CC BY
17
MIGRATION IMPACT ON THE SOCIAL SPHERE OF WESTERN SIBERIA
TOWNS (1950-1970)
O. Yu. Sivachenko
The author investigates the industrial society shaping period in Russian history from 1950 to the 1960-s. The process of urbanization in the country paralleled a great migration. With statistic data the author shows that Western Siberia urban population loses social homogeneity due to the influx of people from villages and small towns. The author comes to the conclusion that in the 1960-s Western Siberia cities proved primary adaptation centers for country folk. It took time for stable urban population to form, which hampered building a new urban way of living.
Key words: urbanization, Siberian cities and towns, rural migration, sociocultural adaptation, way of life.
© 2010
Е. В. Антропов, Е. И. Красильникова
ПОКОЛЕННАЯ ДИНАМИКА МИГРАЦИЙ И УСТОЙЧИВОСТИ ЭТНИЧЕСКОГО САМОСОЗНАНИЯ В РОДОСЛОВНЫХ СОВРЕМЕННОЙ МОЛОДЕЖИ ГОРОДСКОГО ЛОКУСА СТАРОЖИЛЬЧЕСКОЙ ДЕРЕВНИ УСТЬ-ИНЯ ГОРОДА НОВОСИБИРСКА*
В статье на основе социологических, архивных и статистических источников исследуется динамика населения и территории городского локуса Новосибирска на протяжении XX в., поколенная динамика миграций и степени устойчивости этнического самосознания современной городской молодежи на фоне миграционного прироста, процессов индустриализации и урбанизации в Сибири.
Ключевые слова: урбанизация, миграция, старожилы, переселенцы, идентичность, историческая память.
Высокий потенциал экономического развития наряду с миграционной активностью обусловили интенсивный пространственный рост территории будущего новосибирского мегаполиса уже в первой четверти XX в. В районах освоения самовольная застройка сталкивалась со старожильческими и переселенческими сообществами поселений протогородского локуса, располагавшимися вдоль притоков и поймы р. Обь. На протяжении следующих десятилетий переселенческие потоки, вызванные интенсивными процессами индустриализации и урбанизации,
* Работа выполнена при финансовой поддержке гранта РГНФ №09-03-00488а, Интеграционного проекта СО РАН № 8.
кардинально изменяли этническую, языковую и социальную структуру сельских поселений, входивших в городскую черту.
В настоящей работе на основе материалов анкетирования, проведенного в 2007-2008 гг. среди учеников трех школ, находящихся в черте городского локу-са старожильческой деревни Усть-Иня в Октябрьском р-не г. Новосибирска, архивных и статистических источников предполагается исследование динамики локального сообщества в условиях разновременных миграций и выяснение степени устойчивости этнического самосознания современной городской молодежи — населения локуса в границах деревни, поглощенной городской чертой.
В основе современного Новосибирска находилось 9 сельских локальных поселений, основанных до образования Ново-Николаевского поселка (будущего Новосибирска) в 1893 г. и имевших продолжительную историю. Сведения о деревне Усть-Иня, основанной между речками Иней и Камышенкой, впадающих в Обь, относятся еще к первой трети XVIII в.1. Устные опросы свидетельствуют об изначальном поселении здесь русских старожильческих семей. Деревня постепенно прирастала новыми семейными кланами. В 1858 г. в деревне насчитывалось до 28 дворов с населением до 260 человек2.
В конце XIX в. родственные связи семейных кланов усть-инских старожилов, уже «перероднившихся» между собой, охватывали многие приобские села и деревни. К концу XIX в., то есть к началу активизации переселенческого движения, старожилы продолжали воспроизводить уже сложившиеся межсемейные связи внутри деревни и за ее пределами. Начиная с 1880-х гг., в Усть-Иню стали прибывать украинские переселенцы и переселенцы из Черниговской, Курской, Полтавской, Гродненской и других перенаселенных губерний европейской части Российской империи. Новые поселенцы занимали территорию выше от устья и вдоль р. Ини.
С 1890-х гг. выше по р. Оби в старожильческой части деревни появились немецкие новопоселенцы, прибывшие из Лифляндской губернии и образовавшие улицу компактного проживания одной национальности3. К 1928 г. здесь проживало 6 немецких семей. Старожильческая память зафиксировала и место компактного проживания эстонцев, маркированное как «эстоновка». Дворы двух эстонских семей находились в районе ул. Трактовой (современной Большевистской), условно делившей Усть-Иню на «старую» и «новую» части.
Таким образом, к началу XX в. в Усть-Ине сформировалось несколько локальных сообществ, обособленных этнокультурно и территориально: старожилы, переселенцы разной этнической принадлежности, прежде всего украинцы (переселенческая волна 1880-1890-х гг.), близкие по социокультурным признакам локальные сообщества окрестных деревень Кривощековской волости и жители Новониколаевска, становящегося для Усть-Ини важным фактором повседневной жизни и межпоселенческих отношений с началом Первой мировой войны.
Выяснению особенностей трансляции межпоколенной идентичности в по-лиэтничной среде локального сообщества на рубеже XIX-XX вв. служит анализ брачных предпочтений усть-инских жителей, складывавшихся на основе различ-
1 Косякова 2008, 136.
2 Мамсик 1999, 906.
3 Косякова 2008, 141.
ных социально-экономических и социокультурных признаков (место исхода семьи, степень укорененности, этническая принадлежность, материальный достаток и т.д.)4.
До начала XX в. старожилы предпочитали родниться с русскими семьями, и первые браки между старожилами и переселенцами были заключены лишь в 1899 г.. Регулярными эти браки стали с 1904 г. С 1890 по 1919 гг. старожилы Усть-Ини заключили не менее шестнадцати браков с выходцами из русских губерний страны, переселившимися в соседние деревни. Браков с переселенцами, жившими в Усть-Ине, было зарегистрировано в этот период тоже около пятнадцати. Когда украинские переселенцы освоились на новом месте, они, как и старожилы, постепенно начали формировать семейные связи за пределами Усть-Ини. При этом сватали обычно девушек из семей таких же недавних переселенцев. Всего с 1899 до 1919 гг. переселенцы заключили между собой более восьмидесяти браков, что составило половину всех браков, в которые вступали переселенцы Усть-Ини.
Во время Первой мировой и Гражданской войн, отметившихся для Новони-колаевска и его окрестностей притоком беженцев из районов, охваченных боевыми действиями, у жителей Усть-Ини завязались первые родственные связи с горожанами. В 1917 г. у жителей деревни были отмечены женихи и невесты из Витебской, Воронежской, Гродненской, Люблинской, Могилевской, Пензенской, Саратовской и Тамбовской губерний. Метрические книги оставили информацию и о брачных предпочтениях немцев (из числа православных), выбиравших себе мужей и жен исключительно из своей этнической группы.
К концу 1920-х гг. число браков между переселенцами и старожилами деревни увеличилось. Городские женихи и невесты чаще выбирались переселенцами, чем старожилами, проявлявшими большую инертность и консервативность. К 1928 г. в деревне численно преобладали те, кто назвал себя «украинцами»5. В это время общее число жителей Новосибирска превысило 120 тыс. чел., причем городских украинцев было отмечено всего около 1,5 тыс. Город территориально уже почти сросся с Усть-Иней, насчитывавшей 2371 жителя. Самовольная застройка Зака-менского (современного Октябрьского) района активизировала процесс слияния. К началу 1930-х гг. Усть-Иня с числом жителей порядка 2,5 тыс. человек потеряла деревенский статус.
Очевидно, что впоследствии сельское локальное сообщество было кардинально обновлено. Исследованию динамики этносоциального развития локуса в сопоставлении со статистическими данными послужила интерпретация материалов анкетирования, позволившая проследить поколенную динамику миграций и этнической идентичности молодых представителей городского микрорайона. В предложенных для заполнения школьникам анкетах содержалось несколько блоков вопросов, предполагавших внесение сведений о самом респонденте, его родителях и прародителях в третьем и четвертом поколениях по ряду параметров, включающих ФИО, национальность, дату и место рождения, время, направление и причину миграций. По итогам систематизации заполненных анкетных листов
4 Там же, 136.
5 Список населенных мест Сибирского края 1929.
для интерпретации были взяты родословные 131 респондента 1990-1997 годов рождения, постоянно проживающих в «усть-инском» историческом локусе.
Четвертое поколение (рожденных в 1885-1930 гг.) по материалам анкетирования является носителем наиболее разнообразных среди предков современных новосибирцев этнических, культурных, профессиональных традиций, формировавшихся в районах исхода и переносившихся в район оседания на фоне насыщенной событиями эпохи (табл. 1).
Этот период занимает первые пять десятилетий XX в., а география пересеченных районных границ охватывает большую часть бывшего СССР. Преобладающие области исхода — европейская часть России, Новосибирская область и Сибирь. Значительное число переселенцев сибирскому региону дали Украина и Белоруссия. Внутрироссийская миграция здесь абсолютно преобладает. Перемещения носят ярко выраженный односторонний характер и направляются на восток, с европейской части континента за Урал — среди мест оседания доминируют г. Новосибирск, Новосибирская область и Сибирь в целом. Кроме того, среди регионов оседания выделяется Казахстан и, в меньшей степени, Средняя Азия.
Таблица 1
ПОКОЛЕННАЯ ДИНАМИКА МИГРАЦИЙ. НАПРАВЛЕНИЕ МИГРАЦИИ, КОЛИЧЕСТВО УПОМИНАНИЙ
о о Рч аяк к с к окст я
Локализации Европейское зарубежье Украина Белоруссия И О й е п о ря ви м 8 Сибирь Новосибирс: область ир ю я с о в о аз со га й и н ь ч Казахстан Средняя Ази
Место исхода
1 * (206 упоминаний) 2 18 11 58 41 47 4 3 10 14
те Место оседания
(206 упоминаний) — 3 — 7 39 43 85 2 21 6
Место исхода
■ (108 упоминаний) 2 8 — 7 23 33 2 3 21 9
« Место оседания
<ч (108 упоминаний) 1 — — 3 13 13 61 2 10 5
Место исхода
1 и (36 упоминаний) — 1 — 2 11 6 2 1 10 3
« Место оседания
т (36 упоминаний) — 1 — — 6 3 24 — 2 —
Последующие миграции в родословных достаточно четко распределяются на два насыщенных периода (миграционных потока): 1950-е гг. и 1980-2000-е гг. Очевидно, эти периоды миграционной активности в основном принадлежат третьему и второму поколениям соответственно. Первый из них связан с новым
витком индустриализации и эвакуацией сил производства во время Великой Отечественной войны, когда население рассматриваемой части города существенно увеличилось, уплотнилась застройка, хозяйственная жизнь изменилась в пользу неземледельческих занятий. Второй — с постсоветской когортой мигрантов рубежа ХХ-ХХ1 вв.
Помимо последнего цикла миграции предков (родителей) на этот временной отрезок семейной истории приходится рождение самих респондентов. Статистика отмеченной школьниками собственной национальности не отражает многообразия этнической мозаики предшествующих поколений. Абсолютное большинство наследников статистически значимых в СФО этнических групп украинцев, немцев, татар, белорусов не идентифицирует себя со своими потомками (табл. 2).
Таблица 2
ПОКОЛЕННАЯ ЭТНИЧЕСКАЯ ПРИНАДЛЕЖНОСТЬ. РЕСПОНДЕНТЫ, КОЛИЧЕСТВО УПОМИНАНИЙ
Поколение Русские Украинцы Белорусы Немцы Азербайджанцы Казаки Аварцы Татары Смешанные
4-е поколение
(в браках) 107 8 3 2 5 1 1 — 22
3-е поколение
(в браках) 163 5 2 — 7 1 1 — 28
2-е поколение
(в браке) 106 1 — — 4 — 1 — 9
1-е поколение
(респондент), % 120 2 — — 4 — 1 1 —
Возрастание доли русских на протяжении жизни четвертого и третьего поколений в графе национальная принадлежность связано с глубиной исторической памяти. Очевидно, неравномерная поколенная динамика этнического самосознания связана с вариативностью механизма наследования этнической традиции, обусловленной сложными социокультурными процессами в полиэтничном регионе. Статистика поколенной идентификации свидетельствует о 66 респондентах, все предки которых были определены как «русские». В тринадцати случаях не была указана национальность предков (далее родителей). В остальных 46 родословных было зафиксировано 60 ситуаций выбора этнической идентичности детьми смешанных браков, переориентации (как правило, на русскую) или прерывания (отсутствия) идентичности потомков по отношению к родителям.
Из этого числа в двух случаях национальное самоопределение претерпело изменения в четвертом поколении, в двадцати пяти — в третьем, в двадцати четырех — во втором и в девяти случаях — в первом поколении. Таким образом, основная динамика этнической идентичности принадлежит уже отмеченным нами третьему и второму поколениям и соответствующим им наиболее насыщенным миграционным потокам ХХ в.
Передача этнической принадлежности молодому поколению происходила, с одной стороны, за счет продолжения идентификации родителей со своими предками. С другой, за счет увеличения количества смешанных браков родителей, повышалась вероятность принятия таковой со стороны одного из них. Наиболее насыщенными смешанными браками оказались четвертое и третье поколения (табл. 3). Этими же поколениями были заключены практически все смешанные браки, упоминающиеся не более одного раза: русско-эстонский, русско-туркменский, русско-кумандинский, русско-румынский, русско-башкирский, русско-казацкий, русско-чувашский, русско-аварский, украинско-австрийский, цыганско-марий-ский, белорусско-еврейский, украинско-эстонский.
Таблица 3
ПОКОЛЕННАЯ ЭТНИЧЕСКАЯ ПРИНАДЛЕЖНОСТЬ. СМЕШАННЫЕ БРАКИ, КОЛИЧЕСТВО УПОМИНАНИЙ
Поколение Русско-украинские Русско-немецкие Русско-азербайджанские Немецко-украинские Русско-польские Русско-татарские Русско-белорусские Украинско-белорусские
4-е поколение 7 2 — 1 3 3 — —
3-е поколение 10 4 3 1 1 2 — 2
2-е поколение 3 — 2 — — — 2 1
Сопоставление статистических данных по городу позволяет предположить, что население усть-инского локуса, включенного в городскую черту, активно обновлялось на протяжении всего XX в. Преобладающее к концу 1920-х гг. украинское население растворялось в прибывающих и исходящих миграционных потоках. Процессы урбанизации в Новосибирской области, как и в Сибири в целом, шли гораздо интенсивнее, чем в среднем по стране. Быстрый рост городов области, и, прежде всего Новосибирска, происходил за счет внутриобластной и межрегиональной миграции6.
Общность социальных признаков украинцев и русских усиливалась на протяжении XX в., этническая дистанция, напротив, сокращалась. Помимо миграционных процессов, усиливавших динамику переселенческого сообщества в сторону преобладания русских, изменению этнической структуры населения локуса способствовали процессы русификации на фоне бурной урбанизации, вследствие которых украинцы самоопределялись как русские. В областном и региональном масштабе эти процессы объясняют дисбаланс между очевидным послевоенным приростом численности украинского населения, вызванным продолжением индустриализации и освоением целинных земель Западной Сибири, и снижением представительства национальности в официальной статистике 1950-1970-х гг.7.
Плотность населения современного «усть-инского» локуса гораздо выше, чем до присоединения деревни к городу. Вместе со «старожильческим» сообществом сегодня здесь проживает значительная часть позднейших переселенцев, не име-
6 Кисельников, Бессонова, Харченко 2005, 20.
7 Антропов 2008, 248.
ющих никаких исторических связей с Усть-Иней. Локальная идентичность современных инюшенцев «живая» и «динамичная». Отчасти это идентичность жителей частного сектора большого сибирского города. «Усть-инской», исторический компонент инюшенской локальной идентичности значим, но не тождественен ей. Среди признаков сохранения локальной идентичности в Инюшке общность памяти о происхождении фамильных кланов некоторых современных жителей локуса, их предков, образа места (топографическая память) и общность памяти о пере-селении8.
Зафиксированные устными опросами потомки украинских переселенцев обрусели, и официально считают себя русскими, сохранив лишь украинские фамилии. Те, кто сохраняет «усть-инскую» идентичность, не считают себя украинцами официально, но между собой, при личном общении часто вспоминают о свих кор -нях и идентифицируют себя с предками в этническом отношении.
Сопоставление данных анкетирования в разрезе поколений, периодов, географии исхода предков, этнической окраске миграционных потоков, межнациональных браков и социокультурного портрета старожильческого сообщества иллюстрирует основные тенденции этнодемографических процессов, характерных для сибирского региона в целом. Многообразие этнической мозаики в родословных обнаруживает сложную динамику социокультурной преемственности поколений с одной стороны, и актуализацию статуса этнического самоопределения с другой. Значительная часть младших представителей городского локуса, определивших свою этническую принадлежность как русские, являются наследниками различных культурных традиций, обусловленных географией мест выхода и динамикой миграционных перемещений.
ЛИТЕРАТУРА
Антропов Е. В. 2008: Этнодемографические процессы и социокультурный облик украинцев Сибири в ХХ-ХХ1 вв. // Этнокультурная история Евразии: современные исследования и опыт реконструкций / Материалы ХЬУШ региональной (IV Всероссийской с международным участием) археолого-этнографической студенческой конференции (Барнаул, 21-24 апреля 2008 г.). Барнаул.
Кисельников А. А., Бессонова Г. А., Харченко Л. П. 2005: Население Новосибирской области: Информационное издание. Т. 1. Новосибирск.
Косякова Е. И. (Красильникова Е. И.). 2007: «Известно откуда, если хохлы»: о проявлениях локальной идентичности современных горожан // Актуальные вопросы истории Сибири Х^П-ХХ1 вв. / С. В. Кущенко (ред). Вып 2. Новосибирск, 128-153.
Косякова Е. И. (Красильникова Е. И.). 2008: Динамика межклановых семейных связей в пригородной деревне Усть-Иня (1890-1927 гг.) // Актуальные вопросы истории Сибири Х^П-ХХ1 вв. / С. В. Кущенко (ред). Вып. 3. Новосибирск, 140-160.
Мамсик Т. С. 1999: Сельские поселения на территории будущего Новосибирска: деревня Верткова (1823 г.) // Новосибирск на рубеже ХХ1 в.: перспективы развития и инвестиционные возможности. Новосибирск, 86-97.
Список населенных мест Сибирского края 1928 г. 1929. Т. 1. Юго-Западная Сибирь. Новосибирский округ. Барнаульский округ.
8 Косякова 2007, 135-151.
THE PROGRESS OF GENERATION MIGRATION AND ETHIC MORALE
REFLECTED IN THE GENEALOGY OF PRESENT-DAY URBAN YOUTH OF UST-INYA, OLD-TIME VILLAGE LOCUS OF NOVOSIBIRSK
Ye. V. Antropov, Ye. I. Krasilnikova
On the basis of sociological, archive, and statistical sources the authors track population progress and territorial development of Novosibirsk locus during the 20th century. They also keep track of generation migration progress and ethnic morale stability of present-day urban youth against the background of migration increase, industrialization and urbanization in Siberia.
Key words: urbanization, migration, old-timers, migrants, identity, historical memory.
© 2010
Е. А. Пивнева, Н. Г. Попова
ЭТНИЧЕСКИЕ ЦЕННОСТИ СОВРЕМЕННОЙ МОЛОДЕЖИ В ПОЛИКУЛЬТУРНОМ ПРОСТРАНСТВЕ СЕВЕРНОГО ГОРОДА (на материалах опроса в г. Ханты-Мансийске)*
В статье представлены результаты этносоциологического исследования ценностных ориентаций молодежи Севера, на материалах опроса в г. Ханты-Мансийске. Рассматривается место этнической идентичности в идентификационном пространстве и ее значимость для современного молодого поколения.
Ключевые слова: этнические ценности, этническая идентичность, молодежь, межэтническое взаимодействие, полиэтничность.
Урбанизация, политические, экономические и культурные изменения в современном мире привели к возникновению новых форм культуры и образа жизни, стирающих границы между «своими» и «чужими».
Одновременно глобальная унификация актуализировала процессы этнокультурного самоутверждении на уровне государств и регионов. Для современной Россия характерен широкий спектр этносоциальных процессов во всем многообразии противоречивых тенденций. Полиэтничность является одной из основных характеристик России, определяя своеобразие протекающих в государстве политических и социокультурных процессов. Одним из полиэтничных регионов
* Работа выполнена при финансовой поддержке гранта РГНФ №09-03-00488а, РГНФ № 09-01-00396а, Интеграционного проекта СО РАН № 8 с использованием материалов по Программе фундаментальных исследований Президиума РАН «Историко-культурное наследие и духовные ценности России».
