CC BY
76
ЭПИСТЕМОЛОГИЯ & ФИЛОСОФИЯ НАУКИ, Т. IX, № 3
Яй
II
II! {.
ч &
М ¡11
II
м
и
х
X
X ф
а О
й
1лемика с эволюционным
учением Дарвина
В прошлом году в издательстве УРСС вышла интересная книга Вадима Ивановича Назарова «Эволюция не по Дарвину: смена эволюционной модели» (2005). Я прочел ее, так сказать, на одном дыхании. Интересно необычайно, такое ощущение, что присутствуешь на спектакле, где разыгрывается драма высокой мысли. Как замечает во введении сам Назаров, «следовать за мыслями великого человека, то есть в данном случае Дарвина, есть наука самая занимательная» (с. 13). Понятно, что появление такой книги не могло не вызвать полемики. В отличие, например, от психологии, где давно никто ни на что не реагирует и трудно даже выделить ведущих психологов, в биологии дарвинисты стараются «расстрелять» любой вражеский корабль, приблизившийся к крепости под названием «Эволюция». И в данном случае не было проблемы с защитой учения Дарвина. Обсуждение книги 14 февраля 2006 г. в Институте философии это показало.
Драматизм ситуации упомянут мною не ради красного словца. Дарвинизм в настоящее время не просто одна из популярных и
В. М. РОЗИН
социально значимых концепции (парадигм), а учение, ставшее настоящим мировоззрением, претендующее на единственно правильное научное объяснение эволюции, как биологической, так и антропологической и социальной, да к тому же мировоззрение, достаточно агрессивно относящееся к альтернативным взглядам. И вдруг в свет выходит книга, автор которой не только остро полемизирует с концепцией Дарвина и продолжающей ее «синтетической теорией эволюции» (СТЭ), но и предъявляет все основные контрпримеры и альтернативные концепции эволюции и даже, правда в конце книги, кратко излагает «Экосистемную теорию эволюции» В.А. Красилова, которая, по убеждению Назарова, отвечает всем современным научным представлениям и значительно лучше, чем дарвинизм, может объяснить биологическую эволюцию.
Скандал, устроенный Вадимом Ивановичем, можно лучше почувствовать, прочтя его совместную с Н.Я. Данилевским общую оценку учения Дарвина. Суммировав критику Данилевского против Дарвина, относя-
щуюся еще к позапрошлому веку, Назаров пишет следующее. «По оценке Данилевского, Дарвин создал самое неэстетичное, «ужасное учение, ужасом своим превосходящее все вообразимое. Никакая форма грубейшего материализма не опускалась до такого низменного мировоззрения». Изобретя механизм подбора, заменивший разум случайностью, Дарвин породил «жалкий и мизерный» виртуальный мир, в котором правят балом «бессмысленность и абсурд». Наше счастье, что мир, в котором мы живем, не имеет ничего общего с изобретенным Дарвином... нелепо думать, - пишет уже от себя Назаров, - что случайность и вероятность могут занять место разума, интеллекта, духовного начала. Превращения видов мыслимы лишь в случае признания внутреннего закона развития, который несет в себе каждый живой организм. То, что постулирует дарвинизм, вообще не заслуживает названия развития» (с. 74).
Ради справедливости, конечно, нужно заметить, что «вдруг против Дарвина» выступил не только Назаров. Первый, кто усомнился в учении, был сам автор «Происхождения видов», разочаровавшийся, кстати, к концу жизни (в 1876 г.) в эволюционной идее. Потом было много других известных биологов и мыслителей, выступавших с критикой дарвинизма (например, Д. Майварт, У. Томсон, Ф. Джен-кин, А. Катрфаж, Н. Данилевский). И в настоящее время в России оппозиция дарвинизму и СТЭ очень сильна, здесь доста-
точно упомянуть хотя бы имена A.A. Любищева, Ю.В. Чайковского и Е.Б. Музуруковой. «В качестве недостойного науки приема, - отмечает Вадим Иванович, -Любищев и вслед за ним мы вынуждены отметить игнорирование приверженцами СТЭ огромной массы «неудобных факторов» и соображений, противоречащих этой теории или не находящих в ней объяснения» (с. 87).
Но все это совершенно неизвестно среднему российскому ученому, со школы воспитанному в духе дарвинизма; он уверен, что Дарвин подобно Ньютону установил законы, в которых невозможно усомниться. Тем более, что (это подчеркивают многие исследователи) идеи «изменчивости», «наследственности» и «естественного отбора», составляющие ядро дарвиновского учения, в целом выглядят как строгая «каузальная теория» (с. 59). В то же время Назаров показывает, что это учение представляет собой гипотетико-дедуктивную теорию, все попытки доказательства достоверности которой «были обречены на неудачу» (с. 58). Эта теория формировалась, во-первых, на основе ряда ценностей самого Дарвина (естественнонаучной установки позитивистского типа, аналогии естественного отбора с искусственным, влияния первой части учения Смита о конкуренции, причем Дарвин совершенно не обратил внимания на его вторую часть, связанную со взаимностью оказываемых услуг). «В логической схеме дарвиновской теории, -пишет Вадим Иванович, — для позитивного взаимодействия осо-
¡1®
»
X X
X
ф
3 ш о
16 Зак. 2015
241
В. М. РОЗИН
Iii
м
X
X
X ф
1 т
О
&
бей и видов просто не нашлось места» (с. 40). Во-вторых, дарвиновское учение построено на основе дедуктивной методологии, вот почему, замечает Назаров, воспитанный в строго индукти-вистских традициях, не находя эмпирического подтверждения своей теории, Дарвин почти 20 лет медлил с ее публикацией.
Обсуждая в Институте философии книгу Назарова, Б.И. Го-лубов вслед за A.C. Северцовым обвиняли автора в подтасовках и других смертных грехах. Да и В.Г. Борзенков хотя долго раскланивался и клялся в любви к Вадиму Ивановичу, закончил свое выступление, заявив, что прочтение книги Назарова еще больше убедило его в правоте дарвинизма. Другие биологи и философы, например, Ю.Б. Чайковский, И.К. Лисеев, защищали вышедшую книгу. Что на это можно сказать? Прежде всего, налицо противостояние двух научных парадигм, разных научных школ. Поэтому со стороны оппонентов Назарова в ход нередко идут ненаучные аргументы. Кроме того, стоит отметить, что Вадим Иванович излагает в своей книге не историю дарвинизма и СТЭ, а результаты генетического исследования. Генезис же - это теоретическая история, особая реконструкция, решающая определенные задачи. В данном случае Назаров старался показать, какие методологические предпосылки и ограничения лежали в основании теории Дарвина и СТЭ, с какими противоречиями эти учения столкнулись, какие явления эти теории не могут объяснить, какие против них были
выдвинуты возражения, "какие альтернативные дарвиновскому учению концепции были выдвинуты.
Приведя все основные контрпримеры и возражения против дарвиновской теории, Вадим Иванович специально останавливается на проблеме соотношения и единства факторов макро- и микроэволюции в СТЭ. И это, конечно, не случайно, поскольку сторонники дарвинизма и СТЭ в настоящее время апеллируют к данным генетики и молекулярной биологии. При этом они, как правило, осуществляют редукцию, утверждая, что развитие видов и популяций можно полностью объяснить на основе генетических механизмов и процессов. ««Все самые сложные на первый взгляд макроэволюционные феномены, - утверждают, например, A.B. Яблоков и А.Г. Юсупов, — без потери их специфичности (курсив. - В. Н ), объяснимы понятиями микроэволюции: все, что возникает на макроэволюци-онном уровне, связано, прежде всего, с преобразованием популяций и вида и ведет к формированию приспособлений». Тем самым, - делает вывод Назаров, -авторы заявляют о себе как об откровенных редукционистах» (с. 111).
Сам Вадим Иванович против редукционизма, поэтому он с сочувствием цитирует крупного генетика и зоолога Ю.А. Филип-ченко: «считать, - пишет последний в 1927 г., - что мутациями, комбинациями и подбором можно объяснить всю эволюцию животного и растительного царств, нет решительно никаких основа-
ний» (с. 127). К тезису Филип-ченко Назаров добавляет важную мысль. В настоящее время, пишет он, «выяснилось, что, каким бы путем ни совершалось видообразование, новый вид формируется на основе скачкообразного преобразования какой-то части родительского вида. Понятно, что в случае допущения скачка грани между рассмотренными альтернативными теориями стираются и сам вопрос о том, служит ли микроэволюция предпосылкой макроэволюции, утрачивает смысл» (с. 140).
Здесь можно вспомнить и A.A. Любищева, неоднократно говорившего, что невозможно отразить существование разных уровней бытия, практически несводимых друг к другу и пользующихся разными формами причинности, разным характером законов. А Ю.А. Шрейдер в одном из выступлений подчеркнул, что таксон реален по-другому, чем входящий в него организм, и не следует пытаться редуцировать эти уровни друг к другу.
Действительно, не стоит ли перейти к другой методологии? Признаем, что речь идет о феноменах, принадлежащих разным уровням реальности. Хотя, возможно, эти уровни и как-то объективно связаны, более правильно (прагматически эффективно) в целях познания считать их несвязанными и описывать самостоятельно в разных научных предметах. Аналогично и с эволюцией. Если явление уже сложилось, то мы может анализировать его развитие и усложнение. Но с какого-то момента оно начинает переживать кризис или умирает. Что-
бы объяснить возникновение нового явления, необходимо выявить предпосылки, в число который войдет и предшествующее явление, переживающее кризис, и принципиально новая ситуация. Хотя возникновение нового явления невозможно без выявления предпосылок, тем не менее, из предпосылок новое явление не выводится. Новое явление конституируется исследователем принципиально как новообразование, т.е. предполагается, что появляется новая реальность со своей логикой и закономерностями.
Не о том ли фактически, но в другом языке пишет и Вадим Иванович? «В качестве итога всему сказанному хотелось бы особо подчеркнуть, что вслед за Депере, Хаксли, Тахтаджяном и Татариновым мы принимаем идею множественности путей и способов макроэволюции. Эта множественность зависит от строения генома у разных систематических групп, способности к дубликации генов, к скрещиванию с другими видами, от типа размножения и способности индивидуального развития. Что касается направлений филогенеза, то они определяются закономерностями преобразования онтогенеза, межвидовым отбором, дифференциальной плодовитостью, степенью приспособляемости, наличием свободных адаптивных зон и т.п.» (с. 141).
По сути, пересказанная в книге «Экосистемная теория эволюции» Красилова строится именно на подобных же принципах. «Изменения климата и всех прочих физических параметров среды, -
И
В. М. РОЗИН
II
.'У II
11
X X
X
ф
ш
О
й
специально подчеркивает Назаров, - не выступают больше непосредственной причиной преобразования биоты, как это было в старых гипотезах первой половины XX в. Они рассматриваются теперь не более как пусковой механизм, дающий старт деста-билизационным процессам в экосистемах» (с. 441). Аналогично, дестабилизационные процесы (прерывание в экосистемах восстановительных процессов, вымирание наиболее приспособленных, доминантных форм и видов, освобождение экологических ниш) выступают всего лишь предпосылкой образования новых видов (с. 444-445). Новые виды и популяции складываются под воздействием многих микро-и макроэволюционных факторов, действие которых в настоящее время постепенно проясняется в рамках альтернативных недарвиновских концепций эволюции.
Например, Назаров анализирует концепцию «номогенеза» и концепцию «Кордюма» (эволюция при участии чужеродных генов), на которые, в свою очередь, в плане объяснения процессов развития в стабильных и нестабильных условиях опирается теория Красилова. «В своей исходной форме, - пишет Вадим Иванович, - номогенез противопоставлялся теории Дарвина как основанной исключительно на случайной изменчивости и поэтому названной тихогенезом. Руководствуясь априорными суждениями в духе кантианского агностицизма, Л.С. Берг (автор книги «Номогенез, или эволюция на основе закономерностей» (1922). - В. Р.) провозгласил ос-
новным законом эволюции «автономический ортогенез» - имманентное свойство живой природы производить независимо от внешней среды все более совершенные формы... Берг честно признается, что о причинах прогресса ему ничего не известно... Согласно его номогенетической концепции, автономические факторы изменяют «существенные признаки, определяющие самый план строения данной группы» и ведут по пути прогресса. В итоге возникают новые органы и образуются систематические группы от уровня вида до класса, причем Берг специально подчеркивает, что соответствующие признаки часто «образуются в определенном направлении... независимо от пользы... а иногда даже во вред организму»» (с. 309).
Зато Кордюм знает, почему происходит прогресс биологических форм. «Эволюция просто вынуждена идти по пути усложнения организации в силу существующего механизма изменчивости, имеющего дело с поступлением большого массива экзогенной генетической информации. Кроме того, по свидетельству многих авторитетных специалистов (Бедников, 1981, 1990; Бирштейн, 1987; Голубовский, 2000, и др.), усложнение организации детерминируется автогенетическими свойствами самого генетического материала наращивать длину ДНК и увеличивать размер генома... При таких условиях не приходится удивляться появлению на свет организмов -носителей самых причудливых признаков. И что уж совсем шокирует приверженцев СТЭ, со-
гласно информационной теории, новые виды с такими признаками будут вынуждены приспосабливаться не столько к среде обитания, сколько к своим новым признакам!» (с. 344).
Интересно, что принцип «усложнение организации организма обусловлено его функционированием» действует и в культурологии. Как я старался показать в своих работах («Культурология», 1989-2003; «Теория культуры», 2005, «Философия техники», 2001), культуры как социальные организмы усложняются, развиваются и даже приходят к своему концу именно в силу их функционирования. Но, конечно, само функционирование должно быть понято правильно. Оно идет как под влиянием внешних факторов («витальных катастроф» и «ситуаций разрыва»), так и внутренних (проблем и их решения, семиотических и технических изобретений, открывающихся новых возможностей и др.). Книга Назарова привлекательна именно своей эвристичностью, ее чтение постоянно инициирует мысль, вызывает аналогии, желание продумать многие вещи.
Привлекательна книга Вадима Ивановича и с той стороны, что в ней, на мой взгляд, мы имеем дело с современным научным знанием. Современное оно потому, что это не просто изложение еще одной точки зрения, которую можно присоединить к уже существующим или отвергнуть, а по-
скольку это знание оснащено методологически и погружено в контекст коммуникации. За параграфами с разбором основных положений дарвинизма и СТЭ, например, идут такие: «Дарвинизм глазами философов и методологов», «Синтетическая теория глазами философов и методологов». И я как методолог могу заверить: Вадим Иванович действительно в своей области демонстрирует высокую методологическую культуру. Вся книга полемически заострена, и если нужно дать определенную оценку какой-то концепции или точке зрения, Назаров это делает, не прибегая для сохранения мира к научной политкорректное™. Устраивая «гуманитарный скандал», Вадим Иванович делает ясными свою точку зрения и подход, показывает, в чем их новизна.
Книга Назарова со всей очевидностью выявляет разрыв, сложившийся в настоящее время между современными научными исследованиями, заставляющими переосмыслить учение Дарвина и СТЭ, и дарвинизмом как господствующим идеологически ориентированным научным объяснением и мировоззрением. В.И. Назаров принадлежит к той замечательной когорте российских биологов и специалистов-методологов, которые работают на самом переднем крае биологии, способствуя дальнейшему развитию и обновлению биологического мышления и науки.
И
X X
X ф
3
ш
о
