CC BY
40DOI 10.26105/SSPU.2020.54.79.007 УДК 821.161.1.09Тургенев И. С. ББК 83.3(2=411.2)5-8,4
И.А. Усанова
ПОЭТИКА ЛИТЕРАТУРНО-КРИТИЧЕСКИХ ТЕКСТОВ И.С. ТУРГЕНЕВА
В статье исследуются особенности поэтики литературно-критических текстов И.С. Тургенева, созданных в 1850-1880-е гг. Рассматриваются такие аспекты литературной критики автора, как жанровое своеобразие, композиция и структура текстов, соотношение логического и художественно-образного начал, специфика литературно-критической стратегии интерпретации художественного текста И.С. Тургеневым, поэтика заглавия, черты индивидуально-авторского стиля. Аналитические наблюдения сопровождаются богатым иллюстративным материалом. Автор статьи приходит к выводу, что исследование черт поэтики литературной критики И.С. Тургенева позволяет обогатить представление о мировоззрении писателя, его литературно-общественных взглядах, индивидуально-авторской картине мира.
Ключевые слова: И.С. Тургенев, поэтика, литературная критика, рецензия, критическая статья, публицистичность, афористичность.
I.A. Usanova
THE POETICS OF I.S. TURGENEV'S LITERARY CRITICAL TEXTS
The article deals with the features of the poetics of I.S. Turgenev's literary criticism, created in 1850-1880's. The aspects of the author's literary criticism such as genre originality, the composition and the structure of texts, the correlation of the logical and the artistic components, the specificity of the literary of the critical strategy of the interpretation of the literary text by I.S. Turgenev, the poetics of the title, the traits of individual author's style are considered. The analytical observations are accompanied by the rich illustrative material. The author of the article concludes that study of the traits of poetics of I.S. Turgenev's literary criticism allows to enrich our understanding of the writer's worldview, his literary and social views, individual author's view of the world.
Key word: I.S. Turgenev, poetics, literary criticism, review, critical article, journalism, aphorism.
Введение
И.С. Тургенев является одним из ярчайших представителей писательской критики XIX столетия. Обращение к возможностям литературной критики сопровождало творческую деятельность писателя на протяжении всего творческого пути и явилось логичным продолжением его деятельности как автора художественных текстов, публициста, издателя и общественного деятеля.
Цель
Целью данной работы является определение особенностей поэтики литературной критики И.С. Тургенева, описание структурной модели его литературно-критического текста.
Материалы и методы
Материалами исследования послужили рецензии, заметки, критические статьи, речи, открытые письма И.С. Тургенева, а также воспоминания писателя о современных ему литераторах. Методами исследования являются культурно-исторический и структурно-семантический виды анализа.
Результаты и обсуждение результатов
Несмотря на богатую историю изучения литературно-критического наследия русских классиков, работ, освещающих черты поэтики литературно-критических текстов, не так много. Вместе с тем выявление и описание специфических особенностей литературно-критической стратегии интерпретации своего или чужого художественного текста тем или иным писателем позволяет уточнить представления о его мировоззрении, литературно-общественных взглядах, индивидуально-авторской картине мира.
По определению В.Н. Крылова, поэтика критики - это «раздел теории критики о принципах и приемах интерпретации и оценки художественного произведения и сопряженной с ним действительности, о соотношении и взаимодействии логико-аналитических и художественных элементов критического произведения, о совокупности приемов воздействия на читателя, о жанрово-композиционной структуре литературно-критических текстов» [4, с. 111]. Охарактеризуем указанные аспекты содержания и формы литературно-критических текстов И.С. Тургенева.
Находясь в самом центре литературной и общественной жизни России (даже в периоды проживания вдали от Родины), Тургенев, как и его современники, воспринимал литературную критику не только как двигатель качественного развития литературы в России, как посредника между замыслом писателя и сознанием публики, «воспитателя» «грамотного» - глубокого, вдумчивого - читателя, но и как возможность обсуждения в современных цензурных условиях важнейших социально-политических вопросов, выражения своей литературно-общественной позиции. В зависимости от профессиональных задач, которые стояли перед писателем при освещении в критике того или иного литературного факта, его размышления облекались в различные жанровые формы.
Большинство используемых Тургеневым жанров литературной критики носят информационно-аналитический характер. Достаточно широко представлен в его литературно-критическом наследии жанр рецензии. Создавая журнальный отклик на недавно опубликованное произведение (как авторское, так и переводное), писатель ставил перед собой цель в компактном, лаконичном тексте сформулировать его ключевые достоинства и недостатки. Таковы, например, его рецензии на книги С. Аксакова, Е. Тур, перевод пьесы Ф. Шиллера «Вильгельм Телль», выполненный Ф. Миллером. Нередко рецензии Тургенева становились эпизодом напряженной литературно-критической полемики, вызывая многочисленные отклики современников и отвечая, в свою очередь, на опубликованные ранее рецензии и заметки. При этом сам тон литературно-критического выступления определялся не только отношением к анализируемому произведению, но и стремлением Тургенева поддержать автора или, напротив, «снизить градус» предшествующих восторженных
оценок, которые, по его мнению, могли негативно сказаться на дальнейшем становлении таланта молодого (чаще всего) дарования. Так, говоря о комедии А.Н. Островского «Бедная невеста», Тургенев отмечает: «Результат нашего чтения был следующий: талант у г. Островского есть, и замечательный, - мы даже готовы не отказываться от наших надежд на будущее его значение, возбужденных в нас первым произведением г. Островского; но для того, чтобы они могли оправдаться, необходимо г. Островскому - и мы просим его видеть в наших словах выражение самых искренних убеждений - необходимо ему отказаться от ложной манеры, которую он себе как бы придал и которой не было заметно в "Своих людях"» [9, V, с. 387-388]. Последовательно отмечая недостатки новой пьесы, в особенности - неверно выбранные, «ложные» способы создания драматических характеров, Тургенев стремится указать молодому автору на необходимость сохранения верности гоголевской линии в литературе, продолжателем которой он и считает Островского - создателя «Своих людей». Эта рецензия стала итогом оценки не только самой пьесы, но и ответом на «неумеренные восторги» Ап. Григорьева, выражением отношения к «писателю, так высоко поставленному сочинителями московских критик» [9, V, с. 637]. Жанр рецензии позволял Тургеневу не только высказывать свою позицию относительно ярких фактов современного литературного процесса в России и Европе, но и непосредственно воздействовать на его ход.
Некоторые литературно-критические выступления Тургенева приобретают характер информационной заметки. Сообщая читателям о выходе нового произведения, писатель тем самым привлекает к нему внимание публики, становясь посредником между автором и аудиторией. Избирательность таких сообщений позволяла дифференцировать поток свежих изданий, обращая внимание читателя на книги и журнальные публикации, действительно, по мнению Тургенева, достойные вдумчивого прочтения. Нередко заметка позднее перерастала в более развернутую рецензию или статью. Так, например, произошло с заметкой о выходе нового перевода трагедии «Фауст», подготовленного М. Вронченко, или о «Записках ружейного охотника» С.Т. Аксакова.
Жанр критической статьи не столь часто встречается у И.С. Тургенева. В качестве яркого примера использования возможностей этого жанра отметим хрестоматийную «Гамлет и Дон-Кихот». Интерпретируя образы этих героев, писатель выходит за строгие рамки анализа литературного текста и характеризует глубокие архетипические социально -психологические модели, представленные в текстах Шекспира и Сервантеса и реализующиеся в типах реальных людей - современников автора. Предметом осмысления постепенно становятся не сами Гамлет и Дон-Кихот, а скорее понятия гамлетизма и донкихотства, размышления автора переходят из сферы эстетической в этическую и социально -психологическую. Находясь на стыке жанров статьи и публичной речи (точнее будет определить ее как статью, выросшую из публичной речи), «Гамлет и Дон-Кихот» отличается глубиной обобщений, аргументированностью и доказательностью и, в то же время, острой публицистичностью, что позволило ей стать ярким фактом не только литературной, но и общественной жизни России своего времени.
Жанр публичной речи достаточно часто использовался Тургеневым, активным участником культурного и общественного движения России и Европы, для решения задач литературной критики. Яркая полемичность, высокая патетика, воодушевленный и возвышенный тон и другие возможности риторики в публичных речах Тургенева были органичны и оправданы не только следованием жанровым законам, но и масштабом событий, к которым они были приурочены: празднование 300-летия В. Шекспира, открытие памятника А.С. Пушкину. Отметим, что если в речах, адресованных европейской публике, преобладают именно риторика и пафос, то в речах, произнесенных перед русскими слушателями, больше глубины и критических размышлений. Так, речь о Шекспире насыщена в большей мере торжественными фразами («Пусть же будет это самое слово высшей данью нашего благоговения к торжествующему гению!» [9, XV, с. 51]), проникнута открытым восхищением, то в речи о Пушкине Тургенев размышляет о причинах ослабевания интереса читающей публики к творчеству поэта при всем признании его заслуг, при глубочайшем почитании его гения, и в связи с этими обстоятельствами - о пути развития России: «Падает, рушится только мертвое, неорганическое. Живое изменяется органически - ростом. А Россия растет, не падает. Что подобное развитие - как всякий рост - неизбежно сопряжено с болезнями, мучительными кризисами, с самыми злыми, на первый взгляд безвыходными противоречиями - доказывать, кажется, нечего; нас этому учит не только всеобщая история, но даже история каждой отдельной личности. Сама наука нам говорит о необходимых болезнях. Но смущаться этим, оплакивать прежнее, все-таки относительное спокойствие, стараться возвратиться к нему - и возвращать к нему других, хотя бы насильно - могут только отжившие или близорукие люди. В эпохи народной жизни, носящие названия переходных, дело мыслящего человека, истинного гражданина своей родины - идти вперед, несмотря на трудность и часто грязь пути, но идти, не теряя ни на миг из виду тех основных идеалов, на которых построен весь быт общества, которого он состоит живым членом» [9, XV, с. 73].
Синтез жанров - нередкое явление в литературной критике Тургенева. Соединяя возможности критики и публицистики, критики и эпи-столярия, писатель решал целый ряд профессиональных задач, облекая свои суждения в оригинальную форму.
Показательно в данном случае использование Тургеневым жанра открытого письма. Такие письма, адресованные чаще всего редакторам и издателям влиятельных русских и европейских журналов, были призваны:
- прокомментировать эпизоды из его взаимоотношений с собратьями по перу или отдельными печатными изданиями (целый ряд писем касался, например, ситуации отхода писателя от редакции «Современника»);
- полемически ответить на несправедливую критику в свой адрес или в адрес близких Тургеневу литераторов;
- дать собственную критическую оценку «отстаиваемых» авторов и произведений;
- сформулировать свою общественно-литературную позицию.
В некоторых случаях в жанровую форму письма облекается Тургеневым рецензия или критическая статья, как это произошло, например, с текстом «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии. С. А-ва», опубликованным с подзаголовком «Письмо к одному из издателей "Современника"». Жанр письма позволял использовать более доверительный тон, избрать манеру личного общения с адресатом, мотивировать отсутствие строгой композиции литературно-критического текста, более явное лирическое начало в статье и большое количество тематических отступлений. Естественно, все это было замечено уже современниками Тургенева, в том числе самим С.Т. Аксаковым, который упрекал своего рецензента: «Ваше письмо к издателю "Современника" - не критика на мою книгу, а прекрасная статья по поводу моей книги. Впрочем, я очень понимаю, что, удержав характер критики, статья Ваша вышла бы, может быть, не так интересна и несколько суха <...> Я ожидал менее похвал, но зато ожидал беспристрастного суда и справедливых осуждений; я надеялся более серьезного тона, особенно в отношении к языку и слогу» [9, XV, с. 644].
Активным участием Тургенева в литературной и культурной жизни России и Европы как публициста и издателя мотивировано и большое количество литературно-критических текстов в его наследии в жанре предисловия. Решая единую жанровую задачу - подготовку читателя к восприятию художественных текстов, - тургеневские предисловия вместе с тем не составляют абсолютно однородной группы по своей структуре и содержательному наполнению. В ряде случаев предисловие целиком направлено на характеристику предваряемого произведения (таково, например, предисловие к «Дневнику девочки» С. Буткевич). В других, как в предисловии к очерку А. Бадена «Un roman du comte Tolstoi» («Роман графа Толстого»), Тургенев видит своей ключевой задачей знакомство европейской читающей публики с личностью русского писателя. Тогда такой текст по содержанию приближается к компактному биографическому и портретному очерку. Подобного рода предисловия помогали писателю исполнять его роль «посланника» русской литературы в Европе и европейской - в России.
Развернутые портретные очерки писателей представлены в мемуаристике Тургенева - в частности, в известном цикле «Литературные и житейские воспоминания». Ярким примером работы в жанре портретного очерка может служить текст «Встреча моя с Белинским». Достаточно обширный (что не свойственно традиционным выступлениям Тургенева в литературной критике), очерк содержит и описание внешнего портрета «неистового Виссариона», и рассказ о первом впечатлении, которое он произвел на автора, и дальнейших их взаимоотношений. Тургенев дает оценку склада характера Белинского, рассказывает о его жизненном и творческом пути, анализирует его манеру как литературного критика. В результате писатель создает яркий литературный потрет -подробный, наполненный живыми деталями. Воспроизведение эпизодов из литературной и личной жизни критика - разговоров, встреч - позволяет, по выражению В.Н. Крылова, создать «синхронный срез современности», насытить текст «атмосферой подлинной жизни» [3, с. 178]. Использование биографических и бытовых подробностей, известных Тур-
геневу благодаря близкому общению с Белинским, высвечивает в очерке мемуарное начало. Глубокий анализ его литературной деятельности роднит текст с задачами и методами критики. Жизненный факт приобретает эстетическую значимость.
Обратимся к характеристике структурно-композиционных особенностей литературно-критических текстов И.С. Тургенева. Рецензии и статьи писателя отличаются стройностью и плавностью, гармоничностью построения. Чаще всего они невелики по объему. Об этом качестве - лаконичности, компактности, автор заботился целенаправленно, что неоднократно отмечал на страницах своих текстов: «Но довольно, а то я сам впаду в многоречивость» («По поводу "Отцов и детей"» [9, XIV, с. 109]), «Читатели могут успокоиться: мы будем кратки» («Племянница. Роман, соч. Евгении Тур» [9, V, с. 368]). Следует заметить, что неоправданная растянутость, «длинноты» - одно из самых распространенных замечаний, которое делает Тургенев в своих критических текстах другим авторам, что также свидетельствует о важности для него лапидарности текста. Действительно, нередко писатель в двух-трех предложениях формулирует характеристику и сюжета, и образов комментируемого произведения, и его композиции, и стилевых черт. В особенности такая компактность свойственна жанрам открытого письма и предисловия, например, о Я.П. Полонском читаем: «Интерес рассказа не ослабевает ни на минуту; выведенные личности очерчены немногими, но сильными штрихами (особенно хорош декабрист, друг матери Чалыгина), и самый колорит эпохи (действие происходит около двадцатых годов текущего столетия) схвачен и передан живо и точно. Вполне удалось автору описание известного наводнения 1824 года так, как оно отразилось в семейной жизни: читатель присутствует при внезапном вторжении великого общественного бедствия в замкнутый круг частного быта; каждая подробность дышит правдой» («Письмо к редактору «С.-Петербургских ведомостей»») [9, XV, с. 155].
Интересно, что наиболее лаконичны у Тургенева положительные рецензии и отзывы. В случае, когда писателю необходимо высказать ряд серьезных критических замечаний в адрес рецензируемого произведения, они подкрепляются обстоятельным анализом соответствующих аспектов художественного текста, подробным пересказом сюжета, сопровождаемым авторскими комментариями, детальным сопоставлением подлинника и перевода. Таковы, например, рецензии «Генерал-поручик Паткуль» и «Смерть Ляпунова», в которых писатель выступил против «ложновеличавых» исторических пьес С.А. Гедеонова и Н.В. Кукольника. Все это делает критику Тургенева аргументированной и глубокой, мотивирует ее, на что указывает сам автор: «Из подробного обзора драмы г. Гедеонова читатель может усмотреть, справедливо ли наше мнение об этом произведении» [9, I, с. 270].
Достаточно часто в рецензиях и статьях Тургенева можно заметить сочетание двух разнонаправленных, на первый взгляд, тенденций в построении структуры текста. С одной стороны, автор неоднократно отмечает несистемность, некоторую мозаичность своих размышлений, определяя их, как «беглые черты», «общие черты», «наши разбросанные замечания», «несколько несистематических слов» («Племянница. Роман,
соч. Евгении Тур») [9, V, с. 383-385], «Мы только поделимся теперь с читателями впечатлением» («Несколько слов о новой комедии г. Островского "Бедная невеста"») [9, V, с. 387]. Это подчеркивается в ряде случаев заглавием или подзаголовком текста, не претендующим на исчерпанность содержания: «Несколько слов о стихотворениях Ф.И. Тютчева», «Несколько слов о новой комедии г. Островского "Бедная невеста"» (наиболее распространенная формула названия текста), «Воспоминания о Белинском», «Современные заметки» и т.д.
Другая тенденция - целенаправленное и осознанное структурирование рецензии или статьи, стремление выстроить связки и переходы между фрагментами текста, облегчающие читателю восприятие логики мысли автора. Например: «Но возвратимся к предмету нашей беседы» («Гамлет и Дон-Кихот») [9, VIII, с. 172], «Из всего сказанного нами мы заключаем...», «Мы приступаем к подробному разбору сочинения» («Генерал-поручик Паткуль») [9, I, с. 283-284], «Мы намерены ограничиться общею характеристикой этого замечательного и самобытного дарования. Постараемся определить составные элементы его таланта» («Повести, сказки и рассказы казака Луганского») [9, I, с. 298], «Книгу г. А-ва можно рассматривать с двух точек зрения: с точки зрения охотника и с точки зрения естествоиспытателя. Начну с первой» («Записки ружейного охотника Оренбургской губернии. С. А-ва») [9, V, с. 412], «Оканчивая разбор романа г-жи Тур, мы намерены в немногих словах повторить и как бы собрать вместе наши разбросанные замечания об ее даровании» («Племянница. Роман, соч. Евгении Тур») [9, V, с. 385] и мн. др.
Эти достаточно механичные «сцепки» отчасти уравновешивают, компенсируют еще одно свойство композиции и структуры тургеневских критических текстов: распространение разного рода отступлений. Среди этих отступлений, которые встречаются в большинстве текстов любого жанра, можно выделить две ключевые семантические группы: теоретико- и историко-литературную и общественно-историческую.
Помимо непосредственной оценки рецензируемых произведений, в критических текстах Тургенев излагает систему своих теоретико-литературных взглядов. Наиболее обстоятельно разработанными в его статьях являются следующие теоретические вопросы:
- о видах и свойствах художественного таланта (понятия «объективного» и «лирического» таланта, «народного» таланта; особенности таланта детского писателя);
- об актуальном и устаревшем стилях в поэтическом и литературном творчестве («ложновеличавая» и «новая» школы; понятия «ложной манеры», «ложнотонкого психологизма»);
- о дифференциации жанровых разновидностей современного романа и перспективах их развития («вальтерскоттовский», «сандовский» и «диккенсовский» типы романа);
- о специфике мастерства в литературном переводе (понятие «верности» перевода).
Помимо теоретических, обнаруживаем в статьях Тургенева и историко-литературные отступления, оценивающие ход развития литературы и культуры в России и Европе, характеризующие процесс влияния европейской литературы на отечественную и постепенное становление ее самостоятельности.
Общественно-исторические отступления касаются преимущественно тем путей развития истории, становления народа, взаимоотношений личности и толпы, человека и истории, сопоставления различных исторических событий и эпох (в духе философии Гегеля). В этих отступлениях обнаруживается глубокое знание Тургеневым культуры и философии своей и предшествующих эпох, впечатляющая эрудиция, которая позволяла вписать литературный факт в широкий культурно-исторический контекст. Его тексты становятся воплощением общественно-активной критики, продолжающей традиции В.Г. Белинского.
Композиция литературно-критических текстов Тургенева не выглядит эклектичной. Благодаря последовательности концепции статьи и жанрово-стилевому единству, текст приобретает свойства мозаики, в которой из разнородных фрагментов составляется гармоничное целое.
В ряде случаев, подготовив небольшую заметку о новом произведении, Тургенев развивает ее далее в более развернутой рецензии или статье. Т.о. создается связанная пара литературно-критических текстов, объединенных единством подхода к интерпретации произведения и его оценки. Таковы, например, печатные отклики Тургенева на книгу С.Т. Аксакова, перевод «Фауста» М. Вронченко. Такая жанрово-композиционная форма позволяет сделать литературно-критический отзыв более объемным и многомерным, а также реализовать двойную задачу: оперативного сообщения читательской аудитории о достойном внимания литературном факте и затем более детальной оценки произведения. Подобную пару образуют также очерки «Встреча моя с Белинским» и «Воспоминания о Белинском».
Будучи повествовательно-объяснительным, аргументативным по своей природе, литературно-критический текст сочетает в себе логичность и доказательность с эмоциональным началом, находясь на границе научного и художественного стилей. Литературно-критическую манеру Тургенева в целом можно характеризовать как доброжелательную, изысканную и деликатную, хотя, безусловно, в ряде текстов можно обнаружить различные оттенки авторской интонации. Несмотря на то, что в большинстве случаев в тургеневских текстах указание на достоинства произведения сопровождает разбор недостатков, читатель отчетливо понимает итоговую авторскую оценку.
Даже в случае отчетливо отрицательной оценки рецензируемого произведения, Тургенев сохраняет чувство такта, не «сглаживая» при этом «углов». Так, характеризуя перевод драмы Ф. Шиллера «Вильгельм Телль», выполненный Ф. Миллером, Тургенев отмечает: «Стих вообще гладок и ровен, но слаб, бесцветен и водян; не лишен даже мелодии, напомнившей нам пошлую мелодию русских романсов. В строго художественном отношении перевод г. Миллера неудовлетворителен и неверен двоякой неверностью - неверностью фактической: много стихов им пропущено, многое совсем ложно переведено - и неверностью духовной: переводчик не передал нам Шиллера» [9, I, с. 208].
В случае резко отрицательной оценки (рожденной по принципу сатиры - из абсолютного отрицания явления) критика приобретает более острое и категоричное звучание, которое нарастает от начала статьи к ее финалу. В рецензии «Генерал-поручик Паткуль» Тургенев перехо-
дит от оценок в роде: «Мы находим, что автор мог бы искуснее вывести польских магнатов. Мы никак не можем согласиться с воззрением г. Кукольника на Карла» [9, I, с. 285] - к более едким замечаниям: «Чувство тяжелое и неприятное овладевает читателем... Точно целый оркестр заиграл на разлад... Страшно громко и страшно фальшиво. Эта сцена может служить примером того, что называется ложной натуральностью, гениальничаньем, напряженным усилием самоуверенного таланта» [9, I, с. 294]. Категоричность оценок достигает максимума в финале рецензии, автор движется от частного - перечисления и характеристики отдельных недостатков текста - к общим выводам о полной художественной несостоятельности драмы.
Другую ситуацию встречаем, когда Тургенев указывает на недостатки в работе автора, чей талант признает и ценит: «Недостатки г. Тютчева другого рода: у него часто попадаются устарелые выражения, бледные и вялые стихи, он иногда как будто не владеет языком; внешняя сторона его дарования, та сторона, о которой мы упомянули выше, не довольно, быть может, развита; но всё это выкупается неподдельностью его вдохновения, тем поэтическим дуновением, которым веет от его страниц; под наитием этого вдохновения самый язык г. Тютчева часто поражает читателя счастливой смелостью и почти пушкинской красотой своих оборотов» («Несколько слов о стихотворениях Ф.И. Тютчева») [9, I, с. 425].
В ряде рецензий очевидна динамика критической оценки Тургенева. Эта динамика развивается по принципу параболы: автор начинает с указания на достоинства произведения, затем отмечает ряд существенных недостатков, при этом уровень критичности нарастает по ходу развития мысли писателя: «Первое, что мы должны заметить в комедии г. Островского, ... это истина всех выведенных им лиц. Нам показалось, что сцена, в которой Мерич объясняется в любви к Марье Андреевне, не удалась г. Островскому. К чему, спрашивается, человеку с талантом г. Островского приклеивать своим героям такие ярлыки, напоминающие свитки с словами, выходящие изо рта фигур на средневековых картинках! Самые даже лучшие лица, как-то: г-да Беневоленский и Милашин, не избегли этой участи. Не говоря уже о том, что из этого вытекают длинноты утомительные, что веселый смех, возбужденный в читателе первым появлением комической фразы, уступает, наконец, место чувству неприятного раздражения при двадцатом ее повторении, мы готовы утверждать, что такого рода мелочная разработка характера неистинна, -художественно неистинна, при всей своей внешней вероятности, и нам кажется, что именно этот упрек более всех других должен быть чувствителен г. Островскому, при явном стремлении его таланта к простоте и правде. («Несколько слов о новой комедии г. Островского "Бедная невеста"») [9, I, с. 388-390]. Финал рецензии пишется в оптимистическом ключе, с выражением надежды на то, что автор сможет избавиться от указанных недостатков: «Со всем тем мы от всей души приветствуем комедию г-на Островского, желаем ему идти далее, расти, крепнуть, - желаем ему в особенности выпутаться из тех сетей, которые он сам наложил на свой талант. Да осуществятся в нем наши надежды!» [9, V, с. 396]. Как отмечалось ранее, такую критическую стратегию Тургенев считал более эффективной и полезной для становления дарования молодого драматурга.
Даже такие благосклонные и доброжелательные отзывы писателя часто бывают наполнены ироничными интонациями. Например: «Знаете ли, что, кроме женщины, никто в наше время в России не может решиться на такой трудный, на такой во всяком случае длинный подвиг? И в самом деле, чем наполнить четыре тома?» («Племянница. Роман, соч. Евгении Тур») [9, V, с. 372].
Нередки в литературно-критических текстах Тургенева и примеры самоиронии: «Читатели могут успокоиться: мы будем кратки; многословие юности прошло в нас вместе с эпохой, о которой мы говорили выше, а до старческой болтливости мы еще не дожили» («Племянница. Роман, соч. Евгении Тур») [9, V, с. 368].
Насыщенность рецензии на роман «Племянница» ироническими нотами не ускользнула от современников Тургенева. Е.М. Феоктистов называл тон этой статьи «несколько покровительственным» [7, с. 165], Ап. Григорьев считал, что рецензия «отличается некоторой бесцеремонностью в тоне, которой можно бы было избежать без вреда истине» [7, с. 165].
В ярко отрицательных рецензиях ирония уступает место едким саркастическим замечаниям: «Как человек образованный и со вкусом, он не впал ни в одну грубую и явную ошибку; план "Смерти Ляпунова" именно такой, какого и ожидать следовало; словом, как произведение эклектическое, драма г. Гедеонова показывает, до какой степени, при образованности и начитанности, можно обходиться без таланта» («Смерть Ляпунова») [9, I, с. 261].
Встречаем в литературной критике Тургенева и динамику его взглядов на оцениваемый художественный текст. Так, в информационной заметке о выходе перевода трагедии «Фауст» авторства М. Врончен-ко писатель лишь отмечает значительность этого события в истории русской культуры, привлекая к нему внимание читательской аудитории: «Самым отрадным и утешительным фактом русской литературы прошлого года был, без сомнения, бескорыстный и огромный труд г. Врон-ченко, перевод главнейшего создания Гёте - "Фауста". Этот, можно сказать, подвиг нашего почтенного литератора, уже усвоившего русской литературе не одно знаменитое европейское произведение, лучше всего доказывает, что любовь и страсть к искусству могут существовать во всякое время и что на избранные души не имеет никакого влияния общее меркантильное или мелочное направление литературы» («Фауст, трагедия, соч. Гёте») [9, I, с. 212]. Однако в появившейся вскоре рецензии оценка этого перевода Тургеневым усложняется, уточняется, раскрывается более полно. Полемика с оппонентом ведется изысканно, но довольно резко, обнажая противоречия в трактовке образа Фауста и всей пьесы в целом: «Мы позволяем себе заметить г. переводчику, что борьба демона с человеком годится только в оперы г. Скриба и комп<ании>; что, допустив подобное толкование трагедии Гёте, мы никогда не поймем, почему слова Мефистофеля возбуждают такое глубокое сочувствие в душе Фауста; изъяснять же это сочувствие одним магическим влиянием беса на человека значит превращать великую трагедию в довольно пошлую мелодраму» [9, I, с. 243].
Еще одно свойство общей литературно-критической манеры Тургенева - соответствие используемых интонаций, отбора лексики предмету обсуждения. Так, характеризуя народный по существу талант В. Даля, автор придает своему слогу, словно напитавшемуся от подлинной крестьянской речи, свежие, задорные, живые интонации: «Он, как говорится, себе на уме, смотрит невиннейшим человеком и добродушнейшим сочинителем в мире; вдруг вы чувствуете, что вас поймали за хохол, когти в вас запустили преострые; вы оглядываетесь, - автор стоит перед вами как ни в чем не бывало... "Я, говорит, тут сторона, а вы как поживаете?". Иногда, правда, казак балагурит немного, щеголяет "словечками" ... но за кем греха не водится!» («Повести, сказки и рассказы казака Луганского») [9, I, с. 300].
Анализируя поэтику заглавия литературно-критических текстов Тургенева, отметим, что в большинстве случаев он дает нейтральные названия своим статьям и рецензиям. Чаще всего в заглавии расположено название рецензируемого произведения с указанием автора и/или переводчика («Фауст, трагедия, соч. Гёте. Перевод первой и изложение второй части»). Заглавие может включать также определение жанра анализируемого произведения («О "Записках ружейного охотника" С.Т. Аксакова», «Вильгельм Телль, драматическое представление в пяти действиях», «Генерал-поручик Паткуль. Трагедия в пяти действиях, в стихах») или год и место издания («Записки ружейного охотника Оренбургской губернии. С. Аксакова. Москва 1852», «История одного города. Издал М.Е. Салтыков. С.-Петербург, 1870»). В более редких случаях в заглавие выносятся имена персонажей («Гамлет и Дон-Кихот»). Заглавия ряда текстов, как уже отмечалось, ориентируются на жанрово-композиционные особенности («Несколько слов о стихотворениях Ф.И. Тютчева», «Несколько слов о Жорж Санд», «Речь о Шекспире», «Воспоминания о Белинском»).
В стилевом отношении литературно-критические тексты Тургенева обладают подлинным своеобразием. Одной из их особенностей является ярко выраженное авторское присутствие. Оно проявляется за счет использования целого ряда приемов:
- употребление местоимений 1-го лица (чаще всего во множественном числе) для обозначения собственного мнения, присутствия своей позиции;
- прямое обращение к читателю: «Читатели, вероятно, согласятся с нами.» («Вильгельм Телль») [9, I, с. 207], «Читатели могут усомниться в справедливости нашего мнения; мы им представим доказательство неотразимое» («Генерал-поручик Паткуль») [9, I, с. 274], «Нам кажется, нечего уверять читателей наших в глубоком сочувствии» («Племянница. Роман, соч. Евгении Тур») [9, V, с. 382];
- риторические вопросы: «Или образ Гамлета не ближе, не понятнее нам, чем французам, скажем более - чем англичанам? Не соединилось ли для нас навсегда с этим образом воспоминание о величайшем русском - имен но русском актере, Мочалове? Не приветствуем ли мы с особенным участием каждую попытку передать нам шекспировские творения нашими родными звуками?» («Речь о Шекспире») [9, XV, с. 50-51];
- имитация диалога: «Что общего между доброй, слегка восторженной, простой и прямой Машей и господином Чельским? - Ничего» («Племянница. Роман, соч. Евгении Тур») [9, V, с. 381];
- использование эмоционально-оценочной лексики и прямой оценки автора и произведения: «И что за прелесть эта книга! сколько в ней свежести, грации, наблюдательности, понимания и любви природы!...», «Слог его мне чрезвычайно нравится. Это настоящая русская речь, добродушная и прямая, гибкая и ловкая» («Записки ружейного охотника Оренбургской губернии. С. А-ва») [9, V, с. 412].
Активное авторское присутствие делает статьи и рецензии Тургенева внутренне диалогичными. Есть «мы» - критик, внимательный и заинтересованный - и есть «вы» - публика, читатель, который тоже ставится автором в активную позицию, с которым он ведет интересную беседу, цель ее - в глубоком и верном толковании анализируемого произведения.
Цитирование и реминисценции применяются Тургеневым в традиционной для отечественной литературной критики манере. Используются как интерпретируемые (иллюстрирующие объект анализа, демонстрирующие его ход), так и интерпретирующие цитаты (цитаты-суждения, описывающие ход или результат анализа). Чаще всего цитирование применяется при интерпретации сюжета произведения, образов персонажей. Использование цитаты расширяет смысловое пространство литературно-критического текста Тургенева, является формой привнесения гипертекстовой информации в авторский текст.
Также достаточно традиционным является использование Тургеневым приемов сопоставления и повтора. Сопоставление выполняет в его текстах иллюстрирующую функцию, помогая раскрыть сущность анализируемого явления. Часто сопоставительная параллель проводится между писателем, творчество которого находится в центре внимания автора, с другим известным литератором - соотечественником или представителем иной культуры. Так, Шиллер сопоставляется с Гете: «Шиллер, более чем Гёте, заслуживал это высшее для художника счастье: выразить сокровеннейшую сущность своего народа. Как человек и гражданин он выше Гёте, хотя ниже его как художник и вообще как личность» («Вильгельм Телль») [9, I, с. 207], а Щедрин - с Ювеналом и Свифтом: «Своей сатирической манерой Салтыков несколько напоминает Ювенала. Его смех горек и резок, его насмешка нередко оскорбляет... В Салтыкове есть нечто свифтовское: этот серьезный и злобный юмор, этот реализм, трезвый и ясный среди самой необузданной игры воображения» («История одного города») [9, XIV, с. 252-253]. В последнем примере - статье, адресованной европейскому читателю, - сопоставление русского писателя, его стилистики или направления с авторами, хорошо известными европейской публике, становится приемом, призванным открыть читателю новые имена в русской литературе. В некоторых случаях прием сопоставления определяет структуру всего текста, как, например, в статье «Гамлет и Дон-Кихот».
Прием повтора используется Тургеневым на разных языковых уровнях. Так, повторяться могут не только отдельные слова и выражения («Действительно, все эти лица живы, несомненно живы и истинны» («Несколько слов о новой комедии г. Островского "Бедная невеста"») [9, V, с. 388]), но и структурные части фраз: «.Народом, главная отличительная черта которого до сих пор состоит в почти беспримерной жажде
самосознания, в неутомимом изучении самого себя, - народом, так же не щадящим собственных слабостей, как и прощающим их у других, - народом, наконец, не боящимся выводить эти самые слабости на свет божий» («Речь о Шекспире») [9, XV, с. 51]. Главная функция повтора в критике Тургенева - повышение экспрессивности фразы и всего текста.
Одной из самых узнаваемых особенностей стиля Тургенева и в художественных текстах, и в публицистике, и в эпистолярии является афористичность. Среди афоризмов, представленных в литературной критике писателя, можем выделить несколько ключевых семантических групп. Безусловно, наиболее полно представлена группа афоризмов о литературе и искусстве: «Жертва богу безвкусия и пошлости принесена; мы признаем ее необходимость и не радуемся ей; но бог красоты и изящного теперь вправе ожидать более достойных приношений» («Вильгельм Телль») [9, I, с. 211], «Не тот мастер, кому многое дано, да он с своим же добром сладить не может, но тот, у кого всё свое под рукой» («Повести, сказки и рассказы казака Луганского») [9, I, с. 298], «В деле сочинительства всякий (сужу по себе) делает не то, что хочет, а то, что может -и насколько удается» («По поводу "Отцов и детей"») [9, XIV, с. 103] и т.д. Могут афоризмы касаться и других тем, связанных с главной темой или поводом для написания текста. Так, в некрологе Просперу Мериме встречаем афоризм о смерти: «Смерть производит всегда впечатление чего-то неожиданного, как ни ежедневна, как ни ежеминутна она» [9, XIV, с. 212]. Афористичные высказывания позволяют писателю сформулировать свою мысль наиболее ярко и выразительно и становятся одной из самых характерных черт авторского стиля.
Выводы
Предметно-логическое и эмоционально-экспрессивное начала в литературно-критических текстах И.С. Тургенева уравновешивают друг друга. Пользуясь определением С. Ваймана, он подходит к предмету критической интерпретации не слишком близко и не слишком далеко, соблюдая необходимую дистанцию, позволяющую тщательно исследовать достоинства и недостатки рецензируемого художественного произведения, но при этом не находиться в отстранении от него, выражая четкую авторскую позицию.
Наследуя традиции В.Г. Белинского в литературно-критической стратегии, в оценке современного литературного процесса, критические выступления И.С. Тургенева стали заметным фактом в истории культуры середины XIX столетия.
Литература
1. Ермаков Р.В. Языковые особенности афоризмов И.С. Тургенева в эпистолярном наследии // Ученые записки Орловского государственного университета. Серия: Гуманитарные и социальные науки. 2010. № 2-3 (37). С. 130-135.
2. Королькова А.В. Афористика И.С. Тургенева // Ученые записки Орловского государственного университета. Серия: Гуманитарные и социальные науки. 2019. № 2 (83). С. 113-116.
3. Крылов В.Н. Критика и критики в зеркале Серебряного века. М.: Флинта-Наука, 2014. 344 с.
4. Крылов В.Н. Поэтика литературно-критического текста как предмет научного изучения // Ученые записки Казанского государственного университета. Серия: Гуманитарные науки. 2007. № 2 (149). С. 110-123.
5. Лучников С.Ю. Русская классическая литературная критика в свете исторической поэтики: постановка проблемы // Вестник Томского государственного университета. 2010. № 340. С. 17-22.
6. Манн Ю.В. Тургенев - критик и литературовед // Манн Ю.В. Тургенев и другие. М.: Рос. гос. гуманит. ун-т, 2008. С. 105-137.
7. Назарова Л.Н. К вопросу об оценке литературно-критической деятельности И.С. Тургенева его современниками (1851-1853 годы) // Вопросы изучения русской литературы XI-XX веков. М.; Л.: АН СССР; ИРЛИ, 1958. С. 162-167.
8. Токтагазин М.Б. Жанрово-стилистические особенности русской эпистолярной публицистики в исторической ретроспективе и современности. Режим доступа: http:// science-education.ru/ru/article/view?id=19766 (дата обращения: 11.08.2020).
9. Тургенев И.С. Полн. собр. соч. и писем в 28 т.: Сочинения в 15 т. М.-Л. : Изд-во АН СССР; Наука, 1960-1968.
10. Шаталов С.Е. Художественный мир И.С. Тургенева. М.: Наука, 1979. 312 с.
References
1. Ermakov R.V. Yazy'kovy'e osobennosti aforizmov I.S. Turgeneva v e'pistolyarnom nasledii [Language features of I.S. Turgenev's aphorisms in the epistolary heritage] // Ucheny'e zapiski Orlovskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Gumanitarny'e i socia'ny'e nauki. 2010. № 2-3 (37). S. 130-135 (in Russian).
2. Korol'kova A.V. Aforistika I.S. Turgeneva [Turgenev's aphoristics] // Ucheny'e zapiski Orlovskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Gumanitarny'e i social'ny'e nauki. 2019. № 2 (83). S. 113-116 (in Russian).
3. Kry'lov V.N. Kritika i kritiki v zerkale Serebryanogo veka [Criticism and critics in the mirror of the Silver century]. M.: Flinta-Nauka, 2014. 344 s. (in Russian).
4. Kry'lov V.N. Poe'tika literaturno-kriticheskogo teksta kak predmet nauchnogo izucheniya [Poetics of literary critical text as a subject of science studying] // Ucheny'e zapiski Ka-zanskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Gumanitarny'e nauki. 2007. № 2 (149). S. 110-123 (in Russian).
5. Luchnikov S.Yu. Russkaya klassicheskaya literaturnaya kritika v svete istoricheskoj poe'tiki: postanovka problemy' [Russian classical literary criticism in in light of historical poetics: formulation of the problem] // Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. 2010. № 340. S. 17-22 (in Russian).
6. Mann Yu.V. Turgenev - kritik i literaturoved [Turgenev is literary critic] // Mann Yu.V. Turgenev i drugie. M.: Ros. gos. gumanit. un-t, 2008. S. 105-137 (in Russian).
7. Nazarova L.N. K voprosu ob ocenke literaturno-kriticheskoj deyateFnosti I.S. Turgeneva ego sovremennikami (1851-1853 gody') [On the question of assessment of I.S. Turgenev's literary criticism by his contemporaries (1851-1853 years)] // Voprosy' izucheniya russkoj literatury' XI-XX vekov. M.; L.: AN SSSR; IRLI, 1958. S. 162-167 (in Russian).
8. Toktagazin M.B. Zhanrovo-stilisticheskie osobennosti russkoj e'pistolyarnoj publicistiki v istoricheskoj retrospektive i sovremennosti [Genre and stylistic features of Russian epistolary journalism in historical retrospective and modernity]. Rezhim dostupa: http:// science-education.ru/ru/article/view?id=19766 (data obrashheniya: 11.08.2020) (in Russian).
9. Turgenev I.S. Poln. sobr. soch. i pisem v 28 t.: Sochineniya v 15 t. [Complete works and letters in 28 vol. Works in 15 vol.]. M.-L.: Izd-vo AN SSSR; Nauka, 1960-1968 (in Russian).
10. Shatalov S.E. Xudozhestvenny'j mir I.S. Turgeneva [Art world of I.S. Turgenev]. M.: Nauka, 1979. 312 s. (in Russian).
