CC BY
31
ИСТОРИОГРАФИЯ ВСЕОБЩЕЙ И ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ИСТОРИИ
Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2018. № 2 (18). С. 183-190. УДК 930.1
DOI 10.25513/2312-1300.2018.2.183-190
О. В. Телушкина
ПЛАНИРОВАНИЕ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИХ УЧРЕЖДЕНИЙ АН СССР В 1930-х гг. НА ПРИМЕРЕ ИНСТИТУТА ВОСТОКОВЕДЕНИЯ И ЕГО КИТАЙСКОГО КАБИНЕТА
Отражено становление плановой системы в деятельности Института востоковедения АН СССР. Предметом изучения стали цели её внедрения, структура, а также отражённые в отчётах проблемы, характерные для организации научной работы в СССР 1930-х гг. В качестве примера для выявления многоуровневости планирования научных исследований рассматривается практика составления планов и отчётов подразделения Института - Китайского кабинета.
Ключевые слова: историография; востоковедение; китаеведение; синология; Институт востоковедения; планы работы; отчёты; АН СССР.
O. V. Telushkina
PLANNING THE ACTIVITIES OF SCIENTIFIC RESEARCH INSTITUTIONS OF THE AS USSR IN THE 1930S ON THE EXAMPLE OF THE INSTITUTE OF ORIENTALISM AND ITS CHINESE CABINET
The article reflects the formation of the planned system in the activities of the Institute of Oriental Studies of the USSR Academy of Sciences. The subject of the study was the objectives of its implementation, the structure, as well as the problems reflected in the reports, significant for the organization of scientific work in the USSR in the 1930s. As an example, to identify the multilevel planning of scientific research, the plans and reports of the Chinese Cabinet of the Institute are examined.
Keywords: historiography; oriental studies; sinology; Institute of Oriental Studies; work plans; reports; USSR Academy of Sciences.
Организация научной деятельности в СССР, процессы становления и развития научных учреждений, а также их связь с изменениями в государственной политике нашли отражение в науковедческих исследованиях советских авторов, которые в большинстве своём рассматривали их в свете истории успехов социалистического строительства. Сборники документов и научные труды должны были отразить, как в первые
© Телушкина О. В., 2018
же месяцы после революции советское правительство поставило перед собой задачу «сформировать государственную сеть исследовательских учреждений и создать систему планомерного и централизованного руководства ими» [1, с. 5]. В этой концепции управление советской наукой развивалось эволюционным путём, постоянно повышая «организованность, согласованность и плановость» [2;3].
Исследователи постсоветского периода обратили внимание на неоднозначность этого процесса, кризисные ситуации, в рамках которых действовало несколько заинтересованных группировок как во властных структурах, так и внутри научного сообщества, а также на неоднозначность результатов деятельности, в которой «государство обычно руководствовалось сиюминутными, утилитарными соображениями» [4, с. 9]. Хотя существует точка зрения, что рост государственного контроля определил «деструктивные стороны научной политики, вызванные сущностными чертами тоталитарного режима»1 [5, с. 45] и в какой-то степени помешал развитию исследований, тем не менее учёные признают, что в результате «был создан мощный научный потенциал, ядро которого составляла АН СССР»2 [4, с. 729].
В историографии востоковедения вопросы воплощения «восточных проектов» советского государства нашли отражение в трудах, связанных с современным прочтением теории ориенталистики [6; 7]. В значительной степени внимание их авторов сосредоточено на среднеазиатском направлении советского востоковедения. Что касается изучения организаций, деятельность которых была посвящена Дальнему Востоку, наибольший интерес исследователей сейчас связан с выполнением специфических задач по подготовке профессиональных революционеров [8; 9], использованием востоковедения для создания агентов политического влияния. Влиянию изменений внутриполитической ситуации и идеологических кампаний на развитие советского востоковедения в 1920-1930-х гг. посвящены статьи В. Г. Дацышена [10; 11].
Обращение к планированию деятельности востоковедческих учреждений позволяет, с одной стороны, проследить, каким образом идеи и представления, определявшие основные принципы внутренней и внешней политики, воплощались на микроуровне деятельности как отдельных подразделений научно-исследовательских организаций, так и их сотрудников. Централизация и контроль должны были обеспечиваться в том числе с помощью иерархии планов и отчётов, позволявшей регулировать исследовательскую деятельность на всех её этапах: от определе-
ния наиболее актуальных тем до учёта результатов работы каждого конкретного учёного.
Данная иерархия воспроизводилась и в работе Института востоковедения Академии наук (АН) СССР, созданного в 1930 г. [12]. Главными целями работы Института востоковедения стали «упорядочения всей постановки востоковедного дела в АН» и воспитание кадров востоковедов-марксистов [13]. Методологическое руководство должна была осуществлять Коммунистическая академия, а в качестве источниковой базы выступали богатейшие книжные и рукописные фонды учреждений, уже многие годы существовавших в рамках АН: Азиатского музея, Коллегии востоковедов, Института буддийской культуры и Туркологиче-ского кабинета [14]. По мнению организаторов, в дальнейшем «правильный учёт и научная разработка этих материалов при непосредственном участии основных работников АН и Комакадемии будут способствовать созданию подлинной науки о Востоке» [Там же]. Важными представлялись рациональное распределение научных сил и использования научных материалов, а также централизация всей востоковедной научно-исследовательской деятельности АН [13]. Внутри Института были созданы научно-исследовательский отдел, подразделявшийся на два сектора: ис-торико-экономический и литературоведческий, а также библиотечный отдел, разделённый на библиотеку и сектор обслуживания3.
Основными «рабочими ячейками», внутри которых должна была сосредоточиться «практическая научная» и научно-библиотечная обработка восточного материала, должны были стать научно-вспомогательные учреждения, созданные по культурно-историческому принципу - десять «кабинетов» [15], одним из которых стал Китайско-тангутский (с 1932 г. просто Китайский кабинет).
В это же время тенденция централизации затронула и другие более крупные ки-таеведческие учреждения СССР: Научно-исследовательский институт по Китаю в рамках Ассоциации востоковедения в 1930 г. был включён в состав Коммунистической академии, а Коммунистический университет трудящихся Китая после выявления внутри него «глубоко законспирированной студен-
ческой троцкистской организации» и последовавших арестов был закрыт.
С деятельностью Китайского кабинета Института востоковедения связывают продолжение традиций классической дореволюционной синологии. Возглавляемое В. М. Алексеевым подразделение, по его представлениям, должно было превратиться в полноценную китаеведческую лабораторию с совершенно новой организацией материала, подразумевавшей систематизацию и научную обработку как дореволюционных фондов, так и текущих поступлений литературы [16].
Идея о том, что научно-исследовательская деятельность в советских организациях должна осуществляться в соответствии с планом индустриализации, была озвучена Советом народных комиссаров РСФСР ещё в 1927 г., однако первоначально многие учёные посчитали её весьма спорной. Переломным моментом стало принятие директив по составлению пятилетнего плана научно-исследовательского дела в 1930 г. [17]. В них подчёркивалась необходимость увязать научно-исследовательскую работу с планами народного хозяйства и добиться большего эффекта для социалистического строительства: «Положить конец бесплановости в области исследовательского дела» [18, с. 115]. Сформировавшаяся хронологическая структура планов практически не менялась в дальнейшем: рабочие периоды делились на пять лет, год, полугодие и квартал.
Таким образом, первый пятилетний план Института востоковедения должен был охватить период 1930-1934 гг. В Архиве востоковедов Института востоковедения Российской академии наук (ИВР РАН) хранится план работы на эти годы, составленный для Азиатского музея и, вероятно, после создания Института востоковедения АН СССР существовавший только в форме проекта. В весьма кратком документе задача данного подразделения сформулирована следующим образом: «Возможно полное собирание, хранение и обработка восточных книг и рукописей и европейской литературы по научному востоковедению». Далее следует список, сочетающий конкретность утилитарных задач по каталогизации, составлению картотек, расширению книгообмена и тому подобному, с довольно условными временными перио-
дами в один - два года [19, л. 25-25 об.]. Предполагаемая тематика научных исследований отразилась в Сводном плане востоковедческих исследований по АН СССР, который включал общие наименования проблем, таких как «Изучение литературных памятников зарубежного Востока», какой организацией они были «выдвинуты», двухуровневый список общих и частных тем, а также то, какие организации будут заниматься их изучением «по плану» [20, л. 1-19]. Это должно было, во-первых, предельно чётко обозначить наиболее важные направления исследований, а во-вторых, предотвратить одновременную работу над одной проблемой силами нескольких учреждений, а значит, лишнюю трату трудовых ресурсов. Как показала практика, избежать этого не всегда удавалось. Китаеведческое направление в данном документе представлено литературоведческими темами, по хронологическому принципу разделявшимися на изучение памятников эпохи феодализма и произведений Нового времени и современности.
Временные рамки следующих планов учреждений АН СССР соответствовали «пятилеткам», принимаемым для всех институтов СССР: это 1933-1937 гг., 1938-1942 гг. и т. д.; их введение сочеталось с составлением годовых планов, а также формализацией отчётности и деятельностью различных комиссий, как внутренних, так и внешних, функциями которых было определение степени выполнения планов и предложение мер по ликвидации отставаний. Таким образом, внутренний и внешний контроль, проявляющийся как в целеполагании, так и в отслеживании достижения этих целей, становится регулярным и формализированным. При этом, с одной стороны, необходимость максимально наглядно и однозначно отобразить информацию диктовала потребность в краткости, представлении её в форме таблиц и списков, повторяемости структуры документов. С другой стороны, так как участники обмена планами и отчётами находились на разных ступенях в организационной иерархии, зачастую были необходимы развёрнутые пояснения, особенно в тех случаях, когда появлялись отклонения.
Наибольшее внимание уделялось подготовке и изданию текстов научных исследова-
ний и источников. Показатели в виде количества печатных листов были удобным параметром оценки продуктивности деятельности научных работников. Наиболее часто упоминаемой в 1930-х гг. деятельностью внутри Института востоковедения была подготовка к публикации переводов на русский язык письменных памятников на восточных языках и глав из многотомной «Всемирной истории». В Китайском кабинете также велась работа по составлению китайско-русского словаря (в отчётах кабинета упоминается количество словарных карточек, составленных и обработанных каждым сотрудником) и подготовка к изданию перевода китайского исторического свода «Зерцало всеобщее, правительству помогающее», выполненного в XIX в. основоположником отечественного китаеведения Н. Я. Бичуриным. Это были масштабные научные труды, имевшие практическую значимость, выявляющие специфику и значение отечественного востоковедения, а также выполнявшие задачу создания марксистской версии истории Востока и всего исторического процесса в целом.
При этом большой проект по созданию и внедрению китайского латинизированного алфавита, работа над которым велась в начале 1930-х гг., во второй половине десятилетия практически не упоминается ни в планах, ни в отчётах Китайского кабинета, несмотря на то что именно в этот период споры вокруг него достигают максимальной остроты [11, с. 200].
Необходимо отметить, что более узкие темы, над которыми работали отдельные исследователи, определялись внутри коллектива учёных, хотя и с учётом официально сформулированных целей советского востоковедения. Одним из примеров такой темы является «Рабочая библиография китаиста», работу над которой В. М. Алексеев вёл почти сорок лет5.
Значимость темы, внесённой в план, могла быть поставлена под сомнение, что влекло понижение её в списке приоритетов, исключение или помещение в «условный план». Невмешательство администрации в формирование тематики исследовательских работ могло рассматриваться как низкий уровень организации деятельности подразделения: «План 1935 г. составлялся самотёком из заявок сотрудников» [21, л. 26].
В планах и отчётах подразделений работы, выполняемые сотрудниками, разделялись на плановые и сверхплановые. Вышеупомянутые приоритетные труды сотрудников Китайского кабинета имели наибольшее значение, и, в случае задержек в их выполнении, в промежуточных отчётах предлагалось освобождать «опаздывающего» сотрудника от других работ6.
С 1936 г. в планах работы Института востоковедения появляются труды, которые должны были обозначить разворот от лингвистических тем в сторону исторических исследований. В объяснительной записке к плану научно-исследовательской работы Института востоковедения на этот год сказано, что уже сделан «решающий шаг в направлении концентрации сил исторической тематики Востока в стенах Института», однако «при сохранении ведущей роли за изучением феодализма план предполагает разработку ряда проблем новой и даже новейшей истории Востока». В связи с этим в число особо отмеченных плановых работ была включена «История колониального порабощения Китая до эпохи империализма» [22]. Эта тенденция была продолжена в плане 1937 г., в котором «самое большое место уделено разработке вопросов истории и опубликованию исторических материалов» [21, л. 26]. В списке изданий, представляющем «Основные достижения синологии в Академии наук за 20 лет», сформированном к годовщине празднования Октябрьской революции, из 25 работ 13 относилось к лингвистике и литературоведению, ещё 5 представляло собой переводы документов и философских трудов. При этом к концу 1920-х гг. относилось только несколько переводов, а все работы раздела «История Китая» готовились к печати или были изданы не позднее 1936 г. Основными темами исторических трудов были «колониальное порабощение Китая», восстание тайпинов, «родовой строй» в древности, а также «аграрная политика цин-ского правительства в Синьцзяне в конце XVIII в.» [23].
Последняя тема имела значительную политическую актуальность, так как именно в 1930-х гг. влияние СССР в китайской провинции Синьцзян значительно расширилось, прежде всего в экономической сфере, к 1937 г.
на этой территории «были заложены основы для создания крупной промышленной базы» [24, с. 16]. Кризис феодальных отношений, рост социального расслоения и обнищание населения, описанные Л. И. Думаном в работе, основу которой составляла его кандидатская диссертация, наглядно отражали контраст между советской властью и управлением в «старом», имперском Китае [25].
В плане следующего 1938 г. разрабатываемая В. М. Штейном тема «Ван Аньши и его реформа», посвящённая реформаторскому движению в Китае XI в., «была дирекцией снята из плана» и заменена на более злободневную: «Мобилизация китайских финансов в условиях войны 1937-1938 гг.» [26]. Академическое китаеведение постепенно переориентировалось на экономическую историю, включая в сферу исследований современность.
Структура видов деятельности учёных содержала следующие элементы: плановая работа с указанием основной темы, объёма в печатных листах; внеплановые работы (как правило, это были научные статьи); педагогическая деятельность с указанием количества часов; организационная деятельность, например организация выставок; доклады. Помимо количественных показателей, встречаются и менее конкретные оценки перспектив и уже сделанного: «подготовка вполне реальна», «дело обстоит значительно хуже», «работа будет готова, возможно, даже раньше срока».
Отклонения от графика, задержки в выполнении заявленных работ порождали необходимость выявлять и устранять их причины, а также попытки перестроить деятельность таким образом, чтобы показатели всё-таки были выполнены.
В целом причины невыполнения плана, встречающиеся в отчётах, можно разделить на несколько групп: проблема взаимодействия между учреждениями, нехватка ресурсов и непредвиденные обстоятельства вроде длительной нетрудоспособности сотрудников.
Недостаточное финансирование создавало основу проблемы дефицита ресурсов, в первую очередь отражаясь на вопросах кадрового обеспечения. Ещё при формировании Института востоковедения штатное расписание составлялось «на принципах стро-
жайшей экономии», когда количество штатных единиц точно соответствовало потребности Института для возможности «надлежащим образом развернуть свою работу» [27].
Постоянная нехватка вспомогательного персонала не только увеличивала нагрузку на исследователей, но и являлась причиной задержек издательского процесса, так как работу по тиражированию и перепечатке текстов в процессе многоступенчатого редактирования зачастую просто некому было выполнять.
Из-за низкой заработной платы угрожающие масштабы приобретала «проблема совместительства». Кроме того, постоянный дефицит исследовательских кадров объяснялся сохранением традиций классического китаеведения, в рамках которого при подготовке специалистов основной акцент делался на изучении языка и культуры Нового и Новейшего времени [11; 28, с. 133]. Репрессии ещё больше сузили круг учёных-китаеведов [11, с. 198, 201], при этом постоянный запрос государства на «действительно крупные работы» делал нехватку ещё более острой.
Для Китайского кабинета недостаточное количество сотрудников было причиной серьёзных затруднений в реализации планов создания китаеведческой лаборатории. Необходимость совершенно нового уровня обработки информации, сочетавшего междисциплинарное источниковедение и использование достижений современных синологических исследований мирового уровня, сталкивалась с невозможностью завершить систематическую каталогизацию имевшихся в распоряжении подразделения материалов. Покупка новой синологической литературы за рубежом также осложнялась из-за отсутствия средств [21, л. 28].
Для планирования 1930-х гг. было характерно стремление чётко разграничить сферы исследования между научными учреждениями. Во второй половине 1930-х гг. рост объёма исторических исследований в Институте востоковедения стал причиной необходимости «прояснения отношений» с Институтом истории АН СССР. В одном из вариантов объяснительной записки к программе научно-исследовательских работ Института упоминается, что «ряд проблем исторического порядка по странам Дальнего
Востока (Япония, Китай, Монголия) согласован с колониальным сектором Института мирового хозяйства АН, а по советскому Востоку - с ИАИ АН. Ряд лингвистических работ увязан с деятельностью ВЦК НА» [29]. На производственном совещании 1937 г. директор Института востоковедения академик А. Н. Самойлович заявил: «Как комплексный Институт мы приходим в большие и большие противоречия с отдельными институтами АН». Одновременно он признал, что «по-настоящему планировать научную работу мы ещё не научились и здесь нам предстоит ещё большая работа». В ответ учёный секретарь Института, тюрколог Х. И. Муратов высказал предположение, что основной проблемой является «отсутствие систематической проверки и контроля за выполнением плана как со стороны кабинетов, так и со стороны дирекции» [21, л. 26].
Тем не менее постепенно планирование становилось рутинным элементом деятельности советских научно-исследовательских учреждений, первоначальные шероховатости сглаживались, складывались шаблоны форм и содержания документов, стройную систему целей и их достижения непременно сопровождала обширная переписка по поводу невыполнения взятых на себя обязательств. Эта система выполняла несколько функций: структурирование научно-исследовательской деятельности как в плане более или менее приоритетных направлений исследований, так и в распределении их между организациями и их подразделениями.
И «власть», и представители научного сообщества провозглашали возможность достижения амбициозных целей, будь то создание «подлинной науки о Востоке» или синологической лаборатории мирового уровня. Однако реализация масштабных проектов наталкивалась на ограниченность ресурсов, которую нельзя было преодолеть только через изменение организации деятельности. Институциональная централизация и государственный заказ, особенно в сфере создания «действительно крупных» научных трудов, повлияли на тематику китаеведческих исследований, но резкого разрыва с «классическим китаеведением» в академической среде не произошло.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 А. А. Курепин выделяет следующие проблемы, сопутствующие реорганизации и централизации советской науки в 1920-1930-х гг.: недостаточное финансирование; «коммунизирование» руководящего состава научных учреждений и вузов, которое привело к снижению уровня его квалификации и профессиональной компетенции; смещение приоритетов в пользу решения прикладных задач, которое вело к сужению функций научных учреждений, сокращению фундаментальных исследований, снижению качества научной работы, а также затруднение формирования стабильных научных коллективов вследствие постоянного изменения штатов и распространённости совместительства [5, с. 32-33, 37-38].
2 Значительное количество трудов, посвящён-ных истории развития АН СССР, появилось на рубеже 1960-1970-х гг. Это было связано как с юбилеем этого учреждения, так и с ростом интереса к проблемам истории науки [16; 30].
3 Для «реального осуществления методологического руководства работой Института» Коммунистическая академия должна была выдвигать «из числа соответствующих специалистов» сотрудников, занимавших должности заместителей председателей секторов [27].
4 Алексеев Василий Михайлович (1881-1951) -доктор филологических наук, профессор, действительный член АН СССР, один из крупнейших отечественных востоковедов первой половины XX в., в 1930-1951 гг. заведующий Китайским кабинетом Института востоковедения АН СССР [31].
5 Попытки издать этот масштабный труд, продолжавшиеся вплоть до начала XXI в., сами по себе стали темой научных статей [32].
6 В отчёте о работе китайского кабинета ИВ АН СССР есть упоминание о характерном для эпохи «трудовом порыве» сотрудников: «Следует отметить, что, в связи с крайне жёстким сроком составления словаря и ограниченным количеством участников, сотрудники кабинета, желая составить словарь в точно намеченный срок, взяли на себя обязательства сверх нормы представить ежедневно (в нерабочее время) по 10 карточек в день и, за исключением А. А. Драгунова, выполнили своё обязательство» [33, л. 13].
ЛИТЕРАТУРА
1. Организация науки в первые годы Советской власти (1917-1925). Сборник документов. -Л. : Наука, 1968. - 420 с.
2. Организация советской науки (1926-1932). Сборник документов. - Л. : Наука, 1974. -408 с.
3. Есаков В. Д. Советская наука в годы первой пятилетки: Основные направления государственного руководства наукой. - М. : Наука, 1971. - 271 с.
4. Наука и кризисы: историко-сравнительные очерки / ред.-сост. Э. И. Колчинский. - СПб., 2003. - 1040 с.
5. Курепин А. А. Власть и наука. 1917-1937 гг. : автореф. дис. ... д-ра ист. наук. - СПб., 2009. -47 с.
6. Тольц В. Собственный Восток России: Политика идентичности и востоковедение в поздне-имперский и раннесоветский период. - М. : Новое литературное обозрение, 2013. - 332 с.
7. Ориентализм уб. Ориенталистика : сб. статей / сост. В. О. Бобровников, С. Дж. Мири. - М., 2016. - 439 с.
8. СпичакД. С. Китайский авангард Кремля. Революционеры Китая в московских школах Коминтерна (1921-1939). - М. : Вече, 2012. -287 с.
9. Панин Е. В. Коммунистический университет трудящихся Востока // Известия Московского государственного технического университета МАМИ. - 2003. - Т. 2, № 4. - С. 201-206.
10. Дацышен В. Г. Культурная революция и российское востоковедение // Мир Евразии. -2014. - № 3. - С. 30-39.
11. Дацышен В. Г. Китаеведческое образование в России и проблемы реформирования китайской письменности в первой половине XX века // Вестник НГУ. Серия: История, филология. -2012. - Т. 11, вып. 10. - С. 194-202.
12. Попова И. Ф. 150-летие Восточного факультета - наш общий праздник // Санкт-Петербургский университет. - 2005. - № 26-27 (37183719) - ЫЯЬ: http://www.spbumag.nw.ru/2005 /26/8.Б^т1 (дата обращения: 11.11.2017).
13. Проект реорганизации Востсектора Академии Наук // АВ ИВР. Ф. 152. Оп. 1а. Д. 140. Л. 15.
14. Декларация о создании Научно-исследовательского Института Востоковедения // АВ ИВР. Ф. 152. Оп. 1а. Д. 140. Л. 8.
15. Выписка из протокола заседания Подкомиссии по реорганизации II Отделения АН СССР // АВ ИВР. Ф. 152. Оп. 1а. Д. 140. Л. 19, 49.
16. Виноградова Т. И. Академик В. М. Алексеев и его каталоги (по материалам синологической картотеки В. М. Алексеева) // Общество и государство в Китае. - 2014. - Т. 44, № 14-1. - С. 541-548.
17. Митрякова Н. М. Начальные этапы планирования в Академии наук СССР // Вестник АН СССР. - 1971. - № 8. - С. 130-139.
18. Бустанов А. К. Ножницы для Среднеазиатской историографии: «Восточные проекты» ленинградского востоковедения // Ориентализм уб. Ориенталистика : сб. статей / сост. В. О. Боб-ровников, С. Дж. Мири. - М., 2016. - С. 108166.
Информация о статье
Дата поступления 20 марта 2018 г.
Дата принятия в печать 14 мая 2018 г.
Сведения об авторе
Телушкина Ольга Викторовна - аспирант кафедры всеобщей истории Омского государственного университета им. Ф. М. Достоевского (Омск, Россия)
19. АВ ИВР. Ф. 152. Оп. 1а. Д. 140.
20. Там же. Д. 168.
21. Протокол № 2 производственного совещания заведующих и учёных секретарей кабинетов Института и дирекции Института востоковедения от 2 октября 1936 г. // АВ ИВР. Ф. 152. Оп. 1а. Д. 445. Л. 26.
22. Объяснительная записка к плану научно-исследовательской работы Института востоковедения на 1936 г. // АВ ИВР. Ф. 152. Оп. 1а. Д. 442. Л. 75.
23. Основные достижения синологии в Академии наук за 20 лет // АВ ИВР. Ф. 152 Оп. 1а. Д. 444. Л. 27.
24. Шматов В. Г. Синьцзян в системе мероприятий Советского Союза по оказанию экономической и военно-технической помощи Китаю в период японской агрессии 1931-1943 гг. : авто-реф. дис. ... канд. ист. наук. - Барнаул, 2015. - 24 с.
25. Думан Л. И. Аграрная политика Цинского (Манчжурского) правительства в Синьцзяне в конце XVIII века // Труды института востоковедения Академии наук СССР. - М. : Изд-во Академии наук СССР, 1936. - 256 с.
26. Отчёт о работе китайского кабинета Института востоковедения за январь - июнь 1938 г. // АВ ИВР. Л. Ф. 152. Оп. 1а. Д. 597. Л. 31.
27. Объяснительная записка к штатам Научно-исследовательского Института востоковедения // АВ ИВР. Ф. 152. Оп. 1а. Д. 140. Л. 37.
28. Никифоров В. Н. Советские историки о проблемах Китая. - М., 1970. - 416 с.
29. Объяснительная записка к программе научно-исследовательских работ Института востоковедения на 1936 г. // АВ ИВР. Ф. 152. Оп. 1а. Д. 442. Л. 84.
30. Ермаков В. Т. Новая литература по истории Академии Наук СССР // Вопросы истории. -1974. - № 6. - С. 148-156.
31. Баньковская М. В. Василий Михайлович Алексеев и Китай: Книга об отце. - М. : Восточная литература, 2010. - 485 с.
32. Кий Е. А. Издание «Рабочей библиографии китаиста» акад. В. М. Алексеева // Архив российской китаистики. - Т. I / сост. А. И. Коб-зев ; отв. ред. А. Р. Вяткин. - М. : Наука : Восточная литература, 2013. - С. 526-529.
33. АВ ИВР. Ф. 152. Оп. 1а. Д. 597.
Article info
Received March 20, 2018
Accepted May 14, 2018
About the author
Telushkina Olga Victorovna - Graduate Student of the Department of World History of Dostoevsky Omsk State University (Omsk, Russia)
Адрес для корреспонденции: 644077, Россия,
Омск, пр. Мира, 55а
E-mail: telushkinaov@omsu.ru
Для цитирования
Телушкина О. В. Планирование деятельности научно-исследовательских учреждений АН СССР в 1930-х гг. на примере Института востоковедения и его Китайского кабинета // Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2018. № 2 (18). С. 183-190. DOI: 10.25513/2312-1300.2018.2.183-190.
Postal address: 55a, Mira pr., Omsk, 644077, Russia
E-mail: telushkinaov@omsu.ru For citations
Telushkina O. V. Planning the Activities of Scientific Research Institutions of the AS USSR in the 1930s on the Example of the Institute of Orientalism and Its Chinese Cabinet. Herald of Omsk University. Series "Historical Studies", 2018, no. 2 (18), pp. 183-190. DOI: 10.25513/23121300.2018.2.183-190 (in Russian).
