CC BY-NC-ND
22
С.В. Клягин
ПОЭЗИС ВРЕМЕНИ В ПРОСТРАНСТВЕ СОБЫТИЯ
События как исторические, социальные, биографические и социоприродные артефакты становятся все более важными инструментами воздействия на жизнь человека и общества. В информационно-коммуникативных ландшафтах современного социума, уплощенных мощью и прагматизмом медийной индустрии, постепенно накапливается смысловое однообразие. Из-за собственной навязчивости и избыточности социальные дискурсы начинают «ускользать» из зоны упорядочивающей рефлексии и ответственного действия различных социальных субъектов. В этих условиях события становятся местом, где «обыденность не приносится в жертву синтезированному образу, а документирует невероятную реальность»1, превращаются в своего рода печати достоверности для зыбких, искусственно сгенерированных социальных декораций.
Потребность в событии, в «сдерживании» набегающего потока времени осмысленной определенностью дней и периодов жизни является существенной и необходимой для конечного человека в его предстоянии необъятному миру. Однако в удовлетворении этой, по сути, естественной человеческой потребности в настоящее время неуклонно увеличивается доля принудительного социального функционализма. Апелляция к событиям становится распространенным макроязыком для сообщений корпоративных, маркетинговых и политических коммуникаций. Когда жизни людей, народа, страны в целом лишаются смысла, растворяются в пустой бессобытийности, тогда оказываются востребованными практики, в которых события искусственно создаются, конструируются и предлагаются целевым аудиториям, предусмотрительно отделенным от собственной событийной корневой системы. Так участники событий становятся их потребителями, а на смену демиургам сакральных смыслов приходят социальные демагоги.
Разобраться в природе событийных практик, понять их различный вклад в созидание общественной связности и политическое устроение общества можно при обращении к базовым параметрам события, его онтологической природе. При этом предметом рассмотрения должны стать ключевые характеристики события, и прежде всего время и пространство (место) его осуществления. Такой выбор объясним в теоретическом плане, поскольку многие мыслители (И. Кант, Г. Гегель, А. Бергсон, Э. Гуссерль, М. Хайдеггер, А. Уайтхед), которые исследовали событие, связывали его именно с модусами обнаружения (или сокрытия) реальности, со становлением различных видов бытия. Рассмотрение же процессуальных аспектов в соотношении основных онтологических феноменов, на фоне которых проявляется событие, в свою очередь предполагало обращение к темпоральной проблематике. В практическом же смысле, и даже в плане житейском, связь события и времени раскрывается в работе индивидуальной и социальной памяти. В отличие от обычной ситуации событие лучше запоминается, запечатлевается. А это происходит из-за явленной в событии неоднородности времени, наложения различных временных пластов или даже остановки времени («остановись, мгновенье, ты прекрасно...»). Как следствие событие наполняется уникальным содержанием, эпифеноменами которого становятся наши переживания и эмоциональное принятие события как уникального и значимого для нас явления. Событие - это место, где, по выражению И. Бродского, «человек вдается во время». Через память, освоение времени возникает ощущение принадлежности к событию, вовлеченности нашей проявившейся самости в открываемую реальность настоящего. «Я зарастаю памятью, - заметил Д. Самойлов, - как лесом зарастает пустошь». Поэзис времени состоит в том, что время выражается в событии, изначально делая его возможным и наполняя его различными содержаниями, которые уже «прикреплены» к тем или иным временным пластам как информационным и смысловым «шлейфам» состоявшихся ранее и длящихся событий.
Предложенный замысел статьи реализован за счет решения нескольких задач. Прежде всего необходимо было локализовать понятие «событие» в ряду базовых онтологических категорий, характеризующих бытие, сущее, человека. Далее, на фоне разнообразных трактовок темы, предлагаемых в философской литературе, были определены основные типы связи времени и бытия и соответствующие им трактовки события и роли в нем человека. Вместе с тем были предложены и некоторые кри-
терии для характеристики и квалификации реальных социально-политических событий, а также практические рекомендации заинтересованным профессиональным субъектам по построению и осознанию событий (причем эти предложения могли в конечном итоге стать для растущего «event-менеджмента» призывом к деятельному смирению перед действительным величием подлинных событий жизни человека и общества).
Событие может быть соотнесено с такими характеристиками явлений социальной реальности, как ситуация, происшествие, факт, случай. На уровне обыденного понимания событие, как правило, характеризует то, что выделяется, «заметно» на фоне социальной действительности, общего «жизненного шума». Событие становится различимым за счет масштаба происшедших в реальности изменений (массовые народные движения, со-циоприродные катаклизмы, ресурсоемкие мероприятия в сфере культуры, крупные политические трансформации). Однако главным в событии является его значимость для конкретных людей и культурно-исторических субъектов, его включенность в сохранение и продолжение существенных для культуры, социума, той или иной социальной общности ценностей и смыслов. Событием становится любое явление, которое, свершаясь, индивидуализируется в своей уникальной и неповторимой сущности и даже может быть удостоено собственного имени. Спектр содержаний, включаемых в событие, очень широк: от ярких деталей быта и от обыденности, принуждаемой случайной чувственностью к запоминанию, до созвучия бытийных сфер, человеческих открытий и прикосновения к сокровенным смыслам жизни, смерти, предназначения человеческой жизни.
Изначально в морфологии и семантике слова «событие» просматривается мощный собирательный потенциал. В предельном аспекте объем события стремится к Со-Бытию - согласованному потоку различных уровней, видов и областей бытия. Независимо от индивидуальных и групповых понимающих интуиций смысловое обаяние события связано с обнаружением в нем чего-то запредельного, таинственного, что влияет на строй жизни и придает ему основательность. Событие находится в области перехода от трансцендентного к имманентному и обратно. В событии реальность смыкается с трансцендентностью и обретает онтологию. Свершение события - это своего рода поэтический акт в онтологии, если при этом мы принимаем базовый принцип поэтического: избыточность в поэтическом выражении семантики над морфологией и синтаксисом. «Реальность всегда вырвется из оков только что произнесенных о ней слов, никакая
предыдущая форма ей не впору; поэзия - постоянный прорыв к реальности не В, а СКВОЗЬ форму», - замечает писатель2. Практически о том же пишут и философы: «Событие это то, что в большей степени связано с сущностным проживанием, которое отнюдь не всегда имеет до конца и исчерпывающее словесное выражение»3.
Событие раскрывается только через смысл. «Смысл и событие - суть одно и то же, но не то же самое»4. Открытие смысла - призвание человека. Онтологический «непокой» события образуется подвижками в обнаружении, определении и наполнении места человека в бытии - пространства человечности. Философские квалификации качества этой экстатической бытийной области могут быть различными. Предварительно же важно подчеркнуть: событие невозможно без явной прочерчен-ности в нем рельефа человеческого достоинства, без вовлечения и возвышения человека. В случаях «никто» и «как все» событие не происходит. Событие создается только усилием к тому, чтобы быть человеком, обретать себя в человеческом качестве. М.К. Мамардашвили писал об этом важнейшем аспекте события: «Само человеческое состояние - а оно является человеческим в той мере, в какой человек освобождается от естественной игры страстей, - это состояние свободы. Это есть то, что каждый раз приходится возрождать»5. Вообще «человек - это то, что находится в состоянии заново-рождения, это - человеческое существо, которому удается поместить себя самого... в некое сильное магнитное поле, сопряженное с предельными силами»6. Участие в событии - это не развлечение, но работа сосредоточения. Событие невозможно забыть, потому что в нем нельзя забыться.
В целом происхождение события характеризуется следующим образом: «В структуре события одна часть — это событие-план, форма, или чистое событие, .все становится, но ничто не свершается. Другая часть — это свершающаяся событийность события. В любое из мгновений восприятия мы устремляемся через свершившееся событие к его несвершаемой основе: мы воплощаемся в событии, актуализируемся. Наблюдение предполагает отстранение от наблюдаемого, дает возможность тому, что отстраняется, обрести индивидуальную целостность. Часть не просто становится целым или "охватывает" целое, она преобразуется в индивидуальную сущность, в которой раскрывается смысл (ценность) события»7.
Удивительно, но кажущаяся понятность слова «событие» видимым образом теряется в многочисленных интерпретациях этого понятия, причем ответственность таковых вариаций весьма
велика. Трактовки события являются довольно точными детекторами для различных предметно-практических, философских, культурно-исторических или управленческих позиций, которые преобладают в той или иной области общественной жизни, в тот или иной период времени. В качестве событий могут рассматриваться природные явления (геологическое, физическое, биологическое, экологическое, космологическое и т. п.); значимые факты общественной жизни (научно-технические достижения, социальные потрясения и природные бедствия, войны и военные конфликты, переселение народов, подъем и упадок стран и культур, политических режимов и их лидеров). Интенсивно насыщаются событиями реальности, создаваемые современными массмедиа и индустрией развлечений. При этом активно используется «событийность повседневного опыта» (В. Подорога), когда до уровня события искусственно «приподнимаются» происшествия, факты из жизни знаменитостей, даты и данные, связанные с процессами производства и маркетинга товаров.
Помимо различных видов возможных событий, проявляется также разное понимание статуса событий в реальности и, соответственно, необходимого для них «строительного материала». События могут трактоваться как натуральные объекты (накопления, перемещения, встречи и пр.), а также в качестве объективированных культурных форм познания и деятельности. В последнем случае события создаются и продвигаются в различных форматах и жанрах общественного дискурса, определяются типом и схемами интерпретации, теоретическими объяснениями, моделями и нормами технологических и проектных действий. От выбора дискурсивной «линзы» будет зависеть и создание, и различение, и закрепление в заинтересованной среде тех или иных событий.
Как видим, события избыточны, причем избыточны (избыточны) действительным образом. Именно из их бытийного богатства проступает их многообразие, зачастую обгоняющее наши познавательные возможности, проявляющееся как в практическом, житейском плане, так и в исследовательском аспекте, создаваемом специализированной или ситуативно-деятельност-ной рефлексией. Упорядочивать эту сложность, концептуализировать ее описания в научно-аналитическом дискурсе помогают различные классификации и тематизации.
В философских и научных трудах, в специальной литературе предлагаются различные варианты схематичной, кратной и экономной характеристики событий. Эти предложения, однако, формулируются, главным образом, по основаниям, созданным
жесткой оппозицией науки, теоретического знания и практики. С одной стороны, классификации событий могут, например, предлагаться с учетом преимущественно академических предпосылок, в зависимости от преобладающих в трактовке событий тех или иных философских подходов (феноменология, структурализм и постструктурализм). С другой стороны, в описании проектов в области политических и социальных технологий для классификации событий нередко используются практические констатации и непосредственные эмпирические обобщения8: события, связанные с принадлежностью к определенной области деятельности (политика, социально-культурная сфера), с деятельностью тех или иных социальных институтов и предприятий (СМИ, производственные корпорации).
В сложившейся ситуации, по-видимому, необходимо стремиться к тому, чтобы использовать синтетические аналитические основания в рассмотрении места и роли событий в жизни человека и общества.
В качестве варианта такого подхода возможно рассмотрение событий в зависимости от общего принципа устроения реальности в целом, а также самоопределения в ней различных социальных субъектов и акторов. По этому основанию в трактовке событий и в событийных практиках могут быть выделены несколько эпох. Заметим, что это не те эпохи, начало которым дают события (военные победы, революции, заявления правителей и политических лидеров), но те эпохи - способы «схватывания» реальности в потоке бытия, - которые сами производят события. В интеллектуальных «витражах» такого рода эпох только и возможно складывание событий из конструкторской мозаики практического опыта жизни.
Эпохальное основание в возможной классификации событий отнюдь не является пустой претензией, если иметь в виду понятийное содержание термина «эпоха», предлагаемое в работах М. Хайдеггера. Эпох'е по-гречески значит удержание себя. Соответственно, «эпоха означает здесь не временной отрезок в происходящем, но основную черту уместности, неизменное удержание ею самой себя в пользу внятности вмещаемого, то есть бытия в аспекте углубления в сущее»9. Иными словами, «нужно понять существо эпохи из правящей в ней истины бытия»10.
Общей содержательной рамкой для возможной дифференциации и характеристики различных эпох в трактовке событий, их времени и пространства, социального субстрата, конечно, должны быть известные крупные тенденции в изменении соци-
ально-культурной и социально-антропологической реальностей. В объектном плане к ним относятся становление информационного общества, «коммуникативая революция» (Э. Гидденс), широкое использование в общественном производстве массме-диа, телекоммуникационных технологий и коммуникативных практик (М. Маклюэн, М. Кастельс, П. Вирилио), семиотизация реальности, широкое распространение средств ее семантической регуляции (Р. Барт, Ж. Бодрийар). В интеллектуальном плане в определении событийных эпох должны быть приняты во внимание идеи общей культурно-исторической динамики, смена типов рациональности, признание переходного и переломного характера актуального общественного устройства, непрерывно ускользающего от понимания в приставках «пост-», «вне-», «транс-», «прото-», когда становится возможным говорить о «трансформации принципиальной дисгармонии реальности в фантастическое трансобъективное бытие» (Г. Джемаль)11.
Как видно, названия искомых эпох должны обобщенно отобразить очень большое количество признаков. Поэтому по форме эти названия неизбежно становятся образными, метафорическими. Предваряя дальнейшую более подробную характеристику событийных эпох, обозначим их как «эпоха Принятия», «эпоха Познания» и эпоха «Присутствия».
Выделяемые событийные эпохи неслучайны. Они отличаются друг от друга по ряду критериев. Желательно, чтобы эти критерии были «сквозными», касались различных уровней эпохального «среза» социального и политического бытия. Исходя из общих представлений о строении социальной реальности, роли в ее устройстве философского и иных когнитивных дискурсов, интегрирующих коммуникативных практик (Ю. Хабермас, П. Бергер, Т. Лукман) могут быть предложены такие критериальные области, как философские доминанты эпохи; тип поэзиса времени, трактовки времени событий с учетом темпоральных акцентов и связи времени с другими характеристиками реальности; характеристики объектной основы событий, а также преобладающих интерпретаций событийных практик; предназначение и трактовки социальной коммуникации, обеспечивающей событийные практики; используемые социальные технологии как макроинструменты «событийной обработки» социально-политической реальности.
Отметим, что предлагаемые эпохи нельзя выстроить в историческую линию, они не являются диахронными. Не течением времени определяются событийные эпохи, напротив, они сами создают темпоральную метрику через рас-стояния происходя-
щего. В определенном смысле все эти эпохи со-существуют, принадлежат дню сегодняшнему. «Сегодня, - писал Хайдеггер, -не по календарю подсчитанное и не из всемирно-исторических событий вычисленное - определяется из собственнейшего времени истории метафизики: это метафизическая определенность исторического человечества.»12
После определения аналитических критериев становится возможным переход к краткому описанию выделенных событийных эпох (парадигм), а также преобладающих в их рамках социально-политических технологий.
Эпоха Принятия: территории времени
Эта событийная эпоха держится принятием данности «естественного» порядка вещей. Здесь существенно то, что заметно, и значимо то, что полезно. События полагаются в качестве пунктов вещной реальности, которые отличаются ресурсоемкостью и большими масштабами. Получается, что событие - там, где больше, дальше, быстрее. В философском плане такой формат задается идеями материалистической чувственности, тождества бытия и мышления, деятельной целерациональности и производственного активизма. Девизом характеризуемой эпохи (явным или подразумеваемым) является известное высказывание Ф. Бэкона: «Знание - сила». Эти идеи являются частью интеллектуального проекта Нового времени, классической научной рациональности. Понятие события становится необходимым в связи с введением в человеческий опыт представлений о процессуальных образах мира (универсума) и временной длительности как измеряемой физической величины. Такого рода представления вполне актуальны и к началу XXI в. Информатизация общества, функционирование индустрии массмедиа и телекоммуникаций по сути дела являются продолжением технологизации общественного производства. Эпоха принятия событий как данности находит последовательное воплощение в идеях «естественности» man-made world, концепции антропоцена (П. Крутцен13) и в утвердившейся среди части мировых элит программной позиции, которую в середине XX в. определенно выразил американский президент Дж.Ф. Кеннеди: «Наши проблемы созданы человеком, поэтому все эти проблемы могут быть человеком же и разрешены»14.
В мире, где доминируют технологические реалии, преобладающей тенденцией становится «опустошение и редукция времени» (Т. Керимов)15, крайней формой чего является, по вы-
ражению М. Эпштейна, «хроноцид». Т. Керимов подчеркивает, что рамки соответствующего мыслительного поля создаются удивительным союзом философии и технологии. Наиболее авторитетными мыслителями, которые изучали феномен исчезновения времени и перевода темпоральных характеристик в пространственные метрики событийной реальности, являются М. Фуко, Ф. Джеймисон и Ж. Деррида. С одной стороны, в современных производственных связях и общественных отношениях наблюдается беспримерная скорость изменений, с другой стороны, нарастает столь же беспримерная стандартизация процессов и результатов обмена, что сводит все изменения на нет, делает их практически незаметными. Убедительные доказательства редукции времени приводит в своих трудах М. Кастельс. В частности, он приходит к следующим выводам: «Идея прогресса, являющаяся базисом нашей культуры и общества в течение двух последних столетий, основана... фактически на предопределенной последовательности истории, идущей под руководством разума и под воздействием производительных сил, избегающих сдержек пространственно ограниченных обществ и культур. Доминирующей тенденцией в нашем обществе является исторический реванш пространства. Пространство потоков растворяет время, разупорядочивая последовательность событий и делая их одновременными, помещая общество в вечную эфемерность. Вневременность бороздит океан, окруженный ограниченными временем берегами, откуда по-прежнему можно услышать стенания скованных времен созданий»16.
Поэзис времени в эпохи принятия данностей и минимизации рефлексий может быть типологизирован как нормативное описание соотношений физических величин. Формой репрезентации времени для события в таком случае становится расписание. Тиражирование расписаний основывается на унификации пространственных параметров, поэтому время оказывается не связанным с конкретным, сохраняющим свою уникальность местом и проявляется в зависимости от диспозиций и комбинаций на территориях природы и социума.
В свою очередь, типом поэзиса времени обусловливаются темпоральные акценты в трактовке событий. Расписания, которые могут копироваться, подвергаться фрагментации, коррекции, как локализации времени на векторе его направленности из прошлого в будущее изоморфны. «Центром притяжения» расписания всегда является настоящее, то, что есть сейчас. Поэтому принимая или предлагая события как данность, приглашая себя и других к такому их принятию, мы чаще всего тиражируем на-
стоящее. И даже макеты желаемого будущего в таких событиях как бы укладываются в пользуемую «пакетность» приемлемос-тей дня сегодняшнего17.
Фактурной основой событийных практик в рассматриваемую эпоху являются вещи и природные образования. В процессах социальных коммуникаций такие практики реализуются преимущественно как однонаправленная и сколько возможно широкая трансляция сообщений-образцов.
В технологическом плане событийные практики принятия данности основываются на демонстрации и/или сооружении памятников. Это могут быть памятники природы (заповедные места, редкие ландшафты), памятники производственно-вещественной среды (архитектура, произведения искусства, образцы строений и различной техники), памятники общественным деятелям и результатам социально-политических действий. Вариации этой базовой социальной технологии находят выражение в практике копирования и римейков (изготовления повторных памятников, подобных исходному прототипу). Стилистическим выражением сути технологии события-памятника и оснований, ее порождающих, является гигантизм. Заметим, что мощной социальной технологией, преимущественно основанной на событийных практиках принятия данности, является современный туризм во всем многообразии проявлений этого вида производственной деятельности (идеология, объектная основа, инфраструктура, различные виды туризма). Очевидно также, что указанные событийные практики, а также связанные с ними конфигурации пространственно-временных параметров широко используются в политике. Фиксация периодов, сроков и дат политического распорядка, электоральная «разметка» политической жизни (в зависимости от ее «привязки» к датам выборов), поездки и встречи политических лидеров, создание различных мемориалов в политической топонимике городов (музеи, памятные места, названия улиц) - эти и сходные с ними технологии являются для сделанного утверждения достаточно показательными примерами.
Эпоха Познания: карты времени
Интеллектуальные контуры этой событийной эпохи прочерчиваются акцентированными штрихами гносеологических идей. Ведущее место среди них занимают картезианский принцип cogito ergo sum, пафос познания истин реальности и преобразования ее по универсальным законам, которые могут
быть открыты методически оснащенному человеческому разуму. Событийность эпохи познания задается возможностями субъективности. Событие при таком подходе связано с субъектом, событие значимо для субъекта, обладает целостностью и на этой основе приписывается действительности. Центральной философской фигурой для этой эпохи становится И. Кант. В его философии и в порождаемой ею мыслительной традиции событийность задается сложной метафизикой субъекта, «трасцендентальным горизонтом» (М. Хайдеггер), в пределах которых мышление о событиях бытия (истории, времени, становлении) обнаруживается в виде открывающейся для самой себя субъективности при встрече с вечным и абсолютным. Событийность становится продуктом мыслительной деятельности субъекта, а с учетом процессов становления субъективности и их включения в культурно-исторические и биографические контексты, превращается в «драму субъекта» (Т.Х. Керимов). Акцентирование внимания на роли субъекта, гносеологическая доминанта и связанный с ней целера-циональный подход к социальной реальности - все это приводит к вполне определенным следствиям, когда события трактуются как «такие образования, которые мыслящий наделяет смыслом и значением (они имеют для него смысл, значение), а также связывает между собой за счет работы и позиции мыслящего субъекта (а не только потому, что они принадлежат одному объекту)»18.
Поэзис времени для характеризуемой событийной эпохи задается текстом. Без текста нет события («То, что написано пером, не вырубишь топором»). Время создается и модифицируется текстом, знаковыми образованиями, которые в причудливых, но читаемых сочетаниях образуют своего рода схемы времени. Пространство события образуется интерпретациями текста, диспозиции которых (фактуальные: было, стало, не было написано; интерпретационные: еще/уже представлено в написанном) выражаются временем.
Такой тип поэзиса времени может быть определен как опубликование: событие начинается для того или иного субъекта, когда соответствующий текст выпускается в пространственно-временную область реальных и потенциальных интерпретаций этого текста. Темпоральная размерность события образуется структурой субъектных позиций и отношений, миграциями качеств различных социально-культурных субъектов, является как бы «дыханием» - возвышениями и спадами - субъективности на синкретическом фоне социальных дискурсов и протоплазмы семиозиса культуры19. Координаты времени задаются текстом, его дистанциями, линиями и буквами. Время события схематизируется и становится картой.
Поскольку событие задается субъектностью как определенной позицией человеческого, оно в преобладающей мере направлено в будущее. Такое событие прежде всего связано с замыслом, проектом. Событие как описание еще не бывалого как бы «забрасывается», протягивается «вперед», т. е. «за» место наличного существования оснований предлагаемого события. Предметная реальность непрерывно рассогласуется со своими описаниями, рассогласование длится, его преодоление отличается вариативностью, непредсказуемостью и становится источником постоянного темпорального напряжения для субъекта. «Будущее как пушка: оно в нас выстреливает событием, а само откатывается назад»20.
Основой событийных практик в рассматриваемую эпоху являются конструируемые, дискурсивно-практические объекты. События создаются как дискурсивные образования, призванные проявить, интенсифицировать потенциал человеческой субъективности (intensive moments, perception management). Социальные технологии, связанные с использованием таких событий, основываются на практиках семиотического обмена, опосредующего движение информации и смыслов, т. е. на коммуникативных практиках. Наиболее последовательным выражением создания и реализации таких технологий является индустрия развлечений и шоу-бизнеса. «Общество спектакля» (Г. Дебор), игра в реальность, театральность как переживание возможных существований в отграниченном фрагменте пространства-времени социума выступают продуктами производства всемирной фабрики событий. Преобладающей чертой в стилистике ее продукции является претензия на оригинальность, уникальность. И эта черта в субъектно ориентированной событийности доминирует настолько, что превращается в свою противоположность, в тиражирование уникальности.
Созданные посредством текста событийные конструкции требуют уже не только воплощения, но и власти, права не только подчеркивать, проявлять действительность (для этого-то их поначалу и придумали), но и определять ее ход, быть эталонами, служить некими «универсальными лекалами» в ее переустройстве. Такая потенциальная возможность становится действенным фактором в создании политических событий, по сути, основанных на практиках акцентированного и целенаправленного показа конструкций-событий (демонстрация, презентация, шоу, перфоманс и пр.). Особая результативность таких подходов обеспечивается всей мощью современных СМИ, и прежде всего телевидения.
Эпоха Присутствия: окрестности времени
Доминантой этой эпохи являются идеи «онтологического поворота» в философии XX в.21 Если события первых двух эпох - это «простительная встреча» с реальностью и «буквальное прикосновение» к реальности соответственно, то событие присутствия связано уже с «узнаванием» тайн этой реальности. Событие проявляется в том, что всегда «до» и «собирательно-для» случившегося. Нечто становится событием не только в многообразии сущего, но прежде всего в принятии неявного, в просвечивании в обстоятельствах реальности «не сущей» (и несущей!) мощи всего, что позволяет быть миру и человеку. Событие оказывается связанным с проживанием и изживанием осуществления, с погружением в происходящее, вплоть до «отдачи» субъектности сущего в дар полноты присутствия.
Оказывается, что в контексте характеризуемой эпохи событие не следует смешивать с обыденными трактовками, т. е. с чем-то ограниченным, отчетливо зафиксированным в пространстве и во времени в качестве случая, обстоятельства или факта. В универсальной онтологии событие не рассматривается в качестве объекта. Это означает, что событие не является локализованным, контролируемым и упорядоченным фрагментом бытия. Оно трактуется как общий исток появления многообразных смыслов бытия, используется для выражения многоплановой динамики отношений между человеком и миром. Событие становится пришествием бытия, превышающего человека, вторгающегося в его жизнь. На основании этого пришествия в событии нечто становится явным для нас, приводится к установлению и устанавливается, связывается и закрепляется, полагается и располагается: внутри потока бытия выделяются человек и сущее, определяющие и сохраняющие себя. Будучи причастным событию, выстаивая в открытости своему присутствию, человек приобщается к полноте бытия, сбывается в собственном существе. Подлинная глубина события в том, что оно есть область взаимопринадлежности человека и бытия в полноте глагола (т. е. действия и выговаривания) сосуществования.
Событийные практики рассматриваемой эпохи отличает синтетический характер поэзиса времени, когда проявляются и действуют на порядок сущего «дофизические» параметры времени как своего рода «густоты бытия» - аспекта, ипостаси непрерывного становления бытия, его равновесия на грани подавания и пропадания, возникновения и исчезновения, существования и несуществования. Три привычных для нас измерения времени не
выстраиваются в абстрактной хронологической последовательности, но устанавливают три различных модуса протяжения и представления присутствия бытия в целом. В протяжении друг к другу три измерения времени не только устанавливают игру присутствия и отсутствия, но проясняют поле игры времени. Эта взаимная игра противоположностей подлежит власти четвертого - со-бытийного - измерения, в котором достигается единство подлинного времени. В этом единстве объединяются три измерения, они проявляются как бы разделенными потоками и вместе в «сближающей/отказывающей близости», которая в одно и то же время отказывает прошедшему в наступлении в качестве настоящего и обуздывает будущее тем, что задерживает настоящее в его ходе и таким образом скрывает, так же как и открывает, собственно настоящее.
«Подлинное время, - писал М. Хайдеггер, - является близостью присутствия, объединяющей своим тройным просветом простирания из настоящего, прошедшести и будущего»22.
Поэзис времени как времени подлинного в событиях присутствия находит выражение в служении. Участники событий, проникая через символический строй событийных практик к их глубинным предпосылкам, обнаруживают значимость совершающегося, которое только через внимание и бережное отношение к нему («забота», по Хайдеггеру) сохраняется в своем достоинстве. Служение как отношение к событию, его своевременности вводит участников события во «время оно», в область единения времен, взаимной открытости горизонтов прошедшего, настоящего и будущего. Человек в событии «держит» эту открытость связи времен, «обживает» ее в области самого события и, далее, в его «эпических» феноменах (т. е. одновременно «эпи-», «после», а также связанных с эпосом как повествованием о чем-то особо важном и значительном), также сохраняющих в себе отсвет совершившегося события. Время события (в событии и после него) располагается в событийной окрестности, т. е. внутри области «обжитой», центрированной и исполненной смысла от просвета подлинности, ограниченной мерой осознания и освоения человеком своей роли в сохранении событийного единения сущего.
В основе стилистики событийных практик присутствия находится притча. Через такие ее черты, как иносказание, назидательная простота, открывается символизм в обыденном и привычном. А в смысловой «объемности», неопределенности создаются возможности для возникновения и удержания для участников события ситуации акцентированной рефлексии и самоопределения, припоминания и углубленной автокоммуникации.
На поверхности социально-политической реальности событийные практики присутствия проявляются в многообразных вариациях таких технологий, как обращение к традиции и проведение ритуала. По сути, эти различные по способу осуществления технологии объединяет одно: создание предпосылок и обстановки для ситуаций, когда происходит «выпадение» из обыденной реальности, когда для участников события качественно расширяется горизонт ценностей и смыслов происходящего в повседневной жизни. В политической жизни современных, «лидерских», обществ, рассматриваемых прежде всего в качестве воплощений либерально-рыночного модернистского проекта, мы наблюдаем явный дефицит такого рода событийных практик. А энергия устремлений к ним нередко гасится инерцией привычных и «понятных» прагматик23. В лучшем случае эксплицирующие события присутствия используются в качестве приложений к событийным практикам маркетингового или политико-коммуникативного перфоманса. Это может происходить при помощи корректировки тем событийных презентаций (например, военно-патриотическая, историческая тематика), а также за счет общего размаха мероприятий (например, проекты Дней города в Москве, многолюдные концерты и праздники на Поклонной горе или на Красной площади).
Практическое различение и, далее, реализация показанных в статье различных типов событийных практик, наверное, не могут быть быстрыми. В социальных и политических технологиях, использующих события и их возможное влияние на жизнь человека и общества, необходимо прежде всего избавиться от «паранойи здравого смысла» (М. Хоркхаймер)24. Работа с событием - это всегда сознаваемый или нет субъектами событийных практик «выход» за пределы наличной реальности, «запуск» энергий пространственно-временной, культурной и социально-антропологической динамики. Задача состоит в том, чтобы оказаться на высоте ответственности реализации событийных проектов, понимания степени их гуманитарной напряженности, качественно превышающей любые технологические расчеты. Действие событийности проявляется в социуме, но создается не прагматическими смыслами. Поясняя это утверждение, вновь обратимся к М. Хайдеггеру: «Человек начнет узнавать неподрас-четное, то есть хранить его в истине, только в творческом спрашивании и создании, питающемся силой настоящего осмысления. Оно перенесет будущего человека в то Между, где он будет принадлежать бытию и все же оставаться чужаком среди сущего»25.
Примечания
7
1 Цит. по: Шуон Ф. Очевидность и тайна. М.: Номос, 2007. С. 380.
2 Битов А. Пятое измерение: на границе пространства и времени. М.: Независимая газета, 2002. С. 383.
3 Киященко Л. Онтология - событие философской мысли // Событие и смысл. М.: ИФРАН, 1999. С. 93.
4 Свирский Я. Смысл события // Там же. С. 201.
5 Мамардашвили М.К. Лекции о Прусте. М., 1995. С. 302.
6 Мамардашвили М.К. Необходимость себя. М.: Лабиринт, 1996. С. 356. Подорога В.А. Событие // Новая философская энциклопедия. Т. 3. М.: Мысль, 2001. С. 582.
8 См., например: Сморгунов Л.В. Гуманитарные технологии и формирование политического события // http://gtmarket.ru/laboratory/expertize/ gtmarket/2006/728
9 Хайдеггер М. Время и бытие. М., 1993. С. 396.
10 Там же. С. 53.
11 Цит. по: Штепа В. RUrarna. Екатеринбург, 2004. С. 281.
12 Хайдеггер М. Указ. соч. С. 175.
13 Крутцен Поль (Crutsen Paul) - американский ученый, лауреат Нобелевской премии по химии (1995).
14 Цит. по лекции Дж. Сакса: http://www.bbc.co.uk/radio4/reith2007/lec-ture1.shtml (Jeffrey D. Sacks is the Director of The Earth Institute, Professor of Sustainable Development, and Professor of Health Policy and Management at Columbia University).
15 Керимов Т.Х. Поэтика времени. М.: Академический проект, 2005. С. 6-14.
16 Кастельс М. Информационная эпоха // Экономика, общество и культура. М., 2000. С. 402.
17 Не здесь ли надо искать основания для знаменитого афоризма периода реформ в России в 90-е годы прошлого века: «Хотели как лучше, а получилось как всегда»?
18 Розин В.М. Что такое событие? // Событие и смысл. С. 278.
19 В философских работах предлагается более глубокая философская интерпретация связи времени и субъекта. Т.Х. Керимов, в частности, подробно анализирует формулу И. Канта «время суть самоаффектация», где время и субъект трактуются не субстанциональным образом (см.: Керимов Т.Х. Поэтика времени. С. 33-36). Надо признать, что раскрытие содержания этой формулы выходит за пределы стилистики суждений здравого смысла в трактовках субъектно ориентированных событий. Оставляя специальный анализ философских идей за рамками предлагаемой статьи, подчеркнем сложность философии событийной эпохи познания. Изучение влияния этой невыявляемой сложности на соответст-
вующие событийные практики, а также на их социальные и антропологические последствия еще ожидает своих исследователей.
20 Эпштейн М. Эссе из Америки. Екатеринбург: У-Фактория, 2005. С. 452.
21 Проблемы философской онтологии устойчиво обосновались в различных направлениях современной философской мысли («фундаментальная онтология» М. Хайдеггера, «новая онтология» Н. Гартмана, «конструктивная онтология» Н. Гудмена). Исследования в области онтологии оказываются востребованными и в связи с открытием новых типов реальности, например в технологиях визуализации, в телекоммуникационных технологиях, в инфосфере живых систем, в квантовой физике и в наномире.
22 Цит. по: Керимов Т.Х. Событие // Современный философский словарь / Под общ. ред. В.Е. Кемерова. 2-е изд., 1998. С. 821.
23 Вот как, например, охарактеризовал событие своего участия в российской экспедиции к Северному полюсу в августе 2007 г. депутат Госдумы Владимир Груздев: «Наша экспедиция была достаточно опасным мероприятием. Никто не мог с уверенностью сказать, что все закончится хорошо. В жизни бывают испытания, пройдя которые ты вправе назвать себя настоящим мужчиной. Я с уверенностью могу сказать, что погружение в точке Северного полюса было одним из таких жизненных моментов. Более того, для меня было очень важно оказаться именно в этом месте, поскольку я являюсь одним из создателей сети супермаркетов "Седьмой континент", а Арктика, как известно, считается именно седьмым континентом нашей планеты» (цит. по: http://www.grani.ru/blog/)
24 Цит. по: Лиотар Ж.Ф. Состояние постмодерна. СПб.: Алетейа, 1998. С. 38.
25 Хайдеггер М. Указ соч. С. 53.
