CC BY
33
ИСКУССТВОВЕДЕНИЕ
УДК 784.4
С.В. Балуевская
ПОХОРОННО-ПОМИНАЛЬНЫЕ ПРИЧИТАНИЯ В НАРОДНОЙ ТРАДИЦИИ СРЕДНЕГО ТЕЧЕНИЯ РЕКИ СУХОНЫ: ИСПОЛНИТЕЛЬСКИЙ АСПЕКТ
Статья выполнена в рамках гранта «Федеральная целевая программа "Научные и научно-педагогические кадры инновационной России " на 2009 - 2013 годы»,
лот № 2012-1.2.2-12-000-3004-4292
В статье раскрываются диалектно-стилевые особенности исполнительской сферы похоронных и поминальных причитаний традиции среднего течения р. Сухоны, обусловленные функционально-смысловой направленностью причетных форм, устойчивостью народных представлений о нормах взаимоотношений мира живых с миром умерших.
Народная традиция среднего течения р. Сухоны, похоронные и поминальные причитания, диалектно-стилевые особенности исполнения.
The article describes the dialect-style features of performing the funeral and memorial traditions of the middle course of the river Sukhona resulting the functional-sense direction of keen, people’s ideas of the standards of interrelations of the world of living with the world of the dead.
Folk tradition of the middle course of the river Sukhona, funeral and memorial lamentations, dialect-style features of performing.
Причитания как один из определяющих жанров системы фольклора Вологодчины занимают лидирующее положение в комплексе обрядов семейнобытового цикла, направленных на отчуждение представителя семейно-родового коллектива, связанных с изменением его социального статуса.
Причетные формы в сфере похоронно-поминальной обрядности сохраняют свое ведущее значение и по настоящее время, поскольку на образнохудожественном и функционально-семантическом уровнях выражают устойчивые представления и жизненно-смысловые доминанты мировоззрения человека в народной традиции. Как отмечает А.М. Мехнецов: «В текстах причитаний складывается идеальная (воображаемая) форма происходящего, устанавливаются, подтверждаются нормы обязательных взаимных отношений мира живых и душ усопших» [3, с. 103].
Развитая традиция похоронно-поминальных причитаний зафиксирована на территории среднего течения р. Сухоны в ходе научно-исследовательских экспедиций Центра традиционной народной культуры Вологодского государственного педагогического университета (научный руководитель - кандидат искусствоведения, заслуженный работник культуры РФ Г.П. Парадовская)1.
1 Ранее - Лаборатория народного музыкального творчества Вологодского государственного педагогического института. Всего за период с 1982 по 2005 гг. состоялось свыше 30 экспедиций. Исследования 1987 и 1989 гг. проводились совместно с Фольклорно-этнографическим центром Санкт-Петербургской (ранее - Ленинградской) государственной консерватории им. Н.А. Римского-Корсакова
Диалектно-стилевые особенности причетной сферы, типологические свойства ее художественнообразной системы выявляются на основе комплексного подхода к изучению явлений традиционной народной музыкальной культуры. При изучении сольных причетных форм исполнительский уровень становится одним из значимых.
В целом, исполнительство следует рассматривать в двух аспектах: как структурно-содержательный компонент фольклорного текста, который обладает особыми формами и приемами выразительности, имеющими свою локальную специфику, и как форму познания фольклорного музыкального мышления, отражающего уровень устойчивых народных представлений о жизни и смерти.
Проблематика исполнительства обусловлена природой и спецификой фольклорных явлений. Художественный текст имеет дискретный характер бытования в традиции, воспроизводится лишь в случае жизненной необходимости и «между двумя актами воспроизведения не существует материально» [7, с. 69], а хранится в коллективной памяти носителей культуры. В определенный момент действительности происходит актуализация художественного опыта, при котором слушатели становятся его восприемниками, хранителями и в последующем исполните-
(научный руководитель - А.М. Мехнецов). С 1992 г. в экспедиционных обследованиях принимали участие представители муниципального Центра традиционной народной культуры с. Нюксеница Вологодской области. Территория, расположенная в бассейне среднего течения р. Сухоны, охватывает Нюксенский, частично Тарногский, Бабушкин-ский и Тотемский районы Вологодской области.
лями. При этом каждый исполнительский акт всегда есть не только воспроизведение художественных, но также всех контекстуальных и функциональных составляющих, определяющих необходимость «извлечения текста из памяти, в равной степени способной сохранять как текст, так и сопровождающие его внетекстовые элементы» [6, с. 41].
В данной статье исполнительский уровень рассматривается как существенный компонент причетного текста, функционирующий в сложноорганизованной системе фольклорно-этнографического текста, которая «образуется в силу обусловленности формы и характера соподчинения составляющих его структурных элементов ведущим смысловым началом и жизненным назначением текста в целом» [4, с. 180].
Причитания в традиции среднего течения р. Сухоны маркируют все значимые моменты похороннопоминальной обрядности [подробнее см.: 2]. В зависимости от степени выражения эмоциональнообрядового состояния исполнителей, плачевые формы получают следующие определения:
- «причитать»: «Ой, наприцитают дак всяко покойнику-ту!» (Уфтюгский, Мальчевская, 1273-52)1; «А как заприцитаэшь, дак и все и заревут» (Востровский, Вострое, 1638-28);
- «реветь»: «взохала да заревела, да и заревела, само по себе оно тут насобираетце цево ревить-то в горе-то» (Уфтюгский, Кокшенская, 1422-32); «на кладбишшо пришла и заревела» (Востровский, Вострое, 1638-23); «дак много-то знали, дак(ы) на крыльце ревили: утрам да и вецерам — да выйдут и заревят, как останутце-то» (Уфтюгский, Пожарище, 2443-04);
- «выть»: «вою, другой раз вою, вою» (Уфтюг-ский, Ивановская, 2256-06);
- «мурявкать»: «эдак ревела-то, мурявкала» (Уфтюгский, Кокшенская, 1422-35); «мы уцюём, да все голосом замурявкаём, заревим, да и бежим туда к (й)им» (Уфтюгский, Кокшенская, 1422-35).
Следует отметить, что наиболее часто для атрибутирования обрядового плача в традиции употребляются глаголы «причитать» и «реветь», причем они имеют близкие формы обрядового выражения, поэтому зачастую упоминаются в паре: «пореви, по-прицитай» (Уфтюгский, Лесютино, 445-02).
Дефиниция «мурявкать» встречается как наиболее экспрессивная степень выражения эмоционально-обрядового состояния: «А мать, дак та замуряв-каёт небаским голосом, как я сецяс, прихреплеёт — она уж, от горя-то уж она не можот» (Востровский, Вострое, 1638-33). Подобное исполнение не является нормативным в традиции, связано с опасностью спровоцировать нежелательные явления, по-
1 Высказывания деревенских жителей представлены с учетом особенностей диалектной речи. В скобках указывается место записи информации в Нюксенском районе Вологодской области (сельсовет, деревня), номер записи и единицы хранения по фонду архивных аудиозаписей фольклорно-этнографических материалов Центра традиционной народной культуры Вологодского государственного педагогического университета.
этому вызывает тревогу и беспокойство у других представителей деревенского социума: «Вот и перед сорокоусом мою всё везде, в избе вецером вымыла, вецером всё и делала. На мосту вецером мою, а, зна-эшь, мою да ревлю, мурявкаю. А рядом — дак она уцюла, пришла, мне заколотиласе дак: “Ты што, с ума сошла? Што ты? Те[б]е Манька поблазнит ”. А я ревлю: “Хоть бы мне поблазнило! ” А вот не по-блазнило, эдак ревела-то, мурявкала, а не поблазни-ло» (Уфтюгский, Кокшенская, 1422-35).
«Вытье» по умершему, как правило, находит аналогии с поведением представителей животного мира: «вою <... > как белуга» (Уфтюгский, Ивановская, 2256-06), «тут как собаки воют» (Бобровский, Бобровское, 1839-10).
Особо местными жителями описывается асинхронное причитание двух и более исполнительниц во время кульминационных моментов похоронной обрядности: «Причитают, как волки ревят, кто как сумиёт. Там ведь не одно тожо, скажом, она шчо причитаэт, то и я: она своё причитаэт, да я своё, да и вы — своё, дак тут как волки ревят да собаки лают!» (Брусенский, Брусенец, 456-17). Согласно высказываниям, у слушателей причитаний при этом возникают особые ощущения: «Оне на машине, скажом, едут, дак около ёво так, в обшэм, накло-нятце, да и тут попеременку — дак ведь как волки тут! Да, гул. То, другоё, так как-то, знаёшь, даже смотреть это со стороны, дак даже кожу обдира-эт, неудобно» (Брусенский, Пустыня, 735-04).
«Голос» похоронно-поминальных причитаний в среднесухонской традиции исполнители определяют как: «покойничный голос» (Нюксеница, 472-21); «по-койнишный» голос (Дмитриевский, Побоишное, 49822); «небаской голос» (Востровский, Вострое, 163833); «голос слезливой» (Дмитриевский, Малая Сель-меньга, 1642-02); «жалобный» голос (Бобровский, Бобровское, 1839-05).
Сравнивая «голос» причетных форм свадебной и похоронно-поминальной обрядности, деревенские жители отмечают, что «об живых, дак поют веселяя, а мертвый дак это голос жалобнее. (др. — Об покойнике дак такой и голос — слезливой. А об живом цёловеке дак... Тоже, видяу, ревят о свадьбе, видяу, жалиют. Да как?! Голос-то на жиз[н]ь идёт, на жиз[н]ь, а не смерть ведь)» (Дмитриевский, Малая Сельменьга, 1642-02); «у невесты — повеселяя, а об покойнике-то — жалобно» причитают (Востровский, Заболотье, 486-08).
Поясняется это тем, что невеста выходит замуж, но при этом остается в реальной жизни социума (правда, в ином социально-родовом статусе), а умерший покидает этот мир навсегда: «Вот как ре-вят-то, жалиют-то! Нонь в последнёй путь про-вожаёшь, дак больше и не в живых, и не в мёртвых не увидишь, дак как тут не жауко чёловека! Если вот на свадьбе-то, дак штё оно — прицитаешь, а вот тут жо в глазах, видяу, она жить будёт дак. Не так жауко, а и то ревили. А как в последнёй-от путь, да больше не увидишь-то — ой! А мама умерла, дак я думаю - заревуся!» (Дмитриевский, Малая Сельменьга, 1632-06).
Эмоционально-обрядовое состояние исполнителей сольных причитаний находит особое выражение в структурных элементах причетных форм: специфике начального возгласа, цезурах, словообрывах, протяженности разделов, обусловленной физиологическими особенностями певческого дыхания [подробнее см.: 1].
Темпоральные, динамические, темброво-тесситурные особенности исполнения в системе похоронно-поминальной обрядности традиции определяются на основе следующих высказываний жителей окрестных деревень о том, как следует причитать:
- «пылко»: «когды понесут-то, дак пылко ведь кричишь» (Брусноволовский, Кокуево, 454-04); «да ведь другие пылко-то прицитают, да эдакие голоси-стые-те ведь дак!» (Уфтюгский, Мальчевская, 127352);
- «громко, громко, громко» (Востровский, Вострое, 1392-12);
- «во всю голову», «ско[ль]ко у тебя моци ес[т]ь» (Уфтюгский, Ивановская, 2256-19, Мальчевская, 1273-49); «а как прицитали-то во всю-ту головушку ведь — дак штё ты!» (Дмитриевский, Малая Сельменьга, 1632-06);
- «протяжно»: «шибко как протяжно» (Бобровский, Бобровское, 1838-20), «ростяжней» (Нюк-сеница, 2433-17), «вот эдак всё-то и прицитаю, розвожу эдак» (Востровский, Копылово, 1400-24), «нараспев» (Нюксеница, 1373-17);
- «жалобно» (Востровский, Заболотье, 470-46); «заунывно эдак причитают» (Городищенский, Го-родищна, 1136-25).
Суммируя комментарии, получаем целостную характеристику особенностей исполнения причитаний в похоронно-поминальной обрядности: причитают громко, «пылко», «во всю голову», протяжно и жалобно. Подобное исполнение обрядовым тембром в высокой тесситуре обеспечивает обертоновое звучание, при котором на акустическом уровне утверждается семантика обрядово-коммуникативной сферы, направленной на установление нормативных отношений живых с миром умерших родителей для обеспечения последующего жизненного благополучия.
Максимальную степень насыщенности причетное поле получает в кульминационные моменты обрядового действа (во время выноса гроба, далее по пути следования на кладбище во время похорон, при захоронении) при одновременном множественном (асинхронном) исполнении причитаний: «Из избыто как стали выносить-то, дак сильно-сильно при-цитали! Все уж тут хто цёво — все ревили, уж сильно прицитали. А потом вынесли, дак вот до самово кладбишша, я всё проревела, всё проприцитала — всё, всё, всё! И тётка прицитала и я прицитала до самово кладбишша» (Бобровский, Бобровское, 465-12); «когда везут дак, конечно, уж тут-то все, все ре-вят — тут все, все-все, все-все! И каждый своё, каждый своё, каждый своё горё выкладываёт» (Нюк-сеница, 472-22).
Как отмечают исследователи, акустический код обряда выполняет важные ритуально-магические и
коммуникативные функции, «одновременно создает и разрушает границу между «тем» и «этим» светом, защищает людей от потустороннего влияния», «служит средством установления контакта, связи с обитателями иного мира» [5, с. 78].
Значимой является акциональная составляющая причетных форм: причитания в среднесухонской традиции сопровождаются особой формой поведения
- падением ниц, определяемой как «хлопанье» / «хлестание»: «Вот как тожо две сестры хлопалисе, да оне и в ростяжку-то эдак, не на коленки, а вро-стяжку-ту хлопнутце вдоль-ту по полу — прицитали-то. Ой, мы едва их поднели! Оне ушли уж, иё унесли, там на трактор поставили, а оне всё лёжат на полу. Едва поднели. Вот как ревят-то, жалиют-то!» (Дмитриевский, Малая Сельменьга, 1632-06). Как особый вид поклона (в его наивысшей степени выражения), «хлопанье» / «хлестание» в традиции является типовым ритуальным поведением для всех обрядов семейно-бытового цикла, связанных с переходом представителя из одного семейно-родового статуса в другой. Таким образом, и на акциональном уровне подчеркивается, усиливается и утверждается жизненно-смысловое назначение причетных форм.
Длительность исполнения причитания определяется функциональной и контекстуальной значимостью художественного высказывания, а также мастерством причитальщицы: «Тут можно доуго при-цитать. Цёво эдакоё вспомнишь горькоё, вот и при-цитаёшь, тутока всё так и выприцитываэшь» (Брусенский, Пустыня, 1456-06). Наиболее опытные исполнители «к кажному прицёты прибавляли, к кажному прицёты. Да ведь другие пылко-то прицитают, да эдакие голосистые-те ведь дак! Ой, на-прицитают дак всяко покойнику-ту!» (Уфюгский, Мальчевская, 1273-52).
Многочисленными являются сведения о том, что раньше практически каждая женщина умела причитать. Причитание представительниц женского пола являлось традиционной нормой. Умение, основанное на слушательском опыте, приходило вместе с жизненной потребностью выразить свое горе по потере близкого человека: «по покойнику — дак што уж?! — это хто и не знает, дак заревит, заприцитает» (Востровский, Леваш, 1834-34); «станёшь ревить дак горё найдёт слов» (Дмитриевский, Побоишное, 498-22); «взохала да заревела, да и заревела, само по себе оно тут насобираетце цево ревить-то в горе-то» (Уфтюгский, Кокшенская, 1422-32).
Однако, согласно народным представлениям, причитать по покойному следует «умиючи», «складно», чтобы нормативно справить обряд и обеспечить себе дальнейшую благополучную жизнь, в связи с чем, для данного ответственного дела могли приглашать знающих причитальщиц, пользовавшихся авторитетом у односельчан: «Анна-то Васильёвна, та умеет причитать, дак она своим и чужим причитает, дак та-та почти што кажный раз причитает. <... > Причитать приглашают, если не розу-меет нехто дак» (Брусенский, Монастыриха, 42935); «Ну, плакать-то плакала, но прицитать я не
прицитала, потому што прицитать надэ тожо умиюци. А людям на страм — это тожо худо, это тожо худо. Прицитать надэ складно ведь. Складно! <...> Уж хто лучше Симки прицитау, не знаю, Олександра, не знаю, она всем на ужас, всем на за-видос[т]ь» (Бобровский, Бобровское, 1839-05).
Опытные исполнительницы старались так организовать причетное действо, чтобы в нём обязательно приняли участие родственники покойного, тем самым осуществляя преемственность в передаче необходимых художественных знаний: «Вот я бы не знала, дак ко мне бы пришла, дак она бы начала не-множко-то так подпричитывать, а ты бы значит кончай» (Уфтюгский, Кокшенская, 1411-02).
Мастерство причитальщицы определяло ее статус и значимость в культурной традиции. Причетно контролируя, подтверждая и направляя обрядовое действо, опытная исполнительница обеспечивала нормативное проведение обряда, что определяло последующую благополучную жизнь семейно-родового и общинного социума. Таким образом, исполнительский уровень как значимый структурносодержательный компонент художественной формы ярко выражает диалектно-стилевые особенности причетных явлений в традиции.
Причитания в системе похоронно-поминального обрядового комплекса сохраняют свое функциональное значение в наши дни, в связи с жизнестойкостью представлений о традиционных правилах и нормах взаимных отношений мира живых с миром умерших. Изучение причетных форм по сей день бытующих в современном модернизированном обществе, а значит выполняющих значимые социокультурные функции, является актуальной задачей современной науки.
Литература
1. Балуевская, С.В. Похоронно-поминальные причитания в устюгской традиции Нюксенского района Вологодской области / С.В. Балуевская // Отечественная этно-музыкология: история науки, методы исследования, перспективы развития: Материалы Международной науч. конф., 30 сентября - 3 октября 2010 г. / Санкт-Петербургская государственная консерватория им. Н.А. Римского-Корсакого. - СПб., 2011. - Т. 2. - С. 18 - 36.
2. Балуевская, С.В. «Свое» и «иное» в похороннопоминальных причитаниях Нюксенского района Вологодской области / С.В. Балуевская // Рябининские чтения -2011: Материалы VI конференции по изучению и актуализации культурного наследия Русского Севера. - Петрозаводск, 2011. - С. 213 - 216.
3. Мехнецов, А.М. Традиционные формы похороннопоминальной обрядности (поминальные, «урочные» дни) -по результатам экспедиций 1992-2000 гг. в Вологодскую и Смоленскую области / А.М. Мехнецов // Народная традиционная культура и современность: материалы научнопрактической конф. (с. Нюксеница, 5 октября 2003 г.). -Вологда, 2004. - С. 96 - 106.
4. Мехнецов, А.М. Фольклорный текст в структуре явлений народной музыкальной культуры / А.М. Мехнецов // Музыка устной традиции: материалы международных конференций памяти А. В. Рудневой. - М., 1999. - С. 178 -182.
5. Пашина, О.А. Мир живых и мир мёртвых в музыкальных звуках / О. А. Пашина // Голос и ритуал: Материалы науч. конф. (май 1995 г.) - М., 1995. - С. 76 - 81.
6. Чистов, К.В. Специфика фольклора в свете теории информации / В.К. Чистов // Фольклор. Текст. Традиция. -М., 2005. - С. 26 - 43.
7. Чистов, К.В. Текст письменный - текст устный / В.К. Чистов // Фольклор. Текст. Традиция: Сб. ст. - М., 2005. - С. 68 - 74.
УДК 78.07
М.Г. Долгушина
МУЗЫКАЛЬНЫЙ БЫТ И РАЗВЛЕКАТЕЛЬНАЯ КУЛЬТУРА ВОЛОГДЫ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА
Исследование осуществлено в рамках гранта Федеральной целевой программы «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» на 2009 - 2013 годы, лот № 2012-1.2.2-12-000-3004-4292
Статья посвящена музыкальному быту Вологды второй половины XIX в. Приведены сведения о балах, музыке на летних гуляньях, рождественских музыкальных развлечениях, показана динамика их изменений. Источниками послужили материалы периодической печати, архивные документы, мемуары современников.
Вологда, культура, музыкальный быт.
This paper is devoted to musical life of Vologda of the second half of the XIXth century. Information about balls, music played at summer promenades and Christmas music events are presented, dynamics of its change is shown. Periodicals, archival documents and contemporaries' memoirs were used as the source.
Vologda, culture, musical life.
Настоящее исследование как самостоятельное сформировалось в процессе изучения музыкальной культуры Вологды XIX в. Речь пойдет о «музыкаль-
ном оформлении» жизни провинциального русского города второй половины позапрошлого столетия -городских праздниках и торжествах, балах, танцах,
