CC BY
107
УДК 811.131
С. Н.Эйснер
доцент кафедры второго иностранного языка института иностранных языков им. М. Тореза Московского государственного лингвистического университета; е-таН: Svetlana.eisner@yandex.ru
ПОИСКИ ИДЕНТИЧНОСТИ В РОМАНАХ РОМЕНА ГАРИ «ОБЕЩАНИЕ НА РАССВЕТЕ» И «ЖИЗНЬ ВПЕРЕДИ»
Статья посвящена анализу романов, в частности изучению того, почему писатель прибегает к автореминисценциям и переписыванию своей биографии. Роман «Жизнь впереди» - это повествование мальчика из иммигрантского квартала, однако персонажи читателю уже давно знакомы. И только в «Обещании на рассвете», романе, заявленном самим Гари как автобиографический, становится понятен перенос и пересказ автобиографии писателя. Такой интертекстуальный подход задуман с единственной целью: показать отношения самого автора и его матери, сильно повлиявшей на жизнь Гари.
Ключевые слова: автобиография; идентичность; интертекстуальность; псевдоним.
S. N. Eysner
Associate Professor at the Department of Second Foreign Language, Moscow State Linguistic University; e-mail: Svetlana.eisner@yandex.ru
THE SEARCH FOR IDENTITY IN THE NOVELS "PROMISE AT DAWN" AND "THE LIFE BEFORE US" BY ROMAIN GARY
The article is dedicated to the analysis of Romain Gary's works, in particular to the study of the reasons for which the writer resorts to literary devices of auto-reminiscence and rewriting his biography. The novel "The Life before Us" is the narrative of a young boy from the immigrants' quarter, but the characters have long been familiar to the reader. It is only in the "Promise at Dawn", a novel claimed by Gary himself as autobiographical, that the transfer and the fact that the writer retells his biography become evident. Such intertextual approach was conceived with a single purpose - to show the relationship of the author and his mother, who greatly influenced the life of Gary.
Key words: identity; autobiography; intertextuality; pseudonym.
Введение
История главного героя романа «Жизнь впереди» Момо вызвала у публики многочисленные вопросы, учитывая тайну, окружавшую
автора произведения, до его появления никому не известного, некоего Эмиля Ажара. Теперь мы уже знаем, что эта история, рассказанная от первого лица о жизни мальчика из эмигрантского пригорода Парижа, была написана известным французским писателем Роменом Гари.
Интересно провести анализ и понять желание писателя появляться в разных ипостасях, под разными именами, воплощаться в образе героев своих романов, а также его навязчивое желание придумывать и писать под псевдонимом.
Писатель в своих произведениях порывает с традиционными литературными жанрами, он множит свое «Я», переписывая свою жизнь, вдохновляясь своими же воспоминаниями, а также в романах постоянно присутствуют его литературные двойники.
Творчество Гари становится, таким образом, «свободным полем» для исследования и переписывания своей собственной жизни. Он ставит вопросы и пытается на них отвечать.
Интертекстуальный подход к анализу романов Ромена Гари «Обещание на рассвете» и «Жизнь впереди»
На первый взгляд, роман «Жизнь впереди» кажется реальной автобиографией, написанной мальчиком от первого лица из эмигрантского квартала, однако в нем улавливаются давно знакомые персонажи. И только читая «Обещание на рассвете» роман, заявленный его автором Роменом Гари как автобиографический, можно заметить, что текст Ажара представляет собой перенос и пересказ первой автобиографии писателя. Такой интертекстуальный подход задуман с единственной целью: показать отношения самого автора и его матери, так сильно повлиявшие на жизнь Гари.
«Жизнь впереди» можно рассматривать как подлинную автобиографическую историю подростка Момо. Отличительные черты повествования понятны, персонажи и их отношения с самого начала определены. Читатель сразу же попадает в атмосферу неблагополучного квартала, знакомится с мадам Розой и ее ежедневными проблемами, герой предельно откровенно говорит обо всем, начиная от ее еврейского происхождения и вплоть до ее веса и здоровья.
С первых строк читатель воспринимает в мальчике нарратора, рассказывающего свою историю. Еще даже не назвав своего имени, Момо определяет свой статус: ребенок, о котором заботится мадам Роза, за
что она получает ежемесячную плату. Место действия также реально, это район Парижа Бельвиль, в котором царит колоритная атмосфера, являющаяся неотъемлемой частью повествования. Другие персонажи, такие как доктор Кац, господин Валумба, мадам Лола описаны как реальные люди, существование которых можно проверить, мальчик хочет пойти к ним, поблагодарить за их помощь мадам Розе.
Но большую достоверность рассказу придает сам стиль повествования, манера речи ребенка. Момо нередко неправильно формулирует фразы, плохо владеет грамматикой французского языка, меняет порядок слов в предложении и вследствие этого путает причинно-следственные связи, нарушая тем самым логику высказывания. Употребление некоторых слов ошибочно, например, avortement используется вместо euthanasie; proxynète вместо proxénète. Ряд выражений усечены, изменены и неправильно употребляются. Однако именно эти структурные ошибки, сопровождаемые размышлениями ребенка, создают неповторимый стиль и производят ошеломляющее впечатление на читателя. Этот нарочито «наивный» взгляд ребенка на жизнь в отверженном добропорядочными французами квартале, жизнь среди изгоев и является настоящим изобличением общества и его законов. Таким образом, в описании социальных условий жизни детей у мадам Розы хватает двусмысленности и остроумия. Например, Момо говорит:
Nous étions presque tous des enfants de putes [Gary 1975, с. 16].
Почти все мы у мадам Розы были детьми шлюх [Гари 2010, с. 15].
В этой фразе сочетается правдивая информация и одновременно с этим подразумевается их положение отверженности, ненужности в обществе, жертвами которого стали дети.
В том же ряду понятий и отношения в обществе к эмигрантам выстраивается рассказ мальчика о том, как он пошел в школу, и именно там впервые столкнулся с расизмом.
Иммигранты описаны согласно традиционным стереотипам:
M. Waloumba a beaucoup ri car il a des dents très blanches [Gary 1975, с. 371].
Мосье Валумба долго смеялся, показывая свои очень белые зубы [Гари 2010, с. 389].
Сразу же приходит на ум реклама бананов, кстати, одного из детей, за которыми ухаживала мадам Роза зовут Банания. Момо также описывает братьев господина Валумба как de la tribu des éboueurs [Gary 1975, с. 371] («и его братья по племени мусорщиков» [Гари 2010, с. 389]). На первый взгляд, описание ветхого жилья для иммигрантов кажется безотносительным, отстраненным:
Ils ont plusieurs foyers qu'on appelle taudis [Gary 1975, с. 54].
У них много общежитий, которые называют трущобами [Гари 2010, с. 54].
Ужасы фашизма также показаны как обычные факты, как будто ребенок особо ничего не понимает, из-за этого описание производит еще более сильное впечатление. Мадам Роза была помещена нацистами dans un vélodrome pour juifs. Тот же прием, основывающийся на кажущейся наивности ребенка, используется, чтобы подчеркнуть отсутствие внимания общества к ним.
Ah là là, je vous jure il y a une telle quantité de manque d'attention dans le monde qu'on est obligé de choisir comme pour les vacances quand on ne peut pas aller à la fois à la mer et à la montagne. On est obligé de choisir ce qui nous plait le mieux comme manque d'attention dans le monde et les gens prennent toujours ce qu'il y de mieux dans le genre et le plus chèrement payé comme les nazis qui ont couté des millions ou le Vietnam, alors une vieille juive au sixième étage sans ascenseur qui a déjà trop souffert dans le passé pour qu'on s'intéresse à elle, c'est pas avec ça qu'on passera en première série, ah non alors. (...) et on ne peut pas leur en vouloir car plus c'est petit et moins ça compte [Gary 1975, с. 468].
«Клянусь вам, на свете так не хватает внимания, что и тут приходится выбирать, как на каникулах, когда нельзя поехать сразу и в горы, и к морю. Приходится решать, на что же все-таки обратить внимание, а поскольку выбор тут громадный, клюют всегда на самое яркое и дорогостоящее - к примеру, на нацистов, которые обошлись в миллионы людей, или на Вьетнам. Поэтому старая еврейка на седьмом этаже без лифта, которая и так уж слишком настрадалась, чтобы ею еще интересовались, - это вовсе не то, что может пойти на первые полосы . и трудно их в этом упрекнуть, потому что никому неохота разбрасываться по мелочам» [Гари 2010 с. 490].
Что касается забытых всеми детей, об их положении также рассказывается обыденным тоном:
Il y en a même qui sont obligés de crever de faim pour se faire apercevoir, (...) il y en a même qui se font photographier [Gary 1975 с. 258].
Пацанов слишком много, чтобы их всех замечать, среди них некоторые вынуждены даже подыхать с голоду, чтобы кто-то их наконец заметил [Гари 2010 с. 271].
Подобный стиль намеренно наивный, используя его, ребенок изобличает общество, и сами эти разоблачения доказывают читателю прочное укоренение рассказчика в той среде, которую он описывает с первых страниц повествования, среда, в которой он чувствует себя уверенно. В то же время читатель не находит данных о личности персонажей. Во-первых, у самого нарратора есть только имя, но нет фамилии, кроме того, читатель, как, впрочем, и сам мальчик, не знает своего точного возраста: Je n'ai pas été daté, и далее: le certificat qui prouvait que j'étais né et que j'étais en règle était faux [Gary 1975, с. 12]. («Свидетельство, удостоверяющее, что я действительно родился и что живу по всем правилам, было липовое» [Гари 2010, с. 10].) Таким образом: Il n'y avait aucun document qui me prouvait. Момо настаивает на том факте, что он сам не знает откуда взялся: je ne figurais nulle part du point de vue documentaire [Gary 1975, с. 69]. Мадам Роза идет еще дальше:
L'identité, vous savez, ça peut se tromper également, ce n'est pas à l'épreuve [Gary, 1975 с. 418].
Установить личность, знаете ли, тоже можно с ошибкой, не такое уж это бесспорное дело [Гари 2010, с. 392].
И, наконец, как расценивать любопытное двойственное отношение мадам Розы к возрасту, когда доктор Кац спрашивает у детей кто старший, она указывает на Момо.
Что мы знаем о самой мадам Розе? Ее личность настолько таинственна, насколько и травмирована событиями Второй мировой войны. Она сделала себе документы: Qui prouvaient qu'elle était quelqu'un d'autre; qu'elle n'avait aucun rapport avec elle-même [Gary 1975, с. 417].
О героях известно только то, что мадам Роза много путешествовала, родители Момо неизвестны, из чего следует что, акцент ставится на поиске идентичности героев, особенно если принимать во внимание вопросы, которые ребенок постоянно задает себе и мадам Розе о своей настоящей матери, а также его общение с реальными
и выдуманными мужчинами и женщинами, которые кажутся ему подходящими на роль идеального отца и матери. Но он тут же сам разрушает стремление найти свои корни, еще до того, как читатель узнает настоящее имя и историю его матери:
Je vais vous dire tout de suite que je n'ai jamais retrouvé ma mère, je ne veux pas vous donner de fausses émotions [Gary 1975, с. 166].
Сразу же скажу вам, что мать я так никогда и не отыскал, - не хочу вызвать у вас напрасных надежд [Гари 2010, с. 167].
Что касается отца мальчика, то не успев появиться, отец умирает. Очевидно, что поиск идентичности героя всего лишь ловушка и иллюзия, даже наоборот, возникает еще больше вопросов о подлинности личности Момо и мадам Розы. Кто же эти персонажи такие реальные и в то же время таинственные?
Многие фрагменты истории, рассказанной Эмилем Ажаром, представляют собой прямой интертекстуальной диалог с автобиографическим произведением Ромена Гари «Обещание на рассвете», проявляющийся в форме намеков, повторяющихся сцен и даже своеобразный стиль. Юмор, «перекочевавший» из «Обещания на рассвете» в историю Момо, стал еще ярче и позволил автору дистанцироваться, чтобы вновь рассказать, избегая пафоса, историю матери и сына. Таким образом, «Жизнь впереди» это, скорее, жизнь, уже пережитая и переоцененная автором, обладающим «faux papiers».
Почему Гари испытывал потребность переписать «Обещание на рассвете»? Писатель объясняет это его желание в «Жизнь и смерть Эмиля Ажара»:
J'avais l'illusion parfaite d'une nouvelle création de moi-même par moi-même. Je faisais sentir le titre de mon Au-delà de cette limite votre ticket n'est pas valable. Je triomphais de ma vieille horreur des limites et des « une fois pour toutes [Gary 1981, с. 14].
Писатель, как и мадам Роза, «жертва de la criminalité des lois de la nature», по словам Момо. Роман, который упоминал Гари, был опубликован незадолго до появления Ажара, в нем описана драма стареющего немощного мужчины, пытающегося покончить с собой. Образ путешественника в конце заезда, о чем упоминается в названии романа, снова появляется в романе «Жизнь впереди». Действительно,
господин Шармет, бывший служащий компании железных дорог, единственный француз в доме, неожиданно навещает мадам Розу, он чувствует, что обречен и скоро умрет. Возможно, Гари воплотил себя, тоже стареющего, в образе этого пожилого француза. Писателю претит отношение публики к нему как к застывшему памятнику, и он готовится «descendre du train». Мысль, что возможности человека ограничены, что он не может стать другим, единственное спасение от страдания писатель видит в творчестве:
C'est comme si j'avais un habitant en moi. Je suis pris de hurlements, je me jette par terre. Je me cogne la tête pour sortir, mais c'est pas possible [Gary 1976, с. 9].
«Жизнь впереди» подтверждает желание писателя возродиться в образе Момо, но так, чтобы читатели ни о чем не догадались. В истории с Ажаром мы наблюдаем не просто стремление писателя остаться в тени, быть неузнанным, скорее, это была попытка поиска самого себя, самоидентификация. Гари хотел создать для себя еще одну личность, «скроенную» по его желанию, способную притягивать, интересовать и в итоге доказать свой талант. Безусловно, писателю была необходима признательность читателей. Таким образом, мы видим, что в своем авторском мифе, который он создавал, Гари никогда не разделял литературную составляющую от восприятия его текстов.
Стратегия Гари заключалась в том, чтобы использовать другое имя, псевдоним, и воплощением этой авантюры стал его кузен Поль Павлович. В это же время Гари дает многочисленные интервью, в которых создает образ человека, сочетающего в себе противоречия, неуловимого. Журналист Желенски берет у Гари интервью и удивляется, что писатель «соткан» из противоречий, он ему кажется анархистом и в то же время человеком, ратующим за порядок, революционером и консерватором, «левым» и одновременно «правым». Ромен Гари подтверждает эти характеристики и говорит:
Pour se trouver il faut d'abord se créer. Ainsi, lorsqu'on dit de moi: "c'est une forte personnalité", cela m'étonne: des personnalités, j'en ai vingt et je ne vois pas comment un conflit constant entre elles peut donner une seule forte personnalité" [Anissimov 2004, с. 37].
Чтобы найти себя, нужно сначала создать себя. Когда обо мне говорят: он сильная личность, это меня удивляет: личности, у меня их
двадцать, и я не понимаю каким образом постоянный конфликт между ними может привести к одной сильной личности.
Гари часто приукрашивает свою историю, он не всегда честен в своих интервью и выступлениях, так он сохраняет монополию над своими литературными автопортретами. Миф и мистификация неразрывно связаны с его образом.
Гари хотелось стать лучшим фокусником в мире, о чем он рассказывает в «Обещании на рассвете». Тема клоуна присутствует и в «Жизни впереди». Мальчик вспоминает цирк, который произвел на него огромное впечатление:
Mais pour moi c'étaient les clowns qui étaient les rois. Ils ressemblaient à rien et à personne. Ils avaient tous les têtes impossibles, avec des yeux en points d'interrogation [Gary 1975, с. 187].
Момо рассказывает также о клоуне:
...qui était en réalité deux, car il avait un double et ce que l'un faisait, l'autre aussi était obligé de le faire et ils essayaient d'y couper mais il avait pas moyen, ils avaient partie liée [Gary 1975, с. 188].
Образ клоуна в романе свидетельствует о постоянном стремлении Гари к двойственности, незримом присутствии, в данном случае, используя маску Ажара - Момо.
Клоун принадлежит миру воображения, он единственный способен держать смерть на расстоянии. Момо внимательно наблюдает за его игрой: клоун падает, затем встает и ему никогда не больно. Не случайно, когда мадам Роза умирает, мальчик ложится рядом с ней вместе с клоуном. Он ее уже сравнивал с большой куклой и затем, в трагический момент смерти он ее гримирует, после чего она напоминает мрачного клоуна, как бы бросая вызов смерти. Момо сожалеет:
Mme Rоsa aurait été très drôle si elle était un clown mais elle ne l'était pas et c'était ça qui était dégueulasse [Gary 1974, с. 188].
Повествование романа ведет к смерти мадам Розы, мальчик много рассуждает на эту тему. Очевиден отказ Гари принять естественные законы природы: La vie c'est pas un truc pour tout le monde. Спасение не может прийти из области воображаемого:
Je commençais à comprendre que la meilleure chose pour moi, c'est d'aller vivre là où ce n'est pas vrai [Gary 1976, с. 14].
Эта мысль приводит писателя к постоянному переписыванию своей собственной истории, скрываясь под псевдонимами, воплощаясь в своих героях, чтобы обмануть смерть.
Клоуны, такие дорогие Момо, и постоянные перевоплощения Гари помогают писателю вновь обрести свое детство, писатель-ребенок, который не хочет становиться взрослым. Момо, когда узнает, что на самом деле ему 14 лет, больше не переживает из-за своего возраста, когда ему плохо, он обращается к клоунам за помощью.
Не случайно Гари вводит в нарратив текста историю, связанную с кино и посещением Момо сеанса дублирования фильма. Трудно добиться идеальной синхронизации звука и текста, поэтому звукорежиссер вынужден постоянно возвращать кадр назад.
Мальчик рисует в своем воображении сцены c молодой мадам Розы, он также видит себя еще совсем маленьким ребенком в объятиях своей настоящей матери, и он чувствует нежность и теплоту. Образ матери постоянно присутствует в мыслях и чувствах Момо. Интересно отметить, что имя приемной матери Момо Надин очень напоминает имя матери самого писателя Нина.
Прежде, чем представить себе мадам Розу молодой и здоровой, Момо замечает:
Les mots se mettaient aussi en marche arrière et disaient les choses à l'envers et ça faisait des sons mystérieux comme dans une langue que personne ne connait et qui veut peut-être dire quelque chose [Gary 1975, с. 247].
Писатель ищет новый язык, чтобы выразить то, что нельзя выразить. Господин Хамиль говорит Момо, что мальчик обладает этой способностью выражать невыражаемое. Тема материнской любви, постоянно присутствующая в обоих романах, вновь возникает, когда Момо рассказывает свою историю Надин и ее мужу, своеобразный рассказ в рассказе, в котором в сжатом виде представлены все аспекты его жизни, стремления и очередная попытка отодвинуть время и смерть:
J'étais content parce que jе parlais de madame Rosa et ça me fait toujours plaisir [Gary 1975, с. 214].
Заключение
Можно отметить, что в романе «Жизнь впереди» писатель стремится постоянно вернуться во времена своего детства, одновременно мучительное и идеальное. В самые трудные моменты своей жизни Гари, как и его герой мальчик Момо, пытается вновь почувствовать силу материнской любви. Ромен Гари, мечтая о нежности, воплощает себя в образе Момо, который заканчивает свой рассказ словами: «Il faut aimer».
В поисках признания Ромен Гари осознает свою принадлежность к французской культуре. Он станет признанным писателем, будет писать романы, но также создаст параллельный мир, в котором не будет границ. Благодаря своим псевдонимам Гари станет свободным и будет тем, кем ему захочется и когда захочется. Таким образом, писатель будет стремиться присутствовать во всех своих произведениях, будь то автобиографический роман, романизированная автобиография или его литературный автопортрет.
Автопортрет нарратора проявляется через многократные напоминания о прошлом, которые становятся понятны из предыдущих текстов писателя.
Например, среди постоянно повторяющихся тем в его романах всегда присутствуют тревога, боязнь одиночества и старости, безраздельная любовь матери и сына; темы, которые повторяются то у Гари, то у Ажара. Цель текста для Гари уже не только литературная, но, скорее, сознательная или подсознательная необходимость писать о себе, возвращаться в прошлое.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Гари Р. Вся жизнь впереди. М. : Симпозиум, 2010. 240 с.
Гари Р. Обещание на рассвете. М. : Симпозиум, 2017. 352 с.
Кристева Ю. Бахтин, слово, диалог и роман // Французская семиотика: От
структурализма к постструктурализму. СПб. : РХГИ, 2001. С. 213-243. Anissimov M. Romain Gary, le caméléon. Paris : Denoel, 2004. 752 p. Gary R. La promesse de l'aube. Paris : Gallimard, 1980. 455 p. Gary R. La vie devant soi. Paris : Mercure de France, 1975. 286 p. Gary R. Pseudo. Paris : Mercure de France, 1976. 224 p. Gary R. Vie et mort d'Emile Ajar. Paris : Gallimard, 1981. 42 p. Lejeune Ph. Le pacte autobiographique. Paris : Seuil, 1975. 357 p. Sacotte Mireille. Romain Gary et la pluralité des mondes. Paris : Presses universitaires de France, 2002. 185 p.
REFERENCES
Gari R. Vsja zhizn' vperedi. M. : Simpozium, 2010. 240 s.
Gari R. Obeshhanie na rassvete. M. : Simpozium, 2017. 352 s.
Kristeva Ju. Bahtin, slovo, dialog i roman // Francuzskaja semiotika: Ot struk-
turalizma k poststrukturalizmu. SPb. : RHGI, 2001. S. 213-243. Anissimov M. Romain Gary, le caméléon. Paris : Denoel, 2004. 752 p. Gary R. La promesse de l'aube. Paris : Gallimard, 1980. 455 p. Gary R. La vie devant soi. Paris : Mercure de France, 1975. 286 p. Gary R. Pseudo. Paris : Mercure de France, 1976. 224 p. Gary R. Vie et mort d'Emile Ajar. Paris : Gallimard, 1981. 42 p. Lejeune Ph. Le pacte autobiographique. Paris : Seuil, 1975. 357 p. Sacotte Mireille. Romain Gary et la pluralité des mondes. Paris : Presses universitaires de France, 2002. 185 p.
