CC BY
309
Khalkharova Larisa Tsymzhitovna, associate professor, department of Buryat literature, Buryat State University, candidate of philological sciences.
УДК 82-2 (571-54)
© И. A. Калмыкова
ПОЭТИКА КОМЕДИИ Ц. ШАГЖИНА «БУДАМШУУ» В КОНТЕКСТЕ СКАЗОЧНОЙ ТРАДИЦИИ БУРЯТ
Рассматривается роль сказочной традиции в классической бурятской комедии Ц. Шагжина «Будамшуу».
Ключевые слова: фольклорная традиция, бытовая сказка, юмор, сатира, народная стихия, архетип плута.
I. A. Kakmykova
POETICS OF THE COMEDY BY TS. SHAGZHIN "BUDAMSHUU" IN THE CONTEXT OF FABULOUS TRADITIONS OF THE BURYATS
The article examines the role of fairy tradition in classical Buryat comedy by Ts. Shagzhin "Budamshuu".
Keywords: folk tradition, household tale, humor, satire, folk elements, rogue archetype.
Пьеса Ц. Шагжина «Будамшуу» была написана в 1954 г. и сразу же принесла автору огромный успех и с тех пор выдержала бесчисленное количество постановок, всегда пользовалась успехом у публики. Первоначально жанр пьесы «Будамшуу» был обозначен автором как «музыкальная пьеса из 4 действий, 6 картин по мотивам бурят-монгольского устного народного творчества» («Бурят-монгол арадай аман зохёолнуудhаа абажа найруулагдаhан дYрбэн Yйлэтэй, зургаан картинатай хYгжэм зугаа-та ЗYжэг»), но комедийный характер произведения был настолько очевиден, что в последующей традиции пьесу всегда называли комедией или сатирической комедией. В первоначальном же подзаголовке обозначалось своеобразие идейно-художественной структуры пьесы в целом - это влияние фольклора и ее музыкальный характер.
Художественная цельность пьесы во многом обусловлена тем, что произведение развивает бурятскую традицию юмора и сатиры, а исследовательский интерес вызывает ее реализация в драматическом роде. Как известно, в творчестве Ц. Шагжина имеется и прозаическая обработка народных сказок и историй о Будамшуу. Роль сказочной традиции в создании бурятской комедии неоценима, так как именно она несла в себе как искусство сюжета, так и опыт комического, смехового освоения жизненной реальности.
Бурятские сказки генетически восходят к индийской сказочной традиции. «В бурятской сказке можно найти следы индийского, тибетского, китайского, монгольского фольклора, которые на бурятской почве приобретали иные черты и новое содержание» [Баяртуев, с. 109]. Этот процесс отмечает и известный исследователь бурятских сказок Е.В. Баранникова: «Репертуар бурятских народных сказок значительно обогатился многими мотивами, а в иных случаях целыми сюжетами из известных памятников старомонгольской письменности, восходящим во многом к памятникам индийской словесности. Это прежде всего "Шэдитэ хуур" (Волшебный мертвец), "Панчатантра", "Ульгэруун далай" (Море притч), рассказы об Арджи Бурджи-хане» и др. Обретя новую жизнь в устном бытовании, они подвергались художественной переработке соответственно нормам и законам бурятского сказочного жанра. [Баранникова, с. 9]. Художественный потенциал высокоразвитой сказочной традиции сказался в формировании бурятской драмы, а именно в опоре на искусство развертывать сюжетное действие, в возможности трансформировать народную стихию комического в новых условиях, на новой почве.
Сюжетная канва пьесы Ц. Шагжина строится на разоблачении истинной сущности в глазах народа представителей правящего класса - ноёна Елбоя и супружеской пары богачей Поорни и Пиглай, которые ради своих корыстных устремлений и желания угодить начальству готовы силой отдать приглянувшуюся ему Гэрэл - дочь их батрака Найдана. Самоуправство богачей находит свой отпор в лице защитника слабых и неимущих Будамшуу, в образе которого проявляются архетипические черты плута. Конфликт оформлен как классовый, имеется внешнее размежевание героев по социальному положению, но по своей внутренней структуре конфликт пьесы гораздо сложнее, поскольку ведет к
выявлению истинных ценностей в самой стихии народной жизни, представителями которой в равной степени являются все персонажи.
Драматургу удается собрать воедино в одном произведении несколько относительно самостоятельных сюжетных сцен. В 1-м действии это картина, представляющая собой идиллическое пространство степи как места протекания народной жизни. Во 2-м действии сюжет разворачивается вокруг разоблачения истинных желаний богачей Порни и Пиглай, их происков и обмана по отношению к простому народу, а место действия - это их юрта. В 3-м действии происходит ряд разоблачений в доме ширээтэ ламы; в 4-м - суд Елбоя и поиск истины. Завершающая картина возвращает действие в пространственные координаты начала пьесы, т.е. в русло эпической стабильности народного мировоззрения.
В пьесе воссоздано «веселое время», не случайно в ней так много сцен осмеяний, подмены, случайных избиений и т.д., налицо задействованность именно физической ипостаси человека, физической его активности, так как здесь сам принцип «подражания действию» ведет к созданию комических эффектов и смеховой атмосферы. Любовная интрига в пьесе лишь намечена, но не является ведущей стержневой линией действия. Как отмечал еще Аристотель, «комедия есть подражанию действию смешному и неудачному, совершенного размера, в каждой из своих частей разыгрываемое, а не рассказываемое, через удовольствие и смех осуществляющее очищение подобных аффектов» [Лосев, с. 468].
В комедии Ц. Шагжина можно проследить процесс отталкивания от фольклорной эстетики, который объясняется необходимостью преодоления статики характеров и динамизации показываемых событий, что и обусловило художественные поиски драматурга, а именно поиск собственно драматических приемов и решений. В глубине структуры пьесы обнаруживается своеобразная «единосущ-ность» основных героев: Будамшуу и противопоставленных ему Порни, ширээтэ-ламы и ноёна. В традиционной интерпретации этой пьесы плутовское начало принято было усматривать только в образе Будамшуу, между тем все перечисленные герои в той или иной степени являются обманщиками и хитрецами. Комедия «Будамшуу» - это, своего рода, соревнование плутов, что может быть выявлено как на содержательном уровне, так и на уровне комических приемов.
Как известно, «архетип плута включает целый комплекс свойств... : плут действует во имя материальных интересов - утоления голода и отчасти похоти; он пытается хитростью отнять добычу у других персонажей» [Мелетинский, с. 228]. В комедии Шагжина мотив действий ради еды реализуется в изображении богача Порни, который прячет ее от чрезмерной скупости, в образе самого Будамшуу, который, обманывая богача, досыта наедается сам и кормит других бедняков. Ради похоти действует ноён Елбой, приказывающий привести к нему юную девушку Гэрэл и т.д., из-за похоти покидает свой дом ширээтэ-лама и т.д. Так или иначе, хитрость свойственна всем персонажам пьесы, за исключением батрака Найдана и его дочери Гэрэл, сцены с которыми приобретают, скорее, драматическое или даже лирическое звучание. Плутовское же начало в персонажах Шагжина представлено разнообразно и индивидуализировано, но в то же время это объединяющее всех комических героев начало.
Истоки этого явления заключаются, отчасти, в том, что пьеса написана драматургом-актером: Цы-рен Шагжин, как известно, был ярким драматическим актером, и, возможно, в процессе создания пьесы он мысленно перевоплощался и «проигрывал» роли героев в едином комическом ключе плутовской стихии. Другое объяснение кроется в самой фольклорной сказочной традиции бурят, куда восходят сами типы и образы этой комедии. Это, прежде всего, бурятские бытовые сказки. «При всем сюжетном многообразии бурятских бытовых сказок по степени распространенности и количеству зафиксированных вариантов условно делим их на тематические группы: 1) Сюжеты о мудрецах (56 вариантов): а) трех мудрых братьях (11 вариантов) б) мудром старике и мальчике (17 вариантов) в) мудрой девушке (21 вариант); 2. Сюжеты о проделках хитрецов (40 вариантов); 3) Сюжеты о ловком воре (15 вариантов); 4) Сказки-миниатюры, объединяющие сюжеты анекдотического, нравоучительного характеров; 5) сказки о глупцах (26 вариантов); 6) сюжеты о небылицах: "70 небылиц" (10 вариантов); 7) и другие ("Счастье и несчастье", "3 вопроса", промежуточные и кумулятивные сказки)» [Цыбикова, с. 13].
Пьеса Шагжина объединяет сюжетные ситуации самых разных групп сказок. Большую роль в формировании бурятской комедии имело использование сюжетного потенциала сказок о мудрецах, о проделках хитрецов, о ловком воре. В «Будамшуу» активно используется потенциал сказок о хитре-
цах, «на национальной бурятской почве сюжет известен в трех тематических разновидностях: а) проделки плута, основанные на обмане б) действия, связанные с типом героя, которого вынуждают на обман, хитрость, ловкачество в) поступки сказочного ловкача, направленные на одурачивание антипода» [Цыбикова, с. 29]. Трансформированы в комедии Шагжина и мотивы сказок о ловком воре, где испытание героя основано на выполнении задания хана или ноёна - украсть что-либо. Так, 3-е действие комедии «Будамшуу» - это разыгрывание ситуации ночной «кражи» с комической подменой объекта.
Бурятские сказки при существовании различных аналогий со сказками других народов мира имеют целые пласты и оригинальные жанровые разновидности: «Самобытные сказки бурят, построенные исключительно на игре слов, выявляющие острословие, меткость языка положительного персонажа, не имеют аналогов в сказочных вариантах других этносов» [Цыбикова, с. 59]. Широко известна бурятская сказка «Далан худал» [Семьдесят небылиц, с. 298], в сюжетной основе которой лежит сказочное задание на силу воображения: нужно рассказать хану такие небылицы, в которые он бы смог поверить. Помимо нагромождения действий и поступков, в которых нарушена естественная причинно-следственная связь, здесь реализуется общая сюжетная логика: находится герой, который сумел выполнить невозможное задание. Для этого он использует уловку: соглашаясь в малом, делает в ходе беседы ряд уступок, а затем обращает силу напора в обратную сторону, и ловкость его заключается в том, что среди множества небылиц он находит одну единственную, которая задевает не ханское, а человеческое достоинство. Или выдумывает небылицу, в которой вся ситуация, ее эмоционально-ценностный смысл, установившаяся иерархия отношений переворачиваются с ног на голову. Этот сюжет соотносим с 4-м действием пьесы «Будамшуу», где Елбой испытывает ум Будамшуу.
Очевидно, что в сюжете бурятских сказок, в самой их поэтике прослеживается не просто установка на развлекательность, на раскрытие забавного случая, а именно юмористическая составляющая, на которую и будет опираться комедия как драматический жанр. Для комедии же Шагжина существенную роль сыграет ситуация разоблачения, показа истинного лица персонажа, прячущегося за личиной.
В бурятской бытовой сказке осваивается сфера повседневной жизни. «Бурятские сказки с бытовым содержанием отличаются глубиной идейной и философской мысли, заключенной в них сатирической и классовой направленностью сюжетов, лаконичностью и емкостью содержания» [Цыбикова, с. 13]. Наличие в этом типе сказок стихии юмора и сатиры определило развитие комического сюжета. «Следующая характерная особенность заключается в сатирической направленности этих сюжетов, что удачно сочетается с юмором, добродушным смехом над отдельными человеческими недостатками» [Цыбикова, с. 42]. В этом типе сказок можно увидеть истоки бурятской «комедии характеров».
При исследовании фольклорной традиции в процессе формирования бурятской комедии важно, конечно же, в первую очередь, определение авторского вклада в переосмысление фольклорных приемов, в связи с чем обоснован и целесообразен анализ сюжетно-композиционной структуры пьесы и образной системы в контексте и на фоне традиции. В образной системе обращает на себя оце-ночность характеристик уже в раскрытии действующих лиц: так, все характеристики Будамшуу имеют положительную коннотацию: «.. .хори гаран наhатай, хурдан ухааатай, хурса хэлэтэй, шуран бэрхэ хYбYYн» (лет двадцати, остроумный, красноречивый, ловкий парень). Характеристика же Порни изначально негативно-комическая: «Ьорнии - хоршогор туранхай, заахан бэетэй, еедэ^й ^нхигор, хэм хэмжээгYЙ хобдог хомхой баян») (Порни - тщедушный, маленький, невзрачный, безгранично скупой и жадный богач). Здесь самым очевидным образом задаются постоянные характеристики героев, что свойственно фольклорному мышлению. Пиглай - «Ьорниин харуу хяhуур, убай^й зантай, шалхагар тарган hамган» (Пиглай - жадная, наглая, щекастая, толстая женщина) [Шагжин, с. 152].
Парность характеристик изначально уже задает ритмико-интонационную стилистику просторечия, создавая атмосферу разговорной речи. У комических героев сразу заданы черты, которые будут подвергаться осмеянию: Шэрээтэ - «шал тэнэг, шалбагар улаан лама» (очень глупый, краснолицый, с выпяченными губами лама), Елбой - «ёрзогор бYДYYPXYY, hайрхуу бардам ноён» (высокий полноватый, хвастливый важный начальник), Билдуу - «Елбой ноёной башатай билдагууша бэшээшэ» (хитрый и льстивый писарь начальника Елбоя) [Шагжин, с. 152].
Разнообразие комических приемов характеристики персонажей пьесы помогает воссоздать стихию народного смеха, объединяющего и возвращающего норму человеческого поведения, социальных отношений через их критику и высмеивание. В 1-м действии пьесы становится очевидным саморазо-
блачение комического персонажа через утрирование и даже гиперболизацию обозначенных пороков, так из монолога Порни становится очевидной его жадность и желание стать начальником героев, когда он молится: «Огторгойн олон бурхад, орон нютагай эзэд, Yгэлгын эзээн намайгаа Yршввжэ, баян дээрэм баян болгыш! Yшвв тиигээд ноён болгыш!» [Шагжин, с. 152] (Многочисленные боги на небесах, хозяева местности боги богатства, благословите меня, сделайте меня ещё богаче! И еще сделайте меня ноёном!)
Желание и мечта стать ноёном показаны юмористически, комизм возникает на обыгрывании негативного качества, которое обнажается самим героем. Внешняя характеристика, отсутствие внутреннего содержания показаны не только через притязания героя, но и наглядно через контраст, так, при встрече Порни и Елбоя, ноён Елбой утверждает как необходимые атрибуты начальника именно внешние черты: «Ноён болохын тула, нам шэнги Yндэр томо бэетэй, огсом шанга абяатай, тYхэреэн ехэ нюдэтэй байха хэрэгтэй» [Шагжин, с. 155] (Чтобы стать начальником, надо, подобно мне, быть высоким, крупным, иметь громкий голос, круглые большие глаза».
Так начинается своеобразное «испытание» Порни, который утверждает, что для роста ему нужны каблуки, у него есть громкий голос и он, несмотря на узкие глаза, имеет очень острое зрение. Для последнего доказательства Порни применяет хитрость, придумывая самые разные детали и вещи, которые он якобы видит вдали. По сути для зрителя герой терпит полное фиаско, но комический эффект создается за счет того, что несостоятельность его притязаний очевидна всем окружающим, кроме него самого.
Здесь своеобразное расширение притязаний плута за рамки материальных желаний к повышению своей социальной роли воспринимается как попытка нарушения ценностных ориентиров традиционного сознания. Плут, как известно, всегда оправдывается в глазах народа, и для усугубления его вины вводится мотив невыплаченной платы за труд чабану Найдану. Так драматургом выстраивается необходимый для социального конфликта классовый антагонизм бедных и богатых. Явление Будамшуу в конце 1-го действия создает условия для реализации этой интриги.
2-е действие открывается комической сценой, в которой предстают Порни и Пиглай, прием все тот же - саморазоблачение героев. В мировой драматургии скупость как порок не раз становилась предметом высмеивания, в этой же комедии скупость получает самое разнообразное воплощение, спектр комедийных приемов расширяется при сохранении общего принципа самораскрытия до утрирования и окарикатуривания отрицательных черт. Характеристика богачей Порни и Пиглай в свете идеологического задания как отрицательных персонажей здесь расширена за счет привлечения музыкального фона, персонажи этого ряда также выполняют функцию выражения полноты народной жизни. В этом действии очень много песен, лирическое самовыражение персонажей обусловливает примирительно-прощающее, юмористическое, по преимуществу, к ним отношение. Не случайно эти герои исполняют песню на мотив ёхора - объединяющего и уравнивающего коллективного танца. Вызывает смех не само желание счастливой и богатой жизни, а чрезмерность их запросов, нарушение некой нормы устойчивого миропорядка, гармонии природной и социальной жизни. «Пиглай. Юун миин манай нютаг гэнэш? БYхы дэлхэй манай хонидоор бYрхввгдэхэ!» [Шагжин, с. 165] (Почему только наш край? Наши овцы всю планету покроют и затмят!».
Следует отметить также роль физических действий в раскрытии характера этих персонажей, они очень активны и динамичны, причем характер движения тоже все время меняется: то убыстряется, то замедляется. Так в начале действия после молитвы просьбы о богатстве они поют и танцуют. Эта сцена общего примирения с помощью смеха сменяется сценой, где должна раскрываться их суть и социальное положение класса угнетателей. Так, следует сцена избиения Гэрэл, отказывающейся идти к ноёну Елбою, препятствуя тем самым осуществлению честолюбивых намерений Порни стать заместителем ноёна. Возникающий затем замысел украсть ее ночью и насильно отдать ноёну также вполне соотносится со сказочным сюжетом о плутах, но в контексте задаваемого идеологического конфликта приобретает другое звучание. Комедийное же начало четко связано со стихией плутовского начала.
Своеобразной проверкой персонажа становится гостевая ситуация, когда Порни при лае собак, предвещающих приход гостя, припрятывает за пазухой горячий кусок мяса - баранью лопатку. Нарушение норм человеческих отношений тут же наказывается: уловка Будамшуу состоит в том, что он соглашается с версией своих противников, внешне поддается на обман, а потом, утрируя и доводя Порни до абсурда, разоблачает его. Так, согласившись с тем, что Порни ведет себя странно из-за бо-
лезни, он выхватывает спрятанный кусок мяса и выкидывает его собакам, говоря, что это причина «болезни» богача. В этом своеобразном соревновании плутов Будамшуу побеждает силой своего ума, основанной на проницательности и неожиданной для противников быстроте реакций.
Победа Будамшуу всегда победа словесная, победа логики: так, согласившись с высказыванием Порни о том, что он совершил грех, выдав себя за Богдо-ламу, чтобы зайти в юрту Порни, Будамшуу тут же «искупает» свой грех, отдавая куски мяса из корыта голодным беднякам. В сюжете сохраняется логика тройного повтора плутовства, свойственная сказке, на третий раз Будамшуу обманывает уже для того, чтобы утолить свой голод.
Плутовство Будамшуу основано на манипуляции своими противниками, и так как оно восстанавливает норму, воспринимается не как обман, а как вполне простительный, веселый случай. «Веселое время» продолжается еще и потому, что антагонисты Будамшуу учатся его приемам и сами пытаются в ответ манипулировать им же, заставив его принимать участие в краже девушки Гэрэл.
В изображении супружеской пары все время юмористически подчеркивается и обыгрывается их жадность и скупость. При этом поначалу именно юмористическое, а не сатирическое отношение преобладает, все дело в глубоком внутреннем родстве всех комических персонажей. «Юмор - это терпимое, нередко сочувственное отношение к осмеиваемому предмету, юмор как бы прощает смешному его нелепость» [Федь, с. 101].
У Порни и Пиглай при внешнем их различии и комических перепалках существует глубокое внутреннее взаимопонимание и убежденность в неотъемлемой сопричастности друг другу, это удивительно дружная супружеская пара:
«Ьорнии. (дэгэлээ хаража) Ямар hайхан дэгэл гээшэб. Yмдэхэньшье хайратай, гансал хараад лэ, Yнэрдeeд лэ hуултай. (Эльбэнэ, далбана) Наринаар Yмдeeрэй, арза, хорзо 6y дуhаажа орхёорой. Энээ^ээ хойшо ямаршье ушарай болоо hаа, YмдэхэгYЙш.
Пиглай. Тиимэ, Yхэтэрeeшье Yмдэхэеэ болихоб. (дэгэлээ Yмдэнэ). Иихэдээ ямарханшье хYбYYДЭЙ дурламаар болобо аабзаб?» [Шагжин, с. 179].
Порни (разглядывая дэгэл) Какой красивый дэгэл! Даже носить жалко, только смотреть и нюхать. (поглаживает) Носи аккуратно, не капай на него ни вино, ни водку. После этого случая, что бы ни произошло, больше носить не будешь.
Пиглай. Да-да, до самой смерти больше не надену. (Надевает дэгэл) Вот в таком виде в меня любой парень влюбится).
На уровне глубинной структуры с этими персонажами связан мотив подмены внешнего и внутреннего, налицо внутреннее несооответствие героев их внешним притязаниям, что подчеркивается в мотиве их предельного внимания к внешнему виду, которое раскрывается комически благодаря утрированию и гиперболизации бережливости и хозяйственности героев до скупости и алчности. При этом эти персонажи иногда не избегают простодушия, эти черты оттеняют плутовство и хитрость неистощимого на выдумки Будамшуу.
Большое значение при характеристике комических персонажей в драматургии Шагжина приобретает подчеркивание динамики на телесном уровне, что свойственно буффонаде. Как известно, «архетип плута почти неотделим от архетипа шута. Как известно, шут часто является плутом под видом простака. Первобытный трикстер, когда он неудачно подражает культурному герою, попадает впросак или становится жертвой хитрости других персонажей, выступает перед ними в качестве простака. Плут, простак и шут тесно связаны архетипически» [Мелетинский, с. 228]. Шутовство разнообразит сам характер смеха в комедии, который меняется от простых и даже грубых в их физической непосредственности комических действий героев до сатирически-острого, критического смеха.
Драматург, который сам был актером, тщательно прописывает в ремарках характер жестов и действий, которые также часто утрируются и преувеличиваются. Так, Пиглай, обиженная насмешками Будамшуу, бросается на него с кулаками, но, не в силах объяснить причину своего гнева, бьет своего мужа Порни, а тот, кувыркаясь, падает: «Пиглай. (гансата ондоо болон). Тиимэ даа, тиимэ. Би энэ-эниие шаахаа hанааб, энээние. (Ьорниие шаажархихадань, Ьорнии урбалдан унашана)» [Шагжин, с. 182] (Пиглай (внезапно переменившись) Да-да. Я его хотела побить, его. (Бьет Порни, тот, кувыркнувшись, падает).
В пьесе все время реализуется мотив бумеранга, когда действие, направленное против других героев, немедленно возвращается обратно к тому, от кого исходит действие, в той же форме, то есть это мгновенно реализуемое наказание, и персонажи все время испытывают результат своих недобрых за-
мыслов на себе же, становясь жертвами своих же происков. Так же в сцене умыкания благодаря ловкости Будамшуу происходит подмена объекта, Порни, не узнавая в темноте, «крадет» свою жену Пиглай, засовывая ее в мешок, а рот Пиглай заткнут той самой тряпкой, которую она предназначила для Гэрэл. Вся эта сцена, демонстрирующая подлость и низость Порни, решающегося даже на «убийство» старика Найдана, построена на преувеличении его чувства страха. Драматург делает все, чтобы снизить эмоциональный накал и тяжесть совершаемых поступков, переводя акцент на игровое начало.
«Комедийные жанры в определенном смысле всегда тенденциозны. Роль жизненного материала в них иная, чем в драме. Подлинно комедийные ситуации не могут быть просто достоверны, в них активно присутствует или авторская насмешка, или особая авторская наблюдательность, или стремление объяснить нарушенную последовательность событий. Легкая комедия способна сквозь броню повседневных забот зрителя возвратить ему свежесть восприятия мира, расширить его эмоциональный диапазон» [Имихелова, с. 119]. Шагжин в комедии «Будамшуу» не только воссоздает смеховую культуру народа, любой драматический жанр должен быть созвучен эпохе и времени создания. Авторскую позицию во многом определяли требования социалистического реализма, требовавшие усиление классового конфликта, поэтому комическим объектом в «Будамшуу» становятся не только богачи, но также и служители религиозного культа в лице ширээтэ-ламы, и ноёнство. Если 1-е действие содержит завязку конфликта, то в каждом из последующих действий в центре эпизода не только сам Будамшуу как народный заступник, отстаивающий интересы бедняков, но и один из представителей господствующих классов. В 3-м действии в конфликт комедии вовлекается ширээтэ-лама, вмешательство которого в действие необходимо для «усмирения» строптивой девушки, не желающей становиться послушной жертвой ноёна Елбоя. Действие, таким образом, происходит в доме ламы.
С одной стороны, по традиции сам лама также мог быть носителем плутовского начала, которое в художественном плане тесно связано с комическим. С другой стороны, существовала также сатирическая сказочная традиция, в которой лама был объектом критики. Как известно, в бурятской сатирической сказке сильны были социальные мотивы, осуждались богачи и ламы, нарушавшие принципы справедливости. «В цикле антиламских сказок господствует тот же принцип антитезы, который характерен вообще для поэтики реалистической сказки: в сказке выступают, с одной стороны, высокомерный и глупый лама, с другой - герой, обязательно из неимущих слоев населения. Это или просто бедняк, или сирота-парень, или мудрая девушка. Характерно, что все они в сказке рисуются смелыми и расторопными, на редкость остроумными и находчивыми» [Баранникова, с. 99].
Подобная расстановка действующих сил предстает и в 3-м действии «Будамшуу». Здесь сплавлены разные сюжетные элементы сказки, например, это узнаваемая еще по рассказу Х. Намсараева «Тахуунай» история о плуте - ученике ламы. В комедии Шагжина Будамшуу просит ламу взять его к себе в ученики, далее следует типичный для плутовских историй диалог об еде, из которого становится ясной прежде всего материальная заинтересованность обоих участников: «Лама. Зай, теэд ми-нии шаби болоод байхадаа, бууза хушуур эдижэ байхаб гэжэ hанаха юумэ Yгы гэжэ мэдэхэ ё^тойш. Шинии бYтээhэн бууза хушуурнуудые би еерее эдихэб» [Шагжин, с. 194] (Лама. Ладно, когда ты станешь моим учеником, не думай, что ты будешь кушать буузы, хушууры. Приготовленные тобой буузы и хушууры буду есть я).
Далее диалог выстраивается по пути градации, возрастании достоинств ламы и уничижении его будущего ученика: лама запльчиво объявляет себя богом и таким образом оказывается пойманным на слове. Ряд комических испытаний «божественной» природы ламы, неожиданно и спонтанно проводимых Будамшуу, ведут в поле снижения образа, поэтому они осуществляются на телесном уровне. Так, Будамшуу удается ущипнуть ламу за ухо, причинив ему боль. Не следует забывать, что и сам лама - носитель стихии плутовского, поэтому он вступает во взаимодействие и на этом уровне, его «благословение» Будамшуу книгой сродни удару. Далее следует ситуация урока, где ученик Будам-шуу каждое поучение ламы зеркально тут же применяет по отношению к учителю ламе.
Будамшуу не оставляет физическое воздействие без ответа, буффонада продолжается и в ответном «благословлении» книгой, мотивированном словами и просьбой самого же ламы. Более того при заучивании букв возникает типичный для комедии прием «одно вместо другого»: лама пытается объяснить букву «шаа», кричит ему: «Шаа! Шаа! Шаа!» (по-бурятски это означает «бей»). Так возрастает динамика действия: Будамшуу бьет ламу, далее следует веселая беготня-преследование. Плутовская природа образа ламы в пьесе Ц.Шагжина несомненна, другим мотивом его поведения является похоть - движимый ею, по наущению Будамшуу, он покидает на время свой дом.
Выдвижение на сцену героев-жертв - батрака Найдана и его дочери Гэрэл намечает драматическую и лирическую линию комедии, эти герои вопрошают судьбу, жалуются на ее превратности и т.д. Эти сцены создают необходимую передышку в развитии смехового действия. Далее оно развивается на основе мотивов игры-подмены настоящего ламы озорником Будамшуу - перед нами классическая ситуация розыгрыша.
Поэтика розыгрыша основана на том, что плуту Будамшуу удается воспользоваться безграничным доверием верующих Порни и Пиглай к словам «ламы». В пьесе «Будамшуу» не раз осваивается сюжетная ситуация, когда разрушается иерархия в обществе, сама природа смеха в этой комедии раскрывается именно как демократизирующая сила. Переворачивание общественной пирамиды - в основе шутовства. Ситуация шутовства представлена весьма разнообразно. Будамшуу занимает место ламы, и далее следуют пародийные, снижающие его образ действия и слова, следует мастерская имитация образа мыслей, манеры говорить, слов молитвы, жестов, ритуальных действий шиирэтэ-ламы. Смех здесь возникает в основном на основе пародии.
Розыгрыш со стороны Будамшуу преследует конкретные цели не только разоблачения прежних грехов богачей, но и восстановления справедливости, оплаты многолетнего труда батрака Найдана. И хотя это ему удается, сам Будамшуу оказывается в роли арестованного. Смена ролей в комедии бесконечна, после череды масок (богдо-ламы перед Порни и Пиглай, простого парня-пастуха, ученика ламы, самого ламы) Будамшуу - народный заступник сам оказывается в роли жертвы на месте старика Найдана.
Ситуация 4-го действия - сцена суда также выстраивается с сохранением сюжетной основы сказки: выстроена иерархия отношений, власть в руках Елбоя, ему льстит его помощник Билдуу. Статичность фольклорных образов нарушается также за счет утрирования имеющейся основной черты характера персонажа. У Елбоя это хвастовство и зазнайство: «Намhаа ноён, намhаа баян, намhаа ухаа-тай, намhаа сэсэн, намhаа томоотой, намhаа hайхан, намhаа сэбэр хYн энэ дэлхэй дээрэ баhал байха^й гээшэ» [Шагжин, с. 214] (Нет на этой земле начальника выше меня, богаче меня, умнее меня, мудрее меня, солиднее меня, красивее меня, симпатичнее меня). Ряд повторов, в том числе и синонимических слов создают комический эффект. Он усиливается за счет льстивой песни помощника Билдуу. Когда же являются Порни, Пиглай и ширээтэ-лама, обиженные Будамшуу, создается ситуация базара, сюжетная динамика возникает за счет говорения всех персонажей одновременно. Разбор жалобы об обмане Будамшуу выявляет, что все преступные действия производились самими героями, которые сами избивали друг друга и т. д. Смена ролей как прием повторяется и здесь, ноён как бы примеряет на себя ситуацию Будамшуу и т.д.
Песня торжества героев-богачей также характеризирует ситуацию избытка жизненных сил и эмоций, переполненности всеобщей жизни, которая затем сменяется картиной унижения батраков. Движение действия от одного полюса к другому осуществляется все время, так, Порни и Пиглай становятся то свидетелями, то обвинителями Будамшуу, то подтверждая его слова перед Елбоем и народом, то опровергая их.
В сцену суда включается народ - как зрители и как участники происходящего действия. Постепенно от роли свидетеля народ становится стороной, которая должна рассудить наметившийся конфликт между Будамшуу и Елбоем. Столкновение на словесном уровне становится в заключение центральным событием: задается ситуация невозможного задания. Эта ситуация также была широко известна в бурятском фольклоре, в котором существовала сказка о небылицах: герой, чтобы выполнить задание хана, должен был придумать такую небылицу, которую признал бы сам дающий задание. Изобретательность ума становится основополагающей для спасения своей жизни. Елбой дает задание поднять его с места - задание заведомо невыполнимое. Будамшуу говорит, что мог бы его посадить, ноён, попавшись на уловку героя вынужден, выполнить свои обещания. Так в сказках о мудрецах «принцип испытания путем вопросов и заданий составляет характерную особенность... сюжетного построения» [Цыбикова, с. 22]. Этот принцип широко реализуется в комедии Ц. Шагжина.
Итак, «Будамшуу» - это в большей степени комедия положений, что определяется связью со сказочной традицией бурят, с развитым искусством сюжета: подчеркиваются буфонное начало как основа комического, грубое физическое действие как фон для столкновения и поединка ума, который раскрывается в быстро меняющихся условиях, а также находчивость быстрота реакций героя, быстрота его мысли. Комедия Ц. Шагжина подтверждает мысль о том. что «для восточных литератур особое значение приобретает связь с фольклором, имеющим в странах Востока глубокие корни и представ-
ляющим собой важную общественно обусловленную, исторически развивающуюся вплоть до наших дней форму творческой деятельности масс» [Челышев, с. 181].
Литература
1. Баранникова Е.В. О бурятских народных сказках // Бурятские народные сказки. Волшебно-фантастические. - Улан-Удэ, 1973.
2. Бурятские народные сказки. Бытовые. - Улан-Удэ, 1978.
3. Баяртуев Б.Д. Трансформация мотивов «Панчатантры» в устном народном творчестве бурят // Типология традиционных жанров фольклора. - Улан-Удэ, 1989.
4. Имихелова С.С. О современной бурятской комедии // Развитие социалистического реализма в бурятской литературе. - Новосибирск: Наука, 1985.
5. Лосев А.Ф. История античной эстетики: Аристотель и поздняя классика. - М., 1975.
6. Мелетинский Е.М. Введение в историческую поэтику эпоса и романа. - М., 1986.
7. Семьдесят небылиц. Бурятские сказки. - Улан-Удэ, 1981.
8. Федь Н. Жанры в меняющемся мире. - М., 1989.
9. Цыбикова Б-Х.Б. Бурятские бытовые сказки. Сюжетный состав. Поэтика. - Улан-Удэ, 1993.
10. Челышев Е.П. Сопричастность красоте и духу (Взаимодействие культур Востока и Запада). - М., 1991.
11. Шагжин Ц. Пьесэнууд. - Улаан^дэ, 1958.
Калмыкова Инна Геннадьевна, преподаватель кафедры русского языка и общего языкознания Бурятского государственного университета.
E-mail: [email protected]
Kalmykova Inna Gennadyevna, lecturer, department of Russian language and general linguistics, Buryat State University.
УДК 8.09 (571.54)
© О. В. Хандарова
ОСОБЕННОСТИ ЛИТЕРАТУРНЫХ РЕПУТАЦИЙ В БУРЯТСКОЙ СОВЕТСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
(на примере А.А. Бальбурова и Н.Г. Дамдинова)
Выявлены особенности формирования литературных репутаций в бурятской литературе 1950-1970-х гг. Показана необходимость изучения литературных репутаций А.А. Бальбурова и Н.Г. Дамдинова с целью объективации представлений об их творчестве.
Ключевые слова: литературная репутация, бурятская советская литература, А.А. Бальбуров, Н.Г. Дамдинов.
O. V. Khandarova
LITERATURE REPUTATION FEATURES IN THE BURYAT SOVIET LITERATURE (on the example of A.A. Balburov and N.G. Damdinov)
The paper reviews special aspects of the Buryat writers' literature reputations in the 1950-1970s. The necessity for the research of A.A. Balburov and N.G. Damdinov's literature reputations is shown, for the purpose of objectivization of a view at their works.
Keywords: literature reputation, Buryat Soviet literature, A.A. Balburov, N.G. Damdinov.
В становлении литературной репутации советского писателя - представителя младописьменной литературы - большую роль играет государственная политика в отношении литературных процессов национальных республик, предполагающая организованное развитие литературы и стимулирование литературной жизни во всех регионах. Решающим оказывается идеологический фактор, традиционно значимый для всей русской литературы.
Между писателем и общественностью республики заключается своеобразный взаимовыгодный литературный «контракт»: молодая литература воспитывает и выдвигает в первые ряды подающих надежды литераторов и, в случае успеха, получает собственных лидеров, профессиональных писателей, в идеале - получивших признание «в центре». Писатели, в свою очередь, взамен приложенных для соответствия образу «правильного» советского писателя усилий, получают широкие возможности для публикаций, искренний интерес к своему творчеству и народную любовь. Статус «певца род-
