CC BY
42
ПЕЙЗАЖНЫЕ ФУНКЦИИ В ПУТЕВЫХ ОЧЕРКАХ М. АЛИХАНОВА
®2011 Курбанова Ф.Д.
Дагестанский государственный педагогический университет
В статье рассмотрены жанровые особенности путевых заметок дагестанского публициста М. Алиханова, которому чуждо романтическое представление о Кавказе, установившееся в русской литературе XIX века. Он стремится к адекватному воссозданию картин национального бытия, активизирует историко-реминисцентный слой повествования, этнографические, фольклорные элементы. Понятийность, фактография зачастую играют доминирующую роль, являясь поводом для выражения авторских мировоззренческих установок. Частое смещение пространственно-временных пластов, перебивка сюжетно-логической системы изображения придает очеркам мозаичный вид, что свойственно многим жанровым модификациям художественной публицистики.
The article deals with the genre features of M. Alikhanov’s travel notes, to whom the romantic representation of Caucasus, established in the Russian literature in the 19th century was alien. He strives to the adequate depiction of the ethnic life, activates the active historical reminiscential layer of the narration, ethnographic, folklore elements. The conceptuality, the factual account often plays a dominating role, being an occasion to the expression of author's world outlook installations. The frequent displacement of the existential layers, re-building of the plot logic system of the depiction gives the mosaic look to the notes. It characteristic for many genre modifications of the art publicism.
Ключевые слова: М. Алиханов, путевые очерки, кавказский пейзаж, горский характер, публицистика.
Keywords: М. Alikhanov, travel notes, the Caucasian landscape, mountain people’s character, publicism.
Мастерство Алиханова-писателя, публициста проявляется в том, как свободно у него льется рассказ, как непосредственно вводит автор читателя в суть изображаемого.
В путевых впечатлениях изображено локальное этническое пространство, отмеченное
культурной самобытностью, хорошо знакомой автору. Он стремится не к всеохватывающей детализации рассматриваемых явлений жизни, а к адекватному воссозданию картин национального бытия. Показывая горский быт во всей сложности и противоречивости, автор
активизирует
реминисцентный
повествования,
фольклорные
Понятийность,
историко-
слой
этнографические,
элементы.
фактография
зачастую играют доминирующую роль, являясь поводом для выражения авторских
мировоззренческих установок.
Частое смещение пространственно-временных пластов, перебивка сюжетно-логической системы
изображения придает очеркам Алиханова мозаичный вид, что свойственно многим жанровым
модификациям
художественной
публицистики. Эту особенность охарактеризовал Е. Прохоров: «Естественно, что двусоставность публицистики, союз понятия и образа накладывает отпечаток на
произведение в том смысле, что образная ткань его как бы
«разрывается» на эпизоды, связи между которыми «проложены» понятийными элементами. Это
неизбежно ведет к этюдной фрагментарности, своеобразию композиции, когда сюжетнофабульные принципы в той или иной мере «прослаиваются» действием по законам следования» [6. С. 70].
Этнографические и историко-
архивные познания помогают автору ввести в свое повествование немало ценных понятийных элементов, дать им квалифицированную
интерпретацию. Так же
непосредственно вошло в
творчество Алиханова и его
увлечение живописью. В описаниях картин природы, которые занимают значительное место в цикле очерков, просматривается глаз художника и мастерство беллетриста. Здесь
заметны аллюзии на творчество А. Бестужева-Марлинского, который уделяет большое внимание в своем творчестве описанию природы
Кавказа.
Романтическое представление о природе Кавказа, установившееся в русской литературе XIX века, было чуждо Алиханову, который неоднократно критиковал
поверхностно-восторженные описания горных красот. Будучи человеком рациональным, он предпочитал оставаться реалистом. Подобные взгляды разделяли и другие ученые, исследователи, публицисты. Так, известный путешественник И. Березин, проезжавший по Кавказу в 50-х годах XIX века, писал: «Кто из нас, читая в былое время с тяжкими вздохами «Кавказского пленника», восторженно не представлял себя героем преплачевной или
престрашной драмы с самой
благополучной развязкой, перед чьим сколько-нибудь живым воображением не рисовались великолепно-ужасные картины «девственной» кавказской природы... какой, наконец, сколько-
нибудь мыслящий человек не философствовал, до полного затмения всех своих умственных сил, о Кавказе?» Далее, описывая свое путешествие вдоль Каспийского побережья, И. Березин выражает свои эмоции от увиденного: «.Боже мой! Я глядел во все глаза и ничего не понимал! Кавказ, горы, море, селения, скалы, даже деревья здешние нисколько не походили на те странно нелепые образы, которыми до сих пор угощало меня воображение при длительном пособии многочисленного и достойного всяких похвал сонма поэтов, никогда не видевших Кавказа и воспевавших в звучных рифмах великолепие кавказской природы» [2. С. 51-52].
С не меньшей резкостью проявился подобный взгляд в поэме А.
Полежаева «Эрпели»; а в сонете П. А. Катенина «Кавказские горы» (1834) сильна тенденция «снижения» образа «воспетого Кавказа» который был назван «уродливой складью бесплодных камней» [3. С. 282].
В какой-то мере подобные высказывания имеют место и в описаниях Алиханова, который называет горы «дебрями и
трущобами», выражает недоумение исторически сложившейся
привязанностью обитателей
«бесплодных теснин» к этим «грудам скал».
Вместе с попытками раскрыть горский характер автор дает
возможность самому читателю ощутить глубокую взаимосвязь между природой и людьми. К этой мысли подводят пейзажные зарисовки, которые помимо самостоятельной значимости выполняют
дополнительные художественные функции.
Г. Н. Поспелов отмечает: «Пейзаж - это не отдельное явление
природы. Это вид природы, целая ее «картина», в которую могут входить земной рельеф местности, и небо над ним, и вода на нем, и различная растительность, его покрывающая, населяющие ее животные, а иногда объекты человеческого труда, -
возделанные поля, дороги, частично постройки» [5. С. 117].
Природа - неизменный атрибут, определяющий фактор жизни горцев; описывая ее, автор передает неповторимый национальный
колорит края. И в каждом новом очерке пейзажные зарисовки отличаются богатством оттенков, интересными сравнениями,
ассоциациями, рожденными
художественным даром Алиханова.
Описание природы в очерках Алиханова занимает важное место и играет многофункциональную роль: автор конкретизирует место и время действия, помогает глубже постичь внутренний мир людей, населяющих тот или иной уголок горного края, а также является связующим компонентом в структуре очерка, объединяя отдельные эпизоды в единое целое. В какой-то степени горные пейзажи выполняют у Алиханова символическую роль. «Философская концепция природы, разработанная в литературе, классифицирует природный образ (литературный пейзаж) как важнейшую доминанту произведения наряду с его конфликтной, образной, мотивной, сюжетно-композиционной и стилевой системами», -
справедливо отмечает В. А. Петищева [4. С.15].
Из всей серии «В горах Дагестана» очерк - «Слепая
теснина» - отличается повышенной экспрессией авторского
высказывания, детальным
описанием явлений природы, использованием красок, помогающих достигнуть совершенства в отражении мятежной природы. Алиханов, обычно сдержанный в описаниях даже самых волнующих
его явлений, здесь использовал весь арсенал чувств и эмоций, описывая «бурные клубы потока, клокотавшего под ногами лошадей», которые понеслись с «адским ревом и брызгами, разбиваясь о встречные камни и снова волнуясь и шумя, точно в бессильной яростной злобе, на преграды и недостаток простора» [1. С. 108].
Гнетущие краски, тревожные звуки создают ощущение опасности, обнажают степень риска, ожидающего всадников в ущелье. Построение данного эпизода основано на нарастании напряжения и драматизма событий, поскольку каждый из отряда знает, что любой обломок скалы может таить в себе смерть: «Этот бешеный рев потока, адские перекаты грома под страшным ливнем и среди тьмы, едва прерываемой по временам мгновенным блеском молнии, и, наконец, шум и крики скачущей толпы, торопившей друг друга, соединились в такой невыразимохаотический гул, все это отдавалось и проносилось по тесному коридору между двумя рядами чудовищных утесов таким раскатистым эхом, так все дрожало и стонало вокруг, пока мы снова не выбрались на свет, что, казалось, никакое воображение не представит картину грозы в более внушительной обстановке!» [1. С. 108].
Приемы олицетворения,
символика, эмоционально
окрашенные эпитеты, развернутые метафоры, восклицания помогают автору передать весь спектр ощущений: страха, опасности,
угрозы, зловещих проявлений природы.
В описаниях картин природы присутствуют и люди. У Алиханова они представлены как единый организм, не индивидуализированно. Детали, подробности проступают по мере того, как автор вводит читателя в событийный ряд: «Достойным
дополнением этой картины служили
и мои спутники. Длинная вереница их остроконечных темных фигур в мокрых бурках и башлыках так походила на капуцинов, что могла бы напомнить какую-нибудь
таинственную процессию этих святых отцов, если б только выступала более или менее степенно из своего мрачного подземелья. Теперь, напротив, с треском нагаек, на взмыленных лошадях, они вылетали оттуда один за другим, подобно крылатым демонам с возбужденными лицами и сверкающими очами, в которых можно было прочесть все, что угодно, кроме монашеского смирения» [1. С. 108].
Алиханов не стремится к личностной дифференциации своих спутников, несмотря на то что они
вместе с ним пережили
драматическую ситуацию, были на волосок от гибели. Детализируя все их действия, движения, обобщенный портрет, он не выделяет первоплановые фигуры, напротив, характеризуя группу всадников, автор обращается к аллюзиям из средневековой европейской
литературы («капуцины»,
«таинственная процессия святых отцов»), а также использует
сравнения из области фольклорной
мифологии («подобно крылатым демонам с возбужденными лицами и сверкающими очами»). Подобные характеристики еще раз
Примечания
свидетельствуют о широте кругозора писателя, но одновременно наводят на размышления о причинах, по которым в большинстве очерков Алиханова горцы показаны как единая масса с общими характерными чертами поведения и типом внешности.
Следующая за описанием грозы картина природы после бури как бы смягчает весь ужас пережитого, уравновешивает впечатление от буйства стихии: «Наконец, дождь перестал, и мы остановились. Небо стало очищаться от туч, и воздух сделался таким чистым,
живительным, что легкие заработали точно меха, и через несколько минут, опустившись на камень, свежий и бодрый, как ни в чем не бывало, я уже любовался новой характерной картиной из быта горцев» [1. С. 109].
Кавказский пейзаж -
значительный, а порой и основной компонент «кавказского вояжного текста», поэтому ни один поэт, писатель, этнограф, публицист не избежал того, чтобы включить в структуру своего произведения описания горного края. В одних случаях - это далекие от реальности, приукрашенные в соответствии с литературной традицией XIX в. тексты, в других - мрачные описания неприступных голых скал. Путь, выбранный М. Алихановым, находится посередине этих двух тенденций.
1. Алиханов М. В горах Дагестана. Махачкала : Издательский дом «Эпоха», 2005. 418 с. 2. Березин И. Путешествие по Дагестану и Закавказью. Казань, 1850. Ч. 1. С. 51-52. 3. Катенин П. А. Стихотворения. Л., 1954. С. 282. 4. Петищева В. А. Функции пейзажа в русской классике // Русская словесность. 2007. № 5. С. 15. 5. Поспелов Г. Н. Лирика. М. : МГУ, 1976. С. 117. 6. Прохоров Е. Искусство публицистики. М., 1984. С. 70.
Статья поступила в редакцию 23.01.2011 г.
