CC BY
109
ИЗВЕСТИЯ
ПЕНЗЕНСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО ПЕДАГОГИЧЕСКОГО УНИВЕРСИТЕТА имени В. Г. БЕЛИНСКОГО ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ № 23 2011
izvestia
penzenskogo gosudarstvennogo pedagogicheskogo universiteta
imeni V. G. BELINSKoGo
humanities
№ 23 2011
УДК 37 (09)
ПЕРВЫЙ НАРКОМ ПРОСВЕЩЕНИЯ: ВЗГЛЯД АМЕРИКАНСКОГО ИСТОРИКА
© В. А. ВЛАСОВ
Пензенский государственный педагогический университет им. В. Г. Белинского,
кафедра отечественной истории e-mail: [email protected]
Власов В. А. - Первый нарком просвещения: взгляд американского историка / Известия ПГПУ им. В. Г. Белинского. 2011. № 23. С. 333-337. - В статье рассматривается взгляд американского историка Тимоти Эдварда О’Коннора, представленного в специальной монографии, на деятельность первого наркома просвещения советской России А.В. Луначарского, его отношение к старой и новой интеллигенции, к проблемам культуры, народного образования.
Ключевые слова: социализм, интеллигенция, культура, народное образование.
Vlasov V. А. - The First People’s Commissar of Public Education: as Шу American historian see him // Izv. Penz. gos. pedagog. univ. im.i V. G. Belinskogo. 2011. № 23. С. 333-337. - The deals with the thoughts of the American historian Timothy Edward O’Connor his attitude towards the activity of the first Soviet people’s commissar A.V. Lunacharsky. In his monograph he discusses the issues of the old and new intelligentsia, cultural problems, public education.
Keywords: socialism, intelligentsia, culture, public education.
Средиразнообразнойлитературы,посвященной АнатолиюВасильевичуЛуначарскому[1], безусловно, выделяется книга американского историка-слависта Тимати Эдварда О’Коннора «Анатолий Луначарский и советская политика в области культуры» [2]. Большая часть исследований, в том числе архивных, проводилась автором в Советском Союзе. В книге рас-сматриваютсяреволюционныйпутьЛуначарского,его отношение к старой и новой интеллигенции, культуре, просвещению.
Возглавить в правительстве Народный комиссариат просвещения Луначарскому предложил В.И. Ленин. Пост наркома Анатолий Васильевич занимал с 1917 по 1929 годы. Т.Э. О’Коннор отмечает, что «Луначарский был отличной кандидатурой для такого поста, хотя его познания в области педагогики были скудны, а административный опыт ничтожен. Он привнес в комиссариат любовь к знаниям, уважение к культурным традициям Запада и практически непоколебимую веру в просвещение как наилучший способ совершенствования социальных институтов. Более того, Луначарский был предан идее социализма и полон решимости распространять просвещение среди масс неграмотного народа России» [3]. Автор книги приводит различные высказывания о Луначарском, данные Н.А. Бердяевым, А.М. Горьким, К.И. Чуковским, Р. Пайпсом, Р.С. Виллиамсом и другими его современниками и исследователями [4]. Среди них историк выделяет характеристику, данную в 1934 г.
Л.Д. Троцким: «В качестве народного комиссара по просвещению Луначарский был незаменим в деле налаживания контактов со старым университетскими кадрами и с педагогическими кругами в целом. Последние же были убеждены, что «невежественные узурпаторы» стремятся к полной ликвидации наук и искусств. Луначарский с увлечением и без труда показал этому замкнутому миру, что большевики не только уважают культуру, но и сами не чужды ей. Не одному академическому жрецу пришлось в те дни, широко раскрыв рот, смотреть на этого «вандала», который читал на полудюжине современных языков и на двух древних и проявлял как бы невзначай столь многостороннюю эрудицию, что ее хватило бы на десяток профессоров. Луначарскомупринадлежитнемалаяза-слуга в повороте дипломированной и патентованной интеллигенции в сторону Советской власти» [5].
Луначарский считал себя писателем, литературным критиком, просветителем и был исполнен решимости внести вклад в культурное преобразование России. Он понимал, что его роль в Советском правительстве определена рамками культуры и образования и за эти рамки он не выходил. нарком был носителем лучших качеств интеллигента, или, иными словами, высокообразованного«интеллектуала»,убежденного, что просвещениепрокладываетпуть культурному прогрессу, что изменения в сфере культуры нельзя осуществлять насильственно, их нельзя подстегивать [6]. И что здание новой пролетарской культуры надо воз-
водить на фундаменте европейской культуры, что невозможно без привлечения на свою сторону старой ин-теллигенции,которая, всвоюочередь, восновномбыла настроена враждебно или скептически по отношению к большевистской власти. Это признавал и сам нарком просвещения. Так, 23 ноября 1917 г. в письме своей жене он с сожалением написал: «Все по-прежнему. Интеллигенция за редким исключением нас ненавидит лютой ненавистью» [7]. О’Коннор отмечает, что, по мнению многих современников, Луначарский приложил немало сил, чтобы убедить преподавателей, ученых, актеров, художников, драматургов, поэтов признать новое правительство и работать на него [8]. Нарком полагал, что многих интеллигентов можно перевоспитать на социалистический лад и именно к этому должна сводиться одна из главных задач революции. Поэтому он выбрал гибкий курс в отношении беспартийной интеллигенции, ища пути взаимодействия с ней. С одной стороны, ему нужно было убедить членов правящей партии в большей терпимости к интеллигенции, которая, по его мнению, способна стать лояльным строителем социализма, а с другой - уговорить интеллигенцию помочь партии ликвидировать невежество и безграмотность, поделиться с массами своими знаниями. Думается, не случайно, одна из глав в книге О ’ Коннора названа так: «Большевик среди интеллигентов, интеллигент среди большевиков».
Американский историк подчеркивает: «для Луначарского интеллигенция была эталоном будущего советского гражданина - гражданина, возвысившегося до вершин человеческого совершенства - рабочего-интеллигента, хорошо ориентировавшегося во всех областях знаний, но профессионально овладевшего одной из них» [9]. Вместе с тем, нарком далеко не однозначно относился к старой интеллигенции. С одной стороны, он, понимая уникальную роль интеллигенции, которая «является хранительницей интеллектуального и культурного наследия мировой цивилизации», считал, что ее надо ценить, беречь и активно использовать для строительства нового общества. А с другой, как член правящей партии, относил интеллигенцию к мелкой буржуазии, считал, что она, «боясь потерять привилегии, предпочла благополучную жизнь жертвам и тяжкому пути революции». Особен-ноненравиласьЛуначарскому«чрезмернаяозабочен-ность интеллигенции проблемами свобод и прав личности в противовес коллективизму». Он был убежден, что «интеллигенция отстаивает права личности лишь потому, что не желает подчинить себя интересам общества и требованиям революции» [10] .
Противоречивость позиции наркома просвещения проявлялась и в отношении насильственных методов новой власти. Так, еще 28 октября 1917 г. в личном письме жене Луначарский написал: «В террористическом правительстве я не стану участвовать, разделять ответственность за террор я не буду» [11]. На следующий день в очередном письме он выражал сожаление по поводу запрещения не только буржуазной, но и социалистической печати. «Страшно и тяжко, - писал Анатолий Васильевич, - даже в исключительное время
быть ответственным за меры насилия» [12]. И в то же время он старался оправдывать «необходимую жестокость» большевиков. Например, в полемике с В.Г. Ко-роленко,«обладателемогромноголитературногодаро-вания, чей слог необычайно музыкален и прозрачен», кто «в одинаковой мере и гармоничный живописец, и тонкий психолог, и ласковый юморист», Луначарский предстает как пафосный защитник насильственных действий советской власти, которые он сравнивает с «плодотворной грозой революционной ненависти, с грохотом, железной рукой распахивающей ворота нового мира» [13]. Народный комиссар, признавая, что «руки наши обагрены кровью, сердца наши немножко обросли шерстью, когда и молодежь-то наша - волчата», критиков большевиков называет «болтунами», «псевдохристианами»,«близорукими»,которыевидят «только шрамы на прекрасном лике», а их доводы -«моральной дребеденью». Они не понимают, что революция «фатально вынуждена быть почти свирепой», что для достижения демократии нужно «много предпосылок, политых человеческой кровью» [14].
О’Коннор отмечает, что, осуждая интеллигенцию за индифферентность, равнодушие или враждебность к большевизму, Луначарский все же старался сохранить каналы связи и сотрудничества с нею, предостерегал против дальнейшего отчуждения интеллигенции и не хотел, чтобы партия отторгала ее. Поэтому он призывал сглаживать противоречия и убеждал в наличии прочного фундамента для сотрудничества. Таким фундаментом является то, что как большевики, так и интеллигенция стремятся к прогрессу и процветанию общества. Нарком считал, что интеллигенция вскоре поймет, что путь к истинному прогрессу лежит через совершенствование социальных институтов, искоренение неграмотности, ликвидацию неравенства, дальнейшее развитие культуры, а все это лучше всего способен обеспечить лишь социализм. В связи с этим большевикам следовало бы действовать осмотрительно и тактично, проявлять понимание». «Осмотрительно и тактично» - это, конечно, очень мягкое пожелание, ибо в другое время Анатолий Васильевич более жестко признал, что «интеллигенты становятся жертвами коммунистического невежества и чванства, спецеедства,подвергаютсязлобныминеоправданным нападкам в печати и на службе» [15].
А.В. Луначарский, справедливо отмечает американский историк, был в курсе всех новейших тенденций в искусстве и литературе. Тесные связи с художественным сообществом доставляли ему радость. Особенно любил он театр, много времени уделял и собственной литературной деятельности - сочинению эссе и поэзии. 20-е годы XX в. были отмечены художественными и литературными баталиями, экспериментированием в культуре. Позиция наркома в вопросах литературы была «как бы промежуточной между пролетарскими писателями и старой художественной интеллигенцией». Он был согласен с А. Богдановым, что пролетариатдолженсоздатьсобственнуюкультуру.На это были направлены и усилия новых организаций -Пролеткульта, возникшей сразу после Октябрьской
революции, и Всероссийской ассоциации пролетарских писателей (ВАПП), существовавшей в 1920-
1928 годах. Луначарский считал, что создание пролетарской культуры потребует значительного времени, и это произойдет лишь после того, как страна в целом станет грамотной. И здесь, подчеркивает О’Коннор, нарком часто попадал в довольно щекотливое положение между полярными точками зрения. С одной стороны, он считал необходимым помогать пролетарским писателям и художникам - поскольку они творили культуру будущего, с другой - как истинный интеллигент не мог отказаться от всех культурных традиций и их носителей [16]. В литературных конфликтах он старался не принимать ничью сторону, будучи убежденным, что разнообразие форм рождает глубину и богатство культуры и что настоящая культура представляет собой разнообразие различных новаторских и традиционалистских направлений.
А.В. Луначарский полагал, что лишь настоящее искусство способно воздействовать на людей. Истин-ныепроизведения,пустьдажелишенныереволюцион-ного содержания, лучше тенденциозно слабых работ, сколько бы они не соответствовали партийной линии. При этом, замечает американский историк, он всегда оставался лояльным членом партии, чью линию считал для себя обязательной и старался действовать в соответствии с духом партийности. О’Коннор совершенно справедливо подчеркивает и то, что Луначарский не играл главной роли в разработке партийной политики в области искусства, а лишь реализовывал на практике решения, принятая Лениным, Бухариным и Троцким [17]. Так было и с известными партийными решениями середины 1920-х годов: в мае 1924 г. были одобрены резолюции отдела печати ЦК РКП (б) и XIII съезда партии, а в июне 1925 г. - постановление ЦК « О партийной политике в области художественной литературы». Осудив пролетарских писателей за их высокомерие, нетерпимость и бестактность, партийное руководство все же встало на их сторону. И Луначарский не мог не поддержать партийный документ «и в силу политической ситуации, и в силу личного мировоззрения». Он поддерживал пролетарских писателей, не отрекаясь при этом от признания важной роли старой интеллигенции. В конечном счете, делает выводО’Коннор, Луначарскийисходил из убеждения, что и пролетарские писатели, и старая интеллигенция должны сыграть положительную роль в развитии советской культуры [18].
А. В. Луначарский понимал необходимость создания передовой и прогрессивной системы образования, которая призвана служить большевистским целям и идеалам. Большевики же считали культуру и образование «третьим фронтом», отдавая приоритет политике и экономике. Нарком вынужден был следовать партийному курсу, хотя и не был согласен с подобным подходом, поскольку считал развитие культуры и образования главным средством построения коммунизма. Он постоянно боролся за увеличение вы-деляемыхНаркомпросуассигнований,однаковстране не хватало необходимых ресурсов не только на обра-
зование. Бюджетные трудности усугублялись нехваткой преданных делу и квалифицированных кадров. Работа Наркомпроса осложнялась также негативным отношением учителей, студентов и профессуры к Октябрьской революции и большевикам. «Октябрьский переворот, - отмечалось в обращении новой власти к учительству, - одну часть учительства бросил в безудержную оппозицию, вплоть до отказа от школьных занятий, другую часть погрузил в молчаливое недоумение» [19]. Сторонникибольшевиковвынуждены были признать, что лишь единицы открыто примкнули к новой власти, пошли на совместную работу не за страх, а за совесть» [20].
О ’ Коннор отмечает, что среди большевистского руководства не было единства взглядов по вопросу, каким образом лучше всего поставить просвещение на службу государству. Так, Луначарский и его сторонники подчеркивали роль образования в повышении общей культуры. Другие, в том числе Е. Преображенский, имея в виду острую нужду в специалистах, выступали за тесную связь образования и экономики. Третья группа во главе с Лениным более всего была заинтересована в политическом контроле над образованием, чем в разработке теории его развития. Владимир Ильич постоянно подчеркивал недопустимость осуществления просвещения вне связи с политикой, вне связи с задачами социалистической организации общества: «... Наше дело в области школьной есть та же борьба за свержение буржуазии; мы открыто заявляем, что школа вне жизни, вне политики - это ложь и лицемерие» [21]. Эта позиция была закреплена и в программе РКП (б), принятой на VIII съезде партии в марте 1919 г.: «Довести до конца дело превращения школы. в орудие коммунистического перерождения общества» [22].
В области высшего образования Ленин отвергал концентрацию автономии высшей школы и выступал за установление над ней административного контроля. В этом вопросе Луначарский был согласен с Лениным. При этом нарком просвещения, в отличие от многих большевиков, комсомольцев и других радикалов считал важным, чтобы представители старой интеллигенции по-прежнему занимались университетские кафедры и обучались в вузах. Оппоненты Луначарского критиковали Наркомпрос за мягкотелость, требовали очистить вузы от «социально-чуждых элементов» и дать пролетариям и крестьянам приоритет при поступлении. Для их подготовки к учебе в 1919 г. были созданы рабфаки. О’Коннор пишет: одни исследователи считают, что эта идея в основном провалилась, а другие - одержала успех.
Особую полемику вызвала судьба втузов и ремесленных училищ, а также преимущества профессионального образования по сравнению с более широким, общим. По мысли Луначарского, образование не должно быть узкоакадемическим илисхоластическим. Оно должно воплощать взаимозависимость теории и практики, учебы и труда. Нарком не считал, что политехнизация школы идентична профессиональному обучению. Он выступал против тех, кто утверждал, что
единая трудовая школа - это не больше чем синоним ремесленного обучения. Поставив своей целью всестороннее развитие человеческих способностей, Луначарский развернул кампанию за широкое общее образование, дающее учащимся обширную информацию о достижениях науки и культуры. он утверждал, что система образования, ориентирующаяся на развитие личности в целом, сулит благотворные результаты, как для отдельного человека, так и для государства в целом. Рабочий-интеллигент, этот задуманный им эталон советского гражданина, должен быть человеком, хорошо чувствующим себя в любой сфере человеческой деятельности,обладающимзнаниямионей,человеком, работающим в той профессии, которая его интересует больше всего и в которой он наиболее компетентен [23].
По мысли О ’ Коннора, многие свои идеи о сущно-стиобразованияЛуначарскийпочерпнулуфилософов XVIII века и американских прогрессивных теоретиков просвещения, особенно джона дьюи. нарком верил во врожденную добродетель людей, которые смогут реализовать свой потенциал с помощью культурного самосознания и образования. И этот прогресс, с его точки зрения, должен стать составной частью построения коммунизма. Луначарский считал, что воспитание и обучение - разные вещи, при этом первому не уде-ляетсядолжноговнимания,хотяоно важнееобучения, поскольку способствует «становлению характера». Если обучение, по его мнению, это передача знаний, то воспитание - «более трудная и тонкая субстанция, которая включает всё, способствующее углублению и совершенствованию человеческой личности».
Свертывание НЭПа в конце 1920-х годов сопровождалось общим ужесточением политики, в том числе и области народного образования. Снова стали проводиться чистки средних и высших учебных заведений. Необходимо было исключать из учебных заведений не только за «антисоветское поведение», но и за «намеренное сокрытие учащимся при поступлении своего социального происхождения или социального положения». В личном архивном фонде А.В. Луначарского содержится много писем с жалобами из различных регионов страны в связи с дискриминацией учащихся по политическим мотивам [24]. Так, из г. Новый Оскол ЦЧО девочки писали наркому: «Я с подругой прочла в программе для поступающих в техникум на
1929 г., что дети, родители которых лишены избирательных прав или же сами они, не допускаются даже до проверочных испытаний. Скажите, чем виноваты эти дети?» Другое письмо из с. Знаменское Мценского района Орловского округа от 18-летнего В. Семенова, окончившего ШКМ и работавшего (перед чисткой школ) председателем учкома: «По происхождению я крестьянин, но отец служил офицером в старой армии. С 13 до 16 лет я работал в отряде юных пионеров. Те-перья«чуждый».Этимсоветскаяобщественностьста-вит меня в лагерь врагов Октября. за что? Я ведь ни в чем не виноват перед революцией». Подобные вопросы задавались наркому и во время его поездок по стране. Например, на одной из таких встреч с просвещенцами г. Краснодара ему был задан такой вопрос: «Если
народному хозяйству нужны специалисты, почему так рьяно партия проводит чистку вузов? Выгоняют всех, у кого чуть-чуть неважно прошлое родителей. И зачем эта драма и насколько она выгодна партии?» [25].
А. В. Луначарский пытался протестовать в меру своих сил и возможностей. Так, в феврале 1928 г. он направил письмо Сталину, где писал, что нельзя исключать студентов на основании одного лишь социального происхождения, чистка студентов из рядов интеллигенции может привести лишь к отчуждению последней [26]. Однако понимания и поддержки у вождя он не получил.
В эти же годы создавались специальные комиссии по чистке, планирующие провести «поголовный просмотр» всего учительства. Прошла волна увольнений и перемещений педагогов, что усиливало недовольство последних. 20 сентября 1928 г. Наркомпрос в своем циркулярном письме предложил всем органам народного образования «немедленно прекратить массовую чистку». В письме, подписанном Луначарским иначальникомГлавсоцвосаЭпштейном, указывалось, что массовые замещения старых учителей новыми приведет к ухудшению работы школы, чистка создает неуверенность учителя в завтрашнем дне, ухудшает его моральное состояние, колеблет его правовое положение, которое и так довольно неустойчиво [27]. Последующие события показали, что мнение Нарком-проса большого веса не имело и было фактически проигнорировано партийным руководством.
В 1928 г. партийное руководство приступило к реорганизации Наркомпроса. Июльский пленум ЦК ВКП (б) принял решение о передаче 6 втузов и 5 техникумов в ведение ВСНХ и 2 втузов - в ведение НКПС [28]. Луначарский и Крупская выступали против этой передачи, так как это решение означало начало курса на узкую специализацию в образовании (впротивовесобщетеоретическому).Сталинкритико-вал Наркомпрос за несоответствующий требованиям жизни уровень подготовки специалистов во втузах, за слишком мягкую линию в отношении интеллигенции. О н утверждал, что Наркомпрос не справился с задачей ускоренными темпами создать новую техническую интеллигенцию и «у нас нет оснований предположить, что Наркомпрос, предоставленный самому себе и мало связанный к тому же с производством, при его инертности и консерватизме, справится с этой задачей в ближайшем будущем» [29].
Неспособность противостоять сталинскому руководству в реорганизации Наркомпроса, в проведении чисток в учебных заведениях по социальным мотивам, в попытках подчинить просвещение сиюминутным нуждам правительства в специалистах и квалифицированных рабочих привела летом 1929 г. к тому, что Луначарский и несколько других членов коллегии Наркомпроса подали в отставку. По мнению Т. Э. О’Коннора, после его отставки положение интеллигенции значительно ухудшилось, ибо нарком пытался смягчить напряженность между большевиками и интеллигенцией, которую он хотя и критиковал, но старался быть и ее защитником.
Отставка А.В. Луначарского явилась неким символом, поскольку сигнализировала об окончании НЭПа в сфере культуры и провозгласила начало нового этапа политики в области культуры и образования. Признавая,чтопервомународномукомиссарупросве-щения удалось сделать далеко не всё из задуманного, Т. Э. О’Коннор предлагает оценивать личность Луначарского не по этим показателям, а по тому, «о чем он мечтал, по его устремлениям и целям» [30].
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ, ЛИТЕРАТУРЫ И ПРИМЕЧАНИЯ
1. А.В. Луначарский - советский государственный и общественный деятель,писатель, критик,искусствовед родился 11 ноября 1875 г. в Полтаве в семье крупного чиновника, окончил Киевскую гимназию. В 18951898 годах жил в Швейцарии, Франции, Италии. Изучал философию и естествознание в Цюрихском университете в кругу философа Р. Авенариуса, сблизился с русскими марксистами из группы «Освобождение труда» Г.В. Плехановым, П.Б. Аксельродом, а также с известными деятелями европейской социал-демократии Р. Люксембург, Ж. Жоресом, П. Лафар-гом. С 1898 г. вел революционную работу в России, неоднократно арестовывался, был в ссылке в Вологде, Тотьме. В 1903 г. примкнул к большевикам. Входил в редакции газет «Вперед», «Пролетарий», «Новая жизнь». Делегат III и IV съездов РСДРП. Был представителем большевиков на Штутгардском и Копенгагенском конгрессах II Интернационала. Один из организаторов партийной школы на о. Капри (Италия). Обосновывал идеи богостроительства (социализм -высшая форма религии) в целях привлечения широких масс к революционной борьбе. Находясь за границей, сотрудничал в ряде российских газет и журналов, где публиковал обзоры, рецензии, освещая события западноевропейскойхудожественнойкультуры;писал рассказы,комедии;выступалслекциямиирефератами во Франции, Бельгии, Германии. В 1915-1916 годах в Швейцарии занимался проблемами педагогики и школьногостроительства,изучаяработыПесталоцци, Фребеля, знакомился с опытом организации новейших школ и рабочих клубов. В 1917 г. в составе Петроградской думы занимался вопросами народного образования, был членом Государственного комитета
по народному образованию. В 1917-1929 гг. - нарком просвещения. С 1927 г. привлекался к дипломатической работе, с 1929 г. - председатель Ученого комитета при ЦИК СССР. В 1933 г. назначен полпредом в Испании. Умер 26 декабря 1933 г. во Франции, похоронен в Москве. В 1963 - 1967 гг. вышло собрание сочинений А.В. Луначарского в 8 томах, подготовленное Институтом мировой литературы им. А.М. Горького АН СССР.
2. О’Коннор Т.Э. Анатолий Луначарский советская политика в области культуры: Пер. с англ. М., 1992.
3. Там же. С. 33.
4. Там же. С. 137, 141.
5. Там же. С. 142.
6. В связи с такой достаточно мягкой позицией у Луначарского было немало недоброжелателей, которые считали его интеллигентом и даже аристократом, то есть человеком, чей образ не совпадал с популярным в первые годы Советской власти представлением о «твердокаменном большевике».
7. РГАСПИ. Ф. 142. Оп. 1. Д. 12. Л. 156.
8. О’Коннор Т.Э. Указ. соч. С. 40.
9. Там же. С. 58.
10. Там же. С. 53.
11. РГАСПИ. Ф. 142. Оп. 1. Д. 12. Л. 141.
12. Там же. С. Л. 142.
13. А. Луначарский, К. Радек, Л. Троцкий. Силуэты: политические портреты. М., 1991. С. 204.
14. Там же. С. 204, 205, 216, 217.
15. О’Коннор Т.Э. Указ. соч. С. 59, 60, 112.
16. Там же. С. 89.
17. Там же. С. 92, 93.
18. Там же. С. 104.
19. Народное просвещение. Еженедельное приложение к «Известиям ВЦИК». 1918. № 1. С. 33.
20. Там же. 1918. № 22. С. 5
21. Ленин В.И. Полное собр. соч. Т. 37. С. 77.
22. Восьмой съезд РКП (б). Протоколы. М., 1959. С. 400.
23. О’Коннор Т.Э. Указ. соч. С. 78 - 79.
24. РГАСПИ. Ф. 142. Оп. 1. Д. 203. Лл. 183 - 190; Д. 515. Лл. 4, 58 об.
25. Власов В.А. Школа и общество. Пенза, 1998. С. 108.
26. О’Коннор Т.Э. Указ. соч. С. 119.
27. Власов В.А. Указ. соч. С. 109.
28. КПСС в резолюциях... Т. 4. М., 1984. С. 359.
29. Сталин И.В. Сочинения. Т. 11. М., 1952. С. 216.
30. О’Коннор Т.Э. Указ. соч. С. 124.
