CC BY
171
Terra Humana
УДК 343.533 ББК 74.58
О.Р. Демидова
ПЛАГИАТ: НОРМА ИЛИ АНОМАЛИЯ?
Рассматривается положение дел, сложившееся в последние десятилетия в отечественной науке, в которой плагиат сделался едва ли не нормой жизни. Анализируются причины плагиата, его формы и возможные пути борьбы с ним.
Ключевые слова:
аномалия, исследования научные, мораль, моральный, научная этика, норма, плагиат, публикации научные, профессиональная этика
Плагиат приобрел катастрофические размеры.
Из письма коллеги
В разного рода словарях плагиат толкуется как «присвоение чужого авторства, выдача чужого произведения или изобретения за собственное»; «выдача чужого произведения за свое или незаконное опубликование чужого произведения под своим именем, присвоение авторства»; «выдача чужого произведения за свое или использование в своих трудах чужого произведения без ссылки на автора» [1, с. 511; 2, с. 380; 3, с. 130]. При всех (весьма, впрочем, незначительных) различиях вышеприведенных трактовок, все они - и многие другие - сходятся в одном: плагиат есть присвоение чужого и выдача этого чужого за свое. То есть - кража. То есть - деяние, которое должно быть наказуемым в соответствии с определенным законодательством, в данном случае - законом об авторском праве и/или интеллектуальной собственности.
Однако законодательство, как известно, нередко существует лишь de jure; что же до положения дел de facto, все чаще приходится в недоумении разводить руками и задавать сакраментальный вопрос: «Есть ли предел?» Предела, похоже, нет, поскольку сложившееся в академической среде по части плагиата положение вещей едва ли не приобрело статус нормы. Студенты считают нормой выдавать тексты из Интернета за свои, представляя их как рефераты, курсовые и даже выпускные работы. Аспиранты не видят «ничего особенного» в том, чтобы воспользоваться в статье или диссертации чужим текстом, не сославшись на автора используемой работы. Молодые (и не очень) кандидаты, а случается - и доктора наук не считают нужным ссылаться на авторов весьма пространно цитируемых текстов. Чужой доклад на конференции может стать «своей» статьей - или наоборот (свидетелем и жертвой подобной метаморфозы мне не единожды приходилось быть). «Далее - везде», по известной формуле. Самые вопиющие случаи могут стать предметом для широкой дискуссии и поводом для принятия административных мер, но могут и не стать, если пройдут незамеченными. А при нынешней разорванности академического сообщества, обилии изданий и диссертационных советов, с одной стороны, и доступности практически любого текста в интернете, - с другой, второе происходит значительно чаще, чем первое. Ниже - примеры того, как плагиаторы все же оказались уличенными и, хочется надеяться, это обстоятельство имело или будет иметь соответствующие последствия.
В марте сего года известный московский исследователь профессор И.С. Кон на петербургской конференции, посвященной проблемам маскулинности, не без удивления узнал, что глава «Мужские исследования: меняющиеся мужчины в изменяющемся мире», написанная им для весьма солидного и очень известного издания «Введение в гендерные исследования» (Харьков; СПб., 2001) распространяется коллегами из ближнего зарубежья, кандидатом философских наук Е.П. Зборовской, кандидатами социологических наук Т.Г. Прохоренко и Г.А. Но-сыревой в качестве их собственного учебного пособия под названием «Некоторые проблемы маскулинности в современном обществе», снабженная, правда, резюме на двух языках и не имеющей отношения к предмету библиографией, чего в оригинальном тексте проф. Кона не было. Вероятно, «авторы», а равно и рецензент, доктор философских наук, профессор А.К. Чаплыгин, сочли, что произведенных изменений и дополнений достаточно, чтобы текст из труда профессора Кона превратился в продукт их коллективных интеллектуальных усилий.
Профессор МГУ М.В. Михайлова получила в подарок от доктора филологических наук В.Ю. Прокофьевой (Оренбург) труд под названием «Символизм. Акмеизм. Футуризм. Различные модели поэтического пространства в лексическом представлении. Материалы к спецкурсу» (Оренбург, 2003) и обнаружила, что текст главы, посвященной Л.Д. Зиновьевой-Аннибал (раздел «Поэты и поэзия Серебряного века. Материалы для нестандартных форм проведения занятий по спецкурсу»), повторяет текст ее, М.В. Михайловой, предисловия к книге Зиновьевой-Аннибал «Тридцать три урода» (М., 1999), подготовленной ею к печати и подаренной ею за несколько лет до этого г-же Прокофьевой. Ответный подарок г-жи Прокофьевой можно счесть столь же нестандартным (или стандартным?), как и избранный ею способ изготовления пособия.
Наконец, в июле сего года автор этих строк, получив от издательства «Астери-он» в подарок очередной номер журнала «Общество. Среда. Развитие» (2009, № 1), увидела в опубликованной в этом номере статье г-жи С.А. Черкашиной «Культурные центры русской эмиграции в Китае» пассажи, разительно напоминающие текст собственной докторской диссертации, защищенной в 2001 г., и монографии «Метаморфозы в изгнании: Литературный быт русского зарубежья», изданной в 2003 г. К чести г-жи Черкашиной необходимо отметить, что кое-где пассажи, предложения и фразы были переставлены местами или подвергнуты контаминации, а некоторые слова из «исходного» текста были заменены ее, г-жи Черкашиной, собственными. Так, заимствованные пассажи о специфике русской диаспоры в Берлине/Париже без особого труда превратились в пассажи о русской диаспоре в Китае посредством замены слов «Берлин», «Париж», «берлинский», «парижский» на слова «Харбин», «харбинский/шанхайский» или «китайский», контаминирования и прочих тому попдобных «технологий». При этом предметом плагиата оказались не только слова, но и сама концепция и основные теоретические построения исходной работы, причем процедура была произведена не вполне грамотно, без учета различий рассматриваемых историко-культурных феноменов, в результате чего утверждение автора статьи об оригинальности культуры дальневосточной ветви диаспоры оказывается несостоятельным по самой своей сути1. Вероятно, факт столь «доверчивого» отношения младшей коллеги к моему тексту можно рассматривать как свидетельство справедливости высказанных мною положений и - косвенно - безусловного признания значимости моего исследования для профессионального сообщества. Удивляет, однако, полное отсутствие ссылок на источник заимствований, в результате чего может создаться несколько превратное представление о том, что все запечатленные в тексте г-жи Черкашиной «открытия» принадлежат ей и только ей.
Общество
Terra Humana
70 Разумеется, само по себе использование работ коллег вполне закономерно: в
конце концов, мы пишем статьи и книги именно для того, чтобы профессиональное сообщество имело возможность ознакомиться с результатами наших изысканий и размышлений, полемизировать с ними, использовать их в собственных трудах, - но непременно ссылаясь на них. Ссылка на предшественника есть не просто необходимый элемент исследовательского инструментария и, как таковой, показатель минимальной академической грамотности, она есть и некий фактор морального/нравственного порядка, равно как и свидетельство о принятии существующих в едином академическом пространстве «правил игры», т.е., о готовности соблюдать определенные законодательные установления. Следовательно, заимствование без ссылок является: а) признанием собственной профессиональной несостоятельности, б) серьезным нарушением базовых установлений академической этики, в) наконец, откровенным несоблюдением норм авторского права.
Казалось бы, любой здравомыслящий человек, заботящийся о собственной человеческой и профессиональной репутации, должен едва ли не более всего страшиться обвинений в плагиате и, стало быть, не давать повода для последних. Однако, вопреки здравому смыслу, плагиат процветает. Более того, многие исследователи, избирающие стратегию плагиата (то есть - кражи), вовсе не полагают себя нарушителями каких-либо норм, законов и установлений. Те же, у кого крадут, либо узнают об этом случайно, либо не узнают вовсе: соотношение установленных фактов плагиата к неустановленным, по самым скромным подсчетам, составляет один к десяти.
Причины более чем очевидны. Кроме уже упомянутых обстоятельств сугубо бытийного порядка, весьма значимыми являются факторы порядка этического (вернее - минус-этического): соображения о превратно понятой чести мундира и корпоративной солидарности, например, или нежелание портить отношения с коллегами, или страх навлечь на себя гнев начальства и «инстанций», или практический расчет по принципу «я тебе - ты мне», или просто жизнь по известному речению про хату, которая «с краю».
При этом поражает воображение как изобретательность плагиаторов, так и откровенная циничность подхода. В отличие от словарных определений, учитывающих лишь две формы плагиата - заимствование произведения целиком или его части, - формальная плагиат-парадигма значительно шире: она включает в себя весь возможный спектр присвоения чужого произведения: от банального репродуцирования текста целиком или его части до кражи на уровне идей, концепций и терминологии (не говоря уже о результатах архивных разыс-каний2). В тех случаях, когда факт плагиата является установленным, прибегнувшие к нему объясняют свои действия тем, что заимствованный текст (мысль) им «понравились» и «лучше все равно не скажешь», или недоступностью для них архивных источников (что во многих случаях справедливо, но не оправдывает выдавания чужого за свое), или задают риторический вопрос: «А кому какая разница?», искренно полагая, вероятно, что всем все все равно и, по классику, «все дозволено».
Возможно ли противостоять бедствию? Вероятно, возможно, если выступать против него «единым фронтом»: если защищать себя станет не только тот, кто сделался жертвой плагиата, но и академическое сообщество в целом. Инструментов защиты более чем достаточно: письма в редакции соответствующих изданий и академических институций, отказ рецензировать и/или оппони-
ровать основанные на плагиате выпускные работы и диссертации, предание каждого случая плагиата широкой огласке, в пределе - создание атмосферы нетерпимости к профессиональной нечистоплотности в научной среде и в общественном мнении (именно так обстоит дело в западном академическом сообществе, в силу чего плагиат распространен в нем не столь широко3). Но все вышеперечисленное суть регуляторы, в основании которых лежит страх, который, как известно, плохой советчик; фундаментом же, как представляется, должны бы стать человеческая и профессиональная совесть каждого и понимание того, что без уважения к себе и к ближнему, без соблюдения основных моральных заповедей человеческое общество как таковое обречено на весьма незавидное будущее.
Список литературы
1. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. - М., 1994.
2. Словарь иностранных слов. - М., 1988.
3. Словарь русского языка: В 4 тт. - М., 1983.
1 Чтобы не быть голословной, позволю себе несколько примеров, иллюстрирующих «метод» г-жи Черкашиной и результат, очевидный при объективном сопоставлении текстов, хотя, допускаю, и не осознаваемый автором статьи. Ср.: «Русский Харбин качественно отличен от русского Парижа, а также Праги, Берлина и других центров рассеяния, а каждый из них, в свою очередь, качественно отличается от всех других и от каждого другого» (Черкашина С.А. Указ. соч. // Общество. Среда. Развитие. - 2009, № 1. - С. 111) - «При изменении связей одни и те же элементы образуют качественно иную целостность: вот почему русский Берлин качественно отличен от русских Парижа, Праги, Белграда, Харбина и других центров рассеяния, а каждых из них, в свою очередь, качественно отличается от всех других и от каждого другого» (Демидова О.Р. Метаморфозы в изгнании..., с. 10); «Русская диаспора, с одной стороны, объективно существовала в пространстве китайской культуры, с другой - вынуждена была соприкасаться с культурой советской» (Черкашина, с. 115) - «Внутренне ориентированное на дореволюционную русскую культуру, эмигрантское писательское сообщество внешне существовало в пространстве культуры чужой (немецкой, французской и пр.) и неизбежно с ней соприкасалось. Кроме того, оно вольно или невольно соприкасалось с культурой советской. Наиболее тесным это соприкосновение было в условиях вынужденного эмигрантско-советского культурного сосуществования в русском Берлине начала 1920-х гг.» (Демидова, с. 25); « Эмиграция с неизменным интересом следила за событиями в советской России, хотя в основе этого интереса могли лежать причины разного свойства: надежды на крах советской власти, или готовность вернуться на родину и с этой властью сотрудничать. /.../ культурная жизнь русской эмиграции в Китае формировалась на границе нескольких культур: эмигрантское сообщество внешне существовало в пространстве китайской культуры и неизбежно с ней соприкасалось, и вынужденно соприкасалось с культурой советской» (Черкашина, с. 116) - «Эмиграция с неизменным интересом следила за событиями в советской России, хотя в основе этого интереса могли лежать причины совершенно противоположного свойства: надежды на крах советской власти или готовность вернуться на родину и с этой властью сотрудничать» (Демидова, с. 25; см. также предыдущий пассаж); «Особая значимость Франции для русских изгнанников и превращение Парижа в культурный центр русской эмиграции более чем закономерно и исторически обусловлено - с учетом давних и плодотворных для обеих сторон русско-французских культурных связей. Именно туда устремились яркие представители русской эмиграции. Другие европейские города: Прага, Берлин, Белград сразу попали в ранг «провинции». В свою очередь, дальневосточные центры эмиграции в общеэмигрантской иерархии считались провинциальнее любого европейского центра» (Черкашина, с. 111-112) - «Противопоставление эмигрантской столицы и провинции актуализировалось и приобрело антитетический характер в середине 1920-х гг., когда признанной столицей эмиграции стал Париж. Берлин, хронологически первая эмигрантская столица, был фактически столицей двух литератур: эмигрантской и советской /.../ Кроме того, в начале 1920-х гг. эмиграция находилась в процессе становления, и вокруг различных центров рассеяния еще не сложились те смысловые комплексы, которые ассоцииро-
Общество
Terra Humana
72 вались с каждым из них в последующие годы. По сравнению с русским Берлином периода расцвета русская Прага осознавалась как один из центров эмиграции; по сравнению с русским Парижем конца 1920-х - 1930-х гг. и Берлин, и Прага, и София, и Белград, и Харбин одинаково ощущали себя провинцией, хотя в общеэмигрантской иерархии Прага занимала более высокое положение, чем София и Белград, Белград считался «столичнее» Харбина, а все европейские центры - «столичнее» азиатских, американских и австралийских» (Демидова, с. 32).
2 Последние представляют собой едва ли не самый многочисленный тип плагиата, т.н. мультиплицированное цитирование архивных документов, производимое не по первоисточнику, а по чужим публикациям без необходимой формулы «Цитируется по...»; даже без учета этической стороны дела, подобное «цитирование» приносит существенный научный вред, т.к. приводит к множественному воспроизведению неточностей и прямых ошибок.
3 Стремясь достичь подобного отношения к плагиату, украинские коллеги, например, на конференции Программы Фулбрайт 2007 г. разработали специальный Этический кодекс Фулбрайтовского сообщества (ознакомиться с кодексом можно на сайте http://www. fulbright.org.ua/yearbook2006.html).
