Научная статья на тему 'Поиск значения: Казимеж Твардовский на пути к антипсихологизму'

Поиск значения: Казимеж Твардовский на пути к антипсихологизму Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

CC BY
124
46
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ЛЬВОВСКО-ВАРШАВСКАЯ ШКОЛА / LWóW–WARSAW SCHOOL / ПСИХОЛОГИЗМ / PSYCHOLOGISM / АНТИПСИХОЛОГИЗМ / ANTIPSYCHOLOGISM / ЗНАЧЕНИЕ / БОЛЬЦАНО / BOLZANO / БРЕНТАНО / BRENTANO / ГУССЕРЛЬ / HUSSERL / ЛУКАСЕВИЧ / ŁUKASIEWICZ / ТВАРДОВСКИЙ / TWARDOWSKI / NOTION

Аннотация научной статьи по философии, этике, религиоведению, автор научной работы — Алфимова Жанна Павловна

В статье рассматривается эволюция концепции значения Казимежа Твардовского в контексте противостояния психологизма и антипсихологизма в философии. Наравне с Брентано, Гуссерлем и Фреге Твардовский вносит существенный вклад в дискуссию о значении, имевшую место в феноменологии, логике и психологии на рубеже XIX–XX вв.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

The search for notion: K. Twardowski in the way to antipsychologism

The author considers the evolution of Twardowski’s conception of notion in the context of philosophical psychologism and antipsychologism. On a par with Brentano, Husserl and Frege, Twardowski makes a valuable contribution to the debates on notion, which took place in phenomenology, logic and psychology at the turn of 19 th-20 th centuries.

Текст научной работы на тему «Поиск значения: Казимеж Твардовский на пути к антипсихологизму»

ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 7. ФИЛОСОФИЯ. 2013. № 5

ИСТОРИЯ ЗАРУБЕЖНОЙ ФИЛОСОФИИ

Ж.П. Алфимова*

ПОИСК ЗНАЧЕНИЯ: КАЗИМЕЖ ТВАРДОВСКИЙ

НА ПУТИ К АНТИПСИХОЛОГИЗМУ

В статье рассматривается эволюция концепции значения Казимежа Твардовского в контексте противостояния психологизма и антипсихологизма в философии. Наравне с Брентано, Гуссерлем и Фреге Твардовский вносит существенный вклад в дискуссию о значении, имевшую место в феноменологии, логике и психологии на рубеже XIX—XX вв.

Ключевые слова: Львовско-Варшавская школа, психологизм, антипсихологизм, значение, Больцано, Брентано, Гуссерль, Лукасевич, Твардовский.

Zh.P. A l f i m o v a. The search for notion: K. Twardowski in the way to antip-sychologism

The author considers the evolution of Twardowski's conception of notion in the context of philosophical psychologism and antipsychologism. On a par with Brentano, Husserl and Frege, Twardowski makes a valuable contribution to the debates on notion, which took place in phenomenology, logic and psychology at the turn of 19th-20th centuries.

Key words: Lwow—Warsaw school, psychologism, antipsychologism, notion, Bolzano, Brentano, Husserl, Lukasiewicz, Twardowski.

Предмет и значение — два понятия, привычно связанные между собой для всех, кто воспитан на семантическом треугольнике Фреге, прочно вошедшем в логику XX в. и даже более широко — в философию языка и семиотику. Однако в конце XIX в., когда семантическая концепция Фреге только появилась на свет и не успела еще превратиться в классику — его работа «О смысле и значении» («Über Sinn und Bedeutung») вышла в 1892 г., — координация между значением и предметом была темой многих дискуссий и занимала не только специалистов в области логики и логического анализа языка. Различные варианты этого соотношения рассматривались в рамках феноменологии и даже психологии. Вообще для многих философских исследований этого времени поиск области, которой принадлежит значение, стал весьма существенной и показательной характеристикой.

* Алфимова Жанна Павловна — аспирант кафедры истории зарубежной философии философского факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, тел.: + 7 (915) 456-80-27; e-mail: ioanna.alfimova@gmail.com

Непосредственное участие в стремительном развитии этой тематики принял Казимеж Твардовский (1866—1938) — один из самых влиятельных польских философов, основоположник и главный мэтр Львовско-Варшавской школы. Находясь у истоков этой традиции, все представители которой в той или иной степени испытали влияние своего учителя, Твардовский сам прошел непростой путь к формированию своей концепции. В своих работах он обращается к теме значения сначала между строк, потом в более развернутом и эксплицированном виде, и его понимание претерпевает немалые изменения. Для нас важно не просто описать эволюцию его взглядов, но и показать, в каком контексте они появились и развивались.

В европейской философии конец XIX в. особенно отмечен борьбой с психологизмом, который на тот момент представлял собой довольно популярную тенденцию в гносеологии и в осмыслении сущности научного знания. Связан он прежде всего с именем Франца Брентано, учеником которого и был Твардовский, находясь под несомненным влиянием своего учителя долгое время. Позже Твардовский будет стараться преодолеть психологизм, что на тот момент означало для него ни много ни мало, как изменить базу собственной концепции. Такие серьезные изменения не прошли без участия других известных мыслителей, имена которых в первую очередь приходят в голову, если речь заходит о критике психологизма, — Эдмунда Гуссерля и Готлоба Фреге. Не последнюю роль в этом сыграл и Ян Лукасевич — один из первых и ближайших учеников Твардовского. Но об этом будет сказано ниже, мы же будем следовать хронологии событий.

Сама эта история начинается даже не с брентановской феноменологии, а раньше — с Бернарда Больцано и его «Наукоучения» («Wissenschaftslehre», 1837). Здесь мы встречаемся с его концепцией беспредметных представлений, от которой и идет нить, связывающая уже упомянутых мыслителей (и не только их) в полемике и взаимной критике.

Б. Больцано проводит различие между субъективными и объективными представлениями. Первые — конкретные и единичные — «имеют определенное время в душе мыслящего». На языке Брентано субъективные представления стали бы называться «психическими актами». Вторые он называет представлениями в себе (Vorstellungen an sich), и они суть не что иное, как содержание представления, материя (Stoff) субъективных переживаний. Важно заметить, что это содержание само по себе не нуждается в субъекте и, следовательно, не зависит от него, и в отличие от многообразия субъектов оно

всегда едино [Б. Больцано, 2003, с. 82]1. Если субъективное представление есть нечто действительное, реальное, имеет наличное бытие в разуме мыслящего, то объективное представление относится к сфере идеального. Именно объективное представление приравнивается к значению (Bedeutung) [там же, с. 280]2, фактически все эти термины используются как синонимы.

Понятие беспредметных представлений появляется у Больцано, когда он исследует объемы представлений. Такие представления ни с чем не соотносятся, т.е. не имеют никакого объема, или области (Gebiet) [там же, с. 95] среди предметов. Если каждому субъективному представлению соответствует объективное, т.е. если всякий психический акт имеет свое содержание, то не на каждое объективное представление найдется тот или иной предмет. Например, представление о «ничто» имеет свое объективное содержание, так как сама мысль о ничто существует, но предмета, соответствующего этому представлению, нет. То же самое можно сказать о «круглом квадрате» или о «золотой горе».

Философ утверждает, что за предмет такого представления (как и любого другого, впрочем) может ошибочно приниматься его материя [там же, с. 96], но он неоднократно высказывается в тексте «Наукоучения» против отождествления предмета со значением. Боль-цано настаивает на том, что предмет, если он есть, всегда находится за рамками представления, он трансцендентен по отношению к нему [там же, с. 83]. Отсутствие же предмета никак не отнимает содержания у представления. Если принять во внимание этот трансцендентный характер предмета по отношению к самому представлению, то его концепция беспредметных представлений кажется ясной и вполне себя оправдывающей.

Иными словами, в рассуждениях самого Больцано нет парадокса как такового. Он появляется лишь при столкновении с позицией Франца Брентано, в школе которого учение Больцано, некоторое время не имевшее широкой известности, было извлечено из забвения и предано дискуссии.

Брентано отрицал саму возможность беспредметных представлений. Создавая свой подход к обоснованию науки, он в числе прочих задач пытался показать внутреннее противоречие этого понятия. Точнее, оно разрешалось как бы само, будучи помещенным в контекст его феноменологии вместе с ключевым понятием ин-

1 Примером представления в себе является «число виноградных ягод, вызревших прошлым летом в Италии, даже если его никто никогда не мыслил».

2 Слова, по его мнению, как знаки субъективных представлений, означают (bezeichen) соответствующие представления в себе. Больцано выступает против того, чтобы под значением подразумевался предмет. Ибо у любого представления всегда есть значение как его материя, а предмет — не всегда.

тенциональности сознания. Собственно, решение, предложенное Брентано, в какой-то степени характеризует и сам психологизм (конечно, лишь с одной стороны, но сейчас именно она наиболее важна в контексте указанной проблематики). Его можно найти уже в брентановском описании психического феномена (а именно таковым и является представление)3. В этом определении важно выделить три момента: во-первых, здесь утверждается, что любые представления имеют свой предмет, только этот предмет находится в ментальной сфере, в психике, в области субъективного переживания. Сущностная характеристика самого акта сознания и его главное отличие от физических феноменов, собственно, и есть ментальное существование предмета, так как интенциональное отношение характеризует всякий психический феномен. Таким образом, согласно основным установкам брентановской психологии, каждое представление есть представление «чего-то», какого-то предмета. Во-вторых, в связи с первым замечанием важную роль играет разграничение реального предмета и интенционального4. Именно здесь хорошо просматривается стремление австрийского философа оградить психологию от всяких метафизических вопросов, которые обращены именно на трансцендентные предметы, а не на представленные. В-третьих, Брентано называет этот имманентный предмет «содержанием представления» и отождествляет направленность на объект как «имманентную предметность» и отношение к «содержанию» (т.е. не к реальному предмету, а к имманентному).

Отсюда становится ясно, почему само понятие беспредметного представления оказывается внутренне противоречивым. В рамках такого подхода Брентано показывает, что видимость парадокса вызывает путаница между содержанием представления и реальным предметом.

В 1894 г. Казимеж Твардовский защищает диссертацию «К учению о содержании и предмете представлений: Психологические исследования» [К. Twardowski, 1894; польский текст: К. Twardowski,

3 «Всякий психический феномен характеризуется посредством того, что средневековые схоластики называли интенциональным (или же ментальным) внутренним существованием предмета и что мы, хотя и в несколько двусмысленных выражениях, называли бы отношением к содержанию, направленностью на объект (под которым здесь не должна пониматься реальность), или имманентной предметностью. Любой психический феномен содержит в себе нечто в качестве объекта (хотя и не одинаковым образом)» [Ф. Брентано, 1996, с. 33].

4 В.И. Молчанов делает важное замечание по поводу используемой здесь терминологии. У Брентано объект понимается не в традиции философии Нового времени, а в схоластическом ключе. «Терминология схоластики соответствовала аристотелевскому воззрению: субъект — это то, что лежит в основе; по Аристотелю, это единичная вещь, объект — это ментальный образ вещи, ее смысл, как бы платоновская идея вещи внутри нашего духа» [В.И. Молчанов, 2002, с. 46—67].

1964, s. 3—91], которая, безусловно, стала его важнейшим сочинением этого периода. Этот текст является своеобразной интерпретацией учения Брентано: оставаясь в русле брентановской феноменологии, Твардовский несколько видоизменяет первоначальную концепцию. Можно также встретить мнение, что концепция Твардовского представляет собой определенный синтез брентановских и больцановских воззрений5, однако сходство его позиции с учением чешского мыслителя оказывается только поверхностным. Об этом будет сказано чуть ниже, а сейчас для нас важно выделить прежде всего два момента.

Вслед за своим учителем Твардовский убежден, что все психические феномены направлены на имманентный предмет. Соглашается он также и с разделением любого представления на акт и содержание. Но если в учении Брентано содержание совпадает с имманентным предметом, то Твардовский настаивает на различии между содержанием и предметом представления6. Это первый важный момент. Сам философ считал этот шаг одним из важнейших пунктов своей концепции, что, впрочем, наглядно отражено в самом названии диссертации. Содержание представления является той составляющей, которая придает ему интенциональное отношение к предмету — именно к этому, а не к какому-либо другому. Содержание определяет, очерчивает предмет представления, но не является им. В одном из аргументов в пользу указанного разграничения Твардовский отталкивается от понятия заменимых представлений: может существовать один и тот же предмет, который определяется разными содержаниями (например, представление о городе, основанном на месте римского поселения Ювавум, и представление о месте рождения Моцарта имеют один и тот же предмет) [K. Twardowski, 1964, s. 26—27].

Закономерно возникает вопрос: так что же все-таки имеется в виду под предметом? Ведь, с одной стороны, Твардовский придер-

5 Такой позиции придерживается один из виднейших польских исследователей взаимовлияния австрийской и польской философии Дариуш Лукасевич (см., например: [D. Lukasiewicz, 2001, s. 180]). Другой исследователь — Пётр Новара — придерживается точки зрения, что концепция Твардовского — это психологизация учения Больцано, т.е. его поправка через призму Брентано [P. Nowara, 2006, s. 68—78]).

6 Стоит заметить, что это не возвращает Твардовского к вопросу о беспредметных представлениях. Он просто решает его по-своему, подходит к нему с другой стороны. Он указывает, что сама проблема существования или несуществования предмета выходит за рамки таких психических феноменов, как представления, и принадлежит целиком сфере суждений. Пока мы остаемся на уровне представлений, их предмет не может быть определен как существующий или несуществующий. Если для Брентано парадокс был следствием неразличения существования имманентного предмета и реального, то для Твардовского, кроме указанного брентановского аргумента, он был также следствием неправомерного переноса свойств суждений на представления [K. Twardowski, 1964, s. 22—23].

живается концепции направленности сознания на имманентный предмет. Мотивы его учения таковы, что в философском исследовании не предполагается возвращение к реальному объекту, который внеположен сознанию. С другой стороны, в своем самом простом (и в то же время самом непонятном) определении предмета как того, «что представлено через представление» мы опять видим возвращение к больцановскому учению7, как будто Твардовский все же выносит предмет из сферы имманентного. При прочтении текста нередко складывается именно то впечатление, что предмет, о котором говорится у Твардовского, не относится к области только сознания (стоит также отметить, что понятия предмета и объекта являются для Твардовского взаимозаменяемыми). Например, автор высказывается о предмете так: «Не следует путать это слово со словом «вещь» (Sache или Ding). Вещи являются только одной группой предметов... К предметам относятся все категории того, что может быть представлено, в то время как «вещи» означают только одну из этих категорий» [K. Twardowski, 1964, s. 30—31].

Отделение содержания представления от его предмета вместе с попыткой оставить предмет в области имманентного действительно является одним из наиболее сложных и противоречивых пунктов в этой концепции. Однако не предмет представления, а его содержание приводит Твардовского к проблеме значения. И это второй важный момент. На полях подробного анализа, касающегося различения содержания и предмета представлений, Твардовский формулирует свою теорию имен. Понятие значения появляется при анализе языка: польский философ рассматривает имена как словесные знаки представлений (в более общем смысле — языковые выражения как знаки психических феноменов). И хотя автор не утверждает абсолютного параллелизма между языком и мышлением, однако, по его мнению, можно говорить об аналогии, которая связывает языковые формы с явлениями психической жизни. Называя нечто именем, говорящий «вызывает» в своем собеседнике определенную реакцию в виде некоего психического содержания (согласно Твардовскому, это «вызывание» — одна из функций имен). Как представление имеет свое содержание, так имя имеет значение [ibid., s. 26]: без сомнения, Твардовский напрямую связывает друг с другом содержание представления и значение8. Факти-

7 Больцано определяет предмет представления как всякое нечто (существующее или нет), которое представление представляет, или представлением чего оно является (daß sie es vorstelle, oder da sie die Vbrstellung davon sey) [B. Bolzano, 1987, § 42].

8 И в этом, казалось бы, он похож на Больцано, который не выносил значение в предметную область, а называл его содержанием. Твардовский действительно отождествляет представление в себе и содержание: «Вместо выражения "содержание представления" Больцано использует определение "представление в себе",

чески этот шаг полагает последнее как часть психологического опыта. Если учесть, что всякий акт сознания единичен и индивидуален, то при таком рассмотрении полностью отсутствует основание для единства значения, которое сводимо к психологическому субъективному опыту.

Таким образом, для Твардовского значение не связывается ни с объективным представлением в себе, как у Больцано, ни с реальным предметом, как это делает Фреге. Польский философ отказывается от обоих путей объективации значения. И хотя он достаточно серьезно изменил концепцию своего учителя, это не отводит его от психологизма, один из вариантов которого он представляет в этот период своих философских штудий.

Итак, при утверждении имманентного характера содержания представления значение автоматически переносится в сферу субъективного. Это следствие психологистически ориентированной философии Твардовского как раз и становится основным объектом критики, которая приводит нас к новому витку этой истории.

Критика данного положения (и других, идущих с ним рука об руку, и в целом текста габилитационной работы Твардовского) принадлежит главным образом Эдмунду Гуссерлю. Вообще полемика с этим сочинением сыграла в философской судьбе Гуссерля большую роль. Сам он, будучи также учеником Брентано, к тому времени уже перешел на сторону антипсихологизма (разумеется, не без помощи Фреге). Вслед за Фреге он утверждал, что в значении есть не только психологическая составляющая, но и логическая, или идеальная, которая должна приниматься за объективную и которая не зависит от конкретного психического переживания. При этом он остается в контексте феноменологиии Брентано (проблематика интенциональности была одной из важнейших тем, которые разрабатывались Гуссерлем в 90-е гг. XIX в.), что позволяет ему последовательно и обоснованно осуществлять критику изнутри.

Эта критика оказалась крайне плодотворной для истории философии. Изначально она была высказана в рамках небольшой рецензии [E. Husserl, 1979, s. 349—356], которую Гуссерль написал в 1896 г. на работу «К учению о содержании и предмете представлений» и направил в журнал «Архив систематической философии» («Archiv für systematische Philosophie»)9 Паулю Наторпу, бывшему

"объективное представление" и отличает от него, с одной стороны, предмет, с другой стороны, представление наличное, или субъективное, под которым понимает психических акт представления чего-либо» [ibid., s. 14]. Однако здесь только терминологическое совпадение, так как очевидно, что Твардовский не придает содержанию представления столь же объективного характера, как Больцано.

9 «Archiv für systematische Philosophie» являлся вторым самостоятельным отделом журнала «Archiv für Philosophie» («Архив философии»), который издавался

в то время редактором данного издания. Тот, однако, вернул ее автору обратно с пояснением, что только что отдал в печать собственное обсуждение книги, и вместе с тем предложил опубликовать более обширный и обстоятельный текст полемического характера. Гуссерль, несмотря на то что имел к тому времени готовую рукопись, ответил ему: «У меня сейчас нет времени на тщательную разработку критических статей или же текста о содержании и предмете представлений. Я пишу более обстоятельный труд, направленный против субъективно-психологической логики нашего времени (и, следовательно, против той позиции, которую я сам раньше занимал как ученик Брентано). Уверен, что выпадет случай, чтобы заняться этим различием»10. Очевидно, речь шла именно о «Логических исследованиях».

Тем не менее Твардовский был знаком с содержанием этой рецензии. Общая идея гуссерлевской критики заключается в стремлении придать значению статус «идеальной сущности». Оно не является ничем индивидуальным, реальным, психическим. Содержание заключается в представлении реально, значение — только функционально, и было бы абсурдно считать его неким действительным кусочком, или частью, психического опыта. Позднее в «Логических исследованиях» Гуссерля не раз упоминается Больцано и его учение о представлении в себе: как раз оно и связывается с идеальной составляющей значения, которую искал и сам Гуссерль. Как выяснилось, к Больцано он обратился даже раньше, чем начал критику Твардовского, — в 1894 г., в своей незаконченной работе «Предмет и представление»11, которая является чуть ли не первым свидетельством отхода самого Гуссерля от психологизма. Здесь он впервые указывает на различие между разнообразным содержанием психических актов и значением как идеальным единством [Р.А. Громов, 2001, с. 132-134].

В этой работе в общих чертах намечены базовые идеи, которые впоследствии легли в основу гуссерлевской теории значения в том виде, как она была представлена в «Логических исследованиях». Ключевым стало также заимствование терминов «субъективные представления» и «объективные представления», которые он употреб-

в Берлине с 1895 по 1931 г. двумя параллельными изданиями: первое — «Archiv für Geschichte der Philosophie» («Архив истории философии») под редакцией Л. Штейна и второе — «Archiv für systematische Philosophie» («Архив систематической философии») под редакцией П. Наторпа. С 1925 г. журнал стал выходить под названием «Archiv für Philosophie und Soziologie» («Архив философии и социологии»).

10 Цит. по: [E. Holenstein, 1975, s. 27]. Письмо датировано 21 января 1897 г.

11 Это ориентировочное название не сохранившейся полностью работы. Одна из двух дошедших до нас частей называется «Интенциональные предметы». Часть К I 56 была опубликована в томе 22 Гуссерлианы в 1979 г., т.е. там же, где и рецензия на диссертацию Твардовского [E. Husserl, 1979, s. 303—342]. Обе сохранившиеся части публикуются в издании: [E. Husserl, 1994, s. 142—174].

лял в точном соответствии с их больцановским смыслом. Кроме того, для Гуссерля, как и для Больцано, важно было разделять представление в себе (значение) и предмет представления.

Надо сказать, что Казимеж Твардовский достаточно быстро воспринял подробный отзыв Гуссерля. Его статья «Психология по отношению к физиологии и философии», которая была написана уже в 1897 г. [К. Twardowski, 1897, 8. 17—41], является свидетельством начала перелома в сторону антипсихологизма. В этом тексте, написанном уже на польском языке, намечены основные моменты, которые позже будут развиты более подробно в рамках его новой концепции значения. Формирование более критического взгляда на психологизм Брентано основывается на различии между науками (упомянутыми в названии статьи), их предметами и методами. Психология не дает той достоверности, которую ждут от теоретических наук: Твардовский предполагает, что философия как раз может претендовать на достоверность и, соотвественно, на большую теоретичность. Психология, в свою очередь, гораздо ближе стоит к эксперементальным наукам. И хотя он не является сторонником окончательного размежевания психологии и философии, однако последняя, по его мнению, занимается такими абстракциями и обобщениями, которых в психологии нет и не должно быть. Это уточнение ляжет в основу концепции различения действий (предмет психологии — психические акты) и их производных (предмет философии — результаты психических актов, которые относятся также к сфере ментального, но представляют собой абстракции от единичных переживаний)12, которая, в свою очередь, изменит и его концепцию значения.

Спустя еще некоторое время серьезную роль в переосмыслении и исправлении предыдущей концепции играет не только Гуссерль, но и ближайший ученик Твардовского, на тот момент уже занявший четкую позицию в отношении психологизма, — Ян Лукасе-вич. Его исследования не были напрямую связаны с проблемой объективации значения, но, находясь под сильным влиянием первого тома «Логических исследований» Гуссерля13, да и общей анти-

12 Подробно об этом Твардовский пишет в «О действиях и производных» (1912), но эти идеи были высказаны еще до выхода этого сочинения, в лекциях 1910 г., прочитанных во Львовском университете. Теперь логика и философия находятся в более тесных отношениях между собой, чем с психологией (как ранее). Так, например, он говорит, что предметом логики не является правильное мышление, так как «мышлением, хотя бы и правильным», знанимается все же психология. Логика же занимается результатами мышления (например, суждениями). Более того, и логика, и философия позиционируются уже как априорные, а не как эмпирические науки [К. Twardowski, 1927, 8. 42—44].

13 По мнению Лукасевича, со страниц первого тома «Логических исследований» говорил не столько Гуссерль, сколько Готлоб Фреге (см.: [/. Wolenski, 1997, 8. 32]).

психологистической программы, он еще больше настаивает на отделении психологии от теоретических наук (в конкретном тексте речь идет о логике, но именно к ней философия стоит ближе). В 1907 г. появляется статья Лукасевича «Логика и психология» [/. Lukasiewicz, 1907, s. 489—492], посвященная рассмотрению принципа непротиворечия и нескольким уровням (трактовкам) понимания этого принципа. На этом неочевидном примере он показывает различие между указанными науками. По мнению Лукасевича, нельзя каким-либо образом свести одно понимание принципа непротиворечия (логическое) к другому (психологическому), так как они вообще касаются разных предметов, и психология ничего не говорит о ложности и истинности. Защищая, таким образом, независимость первой науки от второй, Лукасевич примыкает к лагерю антипсихологистов в логике, математике и философии. При этом нельзя сказать, что Лукасевич выступает как абсолютный логицист. Из упомянутого текста хорошо видно, что, освобождая логику от психологии, он не возводит ее в ранг первонауки, из которой были бы выводимы все остальные. Для польского философа именно онтология становится основанием для логики, а не наоборот (вероятно, можно было бы говорить даже о метафизике как основании логики)14. Более развернуто он представляет свою точку зрения в 1910 г. в книге «О принципе противоречия у Аристотеля» (здесь мы находим окончательно сформулированное троякое толкование принципа непротиворечия, что позволяет совершенно точно говорить о трех его уровнях — психологическом, логическом и онтологическом)15.

Все эти обстоятельства и рассуждения об основаниях различных наук имеют только косвенное отношение к проблематике значения. Тем не менее они достаточно важны, чтобы понять те мотивы, которые направляли философскую эволюцию Твардовского в новое русло.

14 Такую же точку зрения подробно излагает Б. Домбровский, говоря о том, что «для Лукасевича исходной позицией вступления во владения логики была метафизика» [Б. Домбровский, 1999, с. 31—40].

15 Такая расстановка акцентов имеет очень большое значение не только в философской ориентации Твардовского и самого Лукасевича, но и для многих последующих представителей Львовско-Варшавской школы. Если Твардовский, обращаясь к языку, ставит вопрос о соотношении знака и значения (пусть этот вопрос и имеет психологические корни, равно как и его решение), то для многих его учеников гораздо более характерно внимание к отношению между знаком и внеязыковой реальностью (проблема предметности из феноменологической снова превращается в метафизическую). Приоритет онтологии заметен, кроме Лукасевича, и во многих исследованиях Станислава Лесьневского, Тадеуша Котарбинь-ского и др. Это обстоятельство сильно повлияло на возникновение и развитие спора об универсалиях в Школе (универсалии понимались как «общие предметы» — powszechniki).

В 1912 г. у Твардовского выходит еще одно сочинение, крайне важное для понимания перемен, которые происходили с его прежней концепцией. Новая работа — «О действиях и производных» [K. Twardowski, 1912, s. 1—33; далее цит. по: K. Twardowski, 1965, s. 217—240] — рассматривается многими исследователями как свидетельство его отхода от психологизма. В какой-то степени это действительно так, но с той лишь оговоркой, что хотя он и производит попытку вывести значение в сферу объективного, все равно базой остается психология, базой реальной и даже эмпирической. Зато в попытке сгладить острые углы, выявленные предшествующей критикой, Твардовский занимается разработкой теории абстракции и общих представлений.

Автор продолжает развитие концепции, намеченной им уже в 1897 г. Отношение, лежащее между актом представления и его содержанием, понимается здесь как отношение между действием и производным (результатом, wytwor) этого действия. Для иллюстрации этого различия Твардовский использует глагол и соответствующее ему существительное (например, «бегать» — «бег», «кричать» — «крик»). По аналогии с этим содержание представления теперь понимается не как конкретный (т.е. единичный) результат психического акта, а как нечто, что представляет собой абстракцию по отношению к единичным производным. Следовательно, при условии приравнивания содержания представления и значения (оно сохраняется у Твардовского и в этот период) последнее также представляет собой результат абстрагирования.

Наряду с этим Твардовский вводит еще одно важное различение, которого раньше у него не было. Действия, как и соотвествту-ющие им результаты, бывают физическими («прыгать» — «прыжок», «бегать» — «бег»), психическими («рассуждать» — «суждение», «намереваться» — «намерение») и психофизическими («петь» — «пение», «лгать» — «ложь») [K. Twardowski, 1965, s. 220—221]. Последние занимают промежуточное положение, т.е. соединяют в себе и первые, и вторые. Например, когда мы мыслим, то совершаем психическое действие и его результатом будут наши мысли — неустойчивые (т.е. непродолжительные, непостоянные) психические результаты. Но когда мы говорим, возникают психофизические производные (произносится некая речь, слова), также неустойчивые, зато когда пишем — устойчивые16. Такое деление сыграло существенную роль в концепции значения. Психофизические производные называются знаками психических производных. Соотве-

16 «Психофизичным называется такое физическое действие, которое сопровождается психическим действием, оказывающим какое-то влияние на ход действия физического и тем самым на возникающий благодаря ему результат, который будет также называться психофизичным» [ibid., s. 221].

ственно последние являются значением первых17. Если слова языка представляют собой производные психофизических актов, то значением слов и будут результаты психических актов. При этом реальное их отношение таково, что значение всегда потенциально содержится в знаке (т.е. психофизический результат не существует без психической составляющей).

Напомним, что результат должен пониматься в отвлеченном ключе от единичных психических актов. Более того, сам язык как бы иллюстрирует этот абстрактный, т.е. внеиндивидуальный, характер значения, имея в себе «общие представления». Достаточно традиционным способом описывает Твардовский сам механизм абстракции: «Именно те общие черты, то, в чем совпадают отдельные результаты психических актов, мы обычно признаем за значение... Поэтому мы говорим, что некое высказывание будит «одну и ту же» мысль у разных людей, хотя, строго говоря, оно вызывает ровно столько мыслей, сколько есть индивидов, причем мысли эти сами по себе не одинаковые. Однако мы абстрагируемся от того, чем они различаются между собой, и за ту мысль, которая и будет значением высказывания, принимаем только те ее составляющие, которые совпадают. Таким образом, мы говорим только о едином значении...» [ibid., s. 236]18.

Другими словами, всякая производная от действия «живет» за рамками самого действия, т.е. вне психического акта (в том числе и по отношению к временным характеристикам). По-прежнему связывая содержание представления со значением (как и в сочинении 1894 г.), Твардовский, тем не менее, выводит значение в сферу, которая не является конкретным психическим опытом. По мнению польского мыслителя, его подход позволяет нивелировать труднейшую проблему психологизма — расхождение между тождественностью значения и многообразием переживаний.

При этом признании абстрактного характера значения Твардовский, однако, всегда видит его жизненный фундамент в переживаниях, и абсолютная независимость первого от второго выдается за мнимую, лишь видимую. Это позволяет с полной уверенностью сказать, что в измененном учении Твардовского значение все же оказывается вторичным по отношению к психическим процессам.

17 «Значением является каждый психический результат, который находится до психофизической производной в том отношении, что она его выражает» [ibid., s. 232].

18 Так понимаемый процесс абстрагирования не является оригинальной концепцией, но именно эта формулировка очень прочно укоренилась в польской аналитической философии, и, ориентируясь на нее, многие представители Львовско-Варшавской школы разрабатывали концепции общих понятий и их предметов, что довольно скоро вылилось в спор об универсалиях. Только в 1926 г. Тадеуш Че-жовский ставит под сомнение описанный выше механизм и предлагает свое понимание (см.: [T. Cz.eowski, 1926, s. 195-199]).

Следует также помнить, что производные психических актов наделяются Твардовским характеристиками неустойчивости и непостоянства. Такая концепция значения, хоть и содержит в себе мотивы и черты антипсихологизма, бесспорно, базируется на психологистических взглядах. Интересно также то, что сама возможность закрепить некое идентичное (т.е. единое) значение трактуется как свойство человеческой психики. Подобное указание можно интерпретировать таким образом, что теперь значение понимается Твардовским не как часть всякого переживания, а скорее как тип переживания. Вероятно, его определенная симпатия натурализму19 не позволяла прийти к таким радикальным решениям, как утверждение «идеальной области» или «третьего мира» в качестве сферы, в которую можно было бы поместить значение. Тем не менее в новой концепции оно получает определенную, хоть и не абсолютную автономию от психической жизни субъекта.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Больцано Б. Учение о науке I Пер. с нем. Б.И. Фёдорова. СПб., 2003.

Брентано Ф. Психология с эмпирической точки зрения I Брентано Ф. Избр. работы I Пер. с нем. В.В. Анашвили. М., 1996.

Громов P.A. Предисловие к публикации «Интенциональных предметов» Э. Гуссерля II Логос. 2001. № 5-6 (31).

Домбровский Б. Метафизические основания логического анализа Яна Лукасевича II Логос. 1999. № 17.

Молчанов В.И. Две лекции о Брентано II Логос. 2002. № 1 (32).

Bolzano B. Wissenschaftslehre. Stuttgart, 1987.

Czezowski T. Kilka uwag o uogólnianiu i o przedmiotach pojçc ogólnych II Przegl^d Filozoficzny. 1926. Vol. 29.

Holenstein E. Einleitung des Herausgebers I Husserl E. Logische Untersuchungen. Erster Teil: Prolegomena zur reinen Logik II Husserliana I Ed. by E. Holenstein. Hague, 1975. Bd. 18.

Husserl E. Aufsätze und Rezensionen (1890-1910) II Husserliana I Ed. by B. Rang. Hague, 1979. Bd. 22.

Husserl E. Intentionale Gegenstaende II Brentano Studien. Würzburg, 1994. Bd. 3.

Lukasiewicz D. Ontologia znaczenia w Badaniach logicznych Edmunda Husserla II Filo-Sofia. 2001. N 1.

Lukasiewicz J. Logika a psychologja II Przegl^d Filozoficzny. 1907. N 10.

Nowara P. Bolzanowska koncepcja przedstawien bezprzedmiotowych a jej interpretacja w rozprawie O tresci i przedmiocie przedstawien Kazimierza Twar-dowskiego II Diametros. 2006. N 8.

19 Об этом свидетельствует его антиметафизическая позиция (избегание всяких конструкций, не имеющих надлежащего фундамента в сфере фактов (см.: [/. Wo-1гтЫ, 1985, 8. 38]).

Twardowski K. O czynnosciach i wytworach. Kilka uwag z pogranicza psy-chologii, gramatyki i logiki / Ksi^ga pami^tkowa ku uczczeniu 250-tej rocznicy zalozenia Uniwersytetu lwowskiego przez krola Jana Kazimierza. Lwow, 1912. T. II.

Twardowski K. O czynnosciach i wytworach. Kilka uwag z pogranicza psy-chologii, gramatyki i logiki / Twardowski K. Wybrane pisma filozoficzne. Wars-zawa, 1965.

Twardowski K. O tresci i przedmiocie przedstawien. Z badan psychologicznych / Twardowski K. Wybrane pisma filozoficzne. T. I. D^bska. Warszawa, 1964.

Twardowski K. Psychologia wobec fizjologii i filozofii // Przewodnik Naukowy i literacki. 1897. Vol. 30.

Twardowski K. Rozprawy i artykuly filozoficzne. Lwow, 1927.

Twardowski K. Zur Lehre vom Inhalt und Gegenstand der Vorstellungen. Eine psychologische Untersuchung. Wien, 1894.

Wolenski J. Filozoficzna szkola lwowsko-warszawska. Warszawa, 1985.

Wolenski J. Szkola Lwowsko-warszawska w polemikach. Warszawa, 1997.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.