Первый опыт молодых Текст научной статьи по специальности «Гуманитарные науки»

=

>

=

о

><

о

<

a

о

о

о

ш

©

о

a

=

с

<

х

о

a

ш

=

о

<

=

Кантор В. К.и др. Первый опыт молодых №

Философические письма. Русско-европейский диалог. 2022. Т. 5, № 4. С. 263-304.

Philosophical Letters. Russian and European Dialogue. 2022. Vol. 5, no. 4. P. 263-304.

Научная статья / Original article

УДК 1(091)

901:10.17323/2658-5413-2022-5-4-263-304

ПЕРВЫЙ ОПЫТ МОЛОДЫХ

В. К. Кантор, А. А. Bonkosa’, А. А. Жукова? Е. В. Краснова“,

Е. Д. Демьянова», Д. Ф. Малинковаь, А. А. Пархоменко’,

А. В. Переплеткин:, И. Ю. Голубев?

79 Национальный исследовательский университет

«Высшая школа экономики», Москва, Россия

Автор, ответственный за переписку:

Владимир Карлович Кантор, vikantor@mail.ru

Аннотация. Публикуется подборка лучших эссе, написанных на темы

по выбору студентами четвертого курса образовательной программы бака-

лавриата «Философия» под руководством проф. В. К. Кантора. Молодые люди

высказывают свое отношение к событиям и произведениям более чем столет-

ней давности и дают им оценки. В центре их внимания такие писатели, как

А. С. Пушкин, П. Я. Чаадаев, Ф. М. Достоевский, Л. Н. Толстой и др.

Б

J= Ключевые слова: Серебряный век, А. С. Пушкин, I. Я. Чаадаев, Ф. М. До-

стоевский, Л. Н. Толстой

wily

Благодарности: Статья подготовлена в рамках Программы фундамен-

тальных исследований Национального исследовательского университета

«Высшая школа экономики» (НИУ ВШЭ).

—

< Ссылка для цитирования: Кантор В. К. и др. Первый опыт молодых //

Философические письма. Русско-европейский диалог. 2022. Т. 5, № 4. С. 263-304.

Ч01:10.17323/2658-5413-2022-5-4-263-304.

© Коллектив авторов, 2022

Philosophical Letters. Russian and European Dialogue. 2022. Vol. 5, по. 4. 263

Ш Мастерская профессора. Схолии

Professor’s workshop. Scholia

THE FIRST EXPERIENCE OF YOUNGERS

Vladimir К. Kantor’, Anna A. Volkova?, Alina A. Zhukova?’, Elena У. Krasnova‘,

Elena О. Demianova’*, Diana Е. Malinkova‘, Angelina A. Parkhomenko’,

Aleksandr У. Perepletkin®, Ivan Yu. Golubev®

+9 National Research University “Higher School of Economics”

(HSE University), Moscow, Russia

Corresponding author: Vladimir К. Kantor, vlkantor@mail.ru

Abstract. A selection of the best essays written on topics chosen by fourth-

year students of the Bachelor’s degree program “Philosophy” under the guidance of

prof. V. K. Kantor. Young people express their attitude to the events and works of a

century ago and evaluate them. In the center of their attention are such writers as

А. $. Pushkin, P. Ya. Chaadaev, F. М. Dostoevsky, L. М. Tolstoy and others.

‚8 Keywords: Silver Age, А. $. Pushkin, P. Ya. Chaadaev, Е. М. Dostoevsky, L. М. Tol-

stoy

wily

Acknowledgments: The article was prepared within the framework of the Ba-

sic Research Program at the National Research University “Higher School of Econo-

mics” (HSE University).

sor citation: Kantor, V. K. et al. (2022) “The First Experience of Youngers”,

Philosophical Letters. Russian and European Dialogue, 5(4), рр. 263-304. (In Russ.).

doi:10.17323/2658-5413-2022-5-4-263-304.

В. К. Кантор

Продолжение схолий

ак становится понятно, в ближайшее вре-

мя университетское преподавание фило-

софии должно будет больше времени и

сил уделять русской философии и готовить само-

стоятельно мыслящих исследователей. Это наш

реальный вклад в русско-европейский диалог: не

| Ш! повтор западных прописей, хотя с непременным

Владимир Карлович Кантор учетом великих достижений европейской мысли,

264 Философические письма. Русско-европейский диалог. 2022. Т. 5, № 4.

Кантор В. К.и др. Первый опыт молодых №

но поиск себя. Русским интеллектуалам есть на что опереться в собственной

культуре, начиная от взрывного XIX века, когда отечественная литература вы-

шла на уровень Данте, Шекспира, Платона, а живопись готовилась к занятию

первого места в европейском художественном мире ХХ Beka. Не забудем Шоста-

ковича, Рахманинова, Прокофьева, Стравинского... Русская философия мудро

оперлась на художественно-философские открытия Достоевского, Толстого,

Чехова, создав внутри европейской философии русский материк. Строго гово-

ря, мой курс шел этим проторенным путем, когда философия погружалась в

культурный контекст. В прошлом году мы начали опыт схолий, предлагая сту-

дентам ощутить себя взрослыми и самостоятельными исследователями'. В ны-

нешнем году эта возгонка произошла. Предлагаемые читателю студенческие

работы вполне выдерживают конкуренцию с текстами профессионалов. Мож-

но пожелать юным исследователям не снижать напора и помнить, что вы уже

взрослые и отныне ваша учеба есть реальный шаг к философскому творчеству.

А. А. Волкова

А. С. Пушкин и П. Я. Чаадаев (стихи и письма)

Звезда пленительного счастья так и не взо-

шла, лишь красная звезда октября успела сме-

ниться кремлевской и ярко светит уже двадцать

лет. Однако имена А. С. Пушкина и Ц. Я. Чаадаева

не забыты и должны быть заслуженно написаны

на обломках самовластья, если оно когда-нибудь

сломается.

Пушкин и Чаадаев оба любили Россию с от-

крытыми, а не закрытыми глазами, оба болели за

ее настоящее и будущее, оба воспевали свободу,

справедливость, право и истину, оба были хри-

стианами, величайшими умами своего времени и находились в теплых дру-

Анна Андреевна Волкова

жеские отношениях друг с другом. Однако это еще не говорит о полном совпа-

дении их взглядов на судьбу России, ее путь, собственную роль на этом пути и

русский народ. Их взгляды во многом расходились.

О том, что Пушкин и Чаадаев находились в дружеских отношениях, свиде-

тельствует частично сохранившаяся переписка между ними и целых три по-

слания Пушкина Чаадаеву. Чаадаев был старше Пушкина на пять лет и, скорее

всего, имел на него влияние как старший товаритц. М. О. Гершензон в статье

1 Схолии опубликованы в журнале «Философические письма. Русско-европейский диалог»

(2021. № 4).

Philosophical Letters. Russian and European Dialogue. 2022. Vol. 5, по. 4. 265

Ш Мастерская профессора. Схолии

«Чаадаев и Пушкин» говорит о Чаадаеве как нравственном компасе, на ко-

торый мог ориентироваться Пушкин [Гершензон, 1926, с. 34]. Интерпретируя

строки «В минуту гибели над бездной потаенной / Ты поддержал меня недрем-

лющей рукой» из второго послания Пушкина Чаадаеву, Гершензон утвержда-

ет, что под бездной имеется в виду не угрожавшая Пушкину ссылка в Соловеп-

кий монастырь, а нравственные падения Пушкина, с которыми поэт учился

справляться, глядя на Чаадаева. Эта духовная близость не могла не содейство-

вать близости взглядов на философские вопросы. Кроме того, Чаадаев, конечно,

способствовал смягчению наказания Пушкина, которого вместо Соловецкого

монастыря отправили в итоге в ссылку на юг. Здесь их тесное общение на не-

сколько лет прекратилось и возобновилось лишь к концу 1820-х годов. За это

время Чаадаев успел побывать за границей и пережить «тяжелый душевный

перелом» [там же]. Это сформировало его как автора «Философических писем»,

по поводу которых у него с Пушкиным возникли некоторые разногласия.

«Первое философическое письмо» стало для Чаадаева причиной его лич-

ной трагедии — после публикации он был объявлен сумасшедшим. Владимир

Кантор в статье «Апология сумасшедшего, или Разум против безумия толпы»

говорит о подобном приговоре Николая [ в отношении Чаадаева как о спа-

сительном для последнего [Кантор, 2019]. Это связано с тем, что чаадаевские

идеи оказались слишком необычны, неожиданны и непонятны, чем вызвали

широкое общественное негодование. Народ был возмущен и даже в какой-то

степени оскорблен такой «клеветой» на Россию. Этот народ, внутри которого

проснулось патриотическое чувство, требовал возмездия. Император, объяв-

ляя Чаадаева сумасшедшим, обесценивал всё им сказанное как не имеющее

смысла и значения и тем самым снимал с него ответственность за сказанное.

Сам же Чаадаев всегда любви к Родине предпочитал любовь к истине, не по-

нимая и осуждая пламенный слепой патриотизм. Он считал, что нельзя быть

полезным Родине во лжи:

Я не научился любить свою родину с закрытыми глазами, со склоненной

головой, с запертыми устами. Я нахожу, что человек может быть полезен сво-

ей стране только в том случае, если хорошо понимает ее; я думаю, что время

слепых влюбленностей прошло, что теперь мы прежде всего обязаны родине

истиной. Я люблю мое отечество, как Петр Великий научил меня любить его.

Мне чужд, признаюсь, этот блаженный патриотизм, этот патриотизм лени, ко-

торый умудряется всё видеть в розовом свете и носится со своими иллюзиями

и которым, к сожалению, страдают теперь у нас многие дельные умы.

[Чаадаев, 2006, с. 269]

266 Философические письма. Русско-европейский диалог. 2022. Т. 5, № 4.

Кантор В. К.и др. Первый опыт молодых №

Многие на самом деле относились к Чаадаеву как к сумасшедшему, но эти

многие не знали его. Те же, кто знали, не отвернулись и не отреклись: «Слава

безумца не загнала мыслителя в духовное подполье, а напротив, сделала его

духовным центром тогдашнего образованного общества» [Кантор, 2019, с. 26].

Среди тех, кто не отвернулся, понял и принял, был, конечно, и Пушкин.

В ответ на «Первое философическое письмо» Пушкин написал Чаадаеву

(19 октября 1836 года): «Благодарю за броптюру, которую вы мне прислали. Я с

удовольствием перечел ее, хотя очень удивился, что она переведена и напеча-

тана. Я доволен переводом: в нем сохранена энергия и непринужденность под-

линника. Что касается мыслей, то вы знаете, что я далеко не во всем согласен

с вами» [Переписка ... , 1982, с. 287]. В чем же идейное расхождение Пушкина с

Чаадаевым? Чаадаев в «Первом философическом письме» говорит о практиче-

ски глухой отделенности России от Запада и винит в этом православие. По его

мнению, именно принятие православия послужило причиной, из-за которой

Россия не смогла разделить великую судьбу Запада, заниматься науками, от-

крывать истины и жить полноценной духовной жизнью. Также, по мнению

Чаадаева, Россия отделена и от Востока и ему не принадлежит. Более того, Чаа-

даев отрицает даже наличие у России особого пути:

Одна из наиболее печальных черт нашей своеобразной цивилизации за-

ключается в том, что мы еще только открываем истины, давно уже ставитие

избитыми в других местах и даже среди народов, во многом далеко отставитих

от нас. Это происходит оттого, что мы никогда не шли об руку с прочими на-

родами; мы не принадлежим ни к одному из великих семейств человеческого

рода; мы не принадлежим ни к Западу, ни к Востоку, и у нас нет традиций ни

TOTO, ни другого. Стоя как бы вне времени, мы не были затронуты всемирным

воспитанием человеческого рода.

[Чаадаев, 2006, с. 22]

Православие, вышедшее из порочной Византии, изолировало Россию от

всего человечества и выкинуло из истории. Пушкин не может с этим согла-

СИТЬСЯ:

Нет сомнения, что Схизма отъединила нас от остальной Европы и что мы

не принимали участия ни в одном из великих событий, которые ее потряса-

ли; но у нас было свое особое предназначение. Это Россия, это ее необъятные

пространства поглотили монгольское нашествие. Татары не посмели перейти

напти западные границы и оставить нас в тылу. OHM отошли к своим пусты-

Philosophical Letters. Russian and European Dialogue. 2022. Vol. 5, по. 4. 267

Ш Мастерская профессора. Схолии

ням, и христианская цивилизация была спасена. Для достижения этой цели

мы должны были вести совершенно особое существование, которое, оставив

нас христианами, сделало нас, однако, совершенно чуждыми христианскому

миру, так что наптим мученичеством энергичное развитие католической Евро-

пы было избавлено от всяких помех.

[Переписка ... , 1982, с. 287]

Однако мне кажется, что это возражение Пушкина в некоторой степени

даже подтверждает слова Чаадаева: Россия идет своим особым путем, чтобы

спасти Запад и то, что он рождает внутри себя, но не для того, чтобы рождать

внутри себя что-то значимое для всего человечества, как делает это Запад.

«Мы принадлежим к числу тех наций, которые как бы не входят в состав чело-

вечества, а существуют лищь для того, чтобы дать миру какой-нибудь важный

урок», — пишет Чаадаев [Чаадаев, 2006, с. 28].

Еще одно возражение, выдвигаемое Пушкиным Чаадаеву, — относительно

аисторичности России, то есть отсутствия у России собственной истории. Еще

ранее, до публикации «Первого философического письма», в одном из своих

личных писем Чаадаеву (1831) Пушкин напишет: «Ваше понимание истории

для меня совершенно ново, и я не всегда могу согласиться с вами» [Перепи-

ска ... , 1982]. В более позднем письме (1836), написанном уже после публика-

ции «Первого письма», Пушкин будет увереннее возражать Чаадаеву, приводя

в пример войны Олега и Святослава, татарское нашествие, освобождение от

него и последующее движение кединству, Ивана Ши Ивана ГУ, Петра Велико-

го, «который один есть целая всемирная история», Екатерину П [там же]. «Для

Пушкина вся послетатарская история России есть не только история станов-

ления “русского единства”, но и возвращения России в Европу» [Кантор, 2019,

с. 23]. Чаадаев же отрицает в принципе единство русского народа, а вместе с

ним и его исторический опыт, потому что второе без первого невозможно. Он

приводит цитату Цицерона о жизни человека как исторической личности —

через связь прошлого с настоящим. Именно память о прошлом, опыт предков

и ощущение своего единства с ним в настоящем делают людей живущими

подлинной жизнью в политической общности. Про русский народ Чаадаев го-

ворит: «В наших головах нет рептительно ничего общего; всё в них индивиду-

ально и всё шатко и неполно». Если нет общего, то нет и народа, нет единой

нации. Потому что, как писал еще Цицерон, народ есть не всякое объединение

людей, но связанное общностью интересов и согласием в вопросах права. На-

род возникает через артикуляцию общих интересов и того, что есть доброе

и должное, через артикуляцию себя как народа и через оригинальное сотво-

268 Философические письма. Русско-европейский диалог. 2022. Т. 5, № 4.

Кантор В. К.и др. Первый опыт молодых №

рение своей культуры. Историческое же существование — это существование

именно народа, которого в цицероновском смысле нет в России. Есть только

разрозненная толпа. Отсюда нет и исторического существования, а следова-

тельно, и развития:

Мы так странно движемся во времени, что с каждым нашим шагом вперед

прошедитий миг исчезает для нас безвозвратно. Это — естественный результат

культуры, всецело основанной на заимствовании и подражании. У нас совер-

шенно нет внутреннего развития, естественного прогресса; каждая новая идея

бесследно вытесняет старые, потому что она не вытекает из них, а является к

нам бог весть откуда.

[Чаадаев, 2006, с. 27]

Получается, что, согласно Чаадаеву, Россия лишена даже своей оригиналь-

ной культуры — она лишь подражает то Востоку, то Западу. В нее проливаются

чужие, иногда даже свои идеи, но не закрепляются и не произрастают. В ней

не закрепились идеи долга, справедливости, права и порядка, которые являют-

ся частью социальной жизни западных стран и которые выросли в западном

обществе и сформировали его. Россия же равнодушна к добру и истине. Она не

взрастила плодов, которые были бы полезны и значимы для всего человече-

ства. Россия, будучи обособленной и немного «дырявой», не включена в обще-

человеческую историю, ничего ей не дает и не приближает человечество к ко-

нечной цели его существования. В чем же заключается эта цель человеческого

существования для Чаадаева? Мне представляется, что в установлении руко-

TBOPHOTO рая на земле во главе с единой католической церковью, куда придет

и где будет прибывать Господь. В «Первом философическом письме» он пишет:

Совершенно не понимает христианства тот, кто не видит, что в нем есть

чисто историческая сторона, которая является одним из самых существенных

элементов догмата и которая заключает в себе, можно сказать, всю филосо-

фию христианства, так как показывает, чтб оно дало людям и что даст им в

будущем. С этой точки зрения христианская религия является не только нрав-

ственной системою, заключенной в преходящие формы человеческого ума, но

вечной божественной силой, действующей универсально в духовном мире и

чье явственное обнаружение должно служить нам постоянным уроком. Имен-

но таков подлинный смысл догмата о вере в единую церковь, включенного в

символ веры. В христианском мире все необходимо должно способствовать —

и действительно способствует — установлению совершенного строя на зем-

Philosophical Letters. Russian and European Dialogue. 2022. Vol. 5, по. 4. 269

Ш Мастерская профессора. Схолии

ле; иначе не оправдалось бы слово господа, что он пребудет в церкви своей до

скончания века.

[Чаадаев, 2006, с. 38]

Истинная вера — католическая, потому что в ней реализуется догматедин-

ства. Именно она ведет человечество к осуществлению его предназначения,

она же должна способствовать установлению и актуализации наилучшего по-

литического устройства — совершенного и внешне, и внутренне. Признаюсь,

мне этот сюжет напомнил гегелевскую историю с его абсолютизацией миро-

вого духа, шествующего по планете. Кажется, что чаадаевский дух тоже имма-

нентен земле, а не трансцендентен ей. И вся мировая история — это процесс

имманентизации этого божественного духа, действие bora на земле, подготов-

ка кего сошествию на землю и установлению Царствия Божьето на этой земле.

Только вот планета и человечество к этому сошествию еще не готовы. Россия

же, если хочет себе великой судьбы, должна принять участие в этой подготов-

ке. А как? «Нам следует прежде всего оживить свою веру всеми возможными

способами и дать себе истинно христианский импульс, так как на Западе все

создано христианами». И далее: «Задача сейчас не в расптирении области на-

ших идей, а в том, чтобы исправить их и придать им новое направление» [там

же, с. 42].

Пушкина больше волновала не столько судьба всего человечества, сколько

русского народа и русской нации, существование которой, в отличие от Чаада-

ева, он не отрицал и с которой явно себя идентифицировал. Об этом свидетель-

ствуют, к примеру, такие его стихотворения, как «Бородинская годовщина» и

«Клеветникам России». Последнее стихотворение, кстати, высоко оценил и

Чаадаев, отметив, что наконец Пушкин выступает как национальный поэт.

Чаадаев всегда видел в Пушкине того, кто может воспитать русского человека

и послужить великой цели. Однако я не уверена, что сам Пушкин видел в себе

того, кто служит всему человечеству и его глобальному предназначению. Мне

представляется, что Пушкин служил русскому человеку. И не только ради всей

России, но в первую очередь ради самого человека, потому что помимо судьбы

русской нации его также сильно волновала судьба живых единичный людей

со всеми их переживаниями и страданиями. Ориентированность Пушкина на

индивидуальную духовность больше, нежели на всеобщую, на трансцендент-

ное больше, нежели на имманентное. Это подтверждается также его взглядом

на единство, отличным от чаадаевского. Если Чаадаев рассматривал догмат

единства как находящий внешнее выражение в единстве католической церк-

ви и папстве, то Пушкин видел его во Христе. Христа каждый находит в себе

270 Философические письма. Русско-европейский диалог. 2022. Т. 5, № 4.

Кантор В. К.и др. Первый опыт молодых №

индивидуально. Христос не вне каждого, то есть не в церкви, а внутри, в любя-

щем сердце. И именно через это внутреннее религиозное чувство и происхо-

дит единение — единение русского православного народа, верующего во Хри-

ста и любящего его.

Распространено мнение, что образ Онегина списан Пушкиным с Чаадаева:

«Второй Чадаев, мой Евгений...» При этом ведутся споры, связанные с призна-

нием и непризнанием 10-Й главы в качестве продолжения «Евгения Онегина»

и о том, стал в итоге Онегин декабристом или не стал. В. В. Пугачев в статье

«Пушкин и Чаадаев» последовательно придерживается мнения, что Онегин,

списанный с Чаадаева, никак не мог примкнуть к декабристам: он считал, что

русский народеще не готов к свободе и что революционное выступление глупо

и бессмысленно. Кроме того, Пугачев ссылается на то, что Пушкин, начавиий

писать роман в стихах, был преисполнен изначально радостных ожиданий и

предвкушений грядущей свободы России, взывал в надежде и к бездействую-

щему Чаадаеву: «Пока свободою горим, / Пока сердца для чести живы, / Мой

друг, отчизне посвятим / Души прекрасные порывы!» Однако после декабря

1825 года, став свидетелем итогов восстания, Пушкин переменил отношение

к своему герою с легкой насмешки над его бездействием на сочувствие и жа-

лость, потому что герой оказался «лишним» в России [Пугачев, 1973].

Онегин, Чацкий, Печорин — это всё лишние люди. И главный из них — Ча-

адаев, с которого списаны первые два из лишних людей. К ним была не готова

Россия, их отторгала общественность. Но возможно ли вообще такое время,

которое было бы для них подходящим? Чтобы и люди те, и власть та... Мне ка-

жется, что проблема лишних людей в том, что они не в какой-то конкретный

временной период «лишние», а «лишние» всегда вне зависимости от времени.

Чаадаев говорил, что русские не готовы к свободе, что действовать рано, что

надо подготовить почву и перевоспитать людей. Однако он их скорее «осле-

пил», чем перевоспитал своими письмами, к которым они уж точно не были

готовы. Мне представляется, что Чаадаев не был бы ни Брутом, ни Периклом,

потому что у него для действия всегда не те люди и не тот мир. Пока он тептил

себя мыслями и надеждами о лучшем мире, Пушкин сквозь поэзию учил, как

наилучшим образом жить в плохом мире и делать тем самым последний хотя

бы немного, но лучше.

Если жизнь тебя обманет,

Не печалься, не сердись!

В день уныния смирись:

День веселья, верь, настанет.

Philosophical Letters. Russian and European Dialogue. 2022. Vol. 5, по. 4. 271

Ш Мастерская профессора. Схолии

Сердце в будущем живет;

Настоящее уныло:

Всё мгновенно, всё пройдет;

Что пройдет, то будет мило.

Шушкин, 1985, с. 352]

А. А. Жукова

Ответ Пушкина Чаадаеву:

Россию нельзя поставить вне Европы

Представим, что П. Я. Чаадаев встретился с

А. С. Пушкиным в Москве в марте 1829 года и ста-

ли они спорить о месте России в мире. Является

ли она частью Европы и уступает ли ей чем-то

или нет? Место действия: гостиная дома № 20 по

Новой Басманной".

Пушкин. Неизменный друг мой, не так давно

Вы мне писали, что хотели бы побеседовать. Так

давайте же поговорим.

Чаадаев. Пожалуй, мой друг, сейчас наиболее

подходящее время: в Петербурге я не бывал уже давно, а в Москве Вы всё время

в разъездах или же заняты светскими делами. Да и сколько же мне еще ожи-

дать личной аудиенции, пока Вы будете в Тифлисе!..

Пушкин. Но позвольте Вас предупредить: я не весел; а Вы — Вы, какя могу

заметить, весьма раздражительны. О чем же нам поговорить?! Я сейчас одер-

жим лишь одной мыслью, Вам это прекрасно известно.

Чаадаев. Да, разумеется. Я недавно Вам прислал несколько рукописей, мо-

жет, нам их обсудить?

Пушкин. Эти наброски, насколько я помню, были адресованы некой суда-

рыне?

Чаадаев. Верно.

Пушкин. Это совсем неудивительно, ведь все лучшие наши творения мы

посвящаем именно женщинам. Помнится, когда я в первый раз их прочитал,

обнаружил несколько нетривиальных идей, которые необычайно меня взвол-

Алина Андреевна Жукова

2 Возможные анахронизмы не случайны и являются частью художественного вымысла.

При создании диалога использовались следующие источники: [Переписка ... , 1982; Чаадаев,

2006].

272 Философические письма. Русско-европейский диалог. 2022. Т. 5, № 4.

Кантор В. К.и др. Первый опыт молодых №

новали. Я, признаться, сам этому удивился. Помнится, как в былые времена

мы с Вами мечтали о том, что будем посвящать отчизне себя целиком, делать

всё ради ее блага и процветания. Но что же я вижу сейчас?! Вы, кажется, ра-

зочарованы. Многое, что сказано в Вашем послании о нашей действительно-

сти — общественной жизни прежде всего, — несомненно, верно, об этом стоит

говорить. Более того, уважения заслуживает то, что Вы пишете об этом — даже

для этого в наше время презрения к человеческой мысли требуется определен-

ная степень отваги...

Чаадаев. Благодарю, мне Ваше мнение очень важно. Боюсь, что моя отва-

га — следствие отчаяния, а точнее, как Вы верно подметили, разочарования

полного и окончательного в судьбе России. Но что же Вас так взволновало? Я

весь в нетерпении.

Пушкин. Не торопите меня, друг мой, я же Вас предупредил, что сегодня не

в духе. Возьмем конец этого наброска, или, вернее, письма. Вы пишите, что его

целью было определить точку зрения, с которой надо смотреть на христиан-

ский мир и наше место в нем.

Чаадаев. Определенно так.

Пушкин. Одновременно с этим Вы неоднократно указываете на то, что мы,

то есть народ России, являемся исключением среди народов и даже не входим

в род человеческий. Вместе с этим Вы превозносите народы Европы, говорите

06 их «семейном сходстве» и о том, что как раз они составляют Христианский

мир, вернее, составляли до недавнего времени. Вы восхищаетесь их истори-

ей, религией, особым характером, которым обладает каждый живущий в EB-

ропе человек. Я уверен, что такое пренебрежение к России абсолютно недо-

пустимо.

Чаадаев. Почему Вы так в этом уверены? Схизма отделила нас от европей-

цев, мы не принимаем участия ни в каких великих событиях и войнах, KOTO-

рые потрясали Европу и формировали неповторимый дух ее народа и ее атмо-

сферу. Наша же история, напротив, ни с чем не связана, ничего не объясняет,

ничего не доказывает — она ничтожна по сравнению с европейской... Именно

в Европе веками формировался человеческий разум, цивилизация, мы же до

сих пор ее догоняем.

Пушкин. Да, я согласен с Вашим мнением насчет разделения церквей, раз-

ных путей истории Европы и России. Но у нас ведь всегда было свое особое

предназначение. Вы с этим не согласны? Именно бескрайние просторы нашей

отчизны и наш народ не позволили монголо-татарам оставить русскую землю

в тылу и двинуться на Европу. Как Вы думаете, сохранилось бы там христиан-

ство и был ли их мир таким же, как сейчас, если бы этого не случилось?

Philosophical Letters. Russian and European Dialogue. 2022. Vol. 5, по. 4. 273

Ш Мастерская профессора. Схолии

Чаадаев. Даже если бы они двинулись сразу на Европу, мы едва стали бы

главой всемирной истории.

Пушкин. Чтобы сохранить и спасти христианскую цивилизацию, мы долж-

ны были существовать совершенно особенным образом: оставшись христи-

анами, мы в то же время должны были бы быть абсолютно чуждыми всему

христианскому миру. Именно наше мученичество избавило католическую EB-

ропу от всяких помех и позволило ей настолько энергично развиваться и быть

всем тем, чем Вы так сейчас восхищаетесь.

Чаадаев. Друг мой, мы наше христианство и нравственное учение при-

няли по воле роковой судьбы у растленной Византии. Вся Европа ее пре-

зирает, это очень нечистый источник христианства. Христианство должно

было нас воспитать, как воспитало Европу, но этого так и не случилось.

Там всё было одушевлено животворным началом единства, здесь же, даже

когда мы освободились от монголо-татарского ига, мы могли бы воспользо-

ваться плодами раздумий европейцев, но оказались отторгнутыми, попали

в более тяжкое рабство. Но и нам самим были неинтересны дела всемирной

работы.

Пушкин. Ах, мой друг, а сам Иисус Христос не был ли по рождению своему

евреем? А Иерусалим не был притчею во языцех?

Чаадаев. Да, Вы правы.

Пушкин. А Евангелие? Разве Евангелие от этого менее изумительно? У гре-

ков мы взяли Евангелие и предания, но не дух ребяческой мелочности и сло-

вопрений. Как нравы Византии не были нравами античных греков, так нравы

Киева никогда не были нравами Византии.

Чаадаев. Но как же нравы нынешнего духовенства?

Пушкин. О да, в этом я с Вами, мой друг, абсолютно согласен. Но наше ду-

ховенство, каким оно было до Феофана, было достойно уважения. Все те низо-

сти, которые были характерны для папизма, были ему чужды. Разумеется, оно

никогда не вызвало бы реформации в тот момент, когда человечество больше

всего нуждалось в единстве, о котором Вы неоднократно в письме упоминае-

те. Вы так превозносите стремление европейцев к нему...

Чаадаев. Я хочу Вам напомнить, что я не утверждаю, что в Европе всё и

всегда было исполнено ума, добродетели и религии, это далеко не так. Ноя всё

же настаиваю на том, что там всё каким-то таинственным образом подчинено

силе, которая увеличивалась столетиями: всё в Европе подчинено ей, всё яв-

ляется результатом продолжительного соединения действий с идеями и при-

чиной теперешнего состояния их общества.

Пушкин. Не совсем понимаю Вас, мой друг.

274 Философические письма. Русско-европейский диалог. 2022. Т. 5, № 4.

Кантор В. К.и др. Первый опыт молодых №

Чаадаев. Для того чтобы говорить о народах, надо исследовать их сущ-

ность — особый общий дух, который их составляет. Именно этот дух способен

вознести народы к более совершенному нравственному состоянию, направить

к бесконечному развитию. этот дух и есть сила.

Пушкин. Поясните, пожалуйста. Мне всё еще сложно Вас понять.

Чаадаев. Возьмем, к примеру, англичан. Мне кажется, что они именно тот

народ, который наиболее ярко своей личностью отражает новый дух. У них,

собственно, нет никакой истории, кроме церковной, но именно ей, начиная

с Генриха VIII, были подчинены все интересы, даже политические, которые

приносились в жертву убеждениям. Революция 1640 года — закономерный ре-

зультат религиозного развития, во многом благодаря которому Англия сейчас

процветает. Вся история нового общества движется убеждениями.

Пушкин. Ах вот оно что... Почему же Вы тогда отказываете в исторической

значимости России? Почему обвиняете ее в исторической ничтожности? Я в

этом решительно с Вами не согласен.

Чаадаев. Вы хотите меня переубедить?

Пушкин. Боюсь, что это моя главная обязанность на сегодняшний вечер,

мой друг.

Чаадаев. Очень рад, что сумел Вас так увлечь. Но мы живем вне времени

или даже скорее в застое, у нас нет ни прошлого, ни будущего. А посему нет

и истории. Прожитые года и занятые нами земли не содержат ни значитель-

ных воспоминаний, ни монументальных памятников, которые отражали бы

во всей красоте минувшее,

Пушкин. Не соглашусь. В рукописи я прочитал Вашу теорию об историче-

ском развитии европейских народов...

Чаадаев. И что же в нашей истории можно противопоставить их юности,

кроме дикого варварства, грубого суеверия да унизительного иноземното вла-

дычества?

Пушкин. Вспомните «Повесть временных лет», разве войны и походы Оле-

га и Святослава, удельные усобицы князей — разве это не то, что Вы называете

жизнью, полной кипучего брожения? А также пылкой и бесцельной деятель-

ности, которой отличается юность всех народов?

Чаадаев. А татарское нашествие?

Пушкин. Печальное и великое зрелище, но я уже Вам сказал, ради кого мы

стали мучениками. Но чего стоило пробуждение России после этого завоева-

ния! Вспомните стояние на Угре — какую силу обретала наша отчизна. А даль-

ше?! Дальше было развитие ее могущества, движение к единству — разумеет-

ся, к нашему собственному.

Philosophical Letters. Russian and European Dialogue. 2022. Vol. 5, по. 4. 275

Ш Мастерская профессора. Схолии

Чаадаев. Да, и чтобы нас заметили, мы растянулись от Берингова пролива

до Одера.

Пушкин. Зря Вы ерничаете, друг мой. Мы были ведомы Богом на протяже-

нии всей нашей истории. Вспомните Смуту, великую драму, которая началась

с убийства Димитрия в Угличе, а завершилась коронованием Михаила Рома-

нова в Ипатьевском монастыре. Неужели это сон и мираж или же всё-таки

значительное воспоминание и история?

Чаадаев. Допустим, что эти события можно счесть за историю. Что Вы можете

сказать о личностях и их роли в истории? Вот Петр после возвращения из Европы

захотел нас цивилизовать по европейскому образу и подобию, наставить нас на

путь просвещения и воспитания, но мы это не приняли, не воспользовались.

Пушкин. Да Петр Великий и есть сам самая настоящая история! Не пони-

маю, как Вы можете так говорить, ведь юность наша прошла недалеко от того

города, который был им основан, да и сколько еще он сделал для нас — в Евро-

пу окно прорубил!

Чаадаев. Хорошо, а кто еще?

Пушкин. Екатерина поставила нас уже на порог Европы. А Александр про-

вел вас в нее и привел в Париж.

Чаадаев. Когда же мы вернулись домой, то принесли с собой одни только

дурные идеи и гибельные заблуждения, которые привели к восстанию дека-

бристов, которое откинуло нас на полвека назад.

Пушкин. Вот видите, как может быть опасна Европа и восхищение ей. Как

разрушительны для нас и нашей собственной истории могут быть ее достиже-

ния. Я абсолютно уверен, что Россию нельзя поставить вне Европы, будущий

историк будет поражен также и теми событиями, которые происходят в дан-

ный момент за окном этой прекрасной гостиной.

Чаадаев. Я уважаю Ваше мнение как мнение моего старого друга, я не хочу

показаться язвительным или желчным в словах о родине, но это правда. И она

мне дороже. Будучи христианином и носителем христианского сознания, я не

могу закрывать глаза на то, что происходит у нас.

Пушкин. В отличие от Вас я сердечно привязан к нашему государю, но тем

не менее я не восторгаюсь тем, что вижу вокруг себя. Как литератор, я крайне

раздражен тем, что мои сочинения подвергаются цензуре и редактуре, хоть и

со стороны Николая. Но, клянусь честью, ни за что на свете я не хотел бы пере-

менить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков,

такой, какой нам Бог ее дал.

Чаадаев. Друг мой, с нашей юности Вы практически не изменились. Я рад

этому, даже несмотря на то, что мнения наши не сходятся. Быть может, стихот-

276 Философические письма. Русско-европейский диалог. 2022. Т. 5, № 4.

Кантор В. К.и др. Первый опыт молодых №

ворение, которое Вы мне посвятили, пророческое, и спустя много-много лет

Россия действительно вспрянет ото сна, а наши потомки будут говорить о нас

как о героях нашей эпохи... Возможно, мы жили и сейчас еще живем для того,

чтобы преподать какой-то великий урок как раз этим самым отдаленным по-

томкам.

Пушкин. Кстати, о сне. Не пора ли нам прощаться, друг мой? Час уже позд-

ний.

Чаадаев. Спасибо, Александр Сергеевич, за беседу, надеюсь, что еще уви-

димся.

Пушкин. Петр Яковлевич, я очень боюсь, как бы Ваши религиозные исто-

рические воззрения Вам не повредили. Подумайте хорошенько, прежде чем

публиковать это.

Чаадаев. Друг мой, я еще не закончил сочинение, это только начало.

Пушкин. Тогда точно увидимся и обсудим его. Ворон ворону глаза не вы-

клюет.

Е. В. Краснова

О фразе Чаадаева «Мы явились в мир

как незаконнорожденные»

Что значит незаконнорожденные? Чаадаев

пишет о «законе» как о правильном пути раз-

вития народов. Народ, чтобы стать разумным,

должен пройти через некоторые стадии, а точ-

нее, не просто пройти, но прожить и пережить

их, осознав свой опыт. «Дикость» становится тем

периодом, после которого, или, лучше сказать,

вследствие которого, народ обретает культурную

идентичность — то, что присуще только ему. Он

обретает свои, характерные только ему черты,

переосмысляя опыт своей юности.

Мы явились в мир незаконнорожденными: прежде всего мы не пережили

период бурных волнений и страстей так, как следовало. Более Toro, у Hac He

было того буйства идей и великих побуждений, которые могли бы стать яр-

кими воспоминаниями, легли бы в основу поэзии. Будучи в диком состоянии,

мы призвали другой народ, другую культуру и не вырастили своего: «Первые

наши годы, протекшие в неподвижной дикости, не оставили никакого следа в

нашем уме и нет в нас ничего лично нам присущего, на что могла бы опереть-

ся наша мысль» [Чаадаев, 2016, с. 9]. Хомяков на это отвечает, что мы приняли

Елена Валерьевна Краснова

Philosophical Letters. Russian and European Dialogue. 2022. Vol. 5, по. 4. 277

Ш Мастерская профессора. Схолии

«отумирающей Греции святое наследие, символ искупления, и учились слову»

[Хомяков, 1994]. Но если носительница этой культуры умирает, не тлетворен

ли ее дух? Не умирает ли она именно от своей культуры? Если это так, то вос-

принять ее духовную жизнь — значит добровольно заразить себя болезнью. В

самом нашем младенчестве, не понимая, что есть добро и зло, подобно тому,

как этого еще не успел усвоить ребенок, мы выбрали путь, приведший нас к

пустому будущему.

Кроме того, чужая культура стала для нас костылем. Притом мы и ее до

конца не восприняли, и не развили ее во что-то свое. «Мы подобны тем детям,

которых не заставили самих рассуждать, так что, когда они вырастают, своего

в них нет ничего; все их знание поверхностно, вся их душа вне их» [Чаадаев,

2016, с. 11]. Та культурная основа, которую принес нам другой народ, не была

переосмыслена на русский лад.

Хомяков пишет: «Виновата ли летопись старого русского быта, что ее не

читают?» [Хомяков, 1994]. Летопись — нет, но человек? Мало преданиям и му-

дрым пословицам быть русскими, необходимо, чтобы народ хранил их в себе,

необходимо, чтобы они были основой его характера. Мало летописи просто

существовать, она должна быть насыщенной событиями, которые будоражи-

ли бы умы, пробуждали в них глубокое чувствование своей истории. Но мы

оказались отброшенными от водоворота мировых событий.

Наша «незаконность» в том, что мы, причисляя себя к европейским госу-

дарствам, ничего не внесли в общечеловеческую историю. Посмотрим на но-

вое время: какие научные открытия мы принесли миру? Что великого мы соз-

дали в искусстве в сравнении с Европой? В этот период Россия не только не

делала открытий, но и не имела для того подготовленной почвы.

Петр 1, великий император, совершил огромный прорыв, шагнул навстре-

чу прогрессу, отбросив все старые обычаи. Поступил бы он так, «если бы он

нашел у своего народа богатую и плодотворную историю, живые предания и

глубоко укоренившиеся учреждения, он не поколебался бы кинуть его в новую

форму?» [Чаадаев, 2018, с. 5]. Такой мудрый правитель, как Петр I, видя в своем

народе твердое живое чувствование своего прошлого, народности, не пошел

бы против него. Наоборот, эта внутренняя сила, если бы она была, помогла бы

возродить родину.

Самое поразительное — как Чаадаев точно схватил суть русского нрава.

Уже сменилось много поколений, сменился общественный строй, и не еди-

ножды, но мы всё так же пребываем в «детском» состоянии. Слова Чаадаева

ничуть не померкли, они звучат и в наш век на злобу дня. Мы не повзрослели,

народ воспитывают века, как человека годы.

278 Философические письма. Русско-европейский диалог. 2022. Т. 5, № 4.

Кантор В. К.и др. Первый опыт молодых №

Удивительно, как актуально звучат целые абзацы, в которых каждое пред-

ложение можно объяснить с современной позиции и применить к нашему

миру. «Мы так удивительно шествуем во времени, что, по мере движения впе-

ред, пережитое пропадает для нас безвозвратно. Это естественное последствие

культуры, всецело заимствованной и подражательной» [Чаадаев, 2016, с. 11].

Народ не помнит своей истории, пусть не такой насыщенной, как европей-

ская, но все же обязательной для понимания, что развитие необходимо. Пока

мы не осознаем, кто мы такие и что у нас позади, то не узнаем, что нужно

изменить и каким строить наше будущее. «У нас совсем нет внутреннего раз-

вития, естественного прогресса; прежние идеи выметаются новыми, потому,

что последние не происходят из первых, а появляются у нас неизвестно отку-

да» [там же]. Идеи в обществе заимствуются, мы перенимаем всё у других, нет

процесса рождения идеи, который, возможно, и делает прогрессивные народы

таковыми, ибо сам процесс мышления облагораживает.

Что не так с веками, которые прошли с момента, как было написано «Пер-

вое философическое письмо»? Как мне видится, для воспитания народа нуж-

на постоянность идеалов, прививаемых людям. Регулярная смена мешает их

укреплению, невозможно создать систему, эклектически соединяющую в себе

совершенные черты других, на это не остается времени. От этого и появляется

человек без облика, озлобленный, не способный и не желающий ни учиться у

других, ни создавать своего. Посмотрим на русский народ сейчас: изменился

ли его характер со времен Чаадаева? Только если в привычках, какие он ис-

пользует в обыденной жизни. Но черты, по которым можно отличить русского

от, допустим, немца, всё те же.

Чаадаева обвиняют в западничестве. Хомяков пишет, что он несправед-

лив, но я думаю, что Чаадаев как раз справедлив. Он указывает на пороки на-

рода, на его слабые места в нравах, его историческом развитии, но не с целью

только лишь указать на ничтожность. Он любит Родину. Его идея, как мне ка-

жется, в том, что преодоление этих пороков начинается с их признания. Нуж-

но снять пелену с глаз, и тогда мы сможем развить свои умы, начать мыслить

обособленно.

Возможно ли нам самостоятельно преодолеть эти преграды? Действия

отдельных людей вряд ли изменят общую картину, однако Чаадаев пред-

лагает нам начать с себя. «Необходимо, чтобы каждый из нас сам пытался

связать порванную нить родства» [там же], чтобы каждый помнил хотя бы

те немногочисленные яркие моменты нашей национальной истории, какие

у нас были, тех правителей и ученых людей, которые вытаскивали нас из

тьмы непросвещенности. И тогда, когда мы признаем необходимость не спо-

Philosophical Letters. Russian and European Dialogue. 2022. Vol. 5, по. 4. 279

Ш Мастерская профессора. Схолии

рить и доказывать любовь к родине, а учиться и «созревать», когда это ста-

нет национальной целью, тогда и станет Россия поистине равной сестрой

Европы.

Е. Д. Демьянова

Евангелие, подаренное каторжникам

женами декабристов

Блаженны изгнанные за правду,

ибо их есть Царство Небесное...

Мф. 5:10

Вечером 9 января 1850 года Федор Михайло-

вич Достоевский вместе с другими петрашевца-

ми прибыл в Тобольский тюремный замок. Они

пробыли в нем до 20 января, после чего отправи-

лись в Омский каторжный острог, где должны

были отбывать наказание за участие в заговоре.

В Тобольске арестантов встретили и поддержали

жены декабристов, среди которых были Наталья

Дмитриевна Фонвизина, Прасковья Егоровна Ан-

ненкова и Жозефина Адамовна Муравьева. Они

смогли устроить встречу, а также передать через

Елена Дмитриевна Демьянова

жандармского капитана Смольникова каждому

петрашевцу Евангелие с вшитыми в него деньгами [Захаров, 2015, с. 49]. Это

событие Достоевский вспоминает в «Дневнике писателя» за 1873 год:

Еще год спустя, в Тобольске, когда мы в ожидании дальнейшей участи си-

дели в OCTpore на пересыльном дворе, жены декабристов умалили смотрителя

острога и устроили в квартире его тайное свидание с нами. <...> Свидание про-

должалось час. Они благословили нас в новый путь, перекрестили и каждого

оделили Евангелием — единственная книга, позволенная в остроте. Четыре

года пролежала она под моей подушкой в каторге.

[Достоевский, 2021, с. 17-18]

Этот эпизод также описывается в романе Достоевского «Записки из Мерт-

вого дома»:

280 Философические письма. Русско-европейский диалог. 2022. Т. 5, № 4.

Кантор В. К.и др. Первый опыт молодых №

При вступлеши въ остротъ, у меня было нЬсколько денегь; въ рукахъ съ со-

бой было немного, изъ опасеня, чтобъ не отобрали, но на всякой случай было

спрятано, т. е. заклеено въ переплетЬ евангелья, которое можно было пронести

въ остротъ, ньсколько рублей. Эту книту, съ заклеенными въ ней деньгами, по-

дарили мнЪ еще въ ТобольскЪ Th, которые тоже страдали въ ссылкЪ и считали

время ея уже десятилЪями и которые во всякомъ несчастномъ уже давно при-

выкли видЬть брата.

[Достоевский, 1862, с. 134]

Встреча Достоевского с женами де-

кабристов и передача ему и другим пе-

трашевцам Евангелия оказались судь-

боносными для Достоевского-писателя и

Достоевского-философа. Евангелие было

единственной книгой, которую разреше-

но было брать с собой на каторгу, поэтому

Достоевский читал ее каждый день, зано-

во открывая для себя путь Христа и осмыс-

ляя его учение. Впоследствии оно стало

фундаментальной основой философии До-

стоевского — ни один из его романов не-

возможно понять без знания Евангелия.

Однако книга, полученная Достоев-

ским в Тобольском остроге и бережно

хранимая им до конца жизни, не един-

ственное Евангелие, которым его одарили жены декабристов. Второе Еванге-

лие, воплощенное в жизнь и доказавшее, что путь Христа может повторить

человек, жены декабристов подарили каторжникам и всему русскому народу,

когда вслед за своими мужьями отправились в Сибирь.

После оглашения приговора Николай I позволил женам декабристов

оформить развод и сохранить за собой всё имущество и титулы. Однако

большинство женщин не воспользовались этим правом и предпочли

отправиться в Сибирь вслед за мужьями, оставив свои семьи и прежнюю

жизнь. Это было высшее проявление верности, любви, милосердия и чистоты

сердца; это было искреннее желание разделить со своими мужьями — теми,

кто боролся за правду и справедливость — тяготы каторжной жизни в Сибири.

В. Г, Перов. Портрет Ф. М. Достоевского. 1872

oe OOK

Philosophical Letters. Russian and European Dialogue. 2022. Vol. 5, по. 4. 281

Ш Мастерская профессора. Схолии

Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя,

и возьми крест свой, и следуй за Мною,

ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее,

а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее.

Мб. 16:24-25

Эти слова молвил Христос своим ученикам. Жены декабристов так и сде-

лали: отреклись от своих титулов и семей, отреклись от самих себя, взяли на

себя крест верности и любви и своим поступком показали спасительную силу

учения Христова. Потеряв свою прежнюю жизнь, в Сибири они обрели себя

настоящих как людей с великой силой воли и людей, несущих на себе крест

великой любви — к человеку, народу, России.

В «Дневнике писателя» за 1873 год Ф. М. Достоевский называет В. Г. Белин-

ского восторженной личностью, горячо верующей в идеалы социализма и от-

крывающей в нем новые основы для нравственности. Однако одно — отвер-

гать церковь и церковное учение, но совершенно другое — бороться против

подвига Христа и его учения. И Белинский это отлично понимал:

Тут оставалась, однако, сияющая личность самого Христа, с которою все-

TO труднее было бороться. Учение Христово OH, как социалист, необходимо

должен был разруптать, называть его ложным и невежественным человеко-

любием, осужденным современною наукой и экономическими началами; но

все-таки оставался пресветлый лик Богочеловека, его нравственная недости-

жимость, его чудесная и чудотворная красота.

[Достоевский, 2021, с. 14]

Декабристы тоже были восторженными личностями. Они хотели освобо-

дить Россию и предложить ей совершенно новые нравственные устои через

восстание. Любое восстание неизбежно связано с кровью, смертью и брато-

убийством, что в учении Христовом грех. Декабристы это понимали, но свои

собственные идеалы свободы были им дороже тех, которые подарил миру

Христос. Так, их восстание было изначально обречено на провал, ибо там, где

есть место смерти, не может быть свободы и любви. Это прекрасно понимали

их жены. Поэтому они поставили свои веру и красоту учения Христова выше

всего остального, выше своей жизни и знатности. Их подвиг — воплощение

Евангелия в жизнь, доказательство того, что Царствие Божие устанавливается

на земле не с помощью восстаний, бунта и революций, но с помощью любви,

верности и милосердия.

282 Философические письма. Русско-европейский диалог. 2022. Т. 5, № 4.

Кантор В. К.и др. Первый опыт молодых №

Д. Ф. Малинкова

Рассказ Достоевского «Крокодил» —

сатира, пасквиль или философический текст?

Рассказ Ф. М. Достоевского «Крокодил» был на-

писан в 1864 году в несвойственном писателю са-

тирическом ключе. История об угодившем в чрево

крокодила чиновнике, ничуть не пострадавшем и

устроившемся внутри с комфортом и вне всякого

беспокойства, изображается фантастически и с

гиперболизированной иронией (даже предисло-

вие к рассказу от и до иронично и не содержит в

себе ни одного серьезного слова). Сам Достоевский

В «Дневнике писателя» за 1873 год признавался,

что рассказ своей манерой преемственен по отно-

шению к гоголевскому «Носу» [Достоевский, 1989-1996, т. 13].

Читающая публика, разумеется, не могла не заметить непривычной для

творчества Достоевского сатиры и взялась гадать, какие же реальные лично-

сти стоят за образами героев рассказа. Сошлись на том, что смеется Достоев-

ский над ссыльным Чернышевским, к которому у писателя якобы была непри-

язнь, и над желанием того пропагандировать собственные идеи, несмотря на

обстоятельства (крокодил — настигшая Чернышевского ссылка). Точно так же

Иван Матвеевич продолжает, уже сидя в желудке крокодила, вещать «об иде-

ях», не волнуясь о своем положении, а даже находя в нем преимущества: вни-

мание общества и газет.

В «Дневнике писателя» Достоевский эту расхожую сплетню опровергает,

вспоминая о своем визите к Чернышевскому после выхода наделавшей шума

в обществе прокламации. Однако он не поясняет, есть в «сущей безделице»,

как он сам называл «Крокодила», что-то кроме шутки или нет [там же].

Тогда, в начале 1860-х, российское общество было взбудоражено впервые

появившимися публикациями различных прокламаций. Особенно заметной

оказалась «Молодая Россия», спустя два дня после выхода которой в Петербур-

ге начались пожары, то ли учиненные революционно настроенными студен-

тами (во что верили далеко не все), то ли самой властью. Беспокойство, пере-

живаемое Достоевским в эти дни по поводу происходящего, и привело его к

Чернышевскому, с кем они даже не были ранее представлены друг другу [Кан-

тор, 2016].

Целью своего визита писатель всё в TOM Же «Дневнике...» называл возмож-

ность Чернышевского повлиять на молодых революционеров, в прокламации

Диана Федоровна Малинкова

Philosophical Letters. Russian and European Dialogue. 2022. Vol. 5, по. 4. 283

Ш Мастерская профессора. Схолии

которых и в вызванной ею буре сам Достоевский, вероятно, увидел возмож-

ный сценарий будущего России. Отчасти, как я покажу ниже, это ощущение

выразится уже в «Крокодиле», а полное свое воплощение явно найдет позднее

В «Бесах».

Возвращаясь именно к сути отношений между Чернышевским и Достоев-

ским, стоит заметить, что в своих личных записях Федор Михайлович о Нико-

лае Гавриловиче высказывается с уважением и убежденностью в том, что тот

отлично понимает: содержание разошедитихся в обществе прокламаций ужас-

но. Не верить Достоевскому, открестившемуся от не самой лицеприятной паро-

дии на каторжного, думается, оснований нет: слишком уж мелко и недостойно

опускаться до подобного пасквиля, особенно для того, кто сам прошел каторгу.

Бесспорно, «Крокодил» — это сатира. Нескрываемая, яркая и злободневная.

Высмеиваются здесь все персонажи: одержимый великой идей Иван Матвее-

вич, нелепый и не понимающий своего положения; его жена, с удовольствием

примеряющая роль вдовы при живом муже; его друг, что сыт по горло Иваном

Матвеевичем, но улыбается тому в глаза; немец — владелец крокодила, заня-

тый только расчетом выгоды и убытков из-за произошедшего инцидента, —

все они комичны, нелепы и жалки. Однако это более или менее очевидная для

всех читающих сторона смысла.

Хотелось бы сосредоточиться на другом, а именно на смысле философском,

который большинством современников «Крокодила» остался непонятым. Сам

Достоевский в «Дневнике...» не упоминает необходимости подобной трактов-

ки, но, как кажется, он неспроста и не только ради выражения некоего уваже-

ния, хоть и несогласия с идеями Чернышевского пишет о попавшей ему в руки

листовке от неназываемой группы революционеров, вероятно последовате-

лей Чернышевского, но вывернувпгих его учение наизнанку [Достоевский,

1989-1996, т. 13].

Листовка глупого, пустого содержания, выдаваемого при этом за нечто не-

вероятно ценное и грандиозно важное, была настолько неумела и несуразна,

что Достоевский нанес визит Чернышевскому с просьбой повлиять на этих

последователей авторитетным неодобрением. Тот вредоносность идейно-ис-

каженных листовок признал, но выражать неодобрение публично не согла-

сился, потому что бесполезно [там же].

Этот эпизод, вполне возможно, ключ к пониманию философского напол-

нения «Крокодила», что за бросающейся в глаза иронией прячет в себе раз-

мышление о разрушительной силе одержимости идеей. Идеей всякой: либе-

ральной, экономической, славянофильской, западнической — это неважно. В

рассказе мы видим аллюзии на представителей разных течений. Что значимо,

284 Философические письма. Русско-европейский диалог. 2022. Т. 5, № 4.

Кантор В. К.и др. Первый опыт молодых №

так это одержимость «великой идеей», ослепленность ею, даже если за краси-

выми словами о высших смыслах и долге лишь пустота.

В рассказе мы имеем дело с группой важных образов. Иван Матвеевич —

яростный идеолог, крокодил — образ сложный, неслучайно нагруженный:

тут и древность происхождения, и хтоническая чудовищность: крокодил как

ветхозаветный Левиафан, следом вызывающий этим ассоциации с государ-

ством из трактата Гоббса, что тоже вполне могло быть намерением Достоев-

ского.

Крокодил — это, вероятно, аллегория на силу идеологии, всеохватываю-

щей идеи, которая поглощает, «пожирает» человека именно потому, что сама

пуста:

Ибо, положим например, тебе дано устроить нового крокодила — тебе, есте-

ственно, представляется вопрос: какое основное свойство крокодилово? Ответ

ясен: глотать людей. Как же достигнуть устройством крокодила, чтоб он глотал

людей? Ответ еще яснее: устроив его пустым. Давно уже решено физикой, что

природа не терпит пустоты. Подобно сему и внутренность крокодилова долж-

на именно быть пустою, чтоб не терпеть пустоты, а, следственно, беспрерывно

глотать и наполняться всем, что только есть под рукою.

[Достоевский, 1973, с. 196]

Эти неосознанно самообличающие слова Ивана Матвеевича слишком уж

замысловаты для «сущей безделицы» и только лишь сатиры.

Зашоренные «идеей» люди остаются слепы к действительности. «Идеей»,

которую человек выбрал для себя главной, объясняется всё, безразлично к

фактическому положению дел и моральной составляющей.

Тот же «экономический принцип», про который упоминают все герои, на-

столько возведен в абсолют и не подвергается никакому осмыслению и огра-

ничению рамками здравого смысла. Даже Иван Матвеевич, узнав о планах хо-

зяина крокодила увеличить цену за вход из-за невиданного происшествия, не

возражает и не возмущается: «Они правы, экономический принцип прежде

всего». Тот факт, что Ha его беде кто-то третий планирует нажиться финансово,

Ивана Матвеевича не беспокоит.

Абсурдность поведения всех и каждого, искаженность идей и речей героев

доведены до предела. Иван Матвеевич не перестает вещать о необходимости

внимания к его идее, но ни разу за весь рассказ не объясняет, чем эта идея так

ценна, в чем ее суть. Его волнует одно: привлечь внимание к себе, стать зна-

чимым, стать вещателем. Практическая, социальная полезность — о таком он

Philosophical Letters. Russian and European Dialogue. 2022. Vol. 5, по. 4. 285

Ш Мастерская профессора. Схолии

даже не думает. Он значим потому, что посвятил себя «великой идее», он от-

несен к ней, и этого уже достаточно.

Это желание обрести значимость через соотнесенность с идеей становится

темой для философского рассуждения, умело сокрытого за сатирическим фа-

садом «Крокодила». Это рассуждение явным образом прослеживается во всем

дальнейшем творчестве Достоевского. Важно помнить, что сам рассказ был

написан в переходный период, в период поиска новой художественной формы

и оснований для дальнейших произведений [Живолупова, 2008]. Уже через год

после публикации «Крокодила» свет увидит роман «Преступление и наказа-

ние» — первый из «Великого пятикнижия».

Здесь не просто насмешка над нелепыми, захваченными идеей людьми,

а первая обрисовка Достоевским «превращения “благодетелей человечества”

в “людоедов человечества”» [там же, с. 114]. Однако здесь еще, в пределах

рассказа, он ограничивается лишь описанием, как бы «портретом». В даль-

нейшем он вглядывается в происходящее гораздо пристальнее, исследуя и

причины, и последствия, угадывая, что подобная одержимость искаженны-

ми идеями, идеями ради них самих, ведет к хаосу и разрушению. Потому что

любая, самая благая идея, если она возводится в абсолют и обслуживается

только ради значимости ее последователей, превращается в крокодила, в чу-

довище.

В «Идиоте» Достоевский напишет об этом так: «Но друг человечества с шат-

костью нравственных оснований есть людоед человечества, не говоря уже о

тщеславии: ибо оскорбите тщеславие которого-нибудь из сих бесчисленных

друзей человечества, и он тотчас же готов зажечь мир с четырех концов из

мелкого мщения...» [Достоевский, 1989-1996, т. 6, с. 466].

Позже, уже в «Бесах», тема одержимости идеей достигнет своего апогея.

Угаданный в коротком рассказе хаос, вносимый идейно-пустыми размышле-

ниями и поступками во имя высших смыслов, описанный, данный как факт,

как нелепость, в романе разрастется до бунта, практического и разумного обо-

снования и тем более программы которого нет, то есть, словами Пушкина, до

того самого «русского бунта, бессмысленного и беспощадного».

Таким образом, завершая переходный период творчества нехарактер-

ным для него сатирическим рассказом «Крокодил», Достоевский остается

верен себе, уже здесь начиная разрабатывать одну из главных тем своего

творчества, делая первые штрихи в портрете болезни современного ему об-

щества, и сам крокодил — этакое хтоническое чудовище, от которого надо

бы уберечься.

286 Философические письма. Русско-европейский диалог. 2022. Т. 5, № 4.

Кантор В. К.и др. Первый опыт молодых №

А. А. Пархоменко

Мужик, забивающий жену, и мужик, забивающий лошадь:

на основе «Дневника писателя» и «Преступления и наказания»

Ф. М. Достоевского

В одной из глав «Дневника писателя» — «Сре-

да» — Ф. М. Достоевский, говоря о высшего по-

рядка несправедливости суда присяжных, склон-

ности народа к «жалостливости» и оправданию

откровенных преступников, рассказывает исто-

рию о не выдержавшей избиений мужа и оттого

повесившейся женщине. Писатель представляет

это дело как истинную трагедию. Для него это не

частный случай подобного зверства и несправед-

JIMBOCTH, не только преступление мужа против

жены, мужчины против женщины, но наруше-

Ангелина Артемовна Пархоменко

ние и забвение высшего, божественного порядка.

В творчестве Достоевского этот мотив появляется не впервые, он же по не-

которым идейным и даже лексическим совпадениям отчетливо прослежива-

ется в одном из романов «Великого пятикнижия» писателя — «Преступлении

и наказании». Женщина, забитая мужем, получает у Достоевского следующую

характеристику: «Очень маленькая, исхудавшая, как щепка, женщина». И да-

лее: «Иногда это бывает, что очень большие и плотные мужчины, с белым,

пухлым телом, женятся на очень маленьких, худеньких женщинах...» [Досто-

евский, 2021, с. 29]. Почти дословное описание дает Достоевский другой своей

тероине — Соне Мармеладовой: «Соня была маленького роста, худенькая...»,

у нее «худое, бледное и испуганное личико» [Достоевский, 1989, с. 175]. Впол-

не очевидной представляется проводимая писателем параллель. Более того,

выделяется некоторый тип героини Достоевского — в этой «маленькой, ху-

денькой» девушке, подвергающейся некоторым испытаниям внешних обстоя-

тельств, он находит большее. Именно поэтому женщина из «Дневника писате-

ля» так «странно» смотрится рядом со своим мужем, а Соня Мармеладова при

всех известных обстоятельствах остается одной из самых светлых и чистых

героинь Достоевского. Ответ нам дает сам писатель: «...неужели вы не повери-

те, что эта женщина в другой обстановке могла бы быть какой-нибудь Юлией

или Беатриче из Шекспира, Гретхен из “Фауста”?» [Достоевский, 2021, с. 30].

Эти «худенькие, маленькие» героини Достоевского при всей своей внешней

хрупкости и невеликости могут вырасти не просто в «каких-нибудь» Беатри-

че или Гретхен, через них проступает в творчестве писателя образ таинствен-

Philosophical Letters. Russian and European Dialogue. 2022. Vol. 5, по. 4. 287

Ш Мастерская профессора. Схолии

ной Вечной женственности, которую провозглашал Данте в образе Беатриче,

выводящей героя «Божественной комедии» из ада. Она же явилась в «Фаусте»

Гёте: «Вечная женственность тянет нас вверх» („Раз Ewig-Weibliche zieht uns

hinan“), а через самоубийство героини Достоевского, вероятно, отзеркаливает-

ся, переворачивается и образ шекспировской Офелии. Кажется важным отме-

тить многогранный образ Вечной женственности В. С. Соловьева, с которым у

Достоевского сложились особые отношения идейного взаимовлияния. В твор-

честве Соловьева указанный нами образ появляется во многих ипостасях: так,

А. Ф. Лосев указывает десять аспектов учения о Вечной женственности Соловь-

ева: «Абсолютный, боточеловеческий, космологический, антропологический,

универсально-феминистический, эстетически-творческий, интимно-романти-

ческий, магический, национально-русский и эсхатологический» [Лосев, 2009,

с. 277]. Для него это София, Премудрость Божия, Мировая душа, Церковь как во-

площение Христа на земле. Здесь присутствует и женское начало, которое вы-

ражается среди прочего в образе Девы Марии. Вечная женственность, София

получает воплощение и в поэтическом творчестве Соловьева в образе вечно

сопутствующей его лирическому герою «милой подруги», которой он посвяща-

ет свою вдохновленную мистическими встречами с Софией поэму «Три свида-

ния». При всей многогранности образа Вечной женственности и множествен-

ности ее имен неизменно то, что она представляет собой некоторое связующее

звено между человеческим и божественным. Именно поэтому описываемое в

«Дневнике писателя» дело для Достоевского оборачивается трагедией: «И вот

эту-то Беатриче или Гретхен секут, секут как кошку!» [Достоевский, 2021, с. 30],

низвергают божественное, ту, кто выводит человека из ада.

Вместе с тем Достоевский протягивает еще одну нить к «Преступлению

и наказанию». При обращении к лексическому уровню текста мы замечаем

появление некоторых животных мотивов. Рядом с избиваемой женщиной по-

стоянно возникают и срастаются с ней животные образы: «Он [муж] и сам не

знал, за что ее бьет, так, по тем же, вероятно, мотивам, по которым и курииу

вешал». Женщина исполняет повеления мужа «бессловесно», она издает «жи-

вотные крики страдалицы», кричит «нечеловеческим голосом», «дико как-то

кряхтит» [там же, с. 29]. Это постепенное превращение избиваемой женщины

в животное приводит нас к особенно страдающему у Достоевского (и не только

у него) животному — лошади.

Следует оговориться, что необходимо различать образы лошади и коня.

Конь довольно часто представляется как верный скакун, символ благородства

и отваги, именно конь несет на своей спине героя-храбреца и является ему

преданным другом. Лошадь же в меньшей степени удостоилась этой чести, ее

288 Философические письма. Русско-европейский диалог. 2022. Т. 5, № 4.

Кантор В. К.и др. Первый опыт молодых №

место скорее в быту, и во многом это животное именно страдающее, закаба-

ленное и находящееся под уздой. Читаем у Пушкина:

Кобылица молодая,

Честь кавказского тавра,

Что ты мчишься, удалая?

И тебе пришла пора;

Не косись пугливым оком,

Ног на воздух не мечи,

В поле гладком и широком

Своенравно не скачи.

Погоди; тебя заставлю

Я смириться подо мной:

В мерный круг твой бег направлю

Укороченной уздой.

Пушкин, 1985, с. 423]

Поэтом страдающих лошадей был Некрасов — не чуждый Достоевскому

поэт. В одном из его стихотворений «молодые лошади», которых кто-то назы-

вает бедными, а кто-то глупыми, тащат «громадный вагон», сошедттий с рельс,

участь их «страшна» и незавидна. Некрасов жалеет и уже немолодую лошадь,

участь которой еще более страшна:

Под жестокой рукой человека

Чуть жива, безобразно тоща,

Надрывается лошадь-калека,

Непосильную ношу влача.

[Некрасов, 1981, с. 172]

«Жесткая рука» погонщика регулярно прибегает к кнуту, который призван

и заставить лошадь идти, и якобы отблагодарить измученное животное за его

усилия. Лошадь, а скорее «клячонка» Некрасова приобретает антропоморфные

черты. Она плачет и страдает, ее взгляд подобен тому, как «люди глядят, по-

коряясь неправым нападкам». Вместе с тем в разряд человеческих страданий

вписывать страдания лошади люди отказываются — потуги «лошади-калеки»,

«клячонки» вызывают у проходящих мимо смех, лошадь оказывается для них

козлом отпущения.

Словно вторит стихотворению Некрасова сюжет, разворачивающийся в

«Преступлении и наказании» Достоевского в рамках первого сна Раскольнико-

Philosophical Letters. Russian and European Dialogue. 2022. Vol. 5, по. 4. 289

Ш Мастерская профессора. Схолии

ва. Первый сон накануне преступления уносит героя в его детство, когда он «лет

семи» проходит с отцом по дороге с кладбища мимо кабака и переживает карти-

ну избиения лошади, в конце концов доведенной до смерти. Здесь та же самая

«жесткая рука человека» с кнутом, проходящим по спине, бокам, глазам лоша-

ди, такой же вокруг смех и несовместимое с ним страдание животного, которое

оказывается заметно только ребенку. Только ребенок ставит страдание этой

лошади на один уровень с человеческим и произносит слова: «Бедную лошад-

ку... убили» [Достоевский, 1989, с. 59]. Убитая лошадь была «маленькая, тощая»,

как героиня «Дневника писателя» и как Соня Мармеладова. Так происходит

взаимовлияние образов: с одной стороны, лошадь поднимается до уровня на-

званных героинь — животное превращается из замученной «клячонки» в носи-

тельницу и проводницу образа Вечной женственности, повышается до уровня

божественного знака, с другой — сами героини в некоторой степени опускают-

ся до уровня лоптади. Они оказываются такими же замученными и недостойны-

ми общего сострадания. Наряду с этими хрупкими героинями, разделяющими

судьбу животного, появляется во сне Раскольникова и другая женщина — «тол-

стая и румяная» [там же, с. 57]. Мужики, забивающие лошадь, берут ее с собой,

признают своей. Вероятно, она лишена «любящего, возвышенного сердца, ха-

рактера, исполненного оригинальнейшей красоты» [Достоевский, 2021, с. 30],

как говорит Достоевский о замученной мужем женщине. Но ее принимают и

не забивают. Такая женщина не будет замученной, но она для писателя нико-

гда не станет божественным проводником и идеалом. Вероятно, именно стра-

дающая хрупкая девушка несет в себе образ Вечной женственности, является

продолжательницей Беатриче и Гретхен, так как эта хрупкость и зло сложив-

пихся вокруг нее обстоятельств делают ее возможной носительницей высшей

идеи вопреки внешне заданному. Способность выживать в таких условиях и не

превращаться в «бабу толстую и румяную» проявляют в ней качества более вы-

сокого порядка. Точно так же не поддалась внешнему давлению любимая геро-

иня Пушкина Татьяна Ларина. Обладая совершенно особенным складом души,

Татьяна смогла сохранить его в условиях, совершенно к тому не располагаю-

щих: обстоятельства внешней жизни, человеческие чувства страсти и любви,

вероятно, стали для нее искушениями, но искушениями преодоленными, в ре-

зультате чего Татьяна сохраняет свою чистоту именно вопреки, а не благодаря.

Лошади населяют страницы романа Достоевского: животное появляется

уже в первой главе романа, запряженное «огромной телегой» и везущее пья-

ного, который указал Раскольникову на его примечательную шляпу — имен-

но она является одной из первых деталей, через которую читатель постепенно

пробирается к преступной мысли героя. Далее лошадь появляется после совер-

290 Философические письма. Русско-европейский диалог. 2022. Т. 5, № 4.

Кантор В. К.и др. Первый опыт молодых №

шенного Раскольниковым убийства: во-первых, он чуть не попал под лошадь,

во-вторых, он дрожал «как загнанная лошадь». Наконец, лошадьми был раз-

давлен Мармеладов. Лошадь становится некоторым предупреждением и даже

божественным знаком: она появляется в самом начале романа, накануне убий-

ства, после убийства, и кульминацией является раздавленный лошадьми Мар-

меладов. Так, образ лошади оказывается предупреждающим для героя, он осте-

регает его от страшнейшего деяния — преступления против божественного.

Так, когда мужик во сне Раскольникова забивает лоттадь, он кричит: «Что хочу,

то и делаю!» Здесь мы оказываемся совсем недалеко от выраженной в «Брать-

ях Карамазовых» страшной и губительной, по мысли Достоевского, формуле:

«Если Бога нет, то все дозволено». И именно ребенок оказывается наиболее вос-

приимчив к этой трагедии: принимающим страдание лошади во сне Расколь-

никова является ребенок. Так же и в «Дневнике писателя». Там оказывается

важна фигура девочки — дочери забитой женщины, давшей показания против

своего отца. Именно ребенок у Достоевского является чистой душой, которая

усматривает и улавливает страдание другой чистой души. Вероятно, именно в

этом и проявляется завет Христа «Будьте как дети». Раскольникову посылаются

лошади и Соня Мармеладова как проводники одной и той же мысли, как сред-

ство напоминания и спасения. Мармеладова раздавили лошади, Раскольнико-

ва же чуть не раздавили лошади, потому что у него есть возможность увидеть

своего божественного проводника и следовать ему. Он не забивает лошадь, но

сострадает ей, точно так же, как видит в женщине «маленькой, худой» Вечную

женственность, Душу мира, Божественную проводницу.

А. В. Переплеткин

«В чем моя вера?» и «Отец Сергий» Л. Н. Толстого:

причины отлучения писателя от православной церкви

Лев Николаевич Толстой, великий русский

писатель, сравнимый по славе с Гёте [Кантор,

2000, с. 120-121], после «Войны и мира», периода

жизни, по его словам, нигилистического, при-

ходит к вере. В «Исповеди» он пишет, что нача-

ло его веры коренилось в церкви православной

[Толстой, 1957, Исповедь, с. 53]. Сначала он многое

не понимал из обрядов церковных, но исполнял.

Не понимал, но исполнял. Потом был отлучен от ‘

православной церкви. Kak так вышло? Как cBep- — Александр Владимирович Переплеткин

Philosophical Letters. Russian and European Dialogue. 2022. Vol. 5, по. 4. 291

Ш Мастерская профессора. Схолии

нул Толстой с пути православного и создал новый путь — толстовство? Кем он

был?

Для ответа на эти вопросы мы обратимся к образу дракона из «Так го-

ворил Заратустра» [Ницше, 1994, с. 47—49], поскольку нигилизм был чем-то

очень близким для этих двух мыслителей. Для них обоих речь шла о ценно-

стях, HO, как прозорливо отметил Ф. Степун, «если Ницше проповедовал пере-

оценку всех ценностей, то Толстой проповедует их обесценивание» [Степун,

1998, с. 36]. Это действительно так: история, так вознесенная Гегелем, куль-

тура, включающая в себя науку и творчество гения, такого как Гёте, даже

сама церковь, тело Христово на земле, — всё это было повергнуто в ничто

лицемерным Львом. Лев Толстой очень похож на льва ницшеанского, но сам

он — не сверхчеловек. Он есть нечто промежуточное, странное. Толстой всё

желает разрушить, почти всё. Только русский мужик, простой народ для него

еще что-то да значит. Однако ведь его он принимает, считает, что лишь на

стороне народа истина, которая жизни народной противоречить не может.

Это отбрасывает его от модельного сверхчеловека. Однако сверхчеловеком, в

некоторой степени новым «спасителем», его делает желание самому создать

«учение Христово».

Он писал: «Иисус был сын неизвестного отца. Не зная отца своего, он в

детстве своем называл отцом своим Бога» [Толстой, 1992, с. 13]. Для Толсто-

го не была важна божественность Христа. Ему нужен был Христос только

как человек, с которым он, тоже человек, мог бы поравняться. Толстой ра-

дикально не понимал значимость сверхчувственного, а всякая теология для

него была пустой болтовней. Действительно, от этого народу не хуже и не

лучше. Недаром он стремился обходить тему жизни после смерти и, наобо-

рот, очень много говорил, как и большевики, о роли труда, о важности того,

чтобы жизнь по эту сторону всё более походила на жизнь простого мужика,

близкого природе.

В этом признании природы как чего-то неисторичного еще ярче вырисо-

вывается прямая антипатия ко всему историческому. Толстой не понимал и не

хотел понять историю. Однако в отвержении истории мира сего он утратил и

историю метафизическую, направленную к Страшному суду. Оттого и учение

его есть учение настоящего, а не будущего.

Ф. Степун полагал, что Толстой не переоценивал ценности, а скорее их

обесценивал. Наука, почти всё искусство, церковь и многое другое было им

отвергнуто. Но так ли это применительно к христианству? На этот вопрос

можно дать ответ: «Скорее да, чем нет». Толстой не проводил, как может пока-

заться, очищение христианства от всего, что «не от Христа», от «учения мира»

292 Философические письма. Русско-европейский диалог. 2022. Т. 5, № 4.

Кантор В. К.и др. Первый опыт молодых №

[Толстой, 1957, В чем моя Bepa?, с. 416]. Нет, он вытаскивал нужное ему из этого

органически устроенного целого. Обряды, иконы, храмы, догматы о сверхчув-

ственном — всё это было не нужно Толстому:

Лев Николаевич высказался против обязательности евангельских текстов,

которые извращены.

— Не хочется мне этого говорить, но уж я скажу: как раньше я любил Еван-

гелие, так теперь я его разлюбил.

Потом прочли одно прекрасное место из Евангелия, по изложению Льва

Николаевича.

— Я опять полюбил Евангелие, — произнес он улыбаясь.

[Булгаков, 1989, с. 260]

Прямо-таки люцефирические слова! Имя Христа для него скорее маска, под

которой он прячет и себя, и простой люд.

Однако и во тьме Толстого проблескивает свет христианства. Роль семьи,

заботы о ближнем, любви по заслугам была оценена Толстым. Его отец Сер-

гий [Толстой, 1954], несмотря на свою парадоксальность, всё же совершал по-

ступки, достойные подражания со стороны верующего. Действительно, можно

найти общее между толстовством и христианством. Но много ли? Не прелом-

ляется ли это общее в зиянии тьмы?

Толстой, вероятно, считал себя тем, кто переоценил историческое хри-

стианство во благо истины, но, судя по всему, дело обстояло далеко не так. В

его антихристовых тенденциях улавливается скорее зверская, львиная де-

структивность по отношению к тому, о чем учит церковь. Он так и остался

нигилистом до конца жизни. Пессимистическая форма его нигилизма пере-

шла довольно быстро в нигилизм ницшеанского льва. Идол простого на-

рода остался у него от верблюда. Своим стремлением заменить Христа, же-

ланием самому создать Евангелие он был близок к ребенку. Больше всего в

нем царила безумная деструктивность льва. Так кто же он? Антихрист? Мо-

жет быть, предвестник большевизма [Кантор, 2006]? Это не столь важно, по-

скольку причины его отлучения от православной церкви ясны и понятны.

Хочу заверптить свой текст словами Николая II, сказанными в адрес Л. Тол-

cToro: «Господь Бог да будет ему милосердный судья» [Правительственный

вестник, 1910].

Philosophical Letters. Russian and European Dialogue. 2022. Vol. 5, по. 4. 293

Ш Мастерская профессора. Схолии

И. Ю. Голубев

Как я понимаю Серебряный век

Я обращаюсь с требованием веры

И спросьбой о любви...

М. И. Цветаева

Чуть больше ста лет назад завершился Сере-

бряный век русской культуры. В августе 1921 года

умирает Александр Блок. Спустя несколько недель

расстрелян Николай Гумилев. Привычная для

всех дата окончания Серебряного века уж очень

условна, но всё же она отчетливо запечатлела на

страницах истории удивительный период, кото-

рый смогла прожить Россия. Период, подаривший

стране удивительных поэтов, философов, компо-

зиторов и художников. Время, которое должны

были осмыслить и пережить деятели Серебряного

Иван Юрьевич Голубев

века, стало невероятно трагичным и противоречивым — Кровавое воскресенье,

Февральская революция, Русско-японская и Первая мировая войны, Октябрь-

ская революция 1917 года. В тяжелом дыхании начала ХХ века ощущается при-

ближение катастрофы. Страна рассыпается на части, проживая время болез-

ненных изменений и смутного ожидания будущего: «Рожденные в года глухие /

Пути не помнят своего. / Мы — дети страшных лет России — / Забыть не в силах

ничего... / И пусть над нашим смертным ложем / Взовьется с криком воронье, —

/ Те, кто достойней, боже, боже, / Да узрят царствие твое!» [Блок, 1960, с. 278].

oe OOK

Они искали и чувствовали что-то одно. Пожалуй, именно после Пушкина Ce-

ребряный век становится новой эпохой Ренессанса в России. Это — постоянное

обращение к культуре Древней Греции, этакий поиск своего Акрополя, а также

попытка обрести истинного себя в самом центре буптующей жизненной стихии:

Героизм серебряного века в этом и состоит. И что-то в созданиях его худож-

ников, несмотря на неизбежную бледность, даже лучше искусства золотого. Там

слишком уж все полногласно, слишком переливается через край. Здесь — мера

человеческих сил. Все суше, беднее, чище, но и, более дорогой ценой куплен-

ное, ближе к автору, более — в человеческий рост... Нет, художник серебряного

294 Философические письма. Русско-европейский диалог. 2022. Т. 5, № 4.

Кантор В. К.и др. Первый опыт молодых №

века не ищет более ничтожных тем, нежели его счастливый предшественник.

OH такой же искатель и носитель последних истин. Он пытается, с неизмеримо

большим трудом, чем те, кому помогла стихия, дать образ своей и всей вообще

человеческой жизни. Он — труженик искусства, не баловень его.

[Оцуп, 1993, с. 557]

Должно признать, что образ своей и общественной жизни становится очень

темным и безудержно тоскливым. В мыслях философов и поэтов начала ХХ века

слышна огромная тревога за страну, ее культуру, которая вот-вот разруптится

как карточный домик. Однако живет надежда. Простая человеческая надежда.

Надежда Розанова нащупать контуры русской культуры, надежда найти при-

чину, чтобы оставаться живым, надежда на то, что Родина тебя не покинет:

Мне кажется, Розанов всю жизнь шарилв мягкой пустоте, стараясь нащупать,

где же стены русской культуры. Подобно некоторым другим русским мыслителям,

вроде Чаадаева, Леонтьева, Гершензона, он не мог жить без стен, без «акрополя».

Все кругом поддается, все рыхло, мягко и податливо. Но мы хотим жить истори-

чески, в нас заложена неодолимая потребность найти твердый орешек Кремля,

Акрополя, все равно, как бы ни называлось это ядро, государством или обществом.

[Мандельштам, 1993, с. 222-223]

Художники Серебряного века создают новую жизнь. Они изобретают ее за-

ново. Гумилев и Блок, Хлебников и Белый, Цветаева и Ахматова — будто щит,

в виде тонкой яблочной кожуры, под которой пылает огненная лава событий.

Трагизм, мистицизм, желание ухватиться за праведные смыслы, найти опору

в себе и в собственной стране — основной мотив, живущий в сердце Серебря-

ного века: «Я — угрюмый и упрямый зодчий / Храма, восстающего во мгле, / Я

возревновал о славе Отчей, / Как на небесах, и на земле. // Сердце будет пламе-

нем палимо / Вплоть до дня, когда взойдут, ясны, / Стены Нового Иерусалима /

На полях моей родной страны...» [Гумилев, 1988, с. 310].

oe OOK

— Подадите ли вы мне руку?..

— Лично — да. Только лично. Не общественно.

3. Н. Гиппиус

Трагедия мыслителей Серебряного века стала прямым отражением ужаса,

в котором существовала Россия. Империя угасала на глазах. Наступала пора

Philosophical Letters. Russian and European Dialogue. 2022. Vol. 5, по. 4. 295

Ш Мастерская профессора. Схолии

большевиков. Блок революцию поддержал, а его ближайший друг Зинаида

Гиппиус отвергла. Поэтому и подала ему руку «только лично. Не обществен-

но». Важным следствием будет то, что все поэты, кто, казалось бы, поддержал

революцию, были в конечном счете разочарованы. Можно сказать, смертель-

но. Они жаждали увидеть новое настоящее, а получили террор, расстрелы,

разруху. Блок скончался спустя несколько лет после революции, Гумилев был

расстрелян, Маяковский и Цветаева выбрали путь другой, не менее, а может, и

более трагичный, доступный, наверное, только очень сильным людям:

Так что была артистическая эпоха как бы увертюрой надвигавшегося на

Россию безумия как образа жизни, как и положено безумию — игрой изжи-

вавшему болезнь, в данном случае — социальную болезнь взросления ото-

рвавшейся от общинно-государственной и семейно-родовой жизни огромной

массы народа. Но в процессе этого взросления, к несчастью, были подрублены

корни цивилизации.

[Кантор, 2012, с. 16]

Трагедия была невыносимой. Болезнь оказалась неизлечимой. Страна ухо-

дила из-под ног. Это чувствуется даже у Ахматовой, которая, казалось бы, еще

очень долго продолжала звучать эхом Серебряного века: «И упало каменное

слово / На мою еще живую грудь. / Ничего, ведь я была готова, / Справлюсь с

этим как-нибудь. // У меня сегодня много дела: / Надо память до конца убить, /

Надо, чтоб душа окаменела, / Надо снова научиться жить. // А не то... Горячий

шелест лета / Словно праздник за моим окном. / Я давно предчувствовала этот

/ Светлый день и опустелый дом» [Ахматова, 2016, с. 336].

Мережковский, Бердяев, Ходасевич... великие люди покидали Россию. Ах-

матова, Цветаева, Белый... продолжали с Россией оставаться. Но объединяло их

одно большое и ни с чем не сравнимое чувство — тоска по Родине, где когда-то

«вальсы Шопена играли».

oe OOK

Мы живем, под собою He чуя страны...

О. Э. Мандельштам

И всё-таки Серебряный век представляется нам вроде белоснежной, вер-

нее сказать, «серебряной» Луны. Которая в кромешной темноте по-прежнему

светит. Ярко и неотразимо. Этот, пожалуй, неповторимый до сих пор культур-

ный взрыв в России вряд ли закончился в 1921 году. Он продолжал звучать

296 Философические письма. Русско-европейский диалог. 2022. Т. 5, № 4.

Кантор В. К.и др. Первый опыт молодых №

благодаря голосу Ахматовой, Мандельштама, Есенина, Пастернака, музыке

Рахманинова и Скрябина, картинам Врубеля и Серова, трудам Бердяева и Ме-

режковского, мысли которых по сей день живы не только у Hac, HO и в Европе.

Да, события внутри страны будто бы всех раскололи, но всё же они чувствова-

ли друг друга и были одним единственным сгустком света. Даже Маяковский.

«Влюбленный Маяковский чаще всего читал Ахматову. Он как бы иронизиро-

вал над собой, сваливая свою вину на нее, иногда даже пел на какой-нибудь

неподходящий мотив самые лирические, нравящиеся ему строки. Он любил

стихи Ахматовой и издевался не над ними, а над своими сантиментами, с ко-

торыми не мог совладать» [Брик, 2011, с. 74].

Конечно, творчество Серебряного века не рождается только из царящих

ужасов внутри страны, это был общий закат, если так можно сказать, цивили-

зации. Мы знаем труд Шпенглера о закате Европы, мы знаем, как остро пере-

живали мировые события Мережковский и Бердяев, мы знаем неповторимого

Франца Кафку, который предвосхитил весь ХХ век — век реальности, полной

абсурда. Но всё же хотелось сказать о России. России, которая подарила миру

Серебряный век. Век, который призывал любить и не забывать о Боге. Век,

который создал великое искусство, способное уберечь человеческое сердце

от царящей бессмыслицы. Век, который призывал человека создать себя по

образу и подобию Божьему, будто величественный герой эпохи Возрождения.

Противоречия Серебряного века не пощадили никого — ни читателя, ни

почитателя, ни современника. Но самое главное — ХХ век не пощадил рус-

скость, многовековую традицию.

Таков был урок истории, который нам всем необходимо выучить, переосмыс-

лить, передать другому. Такова была наша скорбь на берегах рек вавилонских.

Список источников

Ахматова А. А. Реквием // Ахматова А. А. Малое собрание сочинений. СПб.:

Азбука; Азбука-Аттикус, 2016. С. 327-341.

Блок А. А. «Рожденные в года глухие...» // Блок А. А. Собрание сочинений: в

8 т. М.; СПб.: Худож. лит., 1960. Т. 3. С. 278.

Брик Л. Ю. Пристрастные рассказы / сост. Я. И. Гройсман, И. Ю. Генс. Ниж-

ний Новгород: Деком, 2011. 368 с.

Булгаков В. Ф. Л. Н. Толстой в последний год его жизни. М.: Правда, 1989.

448 с.

Гершензон М. О. Статьи о Пушкине. СПб.: Ленинградский Гублит, 1926. 123 с.

Гумилев Н. С. Память // Гумилев Н. С. Стихотворения и поэмы. Л.: Советский

писатель. 1988. С. 309-310.

Philosophical Letters. Russian and European Dialogue. 2022. Vol. 5, по. 4. 297

Ш Мастерская профессора. Схолии

Достоевский $. М. Дневник писателя (1873). М: Изд-во АСТ, 2021. 256 с.

Достоевский Ф. М. Записки из Мертвого дома. СПб: Tunorpadia Тосафлта

Огризко, 1862. 473 с.

Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: в 30 т. Л.: Наука. Ленингр.

отд-ние, 1973. Т. 5: Повести и рассказы 1862-1866.

Достоевский Ф. М. Сила и правда России. М.: РИПОЛ Классик, 2021. 834 с.

Достоевский Ф. М. Собрание сочинений: в 15 т. Л.: Наука. Ленинградское

отделение, 1989-1996.

Живолупова Н. В. Крокодил // Достоевский: Сочинения, письма, документы:

Словарь-справочник. СПб.: Пушкинский Дом, 2008. С. 111-116.

Захаров В. Н. Кто подарил Достоевскому Евангелие вянваре 1850 года? // Не-

известный Достоевский. 2015. № 2. С. 44-53.

Кантор В. К. Апология сумасшедшего, или Разум против безумия тол-

пы // Философические письма. Русско-европейский диалог. 2019. Т. 2, № 4.

С. 12-34.

Кантор В. К. «Вечно женственное» и русская культура // Октябрь. 2003.

№. 11. С. 155-176.

Кантор В. К. Серебряный век: культура против цивилизации, или Победа

архаических смыслов // Культура и искусство. 2012. № 4. С. 12-17.

Кантор В. К. «Срубленное древо жизни». Судьба Николая Чернышевского.

М.; СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2016. 528 с.

Кантор В. К. Лев Толстой: искушение неисторией // Вопр. литературы. 2000.

№4. С. 120-181.

Кантор В. К. Лев Толстой как предшественник большевизма.

URL: http://magazines.russ.ru/slovo/2006/52/ka22.html (qaTa o6pammeHua: 05.11.2022).

Кантор В. К. Философия Чаадаева, или Отброшенный камень, который лег

во главу угла. URL: https://;www.youtube.com/watch?v=VLrYV1_wfcs (дата обраще-

ния: 04.04.2022).

Лосев $. А. Владимир Соловьев и его время. M.: Молодая гвардия, 2009. 624 с.

Мандельштам O. 9. О природе слова // Мандельштам 0. 3. Coop. соч.: в 4 т.

M.: Арт-Бизнес-Центр, 1993. Т. 1. С. 217-231.

Некрасов Н. А. Стихотворения // Некрасов Н. А. Полн. собр. соч. и писем: в 15

т. JL: Наука, 1981. Т. 2. 447 с.

Ницше $. Так говорил Заратустра / ep. 4.3. Голосовкера и В. Б. Микушеви-

ча. М.: Изд. группа «Прогресс», 1994. 512 с.

Ouyn Н. А. «Серебряный век» русской поэзии // Ouyn Н. А. Океан времени.

Стихотворения. Дневник в стихах. Статьи и воспоминания о писателях. CII6.:

Logos; Дюссельдорф: Голубой всадник, 1993. С. 549-558.

298 Философические письма. Русско-европейский диалог. 2022. Т. 5, № 4.

Кантор В. К.и др. Первый опыт молодых №

Переписка А. С. Пушкина: в 2 т. M.: Худож. лит., 1982. Т. 2. 575 с.

Плетнев Р. В. О животных у Достоевского // Новый журнал. Нью-Йорк, 1972.

№ 106. С. 113-133.

Правительственный вестник. 1910. № 242.9 ноября.

Пугачев В. В. Пушкин и Чаадаев // Искусство слова. М: Наука, 19'73. С. 101-111.

Пушкин А. С. Стихотворения // Пушкин А. С. Собр. соч.: в Зт. М.: Худож. лит.,

1985. Т. 1. 527 с.

Степун Ф. А. Религиозная трагедия Льва Толстого // Степун Ф. А. Встречи.

M.: Аграф, 1998. С. 18-43.

Толстой Л. Н. В чем моя вера? // Толстой Л. Н. Полн. собр. соч.: в 90 т. М.:

Худож. лит., 1957. Т. 23. С. 304—465.

Толстой Л. Н. Исповедь // Толстой Л. Н. Полн. собр. соч.: в 90 т. M.: Худож.

лит., 1957. Т. 23. С. 1-59.

Толстой. Н. Краткое изложение Евангелия // Толстой Л. Н. Евангелие Тол-

стого. M.: Новости, 1992. 448 с.

Толстой Л. Н. Отец Сергий // Толстой Л. Н. Полн. собр. соч.: в 90 т. M.: Худож.

лит., 1954. Т. 31. С. 5-46.

Хомяков А. С. Несколько слов о «Философическом письме», напечатанном

в 15 книжке «Телескопа». (Письмо к г-же Н.). URL: http://homyakov lit-info.ru/

homyakov/publicistika/o-filosoficheskom-pisme.htm (дата обращения: 04.04.2022).

Цветаева М. И. Стихотворения // Цветаева М. И. Собр. соч.: в 7 т. М.: Эллис

Лак, 1994. T. 1. 640 с.

Чаадаев П. Я. Апология сумасшедшего. Strelbytskyy Multimedia Publishing,

2018. 42 с.

Чаадаев П. Я. Философические письма. М: Эксмо, 2006. 543 с.

Чаадаев П. Я. Философические письма: сборник. М.: Директ-Медиа, 2016. 829 с.

References

Akhmatova, A. A. (2016) Rekviem [Requiem], in Maloe sobranie sochinenii [Small

Collection of Works]. St. Peterburg: Azbuka, Azbuka-Attikus, pp. 327-341.

Blok, А. А. (1960) “Rozhdennye у goda glukhie...” [“Those born in obscure times...” ],

in Sobranie sochinenii: у 8 tomakh. Tom 3 [Collected Works: 8 vols. Vol. 3]. Moscow;

St. Peterburg: Khudozhestvennaya literatura, p. 278.

Brik, L. Yu. (2011) Pristrastnye rasskazy [Biased Stories]. Nizhny Novgorod: Dekom.

Bulgakov, V. F. (1989) L. N. Tolstoi v poslednii god ego zhizni [L. N. Tolstoy in the

Last Year of his Life]. Moscow: Pravda [Truth].

Chaadaev, P. Ya. (2018) Apologiya sumasshedshego [Apologia of a Madman]. Strel-

bytskyy Multimedia Publ.

Philosophical Letters. Russian and European Dialogue. 2022. Vol. 5, по. 4. 299

Ш Мастерская профессора. Схолии

Chaadaev, Р. Ya. (2006) Filosoficheskie pis’ma [Philosophical Letters]. Moscow:

Eksmo.

Chaadaev, Р. Ya. (2016) Filosoficheskie pis’ma: sbornik [Philosophical Letters: Col-

lection]. Moscow: Direct-Media.

Gershenson, М. 0. (1926) Stat’i o Pushkine [Articles about Pushkin]. St. Peterburg:

Leningradskv Gublit.

Gumilev, М. 5. (1988) Pamyat’ [Memory], in Stikhotvoreniya i poemy [Stories and

Poems]. Leningrad: Sovetskii pisatel [Soviet Writer], pp. 309-310.

Dostoevskii, F. M. (1973) Polnoe sobranie sochinenii: v 30 tomakh. Tom 5 [Complete

Works: 30 vols. Vol. 5]. Leningrad: Nauka. Leningradskoe otdelenie.

Dostoevskii, F. M. (2021) Dnevnik pisatelya (1873) [The Diary of Writer (1873)]

Moscow: AST Publ.

Dostoevskii, Е. М. (1989-1996) Polnoe sobranie зосптепй: у 15 tomakh [Complete

Works: 15 vols]. Leningrad: Nauka. Leningradskoe otdelenie.

Dostoevskii, F. M. (2021) Sila i pravda Rossii [The Power and Truth of Russia]. Mos-

cow: RIPOL Klassik.

Dostoevskii, F. M. (1862) Zapiski iz mertvogo doma [The House of the Dead]. St. Pe-

terburg: Tipografiya Тоза а Ogrizko.

Kantor, V. K. (2019) “Apologiya sumasshedshego, ili Razum protiv bezumiya tol-

py” [“Apologia for a Madman, or Mind Against the Madness of the Crowd”], in Philo-

sophical Letters. Russian and European Dialogue, 2(4), pp. 12-34.

Kantor, У. К. (2022) Filosofiya Chaadaeva, ili Otbroshennyi kamen’, kotoryi leg vo

glavu ugla [Chaadaev’s Philosophy, or the Discarded Stone that was at the Forefront].

Available at: https:/Mwww-.youtube.com/watch?v=VLrYV1_wfcs (Accessed: 04 Apr

2022).

Kantor, V. K. (2000) “Lev Tolstoi: iskushenie neistoriei” [“Leo Tolstoy: The Tempta-

tion of Non-history”], in Voprosy literatury [Russian Studies in Literature], 4, pp. 120-

181.

Kantor, V. K. (2012) “Serebryanyi vek: kultura protiv tsivilizatsii, ili Pobeda

arkhaicheskikh smyslov” [“The Silver Age: Culture versus Civilization, or the Victory

of Archaic Meanings” ], in Kul’tura i iskusstvo [Culture and Art], 4, pp. 12-17.

Kantor, У. К. (2016) “Srublennoe drevo zhiznI”. Sud’ba Nikolaya Chernyshevskogo

[“Cut Tree og Life”. The Fate of Nicolai Chernychevsky]. Moscow, St. Petersburg: Tsentr

gumanitarnykh initsiativ.

Kantor, У. К. (2003) “‘Vechno zhenstvennoe’ i russkaya kul’tura” [“‘Eternally femi-

nine’ and Russian Culture”], in Oktyabr’ [October], 11, рр. 155-176.

Khomyakov, А. $. Neskol’ko slov о “Filosoficheskom pis’me”, napechatannom у 15

knizhke “Teleskopa” (Pis’mo k g-zhe N.) [A few Words about the “Philosophical Letter”

300 Философические письма. Русско-европейский диалог. 2022. T. 5, № 4.

Кантор В. К.и др. Первый опыт молодых №

Printed т the 15 Book of the “Telescope” (Letter to Mrs. N.)].

Available at: URL: http://homyakov.lit-info.ru/homyakov/publicistika/o-filosofiches-

kom-pisme.htm (Accessed: 04 Apr 2022).

Losev, А. Е. (2009) Vladimir Solov’ev i ego vremya [Vladimir Solovyov and his Time].

Moscow: Molodaya gvardiya.

Mandel’shtam, О. Е. (1993) “О prirode slova” [“About the Nature of the Word” ], in

Sobranie sochinenit: v 4 tomakh. Tom 1 [Collected Works: 4 vols. Vol. 1]. Moscow: Art-

Biznes-Tsentr, рр. 217-231.

Nekrasov, М. А. (1981) “Stikhotvoreniya” [“Poems”], in Ротое sobranie sochinenii

i pisem: v 15 tomakh. Tom 2 [Complete Works and Letters: 15 vols. Vol. 2]. Leningrad:

Nauka Publ.

Otsup, М. А. (1993) “Serebryanyi vek” russkoi poezii” [“The ‘Silver Age’ of Rus-

sian Poetry”], in Okean vremeni. Stikhotvoreniya. Dnevnik у stikhakh. Stat’i i vospo-

ттатуа о pisatelyakh [Ocean of Time. Poems. A Diary in Verse. Articles and Memoirs

about Writers]. St. Petersburg: Logos; Dtisseldorf: Goluboi vsadnik [The Blue Rider],

pp. 549-558.

Pletnev, R. V. (1972) “O zhivotnykh u Dostoevskogo” [“About Animals in Dosto-

evsky”], in The New Review, 106, pp. 113-133.

Pravitel’stvennyi vestnik [Government Bulletin] (1910) 242, 9 Nov.

Pugachev, У. У. (1973) Pushkin i Chaadaev [Pushkin and Chaadaev]. Moscow: Nau-

ka, pp. 101-111.

Perepiska A. S. Pushkina: v 2 tomakh. Tom 2 [Correspondence of A. S. Pushkin:

2 vols. Vol. 2] (1982) Moscow: Khudozhestvennaya literatura.

Pushkin, А. $. (1985) “Stikhotvoreniya” [“Poems”], in Sobranie sochinenii: у 3 to-

makh. Tom 1 [Collected Works: 3 vols. Vol. 1]. Moscow: Khudozhestvennaya literatura.

Stepun, F. А. (1998) “Religioznaya tragediya Гуа Tolstogo” [“The Religious Tra-

gedy of Leo Tolstoy”], in Vstrechi [Meetings]. Moscow: Agraf, pp. 18-43.

Tolstoi, L. №. (1957) “Ispoved’” [“Confession”], in Polnoe sobranie sochinenii: у

90 tomakh. Tom 23 [Complete Works: 90 vols. Vol. 23]. Moscow: Khudozhestvennaya

literatura, pp. 1-59.

Tolstoi, L. М. (1992) “Kratkoe izlozhenie Evangeliya” [“Summary of the Gospel”],

in Evangelie Tolstogo [Tolstoy’s Gospel]. Moscow: Novosti [News].

Tolstoi, L. N. (1954) “Otets Sergii” [“Father Sergius”], in Polnoe sobranie sochinenii:

v 90 tomakh. Tom 31 [Complete Works: 90 vols. Vol. 31]. Moscow: Khudozhestvennaya

literatura, рр. 5-46.

Tolstoi, L. М. (1957) “У chem moya vera?” [“What is my faith?”], in Polnoe sobra-

nie sochinenii: у 90 tomakh. Tom 23 [Complete Works: 90 vols. Vol. 23]. Moscow: Khu-

dozhestvennaya literatura, pp. 304—465.

Philosophical Letters. Russian and European Dialogue. 2022. Vol. 5, по. 4. 301

Ш Мастерская профессора. Схолии

Tsvetaeva, М. I. (1994) “Stikhotvoreniya” [“Poems”], in Sobranie sochinenii: у 7 to-

makh. Tom 1 [Collected Works: 7 vols. Vol. 1]. Moscow: Ellis Lak.

Zakharov, У. М. (2015) “Ко podaril Dostoevskomu Evangelie v yanvare 1850 goda?”

[“Who gave Dostoevsky the Gospel т January 1850?”], in Neizvestnyi Dostoevskii [Un-

known Dostoevsky], 2, pp. 44-53.

Zhivolupova, М. У. (2008) “Krokodil” [“The Crocodile”], in Dostoevskii: Sochineni-

ya, pis’ma, dokumenty: Slovar’-spravochnik [Dostoevsky: Works, Letters, Documents:

Dictionary-reference Book]. St. Petersburg: Pushkinskii Dom, pp. 111-116.

Информация 06 авторах:

Владимир Карлович Кантор — доктор философских наук, ординарный про-

фессор, главный научный сотрудник, заведующий Международной лаборато-

рией русско-европейского интеллектуального диалога, главный редактор жур-

нала «Философические письма. Русско-европейский диалог». Национальный

исследовательский университет «Высшая школа экономики» (НИУ ВШЭ). Адрес:

Российская Федерация, 105066, Москва, ул. Старая Басманная, д. 21/4, каб. 215.

Анна Андреевна Волкова — студентка 4 курса Школы философии и куль-

турологии факультета гуманитарных наук, стажер-исследователь Междуна-

родной лаборатории исследований русско-европейского интеллектуального

диалога Национального исследовательского университета «Высшая школа

экономики» (НИУ ВШЭ). Адрес: Российская Федерация, 105066, Москва, ул. Ста-

рая Басманная, д. 21/4. E-mail: aavolkova_14@edu.hse.ru

Алина Андреевна Жукова — студентка 4 курса образовательной програм-

мы бакалавриата «Философия» Национального исследовательского универ-

ситета «Высшая школа экономики». Адрес: Российская Федерация, 101000, Мо-

сква, ул. Мясницкая, д. 20. E-mail: aazhukova_11@edu.hse.ru

Елена Валерьевна Краснова — студентка 4 курса образовательной про-

граммы бакалавриата «Философия» Национального исследовательского уни-

верситета «Высшая школа экономики». Адрес: Российская Федерация, 101000,

Москва, ул. Мясницкая, д. 20. E-mail: evkrasnova_1@edu.hse.ru

Елена Дмитриевна Демьянова — студентка 3 курса образовательной про-

граммы бакалавриата «Философия» Национального исследовательского уни-

верситета «Высшая школа экономики». Адрес: Российская Федерация, 101000,

Москва, ул. Мясницкая, д. 20. E-mail: eddemyanova@edu-hse.ru

Диана Федоровна Малинкова — студентка 4 курса образовательной про-

граммы бакалавриата «Философия» Национального исследовательского уни-

302 Философические письма. Русско-европейский диалог. 2022. Т. 5, № 4.

Кантор В. К.и др. Первый опыт молодых №

верситета «Высшая школа экономики». Адрес: Российская Федерация, 101000,

Москва, ул. Мясницкая, д. 20. E-mail: dfmalinkova@edu.hse.ru

Ангелина Артемовна Пархоменко — студентка 4 курса Школы филосо-

фии и культурологии факультета гуманитарных наук, стажер-исследователь

Международной лаборатории исследований русско-европейского интеллекту-

ального диалога Национального исследовательского университета «Высшая

школа экономики» (НИУ ВШЭ). Адрес: Российская Федерация, 105066, Москва,

ул. Старая Басманная, д. 21/4. E-mail: angelina.a.akimova@gmail.com

Александр Владимирович Переплеткин — студент 4 курса образователь-

ной программы бакалавриата «Философия» Национального исследователь-

ского университета «Высшая школа экономики». Адрес: Российская Федера-

ция, 101000, Москва, ул. Мясницкая, д. 20. E-mail: avperepletkin@edu.hse.ru

Иван Юрьевич Голубев — студент 4 курса образовательной программы

бакалавриата «Философия» Национального исследовательского университе-

та «Высшая школа экономики». Адрес: Российская Федерация, 101000, Москва,

ул. Мясницкая, д. 20. E-mail: ugvv44@maiL.ru

Information about the authors:

Vladimir К. Kantor — DSc in Philosophy, Full Professor, Chief Research Fellow,

the Head of International Laboratory for the Study of Russian and European

Intellectual Dialogue, Editor-in-Chief of the journal “Philosophical Letters. Russian

and European Dialogue”. National Research University “Higher School of Economics”

(HSE University). Address: 215, 21/4 Staraya Basmannaya Str., Moscow, 105066,

Russian Federation.

Anna A. Volkova — 4" year student at the School of Philosophy and Cultural Studies

of the Faculty of Humanities, Research Assistant at the International Laboratory for

the Study of Russian and European Intellectual Dialogue, National Research University

“Higher School of Economics” (HSE University). Address: 21/4 Staraya Basmannaya Str.,

Moscow, 105066, Russian Federation. E-mail: aavolkova_14@edu.hse.ru

Alina A. Zhukova— 4" year student of the Bachelor’s degree program “Philosophy”

of the National Research University “Higher School of Economics” (HSE University).

Address: 20 Myasnitskaya 5. Moscow, 101000, Russian Federation. E-mail:

aazhukova_11@edu.hse.ru

Elena У. Krasnova — 4 year student of the Bachelor’s degree program

“Philosophy” of the National Research University “Higher School of Economics” (HSE

University). Address: 20 Myasnitskaya Str., Moscow, 101000, Russian Federation.

E- mail: evkrasnova_1@edu.hse.ru

Elena О. Demianova — 3" year student of the Bachelor’s degree program

“Philosophy” of the National Research University “Higher School of Economics” (HSE

Philosophical Letters. Russian and European Dialogue. 2022. Vol. 5, по. 4. 303

Ш Мастерская профессора. Схолии

University). Address: 20 Myasnitskaya Str., Moscow, 101000, Russian Federation.

E-mail: eddemyanova@edu-hse.ru

Diana F. Malinkova — 4" year student of the Bachelor’s degree program

“Philosophy” of the National Research University “Higher School of Economics” (HSE

University). Address: 20 Myasnitskaya Str., Moscow, 101000, Russian Federation.

E-mail: dfmalinkova@edu.hse.ru

Angelina A. Parkhomenko — 4" year student at the School of Philosophy and

Cultural Studies of the Faculty of Humanities, Research Assistant at the International

Laboratory for the Study of Russian and European Intellectual Dialogue, National

Research University “Higher School of Economics” (HSE University). Address:

21/4 Staraya Basmannaya Str.. Moscow, 105066, Russian Federation. E-mail:

angelina.a.akimova@gmail.com

Aleksandr У. Perepletkin — 4" year student of the Bachelor’s degree program

“Philosophy” of the National Research University “Higher School of Economics” (HSE

University). Address: 20 Myasnitskaya Str., Moscow, 101000, Russian Federation.

E-mail: avperepletkin@edu.hse.ru

Ivan Yu. Golubev — 4" year student of the Bachelor’s degree program “Philosophy”

of the National Research University “Higher School of Economics” (HSE University).

Address: 20 Myasnitskaya 5. Moscow, 101000, Russian Federation. E-mail:

ugvv44@mailru

Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.

The authors declare no conflicts of interests.

Статья поступила в редакцию 02.11.2022; The article was submitted 02.11.2022;

одобрена после рецензирования 30.11.2022; approved after reviewing 30.11.2022;

принята к публикации 05.12.2022. accepted for publication 05.12.2022.

304 Философические письма. Русско-европейский диалог. 2022. T. 5, № 4.