CC BY
17
Фил ол ОГПЧЕСКПЕ ИНУКИ
ПОЭЗИЯ ДМИТРИЯ КОДЗОКОВА В КОНТЕКСТЕ РАЗВИТИЯ ТРАДИЦИЙ РУССКОГО РОМАНТИЗМА
К.М. Шиков
DMITRY KODZIUKOV'S POETRY IN THE CONTEXT OF THE RUSSIAN ROMANTICISM TRADITIONS' DEVELOPMENT
Shikov K.M.
The article analyzes the Russian-language poetic works of the Adygei enlightener of the 19th century Dmitry (Lukman) Stepanovich Kodziukov in the context of the development of A.S. Pushkin and M.J. Lermontovs romantic traditions and the effect of the world romantic poetry traditions upon the formation and coming into being of the Adygei poet, whose works can be named without exaggeration as an ethnic-cultural phenomenon in the Russian spiritual life of the first half of the century.
В статье анализируется русскоязычное поэтическое творчество адыгского просветителя XIX века Дмитрия (Лукмана) Степановича Кодзю-кова в контексте развития романтических традиций А.С. Пушкина и М.Ю. Лермонтова, а также влияние традиций мировой романтической поэзии на формирование и становление адыгского поэта, творчество которого без преувеличения можно назвать этнокультурным явлением в духовной жизни России первой половиныi столетия.
Историко-этнографическое и культурное наследие писателей-просветителей первого этапа первого периода адыгского просветительского движения, к которому бесспорно можно отнести творчество Шоры Ногмова, Султана Казы-Гирея и Султана Хан-Гирея, во многом носит печать исторической и литературной документалистики.
Следует отметить, что все произведения русскоязычных адыгских писателей отличаются своей синкретичностью. Не имея собственно-национальной письменности, адыгские просветители вынуждены были обратиться к тем культурным ценностям и к тому языку, которые в силу географических особенностей и возникших в процессе Русско-Кавказской войны новых общественно-исторических реалий оказались наиболее близки их духовным запросам. Непосредственное влияние более развитых социально-экономических, общественно-политических отношений и художественно-эстетических достижений передовой русской культуры обогащало духовные ценности адыгов, определяло значительные изменения в традиционный национальный уклад, в жизнь и быт народа. Коренная ломка феодально-патриархальной ментальности горцев Северного Кавказа при всей прогрессивности порождала собой и отрицательные последствия, связанные с опасностью исчезновения многовековой культурной духовности горских народов и проблемой её сохранения. Необходимость спасти свой народ как этнос и его культуру и подвигла на творческий
УДК 82.0(470.621)
ШШиков К.М
подвиг наиболее талантливых выходцев из различных адыгских племён, часть из которых приобщилась к грамоте в мусульманских и аманатских школах, а затем, продолжив обучение и в светских учебных заведениях, получила хорошее образование. Оно позволило им впоследствии внести огромный вклад не только в дальнейшее развитие национальной культуры на русском языке (например: Султану Казы-Гирею и Султану Хан-Гирею), но и в просвещение и обучение своего народа на адыгском языке. Адыгские писатели-просветители стремились к ещё большему сближению с русской культурой для того, чтобы овладеть в совершенстве русским языком, с помощью которого они смогли создать свои историко-докумен-тальные труды и высокохудожественные литературные произведения, ставшие бессмертными памятниками адыгской культуры. Таким образом, развитие адыгского просветительского движения в начале XIX века шло по двум направлениям, предопределённым исключительно историческими условиями и особенностями национальной мен-тальности. Это, во-первых, просвещенческая деятельность Шоры Ногмова, основанная и на адыгском, и на русском языках, которая, периодически «то затухая, то разгораясь», носила спонтанный характер и зависела в основном от формирования и особенностей творческой индивидуальности самого просветителя. Процесс этот для первопроходца адыгского просветительства был, безусловно, очень сложным и тяжёлым. Второе направление - это просвещенческая деятельность Султана Казы-Гирея и Султана Хан-Гирея, основанная исключительно на русском языке. Если Шора Ногмов считал основным залогом просвещения народа наличие собственно-национальной письменности, научно занимался конкретной работой по её созданию с привлечением крупнейших русских учёных и на основе созданного им самим алфавита обучал адыгских детей в крепости Нальчик, то Султан Хан-Гирей в своих трудах лишь обозначил необходимость создания национальной письменности, отмечая её отсутствие как факт, тормозящий не только «распространение образо-
вания» (А.Х. Хакуашев), но и процесс преодоления социально-экономической отсталости адыгов и дальнейшее развитие культуры народа. Сравнение просвещенческих принципов Шоры Ногмова и Султана Хан-Гирея, по аналогии с историей просветительства других кавказских народов, приводит к выводу о более радикальных взглядах первого адыгского просветителя на вопросы образования и просвещения так же, как и к выводу о достаточно умеренных взглядах на них другого. Но, каким бы разительным ни было различие в общественно-политической и культурной приверженности первых деятелей адыгского просветительства, они смогли, преодолев огромные трудности, создать совершенно новую по содержанию и творческим принципам художественно-этнографическую литературу, в которой, наряду с романтическим отображением, историческое прошлое адыгов получило отчасти и историко-реалистическое воплощение, и заложить богатые творческие и художественные традиции, на которых впоследствии зародились и получили дальнейшее развитие демократические принципы национального просвещения, подарившего адыгской культуре XIX - начала XX столетия имена выдающихся её деятелей, к которым по праву и в первую очередь нужно отнести Дмитрия Степановича Кодзокова.
Дмитрий Степанович Кодзоков (урождённый Лукман Магометович Кодзоков) родился предположительно в 1818 году. Ещё в детстве (в шестилетнем возрасте) в 1824 году он оказался на воспитании в российской помещичьей семье Хомяковых благодаря Марии Алексеевне Хомяковой, находившейся в то время на лечении на Горячих водах в Пятигорске. Семья эта в аристократических кругах Москвы славилась своими богатыми духовными и культурными традициями, а Алексей Степанович Хомяков был известным в России поэтом, традиционно-русские взгляды которого были известны многим почитателям его таланта. Славянофильские убеждения не мешали Алексею Степановичу быть не только поэтом, но и историком и философом передовых воззрений. Чтобы убедиться в этом, достаточно
перечислить имена известных людей России той эпохи, с которыми тесно общался А. С. Хомяков. Как пишет один из крупнейших исследователей адыгского просветительского движения Т.Х. Кумыков, «в просвещённый круг А.С. Хомякова входили братья Киреевские, А.В. Веневитинов, Елагины, А.И. Кошелев, И. С. Мальцев, Н.А. Муханов, Погодин, Грановский, Одоевский, Языков и другие. Они часто собирались в доме Евдокии Петровны Елагиной и за чашкой чая обсуждали вопросы развития науки и общественно-политической мысли в России и за рубежом ... На вечерах у Елагиной, Киреевских, Свербеевых, Хомяковых, Кошелевых бывали Чаадаев, Герцен, Грановский и другие известные люди» (1, с. 1920). По свидетельству современников и исследователей его поэтического творчества и одного из биографов поэта П. Бартенева, А.С. Хомяков был лично знаком и с деятелями русского революционно-демократического движения В.Г. Белинским и Н.Г. Чернышевским, с передовыми людьми России первой половины XIX века К.Д. Кавелиным, В.П. Боткиным и др.
Через несколько лет пребывания в семье Хомяковых, в 1830 году, двенадцатилетний Лукман принимает крещение под именем Дмитрий, а А.С. Хомяков становится крёстным отцом мальчика. Так дом русской дворянской семьи Хомяковых стал родным очагом для маленького адыга, и именно в нём он получил сначала блестящее домашнее образование, а затем совершенствовал свои знания в известном в то время всей Москве пансионе профессора Павлова.
После окончания пансиона Дмитрий Кодзоков по рекомендации Марии Алексеевны Хомяковой, давшей подписку о том, что её воспитанник «во всё время нахождения своего в университете будет являться в предписанной от начальства форменной одежде и своим поведением не нанесёт начальству никакого беспокойства» (1, с. 24), поступает в Московский университет. По утверждению исследователя жизни и деятельности Д.С. Кодзокова Т.Х. Кумыкова, столичное студенчество Петербурга и Москвы в те годы было зачинщиком революци-
онных выступлений, из-за чего для поступающих в высшие учебные заведения было введено правило, по которому за них должны были поручиться подпиской родители или же кто-то из родных. Кроме того, сами поступающие тоже должны были дать подписку с письменным обязательством о том, что они не будут «принимать участия в деятельности каких-либо тайных организаций» (Т.Х. Кумыков). В Центральном историческом архиве г. Москвы сохранилась подписка Дмитрия Кодзокова следующего содержания: «Я, нижеподписавшийся, сим объявляю, что я ни в какой масонской ложе, ни к какому тайному обществу ни внутри, ни вне империи не принадлежу и обязуюсь впредь им не принадлежать и никаких сношений с ними не иметь» (2, с. 4).
Годы учёбы в Московском университете (1834 - 1838) были действительно заполнены примерной учёбой и активным участием в общественной жизни учебного заведения. Вместе с Дмитрием Кодзоковым поступили и учились в эти же годы Юрий Самарин, Иван Васьянов, Михаил Строев, Михаил Катков, Фёдор Буслаев, ставшие впоследствии известными в России деятелями. Уже в студенческие годы юный Дмитрий проявил свои поэтические способности, издав в типографии Московского университета сборник стихов под названием «Стихотворения молодого черкеса». Кроме того, вместе со своими однокурсниками, написавшими на университетский конкурс сочинения на различные темы, Дмитрий Кодзо-ков представил две работы: «Описание Кавказа» и «Осада Троицкой лавры», которые были признаны лучшими. Кстати, в том конкурсе принимал участие и другой адыг из Кабарды - Константин Черкасский - с работой «Чувствования Ломоносова при виде северного сияния» (1, с. 24). Таким образом, формирование мировоззрения и творческой индивидуальности Дмитрия Кодзокова шло сразу под влиянием нескольких факторов. Это и влияние А. С. Хомякова, при всей своей занятости (он был одним из идеологов и руководителей Московского общества славянофилов) уделявшего большое внимание вопросам воспитания своего крестника,
ШШиков К.М
и лекции известных учёных и университетских педагогов Н.И. Надеждина, М.П. Погодина, И.И. Давыдова, М.Т. Каченовского, Д.Л. Крюкова и др., и дружба с Михаилом Катковым и Юрием Самариным, близко знавшими и дружившими с выдающимися деятелями передовой русской культуры, литературы и общественной мысли России Белинским, Станкевичем, Грановским, Боткиным, Бакуниным, Аксаковым, братьями Киреевскими и другими. Безусловно, что в такой среде, как пишет один из крупнейших лермонтоведов И.Л. Андроников, попутно обратившийся к жизни и деятельности Д.С. Кодзокова в связи с новыми архивными находками по творчеству великого русского поэта, «должен был сформироваться человек очень высокой культуры, с серьёзными духовными и умственными запросами» (3, с. 25), каким на самом деле и был Дмитрий Кодзоков.
После окончания университета Дмитрий Кодзоков в течение года работал в Московской палате уголовного суда, в связи с чем ему в соответствии с «Табелем о рангах» в военной и гражданской службе был присвоен гражданский чин губернского секретаря. Но ни карьерные перспективы молодого высокообразованного черкеса, ни жизнь в Москве, всегда являвшейся одним из центров культуры, образования, философской и политической мысли России, не могли сравниться с его желанием принести пользу своему народу, используя те многосторонние и глубокие знания, которые он приобрёл в доме Хомяковых и в Московском университете. Адыгский просветитель, с детских лет находившийся в разлуке с родиной, провёл вдали от родных почти 15 лет. За эти годы он принял христианство, не имея возможности общаться на родном языке, практически забыл не только его, но и обычаи, которых всегда свято придерживались горские народы, следовательно, оказавшись на родине, он свою деятельность должен был, прежде всего, начать вновь с освоения языка и изучения обычаев по адату (свод устных адыгских законов, построенных на соблюдении народных обычаев) для неукоснительного следования им в работе с
горцами, чтобы тем самым вызвать доверие и расположить их к себе. Именно с этого начинает свою деятельность на родине Д.С. Кодзоков, прибыв в Пятигорск поздним летом 1839 года и поселившись в доме сосланного на Кавказ декабриста Василия Дмитриевича Сухорукова. Несмотря на непрекращающиеся военные действия, город Пятигорск в те годы стал своеобразным центром русской общественно-политической и культурной жизни. Причин тому было три: первая - мягкий, почти субтропический, климат и знаменитые лечебные Горячие воды, на которых поправляли своё здоровье не только раненные в боях русские офицеры, но и многочисленные представители русского аристократического общества; вторая -Северный Кавказ, в том числе и Пятигорск, стал местом, куда, прежде всего и в большинстве случаев для дальнейшего продолжения службы, направлялись неугодные царизму офицеры и «провинившиеся» своим свободомыслием писатели и поэты; третья -географическое положение города, оказавшегося на пересечении важнейших стратегических путей, имевших жизненно важное значение для решения общественно-политических и социально-экономических задач, связанных с дальнейшим завоеванием Северного Кавказа. Именно поэтому в 30-е годы XIX века в Пятигорске побывали А.С. и Л.С. Пушкины, А.И. Одоевский, Н.М. Сатин, композитор А. Алябьев и другие выдающиеся русские общественные деятели и литераторы. Здесь же состоялись первые встречи Д.С. Кодзокова со своими родными - отцом Магомедом, братьями и сестрами, дядей Хаджи и двоюродным братом Харуном. Кроме того, стремление адыгского просветителя принести пользу своему народу встретило понимание и поддержку образованных адыгов - майора Якуба Шар-данова и секретаря Кабардинского Временного суда Шоры Ногмова. Находясь в так называемой «добровольной отставке», Д.С. Кодзоков много путешествовал по Северному Кавказу, в том числе побывал в Адыгее, у бжедугов, и непрестанно работал над различными проектами, которые должны были бы помочь в непростых, а зачастую
и очень сложных отношениях и русским, и адыгам. Первыми из них были проекты «О заведении в Кабарде школ для первоначального обучения детей» и «О необходимых переменах в управлении горскими народами». Параллельно со стремлением адыгского просветителя практически внести положительные изменения в годами устоявшиеся взаимоотношения недоверия и настороженности между горцами и российскими властями он усиленно занимался сбором, изучением, систематизацией и даже переводом на русский язык произведений адыгского устно-поэтического народного творчества. Таким образом, уже в годы пребывания в Пятигорске Д.С. Кодзоков начал свою просветительскую и научную деятельность. К этому периоду относятся его записки и проекты, направленные на изменение экономического и бытового уклада горских племён с учётом сложившихся новых общественно-исторических условий.
Пятнадцатилетняя (с 1844 года), служба в Закавказье на различных государственных должностях сначала в качестве помощника разъездного надзирателя Нахи-чеванского таможенного поста с прикомандированием к канцелярии управляющего Закавказским таможенным округом, а затем и старшего чиновника особых поручений, и правителя канцелярии Закавказского таможенного округа, и управляющего Нахиче-ванским карантинно-таможенным правлением, и, наконец, председателя Комиссии по разбору личных и поземельных прав жителей Терской области на время отодвинула претворение в жизнь замыслов адыгского просветителя, но не смогла его отвлечь от задуманной цели трудиться на благо своего народа. Именно поэтому он всем сердцем рвётся быть поближе к нему и в редкие часы, свободные от исполнения служебных обязанностей, продолжает своё творчество по разработке различных положений и проектов, призванных если не улучшить, то хотя бы облегчить его тяжёлое экономическое и политическое положение. Достаточно сказать, что из-под пера Д.С. Кодзокова в эти годы вышли такие труды в виде докладов, записок, рапортов и проектов, как «Мнение
председателя комиссии о земельной собственности в Кабарде», «Записка о зависимых и холопских сословиях в Кабардинском округе», «Записка об осетинских кавдасардах», «Опыт наёмной запашки в Терской области», «Заметка о кавказском коневодстве», «Отчёт о деятельности комиссии с 1 августа 1863 по 1 января 1869г» (имеется в виду «Комиссия по разбору личных и поземельных прав жителей Терской области», председателем которой Д.С. Кодзоков был вплоть до 70-х годов XIX в.). Кроме того, в своих экономических разработках упадок сельскохозяйственного производства и переработки сельскохозяйственных продуктов адыгский просветитель напрямую связывает с военными действиями на Кавказе. Правда, на открытое осуждение военной экспансии он не решается, но подчёркивает, что в мирных условиях экономика народов Северного Кавказа «была более эффективной и результативной, чем в условиях военной обстановки, которая отрицательно отражалась на развитии хозяйства» (1, с. 88). Некоторые положения и высказывания Д.С. Кодзокова были глубоко выстраданы им и содержали настолько грамотные и научно обоснованные выводы, что они, спустя более полутораста лет, и сегодня остаются актуальными для организации сельскохозяйственного производства и животноводства на Северном Кавказе.
Д.С. Кодзоков для своего времени был человеком глубоко и многосторонне образованным. Именно поэтому в его творческом наследии имеются не только труды, посвя-щённые вопросам социально-экономического и политического послевоенного устройства горских народов, но и разработки по вопросам их просвещения и образования, так как он прекрасно понимал, что без решения этих проблем невозможно было бы решить те глобальные задачи, которые ставила сама эпоха перед адыгами. Правда, позиции, на которых он стоял так же, как и другие адыгские просветители Шора Ног-мов, Султан Казы-Гирей, Султан Хан-Гирей, в силу политической ограниченности можно назвать утопическими, так как их проекты во многом не учитывали колоссального раз-
ШШиков К.М
личия в социально-экономическом развитии и уровня организации общественно-политических формаций России и народов Кавказа, но, как справедливо отмечает Т.Х. Кумыков, просветительские «взгляды Д.С. Кодзокова более аргументированы и имеют более богатую источниковую базу» по сравнению с другими деятелям адыгского просветительства его эпохи и «в ряде случаев выходят за рамки буржуазно-либерального просвещения» (1, с. 142). Об этом свидетельствует, в частности, его проект «О заведении в Ка-барде школ для первоначального обучения детей», которым так и не воспользовались российские власти, хотя, по свидетельству самого автора, «проект заслужил всеобщее одобрение, и начальник Кабарды генерал Пирятинский сказывал, что он получил уже приказание сообразить смету расходов» (1, с. 144). Но примечательно то, что работа адыгского просветителя всё же пробудила у некоторых представителей новой власти определённый интерес к вопросам массового начального обучения горских детей и подготовки «кадров из местного населения» (Т.Х. Кумыков). В связи с этим хочется отметить и рапорт, датированный 10 февраля 1841 года, подписанный председателем Временного Кабардинского суда Айдемировым, эфендием Шеретлоковым, членами суда ротмистром Куденетовым, корнетами Док-шукиным и Тамбиевым, майором Атажуки-ным, прапорщиками Анзоровым и Инало-вым, секретарём Временного суда поручиком Шорой Ногмовым, в котором обосновывалась необходимость открытия светских школ и прикомандирования для решения этого вопроса поручика Ш.Б. Ногмова к Академии наук России. Практическим шагом к решению этой важнейшей задачи стало открытие Д. С. Кодзоковым школы в родном ауле, где ученики обучались русскому языку и им давались элементарные математические знания. Учебники и другие учебные пособия просветитель привёз из Ставрополя, а в качестве учителя был приглашён отставной унтер-офицер из Пятигорска (1, с. 146). В решении этих сложных и, безусловно, первоочередных задач ему всемерно помогали В.Д. Сухоруков, Ш.Б. Ногмов,
Якуб Шарданов, Азамат-Гирей и посвятивший себя впоследствии, по примеру старшего наставника, просвещению адыгских народов Кази Атажукин. Казалось, не было такого вопроса, имевшего хоть какое-либо общественное значение, которого не коснулся адыгский просветитель в своих трудах. Это и тяжёлое правовое и экономическое положение горцев, и проблема сохранения богатейшей и древней материальной и духовной культуры адыгов, вопросы нравственности адыгской феодальной знати, жалкое существование и тяжёлый семейный гнёт, которым подвергались женщины, дальнейшее расширение сети образовательных учреждений в Кабарде для того, чтобы заложить основы к возникновению национальной интеллигенции. В связи с последним не могу не обратиться к одному из биографических фактов просветителя, приведённых Т.Х. Кумыковым в своей книге «Дмитрий Кодзоков», как ничто другое подтверждающему его исключительно внимательное и чуткое отношение к вопросам образования адыгских детей, когда он своим ходатайством перед начальником Терской области М.Т. Лорис-Меликовым отстоял направление Кази Атажукина в крепость Нальчик для последующего назначения заведующим педагогическими курсами.
Как ни удивительно, взгляды Д.С. Кодзокова на образование и просвещение горских народов были не всегда чёткими и последовательными. Так, он совершенно недооценивал роль родного языка в вопросах просвещения, считая, что необходимость общения на нём вскоре исчезнет, и отдавал исключительное предпочтение русскому языку. Вероятно, сказывалось то обстоятельство, что он долгие годы воспитывался и получал образование в чужеродной среде и на чужом языке вдали от родных, и то, что это время совпало с периодом формирования его как личности.
Говорить о Дмитрии Степановиче Кодзокове как о просветителе невозможно, не подвергая анализу его публицистическую и литературную деятельность. Ещё в годы учёбы в Московском университете Дмитрий Степанович Кодзоков заявил о себе как ода-
рённый поэт и публицист. В 1837 году в университетской типографии был отпечатан его сборник стихов и увидели свет первые конкурсные публицистические работы, одна из которых была посвящена Кавказу и признана в числе самых лучших. В сборник же стихов вошли произведения, свидетельствующие о наличии у молодого поэта яркого дарования. Конечно, в годы, когда русская романтическая литературная школа находилась на вершине своего развития и расцвета, она, естественно, не могла не оказать влияния на вступающего на поэтическую стезю юношу, на его творческое формирование и творческие принципы. Однако нельзя отрицать и того, что волшебный мир поэзии способствовал развитию его таланта и укреплял в нём стремление к поэтически-образному познанию мира, воплощённого в художественных образах. Стихи Д.С. Кодзокова по-юношески ломки, но в них слышатся не по годам мудрые раздумья о смысле жизни и назначении в ней человека. Поэтические произведения, вошедшие в единственный сборник Д.С. Кодзокова под названием «Стихотворения молодого черкеса», полны размышлений о вечности, о добре и зле, о будущем, об окружающей природе, они как бы раскрывают историю его души и призывают понять его как человека и поэта. В них своеобразная поэтическая исповедь, в которой от стихотворения к стихотворению с дневниковой хронологичностью можно проследить процесс, отражающий становление автора как личности, исповедь, в которой ощущается пульс непрестанного горения и поэтического вдохновения, стремление к познанию сложного мира:
Зачем влекусь неодолимо
Я тайны мира разгадать,
Всё — что умом непостижимо,
Всё непонятное — понять?...
«Жалоба» (4, с. 5).
Тема, на которую написано стихотворение, невольно наводит на мысль о том, что она, эта тема, уже у кого-то из русских поэтов когда-то звучала, и поэтический слог очень близок к поэтике романтических про-
изведений и Пушкина, и Лермонтова, что является безусловным доказательством влияния великих русских поэтов на творчество молодого адыгского художника слова. Но сходство не говорит о подражании. В стихах Д.С. Кодзокова нет той экспрессии, которая присутствует в романтической лирике русских поэтов, исполненной неотразимой бурной страсти. Замысел кодзоков-ского стиха несколько иной, он связан с идеей познания мира, раскрытия его тайн и ограниченности человеческих возможностей в их разгадке. Само содержание как бы диктует автору уровень той самой «умеренной» экспрессии, которую он собирался вложить в свои поэтические строки, и оно подсказывает ему, что не надо ничего выдумывать, а нужно только прислушаться к собственному сердцу, которое само и подскажет, к какой теме и как обратиться. И эта, не по-юношески глубокая, философия только что зарождающихся сложных взаимоотношений молодого человека с окружающим его миром и становится одной из первых тем, с разработки которых он и начинает своё творчество.
Но в стихотворении «Жалоба» звучат не только романтические раздумья юного поэта. В нём ощущается и необъяснимая тревога, навеянная двойственным чувством, испытываемым лирическим героем, соприкоснувшимся с чем-то таинственным, трудно поддающимся познанию. С одной стороны, это его нежная душевная ранимость сказочной красотой мира, с другой - далеко не похожая на эту сказку окружающая действительность, наполненная суровой необходимостью каждодневного решения уже не детских проблем, вызванных размышлениями о сущности жизни. И передать это состояние человека, изумлённо застывшего перед красотой и величием мира, возможно лишь в лирическом произведении, наполненном русской народной песенностью, окрашенной неповторимыми поэтическими красками глубокой эмоциональности. И, как это ни странно звучит, такое оказалось под силу юноше-черкесу, не так давно соприкоснувшемуся с достижениями русской и мировой культуры и литературы.
ШШиков К.М
Д.С. Кодзоков как творческая личность формировался в чужеродной среде. И всё же, достигнув зрелого возраста, он, бесспорно, осознавал, сколько сил и труда было вложено в него русской помещичьей семьёй Хомяковых, пока он не стал разносторонне высокообразованным человеком. Но впечатления детства, его запахи, неповторимые звуки и краски «поры первоначальной» не забываются никогда, более того, интеллигентная семья, в которой он воспитывался, нисколько не стремилась к тому, чтобы выветрить из своего воспитанника его прошлое. Наоборот, Хомяковы, как истинные интернационалисты, наделённые врождённым чувством сострадания и сопричастности чужой судьбе, нисколько не скрывали его происхождения, истории появления маленького черкеса в их семье и при каждом удобном случае старались внушить ему чувство уважения и любви к своему народу. Наверное, поэтому в его сборник и вошло стихотворение, в котором юный поэт обращается к своей родине с удивительно тёплыми словами, на которые способен лишь человек чистой, ясной и нежной души. Даже от пронизывающей тоски, звучащей в стихотворении «Сон узника», веет чувством тепла и света, мечтаниями и верой в предстоящую скорую встречу, вопреки всем душевным страданиям и бедам. Художественный образ, созданный в нём поэтом, сродни образам русской романтической поэзии, а впечатления кристаллизуются в метафоры, близкие к использованным А.С. Пушкиным в стихотворениях «Захарове» и «Узник»:
« Страна родная, край родной! Когда увижусь с вами я? О, нет нигде таких чудес, Таких лугов, таких полей, Такой зари, таких небес!
Вот и усадьба, отчий дом, Где беззаботно проводил Свои он лета молодые, Где он был счастлив, где делил С друзьями радости живые».
«Сон узника» (4, с. 9-10)
Знакомство с творчеством западноевропейских и русских художников слова, влияние художественных традиций мировой романтической поэзии открыли перед молодым поэтом новые горизонты красоты поэтического слова и романтического восприятия окружающего мира. Запахи детства, многообразие его звуков и многоцветье красок отечества неповторимы, даже воздух родной земли на вкус слаще для юного автора. Именно поэтому он и не может ни с чем сравнить красоту страны детства, родной край, оставивший в сердце, в острой памяти ребёнка неизгладимые на всю жизнь, впечатляющие картины природы Кавказа, и, конечно же, не может быть нигде «таких чудес, таких лугов, таких полей, такой зари, таких небес», какие были на родине детства. Эта любовь и объясняет, почему в своём произведении автор создаёт образ узника, который во сне, как бы наяву, видит своё возвращение на родину и раскинувшиеся перед ним широкие поля и живые реки, «где беззаботно проводил свои он лета молодые, где он был счастлив, где делил с друзьями радости живые». Только в разлуке лирический герой Кодзокова начал понимать, что невозможно жить в этом огромном мире в горьком одиночестве человеку без прошлого, без надежды на будущее, что и сама Земля, и Солнце, и Луна, птицы со своими утренними песнями вместе с ним составляют единое целое под названием Вселенная.
Книга стихов юного поэта открывается и заканчивается картинами природы. Но они рисуются автором не застывшими, а живыми красками, в зависимости от внутреннего состояния самого лирического героя, его настроения и готовности не только умом, но и сердцем воспринимать этот сложный мир, постоянно меняющий свои оттенки. Именно поэтому через всю книгу и проходят полные загадки и таинственного влечения картины грозы, поющего ручья, ночи, шумливого горного потока и величественно спокойного моря. И это великолепное многообразие завершается картиной степного раздолья. Даже сама последовательность поэтических произведений в сборнике вызывает ощущение продуманно-
сти, преследующей определённую цель -наиболее глубоко и правдиво передать внутренний мир лирического героя, его неустойчивое, быстро меняющееся душевное состояние.
С юных лет Д.С. Кодзоков любил заниматься поэзией, стремился совершенствовать навыки стихосложения, которыми его щедро одарила природа. Об этом свидетельствуют его письма к Хомяковым, в которых он сетовал на то, что развёрнутая им активная деятельность по разработке различных проектов, направленных на улучшение жизни адыгских народов, занимает очень много времени и, возможно, ему придётся на некоторое время оставить «любимое занятие» (поэтическое творчество - К.Ш.). Дальнейшее развитие событий показало, что он, к сожалению, так и не смог вернуться к столь любимому им литературному творчеству. И всё же поэтическое наследие, которое оставил Д.С. Кодзоков, характеризует его как мастера художественного слова, чей талант, получи он дальнейшее развитие, углубился, расцвёл и раскрылся такими гранями, которые позволили бы ему создать произведения, где удивительно сочетались бы философская монументальность с глубоким художественным раскрытием как внутреннего мира Человека, так и тайн Мироздания в их сложной простоте. Но он, как и в самом начале своего поэтического творчества, до конца жизни остался в состоянии поиска художественной истины, так и не сумев подняться по склонам до её вершин. Этим и объясняются некоторые недостатки в его поэзии - от неожиданно прозвучавшей декларативности чувств до наивно-романтического перепева красок природы.
Так же, как и деятельность представителей адыгского просветительского движения первого этапа первого периода Ш.Б. Ногмова, Султана Казы-Гирея и Султана Хан-Гирея, жизнь и деятельность Д.С. Код-зокова как общественного деятеля и просветителя были наполнены как многочисленными победами на ниве просвещения и улучшения жизни адыгских народов, так и периодами непонимания его гуманистических устремлений. Тем не менее, изучение
его творческого наследия, состоящего из разнообразных жанров от публицистики до поэтического творчества, на наш взгляд, требует особого подхода, вызванного тем, что он своей жизнью и общественной деятельностью хронологически охватил большой период - от середины 30-х годов до конца 70-х годов XIX столетия, вобравший в себя наиболее драматические и переломные периоды в жизни и истории адыгских народов и России, связанные с Русско-Кавказской войной, отменой крепостничества в 1861 году и обострением экономического и политического кризиса в стране.
К удивительной жизни и судьбе адыгского просветителя некоторые исследователи обращались уже в конце XIX века в связи с творчеством русского поэта А. С. Хомякова, в частности биограф последнего П. Бартенев. Но более серьёзное и фундаментальное исследование его жизни и деятельности началось в советскую эпоху во второй половине XX столетия». В работах И.Л. Андроникова, Т.Х. Кумыкова, И.Ф. Мужева, Л.Г. Голубевой, Б.П. Берозова,
А.Х. Хакуашева, Р.Х. Хашхожевой подвергались тщательному анализу собранные ими архивные материалы, в которых открывались неизвестные адыгской исторической и литературоведческой науке факты, делались исключительно важные биографические уточнения, но исчерпывающего освещения многогранная деятельность адыгского просветителя всё же не получила. И это связано больше всего с тем, что даже до сегодняшнего дня многие исторические материалы и письма Д.С. Кодзокова ещё не обнаружены.
ЛИТЕРАТУРА
1. Кумыков Т.Х. Дмитрий Кодзоков. - Нальчик: Изд-во «Эльбрус», 1985.
2. Центральный государственный исторический архив (ЦГИА). - Ф. 418. Оп. 104. Д.119.
3. Андроников И.Л. Собрание сочинений: В 3-х томах.- М.: Изд-во «Художественная литература», 1980. - Т. 3
4. Кодзоков Д. С. Стихотворения молодого черкеса. - М.: Типография Московского университета, 1837.
Об авторе
Шиков Кошмазук Муссович, доцент кафедры русской филологии Адыгейского государственного университета, кандидат филологических наук по специальности «Литература народов России». Автор более 50-ти публикаций, в том числе монографии «Закономерности развития русскоязычной адыгской литературы XIX - на-
чала XX века (этнокультурная специфика творческой индивидуальности писателя и литературный процесс)». Сфера научных интересов - русскоязычное художественно-публицистическое творчество адыгских просветителей и русско-адыгские литературные связи XIX - начала ХХ века.
