CC BY
80
ЭКОНОМИКА, СОЦИОЛОГИЯ, ПРАВО
УДК 342
Н. Г. Карнишина
ПОДХОДЫ К ТРАКТОВКЕ НАЦИОНАЛЬНОЙ ПОЛИТИКИ В ДОРЕВОЛЮЦИОННОМ РУССКОМ ГОСУДАРСТВОВЕДЕНИИ
Аннотация. В статье рассматриваются классическая, унитарная и сепаративная теории национальной политики в федеративном государстве, представленные в трудах русских государствоведов. Проведен анализ взглядов на проблему делимости и форм суверенитета.
Ключевые слова: национальная политика, теории федерализма, русское государствоведение.
В русском государствоведении конца XIX - начала XX вв. проблемами трактовки национальной политики в федеративном и унитарном государстве занимались такие ученые, как Н. И. Лазаревский, М. М. Ковалевский, А. С. Ященко, А. Д. Градовский, Б. Н. Чичерин, Н. М. Коркунов.
В рамках теории союзного государства доминирующим в русском государствоведении являлось мнение о том, что каждая народность, т.е. совокупность лиц, связанных единством происхождения, языка, цивилизации и исторического прошлого, имеет право образовать особую политическую единицу, т.е. особое государство. Сущность такого подхода выразил А. Д. Градовский: «Народности, утратившие свою политическую самостоятельность, делаются служебным материалом для других рас» [1, с. 29].
В 1870-х гг. А. Д. Градовский в своих статьях подчеркивал, что «разнообразие национальных особенностей есть коренное условие правильного хода общечеловеческой цивилизации». По мнению ученого, нужно не подавлять и сглаживать национальные различия и особенности, а, наоборот, создавать условия для нормального и самобытного существования и развития народов. Важнейшим из таких условий он считал политическую самостоятельность народа, наличие у него национальной государственности. В статье «Государство и народность» ученый привел следующие размышления: «Группа лиц, поставленная в условия национального развития, сделавшаяся народностью, неизбежно вырабатывает два понятия, имеющие неотразимое влияние на ее внешнюю и внутреннюю жизнь, - понятие о своем единстве и о своей независимости. Понятие о единстве есть не что иное, как сознание своей собирательной личности, своего "я" между другими народами. Понятие независимости есть требование свободы, оригинальности, самостоятельности во внешнем и внутреннем развитии. Другими словами, понятие о единстве построено на сознании полной общности интересов и оригинальности общей всем творческой силы; требование независимости вытекает из сознания своего права на проявление этой творческой силы в самостоятельной культуре, в оригинальном историческом развитии. И то и другое понятие растет вместе с историей каждого народа, действуя первоначально как темный инстинкт, потом как сознательная идея». А. Д. Градовский писал:
«Национальная теория видит условия народного прогресса не в той или другой компли-кации государственных форм, не в том или другом сочетании частей государственного механизма, а в возрождении духовных сил народа, в его самосознании и обновлении его идеалов». Ход рассуждений автора строится на признании двух типов государств: однородных в отношении всех своих элементов и состоящих из различных народностей, сохранивших воспоминание о своей самостоятельности и беспрерывно стремящихся к ней. По его мнению, «каждая народность, т.е. совокупность лиц, связанных единством происхождения, языка, цивилизации и исторического прошлого, имеет право образовать особую политическую единицу, т.е. особое государство. Такова политическая основа национального вопроса в современном смысле этого слова» [2, с. 55].
А. Д. Градовский исходил из того тезиса, что изучению частностей каждого государственного устройства должно предшествовать определение его родовых и видовых признаков, только с определением общего принципа известной государственной формы возможна научная конструкция и критика соответствующего ей конституционного права. Ученый выделил два признака союзного государства: разделение прав верховенства и непосредственное отношение центрального правительства к массе народонаселения. Он писал: «В союзном государстве мы замечаем два порядка государств:
1) государства всеобщие, обнимающие в известных отношениях всю нацию;
2) совокупность отдельных государств, объемлющих лишь части этой нации и независимость в своей сфере. Следовательно, раздельное осуществление государственных целей, а потому разделение прав верховенства, есть первый существенный признак этой политической формы» [2, с. 80].
Н. М. Коркунов справедливо сделал вывод о том, что обособление окраин зачастую вело к сохранению там отживших и устарелых государственных институтов. Автор подчеркивал бесперспективность унии в монархическом государстве. Он писал: «Уния как форма соединения государств есть наследие старины, лишенное будущности. Она не выражает собой стремления к национальному единству и, предполагая полную независимость и обособленность составляющих ее государств, не может дать такого единства. В современных условиях государственной жизни уния является малоподходящей формой. Резкое обособление политических и частноправовых отношений, широкое развитие общественной жизни, решительное преобладание национальных интересов над династическими - все это делает теперь унию совершенно непригодной формой соединения государств. Современным условиям государственной жизни может соответствовать не случайное соединение, какова уния, а обусловленные общностью народных интересов и стремлений политические соединения самих государств» [3, с. 143].
Большое внимание проблеме присоединенных к России территорий уделяли Н. И. Лазаревский и Н. С. Таганцев. Н. И. Лазаревский писал: «Русский Император в пределах Финляндии самодержавным государем не был; власть его была ограничена правами сейма. С 1863 г. это ограничение перестало сказываться только отрицательно (в смысле приостановки законодательства, признаваемого сеймовым), но стало проявляться и положительным соучастием народного представительства в законодательстве, причем с 1869 г. конституционное ограничение власти монарха, прежде основанное на довольно неопределенных обещаниях Императора Александра I, стало основываться на прямом постановлении закона» [4].
Н. С. Таганцев проанализировал правовой статус Финляндии путем сравнительного исследования уголовного законодательства. Он пришел к выводу, что анализ изложенных правовых актов свидетельствует о том, что в Финляндии существовало свое законодательство, отдельное от общероссийского. Отличался и порядок принятия законов. Законы, предназначенные для действия в России, докладывались императору русскими властями. Законы, призванные действовать в Финляндии, докладывались императору финскими властями [5, с. 238-240].
В. Остен-Сакен, в свою очередь, подчеркивал, что в пределах принадлежности к Империи Финляндия обладала автономией, особым законодательством и особым управлением [6, с. 38].
По мнению Н. И. Лазаревского, «даже ст. 10, говорящая, что "власть управления во всем ее объеме принадлежит Государю Императору в пределах всего Государства Российского", очевидно, должна быть толкуема в том смысле, что власть управления в объеме и формах, определяемых русскими законами, принадлежит Государю в России и в объеме и формах, определяемых финскими законами, - в Финляндии. Это был именно параллелизм двух законодательных порядков, не подчиненных один другому, но самостоятельно каждый в своей сфере. При этом этот параллелизм несколько нарушался тем, что в Финляндии действовал ряд русских законов, а в России действовал ряд финляндских законов» [4, с. 247].
В. Остен-Сакен и Н. И. Лазаревский по-разному отвечали на вопрос, является ли Финляндия государством. Фон Остен выделил три признака государства в Княжестве Финляндия - собственное законодательство, собственное управление, собственное правосудие. Он писал: «Финляндия имеет собственную территорию и собственных граждан, эти два необходимых для существования государства элемента. Однако собственную территорию и собственных граждан имеют и другие публично-правовые союзы - общины, коммуны. Решающими для вопроса о наличности государства является существование господствующей власти. Так как русскому государству принадлежит принципиальное право вторжения во внутреннее устройство Финляндии, то последней недостает существенного элемента государства, государственной власти. Поэтому Финляндия не может быть государством. Осуществляемая в Финляндии Монархом власть есть русская государственная власть, выступающая здесь особым образом» [6, с. 82, 86].
Н. И. Лазаревский справедливо подчеркивал, что «...положение Финляндии к 1910 г. могло быть определено следующим образом. Финляндия была государством, входившим в состав Российской Империи и составлявшим ее нераздельную часть. Это государство имело монарха, Великого князя Финляндского, по закону слитого в одном лице с Русским Императором, но юридически отличавшегося от него объемом своих прав и порядком их осуществления. Во внутренних своих делах Финляндия управлялась "особыми управлениями на основании особого законодательства" (ст. 2 Осн. Зак. 1906 г.). С формально-юридической точки зрения получившееся положение вещей не может быть конструируемо как установление какого-либо ограничения власти Российского Государства в Финляндии. Власть Государства Российского действовала и в пределах России, и в пределах Финляндии, и там и тут она была неограниченна. Но в России она действовала в порядке, установленном одними законами, и через одни учреждения, а в Финляндии в порядке, установленном другими законами (рецепированными шведскими или изданными согласно им местными законами), и при посредстве других учреждений»[4, с. 239].
В подтверждение этого суждения можно заметить, что Бессарабия и Прибалтика не располагали автономией, однако имели отличные от Империи особенности управления и правового статуса. В Бессарабии были учреждены наместничество и Верховный совет, получивший определенные права, не зависимые от центральной власти. Он возглавлялся наместником-президентом. В крае действовал Устав об управлении Бессарабской областью 1828 г., который сохранил в силе местные законы и обычаи до приведения их в «известность и составления из них особого права». В число этих законов входили византийский свод законов, Краткое собрание законов, подготовленное А. Доничем, грамоты государей.
М. М. Ковалевский в работе «Очерки по истории политических учреждений России» также рассмотрел историю польско-русских и финско-русских отношений. Он писал: «Некоторые части Империи пользуются своими особыми преимуществами или, наоборот, стеснениями, имеющими своими источниками либо признание за ними ста-
ринных прав, либо же возмездие за политические обиды, которым подверглась Россия свыше сорока лет тому назад и которые она до сих пор считает заслуживающими особого наказания. Некоторые из этих изъятий, которые могут быть квалифицированы латинским прилагательным оШоэа, произошли от того, что, благодаря случайности войны и политическим комбинациям, в состав Империи вошло довольно большое число независимых государств». М. М. Ковалевский отмечал: «Мы не видим никакой существенной разницы между политическим, по крайней мере, положением Царства Польского в том виде, как оно было создано или, вернее, восстановлено в более узких границах Александром I, и положением Великого княжества Финляндского, которое было призвано к национальному существованию территориальными и конституционными уступками, сделанными в его пользу тем же монархом. Если бы Польша была объединена с Россией одной общей династией, но имела бы свое собственное местное и центральное самоуправление, то могущество Империи не только не уменьшилось бы от этого, но даже в значительной степени усилилось бы, не говоря уже о том, что все славянские народы стали бы прибегать к покровительству России и к ее политическому руководству» [7, с. 214].
А. С. Ященко сделал вывод, что «в России федерализм мыслим лишь как дробление единой суверенной власти. И потому он должен быть, безусловно, осужден». При этом следует отметить, что А. С. Ященко трактовал унию как особую форму конфедеративных государственных соединений, т.е., по сути, соединение двух обособленных государств, имеющих одного и того же монарха. Такая категория к Польше и Финляндии им не применялась. Конфедерация (союз государств) определялась в общем плане как особый вид государственного образования, отличающийся от федерации (союзного государства) более слабой степенью централизации [8, с. 786].
С. А. Котляревский в работе «Конституционное государство. Опыт политикоморфологического обзора»[9] ссылается на Г. Еллинека, который для объяснения переходных политических форм создал теорию так называемых «государственных фрагментов». При этом автор призывал исходить из различия между самоуправляющейся частью унитарного государства и государством, входящим в федерацию.
Н. И. Лазаревский национальный вопрос решал в совокупности с проблемой автономии. Он писал: «С точки зрения интересов населения автономия является средством приведения местного управления в согласие с взглядами и требованиями населения. Автономия, прежде всего, делает возможным ведение управления на местном языке. Затем, если какая-либо местность представляет те или иные культурные или бытовые особенности, то автономия является единственным возможным средством считаться в делах местного управления с этими особенностями и приспосабливаться к ним, ибо централизованное управление на это, безусловно, неспособно. А между тем приемы управления, не только в смысле избрания тех или других способов действия в пределах закона, но и по многим вопросам и в смысле самого содержания законов, несомненно, должны считаться с местными особенностями: под одни и те же мерки нельзя безнаказанно, не насилуя население, подводить и великоруса, и черкеса, и поляка.
Не менее существенно и то, что народ, имевший свое политическое прошлое, обладающий известными историческими традициями, всегда будет стремиться иметь свое управление и в том управлении, которое всецело определяется из центра и всецело проникнуто его духом, всегда будет видеть нечто чужое, всегда будет видеть в нем угнетение своей национальности. С точки зрения национальности, не образующей отдельного государства, но чувствующей свою культурную обособленность, имеющей свои исторические воспоминания, имеющей свой язык и при том в территориальном отношении представляющей известное целое, - стремление к автономии вполне понятно» [4, с. 256].
С. А. Корф писал: «Главнейший вывод, который можно сделать из истории развития федерализма, следующий: каждый народ, каждая национальность естественно стремятся к возможно полной самостоятельности, когда несколько народностей соединено в одно целое (например, государство старого режима), каждая из них проявляет центро-
бежные или сепаратистские идеалы и наклонности, но как только им обеспечивается внутренняя самостоятельность, возможность правотворчества и гарантия собственного культурного развития, так центробежные силы сменяются центростремительными и начинается процесс объединения на основе федерализма» [10, с. 80].
Итог данной дискуссии подвел А. С. Ященко: «Нужно, безусловно, высказаться против национальной децентрализации России. Области с нерусским населением составляют окраины и имеют ничтожное значение по сравнению с общей массой имперского населения, которое ни в каких федеральных и договорных отношениях с этими областями быть не может. Россия есть страна с преобладающим, громадное большинство составляющим русским населением и с незначительным меньшинством инородческим» [8, с. 775].
Выступая против политики русификации национальных территорий авторы в то же время поддерживали унификаторский курс центральной власти по отношению к окраинам. По их мнению, национальная теория государства признает солидарность, неразрывную связь между всеми элементами политической народности, как правительственными, так и общественными. Она не рассматривает личность и государство, общество и государство в качестве элементов, враждебных и исключающих друг друга.
Список литературы
1. Градовский, А. Д. Национальный вопрос в истории и в литературе / А. Д. Градовский. - М., 2009.
2. Градовский, А. Д. Национальный вопрос в истории и в литературе/ А. Д. Градовский. - СПб., 1872. - Т. VI.
3. Коркунов, Н. М. Русское государственное право / Н. М. Коркунов. - Изд. 7-е. - СПб., 1909.
4. Лазаревский, Н. И. Русское государственное право / Н. И. Лазаревский. - СПб., 1913. - Т. I.
5. Таганцев, Н. С. Уголовное право (Общая часть). Ч. I. По изданию 1902 года / Н. С. Таганцев. -М., 2003.
6. Остен-Сакен, В. Государственно-правовое положение Великого Княжества Финляндского в Российском государстве / В. Остен-Сакен. - СПб., 1910.
7. Ковалевский, М. М. Очерки по истории политических учреждений России / М. М. Ковалевский. - СПб., 1908. - 421 с.
8. Ященко, А. С. Теория федерализма. Опыт синтетической теории права и государства / А. С. Ященко. - Юрьев, 1912.
9. Котляревский, С. А. Конституционное государство: Опыт политико-морфологического обзора / С. А. Котляревский. - СПб., 1907. - 314с.
10. Корф, С. А. Федерализм / С. А. Корф. - Пг., 1917. - 218 с.
Карнишина Наталия Геннадьевна
доктор исторических наук, профессор, заведующая кафедрой государственно-правовых дисциплин, Пензенский государственный университет E-mail: [email protected]
Karnishina Nataliya Gennad'evna
doctor of historical sciences, professor, head of sub-department of state-law disciplinies, Penza State University
УДК 342 Карнишина, Н. Г.
Подходы к трактовке национальной политики в дореволюционном русском государствоведении /
Н. Г. Карнишина // Вестник Пензенского государственного университета. - 2013. - № 1. - C. 53-57.
