CC BY
20
10.01.01 - РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА (ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ), 10.01.03 - ЛИТЕРАТУРА НАРОДОВ СТРАН ЗАРУБЕЖЬЯ (С УКАЗАНИЕМ КОНКРЕТНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ) (ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ) 10.01.01 - RUSSIAN LITERATURE (PHILOLOGICAL SCIENCES), 10.01.03 - LITERATURE OF THE PEOPLES OF FOREIGN COUNTRIES (WITH INDICATION OF SPECIFIC LITERATURE) (PHILOLOGICAL SCIENCES)
УДК 821.133.1 ЛИТВИНЕНКО Н.А.
доктор филологических наук, профессор, кафедра истории зарубежных литератур, Московский государственный областной университет E-mail: ninellit@list.ru
UDC 821.133.1 LITVINENKO N.A.
Doctor of philological Sciences, professor, Department of foreign literatures, Moscow State Region University
E-mail: ninellit@list.ru
ПОЭТИКА «ПРОСТОГО» ВО ФРАНЦУЗСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ XIX ВЕКА: НЕКОТОРЫЕ ОСОБЕННОСТИ THE POETICS OF «SIMPLE» IN FRENCH LITERATURE OF THE XIX CENTURY: SOME FEATURES
Во французской литературе XIX века категория простого обладает сложной семантикой, трансформируется в разных литературных направлениях и эстетических системах - романтизма, реализма, натурализма. В романтической повести Жорж Санд «Чертова лужа» миф о народе художественно воплощен в жанре идиллии - сказки. В центре повести реалиста Флобера «Простое сердце» - эволюция Фелисите, процесс формирования агиографического мифа.
Ключевые слова: идиллия, идеализация, агиографический миф, простота, поэтика, романтизм, реализм, Жорж Санд, Флобер.
In 19th-century French literature, the category of simple has complex semantics, being transformed in different literary directions and aesthetic systems - romanticism, realism, naturalism. In the romantic novel by George Sand, «The Devil's Puddle», the myth about people is artistically embodied in the genre of idyll -fairy tales. In the center of the story of the realist Flaubert's «Simple Heart» is the evolution of Felicite, the process offormation of hagiographic myth.
Keywords: idyll, idealization, hagiographic myth, simplicity, poetics, romanticism, realism, George Sand, Flaubert.
В истории античной эстетики А.Ф. Лосев выделял «доструктурные категории», к которым относил простоту, прямоту и чистоту» [2б p. 13], подчеркивая, что древний философ вкладывал в эту категорию представление о чувственно-сверхчувственном бытии. Комментируя суждения Аристотеля, А.Ф. Лосев отмечает, что античный теоретик говорит о «простом благе» (Ethic. Eud. VII 2, 1238 b 6), имеет в виду учение об идеальном благе, лишенном всякого материального разнообразия, противопоставляет это «простое благо» «многообразному злу» (5, 1239 b 11). И далее: «Простое» - это то, что «должно говориться без прибавления чего бы то ни было» (Тор. II 11, 115 b 29-35). У Аристотеля, по мнению ученого, «простое» в то же время является и таким «общим», которое противоположно пестроте всего видового и отдельного». «Просто» существует то, что лишено пестрых определений (VIII 5, 159 а 39; Soph. elench. 17, 175 b 31; Ethic. Eud. III 1, 1229 a 33; Met. VI 2, 1026 a 33; De coel. III 5, 304 a 11), речь идет о «простой и взятой с точки зрения энергии сущности» (Met. XII 7, 1072 а 32), «Простое скорее надо признать началом, нежели то, что в меньшей степени таково» (Met. XI 1, 1059 b 34-35). По концепции Аристотеля, «самое простое» -то, что «не подлежит никакому определению и является самоочевидным..., все прочее подлежит определению через простое» [2, р.13]. Будучи в органической связи с категориями красоты и добра, простое может сближаться с «величием души. Нетрудно заметить, что многие свойства, выделенные Аристотелем, вошли в совре-
менную семантику категории «простого», не только обыденного, но и научного, эстетического сознания: «простое» включает представление об идеальном благе, чувственно-сверхчувственном бытии, общем, энергии и начале сущего и сущности, самоочевидности, противопоставлено сложности, множественности и т.д.
Современные французские исследователи рассматривают «простоту» как одно из ключевых понятий (maîtres-mots) западной культуры, исследуют особенности ее воплощения в вербальном и невербальном искусстве, роль в культуре, в этической, эстетической, духовной или политической сферах. Подчеркивают, что проблема «простоты» объединяет стилистов, риторов, литературоведов, лингвистов, философов, семиотиков, специалистов по невербальному искусству; выдвигают в центр исследования ряд кардинальных вопросов: является ли простое элементарным? Или это уменьшение сложности? Является ли простое безыскусным или верхом искусства (le sans-art ou le comble de l'art)? Как понятие простоты благодаря своей близости к понятиям ясности, очевидности, непосредственности, отражает общественные вызовы искусства? Ученые подчеркивают важность диахронического изучения проблемы (от древности до наших дней), в соответствии с междисциплинарным подходом, в общих рамках семиотики культур [11].
Действительно, категория «простого» «простоты» имеет множественную семантику в разных областях знания - в различных ветвях экзегетики, философии и
© Литвиненко Н.А. © Litvinenko N.A.
искусства, на разных этапах эволюции культуры. XIX век, утверждая свои великие завоеваниях - историзм и социальность, - сформировал на новой основе «упрощенную» эпистемологическую модель, которая нашла воплощение во всех сферах художественного познания, в том числе (во второй половине столетия) - в русле исследований представителей культурно-исторической школы. Оптимистический XIX век искал конечные смыслы, неизбежно выстраивая в их полисемантике разнообразные оппозиции, среди которых «простое» и «сложное» отчетливо различимы, на разных этапах эволюции обретают своеобразную амбивалентность. Семиотика, структурируя семантические связи между текстом, кодом и знаком, создает дополнительные ресурсы для изучения данных категорий.
В рамках небольшой статьи нас интересуют отдельные аспекты проблемы как составляющей ценностного историко-литературного подхода к французской романистике XIX века, ее поэтике и эстетике, с учетом «взаимосвязи эпистемологических, герменевтических и аксиологических аспектов проблемы ценностного подхода к литературе», ориентации на этическую и эстетическую парадигмы [8]. Изучение поэтики «простого» позволяет понять специфику взаимодействия лежащих в основании ценностного подхода начал.
Очевидно, что рассматриваемая в качестве эстетической категория «простого» и «простоты» по-разному структурируется различными литературными направлениями и жанрами - в классицизме, настаивавшем на простоте и ясности слога, в пасторально-идиллических жанрах, создававших поэтические утопии и аллегории, в творчестве поэтов «озерной школы» или иенского романтизма; может быть по-разному структурирована в соответствии с исследовательской методологией ученого. Сама категория, как и другие эстетические категории - прекрасного, возвышенного, комического, трагического..., - означает совокупность свойств, бесконечно изменчивых и разнообразных, но обладающих неким структурирующим ее семантическим центром. На разных этапах литературного развития она обнаруживает архетипически сходные, исторически трансформируемые и обусловленные модели.
В новое время представление о единстве истины-добра-красоты, распадаясь, привело к осознанию полисемантики каждой из составляющих аристотелевской триады. И, однако, «простота» на каждом новом витке литературной эволюции напоминала о своей былой целостности, по-новому соприкасаясь с ее эпистемологией и эстетикой. Важен еще один аспект проблемы: философ М. Мамардашвили пишет: «простота» «приводит к таким вещам, которые в принципе трудно понять, поскольку они сами о себе текстом сказать не могут, а должны родиться в вас». Философ перенес проблему в область герменевтики, связав «простоту» с не поддающимся анализу мистическим переживанием, которое «пользуется потенциалом бесконечности, заключенным в символах» [3], тем самым придал пониманию простоты психолого-онтологический смысл.
Процессы символизации, характерные для эпохи романтизма, в значительной мере обусловили специфику и трансформацию поэтики «простого» и «простоты» во французской литературе XIX века. Именно символизация пришла на смену классицистической ясности и простоте, изменила поэтику изображения тех сторон действительности, осмысление которых потребовало апелляции к новым непознанным или «непознаваемым» аспектам жизни.
«Простое» и «простота» в послереволюционную эпоху изменили свое содержание. В силу демократизации читателя, возросшей роли масс и глубокого интереса к национально-историческому прошлому, литература стала по-новому всматриваться в психологию и поведение индивида и масс, загадочного и таинственного героя, вышедшего на историческую арену, в метаморфозы заложенного в нем добра и зла. В романтизме одерживал победу «солнечный» миф о народе, - простом и великом, в котором Гюго, Дюма, Жорж Санд, Э. Сю, Беранже, социалисты-утописты видели воплощение французской революции, символ будущего счастливого и свободного человечества. Категория «простого» как демократического сопровождала выработку идеологических и эстетических утопий. Не прекрасный голубой цветок, множивший семантику идеала, а Квазимодо, Жан Вальжан, Камброн, Жильят, гениальная артистка, вышедшая из глубинных слоев народной почвы Испании, граф Альберт, - все они носители изначально-демократических ценностей, революционных идей, как и персонажи Беранже, д'Артаньяны прошлого и будущего - все они по-разному воплощали различные модели народного, «простого» и эстетический принцип «упрощения», тяготея к воспроизведению целостности, сущностных начал, к различным формам мифологизации и символизации жизни. Разнообразные трансформации получали оправдание и объяснительную логику в социальных обстоятельствах и природных качествах индивида. Сложное облекалось в одежду простоты, позиционировало себя как несложное, простое, становилось простым, но не утрачивало «ауру», ореол множественной эстетической семантики благодаря обширному полю литературно-художественных аллюзий, благодаря сформированному в романтизме и в читательском сознании эпохи опыту художественной символизации.
Одна из доминантных моделей романтической символизации «простого» нашла воплощение в творчестве Виктора Гюго, в созданных им образах, таких как Квазимодо и Эсмеральда, Жан Вальжан и Жильят. Эти образы статичны, внутренний мир этих персонажей одномерен, они способны в лучшем случае, как Квазимодо и Жан Вальжан, перейти из одного состояния в другое, но не способны эволюционировать. Психологическая сложность и рефлексия героев не предусмотрены. Образы строятся на антитезе носителям зла, таким, как Жавер или Клод Фролло (или Миледи у Дюма), которые немногим сложнее тех, кто воплощает идеальное добро. «Простота» обретает символическую выразительность благодаря комментариям повествователя и коллизиям,
10.01.01 - РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА (ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ), 10.01.03 - ЛИТЕРАТУРА НАРОДОВ СТРАН ЗАРУБЕЖЬЯ (С УКАЗАНИЕМ КОНКРЕТНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ) (ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ) 10.01.01 - RUSSIAN LITERATURE (PHILOLOGICAL SCIENCES), 10.01.03 - LITERATURE OF THE PEOPLES OF FOREIGN COUNTRIES (WITH INDICATION OF SPECIFIC LITERATURE) (PHILOLOGICAL SCIENCES)
формирующим семантический подтекст, опирается на звучание мелодраматических, сентиментальных струн чувствительной читательской души. В каждой новой коллизии эти герои проявляют набор сущностных качеств - безукоризненную честность, цельность, свойственные им добродетели. Варьируясь в разнообразных испытаниях, эти свойства накапливают дополнительный потенциал читательской симпатии и своеобразную объемность. Видоизменяются не характеры, персонажей не трансформирует жизненный опыт, изменяются, обрастают приключениями и драматизмом обстоятельства, которые передают героям энергию своих превращений. Символизация укрупняет образы, заполняя «простоту» многообразием подспудно прорастающих смыслов, которые формирует не только автор, но и читатель.
Поэтика «простого» в XIX веке проявлялась на разной основе - в творчестве Беранже, опираясь на традиции песенного фольклора, в популярной романистике романа-фельетона - на основе упрощения романтических моделей, когда бинарность и дихотомия добра и зла опирались на стилистические ресурсы готики, кумулятивно используемые модели романтизма такими авторами, как Э. Сю, Ф. Сулье или А. Дюма. В их творчестве символизация в духе Гюго как правило дополнялась мифом о Герое, судьба которого вписывалась в картины социальной, несправедливо устроенной жизни («Парижские тайны» «LesMystères de Paris», 1842-1843; «Агасфер» «Le Juif errant»», 1845), но и замешанной на истории, любовно-приключенческой интриге (романы А. Дюма).
«Простота» как поэтологический принцип изображения тесно соприкасается с предметом изображения -несложностью, упрощенной моделью, простотой души, внутреннего склада героя, с отказом автора от погружения в глубины его сознания. Бездны сознательного и бессознательного в поэтике «простого» совпадают, утрачивают свою глубину, не образуют конфликтных коллизий, они изначально противопоставлены сложности и рефлексии со стороны повествователя, читателя и самих героев.
Во французской литературе второй половины XIX века вырабатывались новые представления в области психофизиологии, понимания природы человека, соотношения телесного и духовного, социальных и биологических аспектов жизни. «Простое» становится омонимом изображения не просто демократически настроенного героя, но персонажа из общественных низов. Тема «простого» человека во французской литературе 18б0-1870-х гг., событий Франко-прусской войны и последовавших за нею общественных потрясений, становится едва ли не магистральной. Социальные факторы, факторы влияния среды - органическая составляющая реализма в 1820-1840-е гг., стали предметом нового художественного осмысления. Теоретически обоснованные И. Тэном, в 18б0-1870-х гг. они играли важнейшую роль в творчестве не только писателей-натуралистов.
И. Тэн в «Философии искусства («Philosophie de l'art», 18б5-18б9), анализируя шкалу литературных цен-
ностей, противопоставлял характеры героев и негодяев («благотворные» и «злотворные»), на самую низшую ступень поставил типы, «предпочитаемые реалистической литературой». Это «лица ограниченные, плоские, глупцы, эгоисты, бесхарактерные и пошляки.... именно те типы, которые дает нам обиходная жизнь или которые невольно вызывают насмешку» [5, с. 296]. Основоположник культурно-исторической школы называет их «жалкими типами», полагает, что авторы (в числе которых, назван и Г. Флобер) ведут такого персонажа «от неудачи к неудаче, вызывают против него осуждающий и казнящий вместе смех, нарочно выдают все горькие последствия его несостоятельности, преследуют и искореняют преобладающий в нем недостаток» [5, с. 296]. Критик не вполне прав. Изображение обыденного, обыкновенного, «обиходной» жизни, персонажей, принадлежащих к низовым слоям общества, при любой авторской установке на бесстрастие, объективность, «научность», не было столь уничтожающе и предвзято «казнящим». Авторы «Жермини Ласерте» («Germinie Lacerteux», 1864) и «Западни» («L'Assommoir», 1877) рисовали картины жизни низов общества, судьбы «обыкновенных людей», в силу разнообразных причин пребывающих в нищете, постепенно опускающихся на дно. Писатели пытались осмыслить истоки подобных трагедий, всматривались в психологию и психопатологию такого героя. Они углубляли опыт, накопленный предшествующим этапом развития литературы, не прибегая к черно-белой готике романа-фельетона, не погружаясь в романтическую метафизику, художественно осваивали «низовую» сферу -прозу жизни, в которой важнейшую роль, как им было очевидно, играли не только социальные, но и биологические факторы - наследственность, темперамент героев. Они не стремились пробудить в читателе насмешку над своими героями, напротив, - эти герои вызывали горькое сочувствие, поскольку в глубине всех факторов и условий, изображаемых трагедий и драм лежали не только частные и конкретные, но и универсальные законы общественной жизни, описываемое столь беспощадно касалось каждого.
В этом контексте своеобразный диалог между Флобером - и Жорж Санд; между Флобером - и братьями Гонкурами, Золя приобретал особую актуальность. Важнейшую роль в этом диалоге играли разнообразные жанровые и стилевые традиции, процессы историко-литературные и «трансисторические», реконтекстуали-зация (термин М.Ж. Шеффера) жанров и трансформация и взаимодействие жанров и литературных направлений.
Повести Жорж Санд «Чертова лужа» («La mare au diable», 1846) и «Простое сердце» («Un cœur simple», 1877) Флобера репрезентативно воплощают диалог традиций и подхода к изображению «простого», «простоты» во французской литературе XIX века. Эти произведения убедительно вписываются в типологию изображения «простого» во французской литературе - в системе романтизма и реализма XIX века, взаимодействия, сближения - и отторжения заложенных в каждом
из направлений, в каждой из авторских художественных систем начал - «простого» как предмета и способов художественного изображения.
Флобера и Жорж Санд связывала многолетняя творческая дружба, их повести разделяет тридцать лет, присущее каждому художественное видение мира. Писательница опиралась на эстетику романтизма, верила в социалистические идеалы, в народ, его будущее, в торжество справедливости, тогда как Флобер принадлежал к поколению, которое, отдав дань страстному увлечению романтизмом, пришел к скепсису, к выработке собственной эстетики реализма, хотя «память» о романтизме, отголоски романтизма в разнообразных трансформациях и модификациях обнаруживают не только «Мадам Бовари» и «Саламбо», не только «Воспитание чувств», но и «Искушение Святого Антония», «Иродиада», «Простое сердце»...
Романтик Жорж Санд в своих сельских повестях
- «Чертова лужа», «Франсуа-Подкидыш» («François le Champi», 1S47), «Маленькая Фадетта» («La Petite Fadettes», 1S4S) обращается к жанровым традициям пасторали и идиллии. Политическая проблематика, связанная с июньскими событиями 1S4S г. и последовавшего затем государственного переворота (2 декабря 1S51) остается за скобками художественного изображения. В предисловии к «Маленькой Фадетте» (21 декабря 1S51 г.) Жорж Санд пишет о глубоком отчаянии из-за пролитой крови, об атмосфере «ненависти, оскорблений, угроз, клеветы, поднимающихся к небесам». Не обладая грозным и могучим гением Данте, создавшим «драму, полную мучений и стенаний», она выбирает миссию «примирения и утешения»: «В те времена, когда зло происходит от того, что люди не признают и ненавидят друг друга, миссия художника — прославлять кротость, доверие, дружбу, и напоминать таким образом людям, ожесточенным или павшим духом, что чистота нравов, нежные чувства и простая справедливость (l'équité primitive) существуют и могут существовать на земле. Прямые намеки на современные несчастья, воззвание к волнующим страстям - вовсе не путь к спасению; тихая песнь, звук сельской свирели, сказка (conte), усыпляющие маленьких детей без страха и страдания,
- лучше, чем зрелище действительных зол, усиленных красками воображения (les couleurs de la fiction)» [1З].
«Повесть «Чертова лужа» писательница создала еще в преддверии трагических событий конца 1S40 - начала ^50-х гг. В ней народ, персонажи из народа стали выразителями извечных начал гармонии, добра, духовной красоты, это своеобразная песнь любви к сельским труженикам и своим героям. Теперь, после революции 1S4S г., ее сельские повести, должны были стать песнью утешения. В этих произведениях нет политической проблематики, которая немногим ранее заполняла ее романы («Орас» «Horace», 1S41 «Консуэло» «Consuelo», 1S42 - ^4З; «Графиня Рудольштадт», «La Comtesse de Rudolstadt», ^4З - 1S44; «Грех господина Антуана» Le Péché de M. Antoine, (1S45)... Обращаясь к современникам, она проповедует материнскую миссию утешения и
врачевания ран.
В сельских повестях писательница отказывается от господствовавшей во французской литературе магистральной модели романа 1830 - 1840-х гг., с доминированием острых социальных, социально-психологических конфликтов, которые характерны для произведений французских писателей всего XIX века - Бальзака, Стендаля, Мериме, В. Гюго, Э. Сю, Г, Флобера, Шанфлери, братьев Гонкуров, Э. Золя... Она обращается к романтической парадигме - проблемам изображения вечного, поисков абсолюта, диалектики добра.
Эта проблематика сопровождала искания Флобера, автора «Искушения Святого Антония» (первый вариант был завешен в 1849 г., последний в 1874), трех повестей, в составе которых было не только «Un cœur simple», но и «La Légende de saint Julien l'Hospitalier», «Hérodias», 1877). И потому не кажется неожиданностью и парадоксом, что «объективный реалист» Флобер вступил в прямой диалог с Жорж Санд уже не в переписке, а в художественном произведении, пусть и через 30 лет. В одном из писем к сыну писательницы он признался, что, создавал свою повесть «Простое сердца», чтобы понравиться Жорж Санд1, - той Жорж Санд, которую почитал и любил, которая, заметим, никогда не описывала мир цвета плесени.
В центре ее сельских повестей как правило конфликты не между разновидностями добра и зла, а между носителями истинных ценностей - и теми, кто ошибается, неверно понимает «добро». В жанровых традициях пасторали и идиллии, Жорж Санд гармонизирует отношения между миром природы и своими героями, они не существуют раздельно. В описании крестьянина-землепашца в «Чертовой луже» писательница почти достигает идеала античной простоты «la simple beauté de l'antique» [7] .
Жорж Санд вводит в идиллию социальные мотивы, приглушая их звучание, обогащая произведение сказочной символикой блуждания героев вокруг «заколдованного» места («La Mare au Diable»). Но конфликт между богатством и бедностью - овдовевшим зажиточным крестьянином и идеальной пастушкой - служанкой Мари, социально-психологический, оказывается вполне разрешим. Герои Жорж Санд, принадлежащие к народной, крестьянской среде, не разделены социальным антагонизмом, это размышляющие герои, они благополучно преодолевают свои имущественные предпочтения под влиянием нравственных побуждений, которые оказываются для них гораздо весомее богатства и предрассудков. Они - носители справедливости, нравственного чувства, которое, по мысли писательницы, развиваясь на протяжении веков, образует единство народной, национальной культуры.
В повести «Простое сердце» (в русском переводе «Простая душа»), Флобер, условно говоря, вступил на территорию Жорж Санд - создания идеальных героев, отличающихся цельностью, нравственной чистотой, в художественный мир идиллии. Его героиня - скотница,
10.01.01 - РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА (ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ), 10.01.03 - ЛИТЕРАТУРА НАРОДОВ СТРАН ЗАРУБЕЖЬЯ (С УКАЗАНИЕМ КОНКРЕТНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ) (ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ) 10.01.01 - RUSSIAN LITERATURE (PHILOLOGICAL SCIENCES), 10.01.03 - LITERATURE OF THE PEOPLES OF FOREIGN COUNTRIES (WITH INDICATION OF SPECIFIC LITERATURE) (PHILOLOGICAL SCIENCES)
потом служанка, пройдя через серию жизненных испытаний, становится почти святой.
Флобер не исключает персонажей своей повести - Фелисите и семейство мадам Обэн - из контекста «реальной» жизни, традиций социального романа, датирует этапы жизни героев, но позиция и стратегия повествователя в процессе развития сюжета постепенно меняются. Социальное в судьбе героини уходит на второй план, вглубь картины, уступая свою роль новой доминанте в изображении Фелисите - психофизиологии естественно-бессознательного, проявляющегося с необъяснимой настойчивостью, - не в сексуальных влечениях, как у героев некоторых писателей - современников Флобера, а в естественной, органической, нравственно-этической потребности Фелисите испытывать привязанность, сохранять верность, стремиться помочь, приобщиться к духовно-возвышенному миру религиозных ритуалов, бескорыстно одаривать своей любовью и заботой окружающих. В этом качестве ее характер по-другому, чем у Жорж Санд, тяготеет к христианскому архетипу.
Сакральный опыт входит у Флобера в концепцию психологии «простого», тождества реального и ирреального в изображение психологического мира героини. Писатель приоткрывает тайну подобного опыта, в основе которого - глубокое, естественное, почти мистическое чувство любви к Богу, Святому Духу, церковным обрядам, ко всему чудесному миру природы, ее поэзии и ее тайнам, ко всему живому, что окружает Фелисите. Писатель издалека подготавливает трансформацию образа Святого Духа в восприятии героини: «У нее было очень смутное представление о нем, ибо он был не только птицей, но и огнем, а иногда дуновением. Быть может, свет, блуждающий ночью на краю болот, исходит от него, его дыхание гонит тучи, от его голоса становится гармоничным звон колоколов. И она пребывала в состоянии экстаза, наслаждаясь веявшей от стен прохладой и спокойствием храма [10, p. 28]. Elle avait peine à imaginer sa personne; car il n'était pas seulement oiseau, mais encore un feu, et d'autres fois un souffle. C'est peut-être sa lumière qui voltige la nuit aux bords des marécages, son haleine qui pousse les nuées, sa voix qui rend les cloches harmonieuses; et elle demeurait dans une adoration, jouissant de la fraîcheur des murs et de la tranquillité de l'église» [10, p. 28]. Описанный в стилистике импрессионизма -отзвуков, оттенков, субъективных ощущений, это опыт личный, но и всеобщий. Флобер описал его изнутри, на миг сам став Фелисите. Простое становится носителем немыслимо и непостижимо сложного внутреннего мира - состояния героини.
Автор « Трех повестей», трех вариантов « Искушения Святого Антония» рассматривал религию как психологическую иллюзию, как потребность души. Сравнивавший перо писателя со скальпелем, он стремился, подобно Стендалю, исследовать глубины не только сознательного, но и бессознательного. «Простое» сердце, рождающееся религиозно-мистическое сознание героини увидены изнутри, как будто глазами самой героини.
«История чувств, - пишет Ж. Старобинский, - есть не что иное, как история слов, в которых высказана эмоция» [4, с. 248]. Выраженные Флобером эмоции наделяют героиню в минуты экстаза возвышенно-поэтическим духовным миром, в изображении писателя далеким от упрощенного, плоского понимания «простой» психологии скотницы-служанки. Мопассан в «Плетельщице стульев» («La Rempailleuse», 1882) остановится перед этой загадкой, только коснувшись ее.
Искатель идеала, Жорж Санд возвышенно-поэтическое обнаруживает в повседневном - в окружающей природе, в изображении чувств и размышлений героев. В «Notice 1851» к «Чертовой луже», размышляя о специфике пасторального романа (roman de moeurs rustiques), в связи с извечной мечтой человечества о сельской жизни (de la vie champetre), она противопоставляет цивилизовнному миру прелесть простой (primitive) жизни, несколько раз использует слово simple, когда говорит, что в повести речь идет об истории скромной, очень трогательной и очень «простой». Пишет о чувстве красоты (beau), присущей «простому», но видеть и изобразить - две разные вещи, полагает она и призывает читателей: «Увидьте простое simplicite... небо, поля, деревья и наших крестьян, все то хорошее и подлинное (vrai), что в них есть» [12, p. 4]. Цель Жорж Санд в поэтизации простого - в ее восприятии - категории этической и эстетической. Простота в ее повестях противопоставлена сложности, цивилизационному укладу, социально и нравственно несправедливому принципу общественных отношений. Поэтическая, наивная, камерная, пасторальная мелодия - не «искусственного», а естественного мира в ее повестях восходит к руссоизму, перерастает в лирический гимн народу, в поэму, в которой «простое», воплощает аутентичность переживаемого героями универсального опыта жизни [1].
Флобер тоже в центр произведения поместил персонаж из народной среды, но положение героини не остается неизменным. Ее статус скотницы и пастушки - в предыстории. В основе сюжета жизнь Фелисите-служанки, и в этом качестве ее положение двойственно, поскольку она пребывает в постоянном и близком контакте с детьми, семьей хозяйки - мадам Обэн. В то же время обе женщины живут в «параллельных» мирах, которые только мгновеньями перескались.
У Флобера простое - синоним демократического, наивного, неинтеллектуального, но не упрощенного; по-иному, чем у Жорж Санд, поэтического. Принцип простоты у него сочетается с искусством изображения психологии бессознательного. Писатель стремится передать полисемантику простого - переживаний героини, эволюцию нравственного чувства (La bonté de son cœur se développa), рождение веры в сверхъестественное [10, p. 50]/ Флобер дает возможность читателю проникнуться ощущением сложности простого, при этом, аналитически не комментируя смыслы, стоящие за феноменом простоты его героини.
Содержанием, сущностью понимания «простого» у Флобера становится сложность психологических со-
стояний, скрывающаяся в простоте, их своеобразие. Фелисите другая. Она не похожа ни на Жервезу, ни на Жермини Ласерте, ни на Розали. Она «больше своей судьбы» как представительница идеального в мире неидеальном. Сложность, скрывающаяся за этим, проявилась в ее имени (Félicité - счастье, блаженство). Едва ли что-то может быть сложнее и утопичнее категории счастья. Семантика имени героини провокативна, содержит иронически окрашенный парадокс, скрещивает субъективные и «объективные» смыслы, включает созданный писателем образ в философско-онтологическое пространство гуманистических идей культуры XIX века
Флобер принципиально меняет поэтику изображения простого - она выражена не в жанре идиллии, а в поэтике формирующегося агиографического мифа. Агиографическому мифу изображение реальности не противопоказано, он вырастает из нее, вводится в повесть как фантастический и в то же время как составляющая внутреннего мира героини.
Соприкоснувшись с поэтикой идеального, Флобер, подобно автору «сельских повестей», противопоставил свою героиню традиции негативного изображения персонажей из низов - как невежественных, отягощенных своим темпераментом, не приобщенных к достижениям культуры. Судьбу таких персонажей изображали бра-
тья Гонкуры, Золя, Мопассан. Фелисите живет в своем собственном мире, в котором «сверхъестественное просто». Внешний мир вторгается в ее жизнь, но не разрушает целостности ее души.
Категория простого применительно к «сердцу», как и к «душе», условна и в то же время онтологич-на. Французская семантика метафоры сердца включает готовность к сочувствию, проявление нежности, чувствительности, любви, радости, печали, страстного желания; мужество, совесть, нравственное чувство, в противоположность разуму и рассудку (13, р. 105). Флобер увидел глубину, драматизм, неоднозначность, сложность, фантастичность простого - сознательного и бессознательного в персонаже из народа, драматизм и трагизм судьбы Фелисите, счастье которой - в иллюзиях - и иллюзия, тогда как Жорж Санд не коснулась этой проблемы, наделила своих героев и читателей ощущением осмысленности бытия, единства истины, добра, красоты, реальной возможности - счастья. У Флобера эта триада необратимо и трагически распалась, обнаружила несогласованность и неразрешимые противоречия заключенных в ней начал. Писателю, однако, удалось выстроить новое единство этих начал не в историческом мифе «Саламбо», а в агиографическом мифе «Простого сердца»2.
Примечания
1 «Я начал писать «Простое сердце» исключительно ради неё, с единственной целью ей понравиться (pour lui plaire», - признается он Морису Санду после смерти писательницы 29 августа 1877 г. [9].
2 Ученые проявляют глубокий интерес к проблеме связей писателя с мифологией и религией [6].
Библиографический список
1. ЛитвиненкоН.А. «Маленькая Фадетта» Жорж Санд: миссия утешения. В кн.: Литература XX века: итоги и перспективы изучения. Материалы седьмых Андреевских чтений. М.: Экон-Информ, 2009. С. 46-49. URL: http://19v-euro-lit.niv.ru/19v-euro-lit/articles-fra/ litvinenko-malenkaya-fadetta.htm
2. Лосев А.Ф. Доструктурные категории (простота, прямота, чистота). В кн: История античной эстетики и поздняя классика. М.: Изд-во Фолио; АСТ, 2000. 880 с. Том IV. Аристотель и поздняя классика. https://studfiles.net/preview/6808172/page:13/
3. МамардашвилиМ. Беседы о мышлении. https://mamardashvili.com/archive/lectures/thinking/bm07.html
4. СтаробинскийЖ. Чернила меланхолии. М.: Новое Литературное Обозрение, 2016. С. 248-615.
5. ТэнИ. Философия искусства. М.: Республика, 1996. 351 с.
6. Biasi de P.-M., Herschberg A. & Vinken B. (dir.). Flaubert: Les pouvoirs du mythe (t. I). Information publiée le 30 octobre 2017 par Emilien Sermier. Compte rendu publié dans «Acta fabula» (février 2019, volume 20, n°2): Guillaume Cousin Flaubert mythographe. Р: collection Références, EAC Editions des Archives Contemporaines, 2015. https://www.fabula.org/actualites/p-m-de-biasi-a-herschberg-b-vinken-dir-flaubert-les-pouvoirs-du-mythe-t-i_81738.php
7. Bonnefon D. Les écrivains modernes de la France, 1880. http://salon-litteraire.linternaute.com/fr/biographie-auteur/ content/1861445-george-sand-biographie.
8. Cabanès Jean-Louis. La Fabrique des valeurs dans la littérature du XIXe siècle. Presses Universitaires de Bordeaux, coll. «Sémaphore», 2017, EAN 9791030001167.
9. Flaubert G. à Maurice Sand [Saint-Gratien], mercredi 29 août [1877] / Flaubert Gustave. Correspondance: Année 1877. URL: https:// flaubert.univ-rouen.fr/correspondance/conard/outils/1877.htm.
10. Flaubert G. Un cœur simple. In: Gustave Flaubert Trois contes BeQ Gustave Flaubert 1821-1880. Un cœur simple. La légende de saint Julien l'Hospitalier. Hérodias. La Bibliothèque électronique du Québec Collection. À tous les vents Volume 801: version 1.0 2. 75 p. Le texte de ce volume est conforme à celui de l'édition originale: Trois contes, P. : G. Charpentier, éditeur, 1877. 75 p. URL: https://beq.ebooksgratuits.com/ vents/Flaubert-contes.pdf «
11. Jollin-Bertocchi S. et alii (dir.). La Simplicité. Manifestations et enjeux culturels du simple en art (Sous la direction de Sophie Jollin-Bertocchi, Lia Kurts-Wöste, Anne-Marie Paillet et Claire Stolz). P.: Honoré Champion, collection «Bibliothèque de grammaire et de linguistique», n°51, 2017. 542 p. Url de référence: http://www.honorechampion.com/fr/book/9782745335647
12. Sand George. La mare au diable. Р.: Librairie Francaise, 1973. 160 p.
13. Sand George. La petite Fadette. La Bibliothèque électronique du Québec. Collection À tous les vents Volume 50: version 1.01 https:// beq.ebooksgratuits.com/vents/sand-fadette.pdf
14. Picoche J. Combien y a-t-il de cœur(s) en français? / Langue française. Fait partie d'un numéro thématique: Grammaire des sentiments 1995. Persée URL: https://www.persee.fr/doc/lfr_0023-8368_1995_num_P. 105_1_5298 - PP. 120-125
10.01.01 - РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА (ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ), 10.01.03 - ЛИТЕРАТУРА НАРОДОВ СТРАН ЗАРУБЕЖЬЯ (С УКАЗАНИЕМ КОНКРЕТНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ) (ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ) 10.01.01 - RUSSIAN LITERATURE (PHILOLOGICAL SCIENCES), 10.01.03 - LITERATURE OF THE PEOPLES OF FOREIGN COUNTRIES (WITH INDICATION OF SPECIFIC LITERATURE) (PHILOLOGICAL SCIENCES)
References
1. LitvinenkoN.A. «Little Fadetta» George Sand: A Consolation Mission. In: Literature of the 20th Century: Results and Prospects of Study. Materials of the seventh Andreev readings. M .: Econ-Inform, 2009.S. 46-49. URL: http://19v-euro-lit.niv.ru/19v-euro-lit/articles-fra/litvinenko-malenkaya-fadetta.htm
2. Losev A.F. Prestructural categories (simplicity, directness, purity). In: The History of Ancient Aesthetics and the Late Classics. Folio Publishing House; AST, 2000. 880 p. Volume IV. Aristotle and late classics. https://studfiles.net/preview/6808172/page:13/
3. MamardashviliM. Conversations on thinking. https://mamardashvili.com/archive/lectures/thinking/bm07.html
4. Starobinsky J. Ink of melancholy. M.: New Literary Review, 2016.S. 248-615.5.
5. Ten I. Philosophy of art. M.: Republic, 1996. 351 s.
6. Biasi of P.-M, HerschbergA. & VinkenB. (dir.). Flaubert: The powers of myth (I). Information published on 30 October 2017 by Emilien Sermier. Report published in «Acta fibula» (February 2019, Volume 20, No. 2): Guillaume Cousin Flaubert mythographer. P: References collection, EAC Editions of Contemporary Archives, 2015.https://www.fabula.org/actualites/p-m-de-biasi-a-herschberg-b-vinken-dir-flaubert-les-pouvoirs-du-mythe-t-i_81738.php
7. Bonnefon D. The modern writers of France, 1880. http://salon-litteraire.linternaute.com/fr/biographie-auteur/ content/1861445-george-sand-biographie.
8. Cabanès Jean-Louis. The Fabrique des Valeurs in the literature of the nineteenth century. University Press of Bordeaux, coll. Semaphore, 2017, EAN 9791030001167.
9. Flaubert G. to Maurice Sand [Saint-Gratien], Wednesday, August 29 [1877] / Flaubert Gustave. Correspondence: Year 1877. Mode of access: https://flaubert.univ-rouen.fr/correspondance/conard/outils/1877.htm.
10. Flaubert G. A simple heart. In: Gustave Flaubert. Three tales BeQ Gustave Flaubert 1821-1880. A simple heart. The legend of Saint Julien l'Hospitalier. Herodias. The Electronic Library of Québec Collection. Volume 801: version 1.0 2. 75 p. The text of this volume is consistent with that of the original edition: Three Tales, P.: G. Charpentier, publisher, 1877. 75 p. URL: https://beq.ebooksgratuits.com/vents/Flaubert-contes.pdf
11. Jollin-Bertocchi S. et alii (dir.). The simplicity. Manifestations and cultural issues of the simple in art (Under the direction of Sophie Jollin-Bertocchi, Lia Kurts-Woeste, Anne-Marie Paillet and Claire Stolz). P: Honoré Champion, collection «Library of grammar and linguistics», n ° 51, 2017. 542 p. Reference URL: http://www.honorechampion.com/en/book/9782745335647
12. Sand George. The pond with the devil. P: French Bookstore, 1973.160 p.
13. Sand George. The Little Fadette. The Electronic Library of Quebec. Collection With all the winds Volume 50: version 1.01 https://beq. ebooksgratuits.com/vents/sand-fadette.pdf
14. Picoche J. How many hearts are there in French? / French language.Part of a thematic issue: Grammar of Feelings.1995. Perseus URL: https://www.persee.fr/doc/lfr_0023-8368_1995_num_P. 105_1_5298 - PP. 120-125
