнительный акцент делается не на индивидуальные и обособленные интересы экономических агентов, а на все их виды, включая коллективные (групповые) и национальные интересы. При этом особое внимание уделяется наличию национального (народнохозяйственного) экономического интереса, который проявляется в общих целях развития, в совместной и согласованной деятельности людей, в действии объективно необходимых ограничений (экологических, социальных), в важности отстаивания общих интересов на мировых рынках.
Предложенный перечень достоинств в определении предмета современной политэкономии, может рассматриваться как обозначение в общих чертах единого политэкономического подхода в исследовании исторически развивающейся общественно-хозяйственной деятельности, опирающегося на традиции классической школы политэкономии. Понятно, что не все новые явления хозяйственной жизни могут быть отнесены напрямую к предмету традиционного политэкономического анализа. В этих целях целесообразно его дополнить выделением проблемного поля, что расширяет круг изучаемых вопросов за счет включения в сферу политэкономического анализа новых явлений и тенденций в экономике.
В современной политэкономической литературе предложен достаточно обширный набор таких новых явлений в хозяйственной жизни современного капиталистического хозяйства, который включает, в частности, изучение эволюции природы стоимости, денег и капитала, т.е. базовых категорий, которые принципиально важны для характеристики перемен в устройстве капиталистического хозяйства. Следует поддержать и еще одно направление расширения проблемного поля политэкономического анализа, недооцениваемое неоклассической теорией, связанное с раскрытием соотношения «рынка» и «нерынка»25. Предложенный перечень новых областей исследования не исчерпывает всего круга проблем, который может и должен стать объектом интереса политэкономов.
В этой связи особого внимания, на наш взгляд, заслуживает еще одна важная тема. Это — соотношение всеобщего и особенного в экономическом развитии. Взаимодействие этих двух сторон в экономике позволяет поставить вопрос о взаимосвязи в политэкономическом знании двух его составных частей — политэкономии всеобщего и политэкономии особенного.
1 Более подробно о достижениях и недостатках советской политэкономической школы см.: Бузгалин А.В.Эвристический потенциал политической экономии социализма в ХХ1 веке // Вопросы экономики. 2003. № 3; Широкорад Л.Д. Влияние идеологии на развитие политической экономии в СССР в 1920-1930-е гг. // econorus.org.
2 Можно считать, что Дж.М.Кейнс не без основания в число экономистов-классиков включил как представителей классической, так и неоклассической школы, в равной степени критикуя их теоретические постулаты.
3 При этом характерно, что К.Маркс свой главный труд «Капитал» не определял в качестве «политической экономией капитализма». Более того, его подзаголовок имеет название — «Критика политической экономии».
4 Характерно, что с критикой «научной бесплодности» универсалистского мотива в экономической теории уже в 1911-1912 гг. выступили, к примеру, такие авторитетные и разные по своим научным позициям русские экономисты как П.Б.Струве и С.Н.Булгаков, в равной степени относя эту критику к классической и неоклассической школам. Струве критиковал основополагающую идею рациональности как в конструкции «экономического человека» в теории либерализма, так и в концепции «государственного человека» в теории социалистического переустройства мира. (См.: Струве П. Современный кризис в политической экономии // Логос. 1911. № 1). В свою очередь, Булгаков констатировал: «Политическая экономия с своим экономизмом особенно нуждается в философском пересмотре и углублении своих основ, в освежении их философском сомнением» (Булгаков С.Н. Философия хозяйства. М., 1990. С.12).
5 См.: Финансовый кризис и провалы современной экономической науки (материалы международного симпозиума) // Вопросы экономики. 2010. № 6. С.10-11.
6 Кун Т. Структура научных революций. М., 2003. С.121.
7 Так, по оценке У.Баумоля, «наша область науки живет и процветает, она готова стартовать в двадцать первый век» (Баумоль У. Чего не знал Альфред Маршалл: вклад ХХ столетия в экономическую теорию // Вопросы экономики. 2001. № 2. С.104).
8 Krugman P. How Did Economats Get lt So Wrong? // http://www.nytimes.com/2009/09/06/magazine/
9 Cochrane J. H. How did Paul ^идв^^ get it so Wrong? // http://modeledbehavior.com/2009/09/11/john-cochrane-responds-to-paul-krugman-full-text/
10 Важно учитывать, что кейнсианская антикризисная политика основывалась на решающей роли национально-государственных регуляторах, а потому их фактический демонтаж в условиях растущей глобализации закономерно предопределил провал всей выстроенной системы антициклического регулирования.
11 Шумпетер Й. История экономического анализа // Истоки. Вып.3. М., 2001. С.358. Но при этом в его оценке особая роль отводится «методу» с точки зрения анализа развития экономической науки, которая выступает как «знание, вооруженное инструментами» (Там же. Вып. 1. М., 1989. С.278)
12 Сам А.Смит не предложил четкое определения предмета политической экономии, ограничившись во введении к четвертой книге выделением двух ее главных задач, решению которых она должна способствовать: обеспечить народу «обильный», а государству «достаточный» доход. По этому поводу Ж.-Б.Сэй заметил: «Было бы лучше сказать, что предмет политической экономии — это выявить средства, с помощью которых богатства образуются, распределяются и потребляются» (Сэй Ж.-Б. Трактат по политической экономии).
13 По определению Дж.С.Милля, предметом политической экономии является «исследование сущности богатства, законов его производства и распределения» (Милль Дж.С. Основы политической экономии. Т.1. М., 1980. С.81). К.Маркс в «Капитале» в качестве предмета своего исследования определил «капиталистический способ производства и соответствующие ему отношения производства и обмена» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.23. С.6). В свою очередь, Ф.Энгельс трактовал политическую экономию как науку «о законах, управляющих производством и обменом материальных жизненных благ в человеческом обществе» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.20. С.150).
14 Так, А.Маршалл обосновывал, что предметом экономической науки «являются главным образом те побудительные мотивы, которые наиболее сильно и устойчиво воздействуют на поведение человека в хозяйственной сфере его жизни» (Маршалл А. Принципы экономической науки. Т.1. М., 1993. С.69).
15 Как пишет Г.Саймон, новое, что предложила неоклассическая экономическая теория в трактовке рациональности — это не сама по себе идея рациональности (как проявления «разумности»), а «особая, весьма специфическая форма рациональности — рациональность человека, максимизирующего полезность и преуспевающего в этом» (Саймон Г. Рациональность как процесс и продукт мышления // THESIS. 1993. Вып.3. С.17).
16 Определяющая роль обмена в неоклассике связана с тем, что «только обмен можно правдоподобно представить как одномоментное взаимодействие независимых индивидов» (См.: Лоусон Т. Современная «экономическая теория» в свете реализма // Вопросы экономики. 2006. № 2. С.78).
17 Jevons W.S. Theory of political economy ( http://www.econllb.org/llbrary/YPDBooks/Jevons/jvnPECover.htm)
18 Роббинс Л. Предмет экономической науки // THESIS. 1993. Вып.1.С.18.
19 См.: Ананьин О.И. Структура экономико-теоретического знания. М., 2005. С.46-52.
20 Известная формула в теории марксизма звучит: «Экономические отношения каждого данного общества проявляются прежде всего как интересы» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.18. С.271).
У Кейнса, судя по всему, по этому поводу было другое мнение. В завершении своего исследования он утверждал: «... Сила корыстных интересов значительно преувеличивается по сравнению с постепенным усилением влияния идей» (Кейнс Дж.М. Общая теория занятости, процента и денег. М., 1978. С.458). Скорее всего, здесь идет речь не о противопоставлении интересов и идей, а об их взаимосвязи. Поэтому не будет ошибкой согласиться с тем, что экономические отношения проявляются также как идеи.
21 См.: Рязанов В.Т. С.Н.Булгаков. и современность: философско-хозяйственный метод в политической экономии // Философия хозяйства. 2011. № 5.
22 Гегель. Наука логики. Кн.2. М., 1971. С. 154.
23 В этом отношении Дж.М.Кейнс может быть вполне отнесен к политэкономам, поскольку главным предметом его исследования фактически была роль государства в поддержании занятости и в преодолении кризисных процессов в экономике в периоды недостаточного эффективного спроса.
24 Заметим, что в дореволюционной России, также как и в СССР, учебники по политической экономии в основном характеризовались воспроизводственным строением.
25 См., например: Пороховский А.А. Политическая экономия: современные вызовы и перспективы // Экономист. 2011. № 1; Воейков М.И., Колганов А.И. Проблемы политической экономии: старое и новое // econorus.org/elmp/problems.
(Продолжение следует)
ПОТЕНЦИАЛ РАзВИТИЯ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ: К РАЗРАБОТКЕ ПРОБЛЕМЫ НЕОДНОРОДНОСТИ ЭКОНОМИЧЕСКИХ СИСТЕМ
Н.В. Ведин,
профессор кафедры экономической теории Казанского национального исследовательского технического университета им. А.Н. Туполева (КАИ),
доктор экономических наук [email protected]
Н.Ф. Газизуллин,
профессор кафедры маркетинга Санкт-Петербургского государственного университета экономики и финансов, доктор экономических наук [email protected]
Статья посвящена вопросам преемственности и концептуального обновления в развитии классической политической экономии. Изложена и обоснована авторская позиция относительно причин кризисного состояния современной теоретической экономики. Аргументируется тезис о неадекватности одномерной конкурентно-рыночной картины мира современным социально-экономическим реалиям. Анализируются возможности формирования новой постклассической парадигмы, основанной на признании экономической неоднородности хозяйственной организации общества.
Ключевые слова: политическая экономия; экономическая картина мира; научный кризис; постклассическая парадигма; сотрудничество; конкуренция.
УДК 330.101
Одной из главных идей, обсуждаемых на Первом Политэко-номическом Конгрессе стран СНГ и Балтии, является объективная востребованность классической политической экономии с ее уникальными предметно-теоретическими и методологическими возможностями в современном мире. Здесь на первый план выходят вопросы содержательного обновления данной теоретической системы, отвечающего социально-экономическим новациям мирового развития. К этим вопросам, имеющим ключевое значение, мы обратимся во второй части статьи.
Другим ракурсом этой проблемы является тезис о необходимости возрождения политэкономии. Очевидно, что обсуждение этого положения было бы неплодотворным вне контекста преемственности, предполагающего определенный уровень
осмысления места и значения советской школы политэкономии в общей эволюции классической теории. Учитывая, что на протяжении двух десятков лет в России и других постсоциалистических странах формировалось негативное отношение к политэкономии вообще, и особенно к политэкономии социализма, задача эта весьма непростая.
Возрождение политической экономии не сводится к вопросам восстановления ее позиций в научных исследованиях и учебных программах. Тем более что позиции, которые политэкономия занимала в советском научно-образовательном пространстве, вряд ли заслуживают усилий по их реанимации. По большому счету они не были подкреплены крупными научными достижениями и прорывными концептуальными идеями. Неафи-
