CC BY
49
Т. Сташенко (Тарту, Эстония)
«ПОЭТ, КАК ТАКОВОЙ»: ОБРАЗ КОНСТАНТЫ ИЛЬДЕФОНСА ГАЛЧИНСКОГО В ИНТЕРПРЕТАЦИИ Д. САМОЙЛОВА*
Аннотация. В статье демонстрируется, как поэт Давид Самойлов, опираясь на мемуарные источники польских авторов и собственные переводы, выстраивает образ польского поэта Константы Ильдефонса Галчинского как своего «польского двойника» - подлинного художника, поэта моцартианского типа. Трактуется он как свободный, бескорыстный художник, у которого отсутствует поза гения. Высшее его призвание - «быть свободным уличным артистом», способным одаривать всех музыкой, звучащей в нем. Ряд его характеристик прямо отсылает к образу Моцарта в маленькой трагедии А. Пушкина. Свою интерпретацию Самойлов подкрепляет, устанавливая также типологическое сходство между польским поэтом и А. Блоком. Исследовательской задачей видится описание значимых для Самойлова творческих ориентиров, обусловленных выстраиваемой им литературной позицией в конце 1950-х - 1960-е гг. Выполненные им переводы вошли в первую подборку стихов Галчинского, опубликованную в «Иностранной литературе» в 1956 г. и были включены в первое отдельное издание Галчинского «Варшавские голуби» 1962 г. Во второй половине 1960-х гг. интерес Самойлова к поэзии и личности польского поэта заметно возрастает. Во втором русском сборнике Галчин-ского «Стихи» (1967) Самойлов, наряду с новыми переводами, публикует новые редакции своих ранних переводов. Здесь он становится и автором вступительной статьи «Константы Ильдефонс Галчинский», а годом ранее пишет стихотворение «Соловьи Ильдефонса-Константы». В отборе и интерпретации фактов биографии и литературного пути Галчинского проявляется важное для самойловской концепции творчества второй половины 1960-х гг. положение о «сопереживании», которое из-за совпадения взглядов и чувствований творцов становится личным «переживанием». В целом эстетические принципы Галчинского воспринимаются Самойловым как образец социокультурного поведения, отвечающего его собственным представлениям о творчестве и истинном творце.
Ключевые слова: творческий двойник; литературная позиция; поэтика Давида Самойлова; конструирование образа поэта; поэтический перевод как сопереживание.
* Статья выполнена в рамках исследовательского проекта THVLC15030I "Ideology of Translation and Translation of Ideology: Mechanisms of Cultural Dynamics under the Russian Empire and Soviet Power in Estonia in the 19th - 20th Centuries"
T. Stashenko (Tartu, Estonia)
"Poet as He Is": The Image of Konstanty Ildefons Galczynski in D. Samoylov's Interpretation**
Abstract. This article shows how poet David Samoylov, basing on the memoir sources of Polish authors and his own translations, creates the literary image of Konstanty Ildefons Galczynsky, a Polish poet, as his "Polish double", a real artist, a poet of Mozart-like type. Galczynsky is described as a free altruistic creator who lacks the posture of a genius. His true calling is to be a free street-artist who is able to lavish everyone with the music inside him. In addition, some of his characteristics directly refer to the image of Mozart in "The Little Tragedies" by A. Pushkin. Samoylov reinforces his interpretations by finding a typological similarity between the Polish poet and A. Blok. The author of the article sees an important research goal in analyzing the creative points crucial for Samoylov and are based on his literary position at the end of 1950s and in the 1960s. His translations of the Polish poet were included in the first Russian selection of Galczynski's poems published in "Inostrannaya literature" ("Foreign Literature") magazine in 1956. They were also included in the first Russian book of Galczynsky's poetry ("Pigeons of Warsaw", 1962). In the second half of the 1960s, Samoylov's interest in Galczynsky's poetry and personality increases noticeably. In the second Russian collection of Galczynsky's works ("Poems", 1967) Samoylov publishes, together with his new translations, the revised versions of the previous ones. In addition, he writes the preface "Konstanty Ildefons Galczynsky". A year before Samoylov writes a poem called "Ildefons Konstanty's Nightingales". The very selection and interpretation of Galczynsky's works and the facts of his life, shows how important the concept of "empathy" was for Samoylov's concept of creative work in the second half of the 1960s. Due to the concurrence of the authors' ideas and feelings, a "mutual emotional experience" is transformed into his own personal experience. In general, the aesthetic principles of Galczynsky are apperceived by Samoylov as an example of sociocultural behavior similar to his own concepts of creativity a genuine artist's personality.
Key words: creative double; literary attitude; poetics of David Samoylov; construction of poet's image; poetic translation as empathy.
В дневниковой записи от 16 ноября 1969 г. Давид Самойлов отметил: «Поэзия отличается от перевода, как чувство от сочувствия. Иногда сопереживание бывает так пронзительно, что сострадание переходит в страдание. Так бывает редко» [Самойлов 2002, II, 48]. Запись появилась в связи с завершением его работы над переводами Циприана Камиля Норвида. Однако ситуация, когда и без того условные в переводе границы между «чужим» и «своим», по сути, стирались окончательно и переводимый автор начинал восприниматься как творческий двойник, ранее складывается при работе Самойлова над переводами из другого польского поэта - Кон-
** This article has been written in the framework of the research project THVLC15030L "Ideology of Translation and Translation of Ideology: Mechanisms of Cultural Dynamics Under the Russian Empire and Soviet Power in Estonia in the 19th-20th centuries"
станты Ильдефонса Галчинского.
Переводы Самойлова вошли в первую подборку стихов Галчинского, опубликованную в «Иностранной литературе» в 1956 г. [Галчинский 1956], а также были включены в первое русское издание Галчинского «Варшавские голуби» 1962 г. [Галчинский 1962].
Во второй половине 1960-х гг. интерес Самойлова к поэзии и личности польского поэта заметно возрастает. Во втором русском сборнике Галчинского «Стихи» (1967) [Галчинский 1967] Самойлов, наряду с новыми переводами, публикует новые редакции своих ранних переводов. В этом издании он становится и автором вступительной статьи «Константы Ильдефонс Галчинский» [Самойлов 1967], а годом ранее, в 1966 г., пишет стихотворение «Соловьи Ильдефонса-Константы» [Самойлов 2006, 167].
В научной литературе отмечалось, что поэзия Галчинского высоко ценилась Самойловым [см.: Немзер 2006, 678; 2011, 274; Хорев 2012, 213]. Важной исследовательской задачей видится описание значимых для Самойлова творческих ориентиров, обусловленных выстраиваемой им литературной позицией. В связи с этим наибольший интерес для нас представляют предисловие к сборнику 1967 г. и стихотворение «Соловьи Иль-дефонса-Константы».
В начале статьи Самойлов акцентирует внимание на двойственности как стержневом понятии выстраиваемого им образа. Существенно, что эта двойственность во всем не разрушает целостной личности Галчинского: у него «нет граней, отделяющих жизнь от поэзии, трагедию от фарса, труд от игры, веселье от грусти» [Самойлов 1967, 3] и позволяет ему одновременно существовать и как реальному субъекту, и как литературному персонажу не только в пространстве художественном, но и физическом: «У него было два имени, одно придуманное, шуточное - Ильдефонс, другое, данное при рождении, - Константы. Два имени слились для читателей воедино. Он и в поэзии был одновременно выдуманным Ильдефонсом и живым Константы» [Самойлов 1967, 4].
Репутация Галчинского складывается из двух комплексных составляющих: Ильдефонс - «гуляка праздный, мистификатор, шутник, поклонник Бахуса, беспечный и забавный» [Самойлов 1967, 4]; и Константы - «трагик, разыгрывающий драмы в кукольном театре. Лунатический мистик. Катастрофист» [Самойлов 1967, 4]. Заметим, что имя Ильдефонс не было вымышленным, как сообщал Самойлов, - оно было дано польскому поэту при крещении: 23 января (по католическому календарю) - день памяти св. Ильдефонса Толедского.
Одна из характеристик жизнерадостной ипостаси образа Галчинского («гуляка праздный») напрямую отсылает к образу Моцарта из маленькой трагедии Пушкина. Данная отсылка показательна, поскольку Моцарт в пьесе совмещает жизнерадостное с трагическим: он автор не только оперы-буффа «Дон Жуан», но и «Реквиема».
Неслучайно Самойлов в статье 1975 г. «Три поэта» (предисловие к книге избранных произведений Ю. Тувима, В. Броневского и К. Галчинского,
где часть, посвященная последнему, являлась переработанной версией статьи 1967 г.) называет Галчинского «"поэтом, как таковым", талантом моцартианским, каждое проявление которого пронизано трудно определимым обаянием поэзии» [Самойлов 1975, 18].
В приуроченной к пушкинскому юбилею анкете «Вопросов литературы» (1974) Самойлов признавался: «В разные периоды жизни мне нравились разные произведения Пушкина. <...> теперь - Пушкин «маленьких трагедий». <...> Мне нравится моцартианский выход из трагического, присущий Пушкину, нравится сжатая трагедия, разрешающаяся иронией или высоким приятием жизни» [Самойлов и др. 1974, 22]. Самойлов применяет характеристику «моцартианский» к Пушкину, тем самым причисляя его к художникам этого типа: «Пушкинское жизнеутверждение стало традицией нашей литературы, вбирая жгучие проблемы и внутренние катаклизмы Гоголя и Достоевского, оно оставалось неизменным» [Самойлов и др. 1974, 21]. В связи с этим подчеркивается и «особое значение Пушкина»: «он наличествует как конкретный образ, как образец и норма личности, характера и поведения. Он для нас не только создатель сюжетов, но и сам бесконечный сюжет, живой характер, образец умения жить, чувствовать, сочувствовать, мыслить и любить. <...>» [Самойлов и др. 1974, 21].
В статье-предисловии 1967 г. Самойлов уже опосредованно соотносит образ Галчинского с пушкинским, цитируя фрагменты стихотворений, посвященных польскому поэту: «поэт греко-цыганский» (В. Броневский) и поэт, показавший «сколько бессмыслицы в поэзии и сколько поэзии в бессмыслице» (Л. Стафф) [Самойлов 1967, 3-4].
Описывая вторую ипостась, Самойлов устанавливает типологическое сходство между польским поэтом и А. Блоком. Отсюда другая ключевая характеристика в образе Галчинского - возвышенный «трагик, разыгрывающий драмы в кукольном театре» [Самойлов 1967, 4]. Проводя эту параллель, Самойлов исходит из своей трактовки Блока как поэта, который, обладая даром всепонимания и откровенности, сумел воплотить определенную творческую позицию, «противопоставленную прагматизму и житейской прозе», «свой вариант русского идеализма» [Самойлов 1980, 41]. Как подчеркивал Самойлов, в данном случае речь шла «не просто о влиянии, а о некоем типе поэтического мышления, об освобожденности от любых предубеждений стиля, догмы, доктрины, о доверии поэта к своему поэтическому мироощущению, о единстве поэзии и морали» [Самойлов 1967, 13]. При этом эстетическую позицию блоковской «свирели на мосту», согласно Самойлову, Галчинский понимал и принимал, но одновременно совмещал ее в своих стихах с блоковской же позицией периода «Балаганчика» [Самойлов 1967, 12].
В свете этого сближения описывался и творческий путь Галчинского: с самого начала он хотел оборониться от грубого вторжения реальности и писал стихи в большей мере как театр «для себя», «где был месяц, скрипка и музыка Баха» [Самойлов 1967, 8]. Но он знал, что в театре «для себя» -«бутафорские стены, а за бутафорской дверью, лежит тот же мир» [Са-
мойлов 1967, 8], из которого он ушел. Ирония Галчинского разрушала бутафорию, но «над сломанными декорациями стояло подлинное небо, была красота мира, в которую он влюблялся. И уже забывал иронию и скепсис и пел красоту с одержимостью романтика» [Самойлов 1967, 8].
Не менее значимым для самого Самойлова оказалось и сближающее его с Галчинским восприятие Блока. В статье пересказывается эпизод из воспоминаний С.М. Салинского: «Станислав Мария Салинский, близкий друг поэта, рассказывает, как шли они однажды перед рассветом по Театральной площади в Варшаве. В небе сияла большая, неподвижная зеленая звезда. Галчинский вполголоса стал читать стихи Блока:
Свирель запела на мосту. И яблони в цвету, И ангел поднял в высоту Звезду зеленую одну...
Потом подумал и попросту, обращаясь к звезде, как к человеку, сказал по-русски:
- Теперь я понял ваш секрет, Александр Александрович.» [Самойлов 1967, 11-12] (ср.: [Salinski 1961, 106]).
Этот же отрывок из стихотворения Блока юный Самойлов выделяет в дневниковой записи от 31 мая 1937 г., сопровождая следующим комментарием: «Читаю Блока, впервые без нотки раздражения. Начинаю проникать в него» [Самойлов 2002, I, 122].
Подобному сходству эмоционального восприятия Самойлов придавал особое значение, видя в нем путь к подлинному узнаванию «чужого как своего» и осознанию «себя через чужое».
Обратимся теперь к рассмотрению стихотворения «Соловьи Ильде-фонса-Константы».
Ильдефонс-Константы Галчинский дирижирует соловьями:
Пиано, пианиссимо, форте, аллегро, престо!
Время действия - ночь. Она же и место.
Сосны вплывают в небо романтическими кораблями.
Ильдефонс играет на скрипке, потом на гитаре,
И снова на скрипке играет Ильдефонс-Константы Галчинский.
Ночь соловьиную трель прокатывает в гортани.
В честь прекрасной Натальи соловьи поют по-грузински.
Начинается Бог знает что: хиромантия, волхованье!
Зачарованные люди, кони, звезды. Даже редактор,
Хлюпая носом, платок нашаривает в кармане,
Потому что еще никогда не встречался с подобным фактом.
Плачет редактор. За ним расплакался цензор.
Плачет директор издательств и все его консультанты.
"Зачем я его правил! Зачем я его резал!
Что он делает с нами! Ах, Ильдефонс-Константы!"
Константы их утешает: "Ну что распустили нюни!
Ничего не случилось. И вообще ничего не случится!
Просто бушуют в кустах соловьи в начале июня.
Как они чисто поют! Послушайте: ах, как чисто!"
Ильдефонс забирает гитару, обнимает Наталью,
И уходит сквозь сиреневый куст, и про себя судачит:
"Это все соловьи. Вишь, какие канальи!
Плачут, черт побери. Хотят - не хотят, а плачут!..."
[Самойлов 200б, 1б4]
Здесь уже посредством художественных приемов тоже создается образ Галчинского как поэта моцартианского типа.
Отправной точкой Самойлову послужил относящийся к началу 1920-х гг. эпизод из воспоминаний Салинского: "Bylo bardzo daleko do naszej mlodosci, do Milanówka; do krzaków kwitn^cego bzu, wsród których darly siç prawdziwe slowiki, akompaniuj^c glosowi Niny, która recytowala na glos „Solowjinyj sad" Bloka, czytala z cal^ maestri^ podsluchan^ u rosyjskich recy-tatorów, a Konstanty odwracal siç od czasu do czasu w kierunku krzaków za barierk^ tarasu i komenderowal slowikami: „A teraz presto, forte, pianissimo, tutti." Nad sosnami wisial olbrzymi ksiçzyc. Wzruszenia tego jedynego teatrum „Solowjinogo sada" i slowiczego don akompaniamentu jawnie nie wytrzymal Jerzy Liebert - plakal duzymi milcz^cymi lzami, nie wstydz^c siç. „A ty je-stes, okazuje siç, baba ... „ - rozladowal wlasne, na pewno wielkie wzrusze-nie Konstanty zwracaj^c siç do Jerzego" [Salinski 19б1, 84-85]. (Пер.: Было очень далеко до нашей молодости, до Милянувека, до кустов цветущей сирени, среди которых орали настоящие соловьи, аккомпанируя голосу Нины, которая в голос декламировала «Соловьиный сад» Блока, читала со всем мастерством, подслушанным у русских декламаторов, а Константы поворачивался время от времени в сторону кустов за перила террасы и командовал соловьями: «А теперь престо, форте, пианиссимо, тутти». Над соснами висела громадная луна. Этого волнения единого театра «Соловьиного сада» и соловьиного к нему аккомпанемента явно не выдержал Ежи Либерт - он плакал крупными безмолвными слезами, не стыдясь. «А ты, оказывается, баба» - разрядил свое собственное наверняка большое волнение Константы, обращаясь к Ежи [перевод наш. - ТС.]).
Отталкиваясь от этого мемуарного свидетельства, Самойлов усиливает оксюморонность описываемой ситуации. Галчинский «дирижирует соловьями», исполняющими «по-грузински», сочиненную любовную песнь «в честь прекрасной Натальи», аккомпанируя им «на скрипке» и «на гитаре».
Амбивалентность образа Галчинского, заданная уже его двойным именем (о специфике которого мы говорили выше), создается взаимодействием полюсов иронического и сакрального: «дирижирование соловьями» оказывается одновременно бессмыслицей и колдовством. Таким образом на романтическое представление о магической силе искусства (способной захватывать, зачаровывать, вызывать катарсис) и творящем поэте-демиурге накладывается ироническое снижение пафоса.
По сравнению с мемуарным источником Самойлов в стихотворении сдвигает время действия (Галчинский познакомился со своей будущей женой в 1929 г.), а также кардинально меняет состав и соотношение действующих лиц: идеальный мир «прекрасной Натальи» (возлюбленной и музы поэта) и низкий мир издательской бюрократии («редактор», «цензор», «директор издательств и все его консультанты»), а между этими мирами, связанный с обоими Ильдефонс-Константы Галчинский.
Показательно, что Ильдефонс-Константы имеет целый ряд пересечений с Моцартом «Маленьких трагедий»: оба принадлежат миру музыки и как гении с легкостью создают произведения, которые способны вызывать слезы даже у недоброжелателей, обоим свойственна самоирония в ответ на чрезмерные восхваления. В свою очередь, собирательный образ издательской бюрократии соотносится с пушкинским Сальери: эмоциональная реакция бюрократов, столкнувшихся с вдохновенным творчеством поэта, близка эмоции Сальери, слушающего «Реквием» («Эти слезы впервые лью <...> Друг Моцарт! Эти слезы. // Не замечай их» [Пушкин 1948, 133]). Но в отличие от Сальери, бюрократы не имеют отношения к творчеству и мастерству: их работа («резать» и «править»), по сути, - уродовать, созданное творцом. Ильдефонс-Константы, подобно Моцарту, с иронией воспринимает это вмешательство. Остановить подлинного художника, помешать ему творить не в их воле. Более того, подпадая под власть искусства, они не способны ему противостоять. Здесь «трагедия» разрешается иронией, «высоким приятием жизни», а обозначенная таким образом позиция Ильдефонса-Константы совпадает с авторской.
Создавая поэтический образ Галчинского, Самойлов пишет стихотворение как бы по чужой канве. Здесь ему важно, оставаясь собой, сохранить ощущение чужого стиля и посредством «поэтического перевоплощения» подчеркнуть близость творческих позиций.
Так, он прибегает к смешению стилистических пластов высокой и сниженно-разговорной лексики и использует устойчивые элементы поэтического мира Галчинского. Это комплекс таких образов, как: «ночь», «июнь», «луна / месяц», «соловьи», «скрипка / гитара / музыкальное исполнение», которые описывают процесс творчества - ср., напр.: «Моя поэзия - ночь в пору полнолунья, / <...> /... в июне» («Моя поэзия» [Галчинский 1967, 54]); «Люблю соловьиный посвист, / ночь, когда она майская необычайно, / и небо, над ночью смешное, в звездах, / как "Детская симфония" Гайдна» («Люблю» [Галчинский 1967, 140]); «Я исполню, взяв смычок мой зыбкий, / под сурдинку, / на бессмертной скрипке, / все четы-
ре вальса из балета» («Месяц» [Галчинский 1967, 229]); «Эх, распелись гитары, / <...> / та же самая тайна, / тех же струн перезвон» («Две гитары» [Галчинский 1967, 120]). Кроме того, здесь есть отчетливые отсылки к текстам Галчинского: наиболее яркий пример - отсылка к одному из его самых популярных стихотворений "Zaczarowana dorozka" (ср.: «Зачарованные люди, кони, звезды» [Самойлов 2006, 164] и "ZACZAROWANY DOROZKARZ / ZACZAROWANA DOROZKA / ZACZAROWANY KON" [Galczynski 1979, 62]).
На мотивно-образном уровне в число столь же устойчивых входит образ лирического героя самого Галчинского - играющего (музицирующего) Ильдефонса и образ его жены - воспеваемой поэтом «прекрасной Натальи». Самойлов, останавливаясь на этом образе в статье 1967 г., отмечает: «<...> он женился по страстной любви и в поэзию его вошел еще один постоянный образ - "серебряная Наталья", вечная женственность, мать, возлюбленная и муза - один из самых пленительных и глубоких образов, созданных поэтом» [Самойлов 1967, 14].
Не единожды в поэзии Галчинского встречается и сатирический образ редактора («Письмо с пунктиром», «Импресарио и поэт» и др.) - ср.: «Какой бы ни был: старый друг, / редактор, - ты один из двух, / мы оба связаны без срока, / и катит нас забавный воз / <...> / разбойника и скомороха» [Галчинский 1967, 68].
На ритмико-метрическом уровне Самойлов не стремится максимально точно воспроизвести по-русски польский силлабический стих, а лишь использует некоторые конструктивные принципы, которые в комплексе создают видимость польской силлабики: сплошная женская рифма, отсутствие силлабо-тонического ритма, сверхдлинный стих с обязательной цезурой в середине строки. (На это обратил внимание Л. Миль в рецензии на сборник «Дни»: «Блестяще владеет Самойлов даром имитации. В стихотворении о польском поэте Галчинском "Соловьи Ильдефонса-Констан-ты" ударения в строке и паузы расставлены так, что начинает явственно звучать польский акцент» [Миль 1971, 270]).
Таким образом, Самойлов, опираясь на биографические источники и собственные переводы, выстраивает образ Галчинского как своего «польского двойника» - подлинного художника, поэта моцартианского типа. Характеризуется он как свободный, бескорыстный художник, у которого отсутствует поза гения. Высшее призвание для него - «быть свободным уличным артистом» [Самойлов 1967, 23], способным одаривать всех музыкой, звучащей в нем. В отборе и интерпретации фактов творчества и биографии польского поэта проявляется важное для самойловской концепции творчества в те годы положение о «сопереживании», которое из-за совпадения взглядов и чувствований творцов, становится личным «переживанием». Эстетические принципы Галчинского воспринимаются Самойловым как образец социокультурного поведения, отвечающего его собственным представлениям о творчестве и истинном творце.
ЛИТЕРАТУРА
1. Галчинский К.И. Стихи // Иностранная литература. 1956. № 2. С. 17-25.
2. Галчинский К.И. Варшавские голуби: Стихи. М., 1962.
3. Галчинский К.И. Стихи. М., 1967.
4. Миль Л. Факт и образ // Дружба народов. 1971. № 5. С. 269-271.
5. Немзер А.С. Примечания // Давид Самойлов. Стихотворения. СПб. 2006. С. 647-749.
6. Немзер А.С. Автопародия как поэтическое credo: «Собачий вальс» Давида Самойлова // От Кибирова до Пушкина: Сборник в честь 60-летия Н.А. Богомолова. М., 2011. С. 269-283.
7. Пушкин А.С. Моцарт и Сальери // Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: в 16 т. Т. 7. Драматические произведения. М.; Л., 1948. С. 121-134.
8. Самойлов Д. Константы Ильдефонс Галчинский // Галчинский К.И. Стихи. М., 1967. С. 3-24.
9. Самойлов Д., Рождественский В., Мартынов Л. и др. «Величайшая гордость наша» // Вопросы литературы. 1974. № 6. С. 3-34.
10. Самойлов Д. Три поэта // Тувим Ю., Броневский В., Галчинский К.И. Избранное. М., 1975. С. 5-22.
11. Кушнер А., Винокуров Е., Самойлов Д., Тарковский А. и др. Живые традиции // Вопросы литературы. 1980. № 10. С. 24-50.
12. Самойлов Д. Поденные записи: в 2 т. М., 2002.
13. Самойлов Д. Стихотворения (Новая библиотека поэта). СПб., 2006.
14. Хорев В.А. Константы Ильдефонс Галчиньский и русские поэты // Хо-рев В.А. Восприятие России и русской литературы польскими писателями (Очерки). М., 2012. С. 207-214.
15. Galczynski K. . Dziela: v 5 t. T. 2. Poezje. Warszawa, 1979.
16. Salinski S.M. Gwiazda // Wspomnienia o K.I. Galczynskim. Warszawa, 1961. S. 79-108.
REFERENCES
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
1. Nemzer A.S Primechaniya [Notes]. David Samoylov. Stikhotvoreniya [Poems]. Saint-Petersburg, 2006, рр. 647-749. (In Russian).
2. Nemzer A.S. Avtoparodiya kak poeticheskoye credo: "Sobachiy val's" Davida Samoylova [Self-parody as a Poetic Credo: "Dog Waltz" by David Samoilov]. From Kibirov to Pushkin. Collection in Honor of the 60th Anniversary of N.A. Bogomolov. Moscow, 2011, pp. 268-283. (In Russian).
3. Khorev V.A. Konstanty Il'defons Galchin'skiy i russkie poety [Constanty Ildefons Galczynski and Russian Poets]. Khorev V.A. Vospriyatie Rossii Irusskoy literatury polskimi pisatelyami (Ocherki). [The Perception of Russia and Russian Literature by Polish Writers (Essays)]. Moscow, 2012, pp. 207-214. (In Russian).
Новый филологический вестник. 2019. №4(51). --
Сташенко Татьяна, Тартуский университет.
Докторант кафедры русской литературы. Научные интересы: история русской литературы ХХ в., литература советского периода, творчество Д. Самойлова. E-mail: x871333@ut.ee ORCID ID: 0000-0003-01222-915x
Tatiana Stashenko, University of Tartu.
PhD Candidate of the Department of Russian Literature. Research interests: history of Russian literature of 20th, Soviet literature, David Samoylov's works. E-mail: x871333@ut.ee ORCID ID: 0000-0003-01222-915x
