CC BY
37
Пленарное заседание
Н. Н. Покровский (Новосибирск)
Поиски и находки памятников кириллической письменности и печати в Сибири *
Праздник дня памяти святых Кирилла-Константина и Мефодия имеет особое звучание в Новосибирске, где со средины 1960-х гг. имел место научный феномен, названный академиками Д.С.Лихачевым и А. М. Панченко «Археографическим открытием Сибири» 1. Возникший в Новосибирске в 1965 г. третий центр страны, специализировавшийся на поисках и изучении кириллических памятников, во многом обязан своим быстрым и успешным развитием одному важному обстоятельству. Археография — одна из старых и наиболее традиционных гуманитарных наук, уходящая своими корнями в средневековье и Возрождение; на пустом месте ее развивать долго и трудно, но пересадить можно. В 1965 г. археографический центр в Новосибирске начали создавать ученики двух наиболее известных в стране, наиболее богатых опытом столичных школ — московской и ленинградской. Еще в 1959-1960 гг. академик М.Н.Тихомиров, возглавлявший тогда Археографическую комиссию АН СССР, отправлял в Сибирь "й на Дальний Восток разведывательные археографические группы2. Вопреки мнению скептиков, оказалось, что древняя русская книга здесь была; почему-то русские крестьяне-переселенцы веками везли в Сибирь среди других крайне необходимых на новом месте вещей и древние рукописи, старопечатные издания текстов Писания и Предания, и литературные записи, и исторические сочинения древних византийских и русских авторов. Но одновременно выяснилось, что традиционные методы археографического поиска, дававшие отличные результаты на Русском Севере, в других регионах Европейской России, здесь требовали немалого пересмотра. Крестьянская среда бытования древних фолиантов требовала особенно бе-
Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ. Проект № 02-01-00314.
режного и искреннего к себе подхода, выработки новых методов взаимовыгодного сотрудничества. Именно это навело Михаила Николаевича на мысль, что московские экспедиции будут здесь менее эффективны, что нужно создавать сибирский археографический центр. Для быстрого его развития он и пожертвовал недавно возникшему Сибирскому отделению АН СССР свои? уникальнейшую коллекцию древних русских рукописных и старопечатных книг 3.
Но когда я приехал в Новосибирск с этими книгами и планами подготовки первой экспедиции из Новосибирска, оказалось, что такая экспедиция уже отправляется в путь. Ее возглавили ученики знаменитой ленинградской школы академика Д. С. Лихачева — Е. К. Ромоданов-ская, Е. И. Дергачева-Скоп и свердловский искусствовед В. Н. Алексеев. Летом 1965 г. они привезли в Новосибирск 38 рукописных и старопечатных книг, включая интересный рукописный сборник XVI в. с необычной редакцией главного сочинения русского писателя преподобного Иосифа Волоцкого «Просветитель». Это было весьма окрыляющим успехом4. И вот так получилось, что новосибирские ученые из НГУ, ГПНТБ и Института истории, филологии и философии смогли разворачивать археографические исследования, опираясь на весьма весомую научную поддержку, как Археографической комиссии, так и Пушкинского Дома. Нашему становлению активно способствовали как москвичи Михаил Николаевич Тихомиров и Сигурд Оттович Шмидт, так и питерцы Дмитрий Сергеевич Лихачев и Владимир Иванович Малышев. Без них мы вряд ли сумели бы доказать партийным чиновникам разных уровней, что церковные древности нужно и при советской власти спасать, хранить, изучать.
Перед передачей Тихомировского собрания в СО РАН я помогал М. Н. Тихомирову ознакомить с древними фолиантами его собрания дальновидных руководителей Академгородка академиков М. А. Лаврентьева и А. Л. Яншина. Они вместе с А. П. Окладниковым пообещали Тихомирову поддержать его план развертывания сибирских археографических экспедиций. Когда первая часть тихомировской коллекции поступила в ГПНТБ, М. А. Лаврентьев писал Тихомирову:
«Появление такого фундаментального собрания рукописей в Сибири будет существенно способствовать развитию гуманитарных наук в восточной части страны, превращению Новосибирска и Новосибирского Академгородка во всесторонне развитый крупный культурный центр страны.
Сибирское отделение АН СССР надеется быть не только надежным хранителем сокровища; стоящие у истоков национальной культуры русского народа памятники не останутся здесь лежать мертвым капиталом» 5.
А летом следующего, 1966 г. в свою первую археографическую экспедицию отправился и я с 3. В. Бородиной и двумя студентами НГУ 6. Маршрут мне подсказал сам Михаил Николаевич в нашу последнюю встречу с ним уже в палате Кремлевской больницы. Названный им регион был для меня неожиданным. Просматривая перед отъездом в Сибирь периодику, я не нашел ни одного упоминания о том, что в Туве сохранились какие-то следы старообрядчества. Не знаю и сейчас, какими путями до Михаила Николаевича дошел слух о том, что где-то в горных долинах за Саянами скрывается нечто интересное для археографа.
Наши первые поиски в Туве были почти безрезультатными, поселения Большого Енисея нас не порадовали почти ничем. Но затем мы узнали, что в другой тувинской долине еще есть староверческие скиты «часовенного» согласия. И, в конце концов, мы увидели то, что нашим московским и ленинградским коллегам видеть не доводилось: действующий скрипторий, средневековую мастерскую по переписке, ремонту и переплету древних книг. К тому же в скиту отца Палладия7, настоятеля скита и неутомимого переписчика книг, имелась тогда и прекрасная библиотека. Когда он торжественным жестом откинул перед нами занавеску, скрывавшую книжные полки в моленной, мы увидели десятки старинных томов. Здесь почти не было поздних перепечаток, так хорошо известных археографам. Корешок к корешку стояли подлинные издания конца XVI — первой половины XVII в. Все книги были в идеальном порядке, многие переплеты были изготовлены недавно заново, оторванные части листов были аккуратно подклеены и дописаны почерком отца Палладия.
Позднее мне удалось уговорить отца Палладия разрешить сфотографировать инструменты этого скриптория. Здесь были дощечки для линовки бумаги разных форматов, и Палладий знал их древнее византийскоанаименование — терексы (тираксы). В жестянке из-под консервов были железосинеродистые чернила, сваренные по старинному рецепту из кислого кваса, ржавых гвоздей, дубовых орешков и камеди. Обычные тексты писали гусиными перьями, для толстых линий нотных рукописей использовали перья орлиные. Множество штампов и роликов служило для нанесения орнамента на кожаный переплет. Оттиск одного из этих штампов особенно удивил меня еще до знакомства со скрипторием: на явно свежей коже переплета была вязью оттиснута надпись «Книга глаголемая», чаСто помещавшаяся на подлинных московских переплетах XVI-XVП вв., причем параметры вязи были идентичны оригинальным. Оказалось, отец Палладий наложил глину на соответствующее место одного из подлинных переплетов, затем углубил рельеф, и после обжига глины получился велико-
лепный штамп, позволявший имитировать древние переплеты. Фотографии инструментов этого скриптория были быстро напечатаны в Ленинграде Д.С.Лихачевым, а затем в Оксфорде известным славистом Джоном Симмонсом, первооткрывателем «Букваря» Ивана Федорова8.
Кое-что из книг этого скита перекочевало позднее на железные полки хранилищ Сибирского отделения Академии наук, в том числе — несколько книг московской печати конца XVI — первой половины XVII вв. После долгих переговоров, длившихся не один год, мы смогли получить и рукописное Четвероевангелие, созданное в те годы, когда будущему царю Ивану Грозному было еще несколько лет от роду, и хранившееся в XX в. в сибирском скиту м. Измарагды. Четкий почерк, тонко выписанные заставки нововизантийского орнамента, горящие золотом и яркими красками, сделали эту книгу одним из самых ценных наших приобретений 9.
Но для науки не меньшее значение, чем эти древние раритеты, имел скромный томик в восьмерку, оболоченный в оленью кожу и исписанный мелким почерком хозяина скриптория. В нем был скопирован ряд интереснейших сочинений местных урало-сибирских авторов ХУШ-ХХ вв. И ни один из этих исторических и догмати-ко-полемических текстов не был известен науке. Мы не знали даже имен авторов — холопа из ногайских татар отца Максима, крестьянина Мирона Ивановича Галанина (XVIII в.), отца Нифонта (XIX в.), отца Саввы и матушки Анатолии (XX в.)10.
Последующие разыскания в архивах Тобольска, Екатеринбурга и Москвы позволили узнать нам биографии многих из этих народных богословов, философов, историков. В своих построениях они настойчиво пытались основываться на классических трудах византийского богословия, на сочинениях Иоанна Златоуста, Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Дамаскина, Григория Синаита, Феодорита Киррского, Ефрема Сирина, Анастасия Синайского, Никона Черногорца, исихастов. Во всех этих сочинениях напряженно осмысливались катаклизмы бурных веков истории Российского государства, от времени Петра Великого до сталинского «раскрестьянивания» и Большого террора.
Д. С. Лихачев писал в своей статье «Археографическое открытие Сибири»: «Была открыта огромная крестьянская литература XVIII— ХХ-го веков — литература, свидетельствующая о неутомимых, горячих и бескомпромиссных поисках народом правды-истины, об отчаянной борьбе крестьянства с самодержавным государством за право думать и верить по своему собственному разумению» и.
Вполне закономерно, что в сборах новосибирских и екатерин-буржских археографов византийские, древнеславянские, древнерус-
ские сочинения, столь авторитетные для местных народных писателей, занимают видное место. Авторитетнее их — лишь тексты самого Священного Писания, тоже широко представленные среди наших находок. Из знаменитых текстов древнерусской литературы назову «Послание к брату столпнику» киевского митрополита XI века Ила-риона, «Сказание о Мамаевом побоище» (XV в.), «Повесть о царице Динаре» (XVI в.), послания и завещание Кирилла Белозерского (XV в.), окружное послание российского первосвященника митрополита Ма-кария 1543г.
В старом земледельческом районе на юге Тюменской области был получен уникальный Минейный Торжественник 40-х гг. XV в. В этом манускрипте мы можем прочитать слова епископа Климента Охрид-ского, одного из учеников святого Мефодия и участника моравской миссии солунских братьев (IX-X вв.), Паремийные чтения о Борисе и Глебе (конец XI — начало XII в.), слова Кирилла, епископа Туровского (XII в.)12.
Особый интерес и оживленные споры в научной среде вызвало обнаружение на Алтае большой рукописи 1590-х гг., связанной с именем известного библиофила вологодского владыки Ионы Думи-на. В ней были переписаны византийские сочинения, рассказывающие о гонениях на Иоанна Златоуста и Афанасия Александрийского, труды Григория Синаита, Григория Богослова, Кирилла Белозерского, Максима Грека. Но наиболее важными оказались материалы, сообщившие немало нового об обстоятельствах жизни этого последнего православного писателя — богослова, философа, филолога. Михаил Триволис, известный на Руси как Максим Грек, прибыл в Москву в марте 1518 г. из Ватопедской обители Афона с заданием перевести по просьбе государя Василия Третьего с греческого на русский язык ряд богословских текстов. В Москве его приняли с почетом, поселили рядом с царским дворцом в Чудовом монастыре, где вскоре вокруг него сложился кружок любознательных «книжных» людей, позднее названный исследователями «чудовской академией». Но затем он оказался замешан в политических интригах, бурливших тогда в кремлевских коридорах власти, и в результате в 1525 г., а потом и в 1531 он был обвинен в неправильных переводах, еретичестве и, главное, в шпионаже в пользу Турции. И в результате — 26 лет заточения, во время которого он создал более трехсот талантливых сочинений в защиту православия. Лишь за пять лет до своей смерти он был прощен и продолжил свои труды в Троице-Сергиевом монастыре, где и скончался в 1556 г. Историкам были давно известны материалы обвинения на процессах 1525-1531 гг., казавшиеся в своей политической части убедительными. О виновности знаменитого цер-
ковного деятеля историки Б. Дунаев и И. Смирнов писали в 1916 и в 1946 гг. Но алтайский сборник конца XVI в. впервые принес нам и материалы умелой защиты Максима Грека, равно как и другие связанные с этим делом документы. И в результате невиновность известного писателя стала очевидной13.
В юбилейном 1988 г. Российская Православная Церковь причислила к лику святых и Максима Грека, и его давнего почитателя митрополита Макария.
Но ценные находки памятников древней кириллической письменности делались археографами не только на отдаленных лесных заимках и в скитах. Параллельно шло обследование многих государственных хранилищ. Уже в первом выпуске нашей серии «Археография и источниковедение Сибири» в 1975 г. было опубликовано обширное описание рукописей Тобольска, сделанное Е. И. Дергаче-вой-Скоп и Е. К. Ромодановской14. В ГПНТБ создаются картотеки многих сибирских собраний древних книг.
Однажды, знакомясь с фондами Томского краеведческого музея, я обратил внимание на рукопись Степенной книги царского родословия 15. На первый взгляд она не представляла большого интереса — сейчас рукописей этого памятника тщательным петербургским археографом А. В. Сиреновым выявлено более 14016. Но вскоре изучение водяных знаков, орнаментики и текстологический анализ показали, что в «сибирских Афинах» неведомыми книжными судьбами оказался древнейший изо всех известных науке полный список этого знаменитого сочинения. Точнее говоря, один из двух древнейших полных списков, дошедших до нас: перед нами здесь довольно редкая для древнерусской текстологии ситуация практически одновременного создания в начале 1560-х гг. в одном и том же скриптории (Чудовском), одними и и теми же писцами двух полных кодексов памятника: Томского и Чудовского. При этом правка Томского списка зачастую учитывалась в Чудовском, но оба списка имеют и параллельную редакционную правку, сделанную одним и тем же почерком и весьма интересную по содержанию. Картина создания знаменитого памятника еще более прояснилась недавно, когда А. В. Си-ренов сделал в Москве ценное открытие, обнаружив в РГАДА первую треть Степенной книги в списке начала 1560-х гг. (Волковском), который имеет пересечения по почерку и бумаге с Томским и Чудов-ским списками и, как доказательно утверждает первооткрыватель, является своеобразным черновиком для этих двух списков17.
Вдохновителем идеи создать этот первый систематический курс русской истории был митрополит Макарий, а непосредственным исполнителем — его преемник и единомышленник митрополит Афана-
сий. В качестве источников кроме летописей привлекались жития святых, повести о знаменитых иконах, литургические тексты о героях-правителях и подвижниках восточных славян. Историческое повествование членилось не на погодные статьи («в лето такое-то»), как в летописях, а на семнадцать «степеней» или «граней» — по правлениям российских государей.
Идеология Степенной книги, коей была суждена долгая жизнь, строилась на трех постулатах: 1) история страны — это, прежде всего, история подвигов, богоугодной деятельности ее самодержавных правителей; 2) единство страны обеспечивается единством царской семьи и законным переходом власти от одного богоизбранного государя к его потомку; 3) Церковь и государство действуют в добром согласии, их общим интересом является благо отчизны, заключающееся и в укреплении державы, и в следовании ее правителей и подданных нравственным законам Христа. Этот последний постулат (византийская концепция «симфонии» между церковью и государством) в реальной жизни и на Руси, и в Византии не раз нарушался самым трагическим образом, но, тем не менее, оказывал на жизнь немалое воздействие. Концепция Степенной книги повлияла не только на писателей ХУ1-ХУП вв., но и на таких знаменитых историков Нового времени, как Ломоносов, Татищев, Щербатов, Миллер и даже Карамзин.
На полях томской и чудовской рукописей оказалось немало редакционных вставок, включенных затем в основной текст. Они помогли понять смысл последнего редактирования в Чудовом монастыре текста этого памятника. Оно совпадало с главным направлением деятельности митрополита Макария: времена феодальной раздробленности ушли в прошлое, и глава Церкви был обеспокоен укреплением идейной базы возникшего государственного единства. На церковных соборах 1540-х гг. были рассмотрены возникавшие ранее в разных княжествах местные культы и к единому сонму общерусских святых были причислены 39 известных подвижников Церкви и государственных деятелей, подчас довольно разной политической ориентации, от Александра Невского до соперника московских князей Михаила Тверского. (Кстати, сибирские археографы нашли и новые источники об этих соборах и о литературной деятельности кружка митрополита Макария.) А в 9 редакционных вставках, одинаковых в Чудовском и Томском списках, писец расширяет на полях генеалогические сведения обо всех правителях ранее независимых русских княжеств, подчеркивая, что все они — члены единого семейства Рюриковичей. Томская рукопись показывает это с такой же наглядной отчетливостью, как и знаменитые фрески XVI в. Благовещенского собора Кремля, семейного храма московских государей.
Однако годы, когда в Чудовом монастыре строками четкого полуустава заполнялись листы будущего Томского списка, являлись временем одного из наиболее трагических переломов в русской истории. Заканчивалась эпоха благодетельных для страны реформ 1550-х гг., наступал террор опричнины. Митрополит Афанасий, используя традиционное церковное право «печалования» за опальных, пару раз смог защитить невинных, но вскоре вынужден был покинуть свой пост главы Церкви. Его преемник святой Филипп (Колычев) смело возвысил в Успенском соборе Кремля свой голос против опричного террора и был низложен, а затем задушен руками Малюты Скуратова.
И величественный замысел митрополитов Макария и Афанасия остался незавершенным — Степенная книга внезапно обрывается на второстепенном известии о голоде в Крыму и не имеет итогового заключения. Однако когда минует время безумного государя, новые правители Руси вспомнят опять, сколь важна для них поддержка Церкви. И неудивительно, что Степенную книгу с последних десятилетий XVI в. начинают дополнять, продолжать, переписывать во многих десятках списков. Последнее научное издание Степенной книги было осуществлено в 1908-1913 гг. в Полном собрании русских летописей вдумчивым исследователем этого памятника П. Г. Ва-сенко. Однако в соответствии с тогдашними знаниями о списках Степенной книги и текстологическими схемами в основу этого издания был положен Пискаревский список, написанный на бумаге начала XVII в. и отражавший более поздние этапы истории памятника18. Сейчас ученые Новосибирска, Санкт-Петербурга, Москвы и Лос-Анджелеса готовят новое издание огромной Степенной книги, основанное на списках 1560-х гг. и учитывающее томскую находку.
Новосибирским археографам удалось обнаружить и ввести в научный оборот немало интересных экземпляров славянских старопечатных книг кирилловского шрифта. Среди них «Минея праздничная», напечатанная в 1538 г. в Венеции повелением известного просветителя южных славян Божидара Вуковича, книги анонимной до-федоровской типографии в Москве, издания, вышедшие из-под печатных станков Ивана Федорова, Петра Мстиславца, двух поколений виленских издателей Мамоничей, московских, украинских и белорусских типографий XVI-XVП вв.
Наши находки свидетельствуют, что в народной среде Востока России самой широкой известностью пользовались два сборника, изданные Московским печатным двором в 1640-е гг. Это Кириллова книга (М., 1644) и Книга о вере (М., 1648)19. Они содержали произведения украинских и белорусских православных авторов, боровшихся против экспансии католицизма и унии на их землях. Уже в
XVIII в. в Западной Сибири было изготовлено несколько рукописных копий этих книг, их часто цитировали местные авторы. Но интересно, что не только эти полемические сочинения свидетельствуют об острой политической борьбе тех лет, об использовании в ней польских «административных ресурсов», как мы сказали бы сегодня. Свидетелями этой борьбы являются и издания некоторых литургических, святоотеческих текстов. Православное население Западной Украины, Белоруссии, Литвы имело свои типографии, издававшие церковные книги. Их продукция противостояла государственному внедрению унии. Важнейшим фактом и церковной, и научной жизни того времени было издание Иваном Федоровым в Остроге в 1580 и 1581 гг. полного текста православной Библии. Экземпляры Острож-ской Библии бережно хранились в крестьянских библиотеках Востока России, именно эти издания любили цитировать местные книжники, и хотя немало этих книг было уничтожено советскими властями, кое-что осталось и на долю сибирских археографов.
Недавно с низовьев Енисея мы получили от староверов два ви-ленских издания упоминавшейся типографии Мамоничей. Это Учительное Евангелие 1595 г. и Цветная Триодь 1609 г. Два поколения издателей, два этапа политико-религиозного противостояния. Выпустивший первую книгу Козьма Мамонич начинал свою типографскую деятельность с сотрудничества с учеником Ивана Федорова Петром Мстиславцем. В 1590-е гг. ему уже приходилось значительную часть своих изданий выпускать полулегально, без выходных данных. Но Учительное Евангелие еще имело полные выходные данные и посвящение, которое восхваляет православного магната Семена Воину за его защиту и помощь в осуществлении издания. А само издание самым тщательным образом копирует в расчете на московского покупателя шрифты и пышный орнамент изданий Ивана Федорова и Петр&Мстиславца.
Цветная Триодь выходила в 1609 г. уже в иной обстановке. Типография перешла к сыну Козьмы Леону, попала под контроль ярого католика канцлера Льва Сапеги и должна была печатать почти исключительно униатские издания. Но в 1609 г. было сделано исключение для Цветной Триоди, нарочито тщательно оформленной под московские издания. Разгадка таилась в послесловии, где велеречиво провозглашались заслуги канцлера перед культурой «всех краев народу языка словенского», кои призывались объединяться в унии. Книга вышла в те самые месяцы, когда канцлеру, наконец, удалось уговорить польского короля Сигизмунда III открыто выступить в поход на Москву. Но политической своей миссии книга не выполнила. Православная Русь, как известно, отстояла себя в той далекой
борьбе, и в 1618 г. Лев Сапега вынужден был официально признать это, подписывая акт Деулинского перемирия. А вот культурную роль книга сыграла. Православные литургические тексты были скопированы в ней буква в букву, качество печати и бумаги было весьма высоким. А лист с послесловием, как оказалось, очень легко было выдрать. Зачастую это делали даже не читатели, а еще продавцы. Нет его и в енисейском экземпляре книги, зато там есть владельческая запись 1639/1640 г. о покупке книги у некоего «Ефрема попа» за 1 рубль 23 коп. (41 алтын).
Таковы лишь некоторые из находок новосибирских археографов.
Примечания
1 ПанченкоA.M. «Археографическое открытие» Сибири// Памятники культуры. Новые открытия. Письменность. Искусство. Археология. Ежегодник, 1974 г. М., 1975. С. 152-156; Лихачев Д. С. Археографическое открытие Сибири // Покровский Н. Н. Путешествие за редкими книгами. Изд. 2. М„ 1988. С. 3-7.
2 Павлов-Сильванский В. Б., Рогов А. И. Рукописи и старопечатные книги, собранные в Бурятской АССР в 1959 году // Археографический ежегодник за 1960 год. М., 1961. С. 216-221; Они же. Рукописи и старопечатные книги, приобретенные экспедицией Археографической комиссии в Бурятской АССР в 1960 году// Археографический ежегодник за 1961 год. М„ 1962. С. 206-214.
3 Рогов А. И., Покровский Н. Н. Собрание рукописей академика М. Н. Тихомирова, переданное Сибирскому отделения АН СССР (г. Новосибирск) // Археографический ежегодник за 1965 год. М., 1966. С. 162-172; Тихомиров М.Н. Описание Тихомировского собрания рукописей. М., 1968; Шмидт С. О. Издание и изучение наследия М. Н. Тихомирова. Тихоми-ровские традиции // Сибирское собрание М. Н. Тихомирова и проблемы археографии. Новосибирск, 1981. С. 5-21.
4 Алексеев В. Н., Дергачева-Скоп Е. И., Покровский Н. Н., Ромодановская Е. К. Об археографических экспедициях Сибирского отделения АН СССР в 1965-1967 гг. // Археографический ежегодник за 1968 год. М., 1970. С. 262-274.
5 Цитируется по: Шмидт С. О. Издание и изучение наследия М. Н. Тихомирова... С. 17.
6 Покровский Н. Н. Путешествие за редкими книгами... С. 9-37.
7 См. о нем: Покровский Н. Н., ЗольниковаН.Д. Староверы-часовенные на востоке России в XVIII-XX вв. М„ 2002. С. 29, 98, 128, 465, 466. Житие о. Палладия помещено в Дополнении к т. I рукописного Урало-Сибирского патерика (Собрание ИИ ОИИФФ СО РАН. № 7/91-г. Л. 1-34).
8 Покровский Н. Н. О древнерусской рукописной традиции у староверов Сибири // ТОДЛ. Т. 24. Литература и общественная мысль Древней Руси. Л.,
1969. С. 395-402; Pokrovsky N. N. Western Siberian scriptoria and Binderies; Ancient traditions among the Old Believers/ Transi. J. S. G. Simmons // The Book collecter. L„ 1971. Vol. 20, № 1. P. 19-24; См. также: Покровский H. H., Зольникова H. Д. Староверы-часовенные на востоке России... Ил. 11-21.
9 Описание рукописи см.: Панин Т. В., Титова Л. В. Описание собрания рукописей ИИФиФ СО АН СССР. Новосибирск, 1991. С. 40 (№39/70); воспроизведение заставок рукописи см.: Там же. С. 41; Покровский H. H. Путешествие за редкими книгами... С. 144а.
10 Описание рукописи см.: Панин Т. В., Титова Л. В. Описание собрания рукописей ИИФиФ... С. 94-95 (№ 9/71-к); Покровский H. H. Новые сведения о крестьянской старообрядческой литературе Урала и Сибири XVIII века // ТОДРЛ. Т. 30. Историческое повествование Древней Руси. Л., 1976. С. 165-183.
11 Лихачев Д. С. Археографическое открытие Сибири... С. 4.
12 Собрание ИИ ОИИФФ СО РАН, № 53/71. Подробное описание сборника см.: Черторицкая Т. В. Торжественник из собрания ИИФиФ (Опыт описания сборника постоянного состава) // Источниковедение и археография Сибири. Новосибирск, 1977. С. 162-198. См. также: Соболева Л. С. К вопросу об эволюции минейного текста, посвященного Борису и Глебу // Сибирская археография и источниковедение. Новосибирск, 1979. С. 5-12; Панин Л. Г. Лингвотекстологическое исследование Минейного Торжественника. Рукописи XIV-XVI вв. Новосибирск, 1988.
13 Отдел рукописной и редкой книги ГПНТБ СО РАН, № F. IV. 3. Издание и исследование памятника и описание рукописи см.: Покровский H. H. Судные списки Максима Грека и Исака Собаки. М., 1971. 186 с. См. также: Он же. Сибирская находка (Новое о Максиме Греке) // Вопросы истории. 1969. № 11. С. 128-138; Казакова Н. А. Максим Грек в советской историографии // Вопросы истории. 1973. № 5. С. 149-157; Шмидт С. О. Становление российского самодержавства. М., 1973. С. 153-161; Зимин А. А. Россия на пороге нового времени (Очерки политической истории России первой трети XVI века). М., 1972. С. 280-294; Покровский H. H. Замечания о рукописи Судных списков Максима Грека // ТОДРЛ. Т. 36. Л., 1981. С. 80-102; Он же. Путешествие за редкими книгами... Гл. IV. Максим Грек. С. 78-121.
14 Дергачева-Скоп Е.И., Ромодановская Е.К. Собрание рукописных книг Государственного архива Тюменской области в Тобольске // Археография и источниковедение Сибири. Новосибирск, 1975. Вып. 1. С. 64-143. Опубликованы описания и ряда других книжных собраний востока страны.
15 Собрание Томского областного краеведческого музея, № 91. Описание и исследование рукописи см.: Покровский H. Н. Томский список Степенной книги царского родословия и некоторые проблемы ранней истории памятника // Общественное сознание и литература XVI-XX вв. (серия «Археография и источниковедение Сибири», вып. 21). Новосибирск, 2001. С. 3-43.
16 СиреновА. В. Степенная книга редакции Ионы Думина // Опыты по источниковедению. Древнерусская книжность: редактор и текст. СПб., 2000. Вып. 3. С. 256-304.
17 Сиренов А. В. О Волковском списке Степенной книги// Опыты по источниковедению. Древнерусская книжность. СПб., 2001. С. 246-303.
18 Книга Степенная царского родословия / Подг. к изд. и ред. П. Г. Васен-ко // ПСРЛ. СПб., 1908-1913. Т. 21. Ч. 1, 2. См. также: Васеюсо П. Г. «Книга Степенная царского родословия» и ее значение в древнерусской исторической письменности. СПб., 1904. 4.1.
19 Последнее монографическое исследование обстоятельств создания печатных и рукописных источников этих сборников принадлежит новосибирскому историку Т. А. Опариной: Опарина Т. А, Иван Наседка и полемическое богословие Киевской митрополии. Новосибирск, 1998.
