CC BY
19
УДК 821.161.1 -14 м д. БЕЗДЕНЕЖНЫХ
Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского
«ПИШУ ДЛЯ ВСЕЛЕННОЙ!..»
(К ВОПРОСУ ОБ АДРЕСАТЕ В СОВРЕМЕННОЙ ОМСКОЙ ПОЭЗИИ)
Статья посвящена проблеме адресата (читателя) в современной омской поэзии. На материале анкеты и собственно поэтических текстов автор показывает, что поэт пишет не для «любого — среднего — типичного» читателя, а создает некоторый образ читателя «своего», «внутреннего», «идеального», на понимание и сочувствие которого рассчитывает.
Поэты пишут для поэтов, Но им сочувствует страна...
Н. Игнатенко
Анализ особенностей языка поэтической школы (литературного течения, направления) неизбежно приводит к рассмотрению вопроса о лирическом адресате и/или потенциальном читателе произведений, созданных представителями этой школы (течения, направления).
«Для каждого литературного направления и литературно-художественного стиля, для каждого литературного жанра в пределах эпохи и направления характерны, — по мнению М. М. Бахтина, — свои особые концепции адресата литературного произведения, особое ощущение и понимание своего читателя, слушателя, публики, народа» [1).
«С одной стороны, язык поэтической школы представляет собой своеобразный «секрет для маленькой компании» — «социолект» весьма ограниченного круга единомышленников, создающих и осознающих литературный факт, с другой — реализуя в своей структуре весьма широкий круг языковых потенций, делает границы владеющего социолектом слоя социума весьма и весьма подвижными» [2],— замечает О.И. Северская.
Полагаем, что подвижность этих границ в значительной мере зависит от предполагаемого лирического адресата как отдельных произведений отдельных представителей школы (по нашему мнению, далеко не всегда и/или не полностью совпадающего с любым/средним/типичным/массовым читателем), гак и некоего «коллективного адресата», «высшего нададресата» [3) школы в целом.
Б. О. Корман, например, предлагает различать читателя реального, «эмпирического», и читателя идеального, «концепированного»: «Носительконцепции (= автор. - М. Б.) предполагает читателя, который ее адекватно воспримет, на которого она и рассчитана. Этот читатель есть элемент не эмпирической, а особой, эстетической реальности. Он формируется произведением, создается, компонуется им, В этом акте созидания читателя принимают участие все компоненты, все уровни эстетического целого» [4].
О «внутреннем читателе», для которого пишет поэт, и его отношении к читателю «внешнему», «социально-типическому», размышляет и М.Н. Эп-штейн, также считающий, что они не должны совпадать, «иначе этот социально-типический чи-
татель будет лишен перспективы своего собственного развития. Наша задача развивать читателя, а не угождать ему» [5] .
Метареалист А. Парщиков заявляет, что «писатель — читатель — это секта в идеале.......это все-
таки ограниченный круг, надо его ограничить, чтобы не потерять... красоту общения» [5, с. 64].
ПоэтН. Игнатенко (Томск), чье творчество очень созвучно омск ой поэзии, расширяя круг возможных читателей до масштабов всей «сочувствующей» страны, уточняет, тем не менее, что действительный адресат — иной:
Поэты пишут для поэтов,
Но им сочувствует страна...
Парадоксальность ситуации с предполагаемым и фактическим адресатом в поэзии, асимметричность авторских намерений и их реализации отражены и в ироничном стихотворении Н. Глазкова:
Рассчитывая на успех,
Желая отразить эпоху,
Поэт сложил стихи для всех,
Жена прочла, сказала: — Плохо!
Тогда одной своей жене
Поэт сложил стихи другие.
И оказалось: всей стране
Потребны именно такие!
С кем же говорят представители омской поэтической школы? На чье понимание (сочувствие) рассчитывают? Какие языковые средства позволяют это понимание обеспечить? «О-граничить»?
В поисках ответов на эти вопросы нам было интересно сопоставить «анамнез» и «диагноз», мнение писателей о себе и своем творчестве и результаты анализа текстов.
• Омские литераторы, члены Союза писателей России, отвечая на вопросы предложенной нами анкеты1, «любого читателя» в качестве адресата своих произведений называют лишь в трех случаях из 16, причем в двух из них уточняют, что этот читатель все же должен быть личностью, отвечающей ряду требований автора.
Поэт В. Макаров признается, что пишет «от себя и для себя, ... рассчитывая на свою же братию, на единомышленников», и подкрепляет свой ответ конкретными поэтическими именами.
Парадоксальным (если не эпатажным) можно назвать ответ поэта Н. Трегубова: «Меня интересуют личности. Пишу лдя Вселенной».
«К людям» обращено творчество Ю. Перминова, не принявшего термина «адресат» как синонима «внутреннего читателя» и иронично подчеркнувшего традиционное, нефилологическое значение этого слова: «Адресатам я пишу письма». И далее ссылка на Чехова: «Нужно, чтобы за дверью каждого сытого, довольного жизнью человека стоял кто-нибудь с мо-лоточком и своим стуком напоминал, что в мире есть несчастные»... Требования, прежде всего, к себе. Не всегда удается им соответствовать. Но очень хочется быть таким вот «человеком с молоточком».
Подробно характеризует «своего» читателя поэт В. Гаврилов: «Я, как и любой автор, мечтаю о широкой аудитории от домохозяек до президента... Однако понимаю, что это невозможно. Но и сказать, что пишу для себя, потому что пишется, тоже было бы ошибкой. Я всегда настраиваюсь на диалог. Для меня высшая награда, если читатель скажет: «Я это чувст-вовал, но не мог выразить. Его мысли и чувства — это мои мысли». Итак, мой читатель: это человек, который ценит живое слово, хорошие стихи (он имеет представление о том, что есть и плохие, он отличает одно от другого)... Это человек, который много читал. Поскольку в собственных стихах у автора сих строк масса скрытых цитат, ему (то есть мне) хотелось бы верить, что читатель эти цитаты видит... Это человек, который любит деревню, родину. Это русский человек (никакого национализма, но вряд ли я буду (в стихах) интересен казаху или латышу). Это человек неравнодушный (должен уметь сопереживать чужой беде, чужой радости), не черствый. Это человек духовный, хорошо бы, если бы он был православным или уважительно относился к православной культуре...»
«К землякам, гражданам России» обращается в своих стихах В. Балачан, «к военной аудитории, военнослужащим, к женщинам» — А, Соляник.
В других анкетах представление авторов об адресатах также в разной степени конкретизируются: «Человексопереживающий» (прозаик П. Брычков); «Человек, ратующий за сохранность природы, за добро и истину» (прозаик Л, Трутнев); «Пишу для тех, кто рядом (с моей душой)» (поэтА. Дерюшев) и т. п.
Иногда называется несколько возможных адресатов: «Любимый человек; тот, кто подвиг на создание стиха; друг, враг, неприятель и т. д.» (И. Романча); «Абстрактный человек (но обращение идет к образу, созданному из конкретных людей)» (А. Соляник).
Т. Четверикова адресует свои строки «некому родному человеку (отсюда «Сестра»2), который живет так же, как автор: страдает, любит, гневается. Лирический герой никогда полностью не совпадает с конкретным человеком», в отличие от адресата стихов М. Безденежных, который, как правило, «вполне конкретный человек, практически никогда не равный «читателю». И далее уточнение: «Мысли о потенциальных читателях возникают (у меня, по крайней мере) не на этапе написания стихотворения, а лишь на этапе публикации. Вот тогда отдаешь Слово не Человеку, а Людям. Кто возьмет. А поймут или не поймут, примут или не примут - это уже другой вопрос. На всеобщее понимание и приятие не рассчитываю».
Таким образом, если судить по результатам нашего опроса, проблема понимания (в том числе и взаимо-) читателем (и с читателем) осознается, ощущается омскими литераторами достаточно остро.
Тем не менее еще раз сошлемся на Б.О. Кормана: «... в той мере, в какой мы остаемся в пределах поэтики, читатель как постулируемый адресат (идеальное воспринимающее начало) может быть постигнут лишь путем анализа текста на субъектном и внесубъектном уровнях» [4, с. 210].
В текстах же омских поэтов (при всей разности формулировок и степени их жесткости) отчетливо обозначена та же самая проблема:
Бесприютно на свете...
Я — зачем и за кем?
И никто не ответит
На моем языке...
Или:
Исчезает, ускользает
Смысл
Хороших слов, плохих...
Настоящих.
...Я не знаю азбуки глухих...
М. Безденежных'
Еще категоричней высказывается один из ярких представителей омской поэзии А. Кутилов:
Мне ближе любая из гадин,
Чем ты, мой читатель-толпа...
И уточняет в одной из своих «заповедей»: «Я буду разговаривать с тобой тогда, когда ты рядом с моими произведениями поставишь свои».
Впрочем, его жесткая, даже шокирующая позиция по своей сути очень близка пушкинской, лаконично переданной эпиграфом к стихотворению «Поэт и толпа» — Procul este, profani... (Прочь, непосвященные...), восходящим к «Энеиде» Вергилия. Показательно здесь йто, что перевода и ссылки на источник Пушкин не дает, видимо, рассчитывая на посвященных, то есть на достаточно узкий круг. Таким образом, проблема адресата поэзии и в поэзии может быть отнесена к числу если не «вечных», то традиционных. По крайней мере, для самих поэтов.
Более подробный анализ текстов, на наш взгляд, целесообразно начать с самых заметных, «внешних», факультативных элементов текста — посвящений и эпиграфов. Именно в посвящениях фактический адресат вполне определенно обозначен самим автором (впрочем, «внутренний», потенциальный адресат не обязательно так же конкретен). Произведения под эпиграфом вообще не предполагают прямого указания адресата (автор эпиграфа, как правило, адресату не равен), тем не менее они в какой-то мере отражают круг поэтического общения авторов.
• Итак, из 370 посвящений, найденных нами в поэтических сборниках 35 омских поэтов4, более 30% адресовано российским писателям (классикам и, значительно чаще, современникам), четвертая часть — родным и близким авторов. Оставшиеся тексты посвящены коллегам, знакомым, спонсорам, известным, но не знакомым лично людям, а также Омску, Девушке с голубыми глазами, любимой собаке, Новому году, пишущей машинке, Музе и многим другим интересным субъектам и объектам.
Заметим, что в числе «литературных» нет посвящений классикам XIX века и очень немного (2,4%) -классикам века XX (М. Цветаевой, А. Ахматовой, В. Набокову, Б. Пастернаку, И. Северянину и др.). Причем лишь одно из них (С. Есенину) отмечено в мужских
стихах. Посвящений же современным авторам и у мужской части омской поэтической школы, и у женской довольно много. Вероятно, сказывается не только удаленность во времени, но и писательская этика, не позволяющая излишней «фамильярности» по отношению к признанным, уважаемым, любимым авторам. Полагаем, что по этим же причинам произведения классиков не становятся в омской (весьма ироничной) поэзии объектами пародирования.
Уважительную, почтительную форму посвящения «Памяти ...» выбирают, как правило, омские литераторы, обращаясь к уже ушедшим писателям, друзьям, близким: В. Солоухину, В. Шукшину, Б. При-мерову, Ю. Кузнецову, П. Васильеву, Л. Мартынову, П. Корякину, Т. Белозерову, А. Кутилову, В. Чижову, Е. Мироновой и др.
Чаще всего омские поэты посвящают свои произведения товарищам по поэтическому «цеху», преимущественно землякам (В. Балачану, Т. Белозерову, В. Макарову, Т. Четвериковой, А. Кутилову, Н. Разумову, П. Васильеву и др.5); поэтам-современникам, близким «географически» и/или духовно (например, бывшему омичу И. Ягану, новосибирцам
A. Плитченко и Г. Карпунину, москвичам Ю. Кузнецову, В. Солоухину, И. Фонякову и т. д.). Реже встречаются посвящения прозаикам, но тоже «родным» — М. Шангину, П. Брычкову (Омск),
B, Шукшину, В. Распутину и пр. При этом посвящений омским авторам в 2,5 — 3 раза (соответственно у женщин и мужчин) больше, чем посвящений писа-телям-неомичам.
Есть посвящения обобщенные, не именные, слегка назидательные или ироничные: молодому поэту (В. Балачан), юной поэтессе (Г. Кудрявская), поэтам (Ю. Вернадская).
В. Макаров одно из своих стихотворений адресует «самому себе».
Характерно, что среди адресатов не встречаются концептуалисты, метареалисты, «иронисты» и т. п. Не случайно и читатели отмечают постмодернизм как чуждое ОПШ направление.
Очерчиваемый литературный «круг», таким образом, включает в себя, в основном, российских (русских) писателей (поэтов и прозаиков) традиционного направления, реалистов, патриотов, почвенников, избегающих сугубо внешних эффектов, но отнюдь не чуждых поиска, говорящих искренне и мудро, но умеющих «играть» и улыбаться, озабоченных судьбой страны и живущих в ней людей — ближних и дальних.
Стоит обратить внимание и на «тендерный» аспект: у поэтесс значительно больше посвящений представительницам своего пола (37% от числа всех «литературных» посвящений по сравнению с 14% обращений к поэтессам у поэтов-мужчин). Вообще же мужчины в полтора раза чаще, чем их соратницы, используют посвящения: в среднем 12 посвящений на автора по сравнению с 8.
Среди «нелитературных» посвящений целесообразно выделить адресованные творческой интеллигенции — художникам, скульпторам, музыкантам, актерам (как правило, омским). Их около 6%, и они тоже определяют круг общения представителей омской поэтической школы.
Остальные стихотворения, также включенные нами в колонку «Другие», посвящены в большинстве своем знакомым авторов (в основном мужчин): коллегам, товарищам по рыбалке и охоте, изредка — спонсорам. Именно эта «рубрика» и обеспечивает заметный «перевес» мужских посвящений в целом.
Четвертая часть всех выявленных нами омских посвящений относится к родным и близким авторов. На первом месте по частотности стихи, посвященные детям (22), затем любимым (14), братьям и сестрам (7/5), друзьям и подругам (6/5), родителям (10), дедушкам и бабушкам (3/6), мужьям и женам (1/6), внукам (5). По одному посвящению племянникам и племянницам, а также прабабушке.
Интересно, что эта частотность у поэтов-женщин и мужчин ощутимо отличается. Прежде всего, у женщин вообще намного больше посвящений родным и близким (34% по сравнению с 20% у мужчин). И «приоритеты» тоже разные: у мужчин (по убываю-щей) — сын (8), брат (6), жена (6), любимая (5), бабушка (5), внуки (5), сестра (3), друг (3) и т. д.; у женщин - любимый (9), дочь (7), мама, мать (5), подруга (4), сын (3), друг (3), муж (2) и т. д.
Наверное, естественно, что поэтессам ближе родственники по женской линии — дочь, мать (чаще в варианте мама), а мужчинам-поэтам — сыновья и братья.
Понятна в лирических стихах значимость любимых, хотя соотношение любимый — супруг (разумеется, только по частотности посвящений) в стихах поэтов (5/6) и поэтесс (9/2) заставляет задуматься о любви и браке.
А вот особенно внимательное отношение авторов-мужчин к бабушкам и внукам (совершенно не характерное для женских посвящений) нуждается в дополнительном изучении и/или комментарии пси-холога.
Во всяком случае, наша «симптоматическая» статистика позволяет предположить, что, судя по посвящениям, семья и творчество для поэтов-омичей в целом почти одинаково важны. Если же учитывать «гендерный фактор», то доля «литературных» посвящений у женщин относительно больше, чем у поэтое-мужчин (34% по ср. с 28%). При этом у женщин «родственных» посвящений столько же, сколько и «литературных» (по 34%). У мужчин «литературных» посвящений (как и «приятельских») заметно больше, чем «родственных» (28% и 42% по сравнению с 20%). Вполне предсказуемый, определяемый и литературной традицией, и реалиями сегодняшней жизни результат.
В колонку «Разное» мы объединили посвящения, не подпадавшие под все остальные «рубрики». Стихи могли быть адресованы как отдельным людям (Ровеснику, Девушке с голубыми глазами, Моей учительнице, Ветерану, Чемпиону мира по стендовой стрельбе, Доктору) или неким их сообществам (Ветеранам «Северного рая», Жертвам всех культов, Народным депутатам, морякам «Курска», Судейскому сообществу, Футболистам ОмГПИ, Омской писательской организации), так и животным и даже неодушевленным предметам и абстрактным понятиям (М оей собаке, Новому году, Году Быка, Змеи, Кролика, Петуха, Лошади; бывшему к/т «Родина», Моей пишущей машинке, «Веге - 312 стерео», Омску, Душе, Осени, Никому (???), Музе).
Здесь разнообразнее, интереснее и многочисленнее (22 по сравнению с 6) оказались посвящения поэтов-мужчин. Поэтессы были традиционней (Ветеранам «Северного рая», Жертвам всех культов, Душе, Осени, Музе). Несколько неожиданным в этом ряду стало своеобразное «антипосвящение» «Никому (???)», предпосланное стихотворению М. Дмитриевой. Впрочем, контекст (... Девочка моя, ревнивая, хрупкая.../Алчное время, костями хрумкая, /Доедает Нашу Великую Дружбу.../Ты была лучшей. Лучшим
людям я ничего не прощаю...) легко позволяет определить действительного адресата - бывшую лучшую подругу лирической героини. В такой конситуации заглавие-посвящение становится еще и «приговором», оценкой нынешней роли адресата.
■ Анализ стихов, организованных эпиграфами, тоже помогает определить если не литературные симпатии и антипатии авторов (эпиграф и текст могут вступать в различные отношения, включая и резкую полемику [6]), то, во всяком случае, интересы - раз автора цитируют, значит, его, по крайней мере, чи-тают.
Нами было проанализировано более восьмисот помеченных эпиграфами лирических стихотворений российских поэтов последней трети XX - начала XXI веков, включая 220 произведений омских авторов. Кроме этого, к материалу исследования были привлечены и 76 организованных эпиграфами пародий омичей.
Выяснилось, что омские литераторы несколько реже используют эпиграфы, чем российские поэты в целом (в среднем 5,1 и 5,4 эпиграфа на автора). Поэтессы ( в том числе и омички) предваряют свои стихи эпиграфами реже, чем поэты-мужчины (в среднем 3,9 и 5,8 эпиграфа на автора соответственно).
При этом поэтессы намного чаще (в омской поэзии — в 4,5 раза, в не-омской — в 3 раза) цитируют женщин, чем их коллеги-мужчины. В два раза выше процент «женских» эпиграфов и в омской поэзии в целом. Вероятно, это обусловлено сильным (качественно и количественно6) «женским крылом» литературы Омска.
Что касается конкретных литературных пристрастий, то самым цитируемым поэтом (вне всякой конкуренции и независимо от географической или половой принадлежности авторов) является A.C. Пушкин (по 7% от общего числа эпиграфов и российских в целом, и омских в частности, и у поэтов, и у поэтесс).
В российской поэзии (в дальнейшем — РП) доля «литературных», авторских эпиграфов составляет 58%, в омской7 (ОП) — 66%. При этом в российской поэзии чаще в качестве эпиграфов выступают цитаты из произведений отечественных и зарубежных классиков литературы XIX (22% по ср. с 15%) и XX (20% по ср. с 18%) веков, а омские поэты активнее цитируют современную поэзию (33,5% по ср. с 16%), в том числе омскую (15% из 33,5%).
Есть некоторые отличия и в частотности цитирования конкретных авторов. Так, в РП из классиков XIX века наиболее популярны (после A.C. Пушкина, разумеется) М.Ю. Лермонтов, Ф.И. Тютчев, A.A. Фет, Н.В. Гоголь, И.-В. Гете, H.A. Некрасовидр.
В ОП после пушкинских эпиграфов следуюттют-чевские, затем эпиграфы из произведений Н. В. Гоголя, Н. А. Некрасова, Е. Баратынского.
Из классиков XX века в РП чаще цитируются А. Блок, С. Есенин, А. Ахматова, В. Маяковский, Б. Пастернак, О. Мандельштам и др.
В ОП приоритеты в целом несколько иные: И. Бунин, А. Блок, С. Есенин.
Трудно перечислить всех современных писателей, цитаты из произведений которых предваряют стихотворения российских и омских поэтов, т. к. их очень много (61 автор в РП и 49 авторов в ОП) и большинство цитируется однократно. Назовем только наиболее популярных: в РП это Н. Рубцов, Д. Самойлов, Н. Тихонов, П. Коган, Е. Евтушенко, Н. Кор-жавин, П. Антокольский, Б. Ахмадулина и др.
В ОП это Ю. Кузнецов, Л. Мартынов, Б. Примеров, Н. Глазков, Н. Заболоцкий, Н. Рубцов, В. Башунов идр.
20 из 49 современных авторов эпиграфов к лирике омских поэтов — их же земляки. Кроме уже названного Л. Мартынова чаще других цитируются О. Кли-шин, Т. Четверикова, В. Макаров, Ю. Перминов, М. Безденежных и т. д.
Если же учитывать и эпиграфы к «несерьезным» стихам (их в нашем материале 76), то излюбленными объектами для пародий и дружеских шаржой являются омичи Н. Трегубов, В. Балачан, Т. Чет> ярикова, В. Макаров, В. Ерофеева, В. Гаврилов, аптор многих пародий Г. Шмркое и др.
26 современных российских поэтов, включая 19 омских, цитируются то.и ко в эпиграфах к пародиям на них.
Характерно, что пародируются и «шаржируются» либо поэты-земляки (= друзья, товарищи, ученики), либо поэтк, с которыми авторы пародий лично знакомы. Это, как правило, частые или наиболее «колоритные» гости литературных праздников «Омская зима», руководители поэтических семинаров (А. Бобров, С. Красиков, А. Васильев, Н. Закусина идр.) ит. п. Некоторые из них — бывшие омичи.
В отличие от РП почти не встречаются пародии, являющиеся реакцией только на конкретный текст (цитату, речевую ошибку и пр.). Важнее оказываются личность автора и стиль.
То есть омская пародия становится жанром почти «интимным», «внутренним», демонстрирующим определенную близость автора пародии и объекта, «жертвы». Вероятно, эта близость и дает большинству омских пародистов13 (Г. Шмакову, В. Новикову, Г. Тарасову, С. Денисенко, Ю. Вернадской, С. Криху,
A. Ведерниковой) право на критику. Критиковать недрузей и не-омичей (например, И. Жданова, А. Грачева, В. Бокова и др.) позволяют себе только поэты-филологи Б. Осипов и С. Денисенко.
Таким образом, анализ «литературных» эпиграфов показал, что омские поэты, как и российские в целом, помнят, осознают свои корни, причем корни эти, очевидно, общие. Не случайно большая часть омских и не-омских эпиграфов, восходящих к отечественной классике, принадлежит одним и тем же авторам A.C. Пушкину, Ф.И. Тютчеву, Н.В. Гоголю, H.A. Некрасову и др. Но чем ближе к современности, тем меньше пересечений. Из 98 современных поэтов (включая 20 омских), цитируемых в эпиграфах, и в ОП, и в РП встречаются только 12 (Н. Рубцов, Н. Тихонов, Н. Заболоцкий, Л. Мартынов, Е. Евтушенко, Б. Ахмадулина, В. Соколов,
B. Шефнер и т. д.). При этом в российской (не-омс-кой) поэзии омичей практически не цитируют (как, впрочем, и вообще сибирских, уральских и других «нестоличных» авторов). Исключением являются толькостихи П. ВасильеваиЛ. Мартынова, которых, впрочем, за пределами Омска вряд ли воспринимают как представителей ОПШ.
Осознавая силу и значимость этих поэтов, их принадлежность русской поэзии в целом, не считаем возможным игнорирование связи их судеб и твор-чества с Омском и омской литературой.
В целом создается впечатление, что из современной лирики столичные поэты читают (и цитируют), в основном, себя. Подтверждают это и нередкие автоэпиграфы (у Д. Самойлова, П. Антокольского, М. Львова, А. Межирова, А. Тарковского, В. Соколова и др.).
Омские литераторы, судя по эпиграфам, читают не только произведения земляков, но и российскую поэзию вообще (в том числе сибирскую, уральскую и пр., если уж ориентироваться на «географические»
показатели). То же можно сказать и о других нестоличных поэтах, чьи стихи под эпиграфами мы рассматривали в числе российских: Н. Ахпашевой (Хакасия), О. Григорьевой (Павлодар), Н. Закусиной, А. Плитченко (Новосибирск), Н. Ивлиева (Саратов), Н. Игнатенко, А. Казанцева (Томск), Н. Колычева (Мурманск), М. Федосеенкова (Тюмень), И. Яшиной (Архангельск) и др.
В рубрику «Другие» мы включили эпиграфы, являющиеся цитатами из иных источников — произведений устного народного творчества, Священного писания, учебной и научной литературы, из газет, из разговора и т. д. При достаточно близком «ассортименте» доля таких эпиграфов несколько больше у омичей — 28% по сравнению с 24% в РП.
Нетрудно заметить, что в произведениях омских авторов вообще эпиграфов-цитат, в том числе «литературных», поэтических, являющихся самыми экспрессивными, заметно больше, чем вне-омской поэзии, — 94% и 82% соответственно. При этом в три раза меньше (6% по сравнению с 18%) т. н. «эпиграфов-сносок» [7], выполняющих, как правило, чисто информативную функцию. По-видимому, омичам поэзия мысли и чувства ближе «литературы факта». Не случайно в ответах на вопросы нашей анкеты по ОПШ среди качеств, отличающих омскую поэзию, постоянно подчеркивались «высокая духовность, граничащая с глубокой душевностью», искренность, сердечность, теплота, глубина, эмоциональность в сочетании с интеллектуальностью, интеллигентностью и пр. [8]
Поэтическое общение, подчеркиваемое такими факультативными, но от этого особенно значимыми элементами текста, как эпиграфы и посвящения, нередко продолжается в менее явной, менее декларируемой форме — во внутритекстовой перекличке: в обращениях, цитатах, в обыгрывании одних и тех же образов, мотивов, приемов.
К сожалению, объем статьи не позволяет подробно остановиться на примерах такой переклички, пикировки омских авторов, являющейся, по мнению некоторых поэтов (Н. Ягодинцевой, М. Айзенберга и др.) одним из характерных признаков «школы». Полагаем, этот материал станет предметом особого разговора, так же как анализ оппозиции личных местоимений и результаты исследования стилистически и эмоционально-экспрессивно маркиро^ ванной лексики в творчестве омских поэтов, несомненно, тоже характеризующие отношения «автор — читатель», «адресант — адресат».
Заметим лишь, что наш материал подтверждает предположение О. И. Северской о том, что «в период своего возникновения в каждую литературную эпоху язык поэтической школы опирается, прежде всего, на структуры общеинтеллигентской речи, придавая им дополнительное, «эстетически значимое» измерение, впитывая и функционально преобразовывая усвоенные ею переходные формы смешанных профессиональных, сословных, классовых, «жанровых» диалектов. Это связано, прежде всего, с тем, что поэзия, какой бы элитарной она ни была, заинтересована в обнаружении в социокультурном и со-циоязыковом поле «своего» читателя» [2, с. 51].
Разговорность, естественность поэтической интонации большинства омских авторов сочетается с уже отмечавшимися ранее интеллектуальностью, интеллигентностью, восходящими, возможно, еще к мартыновской традиции. На лексическом уровне это ^ отчетливо прослеживается в тесном сосущест-Л вовании лексики разговорного употребления с
лексикой книжной, специальной (обратим внимание — не архаичной, устаревающей, подчеркнуто высокой, а привычной для авторов и круга их общения).
Таким образом, можно утверждать, что язык современной омской поэзии — естественная, непринужденная речь образованных, интеллигентных людей, рассчитывающих, соответственно, на понимание представителей этого же крута и, как минимум, сочувствие (со-чувствие!) всех возможных читателей.
Примечания
1 К кому обращено ваше творчество? Кто является предполагаемым адресатом ваших произведений: конкретный человек; абстрактный/любой читатель; личность, отвечающая ряду ваших требований/представлений или др.?
2 Название одной из первых книг Т. Четвериковой, вышедшей в 1979 году.
3 Автор статьи приносит извинения за необходимость цитирования наряду с другими и самого себя, поскольку, в силу сложившихся обстоятельств, является не только исследователем языковых и прочих особенностей Омской поэтической школы, но и ее представителем.
4 К сожалению, объем статьи не позволяет включить в нее составленные нами таблицы.
5 Показательно то, что наиболее часто встречающиеся в посвящениях имена омских литераторов совпадают как с именами, «знаковыми» для омской поэзии (по результатам проведенного нами анкетирования), так и с кругом авторов, чьи произведения являются основным материалом нашего исследования.
г'Так, среди выявленных нами 108 не-омских авторов текстов под эпиграфами лишь 22 женщины (20%), в числе 43 омских поэтов — 17 поэтесс (40%). Для сравнения: в сб. «День поэзии» (М.,1989) из 350 авторов 90 (26%) — женщины, в сб. «Новая волна» (М., 1991) из 176 поэтов 30 женщин (17%) и т. п.
7 Подчеркнем, что омскую литературу мы, безусловно, считаем составной (и неотъемлемой) частью литературы общероссийской; а со- и/или противопоставление омской и российской (здесь = не-омской) поэзии проводится лишь в целях выявления и репрезентации языковых и прочих особенностей творчества омичей.
" Заметим, что нихто из омских поэтов не работает только в жанре пародии. Из 43 упоминаемых нами авторов собственно пародии (в том числе) пишут 8 литераторов, тогда как иронические стихи встречаются почти у каждого.
Библиографический список
1. Бахтин М. М. Проблема речевых жанров // Бахтин М. М. Литературно-критические статьи. — М, 1986. — С. 470.
2. Северская О. И. Язык поэтической школы как «социолект». Социальный диалект и отношения поэта и читателя/ / Формула круга: Сб. ст. к юбилею проф. О. Г. Ревзиной. -М.: Дом-музей М. Цветаевой, 1999. — С. 51 - 52.
3. Бахтин М. М. Проблема текста в лингвистике, филологии и других гуманитарных науках // Бахтин М. И. Литературно-критические статьи. - М., 1986. - С. 498.
4. Корман Б. О. Избранные труды. Теория литературы / Ред.-сост. Е. А.Подшивалова, Н. А. Ремизова, Д. И. Черашняя, В. И. Чулков. — Ижевск: Институт компьютерных исследований, 2006. - С. 209.
5. С чем идем в мир? (Материалы «круглого стола») // Альманах «Поэзия». — Вып. 50. — М., 1988. — С. 70.
6. Безденежных М. А. Коннотативно окрашенная лексика в тексте, организованном эпиграфом (на материале современной русской поэзии) // Славянские чтения. Вып. IV. Духовные ценности народа: Тезисы и материалы науч.-практ. конф. (Омск, 24 мая 1997 г.). - Омск: ОмГУ, 1998. - С. 148-150.
7. Безденежных М. А. О некоторых тенденциях развития системы текстов, организованных эпиграфами // Художественная индивидуальность писателя и современный литературный процесс. - Омск, 1993. - С. 73 — 75.
8. Безденежных М. А. К вопросу об омской поэтической школе (результаты анкетирования) // Омский научный вестник. - 2006. — №1 (34), январь-февраль. - С. 211 — 214.
БЕЗДЕНЕЖНЫХ Марина Александровна, кандидат филологических наук, доцент кафедры лингвистического образования ГОУ ДПО «ИРООО», докторант ОмГУ, член Союза писателей России.
Статья поступила в редакцию 15.09.06. © Безденежных М. А.
Юбилеи и знаменательные даты
МАРК АЛЕКСАНДРОВИЧ АЛДАНОВ (ЛАНДАУ)
120 лет со дня рождения писателя (7 ноября 1886 - 1957)
Родился в Киеве. Сын богатого заводчика. Окончил юридический и физико-математический факультеты Киевского университета. В литературе дебютировал с книгой «Толстой и Роллан» (1915). С 1919 жил за границей. Один из самых читаемых писателей первой волны русской эмиграции, получивший известность благодаря своим историческим романам.
Историософия, лежащая в основе его романов, эскизно намечена в сборнике актуальных заметок «Армагеддон» (1918). Автор тетралогии «Мыслитель», трилогии о русской интеллигенции, осваивающей опыт изгнания. В своем наиболее значительном романе «Истоки» (1950) воспроизвел широкую панораму событий в России и Европе в 1875-1881, трактуя их как завязь причин, вызвавших впоследствии крушение российской империи. О психологии революционерства, банкротстве современной культуры перед лицом исторических новообразований писал в романах «Начало конца» (1939), «Живи как хочешь» (1952), «Самоубийство» (1957). Эссе «о людях катастрофических эпох» собраны в книгах «Огонь и дым» (1922), «Современники» (1928), «Портреты и Новые портреты» (1931-1936), «Земли, люди» (1932), «Юность Павла Строганова...» (1934).
