CC BY
37
Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2018. № 2 (18). С. 118-126. УДК 94 (47)
DOI 10.25513/2312-1300.2018.2.118-126
М. К. Чуркин
«ПЛОХИЕ» И «ХОРОШИЕ» КОЛОНИСТЫ В ДИСКУРСЕ РОССИЙСКИХ НАЦИОНАЛ-КОНСЕРВАТОРОВ (ВТОРАЯ ПОЛОВИНА XIX в.)
На материалах национал-консервативного дискурса, представленного в периодической печати, выявляются основные подходы российских «охранителей» к определению основных задач колонизации на окраинах империи. Установлено, что, в понимании М. Н. Каткова, его сторонников и последователей, Западный край рассматривался в качестве плацдарма и полигона российской национальной политики. После подавления восстания в Царстве Польском в западных губерниях активно реализовывалась политика «русского дела», направленная на поддержку русского населения, что выражалось в интенсивных практиках русификации окраинных областей, внедрении полонофоб-ских лозунгов и настроений. В дальнейшем в национал-консервативном дискурсе был сделан акцент на дискредитацию иноэтничных колонистов, что предопределило общее отношение русских правых к выбору основного субъекта колонизации не только в Западном крае, но и на других окраинах государства.
Ключевые слова: национал-консерваторы; колонизация; дискурс; политика «русского дела».
M. K. Churkin
"BAD" AND "GOOD" COLONISTS IN THE DISCOURSE OF RUSSIAN NATIONAL CONSERVATORS (THE SECOND HALF OF THE 19th CENTURY)
The article, on the materials of the national-conservative discourse presented in the periodical press, reveals the main approaches of Russian "protectors" to the definition of the main tasks of colonization on the outskirts of the empire. It is established that in the understanding of M. N. Katkov, his supporters and followers, the West was considered as a springboard and a testing ground for Russian national policy. After the suppression of the uprising in the Kingdom of Poland, in the western provinces the policy of the "Russian cause" was actively implemented, aimed at supporting the Russian population, which was expressed in the intensive practices of the Russification of marginal areas, the introduction of Polonophobic slogans and moods. Later on, in the national conservative discourse, emphasis was placed on discrediting the non-ethnic colonists, which predetermined the general attitude of the Russian right to the choice of the main subject of colonization not only in the Western Territory, but also in other outlying areas of the state.
Keywords: national conservatives; colonization; discourse; the policy of "russian business".
Тема колонизации окраин Российской империи в начале XXI столетия вновь стала предметом оживлённых дискуссий в отечественной исторической науке [1]. Новые интерпретации понятия «колонизация», позиционируемого применительно к истории России в качестве «внутреннего» процесса, реализуемого в практиках имперского доминирования и принуждения [2], поставили историков перед необходимостью решения
© Чуркин М. К., 2018
широкого спектра сложных задач. В современных условиях уже невозможно говорить о колонизации как хозяйственном освоении той или иной окраинной территории, присоединяемой к общеимперскому пространству. Если следовать логике рассуждений Х. Арендт, процессы культурной экспансии, гегемонии и имперского доминирования часто реализуются в соответствии с законом «колониального бумеранга», что предполагает
известную общность практик принуждения на окраинах, репрезентируемых в общественно-политическом дискурсе и конкретных мероприятиях власти [2, с. 19].
В настоящей статье речь пойдёт о национал-консервативном сегменте общественно-политического дискурса второй половины XIX в., в котором предметное отражение получили формулы имперской безопасности в репрезентации изданий «охранительного» толка. Одним из ключевых для консерваторов в 1860-1890-х гг. являлся вопрос о состоянии колонизационного материала, другими словами, пригодности отдельных групп или этнокультурных сообществ к реализации задач империостроительства. Таким образом, цель работы - выявить содержание и эволюцию дискурса национал-консерваторов в вопросе определения основных субъектов колонизационного процесса. В эпицентре исследовательского внимания располагается дискурс о западных окраинах Российской империи, в отношении которых наиболее предметно, зачастую в крайних формах реа-лизовывались представления правых сил российского общества о колонизационной ситуации в империи.
После Январского восстания в Царстве Польском 1863 г. рельефные очертания приобретают представления национал-консервативных кругов российского общества о типах колонистов, в которых страна нуждается или не нуждается. Заметим, что растиражированное в современной историографии мнение, согласно которому главным субъектом колонизации непременно должен был стать «русский пахарь - крестьянин», требует некоторого уточнения. Во-первых, власти и близкие к ним сторонники «охранительного» курса крайне тревожно относились к возможным последствиям отмены крепостного состояния в западных губерниях империи, небезосновательно полагая, что лишение крестьян помещичьей опеки приведёт крестьянство к обнищанию и вызовет в земледельческой среде чрезмерную переселенческую активность, результатом которой станет ослабление русско-православного элемента и в без того политически турбулентных областях Западного края. Во-вторых, «польская интрига» начала 1860-х гг. не могла обойти стороной Западные губернии, в особенности те, где польское
и литовское население было наиболее многочисленным и политически ангажированным. В качестве аргумента адепты национал-консерватизма использовали материалы официальной статистики, согласно которой наибольшей пестротой и этноконфессиональной мозаичностью отличались на западе Вилен-ская губерния (26 % православных и 59 % католиков), юго-западная часть Волынской губернии, где к концу XIX - началу ХХ в. русское население колебалось по уездам от 1,8 до 5,9 %. В сообщениях о недельных беспорядках в Могилёвской губернии в 1864 г. корреспонденты «Русского вестника» одной из причин возникших политических эксцессов называли значительный процент католического населения в местных уездах, особо подчёркивая, что помещики-католики Моги-лёвской губернии большей частью поляки по происхождению [3, с. 328].
В национал-консервативный дискурс о субъектах колонизации западных регионов империи косвенно включались и другие окраинные территории, настойчиво позиционируемые как неприоритетные. Корреспонденты «Русского вестника», вводя в канву обсуждения колонизационной ситуации пространства юга и востока страны, очевидно, использовали данный материал для акцентуации политики «русского дела» на западных окраинах империи. Так, в заметке «Колонизация Кавказа не должна отвлекать русские силы от Западного края», говорилось: «Опустевшие горы западного Кавказа ожидают пришельцев, которые бы заселили их. Этими пришельцами будут отчасти русские, но нам кажется, что... отнюдь не желательно поощрять энергетическими мерами переселение русских на Кавказ. Пусть оно идёт своим чередом. Но в настоящую минуту. необходимо соблюдать меру в покровительстве русского переселения: поступать иначе значило бы оттягивать русские элементы от Западного края, где они более всего нужны. Нельзя упускать ни одного средства из тысячи возможных, чтобы достигнуть усиления русского элемента в Западном крае» [4, с. 500-501]. Реагируя на эскапады сторонников так называемой польской партии в связи с русской политикой «деполонизации» в западных губерниях, «охранители» отвечали: «Затем следует со стороны польской партии
обычное приглашение России удалиться к востоку, со всеми комплиментами о великом назначении России - внести свет цивилизации в отдалённейшие страны азиатского материка. Ответом на все подобные приглашения может служить то, что Ермак появился на берегах Иртыша и мы заняли берега Амура, не испрашивая дозволения западных держав занять между ними место европейской державы, но заняли это место сами» [5, с. 847]. Особо подчёркивалось, что «...Россия потому и есть Россия, великая европейская держава, что у неё один государь, одно государственное право, один господствующий язык, одна господствующая вера, одна господствующая народность. Сила русского племени. не стремится к тому, чтобы ассимилировать себе другие народности, языки и исповедания. Русский народ исполнен терпимости и враг всякой исключительности; но он не может отречься от своего значения в государстве, которое создано его громадными усилиями и тяжёлыми трудами. <.> Поэтому все теории, которые приглашают нас обратить всё наше внимание на восток, с тем чтоб мы отступились от нашего влияния на западе, не могут иметь никакой цены для здравомыслящей и национальной политики. Они столь же мало могут смущать нас, как и льстивые уверения в значении той роли, которую могла бы принять на себя Россия в общем движении панславизма» [5, с. 845, 847-848].
Национал-консервативный дискурс, наиболее активно репрезентируемый в 1860-х гг. на страницах журнала «Русский вестник» и газеты «Московские ведомости», отчасти подготовил и обосновал сформировавшуюся в этот период политику «русского дела» в западных губерниях, прямым проявлением которой стала общеимперская стратегия де-полонизации. Именно на страницах названных изданий подготавливалось внедрение в массовое сознание основных принципов этой новой стратегии, проводимой на западных окраинах, форсировалась позиция имперских властей о приоритетной роли колонизационных мероприятий в этом регионе, формировалось представление об особом значении «русского фактора» в колонизационном процессе вообще. Примечательно, что в журнальном и газетном дискурсе «охранителей», основное напряжение которого при-
шлось на 1863-1864 гг., в качестве главного прорабатывался вопрос о ликвидации в западных губерниях какого бы то ни было польского присутствия, что в практической деятельности имперских властей приобрело характер планомерной работы, направленной на уничтожение польского языка и культуры. Характерно, что антипольские настроения стали точкой согласия как административных кругов, так и «охранительной» журналистики, о чём красноречиво свидетельствуют и фрагменты официальной переписки, и материалы периодических изданий 1860-х гг.: «Поляки должны уступить место русским людям по сю сторону Немана и Буга»; «Крамола здесь угаснет, когда паны, как казанские татары, будут продавать халаты и мыло» [1, с. 210]; «Ему [поляку] недостаточно простой независимости, ему хочется преобладания... Ему недостаточно быть поляком, он хочет, чтобы и русский стал поляком или убирался за Уральский хребет» [6, с. 477]; «Что не Польша, то - татарство, то должно быть сослано в Сибирь.» [Там же, с. 434].
Внимательное знакомство с текстами «охранителей» позволяет говорить о серьёзной подготовительной работе, своеобразной «артподготовке», определившей на долгие годы политические принципы Российской империи в отношении западных окраин. Только в 1864 г. «Московские ведомости» опубликовали 26 статей по польскому вопросу [4]. В журнале «Русский вестник» пресловутый «польский вопрос» присутствует практически во всех статьях за 1863-1864 гг. в основных разделах издания и непременно бывает включён в раздел «Отзывы и заметки». Наиболее знаковыми статьями и очерками, в которых «польский вопрос» позиционировался как наиболее острый, с соответствующей акцентуацией в названии, являются следующие тексты: «Что нам делать с Польшей?», «Польский вопрос», «Общий характер притязаний польской партии в Западном крае», «Польская пропаганда на Волыни», «Русская политика и русская партия в Польше» («Русский вестник»); «Обман и самообман польских патриотов» («Московские ведомости»). Число статей, выходящих на польскую проблему посредством обсуждения положения дел в Западном крае, ещё более значительно: «Интересы русской на-
родности в Западном крае», «Виленские события», «Русский вопрос», «Неделя беспорядков в Могилёвской губернии» («Русский вестник»), «Подъём национального духа в 1863 г.», «Политическая зрелость русского народа», «Значение национальной политики для России», «Цельность и однородность русского государства», «Колонизация Кавказа не должна отвлекать русские силы от Западного края» («Московские ведомости»).
Откровенно полонофобская стратегия «русского дела», проявившаяся в дискурсе национал-консерваторов и совпадавшая с властными представлениями, развивалась по нескольким траекториям. Первоначально усилия «охранителей» и имперских чиновников были направлены в сторону поиска и мобилизации нового «русского элемента», который должен был выступить в западных губерниях в качестве реальной колонизаторской силы. Гродненский, Минский и Вилен-ский губернатор граф М. Н. Муравьёв после событий 1863-1864 гг. активно пропагандировал идею о наделении земельными владениями в Западном крае русских чиновников, отметившихся усердием и благонадёжной службой. При этом М. Н. Муравьёв рассчитывал и на привлечение к «русскому делу» колонизации западных окраин купеческого и крестьянского элементов. На практике М. Н. Муравьёв и его сторонники способствовали приобретению секвестрованных имуществ лицами непольского происхождения и некатоликами, помогали русским чиновникам приобретать конфискованные имения на льготных условиях.
Планы русификации Западного края разделялись и продвигались в национал-консервативной прессе. «Московские ведомости» категорически настаивали, что «одним из непременных условий приобретения от казны земель на льготных условиях должно быть обязательство не отдавать их в арендное содержание никому, кроме как коренным же русским» [7, с. 455].
Отметим, что в проектах распространения русского влияния в западной части Российской империи задачи аграрной колонизации тесно увязывались с вопросами образовательной и в особенности конфессиональной политики в части статуса и роли лиц духовного звания.
В статье, опубликованной в 1863 г. «Московскими ведомостями», «О преждевременности открытия университета в Вильно» корреспондент, констатируя факт доминирования польского элемента в потенциальном преподавательском и студенческом составе, резюмирует: «Мы не отрицаем пользы университета в северо-западном крае... но думаем, что он должен явиться как последствие многих других предварительных мер и, между прочим, широкой колонизации русского землевладельческого сословия. Когда эта колонизация совершится, когда местное крестьянское сословие оправится и станет на ноги, когда молодое поколение зажиточного крестьянства пошлёт от себя хоть некоторый контингент в средние учебные заведения и когда эти заведения дадут своим воспитанникам основательное образование, только тогда будет время открывать особый университет для северо-западного края» [7, с. 646].
Репрезентируя идеи русификации, национал-консервативные издания особую роль отводили духовенству как в вопросах системного идеологического взаимодействия с другими стратами русского населения, так и в сфере материального обеспечения и поддержки служителей клира: «Мы не должны обольщать себя легкомысленными надеждами, что водворение русской администрации, или, правильнее, русских чиновников, может вывести этот край. на широкий путь естественного национального развития. Без деятельного участия духовенства, особенно высшего, не достигнуть своей цели. Кроме местного духовенства западных губерний коренными, природными членами братства должны быть русские помещики западных губерний» [8, с. 430-433]. В рассуждениях о необходимости улучшения бытовых условий жизни духовенства корреспондентами «Русского вестника» не только педалируется особая роль сословия в организации службы в западных губерниях, но и подчёркивается специфический статус церковнослужителей: «Если вспомним при этом, что большая часть приходов состоит не из одного села, а из нескольких окрестных деревень, отстающих иногда на 5, 10, 15 вёрст, то мы поймём, до какой степени несовместимо земледелие с обязанностью священника. Как поручиться, что, видя главное обеспечение своих
нужд в собственном труде, иной священник, особенно при большом семействе, не порадеет более о своём поле, чем о душах паствы?» [9].
В целом в отношении западных окраин неуклонно-национальная политика русского правительства формулировалась как политика, ориентированная на распространение среднего и крупного землевладения. Риторика дискурса консервативных изданий 18601880-х гг. весьма показательна: «Все зло-ухищрения польской интриги утратили бы предмет, если бы большинство поместных дворян в главных пунктах края состояло из русских. Требовалось только обрусить русское землевладение в окраинных губерниях»; «Действительно, вопрос о землевладении в Западном крае имеет великую важность. Пока почти весь землевладельческий класс здесь состоит из польского элемента» [7, с. 429]; «Чтобы обеспечить русское дело, надобно позаботиться о высшем, просвещённом и наиболее самостоятельном классе, а именно классе землевладельцев, позаботиться, чтобы в него вошло как можно более коренных русских элементов» [Там же, с. 430]; «Класс средних землевладельцев, составленный самим правительством. стал бы ядром русского землевладельческого класса. цель - разредить польский землевладельческий класс» [Там же, с. 431].
Каковыми же оказались результаты и, самое существенное, последствия политики «русского дела» в Западном крае? Сразу оговорим, что общее направление политики русификакции с характерной для неё агрессивной риторикой, поддерживаемой верноподданническими изданиями, на западных окраинах империи оставалось неизменным вплоть до начала ХХ в. Ведомые М. Н. Катковым «Московские ведомости» и «Русский вестник» настойчиво продолжали писать о «желательности твёрдой власти и национальной политики в России», «опасности сепаратизма», «польской угрозе» [10, с. 236237]. Однако на рубеже столетий власти и находившиеся с ней в союзе «охранители» начали постепенно признавать низкую эффективность мероприятий в области реализации замысла распространения русского землевладения на западных окраинах. Достаточно сказать, что с 1863-го по 1868 г., когда
вышеупомянутый проект М. Н. Муравьёва поддерживался на государственном уровне, на казённых землях западных и северо-западных губерниях было водворено всего 37 крупных землевладельцев [1, с. 217]. Более того, уже с середины 1860-х гг. национал-консерваторы начинают выражать серьёзную озабоченность и по поводу масштабов крестьянской колонизации в обозримом будущем. Так, секретарь Могилёвского губернского статистического комитета Дубенский отмечал, что как прежде, так и теперь русская колонизация, русские капиталы и русский труд будут иметь естественное влечение не на запад, а на восток. По его мнению, с 1870-х гг., когда закончится 9-летний срок временнообязанного состояния крестьян, будут заселяться преимущественно «тихий Дон, широкая Волга, бурная Кама и быстрый Урал и именно туда будет отливать избыток крестьян великорусских и малороссийских губерний, поскольку русский человек всегда на запад стремился меньше, чем на восток [11, с. 439]. Соратники Дубенского по перу, комментируя нежелание крестьян переселяться в Западный край, сетовали на то, что «. простой народ не знает истории и потому вовсе не считает западные области русским краем, считая его краем "чужим". Кроме того, великорусские крестьяне отличаются удивительной домовитостью: они ходят на заработки в чужие страны и отдалённые местности, но всегда желают "сложить кости на родном погосте"» [7, с. 468].
Наконец, авторы изданий «охранительного» толка, анализируя деятельность власти по реализации политики «русского дела» в Западном крае, с негодованием отмечали, что усилия в этой области после событий 1863 г. во многом саботировались местными администрациями: «Всего прискорбнее, что мы не смогли даже устроить "русские этапы" по пути к нашей западной границе через русские земли. Начальствующие лица заботились только о том, чтобы. водворить возможно большее число поселенцев. отсюда неразборчивость при выдаче билетов на право водворения. Принимали, например, выходцев из Курляндии, которые ни своим внешним видом, ни языком, ни обычаями не напоминали людей русского происхождения. более 20 % из них оказались католиче-
ского вероисповедания.» [12, с. 302]. И далее: «Неудивительно, что сами православные поселенцы начали ликвидировать русскую колонизацию. Переуступая свои земли туземцам, они переходят в губернии Могилёвскую, Витебскую, Черниговскую, иные удаляются даже в Сибирь (1880-е гг.)» [Там же, с. 303]. На этом основании делался и соответствующий вывод: «У нас охотно сводят с земли, с насиженных мест и туземцев, и людей пришлых, но не идут далее, не насаждают никакой культуры, и земли или пустеют без хозяина, или попадают в руки хищников (католиков, протестантов, иудеев. -М. Ч.)» [Там же, с. 304].
Между тем местные администрации, реагируя на претензии по поводу низкой продуктивности русификаторской политики в западных губерниях, опираясь на собственный практический опыт и понимание ситуации, неоднократно указывали центральным властям на существование допустимых пределов ограничения прав и возможностей нерусского населения региона. В этом отношении показательно донесение Виленского, Ковенского и Гродненского генерал-губернатора, адресованное В. К. Плеве и датированное 9 декабря 1903 г.: «Всякое ограничение местных уроженцев в отношении их прав на приобретение земли, без сомнения, сокращая число конкурентов, ставит лиц русского происхождения в более льготные для покупки земли условия и тем содействует развитию русского землепользования. Однако интересы местного инородческого и иноверческого населения могут, по моему мнению, быть принесены в жертву общей государственной идее только до известной меры. СевероЗападный край не является однородным. Так, Ковенская губерния почти сплошь католическая (76,6 %) и населена литовско-жмудскими племенами. Собственно русское население губернии составляет 5 % всей массы, причём разделена она пропорционально на православных и старообрядцев. Поэтому усиление русского элемента губернии шло и идёт посредством привлечения переселенцев (Новоалександровский уезд). В Гродненской губернии, напротив, 57,5 % - православные; 24 % - католики. Виленская губерния необычайно пёстрая - 26 % православных и 59 % католиков. Но последние неод-
нородны в этническом отношении (66 % -русские; 20 % - литовцы; 6 % - поляки)» [13, л. 265-266].
На исходе XIX в., когда центр тяжести колонизации окраин смещается к востоку империи и центральные власти вновь актуализируют лозунг о необходимости «распространения и упрочения русской народности» [14, с. 48], дискурс о «плохих» и «хороших» колонистах приобретает новые интонации. Здесь в первую очередь необходимо сказать о том, что начало новому витку и формату национал-консервативного дискурса было положено реакцией властей на активизацию крестьянских переселений в Сибирь и главным образом включение в этот процесс выходцев из Западного края. Симптоматично, что имперские власти на подобную миграционную активность реагировали моментально и двояко. Так, прирост крестьянских прошений о переселении из Дисненского и Вилей-ского уездов Виленской губернии в 1897 г., свидетельствовавший о начале «переселенческой лихорадки», инициировал командирование чиновника особых поручений надворного советника Розалион-Сошальского для ознакомления с положением переселенческого дела в Западном крае [15, л. 2-3 об]. Рост переселенческих настроений в Витебской губернии в конце XIX - начале XX в. стал предметом пристального внимания МВД, распространившего впоследствии секретный циркуляр об особой опасности выселения русских крестьян из пределов Западного края, что могло привести к нарушению пропорционального соотношения там православного и католического элементов [Там же, л. 8-9 об.]. В своде заключений губернаторов по переселенческому делу, подготовленном в 1891 г., относительно западных губерний говорилось, в частности, следующее: «Как на причину, которая может вызвать переселения (русских крестьян), губернатор указывает на желание уйти от европейской эксплуатации; но губернатор опасается, что если бы крестьяне оставили свои земли, то на эти земли водворятся те же евреи, которые сумеют обойти закон, или же иностранцы. <...> Для Гродненской губернии наиболее полезной мерой. было бы издание закона, воспрещающего всем евреям без исключения проживать в деревнях, так как в настоящее вре-
мя значительная часть крестьянских земель перешла в их руки и они положительно стесняют свободное развитие экономического благосостояния местного крестьянского населения» [16, л. 4-4 об.].
Препятствуя переселениям русского крестьянства на восточные окраины с западных, имперские власти, во всяком случае на проектном уровне, оптимистически оценивали возможность аграрной колонизации Сибири силами дворян-землепашцев, массово удовлетворяя прошения мелких землевладельцев Минской, Гродненской, Витебской, Харьковской и других губерний [17, л. 31173]. А. Н. Куломзин, анализируя результаты собственной поездки в Сибирь в качестве имперского эксперта, пришёл к выводу о необходимости насаждения частного землевладения в Сибири. В частности, им говорилось: «Целое множество примеров из прошлого колонизационной политики и в том числе неудачная попытка в 1840-х гг. даровой раздачи казённых земель малоимущим дворянам указывает, насколько непригодным для колонизационных целей элементом являются малообеспеченные классы населения, не обладающие достаточными средствами для обработки земли. При насаждении в Сибири частного землевладения нужно стремиться к привлечению такого контингента лиц, который соединял бы знания улучшенных способов ведения сельского хозяйства и необходимый оборотный капитал. <.> В Сибири не имеется вовсе образованных людей, крепких к земле в силу тесной связи с ней их личных материальных интересов. Класс интеллигентных землевладельцев преимущественно из дворян явится тем консервативным элементом, который всюду служит для государственной власти опорой для поддержания равновесия среди постепенно нарождающихся прогрессивных, но не всегда имеющих под собой твёрдую почву веяний» [Там же, л. 41 об.-42].
Впоследствии во взглядах власти и их, казалось бы, вечных «попутчиков», представлявших национал-консервативный лагерь, уже в 1890-х гг. стали возникать некоторые разногласия. На первый взгляд, перемещение в сибирские губернии и области Степного края иноэтничных (польских, литовских, белорусских) дворян-землепашцев
вполне вписывалось в общую логику политики «русского дела» на западных окраинах. С точки зрения акторов имперской власти переселение в Сибирь эстонцев, немцев и других представителей этнолокальных сообществ, наряду с решением задач русификации западных окраин, предопределило успехи в деле аграрного освоения окраин восточных. По констатации А. А. Кауфмана, эстонская и латышская колонизация Западной Сибири оказалась наиболее успешной [18, с. 327-328]. Более того, хозяйственная деятельность иноэтничных колонистов в Сибири отличалась высокой продуктивностью, что настраивало местные власти на максимально циничные варианты по использованию этого контингента. Так, отказывая немцам-колонистам в прошении о создании благоприятных условий для организации образцового хозяйства, крестьянский начальник Тарского округа препровождал Тобольскому губернатору письмо следующего содержания: «Между тем как они [немцы] при своей культуре были бы хорошими колонизаторами и для менее благоприятных местностей, таких как Тарский уезд. следует предоставить право выбрать в пределах Тарского уезда из свободного фонда тот или иной участок» [19, л. 12].
Несмотря на позитивный настрой властей, ориентированных на использование опыта и хозяйственных навыков иноэтнич-ных мигрантов, «охранительная» пресса с 1890-х гг. начинает кампанию по дискредитации и откровенной травле данной категории колонистов. Собственно, отправной точкой для «нападок» на немцев, чехов и прочих колонистов для национал-консерваторов становится само переселенческое дело, переживавшее в начале 1890-х гг. период институ-ционализации и приобретавшее отчётливые организационные формы. «Русский вестник» так отзывался о переселенческом патронате: «В учреждении переселенческого патроната не последнюю роль играло подражание Западу. За границей изобрели новую философию, новый способ погребения мёртвых -подавай и нам то же. Выдумали просвещённые иностранцы, изрекли последнее слово науки - и мы должны поклоняться этому слову, если не желаем прослыть за ретроградов» [20, с. 328-329]. Причём часть претен-
зий к деятельности властей была связана непосредственно с ростом интереса и внимания к сибирскому вектору колонизации, что крайне негативно воспринималось в консервативном сегменте общества и оценивалось в качестве угрозы национальной безопасности: «Не случись такого великого события, как проложение сибирской железной дороги, и оставайся колонизация Сибири по-прежнему в летаргическом состоянии, Сибирь всё-таки никуда бы от нас не ушла и по-прежнему осталась навсегда русской землёй.» [21, с. 120-121].
В такой ситуации вопрос о знаковой роли русского, прежде всего русского крестьянского фактора в колонизации, приобрёл для консерваторов ярко выраженные неврологические очертания. Исторический неуспех политики «русского дела» на западных окраинах усугублялся для них пусть и косвенной, но поддержкой имперской администрацией ремигрантов католического и протестантского вероисповедания: немцев, латышей, эстонцев, чехов, - колонизационные достижения которых на фоне «буксующего плуга русского пахаря» выглядели впечатляюще. Заметим, что сама по себе модель дискредитации иноэтничной колонизации и её субъектов выглядела на редкость примитивно и непродуманно. Так, А. Липранди, повествуя в одном из номеров «Русского вестника» о чешской колонизации на Волыни, восхищаясь организованностью и колонизационными умениями чехов, поставил им в упрёк строительство в губернии большого числа пивоваренных заводов, что якобы способствовало распространению пьянства среди русских крестьян. На этом основании автор статьи сделал ошеломляющий вывод: «Против чехов, этих братьев наших по племени, мы ничего, конечно, иметь не можем и не имеем, но на дальнейшее заселение ими Волыни мы не можем смотреть равнодушно, ибо оно совершается в ущерб коренному русскому населению, а потому весьма желательно бы было, чтобы чешские эмигранты направляли свой путь не на Волынь, а куда-либо в другие места» [22, с. 144]. В том же издании в заметке о немецких колониях на юге России в разделе «Из жизни и печати» обвинение адресовалось уже немцам: «Немецкие колонисты как сто лет тому назад,
так и теперь не обнаруживают ни малейшего желания стать русскими людьми, упорно сохраняют свои обычаи и народность и не только гонят из своих школ русских учителей, но и стараются прививать нашему народу протестантские вероучения [23, с. 363]. В опубликованных на страницах «Русского вестника» отрывках книги А. Велицына о состоянии немецких колоний на Волге автор пришёл к совершенно неожиданному заключению: «При низком уровне умственного и нравственного развития большинства приволжских немцев у всех без исключения колонистов чрезвычайно развито чувство национальности, и все они. враждебно и пренебрежительно относятся ко всему русскому. Везде в колониях бьёт живой ключ немецкой национальности. И все они одинаково ревниво охраняют эту свою обособленность и самобытность» [24, с. 174-175].
Подводя итог, можно констатировать, что в дискурсе национал-консерваторов, представленном на страницах «охранительных» изданий, губернии Западного края позиционировались как «болевые» точки имперской колонизации. Определяя в качестве приоритетной задачу обеспечения национальной безопасности, М. Н. Катков, его сторонники и последователи настаивали на абсолютизации «русского фактора» в колонизационном процессе, экстраполируя его важность и на другие, в частности восточные, окраины страны. В данном вопросе партии и движения правого толка в течение длительного исторического отрезка вписывались в общий контекст имперской колонизационной политики. Однако начиная с 1890-х гг., когда проекты дворянской колонизации потерпели крах, а политика «русского дела» на западных окраинах стала, очевидно, «пробуксовывать», виновниками сложившейся ситуации национал-консерваторы объявили иноэтничных колонистов. Так, впервые обнаружилась брешь в отношениях власти, признававшей эффективность участия в колонизации иноверцев и представителей консервативного направления.
ЛИТЕРАТУРА
1. Западные окраины Российской империи. -М. : НЛО, 2007. - 608 с.
2. Эткинд А. Внутренняя колонизация. Имперский опыт России. - М. : НЛО, 2016. - 448 с.
3. В. Неделя беспорядков в Могилёвской губернии // Русский вестник. - 1864. - Т. 54 (ноябрь). - С. 322-360.
4. Катков М. Н. Собрание передовых статей Московских ведомостей. 1864 г. - М. : Изд. С. П. Катковой, 1898.
5. В-ва Н. П. Общий характер притязаний польской партии в Западном крае // Русский вестник. - 1863. - Т. 46 (август). - С. 833-851.
6. Отзывы и заметки // Русский вестник. -1863. - Т. 43 (январь). - С. 471-488.
7. Катков М. Н. Собрание передовых статей Московских ведомостей. 1865 г. - М. : Изд. С. П. Катковой, 1898.
8. Отзывы и заметки // Русский вестник. -1863. - Т. 47 (сентябрь). - С. 431-437.
9. Волжский Н. Об улучшении быта духовенства // Русский вестник. - 1863. - Т. 48 (декабрь). - С. 431-437.
10. Катков М. Н. Собрание передовых статей Московских ведомостей. 1883 г. - М. : Изд. С. П. Катковой, 1898.
11. Катков М. Н. Собрание передовых статей Московских ведомостей. 1863 г. - М. : Изд. С. П. Катковой, 1898.
12. Из жизни и печати. Неудачи русских поселений в Западном крае // Русский вестник. -1892. - Т. 222 (октябрь). - С. 292-304.
Информация о статье
Дата поступления 16 марта 2018 г.
Дата принятия в печать 14 мая 2018 г.
Сведения об авторе
Чуркин Михаил Константинович - д-р ист. наук, профессор, профессор кафедры отечественной истории Омского государственного педагогического университета (Омск, Россия) Адрес для корреспонденции: 644099, Россия, Омск, Набережная Тухачевского, 14
E-mail: [email protected] Для цитирования
Чуркин М. К. «Плохие» и «хорошие» колонисты в дискурсе российских национал-консерваторов (вторая половина XIX в.) // Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2018. № 2 (18). С. 118-126. DOI: 10.25513/ 2312-1300.2018.2.118-126.
13. Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 391. Оп. 2. Д. 388.
14. Сибирь в составе Российской империи / отв. ред. Л. М. Дамешек, А. В. Ремнёв. - М. : НЛО, 2007. - 368 с.
15. РГИА. Ф. 391. Оп. 2. Д. 319.
16. Там же. Оп. 1. Д. 29.
17. Там же. Оп. 2. Д. 389.
18. Кауфман А. А. Переселение и колонизация. -СПб. : Тип. т-ва «Общественная польза», 1905. - 349 с.
19. РГИА. Ф. 391. Оп. 4. Д. 1.
20. Из жизни и печати // Русский вестник. -1891. - Т. 214 (июнь). - С. 323-336.
21. Бороздин К. Переселенцы в Закавказье // Русский вестник. - 1891. - Т. 215 (июль). -С. 116-161.
22. Липранди А. Чешская колонизация на Волыни // Русский вестник. - 1891. - Т. 217 (ноябрь). -С.136-144.
23. Из жизни и печати // Русский вестник. -1893. - Т. 225 (март). - С. 361-376.
24. Велицын А. Немцы на Волге // Русский вестник. - 1893. - Т. 225 (апрель). - С. 154-183.
Article info
Received March 16, 2018
Accepted May 14, 2018
About the author
Churkin Mikhail Konstantinovich - Doctor of Historical Sciences, Professor, Professor of the Department of Russian History of the Omsk State Pedagogical University (Omsk, Russia) Postal address: 14, Naberezhnaya Tukhachevskogo, Omsk, 644099, Russia
E-mail: [email protected] For citations
Churkin M. K. "Bad" and "Good" Colonists in the Discourse of Russian National Conservators (The Second Half of the 19th Century). Herald of Omsk University. Series "Historical Studies", 2018, no. 2 (18), pp. 118-126. DOI: 10.25513/23121300.2018.2.118-126 (in Russian).
