"пока, пока!. . " Окончание дневника актрисы Текст научной статьи по специальности «Искусствоведение»

Люди, годы, жизнь

Людмила ПОЛЯКОВА

«ПОКА, ПОКА!..»

ОКОНЧАНИЕ ДНЕВНИКА АКТРИСЫ*

17 августа, 1978, Воронеж

Фантастических цветов астры, лиловые, всех оттенков. Пью чай с сотовым медом. В комнате острый запах полыни, на полу огромная охапка полевых цветов. Днем забегал Мастер** и кинул мне их на пол.

Слабость и томление духа. Мне дают, ничего от меня не требуя. Прекрасное общение, о котором когда-то я лишь робко мечтала. Придет Он, умный, талантливый, и поднимет меня, и я почувствую собственную красоту, талант, избранность... Он дает мне это ощущение нежности, мудрости и детской чистоты.

Прогулки, разговоры, смех, дурачение, касания невзначай.

Печаль, такая светлая, приходит и возвышает мою душу.

** Мастер, Ггний, Маэстро, Герой, Он - у Людмилы Поляковой это режиссер Анатолий Васильев.

18 августа

Такая боль. Видимо, дьявол подсмотрел, когда вчера я писала, а Бог не спас. Валит меня в одну кучу со всеми. Показывалась некая К.

И я высказалась, дескать, все это еще очень примитивно, и пусть она еще растет, думает. Он оборвал меня: «Вы в свои 39 лет сыграли только две роли и хотите, чтобы у всех было так, как у Вас?»

Комок в горле. Оборвала прогулку и ушла. Сила моя в том, что мне ничего не надо. Я могу жить такой малостью, что практически «достать» меня уже никто и ничто не смогут. Я все воспринимаю как подарок. Даже эти слезы. Значит, я еще жива, если мне больно. И Вам, Мастер, не понять причину моих слез. Репетируйте, ставьте. Я хочу, чтобы было настоящее, серьезное дело. Чтобы не стыдно было сказать: «Я работаю в Театре имени К.С. Станиславского». Кажется, все теперь невозвратно поздно.

28 августа

Я люблю Вас, Васильев. Какой подарок судьбы!

Ночь на 29 августа

Двести пятый номер, гостиница «Луч», город Воронеж. Чудо чуткости, нежности, понимания, любви! Я растворяюсь в ощущении, что меня любят. За этой странной внешностью, манерами, за этим придуриванием я угадала настоящего мужика. Вы, Мастер, понимаете, какое чудо совершается? Ведь я всегда - одна. А теперь я постоянно говорю с Вами. Дьявол не подсмотрит, а Бог спасет. Мне страшно писать

* Начало в «Вопросах театра» №3-4,2013.

Литературная обработка В. Максимовой

А. Васильев

Pro memoria

эти слова, но я принесу удачу в Вашу жизнь. Впервые чувствую за собой силы необъятные. Теперь говорю: я есть.

5 сентября, Москва

Простите, Васильев. Пью второй день.

Правда, пью относительно. Я при сыне Ванечке. Готовлю, стираю, гуляю, вернее, прогуливаю его, укладываю спать. Общаюсь с сынен-ком беспрерывно, почти теряю голос. Ох, эти бесконечные его: «А почему, мама?..» Но каждую секунду вы со мной. Только Бог знает, к худу или к добру. Главное - не суетиться. Я расцветаю от Вашего взгляда, от общения с Вами. Чувствую, что я красива, что я личность. Вдруг пришли уверенность и спокойствие: Вы любите меня.

7 сентября

Так не бывает, но так есть. Каждую секунду вы со мной. Я начала плакать неудержимо. Вы меня обняли, сказали: плачь. И только потом, поняв причину (девушка-женщина в 39 лет -парадокс!), изумились: «Боже, так ты не знаешь что это такое?! Бедная...». И бесконечная нежность ко мне. И дальше - жесткий, но уже не страшный для меня вывод: «Поэтому ты и хорошая актриса». Что благо, что зло в этой жизни? Бог дал мне способность размышлять, ощущать себя во времени и пространстве. Мне уже не страшно. И мысль о том, а не проводите ли Вы со мной какой-то эксперимент, - не пугает. Происходит волшебство. Вы говорите: «Мы встретимся с вами на площадке, мадам. Приезжайте красивой, будем работать». Даже если это эксперимент, я его принимаю.

8 сентября

«Мила, не старейте никогда». Какая волшебная фраза! Я ее слышала. Не уверена, что, увидев меня в 29 лет, Вы обратили бы на меня внимание. Может быть, я становлюсь прекраснее с годами? И сейчас я - это я, и мне уже ничего не страшно. Даже если вы и не любите меня. О, ужас! Важно, что я живая. Захотела нравиться, кокетничать, выпендриваться, и это длится уже год, и мне не стыдно, даже если вы меня не любите. Я чувствую сверх меры. Смешно: улочка, на которой вы меня впервые обняли, называлась Фридриха Энгельса. Я шла, «выпендривалась», потом сказала: «Господи, позволь мне расслабиться хоть на секунду.»

Л. Полякова с режиссером А. Васильевым

И вы, так неожиданно, властно, внезапно прижали меня к себе. В эту секунду все перестало существовать.

10 сентября

Отправила сыночка в Сухуми, но не прошло и трех часов, как по нему тоскую. Он чудо. Пришло на ум, что все, случившееся с нами, Мастер, - моя фантазия, но я поддержу ее всеми силами. Ах, эти расстояния!.. Вас нет, нет магии вашего взгляда. А я уже обыкновенная. Сходить, что ли, за бутылкой? Не хочу. Я праведна до омерзения. Собираю вещи, люблю Вас, завтра лечу в Ялту.

11 сентября

Лечу. Господи, спаси и сохрани. Я хочу увидеть своего ребенка и Вас. А это уже не так мало в жизни.

20 ноября, Москва

И вот сейчас, в ночь на 20 ноября, борьба закончилась поражением.* Уволен Райхельгауз, председателем месткома избрали Любимова. Меня и Бочкарева** никто и не вспомнил. Значит, еще недавно я была хорошая баба Милка, а теперь вызываю неприязнь, даже ненависть. А Ваше отношение ко мне, дорогой Мастер, столь возвышенное и неопределенное, вызвало у коллег бурное проявление чувств, дало простор их фантазиям, (прямо скажем, убогим), на тему - спим мы или не спим и дадите ли вы мне роль или не дадите. И некому поверить печаль мою, боль мою, если

даже и перед Вами, Мастер, я должна делать вид, какая я умная, сильная и забавная. И некому сказать, что я уже не верю никому. Хочу нежности, хочу любви. А впрочем, это минутная слабость. Не хочу ничего. За все приходится платить слишком жестоко. Надо просто жить, чтобы не было так противно. Надо держаться, быть иногда забавной. Иначе ведь и вы, дорогой Мастер, перешагнете через меня, не задумываясь. Если я не буду увлекать и развлекать. В конце концов, заползти в нору я, может быть, и успею.

*Министерство культуры РСФСР и московские власти начали постепенное уничтожение группы талантливых режиссеров, собравшихся под эгидой выдающегося актера старшего поколения А.А. Попова. Первым по формальным придиркам (отсутствие прописки) вынужден был уйти И. Райхельгауз, потом ушел, устав от дрязг, А.А. Попов, потом Б. Морозов, наконец, - А. Васильев. ** Бочкарев Василий (р. 1942). Артист театра и кино. Народный артист Российской Федерации. Дважды лауреат Государственной премии Российской Федерации.

Первый муж Людмилы Поляковой.

22 мая, 1979

Мастер совершает поступки и высказывается. Если кто-то другой не соглашается или выражает сомнение (я имею в виду себя), - это называется выяснением отношений. Чего нельзя допускать ни в коем случае. Такова форма общения. Но, дорогой мой, мне легче умереть, чем подчиниться.

10 июня

После выпуска «Взрослой дочери молодого человека»* заболела ангиной. Четвертый день прикована к постели - такая тяжелая форма. Одиночество. Даже Ваня на даче. Сегодня понемногу встаю. Но главное - размышляю. Одиночество. То ли боятся заразиться, то ли не нужна-с никому-с! Никого рядом, ни бывшего мужа, ни подруг, ни возлюбленного. Что с Гением? А к «ним» приехала жена. Время от времени он звонит. И с температурой под 40 градусов я говорю с ним бодро, живо, четко, чтобы Мастер не раздражился и ему не

почудилось выяснение отношений. Не комплексуй, старуха!

Отвлекусь, посмотрю фильм «Сан-Франциско». Как мудро распорядились тамошние городские власти! Чтобы снять стрессовое напряжение у людей, они позволили на улицах, во всех уголках города, прямо среди развалин выступать цирковым труппам и музыкальным эксцентрикам.

В полночь пришли и бывший муж, и возлюбленный. Описывать встречу нет смысла, да и настроение не то. Слова какие-то банальные идут. Ну, а если грубо по фактам, то сегодня «исторически объявлено», что я занята в новой постановке - «Вариации Феи Драже»**.

Нужно худеть, не пить. И «жених» Фее сыскался, то бишь партнер. Оказывается, им станет мой бывший муж Васенька Бочкарев. И пьеса будет переделана с поправкой на мой возраст. Вот такие дела.

* «Взрослая дочь молодого человека», Театр им. К.С. Станиславского, 1979. Постановка Анатолия Васильева по пьесе Виктора Славкина «Дочь

стиляги».

** Спектакль по пьесе А. Кутерницкого «Вариации Феи Драже» в Театре К.С. Станиславского осуществлен не был. В 1987 году А. Васильев поставил эту пьесу в Рижском ТЮЗе.

С режиссером Э. Климовым.

Рабочий момент съемок фильма

«Прощание с Матерой»

Pro memoria

17 июня, Осташков

Тихо-тихо в городе Осташкове.

Выздоравливаю. Прихожу в себя. Это съемки «Матеры»*. Растительное, животное существование. Пью молоко, жую зелень, дышу кислородом. Сегодня отведала даже первой земляники. Угощали здесь и водкой, и вином, а я не понимала, как это можно «вовнутрь». И это не ханжество. Из ощутимых желаний - любить. Благодарю за ночь на 12 июня. Все стало на свои места. Я нормальная баба, и секрет оказался очень прост: надо любить и надо, чтобы тебя любили, а что уже сорок лет, и все, как прощальный парад, - не имеет значения. *«Прощание», 1981. Фильм по повести Валентина Распутина «Прощание с Матерой» был задуман и начат режиссером Ларисой Шепитько. После ее гибели картину снял Элем Климов.

4 ноября

Диким усилием воли заставила себя взять тетрадь. Было желание навсегда уничтожить все эти тетрадочки. Но что-то отвлекло. Нужно оставлять только то, что удержала память и ощущения. И главное, чтобы не было стыдно за этот трепет, за эту возвышенность слога, оду-хотворяемость материального мира.

Естественно, что я болею, естественно, что сильно, естественно, что дорогой Мастер неизвестно где. В трагическом своем состоянии стараюсь писать по возможности с юмором. Со мной не говорят. Ни о чем. Со мной только поступают. Тем самым, простор для моей фантазии не ограничен. Стало быть, все, о чем я буду писать теперь не является истиной, а только моими домыслами.

Слава, которая обрушилась на Мастера, фантастична. В общем-то, он держится молодцом, и только моя жуткая чуткость усматривает что-то тревожное во всем этом. Грубо: уже идет работа на историю советского театра. Ну, делайте скидку на мои фантазии!

Репетиции по возобновлению «Вассы»*... Что Он делал со мной, - не рассказать словами, и своего состояния отчаянного, - не выразить. Видя, как мне плохо, и все это видели, Он добивал меня сознательно. Мое элементарное отстаивание своего человеческого

достоинства, такое примитивное, только, чтобы не видны были слезы, (что-то типа улыбки, сосредоточенная замедленность) - все воспринималось, как «пользование Евонным отношением». Публично орал: «Премьерша! Вы позволите мне что-нибудь самому сделать на сцене?!» Глупо. Обидно до нестерпимости. Моя реакция: немедленно уйти! Но ведь не отпускает! И как же выжить во всей этой «гениальной» ситуации? Ведь жалости не будет. Уничтожая, может быть, мучаясь, Он все же будет делать э т о, такой уж характер. Почему нельзя просто сказать: «Вместе мы быть не можем. Но ты есть ты. Мое отношение к тебе таково. Не суетись, не нервничай». Но нет щедрости душевной, со мной «не говорят». И все мои убогие фантазии - это мое домысливание.

* «Первый вариант „Вассы Железновой"», спектакль театра им. К.С. Станиславского по пьесе М. Горького. 1978. Режиссер А. Васильев (первая самостоятельная постановка). Художник И. Попов.

Людмила Полякова играла Наталью.

22 января,1980

Как сказано в «Маленьком принце»: «и понемногу из случайных слов ему открылось.» Да, все это есть то, про что я мучаюсь. Расчет, безусловно, во всем. Утверждаю это, при хорошем отношении Мастера, веруя, что на него я могу положиться. Да, это расчет. Безусловно, во имя дела. Я понимаю, что взявши пьесу («Путь»)*, Васильев пошел в «последний решительный». Я понимаю, что Ему нужно иметь квартиру, прописку в Москве, прочное положение. Может, какая польза и выйдет из всего этого. Сорокалетняя девочка, будь великодушной! Прости их всех. Как все малы! Это я не про вас, дорогой Мастер. Все чего-то хотят. А чего хочу я, старушка-снегурочка? Вдруг на репетиции: «Я не хочу иметь этот призрачный театр Васильева. Я хочу иметь реальный, пусть сраный театр Станиславского». Боже, сделай так, чтобы не болело сердце.

* «Путь», МХАТ им. Горького, 1981. Спектакль по одноименной пьесе А. Ремеза, посвященной Александру Ульянову. Режиссер - В. Саркисов. Художественный руководитель постановки

А. Васильев.

5 февраля

Маленькая передышка: апельсиновый ликер Кюрасао, церковь XVI века в Коломенском. Все либо столь возвышенно, что понять я этого не могу, либо столь низменно, что не поддается объясенению. Главное - не разрушиться. Не могу, как Заречная, сказать: «растут мои силы». Чудовищное одиночество. И если раньше позволяла себе поговорить с какой-нибудь Машей, Катей, выпустить эмоции, то сейчас - не могу и не хочу. Я никому не нужна. Кроме сына Вани. Или я путаю человеческое достоинство с гордостью? Да полно, что за высокие материи! Выжить бы, господа!

Сегодня на репетиции промелькнуло: «Артист в нормальном, счастливом состоянии плохо воспринимает режиссера. Вас, видимо, нужно постоянно держать в нервном напряжении». Выводов не делаю, иду спать.

Утро 6 февраля

Было заявлено Мастером, что все - мои домыслы, убогие фантазии. А я сказала, что его репетиции вынести нельзя, что так работать я не могу, ничего не понимаю, а меня сознательно провоцируют что-то сотворить над собой и т.д. и т.п. Если я не устраиваю его, пусть он скажет прямо и не мучает меня. В ответ услышала, что я - подлая, такая же, как все эти «маленькие и подлые» люди в театре Станиславского, среди которых он должен мучиться. Чуть позже, успокоившись, Гений объявил, что я устраиваю его во всех отношениях, но нельзя говорить об этом каждый день! Я попросила еле слышно: «Но хотя бы раз в квартал.» Он: «Считайте, что я вам уже сказал». А дальше пошло все по-прежнему. Крика, правда, стало поменьше.

7 февраля

Да, Он опять прав: я подлая, я примитивная, но изменить себя пока не могу. Нужны большие усилия. Потом разберусь. А сейчас все должно быть направлено на работу.

10 декабря

Ох, уже декабрь! Я - мерзавка, что не пишу часто. Мастер уже не в театре. Он где-то что-то ставит: во МХАТе у Ефремова или в Ленкоме. Ну а я, по его же просьбе, - никуда не ушла, осталась актрисой театра Станиславского. Сейчас возник этот сказочный проект - Таганка*.

Я никогда не хотела там работать. Но если Вы?.. Как Вам верить, Васильев? Есть дело, но нет человечности. А я могу спокойно оставаться и на прежнем месте. Мой гениальный Маэстро, Вы заняты собой и вашими проектами, Вашим самоутверждением, вашими рассчетами со славой. Я освободилась от вас. И вам нужно сделать огромное усилие, чтобы хоть что-то вернуть. * Режиссер А. Эфрос, принявший после невозвращения Любимова из Европы, коллектив Таганки, пригласил к себе работать А. Васильева.

12 августа 1981, 0 часов, 10 минут, Москва

Вынудила на разговор. Все, о чем я догадывалась, - подтвердилось. «Вы не нужны мне сейчас». Я ухожу. Меня не удерживают. Не нужна сейчас. Ну, не Моцарт Вы, прощайте, Маэстро. Ах, как жаль, что вы не Моцарт! Говорил очень рассудочно. Главное - безнравственно поддерживать во мне это состояние влюбленности, если он ничего не может дать в ответ. «Но, все же не хотел бы потерять тебя как актрису. Может быть, еще придется работать». Ну уж нетушки, князь! Возвращаюсь к своему пионерскому максимализму. Либо все, либо ничего. Ну вот, снова одна. Господи, не оставь! Сейчас нужна работа, нужны силы. Ваня идет в первый класс. Хочется покрасоваться, развести сопли, но на 42-м году жизни стыдно. Вот судьба и подарила еще один всплеск (я думаю - последний). Будем благодарны ей и за это. Для чего же ты бережешь меня, Господи? Так хотелось немного нежности. Нет, ну каков супермен! «Вы просто не нужны мне сейчас, но если понадобитесь, будьте где-то рядом. Я свистну».

Сейчас стала разбирать шкаф. Оказывается, последняя запись была ровно год назад. Единственное желание все высказать и уйти. Ну, что ж! Поздравляю. Год я не писала, а весь роман уместился в предыдущей красной тетрадке. Правда, с пропусками.

Все еще 12 августа, но на грани 13-го Хорошо, что есть деньги. Купила «Фиджи». Теперь буду с утра душистая французская девушка 42 лет. Мне везет во всем. И подруги завидуют. Может быть, одиночество - самый главный подарок мне.

Л. Полякова - Зоя. «Экспромт-фантазия». Реж. А. Товстоногов, Театр им. К.С. Станиславского, 1982

20 августа, Саратов.

Несколько минут репетиций. Завтра третья по счету сдача Управлению «Экспромта-фантазии». Вечером - «Продавец дождя». Опасаюсь за голос, хотя, говорят, меня слышно в любом уголке этой оперной сцены. 18-го играли первый раз, и я довела зал буквально до истерики. Аплодисменты возникали там, где их никогда не бывало.

Живу в убогом маленьком номере-пенале даже без туалета, но в цветах. Купила Ваньке машинки в подарок к первому сентября. Они такие красивые, что сама радуюсь. Куда уходит детство, в какие города? Грустно, одиноко, мучительно.

31 августа, Саратов.

И снова «останний день лята...». Сыграли 6 премьер, принимают хорошо. Бочкарев сказал, что моя работа «на уровне мировых стандартов».

И даже Савченко* призналась, что я так хороша, что она снова меня обожает. Но она же и преподнесла мне эту маленькую боль, которая теперь как зубная, не отпускает. Разум отказывается верить, а эмоции говорят: почему бы и нет? Ведь только такое положение объясняет поведение Маэстро за нынешний год.

Говорят, что у него есть какая-то девушка, маленькая. Ах, какую глупость вы совершаете маэстро, оставляя меня! Я - актриса. Такие гастроли - первые у меня. Каждый день спектакль, подчас два. Сандро Товстоногов** говорит,

что я сейчас могу и должна играть все. У него в отношении меня большие планы. Несколько вечеров мы провели вместе, даже ездили на Волгу. Насколько я могу поверить (при своей патологической мнительности), отношение ко мне хорошее. Наверное, я, действительно, ему нужна.

*Лидия Савченко (1936-2011) - российская актриса. По окончании училища им. Б.В. Щукина по 1993 г. - актриса Театра им. К.С. Станиславского.

Исполнительница роли Люси в спектакле А. Васильева «Взрослая дочь молодого человека». 1979. **Сандро Товстоногов. Сын Георгия Товстоногова. В 1980-х годах - главный режиссер Театра им. К.С. Станиславского.

8 сентября,Тольятти.

Мерзость и стыд, стыд, стыд!.. За пароход -где на палубе постоянно пьяные бессмысленные лица. И за встречу с местной общественностью. Мы - полупьяный и расхристанный табор, а они, нарядные, праздничные, с хлебом-солью, с цветами!.. Сегодня на спектакле пьяный Анисько с заплетающимся языком. Грязные, жуткие осветители в голос разговаривают за кулисами, за сценой - скандал, а реквизиторы вместо скатерти дают мне в руки мокрую, с желтыми потеками тряпку. Вот бытие, которое определяет сознание! При этом нужно выходить и играть. Да еще этот чудовищный Зверинцев - Файл! Все мерзость, включая сюда и Маэстро, который прислал привет через Попова*. Ну, хотя бы пару строк! Привет - это

так безопасно, так безответственно. А за написанное надо отвечать.

...Уютный номер. Маленькая красная комната, красное кресло, плед, шторы. Сейчас еще и красные розы, гвоздики, астры. Днем была на рынке: желтые помидоры, арбуз. С трудом нашла кофе. Обед - бутылка сливок со свежим хлебом.

* Игорь Попов (1937-2014), заслуженный художник России, постоянный сценограф с А. Васильева, главный художник театра «Школа драматического искусства».

9 сентября.

Никуда не пошла. Так уютно лежать, читать письма Цветаевой, следить за тем, как на глазах распускается роза. Даже та, с поникшей головкой, сейчас самая красивая. Распустилась и сильно пахнет, напоминая когда-то подаренную Поповым на бульваре в Ростове. Там в отдалении стоял Васильев, и еще ничего не было, и была только тоска по общению. А сейчас тоска от нежелания общаться. Наткнулась на фразу у Цветаевой: «Когда я одна, - я не одна. А когда я не одна, - я одна». Господи, как все похоже! И все было.

Купила в Саратове одеяло - шерстяное, одноцветное, с одной стороны вишневое, с другой - бежевое. А то старое, бабушкино приданое, из нашей жизни с Васей Бочкаревым, отплывает в прошлое. Почти 16 лет оно обогревало меня! Странно, но все еще кажется, что кто-то позаботится обо мне и скажет: как хорошо, что ты меня дождалась, - почти такая же, как в 19 лет (седая только). Правда, за это время стала хорошей актрисой.

Вечер после «Продавца», 12 часов ночи.

На спектакле поняла, что не хочу ни одного мудака. Теперь я буду защищать свое одиночество. Теперь тот, кто придет, должен представить серьезные доказательства! Последние три года я жила на мизер внимания и выдумывала, выдумывала Его - Гения, Маэстро. Нет, я не жалуюсь, я была гордой, но подобная душевная растрата оставляет ужасную пустоту. Лучше уж просто «сочинять» встречи, поступки, слова. Мне нравится быть одной. Ваня не в счет - это часть меня.

15 декабря, Ленинград

Уважаемые господа присяжные, разрешите последнее слово! Я сопротивлялась. Я не верила. Я совершила массу мелочных поступков. Я суетилась, я защищалась, как умела, но я не выстояла. Не говоря ни слова, Мастер преподнес в подарок Таганку - этот маленький театр, нежность и желание, сумбур, загул, ревность к моей жизни, которую я, конечно же, «не так использую», но и отстраненность от нее: «живите и не поддавайтесь мне ни в чем!». Мой гениальный Маэстро, так кто же вы - великий дар мне или великое наказание? Не сомневаясь в собственной правоте, вы опрокинули мою. Отменили мое право на нормальную жизнь, на получение званий, благ. После вашего ухода из театра им. Станиславского я снова доказала, что я - хорошая актриса и могу работать без вас. Я выпустила «Экспромт», и нет человека, которому бы я не понравилась. Я нужна Сандро Товстоногову, одаренному режиссеру,

Л. Полякова - Лиззи, Э. Виторган - Файл. «Продавец дождя». Реж. Л. Варпаховский, Театр им. К.С. Станиславского, 1975-1976

Pro memoria

хорошему человеку, а вы врываетесь в мою жизнь, не гарантируя и не обещая ничего, разрушаете мой, с таким трудом выстроенный, карточный домик. И, конечно же, исчезаете, убедив, что мой нормальный путь - это «бред, убожество, приспособляемость». Но я - артистка, то есть, я зависима. Я должна работать, чтобы содержать себя и ребенка. Работать плохо, не отдавая всю себя, я не умею. Отдаюсь в «Экспромте», отдаюсь в «Вассе». Так что же я -проститутка? А вы опять где-то, у вас свои дела и планы, а мне уже 43! Осталось мало времени, чтобы ждать и ждать.

Сейчас хорошо только одно: что я в Ленинграде. Вчера была в Царском Селе. Холодно, кругом снег по колено. Отогревалась Лицеем. Вдали - Китайский домик, куда Пушкин бегал к Карамзиной.

20 декабря, все еще Ленинград

Подведем итоги. Эти два приезда Маэстро разрушили все мое, с таким трудом выстроенное

Последнее празднование дня рождения Л. Поляковой в театре К.С. Станиславского, 1983

спокойствие в театре. Толков и сплетен хватит на весь сезон. Все, наконец, поняли, что я - при Вас. А я так старалась, так хотела тихо существовать в свои 43 года. Не вышло, господа. Рок и судьба. Всех благодарю. Я построю баррикады. Потому что Вас, Маэстро, я знаю, как никто. Взлет и сразу же, немедленно, опять - суета. Я поверю Вам на этот раз, но только если начнется серьезная работа, а так - буду защищаться. Может быть, Вы и правы, говоря, что приспособляться - ох, как противно!

Наверное, я должна оставаться бродяжкой, сидящей на 14 этаже своей маленькой квартиры. А получить звание, 10 рублей прибавки к зарплате, сыграть еще каких-нибудь 2-3 «Экспромта», - да хрен с ним со всем этим, господа! В конце концов, прожиточный минимум можно и сократить. Тоска моя все равно при мне.

Люди, годы, жизнь

3 января, 1982, Москва

Я в своей мечте. Уже 3-й день одна, без единого звонка. Меня спокойно можно посылать в космос в одиночку, без экипажа.

Поздравляю себя с Новым годом! Привет, дорогая! Мужества, тебе! Жила простодушно, хотела познать истину, а меня низвергнули на землю. Но жить надо.

6 января

Пришел черный, холодный, со своей тоской и со своей нежностью. И нет смысла задавать вопросы. Где ты был? С кем был? Спросил: «Почему вы так хорошо выглядите, Мила?». Пришлось врать, что я прекрасно провела новогодние дни. 5-го ушла в баню на целый день, сказав ему, что приглашена в гости. При росте метр семьдесят шесть вешу 74 килограмма, еда с трудом проходит вовнутрь. Только пью. Глядя на меня, в это трудно поверить. А сейчас на самом деле иду в гости.

Август, 1985

Боже, сколько опять прошло времени! Место действия Шеметово под Загорском. Маленький собственный домик. Раннее пасмурное утро. Шумит чайник. Рядом в крохотной спаленке спит Ваня. Последние дни перед школой и открытием сезона. В городской

квартире ремонт. Чайник буйствует, надо вставать. Первая чашка кофе.

Ну-с, продолжим. Я на Таганке третий год. Уже нет Любимова, уже второй год здесь работает Эфрос, уже выпустили «Серсо»*, и я оказалась в «горячей точке планеты», во всяком случае -театральной. Ясно, что надежды на свой театр у нас нет. Живу на улице Немировича-Данченко в старом мхатовском доме с великими именами, в сильно запущеной квартире, на ремонт которой трачу уже третью тысячу рублей. *«Серсо», Театр на Таганке, 1985. Спектакль по одноименной пьесе Виктора Славкина. Постановка Анатолия Васильева. Художник - И. Попов, Людмила Полякова - Валюша.

«Серсо», сцена на террасе. Л. Полякова, Ю. Гребенщиков, А. Филозов, Б. Романов, Д. Щербаков, А. Петренко, Н. Андрейченко. Реж. А. Васильев.

«Серсо».

На фоне декораций художника И. Попова. В центре - автор В. Славкин (с поднятой рукой)

25 августа, Москва.

Вынужденный перерыв, к счастью, не на два года, а на два дня. После съемки в ремесленном фильме «Гран па». Редкостная муть, но - деньги. Все съедает ремонт.

И опять - «останний день лята». Тепло. Солнечно. К несчастью, возник сосед - грузин. Он чувствует себя должником, использует мой сарай, жарит шашлык, делает молодое вино. Я отказываюсь, но все-таки иду (частично из-за Вани - он так хочет мяса), а дальше - обычные дела. Желая произвести хорошее впечатление, у костра, на природе я говорю слова - большие, добрые, красивые, Незаметно для себя

соглашаюсь выпить чачу, и в результате - дурная голова на весь день. А дальше - московская грязь, с трудом расчищенный угол для сна, с пыльным бельем, с мухами, которые летят на запах шпаклевки и костного клея. Невозможно сменить одежду, обувь, совершенно не знаю, где что лежит; болтающийся без дела Ваня. С утра до ночи присутствие Мамеда-строителя в доме. А главное - я не вижу конца этому ремонту.

1сентября,воскресенье, 1985

Потому и Шеметово, что воскресенье. Ваня идет в школу завтра. Эти слова - «останний день лята». Сколько грусти об уходящем

безвозвратно. Для всех это только звуки, с ударением на первую гласную - «останний». И вот, спустя 18 лет, герой этих «останних дней лята» посетил «Серсо», и я увидела его, а за полгода до этого, мельком, - на «Мосфильме» с женой, маленькой хрупкой женщиной. Теперь он сказал, что я из незначительной по объему роли сделала большую и главную, что я обалдетельно двигаюсь, потрясающе выгляжу. Мы показывали вторую джазовую картину. И я чувствовала, как ему приятно быть со мной накоротке, при всех меня целовать, разговаривать. Ему приятно, что он знал меня когда-то. Насколько близко? Это уж наши с ним «останние дни лята». Мой супергерой 18-летней давности - Андрюша Смирнов!* Как вы отринули меня тогда от своих ног, и я до сих помню свои горькие захлебывающиеся слезы от непонимания -за что?! И долгое нежелание жить без этих «останних дней». Летний роман закончился, началась обыкновенная московская жизнь. Заторможенноость и выживание. Десять лет это продолжалось. Я запретила себе думать, вспоминать, сознавать, что для него это был всего-навсего сюжет «для небольшого рассказа», скоротечный роман в дни киноэкспедиции. Ну, довольно с Вас, Андрюша!

.Встали соседи с громкими мерзкими голосами. Докрашиваю свой домик в Шеметово. Научилась получать удовольствие от примитивной физической работы, от единения с этим куском земли, с этой избушкой. Сама составляю краски, добилась необыкновенного колорита.

Ну вот - первая чашка кофе выпита, соседи возвратили в реальный мир. Надо вставать.

*Андрей Смирнов (род. в 1941), режиссер, сценарист, драматург, актер.

Л. Полякова снималась у него в фильмах «Ангел»(1967), «Жила-была одна баба» (2011)

11 сентября, Шеметово

«Подарочное утро». Одна в поселке. (Кто-то есть еще на дальнем конце деревни). Новое для меня ощущение: совершенно одна, бездумно и лениво растворяюсь в тишине. Проклятые вопросы исчезли. Помню лишь, что 14-го сентября

начинаюся репетиции, 18-го - спектакль и дальше еще три.

Пятого вечером в Москве появился Маэстро. Гуляли по бульварам. Влюбленные глаза, касания, как на набережной в Воронеже. И у меня -та же высота чувств, однако, с некоторой примесью опасливости, как с диким зверем. У Него все зависит от работы. И Его любовь можно завоевывать только работой.

Он давно преступил грань. А мне еще надо расти. Иметь его дома - чушь, бред. Иметь его в театре - трудно, мучительно, невыносимо, но результаты все оправдают, заставят забыть о мучениях. Я мелочусь, когда подхожу с обычными мерками к грандиозному. Все хочется уютного маленького счастья! Стараюсь удержаться на высоте, даже если я ему не нужна.

Л. Полякова. В гримерной Малой сцены на Таганке. 1985

II I г«? I* ЩНвь 1 Ш; '¡ЖЗ&МШ

% АшЛ

Участники спектакля «Серсо» с Булатом Окуджавой

Седьмого были в «Современнике», смотрели «Дни Турбиных». Ощущение пыльной, убогой мещанской квартиры, маленькие люди без породы, без человеческой школы, за которыми ничего не возникает. А ведь должно возникать что-то - «за»! Актер современный должен играть собой. Вот чего требует Маэстро от нас в «Серсо». Кроме того, что мы умеем, - менять

Л. Полякова, Б. Ахмадулина, Б. Романов

породу и собственную природу в «угоду» мысли и проблеме. А уж как он этого добивается -Бог с ним!

Не мелочись, девочка! Любить гения трудно, а в нашем деле он прав. Однажды в конце мучительного, трудного пути, называемого сейчас «Серсо», он сказал мне: «Ты должна дорасти до своего таланта. Научись ценить себя».

Но ведь он же не останавливается, не предлагает быть рядом. Ночью - любящие глаза и руки. Днем - глаза ненавидящие и слова, унижающие твое достоинство, от которых хочется убежать и никогда не возвращаться.

Шестого сентября был сбор труппы. Оказывается, день открытия 40-го, а не 21-го сезона на Таганке. Это если считать еще с того, возникшего в 1945-ом году маленького театрика драмы и комедии, куда в 1964-ом пришел Любимов. На этот раз открывались не «Добрым человеком из Сезуана», как было все двадцать «любимовских» сезонов, а спектаклем «У войны не женское лицо» Анатолия Эфроса. У него -напряженное лицо, выступление на сборе труппы ни о чем. Только о том, как мы славно общались во время работы.

25 сентября, Ленинград

Прошло 4 премьерных спектакля «Серсо». Уже временами возникают свобода, ощущение себя в пространстве, даже собственные мысли появляются. Порою приходит чувство обретенной высоты. В общем, я существую нормально.

Паломничество великих имен, фамилий. Знаменитые актеры, режиссеры, драматурги, поэты - все говорят о чуде, о необыкновенной атмосфере спектакля, об особой природе ансамбля. Потрясенные лица гостей, приходящих за кулисы, их единственное желание - посмотреть спектакль еще раз. Так это внешне выглядит. И никому теперь не расскажешь, как мы к этому шли. Наверное, и не нужно. Да и есть ли другой, более легкий, путь? Зависит ли это от человека, за которым идешь? И если бы у Васильева был другой характер, что было бы? Зла нет ни на кого. Единственного, кого не прощаю, хотя играю вместе с ним, - маленького, рыженького супермена.

23 сентября было маленькое торжество. Задним числом решили отметить день рождения Виктора Славкина*: первого августа ему исполнилось пятьдесят лет. Между ним и Васильевым был шуточный спор: автор съест свою шляпу, если весь текст «Серсо» будет говориться со сцены. Мастер испек роскошную шляпу-пирог и заставил автора съесть. Было очень смешно. Запомнилось грустное лицо Сережи Юрского. У Маэстро счастливое лицо,

высокий «теноровый» смех, влюбленность и забота. А мне нужно было уезжать в разгар веселья, нежности, смеха, шуток! Золушка есть Золушка.

Дождь, но все равно пойду гулять.

* Виктор Славкин (1935-2014), драматург. Автор пьес «Взрослая дочь молодого человека» и «Серсо», по которым были поставлены знаменитые спектакли А. Васильева

14 ноября, Москва

Утром вернулась из Киева. Сварила варенье из айвы; потом - озвучание последнее -«ловля блох» в «Гран па» (чтобы навсегда забыть о дурацком фильме). Потом «Маленький оркестрик»* где-то на окраине Москвы, в Доме культуры АЗЛК, потом Ванина головная боль, потом звонок Васильева. Теперь пытаюсь понять: что же означала моя поездка в Киев, куда я не хотела ехать? Бессмысленная для меня съемка и несколько свободных часов в городе. Кирилловская церковь с фресками Врубеля, иконами переднего предела, Андреевский спуск, дом Булгакова. Я вхожу во дворик, медленно осматриваю его по кругу и замираю: у меня вырывается почти крик. На чем-то вроде строительных козел сидит роскошный черный кот. Неподвижный. Потом выгибает спину, косит на меня зеленым глазом и снова замирает. А я тихо-тихо исчезаю

Предновогодняя ночь, 1985.

A. Васильев, Л. Полякова и

B. Славкин (справа)

в мастерской художника Борисова

из дворика, уверенная, что за спиной сейчас что-то произойдет. Теперь я думаю, что если в повседневной бессмыслице случаются подобные встречи, значит, пока все идет нормально и нет особых причин для отчаяния. *В 1980 году главный режиссер Театра на Таганке Юрий Любимов, посмотрев дипломную работу Сергея Арцибашева, по новеллам А. Володина «Женщины и дети» и Л. Петрушевской «Любовь», пригласил его в свой театр. И в этом же году на сцене Таганки вышел спектакль Арцибашева «Надежды маленький оркестрик», где к произведениям Володина и Петрушевской добавилось новелла С. Злотникова «Два пуделя».

6 января, 1986

Канун Рождества. Настроение отнюдь не «писательное». Вспомнила забавнейшую фантазию, связанную с черным ходом на улице Фрунзе. Фантазии женщины, лишенной любви

реальной, приобретают иногда странное воплощение. А дело было вот в чем. Уже не совсем, но еще ранняя юность, мы только что закончили училище, я уже как будто и жена, но еще не совсем законная. Помню какой-то вечер 20 лет назад. Холодно. Либо поздняя осень, либо начало зимы. Мой тогда еще не совсем муж, сильно «накушавшись», спит, а «добрая женщина», моя тогдашняя свекровь, мне выговаривает: «Что ты, сука, с ним сделала?». А в нем тогда было килограммов 100! Даже перевернуть на кровати я его не могла. Помню, что платьице на мне было лиловенькое, купленное на первых гастролях в Риге, дешевое, но казалось чудом. И вот я в этом платьишке ухожу на улицу. Мой последний шанс что-то сохранить, потому что он ведь сейчас проснется и

В центре А. Васильев и М. Шелл

побежит за мной. Дверь захлопнулась, обратно проситься гордость не позволяет, на улице холодно, и я всю ночь провела на лестнице большого многоэтажного дома, с «черного хода». Мы потом некоторое время еще жили вместе, но мой уход совершился именно тогда. С тех пор я считала себя свободной.

Спустя 20 лет я попадаю на этот самый «черный ход», в подвал. Дом на капитальном ремонте, а внизу - мастерская художника-фотографа. Ломая ноги, спускаемся в помещение стиля «модерн» с видео, стерео-записями, с напитками и всякими иностранными штучками. Музыка, разговоры, гости - иностранцы, среди них знаменитый Максимилиан Шелл; вспышки фото, иностранная речь; тела, ритмически покачивающиеся в танце, мгновениями возникающая близость, (с которой не знаешь, что делать) и среди всех, надо всеми - мой гениальный Маэстро. Он один ведет себя как собственник, то отпускает поводок, то берет за шею.

Последний спектакль в уходящем году, приглашение на фестиваль в Западный Берлин. Максимилиан Шелл говорит восторженные слова, такие, что и повторить невозможно! И все - в подвале «черного хода», в давно знакомом доме. Нужно было отдать 20 лет жизни, чтобы заново пережить все это!

.Проводив год 85-й вместе, мы с Маэстро пока еще не встретились в новом году. Но это уже не имеет значения, потому что фантазии и реальность, так странно переплетясь, дают нечто, помогающее выдержать. Да, чуть не забыла: платьишко на мне в том подвале было опять лиловенькое. Потому, собственно, и вспомнилось. Правда, на этот раз итальянское, купленное на гастролях в Братиславе, чуть-чуть маловатое.

Только что, сию секунду раздался звонок, поздравление с Рождеством и с Новым годом. Оказывается, Он уезжал в Ригу. Каким все это будет в следующей реальности - лиловое платьице, «черный ход»?..

5 февраля

Вчера была премьера в Доме кино «Встретимся в метро». Трясет от стыда, от непоправимого ужаса, от невозможности что-либо изменить. При озвучке был потрясающий материал,

и как же все это отвратительно смонтировали!.. Стыдно вам, господин режиссер!* Так мерзко вести себя на площадке, так унижать людей. Вы просто обязаны были создать хоть что-то приличное. И как не обратиться мысленно к любимому, с таким же скверным характером. Он - Маэстро тоже уничтожает на репетициях, но каков в итоге результат! *«Встретимся в метро», 1985. Социальная драма.

Режиссер Виктор Соколов.

31 марта

Дерьмо, дерьмо по уши. В очередной раз этот бессмертный и бессмысленный вопрос: за что? Андрейченко* устраивает истерики, по-моему, просто хочет выйти из всего этого дела. Филозов** невыносим. И при этом суетящийся Маэстро, желающий сделать свои дела и получить что-то, не знаю что, но получить сполна. Какие-то имена, интервью, статьи, в которых о нас практически ни слова!.. Журналисты спрашивают - почему Петренко*** и Васильев до сих пор не имеют театра? А Он хотел бы еще работать и с Демидовой****! При этом находит нужным оправдываться, что написано не с его слов.

*Наталья Андрейченко (род. в 1956), актриса театра и кино, заслуженная артистка РФ.

В спектакле «Серсо» сыграла Надю. **Альберт Филозов (род. в 1937), артист театра и кино, народный артист РФ. С 1959 по 1960 и с 1963 по 1990 - актер Театра им. К.С. Станиславского. В настоящее время работает в театре «Школа современной пьесы».

В спектакле «Серсо» играл Петушка.

***Алексей Петренко (род. в 1938), артист театра и кино, народный артист РФ. С1977- актер Театра на Малой Бронной, с 1978 -

МХАТА, в 1982-1986 работал с А. Васильевым (в спектакле «Серсо», сыграл Коку), в 1991-1992 годах - в театре «Школа современной пьесы». ****Актриса любимовской Таганки Алла Демидова

с Анатолием Васильевым никогда не работала.

1 июня, Шеметово

Два дня на даче. Дом, стирка - со страстью, с наслаждением. Липкий пот дня, ледяной чай со смородиновым листом. В первом часу ночи

Pro memoria

начался дождь. Гроза, наконец, пришла. Вся первая половина июня - страшнейшие грозы. Собрала вещи, села на пороге, чтобы знать, куда тащить Ваню. А когда гроза отдалилась за Шеметово, любовалась ее мощью. Молний такой красоты и разнообразия я никогда не видела. Запомнилась самая странная, самая страшная из всех, - голубая, словно огромная вена с множеством разветвлений, артерий и капиля-ров. Я думала, что молнии - вертикальные, а эта была горизонтальная, уносилась за горизонт. Страх, ужас, восторг вызвали дикое желание сладкого. Я съела, наверное, грамм 200 халвы. Закутанная в одеяло, с порога своего домика увидела невероятное, чудесное: как в ночи, в сверкании зарниц расцвел бледно лиловый ирис, символ декадентской утонченности начала ХХ-го века. Не веря глазам своим, я встала, подошла, потрогала его руками, ощутила слабый запах лимона и какой-то изысканной гнили.

Я столько раз возила за собой тетрадь в Шеметово, даже оставляла ее там, но не было никакого желания писать.

С момента «съезда» с матерью жизнь, обернувшаяся нелепостью, забирает последние крохи моей энергии. Мне нужна наука терпения. Вопросов нет. А счастья и вовсе никогда не было. Я должна держаться. Не толстеть, не допускать «чернухи». Перед возлюбленным, который и есть мой главный враг, нельзя расслабляться ни на секунду. Он-то и подтолкнет тебя в твой последний полет!

Съехавшись с матерью, я совершила ошибку. Мы, наверное, неплохо бы жили, если бы я была похуже, ничего не умела. Тогда она смогла бы передать мне какой-то свой опыт, чтобы я могла попросить ее помочь. Иногда пытаюсь спросить о какой-нибудь примитивной вещи, о том, например, как рассаду вырастить. Был же у нее балкон, и были на нем цветы! Но выясняется, что она покупала рассаду уже готовой, в горшках, на рынке. Не о чем посоветоваться. Спрашиваю: «Мама, что ты будешь есть?» И слышу в ответ: «Что дашь». В ту же секунду почти схожу с ума.

1 августа

Исторический момент. Я заканчиваю со своим «романом века». В защиту Героя, в защиту

возлюбленного могу сказать, что он никогда не говорил мне ни о любви, ни о будущем. Любви в моей жизни не было, думаю, ее уже и не будет. Заткнись на этот счет! Герой оказался тщеславен и суетлив и озабочен строительством «памятника себе» так, что даже смешно. Все это длилось долго и разнообразно! Мы уже год как играем «Серсо», а ведь были еще три года репетиций. Но я справлюсь и с этим. А, впрочем, я фантазировала за двоих, какая уж тут его вина! А теперь есть другая девушка - смазливенькая, молоденькая, говорят, играет Машу в «Живом трупе», говорят -даже поет, а сегодня я узнала, что он репетирует с ней в Театре Моссовета новую пьесу. Фамилию ее так и не пойму - то ли Дребнева, то ли Гребнева. Может быть, мы присутствуем при рождении «звезды». Чем черт не шутит! Ведь общение гениального Маэстро даже с Поляковой что-то сотворило!

Нужно вопрос милой Аллочки Демидовой не забыть: «Зачем вы (Маэстро) тратите силы? Что Вы пытаетесь извлечь из этого бревна?» Бревно - это я. А Инночка Чурикова сказала, что я - «хорошая актриса, но определенного плана. Зачем вы тянете ее на другие роли?» Ах, посмотрела бы я на Вас, Инночка, без режиссера Глеба Панфилова! Какую бы очередную Бабу Ягу вы сейчас играли?

Но я отвлеклась, а начала с того, что в моем «романе века» сегодня ставлю точку. Помню мое пророчество в Воронеже. Я только начала седеть, показывала ему седые волосы. А он говорил: «Какая ерунда!» Я дурачилась: «Уж до 50 лет Вы точно будете меня любить!». Не дотянули. Но, как говорил Винни Пух, есть и другие хорошие компании, где тебя накормят и с удовольствием послушают твою песенку-считалку, ворчалку или шумелку, или сопелку. Сейчас решается вопрос с его театром. «Моим, моим театром, Мила!» Найти в себе силы и, все додумав, не фантазируя, уйти. Ясно, что для работы Ему важны только Петренко и Филозов, а я лишь - «при».

Завтра попытаюсь, наконец, вывезти Ваню на дачу, а там, с Божьей помощью, засяду сама. Заканчиваю озвучание «Очной ставки»*. Страшно, но я иду дорогой деловой женщины.

Придется осваиваться и с этим. Ваня вырос, у него нога 41 размера. Он-то знает меня, как никто. И заставляет меня поступать, как он хочет. Надеюсь на разумное и доброе в нем. А если это опять мой идеализм? Если я хочу и потому вижу в нем только хорошее? Так что куда ни глянь, надо быть сильной женщиной. Большую часть дня я - робот, делаю то, что необходимо. Теперь только бы понять - добро или зло ваша школа, Маэстро? Прощайте! «...Я погиб от лихорадки в болотах Сингапура». Долго объяснять смысл этой фразы. Но, Боже, сколько для меня заключено в ней! Сто лет одиночества.

Я сейчас коротко стриженная с почти белыми волосами. Седая девушка. Подстриглась, когда еще не знала всего до конца. Очень давно, с Андрюшей Смирновым я тоже отрезала волосы, но покрасила их в черный цвет. Как невыразимо грустна моя жизнь! И как я выдерживаю все это - загадка. Пожалуй, соглашусь сниматься на студии «Беларусь-фильм». Не стану отказываться ни от чего. Пусть будут деньги. Вы должны быть довольны, Маэстро. Ваша школа - хорошая школа. Но как больно, как больно!!

3 августа, Шеметово

Слава тебе, Господи, Ваня на даче.

27 сентября, Москва

Больница имени Боткина. 13-го, в субботу я оказалась на операционном столе. Делали много переливаний крови, сейчас вырабатываю ее сама, ем гранаты, черную икру, грецкие орехи. Ходят люди, у всех трепетные глаза и одно только слово - санаторий. Ваня вырос, что-то осознает, стройный подросточек, они неплохо ладят с Валей. Маэстро добывает театр, весь в этом, но трепетно передает приветы. Тоска!.. Видеть чужие лица и не видеть Его. Но кто Он мне? Я пытаюсь отдалиться и представить Васильева всего-навсего «руководителем». А ведь там вокруг Него уже собрались маленькие, упорнень-кие. И что же теперь делать таким старым боевым товарищам, как я, да еще и перерезанная вдоль и поперек? Плачу и плачу. За что такая расплата? В чем мой грех, знать бы.

*«Очная ставка», 1986. Драма, детектив.

Режиссер Валерий Кремнев.

30 сентября

Маэстро появился. Глаза смотрят на меня с восторгом, даже провел рукой по моему лицу, чтобы понять, в косметике я или нет? «Артистка Полякова, да вас хоть сейчас можно на выход!»

Пришел со студии им. А.М. Горького директор. Я (учитывая мои невеселые дела со здоровьем) предлагаю ему исполнителей на замену. Но голубоглазый директор сказал: будем ждать артистку Полякову, чего бы нам это ни стоило. 7 октября группа уезжает в Чехословакию. Съемки начнутся в конце октября. А «Серсо» реально можно будет играть в ноябре. Вот когда я обязана быть в форме.

Ощущение осени, осенних деревьев, людей, которые ко мне приходят, даже чашки кофе -все обострено и вызывает благодарность в душе. Чувствую, что те, кто приходит ко мне в больницу, делают это не формально, что они действительно хотят меня видеть. А во мне, видимо, из-за перелитой, чужой крови совершается перестройка: возврат к женственности, к нежности. Не надо железных решений, дружок! Ты ведь не Алеша Птицын, который «вырабатывает характер». Характер-то имеется и не слабый! А Маэстро - он такой, какой есть. Другие -хуже, да, к тому же, еще и не гении.

1 октября

Еще одну операцию перенесли на послезавтра. Наверное, есть причины. Ясно, что мое состояние осложнилось. Плачу, плачу. Завтра исчезнет соседка, которая страшно раздражала меня. Палата на троих, нормальная, но жизнь-то делают люди.

В окне багряно-рябиновый куст. С ужасом ощущаю, что сегодня я никого не хочу видеть. Когда я слаба, когда у меня нет сил, я никого не хочу видеть. Не могу слышать чушь вроде: «Держись, ты сильная, у тебя Ваня.» При людях не свернешься в клубок и не поплачешь. Мне нужно получить от кого-то хоть немножко сил. Чтобы погладили по волосам, сказали: «Поплачь.» А перед приходящими я должна держаться.

Уже 6 октября

Операция была третьего. Операционная веранда - в лесу. Желтый лес над головой, мой лепет: «О, Господи, вы сами-то понимаете, как

Л. Полякова на гастролях в Лондоне. 1987

у вас здесь красиво?» И суровый окрик в ответ: «Хватит болтать! Ложитесь!»

7 октября

Пронзительно яркий день. Такой вкусный воздух! Желтые, восковой прозрачности листья под ногами. Меня сегодня прогуливала Баскакова. Она говорила: идем, пошуршим. И мы шуршали часа полтора. А сейчас я в маленькой палате, в узком солнечном пенале. Лежу, вспоминая, и даю себе обещания. Все будет так, как будет. Я жду результатов гистологии. Есть уверенность, что меня ведут туда, куда надо. Душа растет. И страдания нужно почувствовать, и боль, и несправедливости, чтобы я задала свой вечный вопрос «за что?» Операций я почти не помню. Кажется, что у меня нет ни возраста, ни пола. Вижу несказанную смесь багряных красок, небо, солнце за окном. Чувствую, что живу. И все молодое, страстное, со смехом, со слезами во мне живет. Мне кажется, все здесь в больнице делали мне только добро. Я способна ощутить красоту, гармонию дня, минуты, мгновенья. Как сохранить это позже потом, когда снова обрушится вся дрянь, «весь джаз» жизни. Вспоминаю гениальный фильм Боба Фосса «Весь этот джаз» о мужчине-художнике,

о красавице-женщине, которая за вуалями возникает мимолетно, постоянно, видением смерти, присутствующей рядом. Опять передыхаю, потому что нет сил даже писать.

13 октября

Ровно месяц, как я живу во второй раз. 13 сентября снова лежала на операционном столе. Маленькая великая женщина Ольга Ивановна с безумными глазами бегала по больнице, искала кровь, потому что своей у меня уже не было. Счастье, что я не потеряла сознание в «Скорой» и в последнюю секунду перед наркозом. Оглушающее ощущение, что мир обрушивается на тебя, и твоя бедная голова стучит по камням булыжной мостовой. Почему-то долго лежала в коридоре. Маленькие медсестрички, все маленькие, как на подбор, утешали меня.

.9 октября вечером я была уже дома. Отдохнуть не удалось. Начались восстановительные прогоны и генеральные «Серсо». Как будто и не было этого месяца. Ваня еще мал, моя мать опять в больнице, а я даже полежать не могу, чтобы тихонько, осторожно вернуться в эту жизнь, а вокруг были бы добрые и заботливые родственники, поддерживали, выражаясь фигурально, под руки. Такой уж мой рок. После трех операций снова ходить в больницу к матери. Господи, прости меня, нет сил бороться.

16 февраля, 1987

Печальные месяцы, недели, дни, часы. С единственной сверхзадачей: выдержать, переждать. Глухое раздражение перерождается в тупую головную боль.

24 июня

Если Бог еще за меня, то через пять часов я в Берлине, а далее - автобус до Штутгарта.

Безумный, прекрасный, незабвенный мир, ты непознаваем в своих парадоксах! После операционного стола - на фестиваль Театра наций в Штутгарт. Эту тетрадь я возила и в Пермь, где были съемки, но говорить о них не хочу. Меня еще и надули, не заплатив пока ничего. Там я снова встретилась с пермской деревянной скульптурой, приобрела уникальную книгу о ней, роскошное немецкое издание.

Ездили с «Серсо» в Ленинград, на гастроли, играли в старинном Измайловском парке, в летнем павильоне начала ХХ-го века, стиля модерн. После спектакля шли сквозь восторженную толпу, сквозь строй милиционеров, ощущая себя, по меньшей мере, знаменитым рок-ансамблем. Это драматические-то актеры!

За прошедшее время я ушла с Таганки, где оставалась по просьбе Анатолия Эфроса и даже ходила на репетиции его «На дне». Театр Анатолия Васильева на Воровского теперь называется «Школа драматического искусства». Маэстро встал на ножки, пробует голос. Мальчик оказался шустреньким. А мы - всего лишь русское быдло, которое он должен доводить до кондиции. Договорился до того, что будет «выжигать» нас, - то ли ставить клеймо, то ли - каленым железом. Я не выдержала и сказала: «Перестаньте, право!» Репетиция была остановлена, все участники разогнаны, как водится в последнее время. Восстановление, возобновление «Серсо» вообще проходило как кошмар, трагически-омерзительный: с матом, ором, правда пока без рукоприкладства. Да-с, с воспитанием, с высотой души у Гения не очень-то!

Допишу, если вернусь, Бог даст.

17 февраля, 1988

Все состоялось. Был Штутгарт. Был старинный студенческий город с ратушей Х1У века и площадью перед ней. Были собор и Галерея современного искусства, Роттердам, Амстердам, Гаага и невозможный в земной жизни, невероятный, божественный Волендам. Был пляж под Гаагой, обед на набережной, где я пела. Купалась в Северном море. Был Лондон, один только Лондон, но он и есть «государство». Спектакли играли каждый день. Теперь я отлично знаю лондонскую подземку.

Я держалась за ограду Букингемского дворца, ела йогурт из фруктов, орешки, колбаску, фисташки, клубнику. На Оксфорд-стрит купила летние сапоги, а на Пикадилли - модные сейчас духи «Пуазон». Через несколько дней уже свободно ориентировалась на улицах: Риджент-стрит, Оксфорд-стрит, Пикадилли, побывала даже в Сохо. Поздним вечером возвращалась в свою маленькую комнатку студенческого общежития в старинном университетском центре, где мы жили, и где все было, как и 100 лет назад.

Мы существовали как бы на двух полюсах одновременно. Прекрасное общение со зрителями, ошеломивший нас прием спектаклей и ненависть Васильева. Он нас вывез в Европу, а мы, неблагодарные, смеем общаться с ним, как прежде, обычно! Позволяем думать, что восторженное отношение к нам английских зрителей заслуженно. Тогда как все это - Он, Он! Ах, Маэстро, как ему хотелось быть тираном, а кругом чтобы были рабы. Но из страха и подачек ничего хорошего никогда не получалось. Развлекайтесь пока, если Вас это греет. В ответ вы получите равнодушие и презрение. Хочу спать, продолжу чуть позже.

Январь, 1988

«.Я погиб от лихорадки в болотах Сингапура». Не могу объяснить, что эта фраза для меня значит. Прежде, в другой жизни, все мои тетрадки начинались бы: и вечный бой, покой нам только снится!

Репетиции «Серсо» в голубой комнате Таган ки.

Он: «Вы в дерьме, вы в болоте!»

Я: «Маэстро, подайте руку, если вы уже на твердой земле».

Ну, так вот: я осталась в болотах Сингапура. Уже давно я вожу за собой тетрадь, которую купила в Каунасе летом 1987-го года перед гастролями в Белграде. Хотела начать ее в Штутгарте, и в Роттердаме, и в Лондоне, но не писалось. Еще с Ленинграда, с Измайловского сада, куда весь город ломился на «Серсо», ненависть и раздражение стали основными нашими чувствами. А держаться приходилось и дома, и в студии, то есть в Школе драматического искусства.

Pro memoria

Л. Полякова, 1987

2 января

Утром была чудовищная сцена, начавшаяся моим невинным вопросом: «Мама, не хочешь ли котлеток?» Ссора с криками и оскорблениями положила конец моему самосжиранию, постоянному ощущению вины и греха. Что же за мука такая? Все время казню себя за то, в чем я не виновата. Прости меня, Господи! Ведь еще два-три года назад я смогла бы нафантазировать, какую-нибудь картинку из своего прошлого подмалевать, приукрасить. Теперь от всего, что я вспоминаю, только боль, унижение, стыд. Изматываю себя, голова постоянно болит. Сегодня, я думаю, покончено с иллюзией, что еще немного - и мать поймет меня, а я постараюсь достойно терпеть все это.

25 июля, Душанбе

Горы кругом и горная река шумит. И хочется совершенства во всем. Со мной Ваня. Оброс, опростился, не желает мыться. Подросток с гитарой, обаятельный, забавный по реакциям, пребывающий в своем собственном мире, который он тщательно оберегает.

В три часа у меня съемка. У нас все хорошо. Загораю в камнях. Этот нежный душистый цветок Ваня сорвал на склоне горы, куда очень трудно подняться.

1 августа, все еще Душанбе

Последний день нашей фантастической поездки. Если Бог даст, мы полетим с Ваней в Москву и привезем деньги. От убогого и примитивного окружения я стала уходить в горы загорать, в первобытной обстановке - голой. Так что по ощущениям вернулась назад, в прошлое, когда стройной девушкой 23-х с небольшим лет бродила по Баксанскому ущелью под Терсколом, что под Эльбрусом, потом оказалась в Сочи под Малым Ахуном. Глубоко-глубоко внутри у меня ничего не изменилось. Прибавились опыт, знания, выросла тоска и уже почти никакой надежды. Но все те же - влюбленность в красоту, ощущение себя в гармонии с миром, забота о соблюдении достоинства. На съемках живем с сыном в полузабытых условиях коммуналки: 4 семьи в квартире и одна кухня, где с утра до вечера варят-парят и жрут, (прости меня, Господи!), я совершенно перестала стряпать. Большая заслуга в этом Ивана, который, как мартовский кот, избегался от жары, от несимпатичности сервиса и перестал есть. Так что питаемся арбузами, дынями, лепешками, орехами, сыром. Я очень подобралась, красиво загорела и решаюсь в трусиках и в майке разгуливать «по зоне». Мало этого: назло, уж я не знаю кому, стала бегать по утрам и с удовольствием. И за все это еще и деньги получать, господа?! Ну, не сказка ли! Деньги я мало ценю и не придаю особого значения тому, что я делаю. Но, оказывается, люди, коллеги, товарищи меня воспринимают иначе. Я в их глазах что-то собой представляю. Значит, вопреки вечному моему недовольству собой, образовалось, - назовем это грубым словом, - мастерство. И если режиссер хоть немножко мне доверяет, получается «нечто» даже из примитивного сценарного материала.

9 августа, Москва

Третий день репетиций «Серсо». Напротив меня сидит, ходит, стоит самовлюбленный человек, с гипертрофированным ощущением себя: «Я, я, я!.. » Боже, какая метаморфоза! А ведь это было уже. А мы старались не видеть! Обращались к себе, к своему несовершенству, делали что-то с собой, пытались «дорасти», «допонять». И

вот стало ясно: либо он Воланд, либо монстр. Скучен безумно. Оживляется, лишь рассказывая о предстоящей или бывшей заграничной поездке или по поводу очередной статьи. Физически почти неприятен. Ужасная мысль посещает: а вдруг Король гол? Предложить что-нибудь, кроме поездок, не может.

.Вечер. Продолжение. Читает очередная девушка по имени Вера. Ну эта хотя бы эффектна. Помню трепет и задыхание ее в мае, а сейчас она уже уверена в себе, уже «героиня» Васильева. Ну, посмотрим и на это цветение!

Не свожу с Него глаз. Какое счастье освобождения! Еще недавно все ранило смертельно. Как я выжила, не знаю. А сейчас - не отводить взгляда, не обижаться и провоцировать вопросами. Мир больше не рушится.

10 августа

Моему подростку 14 лет. Хотела как-то особенно провести этот день. А в результате -очень тихо. Ваня на даче. Пока он остановился на музыке. Бог даст, после 8-го класса попытается поступить в Гнесинское училище. Дай Бог тебе, мой подросточек! В общем, ты мне нравишься. Когда у меня есть силы держаться - все хорошо.

13 августа

Ввод Бочкарева в «Серсо»*. Осознать, что уже нет Гребенщикова,** .невозможно. Не получается. Вчера, по случаю «Продавца дождя», имела разговор с Маэстро. В доверительном (прежнем) тоне говорил о Лире, об О'Ниле, о «Пушкинском доме» Андрея Битова; о том, что ценит «Бесов» и Дюма. И при этом весь год заниматься чушью!..

Вечером приехал Ваня с дачи. Целый день был в Загорске. Вчера купили ему форму. Рост - один метр восемьдесят два сантиметра. Каково?! Форма сидит как влитая.

* Василий Бочкарев, к этому времени - актер Малого театра ввелся на роль Юрия Гребенщикова после трагической гибели последнего. **Юрий Гребенщиков (1937-1988), артист театра и кино. В 1959 году окончил школу-студию МХАТ. С 1959 года - актер театра имени К.С. Станиславского в Москве.

В 1982 г. ушел с Анатолием Васильевым в Театр на Таганке.

В 1987 году начал работать в «Школе драматического искусства». Играл в спектаклях А. Васильева «Первый вариант

„ВассыЖелезновой"», «Взрослая дочь молодого

человека», «Серсо».

20 августа

Снова репетиция «Серсо». Та самая Дребнева сидит теперь с нами, свободно общается со всеми.

Ах, какая прелесть вся эта ситуация с девушками Маэстро! В общем, живем «одной большой дружной семьей». Благодарю Бога, что меня это уже не ранит, а только забавляет. Хотя, если задуматься, за эти десять лет рядом с Гением совершился качественный скачок в моем человеческом и актерском развитии. И пусть это шло тяжело, со страданиями, на сплошных отрицательных эмоциях, но - шло, и спасибо судьбе.

24 ноября, Мюнхен

Сегодня отыграли последний спектакль. Немецкая пресса назвала меня лучшей актрисой, приезжавшей из России. Уже давно я действительно играю хорошо, с тех пор, как освободилась от Маэстро и поняла, что никому до меня нет никакого дела. Разочаровалась в партнерах, перестала уважать всех. Один только Митька Щербаков исключение.* Делон он и есть Делон! И вот этой славной компанией с Васильевым во главе ездим, играем, живем. Хельсинки, Будапешт, Мюнхен. Уже 2 часа ночи. Засыпаю. Купила Ване гитару за 200 марок из мастерской Сеговии. *Дальвин Щербаков (род. в 1938), актер театра и кино. С1965 года работает в Театре на Таганке.

Играл в спектаклях «Жизнь Галилея», «Пугачев», «Живой», многих других.

В спектакле «Серсо» сыграл Пашу.

7 декабря, Париж

Подарок судьбы! Сижу во внутреннем дворе Лувра. Тень короля Генриха рядом. Вчера сыграли первый спектакль. Ах, моя бедная голова! «Прогуливаю» новый парижский платок за 100 франков. Самый модный!

10 декабря

Снова во внутреннем дворе Лувра. Жить в пяти минутах ходьбы от дворца! Париж стоит

Pro memoria

обедни, как сказал король Генрих. О, дай мне мужества, тень короля! Я оказалась в такой компании, что готова отказаться и от Парижа, и от Рима. Чем больше Филозов ходит по музеям, тем больше ненавидит окружающих. А Васильеву кажется, что он на свои деньги вывез все наше быдло в Европу. Все, включая обслугу, чувствуют себя униженно и оттого полны агрессии по отношению друг к другу.

В Париже забастовка в метро. Начали ее коммунисты, а Бобиньи, где мы играли, - район коммунистический. Такси стоит дорого. Многие зрители-французы не захотели жертвовать ничем, чтобы увидеть спектакль Васильева. Поэтому зал был не полон. А Гений срывает зло на нас. Взаимная связка ненависти. О, король Генрих!

11 декабря

Версальский парк. Замшелая мраморная скамья, тишина. Маленькая птичка с желтой грудкой упорно смотрит на меня. Поделилась с ней французской булочкой от своего французского завтрака. О, да их слетелась целая стайка! Хорошо, что я взяла с собой черный кофе в термосе. Тепло, чудесный воздух, прелые листья. По ощущению, то ли поздняя осень, то ли ранняя весна, а снега нет в помине - такая здесь зима.

14 декабря

Бродить по Тюильри и плакать от тоски. Сад Тюильри, улица Риволи, площадь Конкорд. А я хожу, тупо сижу и плачу. И тень короля Генриха не спасает. У него была цель - Париж. А я попала в скверную компанию.

15 декабря.

Сакре-Кер, Монмартр, потом другая сторона Сены - Сен-Жермен-де-Пре, Латинский квартал. Дальше сама нашла театр Одеон, попала на Новый мост. О, Генрих снова на коне! Спектакль отбирает все силы и чувства, а пополнить их не от кого. Вот в чем ужас. Должна быть влюбленность в кого-то, во что-то. Стихи нельзя воспринимать каждый день. Для этого нужен определенный настрой души. Не могу сейчас ходить по музеям. Ну, ходила по галерее д'Орсе. Не воспринимаю ничего. Душа пуста. Вместо «Гамлета» посмотрела я «Эммануэль». И не стоит притворяться, не

перед кем. Низко? Ну и пусть будет низко. С утра пойду в «Тати».

24 декабря

Наступил последний час в Париже. Все завершилось еще и гриппом. Он скрутил меня так, что, видимо, и мое настроение, и слезы, и оценки были продиктованы болезнью. Оставшись совсем одна в эти последние три дня, я пожалела всех и позавидовала себе.

Божественный час в Нотр-Даме, органная музыка едва угадывается. Согнутая, не могущая пошевелиться от боли, я попыталсь сидеть прямо, «постигая» культ Девы Марии, ее лона, в котором зачинался Христос. Православие настаивает на трагическом подвиге человека. А католичество - на самой жизни, строгой, высокой. А, впрочем, Бог даст, додумаю все это в Риме. Последняя чашка кофе со знаменитым бле де бресс и сыром камамбер.

25 декабря, Рим

С Рождеством Христовым! «Прогуливала» по Ватикану свои маленькие мальчиковые полуботиночки и новую куртку. Слушала мессу Папы Римского. Так светло! В его интонациях не только старость, но покой тайны. В номере чуть подремала, а пробудившись, поняла, что должна все это немедленно увидеть. Балкончик, с которого Папа говорил, рассмотрела еще с корсо Виктора Эммануила. Минут через 15, перейдя через Тибр, была в Ватикане.

31 декабря

Господи, Боже мой! Больше обратиться не к кому. Да, я хотела одиночества, но достойного, высокого. Я смирилась с тем, что нет личной жизни, захотела служить общей идее, а мы создали этот театр, где кроме взаимной ненависти, раздражения, лжи нет ничего. Все это уничтожает, обессмысливает само мое существование. Мастер - мелкий диктатор, все подгребающий под себя! Господи, как стыдно! Я умоляю, Господи, дай мужества! Видимо, придется уйти. Весной исполняется 25 лет моей работы в театре. По существующим законам я могу уже просто не работать, жить на пенсию, перебиваться какими-нибудь договорами. В Риме почти десять вечера, в Москве - почти двенадцать. Поздравляю тебя, Ванечка, с наступающим Новым годом! Через неделю мы

Люди, годы, жизнь

Л. Полякова с папой Иоанном Павлом Вторым

встретимся. За 3 месяца путешествия по Европе я поняла только одно: у них много своих сложностей, которых нам, гостям, не видно за витринами с изобилием товаров. Надо дома делать свою жизнь достойной. Ванечка, я поднимаю бокал (сока) за тебя. Будь мне поддержкой, мой мальчик! Я теряю силы. Дай тебе Бог здоровья, доброты и разума! Есть одна только боль - моя мать. Прости меня, прости!

4 января 1989 года

Только сейчас я раскрыла подарок Папы, полученный в Ватикане: распятие на длинной жемчужной цепочке и небольшая открытка с его автографом. При пожатии я почувствовала теплые старческие руки. Обычные слова - «Все будет хорошо.» - обрели необыкновенный смысл, потому что были сказаны в Ватикане Иоанном Павлом Вторым. Обращение на русском в присутствие тысяч паломников со всех стран. Слова о смирении, морали и добре сказаны нам - актерам из Москвы на русском языке. Потрясает до слез! Даю какие-то обеты себе и ему, и сразу рождается надежда. Хорошо, что записала все это немедленно, едва пришла.

В лиловой (как одежды кардиналов) куртке, в лиловом берете, чулках и перчатках, в черной юбке и ботиночках, при ярком римском солнце в январе, я шла по узким улочкам Рима, по

древним мостам через Тибр, который оказался мелким, с зеленой водой. Жалко, что в тот же день не записала прогулку по Капитолийскому холму. Поразил Колизей. Не ожидала, что он такой огромный. А Капитолийская волчица, напротив, показалась маленькой собачкой, и два младенца-пацана сосали ее - Ромул и Рем. Глубоко внизу древний и бессмертный Рим и триумфальные арки одна в одну выстраивались в перспективе.

Жаль, что театральные мелочи отвлекают. Сколько еще не узнано, не прочитано, не додумано. Сегодня первый день, когда ничего не болит.

6 января

Все еще Рим. В последний день - великолепная прогулка по городу. У римлян праздник. Пестрые нарядные толпы с детьми, с шариками. О какой мечте говорит Петушок в «Серсо»? О том, что Отечество представлялось ему праздничной демонстрацией: «Мы, в белых майках и легких летних брюках, на всех балконах люди, и они приветствуют нас.» Что поняли римляне, посмотревшие наш спектакль? Неужели нашу русскую тоску?.. Ведь они-то, итальянцы, живут, свято соблюдая все свои праздники и обряды, и сами как дети, легкие и нарядные. Поняли они главную сцену спектакля, - наше

Участники спектакля «Серсо» с Ф. Феллини и Д. Мазиной

Д. Мазина и Л. Полякова

сидение на полуразрушенной террасе старой дачи, за ужином со свечами и высокими бокалами, с красным, как кровь вином, в котором зажигался и мерцал свет?.. С прямугольниками белых конвертов, - писем из прошлого России, которые, переходя из рук в руки, «порхали» над столом?.. Они, римляне, сохранили свой Дом, никогда не посягали на него. Разве, что нынешние немцы, потомки оккупантов, увидят в нашем спектакле что-то «тягостное и обвинительное » для себя. А французы, бельгийцы, те же итальянцы говорят о «Серсо»: «Интересно, но про что это?!»

Разные у нас проблемы! А уровень художественного восприятия - у них невысок. Это нам только казалось, что он у них исключиельный. Так что зрительского «обвала» в Риме не было, и Запада Мэтр «не убил».

Сегодня сбылась моя давняя, молодая мечта: я посидела на площади Испании у лодки-фонтана, поднялась по знаменитой лестнице наверх к вилле Боргезе, через замок Медичи. Вечно зеленые пинии. Рим почти весь в лесу.

8 января, все еще Рим

Не могли улететь и остались в Риме еще на три дня. Ничего себе, подарок судьбы! На последнем прощальном балу Феллини смотрел на меня с восторгом и говорил, что ему хотелось бы поработать в театре, в котором есть такие

красивые женщины. И еще про мой «грандиозный талант». Я: «Грацие, маэстро, грацие!». И Мазина целует руки! Немного ерничаю, потому что все это - фантастика! Но так ведь было.

Три безумных дня на «перестройку». Прихожу в себя от всего нашего внутритеатрально-го ужаса, он ненависти коллег, от вечных болезней. Прощание с «Серсо». Начало моей новой жизни: одинокой, пятидесятилетней, никому не нужной женщины и актрисы. Ванечка, я очень тоскую по тебе!

23 апреля

С 16 по 23 апреля - Кельн. Я все-таки доехала до Кельна! В моей жизни это наивысшее: прожить неделю возле Кельнского собора. Сегодня утром я посидела у статуи Мадонны, поставила

свечки, вспомнила ту нашу поездку с «Серсо», безумную ночь в Дюссельдорфе, на вилле незнакомой миллионерши. В пушистом американском опоссуме, купленном в самом дорогом магазине Кельна, я возвращаюсь к мечте. Слушая близкий бой колоколов Кельнского собора, укрытая мехом на голое тело, я пила шампанское впервые за два года этих поездок. Не считая денег, не думая о будущем, покупала то, что нравилось, ела то, что хотела, сидела в кафе и в ресторанчиках. И все это, благодаря безумной идее Наташи Андрейченко и Макса Шелла - прочитать «Евгения Онегина» с симфоническим оркестром Кельнского радио под музыку Прокофьева под управлением великолепного Герда Альбрехта на русском языке. А я ведь отказывалась и не хотела ехать! Самолет идет на посадку. Господи, помоги! Дай мне доставить радость Ване - я везу ему гитару.

9 июня, Ялта

Мои глаза смотрят на море, я слышу его шум, различаю запахи. А за спиной, на пляже, на песке какие-то странные и страшные существа обоего пола. Что они сделали с собой, со своими телами, голосами? Воспринимаю их, как оскорбление. Даже дети не умиляют. Человек изгадил и себя (на сотню - одно хорошее лицо), и все вокруг. Особенно страшны молодые девушки, а ведь им рано или поздно становиться матерями. Предчувствую их судьбу. Боже, как страшно они будут наказаны!.. Скверные запахи, омерзительная одежда в бесчисленных ларьках на набережной, жареные пироги, ялтинские колбаски, химические лимонады - все отвращает. А жующие тела еще и разговаривают. Если бы они только послушали себя!

13 лет назад я была в Ялте, в сущности, уже тогда превращенной в «сточную яму». Теперь впору ходить по улицам с противогазом. Я побежала сегодня к себе - прежней, которая когда-то жила здесь и трепетно ждала писем от Васильева. А он и тогда был жадина. Скупец жалел каждое слово. Я всегда отдавала больше, чем получала в ответ. Свой роман я, конечно же, придумала. Но единственный стимул для меня - любовь, пусть и в воображении.

Моя бедность в ранней, да и поздней юности и морально, и физически была унизительна.

Дух не мог подняться. Я мечтала о том, как когда-нибудь буду одета! Сейчас на мне застиранная майка, и это не имеет никакого значения, потому что завтра, если захочу, могу стать королевой.

Человек должен иметь относительный достаток. Я вот потеряла перед отъездом бриллиантовую сережку, и хоть бы где-нибудь, что-нибудь дрогнуло.

Звонила Ване, он сдает экзамены. Будем надеяться, что мой сын станет девятиклассником.

25 июля

16 июля совершился обряд моего Крещения. (Не знаю, крещена ли я была бабушкой в детстве?) Перед этим я так истерически истязала себя, что пришла ужасная мигрень. Но такого одиночества, такой абсолютной оставленно-сти у меня в жизни, кажется, еще не было.

Обряд совершался в святом источнике. Я -в простой черной юбке и словацкой белой кофте, выстиранной и выглаженной утром. Не взяла документы - оказалось, не нужно. Не хватило денег, и я побежала за ними, а меня ждали. В конце обряда я бабьим, жалостливым жестом прижала голову священника к своей груди, сострадая человеческой природе. Женщина у церковных ворот, когда мы уезжали, воскликнула: «Ах, как вам повезло, какое вам отличие!» Что бы все это значило?

25 июля

Продолжу, чтобы окончательно не сойти с ума. В последние дни я чувствовала, что могу броситься к любому прохожему, попросить помощи, жалости, чтобы утихла, наконец, эта боль.

Когда-то очень давно, как и все дети, я произносила слова: «мама, папа, баба, деда.» Сейчас они вызывают во мне лишь боль и обиду. Многие люди самоутверждались за мой счет, а я в очередной раз заползала в нору, повыть, поскулить. Потом снова становилась птицей фениксом, возрождаясь из пепла. Мое восхождение происходило после очередного предательства. Последнее оказалась уж очень тяжелым, потому что я осталась буквально без средств к существованию. Герой моего романа про это и не подумал. На сегодняшний день есть только

маленькая зацепка - съемки в Белоруссии в главной роли. Может быть, как всегда спасет профессия. Но ведь мне пятьдесят лет! Выгляжу (почти всегда) на 40. Смогу ли продержаться еще лет эдак десять? Боже, суди меня как хочешь, но не оставляй! 8 августа, Смолевичи, Белоруссия Первый день съемок картины «Мать урагана»*. Мы с Ваней живем в местечке Смолевичи, под Минском. Свое 15-летие мой сын встретил верхом на коне. В ковбойской шляпе, без седла и уздечки скачет сегодня по местным полям. Как всегда на съемках, когда нужен дождь, стоит потрясающая погода, целый день солнце. Сейчас уже 9 часов вечера, а оно и не думает заходить.

Утром бродила по лесу, и вдруг пришло воспоминание, «замкнулся круг». Август у меня почти всегда посвящен Андрею Сергеевичу Смирнову. Сегодня в лесу среди вереска, мхов, сосен, грибов, я перенеслась на 23 года назад, под Выборг. Смирнов снимал там фильм «Комиссар» по рассказу Юрия Олеши «Батька Ангел»**.

Там была почти такая же поляна, но мох - более голубой и цвета грибных шляпок из коричневого переходили в темно-красный. А девушка Мила Полякова была трепетной, как в самой ранней юности, и любила бескорыстно. Не помню, куда делась та куча грибов, которую я насобирала, - штук 40-50 боровиков! Помню, как я бежала вдоль «съемочного» поезда и хотела, чтобы разорвалось сердце, потому что к Смирнову приехала жена. Я уже тогда знала, что ничего не будет, хотя какое-то время сказка еще длилась.

Теперь, 23 года спустя, в Белоруссии грибы были не белые, но такие же красивые. Шляпки без красноты, бархатные на зеленом мху. Я по-прежнему чувствую счастье, видя этот лес, мох. И, вспоминая тот август, благодарна, что он был, но ничего не хочу вернуть.

*«Мать Урагана», 1990, СССР. Исторический фильм о восстании белорусских крестьян в XVIII веке. Режиссер Юрий Марухин. Людмила Полякова - Агна Ветер ** Киноновелла «Ангел» в киноальманахе к 50-летию Октябрьской Революции «Начало неведомого века» (по рассказу Ю. Олеши), 1967.

Л. Полякова и Ю. Соломин

Режиссер Андрей Смирнов. Символистский фильм о «революции в белых одеждах», снимался в Белоруссии. Полякова играла беременную Бабу как символ России, беременной революцией. Фильм двадцать лет пролежал на полке и в 1987 году был показан на фестивале в Турине. Через тридцать лет его показали в московском Доме Кино.

8 сентября, Минск-Москва

Сильно болело ухо, с отеком, антибиотиками, каплями, снотворным. Но - съемка и нужно было ехать. Накануне целый день лежала в гостиничном номере, болела каждая клетка.

Сегодня совершила прогулку по старым, заповедным местам. Полежала на той самой поляне, на мху, нашла гриб-зонтик, а, вернувшись, сварила много-много кукурузы. Кажется, она-то меня и вылечила окончательно. А теперь вот поезд «Минск-Москва». Купе СВ, и я одна, и как это вовремя! Чтобы все вспомнить, обдумать и завершить еще один круг.

Возвратившись в Москву, на студии Горького я примеряла костюмы для фильма о Достоевском. И вдруг буквально натыкаюсь на Юрочку Соломина. Он целует меня, смеется, спрашивает: «Где ты, что ты?» Я, как всегда, отвечаю: «Нигде и ничто.» Он неожиданно предлагает: «Ну, а если в Малый?» Говорит всерьез, чтобы до конца года я уже была в труппе Малого театра. Соломин спросил, есть ли у меня звание,

А.Васильев

и тут же сам себе ответил: «Да какое это имеет для тебя значение!..» Да, я просто Полякова. Мне кажется, если это случится, то так и должно быть. Завершится еще один круг моей жизни. Через 25 лет отсутствия блудная дочь возвратится домой.

Принимать то, чего я не могу изменить; иметь мужество изменять то, что могу, и мудрость - отличать одно от другого. Вот мой новый девиз.

26 ноября.Чехословакия.

Глубокое чувство провинции. До Праги -часа три на хорошей машине, а до районного центра Будеевицы - полчаса на автобусе. Итак, городок Глубока-на-Влтаве. День и особенно сумерки - совсем рождественские. Маленькое местное кладбище, все в маленьких, защищенных от ветра, огоньках-свечах. Я вышла на него в сумерках. Сегодня воскресенье. Живущие внизу люди успели подняться на холм, зажечь свечи, постоять и возвратиться к своим делам, домой. Все так мудро и не страшно, и нет нашего кладбищенского мрака с теснотой и загородками.

Весь день шел чистый пушистый снег. Он не тает здесь, и за два часа я оказалась в зиме. Быть в провинции за границей, наверное, особенно тяжкое испытание. Где-то в Праге происходит бархатная революция. Просветленные лица. В Будеевицах студенты с метелкой охотятся за каждым окурком и «вылизывают» ра-тушную площадь после каждого митинга. Мне послан этот день!

Плакала с утра, навзрыд, безутешно. Надо же мне было именно здесь, в этой ситуации, начать «Чевенгур» Платонова. Такая ярость ко всему этому обманутому «совку»! И пожалела свою мать Веру Степановну. Милая, существует без мыслей (кроме как о своих болезнях), без мудрости, ничего не поняв в этой жизни, в бесконечной обиде на нее. Боже, пошли мне силы работать до последнего дня и приносить посильную пользу людям.

Вторая моя боль - Васильев. Думала ли я, что буду писать о нем с пустотой в груди, «без сердца», которое еще недавно было полно любви юношеской на пятом десятке? Я не хочу видеть Вас, но не таю зла. Прощайте! В день отъезда в Чехию, 20 ноября, я была в его театре и в течение десяти минут был завершен мой 13-летний путь с ним. Он сидел напротив меня, подсказывал, как писать заявление об уходе. Я ерничала. Слава Богу, рука под его взглядом не дрожала, но было что-то аморальное во всем этом. Я не стану призывать силы небесные на Вашу голову, Маэстро, потому что ад, в который вы себя ввергли, уже сам по себе достаточное наказание. Если в сердце одно честолюбие и жажда славы любой ценой, Вы достойны жалости. Даже, чтобы жить, нужно великое мужество, а еще и преодолевать вашу чернуху!.. Ну, нетушки, Князь, слава Богу, что я ушла от Вас.

28 ноября

Поучаствовала в интеллигентной словацкой революции в Будеевицах, постояла на

Pro memoria

площади, заплакала, когда в полдень зазвонили колокола, а в 12.05 пошли грузовики «с хлебом». Я «раскололась» на слове «хлеб». Чешская революция, Россия, превращенная в Совок...Я никогда не решилась бы выйти на Пушкинскую площадь в Москве с протестом. А на лицах чехов нет агрессии.

Думаю о трех десятилетиях моей осознанной совковой жизни. Как у Ахматовой:

«Меня, как реку, суровая эпоха повернула,

И я своих не знаю берегов»

Полузабытое видение из прошлого. Я, восемнадцатилетняя, работаю в засекреченном «ящике» ученицей токаря. Промасленный живот, которым я почему-то горжусь. Мечтаю переместиться на верхний этаж, где собирают самолеты. Поблизости западно-германское посольство. Мы против чего-то протестуем, разбиваем чернильницы о стены особняка. То есть, я-то чернильниц не бросаю, мне не доверено, но долго еще помню общее озлобление толпы. Мы шли протестовать, сами не зная против чего. И все было заранее организовано «инстанциями». Сейчас ситуация изменилась: есть выбор, «альтернатива», как модно ныне говорить. Однако люди не дают себе труда подумать.

.Прогулка до замка Глубока-на-Влтаве. Удивительно цельная неприступная постройка и при этом красивая, как бы выросшая из скал, холмов, лесов. От замков впечатление, что они вырастали постепенно, словно могучие вековые платаны. Так мне казалось, когда я стояла перед Кельнским собором и перед Нотр-Дам, что они не строились, а возникали, поднимались из недр земли.

Дальше, дальше!.. С того (упомянутого выше) авиационного предприятия, я «спикировала» в магазин «Подарки» и месяца три простояла ученицей продавца в отделе льняного белья. Носила свитер с белым воротничком, глаза подкрашивали «под Нефертити» (раскосые полосочки от уголоков век). Меня всегде спасало врожденное одиночество. С детства я знала, что никто из окружающих не поможет. Считалась очень некрасивой, а мои двоюродные брат и сестра - красивыми. Так и вижу их низенькие сальные лобики и густые черные брови! В нашем доме жила еще одна «признанная»

красавица Ольга с некрасивой, по общему мнению, сестрой Зинкой. Почему я вспоминаю их лица, имена? Потому что, всех их, красивых и некрасивых, неизбежно ждали торговля, или тюрьма, алкоголь, проституция.

Сегодня я плачу над Гроссманом. Купила роман «Жизнь и судьба» на той же площади в Будеевицах. 20 лет назад я приехала в Братиславу почти сразу после вторжения наших танков. Было пронзительное ощущение стыда, кожей чувствовала ненависть людей вокруг. На улице старалась не говорить по-русски. Время от времени спрашивала себя: «А я -то чем виновата, я то при чем?» Помимо моей воли возникал еще и комплекс нищенства. Братислава казалась мне раем земным. Я удивлялась: «Да чего вам, протестующим, надо?» Теперь, после своего двухгодичного турне по Западу, когда через двадцать лет судьба вновь забросила меня в Чехословакию, я увидела, как резко снизился их уровень жизни. Нам, в нашей бедности, до них по-прежнему далеко, но здесь своя точка отсчета: Швейцария, да и Австрия близко.

Окончена еще одна тетрадь.

30 августа, 1990

Шеметово под Сергиевым Посадом. По традиции, «останний день лята».

Вечером звездное небо. Холод ночью. Синий яркий день.

И мое одиночество.

21 февраля, 1991

Инфантильная или детская мысль контрастна: плохо - хорошо, добрый - злой. А весь земной путь - в поисках оттенков, компромиссов. Мир таков, что в нем намешано все. В самом человеке - возможность отбора и право выбора. Что он читает, что смотрит, что и как говорит, и каким голосом и т.д. - это уж он сам. Как просто!

Не писала, потому что надоело бессмысленно жаловаться.

30 июня, Шеметово.

28-го похоронила мать. Было так много обид, негативного между нами, что временами казалось - не выдержу, сойду с ума, не прощу, не забуду. Конечно же, забыла все, как только осознала ее смерть. После отпевания исчезла всегдашняя моя нервозность. Были

только собранность, ответственность за ее душу, забота о том, чтобы проводить мою Веру Степановну достойно.

В Шеметово приехала вчера. Для передышки. Идет мелкий дождь. Слушаю Моцарта.

Ночь на 22 июля

Я понимаю, что актерская тусовка в театре им. Станиславского клубилась вокруг меня из-за Васильева. Сама по себе я никому ничего не могу дать, кроме душевного общения. Через меня нельзя делать дела. Оказывается, я должна была поддерживать идею «центра» имени Георгия Буркова. А я не была уверена даже в том, что нужен «центр» Василия Макаровича Шукшина. Что такое дружба, каковы ее пределы, зачем она?..

Попыталась заснуть. Не смогла. Поставила кофе. Буду варить макароны, потому как голод не тетка, а пока варятся, попишем, отобразим.

Кооперативное кино - это работа на износ, в жутком ритме, в невыносимых условиях. Пыль, грязь, отсутствие не только горячей воды - еды на площадке. Так было под Пензой в степи, так в Москве, на Остоженке. Еще и ужасные сквозняки в так называемом «павильоне». Все сидят друг у друга на голове, в перерывах всухомятку жуют булочки. В Пензе усилилась аллергия, в Москве - чудо-бронхит.

Четыре часа утра. Покушала макарончиков с томатным соусом. Вот она, прелесть одиночества! Делаешь что хочешь. Хорошего, пожалуй, все-таки больше. Теперь надо постараться и очень спокойно отойти от Вани. Советы и опека хороши, когда их просят, как просят чистое белье, еду, деньги. Приятно оказывать «мелкие приятности». Отношения с сыном хорошие (особенно, если я отлично обслуживаю и даю больше, чем ожидалось). Он мальчик «ничего себе»!..

Рассветает. Живот набит макаронами, а в четыре часа дня - съемка.

3 августа.

На сороковой день после смерти матери я захоронила ее прах. Рассказала Ване, как все это было: один на один с могильщиком на чудовищной по размерам территории старонового долгопрудненского кладбища-свалки с жуткими воронами и чайками, огромными,

неподвижными, безголосыми. Быстро-быстро темнело. Чуть ли не в семь часов вечера я каким-то необъяснимым чутьем нашла могилу, где был похоронен муж Веры Степановны. Могила беспросветно заросла сорняками и я, обдирая руки, кинулась ее расчищать. Говорила умершей какие-то слова о том, что я теперь все сделаю, за все отвечаю и все будет красиво. Назад могильщик повел меня мимо еще более жуткой свалки с безмолвными чайками. Чем не ад в «Божественной комедии» Данте?

.Жду ночного поезда, накупила массу овощей, китайского шелка (зачем-то). Вот такие крайности.

7 августа

Городок называется Борисоглебск. Очередные съемки. Сегодня сынику 17 лет! Уехала сознательно, хотя и на жизнь необходимо зарабатывать. Ваню надо потихоньку отпускать. Моя опека состоит в том, чтобы накормить и дать лишнюю десятку. А я высказываю ему какие-то обиды, выясняю отношения, прошу, чтобы он входил в мое положение, думал о моем здоровье, работе. Так долго, всеми доступными способами добивалась свободы от любви и дружбы, а теперь хочу попасть в рабство к сынику, ждать от него сочувствия по поводу моих проблем. Фу, как глупо, старуха! Давай-ка освобождаться и от этого соблазна.

30 августа

Я, еще с детства, с похорон Сталина панически боявшаяся толпы, вышла на улицы. Смотрела на танки и БТРы, плакала и смеялась на митинге у Белого дома и не испытывала страха. С гусиной кожей, с дрожью вдохновения, я любила всех. Казалось, что мы теперь другой народ. Но я ошиблась. В последующие два-три дня нарвалась на такую ненависть!.. Даже приняла ее на свой счет. Я не знаю, кем работали эти люди, но они явно чего-то лишаются. В свете происходящего материально я лично тоже ничего не приобретаю. Только в общечеловеческом плане: не видеть этих рож, этих лозунгов, не слышать постоянного вранья по радио, с экранов и трибун, иметь возможность смотреть и читать то, что я хочу. А больше мне ничего и не нужно. Я никогда не хотела лишнего, зато могу радоваться теперь. Конечно, мне показалось, что

люди стали другими. Но хорошо, что были эти дни, с 19-го по 21-е августа 1991 года.

28 сентября, Шеметово

Два подарочных дня - и в смысле погоды, и в смысле свободы. Даже приемник сломался, и только шум ветра за окном, шорох облетающих листьев, да еще сумасшедшей красоты бабочки летают.

29 сентября

Осень есть осень. Холодно, мокро, зябко и бесконечно, беспросветно грустно. Сродни моему теперешнему состоянию. Плохо себя чувствую физически и морально. Все болит. Мне кажется, что болезнь и смерть матери надорвали меня. Я не могу отойти от этого ужаса, и кажется, что ничего не окончилось. Сижу перед печкой, смотрю на огонь и ничего больше не хочу. Я устала бороться, ползти, карабкаться наверх. Меня предавали все, кого я любила. Я старалась достойно отойти в сторону и сделать вид, что сама так желаю.

Купила «Тайную доктрину» Блаватской.* Вдруг теперь я пойму все? Увлекаюсь сейчас философией. Вдруг вспомнилась чья-то фраза: учиться философии - это учиться умирать.

*Елена Петровна Блаватская (1831-1891) -религиозный философ теософского толка, литератор, публицист.

26 декабря

Рюмка коньяка и бутерброд с красной икрой в это полуголодное, это безумное время. Ребенок уехал на свой первый фестиваль в Вятку. Вчера прекратил существование СССР. Сынок ушел из ГИТИСа, а я сдала новую премьеру - «Детоубийцу»* и уже на новом месте, в Малом театре, на шестом десятке лет признана одной из красивейших женщин. Про талант умолчим, это от Бога, а уж красота - мое собственное достижение. Шучу, шучу.

* «Царь Петр и Алексей» по пьесе Ф. Горен-штейна «Детоубийца». Малый театр, 1991. Режиссер В. Бейлис. Людмила Полякова -Евдокия Лопухина, первая жена Петра I.

29 декабря

В преддверии наступающего голодного 1992-го года идет жуткая объедаловка. Продукты хватают, где можно. У меня чувство,

Л. Полякова - Простакова.

Ф. Марцевич - Митрофан.

«Недоросль». Малый театр

что я никогда столько не ела. Впрок. Господи, прости нас, помоги нам хоть чуть-чуть обрести свое достоинство! То, к чему я так мучительно шла, я получила: полное одиночество. 10 февраля, 1992-й год Пишу на «Детоубийце». Жаль, что так давно не брала тетрадь. 3 января я играла «Недоросля», а там приехали Ира с Жераром*, и бесконечные «ан пе, ан пе», то есть «немножко-немножко»... И банкеты, банкеты. Хожу в парилку. Я еще все-таки ничего, как говорят. И «Недоросля», как говорят, играю «на грани гениальности». (Смеюсь, конечно!) Не поздравила себя с днем рождения, и никто не поздравил. Ну, это наше личное дело с Богом. Я уже слабо-слабо прозреваю задачу, мой путь, мое самосовершенствование.

*Ира - Ирина Вавилова, единственная близкая подруга Людмилы Поляковой, ее соученица по Щепкинскому Училищу, бывшая актриса Малого театра, в настоящее время живет в Париже.

5 мая, Шеметово

Пришло равновесие, а с ним и решение: прямо и просто отказать одной из родственниц. Объяснить, что избушка в Шеметово, этот домик с клочком сада и огорода для меня вовсе не жилье и не место обитания, а некое единственное пространство, где я восстанавливаюсь, просто-напросто работая на земле, где я общаюсь с природой, живу в гармонии и любви с ней. Если кто-нибудь, кроме меня, будет жить в доме, все это исчезнет.

Родственники не поймут и будут думать, что я плохой человек. Подобными унизительными рассуждениями я занимаюсь уже два дня, доводя себя до слез, и только к вечеру, «творчески поработав», порадовалась молодому месяцу, показала ему медяки для метро, убеждая, что это тоже деньги, жгла костер в ночи.

18 мая, Шеметово

Каким-то чудом я все-таки отказала родственникам. Хочу надеяться, что навсегда. Очень много работы на огороде. Кажется, я никогда не избавлюсь от этих сочных, наглых одуванчиков с их чудовищными корневищами. Хочется все сделать, навсегда, расчистить землю и ощутить аромат цветущей черемухи, слушать пение соловья. Какой вкусный зеленый суп из собственноручно сорванного щавеля!

Неожиданные съемки, какие-то национальные спонсоры, балдеющие от меня. Это на шестом-то десятке!.. Они не понимают, что маска уверенной в себе женщины неопределенных лет - это ради куска хлеба, а сутками молчать - вот мое естество. Не кисни, старушка. Живи в своей в избушке, разводи огород, сражайся с одуванчиками..

Утро 6 июня

Сегодня пятница, а спектакль у меня в воскресенье. Говорят, в Москве опять дикое повышение цен. Поеду в город к вечеру. Может, завтра выберусь на кладбище, надо привести все в порядок. Дикая нищета, борьба за кусок хлеба не украшали ни мое детство, ни юность, и не было ни игрушек, ни книжек, а мать была молода, не устроена, с ребенком. Рядом жили злобные родственники, и никто никого не понимал. Не помню ни капли нежности или

любви от кого-нибудь. С шести лет пионерские лагеря на все лето. Временами думаю: а как же все-таки получилась я такая? Когда я впервые задумалась и стала искать ответы посреди совершенно животной жизни? Вот теперь дошла и до Блаватской. Совсем другой путь был мне уготован.

9 августа, Шеметово

Утекают куда-то реки денег. Уже не до творчества. Хватаешься за любой эпизод. 12 тысяч отпускных, 18 - за последнюю картину, 30 перед этим - и все уходит на еду. Что-то выделила Ване на его студийную запись. Купила немного косметики по последним ценам. Зато едим форель или омуль. Треска - стоит сто рублей, а форель и омуля - шестьдесят. Вот такие парадоксы! Справили сынику 18 лет. Гуляли в два приема. В первый день были его отец и бабушка Тамара. Ваня продемонстрировал папе свой музыкальный репертуар. Тамара затихла, как огромная серая мышь. Удивлялась: «Сынок, я не думала, что у тебя такая музыка.» А ванин папа в это время цыкал на меня: «Все! Ты больше не вмешиваешься! Я сам теперь буду руководить всем! Всем молчать! Наливай!» Ну, я и «накушалась», как давно себе не позволяла! На следующий день Ваня пришел с друзьями. Истратив еще тысячу, сделав опять стол с икрой, я уехала в Шеметово. Сынику 18 лет! Как хорошо, что он есть!

А сейчас, как обычно, - тоскую. Что она такое, моя тоска, - блажь или благо? Вечный ком в горле. Стираю и мою посуду. Жалко всех. Много читаю.

3 сентября

Списала где-то цитату: «У Бога не просят добавки». Тетрадка была на месте, но я не смогла раскрыть ее. Что я праздную в своей душе? Праздник предательства? Помню, как в ранней юности мечтала о сильном друге, - он поймет, подскажет, поведет. И я шаг за шагом стану подниматься к высшему. Теперь этот путь я совершаю одна, да еще с восемнадцатилетним сыником, которого надо тащить за собой. Сыник «возник» в 35 лет!.. Самыми преданными, как и в юности, оказались книги. Но уже не те, что тогда - не «Джен Эйр», не «Консуэло». Ныне я читаю и перечитываю «Великие

Pro memoria

посвященные» Шюре, «Розу Мира» Андреева, Блаватскую, Камю, Кьеркегора... Приобрела все философские сочинения конца Х1Х-го - начала ХХ-го века.

Да, я могла быть нормальной, любящей, и любила самозабвенно. Великий всплеск души происходил тогда, когда творчество и любовь были нераздельны. Наверное, я до сих пор люблю Вас, Маэстро, но Вы безжалостно все оборвали.

Ваня вернулся из Азова, повзрослевший, загорелый, очень красивый. Приватизирую квартиру, влезаю в очередные съемки, цены дикие, скоро открытие сезона, ну и хватит об этом.

9 сентября

«Человек образуется мыслью. О чем он думает в одной жизни, тем он становится в другой». Это из Упанишады*. Мне кажется, что я всегда это знала. Все, что сейчас читаю, - словно воспоминание или тайная радость знания. Объегорить ближнего и съесть самому кусок послаще - там, в запредельности, не имеет смысла. Но чем я плачу за свое материальное благополучие? Вот такой вопрос.

*Древнеиндийские религиозно-философские

трактаты.

1 июня, 1993, Шеметово

Сломался мой многолетний друг, моя маленькая «Соня» - приемник, купленный еще в Лондоне. (Тогда, тогда!..) Поэтому я вне времени, а лишь в пространстве. По солнцу, сейчас полдень.Маленький перерыв в моей вечной войне с сорняками. Грандиозное пространство очистила, скажу я вам! Жара, сорняки, комары, агни-йога, молчание. В странном я сейчас периоде. Вялые мысли неожиданно обретают гармонию. Я ищу и постигаю смысл. Как бы случайно в руках оказывается именно та книга, где есть ответы на мои вопросы. Странные, удивительные книги я читаю!

Тьфу, тьфу, не сглазить бы!.. У Вани «образовался» спонсор...(Как их там сейчас называть!) Так что, полный вперед, сыник, твори!.. А мамка, наконец, перестанет унизительно добывать кусок хлеба и сможет расслабиться. Побудет немножко женщиной-артисткой. Когда на мгновения отвлекаюсь от бесконечного добывания еды, испытываю счастье.

Я не знаю, что такое богатство, но унизительную нищету испытала вполне. Нелегко человеской душе в подобной ситуации. Качественная еда, приличная одежда, - и ты свободен. Минимум! По-моему, я опускаюсь до жалобы или мольбы.

28 июня, Новосибирск

Гастроли театра. Я с «Царем Петром и царевичем Алексеем»*.

Божественно удачный день. С третьей попытки дозвонилась до ребенка и купила, наконец, еще одну книгу Блаватской. Отчего я не ищу какого-то кружка, общества, где все волнующее меня смогу обсуждать? Оказывается, и не надо: все произойдет само собой, не суетись, ничего не торопи.

*Другое название «Детоубийцы» Фридриха

Горенштейна.

30 июня

Полная луна. Печаль разрослась и понемногу душит. Тревожит Ваня и эта его баночка с травой. Я высыпала содержимое в унитаз. Мы посмеялись. Как страус, прячу голову под крыло и не хочу верить в самое страшное. Может быть это и шутка, а если нет?!

Сыну почти девятнадцать, и я его кормлю. Он принимает все, как должное, а мне неудобно попрекать его хлебом. С получки не могу купить даже зубную пасту. Еда, самая примитивная. Конечно, (пока еще) не одна картошка. Но мало овощей, почти нет фруктов. Я перед ним как бы извиняюсь, что не могу дать большего. Как я чувствовала себя в этом возрасте? В девятнадцать лет давно уже работала, потом училась, получала именную стипендию, по тем временам - целое богатство! Я знала, что мне никто ничего не должен, и до сих пор принимаю такой порядок вещей. Тревожно за сыника, за его полное неустройство! Наверное, я в чем-то виновата. Надо настаивать, требовать, даже в ущерб хорошим отношениям.

Заняла 30 тысяч, чтобы разделиться на два дома. Я слишком долго знала бедность, но мне уже 54 года. В запасе нет ничего, и если случайно не заплатят зарплату, нам не на что будет жить. Хорошо, что себя продавать уже не надо. Никто не купит.

5 августа, Шеметово

Мое благословенное Шеметово, мои любимые сорняки! Я поняла, почему у матушки земли так много сорняков. Мощно и всепроникающее они растут, потому что зеленый растительный мир - это физическая энергия земли. У одуванчика ее больше, чем у «культурных растений», значит, для земли он важнее. В высшем «надвидимом» мире нет моральных оценок. Для меня сорняк - плохо, но сколько в нем силы, какой он жизнеспособный, сочный! И сколько энергии дает земле!

13 августа

Состояние лениво-текущее, растворенное в солнце, в любимых сорняках. Было выяснение с Ваней наших житейских проблем, но выход один - довериться сыну и его судьбе. Что я могу? Перестать кормить? Устраивать каждый день «объясняловку»? Застрахую дачу, потому что денег нет совсем. Имеется немного продуктов в запасе - и все. Отметили день рожденья сы-ненка. Ему уже девятнадцать. Славно посидели с Ирой и Натой. Ваня вдохновенно пел, и я решила - пусть все идет, как идет. Уже два дня подряд сумасшедшее звездное небо и звездный дождь.

14 августа

Самый большой кайф, когда законно можно ничего не делать! Прибрать избушку, приготовить еду, выпить чаю и взять книгу, тетрадочку. Накануне был ливень, и, хотя проглядывает солнышко, - земля мокрая, работать на ней нельзя. Имею полное право поваляться, набив пузо гречневой кашей с мятным чаем. В перспективе - котлетка с чесноком, а завтра, Бог даст, вырою немножко своей картошечки, поем со своим укропчиком, со своим огурчиком.

Сегодня суббота. Отовсюду доносятся голоса соседей и их гостей, поэтому задерну занавески и лягу с книгой.

16 августа

Поехала в Москву. Стоит на секунду остаться вне привычных, самой же придуманных, якобы важных дел и очень умных книг, как охватывает чувство непереносимого ужаса. Я очень устала.

29 августа, Шеметово

Заточение дождем. Лежи, лежи в теплой норке, читай, слушай радио, размышляй, пиши!.. «Заточение» вызвано еще и крайней степенью

моей нищеты. Разделились с Ваней. Какой-то минимум еды оставила ему, что-то взяла с собой, пережидаю, чтобы оттянуть момент, не начать продавать вещи. Какую-то премию грозят дать к открытию сезона! «Заточение» оказалось очень вкусное: картошечка молодая с укропчиком и огурчиком, морковка с молочком, чесночно-петрушечные бутерброды с мятным чаем. Жалкий кусок курицы, который я привезла с собой из Москвы, был лишним! Вся моя жизнь получила гастрономический «чесночно-укропный» оттенок.

Пытаюсь мечтать, но не мечтается. Ощущаю бессмыленность настоящего, а впереди - болезни и смерть. Что из земного опыта перенесется в запредельность? В притче о блудном сыне - накал страстей. Временами я подбираюсь к смыслу, вижу свет, ощущаю легкость. А потом опять погружаюсь в бессмыслие.

Две соседские девочки сказали вчера: «Нам так нравится ваш розовый домик. Кажется, что там живет фея». Это про мою-то избушку! Вот и награды дождалась.

30 августа

Поехала в Москву. Моя плебейская натура не переносит долгого лежания. Я что-то должна делать, стирать, убирать, готовить. Может быть, еще успею платье к открытию сезона сшить. А что?! Фея так фея.

24 сентября, Алма-Ата

Осталось три часа до начала спектакля. Впервые так сознательно, так азартно иду на этот «подвиг». Сегодня играю «Дядюшкин сон»*. Спасите и сохраните, силы небесные. Продолжу потом.

*«Дядюшкин сон», Малый театр, 1992. Спектакль по одноименной повести Ф.М. Достоевского,

режиссер Э. Марцевич. Срочный ввод Людмилы Поляковой на роль Марии Александровны

Москалевой состоялся в Алма-Ата в 1993 году

24 сентября

Мне выпал случай, и я, актриса, оказалась в нужном месте в нужный час. Тяжело ли, трудно ли было? Ураган аплодисментов в зрительном зале. Невероятная моя радость и чувство азарта. Ну-с, мы победили! С Богом! Восторженные оценки партнеров, коллег, окружающих.

Насколько преувеличенно? Да какое это имеет значение! «Я есть», и моя голова ни от чего не закружится.

Фантастические, невероятных оттенков розы, которые мне поднесли из зала, все до единой раскрылись до сердцевины и пахнут волшебно. Полиэтиленовое ведерко для мусора, драпированное газовым платком, стало сосудом, чашей, компонентом красоты.

Блаженные дни пустоты.

Тревожусь за голос.

29 сентября, день ангела

Силы небесные послали подарок - сновидение. Во сне опазываю на «Дядюшкин сон», но в костюме из «Продавца дождя». На ходу, залезая в ботинки, кричу в зрительный зал, что «я здесь, я сейчас!..» А они, черные, на босу ногу не налезают. Почти падаю. Вылетаю на сцену и не знаю первой фразы. Дальше помню, а первую - забыла. И около меня никого. Никто не суетится, не подсказывает. Я в пустоте. Ищу хоть кого-то и попадаю на Виктора Ивановича Коршунова. Он начинает меня клеймить позором, я оправдываюсь, что бегала за каким-то лекарством, что мне это нужно было для голоса, для спектакля. А все вокруг с радостью наблюдают за моим унижением. Меня не защищает никто. Спектакль отменяется. Проснувшись,

я улыбалась от того, что, к счастью, этот ужас случился во сне, а не на яву.

Постараюсь достать в Москве «В поисках чудесного» Петра Успенского* и сочинения Гурджиева**. Дорога впереди бесконечна. Не отвлекаться на глупости.

* Петр Демьянович Успенский (1878-1947) - русский философ, теософ, эзотерик, оккультист, таролог, журналист и писатель, математик по образованию. Книга «В поисках чудесного» рассказывает о пути саморазвития в условиях современной городской жизни.

**Георгий Иванович Гурджиев (1866-1949) -философ, мистик, оккультист, композитор и путешественник. Его работы посвящены саморазвитию человека в повседневной жизни.

2 октября, все еще Алма-Ата

Женщина наклоняется и шепчет доверительно: «Это вам лично от Президента». Огромная корзина гвоздик. Представляете, какой эффект это произвело?! Я не очень люблю гвоздики, господин Президент, но вы же этого не знали! Все равно, спасибо. Благодарю Вас! 6 октября

В Москве стрельба окончилась, и положение более или менее нормализовалось. Я дома, вся в цветах и в воспоминаниях о своем триумфе.

Л. Полякова - Марья Александровна Москалева. «Дядюшкин сон». Малый театр, 1993

Должна быть какая-то премия или воспомо-ществование. Подошла к окошечку кассы, а мне говорят: «Вам ничего нет». Передо мной осветитель (не знаю, как его зовут) получает 160 тысяч, а я - всего 60.

Еще вчера ощущала себя едва ли не героиней, спасшей честь Малого театра! Сыграла в Алма-Ата 10 «Дядюшкиных снов» подряд, президент Казахстана лично поздравил корзиной цветов. Спрашиваю директора Малого театра Коршунова: «Почему?.. » А он овеча-ет: «У тебя процент не тот». Я говорю: «Мы же не на овощной базе.» Он мне: «Это ты после "Дядюшкиного сна" так со мной разговариваешь?» Одной единственной фразой Виктор Иванович Коршунов уничтожил меня. Даже не поняв, что он сделал, вернул к моему исконному состоянию. Несмотря на все мои великие книжки, - ощущение раздавленной лягушки. Ком в горле и ничего не хочу выяснять. Удар был настолько ужасен, что я плачу до сих пор. Странная у меня судьба! Постоянно толкают в кучу дерьма, а выбираться из нее я должна сама.

25 декабря

Сейчас, после премьеры «Царя Бориса»* Георгий Свиридов целует и говорит: «Деточка! Разве такие, как ты, еще бывают?» Композитор Свиридов - это уже история и бессмертная слава русского искусства. Нечеловеческое потрясение от огромного замирающего зрительного зала. А дома сажусь, как всегда, одна, ставлю перед собой программку премьеры, рюмку водки, четыре блина, кусок селедки. Будто бы кто-то хочет выпить со мной и приглашает: «Давай выпьем, детка!»

Больное горло. К счастью, спектакль вечером, а сейчас сосу жженый сахар. Плохо себя чувствую. Потрясает наш огромный мемориальный зал в здании на Театральной площади, а дома некому и чашку чая подать. Раньше, когда Ваня был маленький, я шла на спектакль -на «Продавца дождя», например, - отдохнуть. Теперь мне совсем скоро будет 55! Но я все еще хожу в театр отдыхать.

Роль царицы Марии - матери убиенного Дмитрия когда-то играла Ермолова. Не думаю, что перед премьерой ей приходилось жарить блины или стирать.

Л. Полякова - царица Мария Федоровна Нагая. «Царь Борис». Малый театр, 1993. Фото Н. Антипова

Мне, не имеющий никакого звания, дали в театре самый высший актерский разряд. В ближайшие дни (если останусь жива) - репетиции «Волков и овец». Позвонила Еремеева, моя любимая Татьяна Александровна, одна из старейших в театре: «Милочка, я хочу, чтобы Вы стали улучшенной Пашенной».

Пашенной, я думаю, тоже не приходилось в день премьеры заниматься уборкой и хозяйством. Хоть на два дня дать бы передышку голосу! Кто-то в театре сравнил меня с Папатанасиу. Был такой кумир нашей юности - греческая актриса трагедии, я ее помню.

Надо разобраться с Ваней. Все-таки хочется этой дурацкой чашки чая дома. Умная седая девочка, смирись! Мы же договорились. Тебе не положено! Встань и налей себе эту чашку сама.

*«Царь Борис», 1993, Малый театр. Режиссер

Владимир Бейлис. Сценическая версия театра

по одноименной пьесе А.К. Толстого. Людмила Полякова - царица Мария Федоровна Нагая, в иночестве Марфа.

28 января,1994

Мне 55 лет. Немыслимая цифра. Бокал хереса в вашу память, Петр и Вера, давшие мне жизнь. Отец, которого я не знала. Какой ты был, кто ты был? Бог с тобой, я тебя отпускаю.

Pro memoria

Участники спектакля «Дикарка». Малый театр

Моя дорогая Вера Степановна, мама! Отчего до сих пор такая боль по тебе? Твоя жизнь -сплошной ужас. За что были отпущены тебе все эти муки? Я видела их. Отпусти меня! Я тебя тоже понемногу начинаю отпускать.

Цыпленок, бутылочка хереса и - «все свободны»! Как я любила раньше это состояние! А ты, сыненок Ваня, наверное, тоже мираж, как и все прежние. Жаль только, что ты не можешь этого понять, и нет смысла тебе это объяснять.

22 мая, Пенза

Не тянет к бумаге. Думаю о том, чтобы сжечь тетради, - все до одной за эти годы. Попытка кому-то рассказать о себе, надеясь на то, что когда-нибудь, кто-нибудь прольет слезу, умилится, посочувствует - безнадежна. Почему более всего пишу о движениях души? А для коллег сохраняю «имидж» уверенной в себе актрисы. Ненавижу себя за эту игру, а остановиться уже нельзя. Все хотят видеть талантливую, уверенную, красивую, даже молодую Полякову. Потом

возвращаюсь в собственный дом ползать и плакать, иногда сутками. Собственный ребенок тоже хочет сильной, уверенной, здоровой матери, которая быстро, ловко, с улыбкой обслужит, даже развлечет. И я должна держаться. А теперь еще и самый страшный экзамен - «Волки и овцы». Премьера в конце июня на большой сцене. Все будут смотреть и судить с пристрастием. Если честно, я боюсь только за голос, который зависит от моего нервного состояния.

Гастроли театра в Пензе. Я здесь с «Дикаркой». Гостиничный номер - маленькая келья. Меньше у меня была только в Лондоне.

6 августа, Шеметово

В жару, под палящим солнцем, в одиночестве. Кусочек земли - мой маленький островок. Уединение приходит, когда соседи с их пронзительными голосами уснут. Тогда живу, дышу под звездным небом.

Выпустила «Волки и овцы». Огромный успех. Многие в театре не могут примириться с такой Мурзавецкой - молодой, обаятельной, уверенной в том, как она делает свои дела. Быстрицкая куда-то исчезла, то ли сказав что-то, то ли написав «докладную». На одной из репетиций я обратилась с вопросом к постановщику «Волков» Виталию Иванову. Он ответил всерьез: «Моя режиссура, Мила, безупречна». Самолюбие у моих коллег - не дай Бог кого-то задеть! Но главное, есть результат. Успех и спектакля, и моей Мурзавецкой.

Завтра Ване 20 лет. Боль и сострадание к сыненку. Ну, кто мог ожидать, что соблазн красивой жизни: машин, легко доступных денег, -обрушится на наших нынешних молодых? Им кажется: малейшее усилие - и ты уже богат! Но ведь за все надо платить. Ваня стремится в роскошную жизнь. Думает, что там для него уже приготовлено место. И не надо трудиться, получать удовольствие от труда, раз-два - и ты уже в «кадиллаке»! Сын летит на обманный огонь, а я не могу ни помешать, ни помочь. Чувствую себя виноватой. Чего-то в свое время не внушила, чему-то не научила. Мысли плывут. Я, наверное, заболела. Поеду в Москву лечиться. Люблю оставлять свой домик в Шеметове чистым. Люблю в него возвращаться. Лишь бы у Вани все было хорошо!

11 августа. Шеметово

Доползла до маленького, чистенького, потихоньку разрушающегося домика - и принялась плакать горько, безутешно. Смысла в моем плаче нет. Есть ощущение катастрофы. Лет десять назад меня предупреждали: «Смотри, Милка, упустишь парня! Слишком ты его балуешь, все ему прощаешь, никакой строгости». Я восставала: «Да подите вы все вон! Я воспитываю не раба, а личность! Вы не знаете, как воспитывается личность!»

Помня свое унизительное детство и юность, я хотела поставить сына сразу на две-три ступеньки выше. «Грязную работу сделаю сама! Ты только расти, совершенствуйся!» И вот оно выросло, мое чудо, мой единственный, мой Богом данный. Все при нем, он красив, умен, обаятелен, он - лидер, он талантлив. Но не хочет ничего добиваться сам, дилетант по природе. Если я его хорошо обслуживаю, не мешаю ему часами лежать, слушать записи, смотреть бесконечные клипы - у нас идеальные отношения. Он даже может снисходительно-тепло спросить: «Ну как ты, Петровна?» Но не дай Бог, если Петровна захочет всерьез рассказать, как ей живется.

Я мечтала о талантливом сыне, который пойдет дальше меня. А он хочет сразу заработать много денег. Если денег платят мало, то и работать не будет. Ладно. Последняя моя обида!

.Весь день лил дождь. Часам к восьми вечера я выползла из избушки и вот сижу на пороге, впитываю земляной дух, слушаю тишину. Комары еще не вылетели на свое черное дело. И потихоньку явилась мысль о том, что жить все-таки надо. И силы нужны, чтобы по возможности хоть что-нибудь поправить. Без скандалов. Без этих выматывающих душу слез.

31 августа, Москва

Три глотка водки «Абсолют» - лучшей в мире. Немного поборолась с нищетой, а потом решила: «Нет смысла уж очень экономить, все равно - нищета». А мой красивый взрослый сын не дает мне даже малой надежды на заботу и п онимание. Он весь в своих проблемах. Ну, что же, будем ждать. Главное - уметь освобождаться. Например, очистить балкон от всего, что напоминает о прошлом. И посмотреть, что

останется без этих напоминаний. И больше никогда не сдавать бутылки и банки.

Вспомнилась последняя трагическая сцена «Безобразной герцогини» Манна. Она сидит перед столом, уставленным яствами, пожирает все руками, и рот ее, и пальцы лоснятся от жира, она вытирает их о свои роскошные одежды. У ног Герцогини - молодой возлюбленный, который смотрит на нее с обожанием, но душа ее умерла, и ей ни до чего нет дела.

1 сентября

Час назад позвонил мой любимый педагог и директор и сообщил, что мне присвоено звание. Странно, - в душе ничто не шевельнулось. Если бы лет 20 назад!.. Тогда по возрасту я была бы исключением из сонма народных и заслуженных.

Нет ни одного человека, которому захотелось бы об этом сообщить. По-видимому, я надорвалась. Хочу радоваться от бокала вина, от хорошей, как сегодня, погоды.

Сентябрь

Одна в поселке. Во всяком случае, на своем краю деревни. Три золотых дня бабьего лета. Мистическое зрелище - журавлиный клин с гортанными, тревожными криками. Я поняла, почему журавли вызывают тоску. Божественное зрелище, когда красивые изящные птицы подстраиваются друг к другу, соблюдая дистанцию.

До одури, до головокружения собирала грибы, ночью их варила, сушила, засовывала в морозилку, потом везла в Москву. Вкусные. Три больших пакета оставила в Шеметове.

Загульный месяц - сентябрь. Открытие нового сезона. 30-летие окончания Училища. Пропивали мое звание. Оказалось, очень нервное дело - пропивать почетное звание. Такое ощущение, что меня всю «расхватали». И эта жуткая фраза: «Я совершенно искренне рада» или «Я рад». Мне приходилось искать в себе эмоции, уверяя что и «я рада потому, что и вы рады». Хотя было очень приятно, когда огромный зал Малого театра разразился овацией при сообщении о звании. Ну, а дальше суета, банкеты, банкеты. И еще Ваня. Поставила условие: чтобы до конца сентября нашел работу.

Сыграла уже четверо «Волков». Тот же успех.

, -¿Г*

V г

гЛ> ! к

1

#

ч»

7 #

1 октября, Шеметово

Золотая осень держится из последних сил. Все мгновенно меняется. Ливень, солнце, звездное небо. Я, наконец, оклеила свою маленькую светелку обоями, купленными еще в Новосибирске. Розово-голубые полоски в розочках. Все удивлялись, зачем она их из Сибири везет. Клеила обои и вспоминала - какое у меня горе. Ваня вырос. Но нельзя же взрослому мужчине только и делать, что лежать, сидеть, спать, смотреть телевизор, до глубокой ночи бесконечно слушать музыку. Встречаться с друзьями, не ночевать дома, наряжаться, наводить красоту и исчезать дня на два. Когда я завела всерьез разговор о его образе жизни, он удивился: «А зачем ты хочешь, чтобы я работал?» То есть сын идет каким-то своим, непонятным мне путем. А мне, грубо говоря, не надо вмешиваться. Я никогда не знала, как это - бороться за любимого человека. Отступала, уходила. И все прекрасно жили без меня.

Л.Полякова -Мурзавецкая, «Волки и овцы». Реж. В. Иванов, Малый театр, 2011

Л. Полякова -Мурзавецкая, Г. Бурков -Мурзавецкий. «Волки и овцы». Реж. Л.Варпаховский Театр им. К.С. Станиславского, 1977

12 октября, по дороге из Шеметова

Это еще и самолюбие, и тщеславие, чтобы мой единственный сын был самый, самый!.. А он другой. Отпусти его. Корми, пока он еще кормится. Но не может же это бесконечно продолжаться. Не идиот же он! А если идиот, тогда другой разговор. Всех отпускаю!

Теплая-теплая ночь. Я в ночи сижу у костра на огромной желтой подушке. Звездное небо надо мной. Еды почти не осталось. Ела картошку, пила яблочный сок и мятный чай. Не было даже кофе. Оказалось - можно и без кофе. Обвал рубля. Паника. Видимо, ничего нельзя скопить на так называемый черный день, все мгновенно превращается в труху. Если заведется у меня какая ни на есть денежка, надо срочно что-то закупать - хотя бы мыло и зубную пасту. (Мыло стоит полторы тысячи рублей,зубная паста - три тысячи). Что будет дальше? Сами-то мы ничего не производим. А курс доллара растет и цены растут.

Прощай и эта тетрадочка!

2 января, 1995, Москва

Сегодня - «Царь Борис», завтра утром -«Недоросль», а вечером - «Дядюшкин сон». Вот такая нагрузочка. Жаль только, что я все время недовольна собой. Просыпаюсь с этим ощущением ночью, шалое сердце готово выскочить. Задыхаюсь от стыда: не так говорила, не то, не с тем. Поберечь бы силы и хоть немного заняться здоровьем. Через несколько дней мне пятьдесят шесть лет.

Война в Чечне страшная. Газеты и телевиденье все врут. Ваня не устроен и забирает остатки моих сил.

Не уничтожай себя так. Самой себе нравиться я никогда не умела. Попробуй, старуха! С наступившим Новым годом тебя!

29 января

Утренний благотворительный спектакль «Волки», вечером - «Дикарка». Накануне «Борис» -подарок судьбы к моему дню. Все мило и милые люди сделали подарочки. Распили бутылочку коньяка. Больше я не считаю своих лет.

8 мая, Шеметово

Начало сезона. Завтра летим на гастроли в Челябинск.

6 октября

Вспомнилось. Рожала в 35 лет, и ребенок сразу тяжело заболел. Как же горько, взахлеб я плакала в клинике у Белорусского вокзала. Мой новорожденный мальчик в больнице, в барокамере и никто не отвечает, жив ли он. А потом бесконечные пункции и я с лиловыми веками, которые стали «стеклянные» от бесконечных слез. Мне хотелось выброситься с 14 этажа. С тех пор, как он чудом выжил, я все подчинила ему. Мы очень редко расставались, и на гастроли, и на съемки я брала его с собой. Считала это отдыхом, потому что в Москве был и театр, и магазины, и готовка, а еще и бабушка Вера. И так 21 год. Почему я развелась с ваниным отцом? Да потому что не выдержала бы двоих! Перевоспитывать Борю (папу) и растить Ваню я бы не смогла. Давно очутилась бы дурдоме.

Сын всегда был при мне, я называла себя «мама-кенгуру». Мне казалось, его не надо воспитывать. И вот он вырос. И не понимает, почему я сейчас плачу. Не хочет понимать. Его раздражает, почему я не разрешаю слушать музыку в три часа ночи.

- Ну и что, если тебе рано вставать, что тебе завтра играть? Вставай, играй - это твои дела, меня это не касается.

- Но, Ваня, это пока еще и твой кусок хлеба!

- Мама, ты опять про деньги!

И так далее.

Чтобы не сойти с ума, наливаю стаканчик водки. Приняла - и «все свободны». И Ваня свободен.

Ночую одна в поселке и жалею только о том, что мало водки. Конечно, выберусь и из этой ситуации. Туман рассеялся, снова синее небо. Пойду, поработаю. Со всеми моими трагедиями я так много цветов посадила в эту осень. Плачу -и пересаживаю, плачу - и пересаживаю.

20 ноября

Попытка моего письма Ване.

«Я так измучилась за этот год, но у меня нет обиды на тебя. Мне тебя безумно жалко. Ты, как мотылек, полетел в самый огонь. А чтобы вырваться, нужна огромная сила духа. Она достигается только каждодневной работой над собой, преодолением себя. Посмотри от-страненно на себя, любимого. Что делает этот юноша, которому дано все: талант, красота, ум, обаяние, здоровье, дом, весь мир?

Я больше не хочу делать вид, что твоя жизнь - это норма. У меня нет зла на тебя. Просто мне так больно, что я не могу говорить, поэтому пишу. Я готова всегда помочь, но я должна видеть хотя бы попытку что-то изменить. Словам твоим я больше не верю.»

7 января, 1996

Иду на «Недоросля». Вступаю в Новый год, в новое Рождество, в эру Водолея. Я - Водолей. Вспоминаются все мои стенания о тоске, одиночестве, когда у меня были еще какие-то романы, рос сын, были надежды и иллюзии, связанные с ним. Дескать, он вырастет и тогда. И вот он вырос! Через пару недель мне 57 лет. И я то запиваю, то хочу сойти с ума, чтоб ничего не ощущать, чтобы не жить. Потише, потише!.. Все, что должно произойти, произойдет. И плачь - не плачь, будет то, что будет. Каждый проживает свою судьбу. Твоя цель - все вытерпеть, не озлобиться, не стенать. Я помню, как трудно им сейчас, молодым, столько соблазнов, греха и грязи вокруг! Господи, спаси и сохрани их всех!

23 февраля, 1996, Санкт-Петербург

Галерея 1812 года в «Эрмитаже». Была радость узнавания с юности знакомых Моне, Сера, Писсарро. Купила копию натюрморта Гогена. А теперь вот генералы 1812-го года. И Лоджии Рафаэля. И неискоренимое наше российское хамство, когда служительницы залов громко переговариваются о своих личных

Pro memoria

делах. Пожалеешь, что ты не иностранка, что ты понимаешь, о чем они, бедные, говорят. На Невском купила золотую копченую салаку и даже пива. В гостиничном номере распускаю и заново вяжу жилет, за который только что заплатила 150 тысяч. Вспоминаю, вспоминаю ...

12 июля

А это уже Париж. В белой крылатой кофте иду к Нотр-Даму. И вдруг подвернулся веселый негр. Я думаю, что он понял мой жуткий французский язык и засмеялся, когда я ему сказала, что русские женщины гуляют только одни и не ходят в кафе с незнакомыми мужчинами. В соборе благоговейно и нежно, тихо часа полтора переходила с места на место. А дальше, по традиции, - к моему любимому Генриху Наваррскому. Поздоровались! Потом - Лувр, внутренний дворик. Вспомнила, как давно, в ту первую незабвенную поездку я сидела на тех же ступеньках. Вынуждена экономить силы. Из Лувра - на рю Гранд Опера, и в том же самом, знакомом с давних лет магазине, купила камамбер и авокадо. Правда, авокадо тогда я не покупала, не знала, что это такое.

13-е июля

Пыталась заблудиться, ныряла из улицы в улицу (это вчера), а вечером одна. Неосторожно сказанная Ирой (подругой Вавиловой) фраза, повергла в такое отчаяние, что я страстно захотела уехать, оказаться на даче в своем Шеметове, в полном одиночестве. С утра перерешила: Париж бы мне этого не простил! А на даче мы еще отсидимся.

14-е июля

Чудо! Я - перед Вермеером Дельфтским, перед «Звездочетом» и «Вышивальщицей». В Лувре всего две его работы. Я не ожидала, что так сразу найду их. Такое нежное чудо. Солнечный луч на полотне еще зримее в золотой пыли. Как и тогда, давно, поразило, что все они рядом: Да Винчи, и Хальс, и Боттичелли, которого обожаю. Один из его биографов говорил, что от боттичеллевых Мадонн и Венер исходит ощущение утраты, неизгладимой печали. Одни - потеряли небо, другие - землю. В одних творениях Мастер отрекся от христианского мира, в других - от языческого, заключил себя в некий срединный мир, где души человеческие

не достойны ни ада, ни рая, сгорают (по словам Данте) бесцельно-священным огнем, пламенем творчества. Боттичелли был одним из первых героев нового человечества, обреченного жить под равнодушными небесами, на опустошенной земле, среди обломков верований, пророчеств, обещаний. В истории мира Одинокий художник - Гений первым встречал утренний туман предстоящего, долгого дня под знаменем чистого искусства. Это я запомнила из Муратова в «Образах Италии». Как же я люблю Боттичелли!

16-е июля

А сегодня опять диво дивное. Это уже Сан Шапель. Ничего более уникального я не помню. Я проходила неоднократно мимо Дворца юстиции, Консьержери, и думала, а зачем все эти группы людей - туристов ныряют во двор? Оказалось, там чудо необыкновенное - феноменальные витражи церкви Сан Шапель.

В Париже я просыпаюсь, и у меня нет животного ужаса в солнечном сплетении. Может, все же в самом моем московском доме что-то не то? Какая-то враждебная энергетика? Сижу в народном парке перед странной скульптурой: на руке Бога покоится человеческая голова с глазами, обращенными в небо.

21 июля

Музей Д'Орсе и открытие для себя неизвестного мне ранее Редона - постимпрессиониста и мистика. И вообще, вкус моей юности был хорош. Трепетное желание, ушедшее навсегда: жизнь, Париж, лица. А сейчас сижу в Тюильри и, как и тогда, бегают парижские мужичонки, и уже два корявеньких кавалера подсели поболтать, и что самое удивительное: я отвечаю по-французски. Унять, утомить эту тоску. Учись быть одной. Затем и Париж, и бесконечное мое по нему кружение. А вот и третий кавалер подошел. Оказался еще и хромым.

25 августа, Шеметово

Я поняла, зачем ты был, Париж. Как тогда, когда я отнимала Ваню от груди, и возник Тбилиси. Не его надо было «отлучать» от себя, а, скорее, меня.

Ваня похудел дальше некуда, ест с удовольствием даже суп. Так что я снова варила грибные и овощные супы, делала рыбу, блины.

Отмыла, перестирала потихоньку все, поменяла батареи центрального отопления, починила видик, залила соевым соусом свою «Соню». И, как в Париже, без радио, без телевизора сижу в Шеметово. Господи, дай только силы. Ваня за перегородкой, а я наблюдаю за ним и говорю себе: это уже не мое. Свари суп, постирай, но это не твое. Сильно не трепыхайся. Купи пиджак, брюки, но не вмешивайся ни во что. Каждый из нас выполняет свое задание. Угостить свежесваренным вареньем или котлетками, не влезая в душу, - это красиво. А в результате, уже перед отъездом из Шеметова, я уловила что-то типа благодарности и даже услышала: как хорошо, что ты вернулась, мама.

Начинается сезон. У меня предполагается еще, Бог даст, и Райхельгауз, и съемки, да и просто жизнь. Так что постарайся сохранить сложившуюся расстановку сил, отпусти сынен-ка, не мудрствуя.

Пойду, поработаю в саду, благо солнце светит. Потом продолжу.

11 сентября

Сцена филиала на Ордынке. Восстановительная репетиция «Своих людей». Несчастное дитя, не доставляющее радости. Уже сыграла пятнадцать «Волков». Едем в Йошкар-Олу.

Йошкар-Ола была. Было красиво. Круглое озеро, сосновый бор. А в номере, как и на улице, стоял лютый холод. Был успех и почти каждый день - встречи, банкеты. В шутку или всерьез, но обращались с нами, как с великими артистами Малого. Я сыграла здесь даже «Дядюшкин сон».

26 ноября

Самара. У Райхельгауза, в «театре звезд», как называют его коллектив, в спектакле «Миссис Лев», с обвальным успехом я сыграла Софью Андреевну Толстую. До этого сыграла ее в Одессе. И также слушала от людей какие-то особенные слова, невероятные эпитеты. Главное, я работала сознательно, фактически сама выстроила партитуру роли. За это себя уважаю, даже вроде бы горжусь. Вот так, господа! Не забуду изумительные прогулки по Дерибасовской, по Французскому бульвару. Правда, почти все время вслух проговаривала текст.

Кажется, я превратилась в профессионала. Софью Андреевну репетировала без режиссера, почти без партнеров, по российской нашей манере вводов, когда всем все до фени. (Хотя, не только за спектакль, но и за репетиции участники получают немалые деньги.) Лев Дуров явился только на прогон, равно как и Владимир Качан. У обоих чудная манера общения: во время работы непрерывно рассказывают анекдоты. Качан смотрит на меня в упор сквозь дымчатые очки и на его умном лице написано: «Ну, переходи же сюда, дура! Ты здесь должна произнести свой текст, идиотка!» И так далее.

Странно, но спектакль прошел на достойном художественном уровне. Автор пьесы Сергей Коковкин сказал мне, что и не подозревал, что так можно играть. Вот так-то, господа!

После спектакля в Самаре - аллюзия. Вспомнилась трагическая картинка почти 22-летней давности. Набережная Волги. На скамеечке сидит моя мама Вера Степановна, а на ее руках -головка моего сына Вани. Он бледный и не движется. Я вглядываюсь и вижу на виске ранку. У меня обмирает все внутри, а мать, отрешенно смотрит вдаль, на Волгу. Немая сцена. Потом Ваня шевелится, кричит и все выясняется. Ему еще не было года и он только начинал, пробовал ходить. Ножка подвернулась и сыненок стукнулся головкой о скамейку. Боже мой, что же моя бедная мама тогда пережила! А у меня репетиции, выпуск тех первых «Волков и овец» с Леонидом Викторовичем Варпаховским.

Нет уже давно матери. (Царство тебе Небесное, прости меня за все!) Мне надо было быть попроще, попримитивнее, чтобы она меня понимала. И думала ли я, такая мудрая, современная, что повторю те же самые конфликты с собственным сыном? Была уверена, что уж я-то пойму своего ребенка и его проблемы! Теперь регулярно не выдерживаю и устраиваю очередной скандал, а потом болею неделю. Иногда, если позволяет работа, даже запиваю, только чтоб моя бедная голова не раскалывалась от мыслей. Потом готовлю очередной обед, и все начинается сначала.

.Сижу на очередном банкете в честь спектакля «Миссис Лев». Все говорят какие-то слова, и я хочу рассказать о своей первой самарской

Л. Полякова.

гастроли. Пытаюсь говорить с юмором, а Дуров ерничает, острит, и я вдруг разражаюсь слезами. Плачу и никому не могу объяснить, что вижу то маленькое тельце с корочкой запекшейся крови на виске, что оно выросло и не нравится мне. Август, Париж

Снова живу в Париже. Просто живу в нем. Могу, как сейчас, полдня неподвижно просидеть вот в этом красивом парке. Или в комнате полночи читать Набокова. В общем, живу

так, как хочу. Хожу в магазин, готовлю, стираю, убираю. Все, как в Москве, то же самое, но - в Париже! Улавливаете оттенок? Как ни странно, довольно разумно распорядилась деньгами. Ищу свой новый облик. Похудела, подобралась.

Сейчас нахожусь в центре Эйфелевой башни. Говорила, что ничего меня уже не удивит. Оказывается, удивило, когда она неожиданно возникла на набережной Орсе, как и все их соборы, башни в больших и маленьких городах Франции, выраставшие из земли. Не дома, не здания, а естественные, несмотря на гигатские размеры, творения природы.

Поехала на речном трамвайчике по Сене и поняла, сколько же в Париже я обошла пешком, и как я здесь все давно, отлично знаю.

Эта тысяча долларов, оставшаяся от съемок у Елены Райской, позволила мне вот так сидеть сейчас у Дворца инвалидов.

3 августа

Сидя у дома Инвалидов, глядя на кончик Эйфелевой башни, я, словно тот астронавт Армстронг, не падаю в обморок, но не верю, что я была там, на этой невероятной высоте. Мысли ленивые, вялые. А не занять ли у Иры Вавиловой франков 300 и не купить ли на осень хороший пиджак в коричневую клетку? Ведь понадобится. Ну, будем думать.

Ваня - моя единственная непроходящая боль. Перед отъездом в Париж у меня с ним состоялся серьезный разговор. Он сказал, что больше не хочет быть маменькиным сынком, что ему стыдно перед друзьями, что он просит не допекать его мелочной опекой, что он взрослый, любит меня, но требует самостоятельности. И если я что-то для него делаю, то не по обязанности, а потому, что сама хочу, так решаю.

Ах, милый мой мальчик, я постараюсь понять тебя. Спрашиваю, как король в сказке Шварца о Золушке: «Почему мне не доложили, что ты уже взрослый?»

Ну что ж, будем жить дальше. Эта маленькая тетрадочка закончилась. Пока, пока!..

Фотографии из архива Л. Поляковой