CC BY
139
Г. И. Матвеева (Самара)
Первые славяне на Средней Волге
Все арабские авторы VIII—IX вв. называли Волжскую Булгарию страной Сакалиба, а ее обитателей — сакалиба. Впервые это название употребил применительно к болгарам Ибн Фадлан, посетивший Волжскую Булгарию в 921—922 гг. в составе посольства абба-сидского халифа ал-Муктадира (908—932) к правителю Волжской Булгарии Алмушу.
Арабское слово «сакалиба», заимствованное из греческого языка, большинством исследователей интерпретировалось как «славянин», однако существовало и иное толкование этого термина. Так, А. Зеки Валиди Тоган утверждал, что невольники сакалиба, которые ввозились в исламские страны, были представителями тюркских и угорских народов Поволжья'. Польский ученый Т. Левицкий, посвятивший анализу сведений о сакалиба целый ряд работ, пришел к выводу, что термин «сакалиба» означает у арабских авторов VIII— X вв. исключительно славян. Только в более позднее время, по большей части у второразрядных арабских авторов понятие сакалиба распространяется на иные светловолосые народы Северной и Восточной Европы2.
В 2002 г. в свет вышла книга Д. Е. Мишина, в которой, опираясь на результаты анализа огромного круга источников, автор утверждает, что название сакалиба применялось в основном к славянам3. По его мнению, отождествление Ибн Фадланом булгар и сакалиба является ошибкой последнего, которая объясняется титулатурой булгарского царя Алмуша, именовавшего себя правителем сакалиба в послании к халифу ал-Муктазиру, так как для правителя волжских булгар было вполне естественно показать себя могущественным правителем, которому повинуются многие народы и с которым выгодно поддерживать союзнические отношения4. Как выяснилось, с подобной точкой зрения едва ли можно согласиться, гораздо более верной оказалась догадка А. Я. Гаркави, который пытался найти в отождествлении Ибн Фадланом булгар и сакалиба рациональное зерно и полагал, что славянский элемент в Волжской Булгарии был весьма сильным и на определенном этапе господствовал5. При этом А. Я. Гаркави ссылался на сообщение Димашки о паломниках из Волжской Булгарии, побывавших в 433 г. (31 августа 1041 — 20 августа 1042) в Багдаде. На вопрос кто они, булгары ответили, что они народ — смесь тюрок и славян. Долгое время утверждение А. Я. Гаркави считалось ничем не обоснованной гипотезой. В настоящее время
благодаря многолетним исследованиям памятников I тыс. н. э. в Среднем Поволжье и Нижнем Прикамье появились убедительные доказательства пребывания славян в этом регионе в I тыс. н. э.
Вопреки сложившемуся у исследователей представлению о том, что все миграции в Восточной Европе имели направление с востока на запад, оказалось, что в лесной и лесостепной зонах передвижения племен чаще происходили в обратном направлении. Так, передвижение групп населения из Центральной Европы на восток началось еще в латенский период, в II—I вв. до н. э. А. М. Обломский и Р. В. Терпиловский на основании анализа материалов Посеймья П-1 вв. до н. э. пришли к выводу, что в формировании сейминской группы древностей принимали участие несколько западных компонентов, а именно среднеднепровский, зарубинецкий, лукашевский, ясторфский и пшеворский6. Позднее, в середине I в. н. э. в связи с распадом зарубинецкой культуры на обширных пространствах от Прикарпатья до Волги происходит расселение позднезарубинец-кого населения. Археологически фиксируемый результат этих миграций — появление культурно-хронологических групп памятников, получивших в литературе название позднезарубинецких. По мнению некоторых исследователей распад зарубинецкой культуры был вызван экологическими причинами, в частности, повышением среднегодовых температур, снижением влажности и общим высыханием почв7. В поисках более благоприятных условий для ведения традиционного земледельческого хозяйства население Поднепро-вья устремилось в разных направлениях, но главным образом на восток. Как отмечали А. М. Обломский и Р. В. Терпиловский, позднезарубинецкие памятники зачастую синтезируют традиции не только зарубинецкой, но и ряда других культур: пшеворской, юхновской, штрихованной керамики и распространяются далеко на восток за пределы территории классической зарубинецкой культуры. Эти памятники не составляют единую археологическую культуру, а представляют собой серию локальных общностей, в какой-то степени связанных единством происхождения, поскольку зарубинецкий компонент присутствует во всех группах8. Вышеупомянутые авторы склонны видеть в позднезарубинецких племенах упоминаемых Тацитом венедов, аргументируя это совпадением территории расселения позднезарубинецких и пшеворских групп населения с территорией венедов по Тациту, а также совпадением подвижного состояния венедов во времена Тацита, т. е. во второй половине I в. н. э., с активными миграциями носителей позднезарубинецкой культуры9.
Расселение позднезарубинецких племен не ограничилось районом междуречья Днепра и Дона, как полагал А. М. Обломский, а распространилось на восток вплоть до Волги: позднезарубинецкие
памятники со следами пшеворского влияния выявлены в Прихопе-рье и Нижнем Поволжье, на территории Тамбовской и Саратовской областей 10.
• Самым восточным из известных в настоящее время памятников, оставленных западными переселенцами, являются селище Славки-но I и однотипные с ним поселения в бассейне р. Кондурчи в Сергиевском районе Самарской области"; керамический материал этих поселений находит соответствия в керамике пшеворской культуры. К кругу позднезарубинецких памятников относится ряд поселений, исследованных Д. А. Сташенковым на северо-западе Самарской области (селища Сиделькинское, Крепость Кондурча).
Все вышеназванные памятники разбросаны на огромной территории и представляют собой отдельные поселения или небольшие группы поселений, значительно удаленных друг от друга. Они более или менее синхронны в рамках интервала второй половины I—III в. н. э. Сочетание в них черт пшеворской и зарубинецкой культур дает основание предполагать их праславянскую принадлежность. Дальнейшие исторические судьбы обитателей вышеупомянутых поселений не вполне ясны, возможно, они были интегрированы переселенцами последующих миграционных волн.
На Самарской Луке исследована еще одна небольшая группа поселений, оставленных также населением западного происхождения. Это городища Лбище и Переволоки, а также несколько селищ, содержащих однотипные с ними материалы. Основная масса находок с городища Лбище датируется IV в. н. э. Керамический материал памятников лбищенского типа находит аналогии в пшеворской и классической зарубинецкой культурах, в то же время ряд черт сближает его с керамикой именьковской культуры, что дало основание рассматривать памятники лбищенского типа как ее ранний этап.
Классическая именьковская культура сложилась в результате переселения в Поволжье новой миграционной волны с запада в конце IV в. в период гуннского нашествия в Европу. Ее территория достаточно обширна: от среднего течения р. Суры на западе до р. Белой на востоке, от р. Камы на севере до устья р. Самары на юге. Исходными районами миграции именьковского населения, вероятно; был бассейн р. Вислы, а возможно, Волынь и Верхнее Поднест-ровье. Именьковская культура была связана своим происхождением с провинциальноримскими культурами: пшеворской и Черняховской, в меньшей степени позднезарубинецкой. Культуры эти были полиэтничными, но во всех них присутствовал, а нередко доминировал славянский компонент. Так, в пшеворских могильниках В. В. Седовым были выявлены два компонента: славянский (погребения по обряду трупосожжения без урн) и германский (трупосож-жения в урнах)|2. И. Н. Русанова выделила те же компоненты по
материалам поселений пшеворской культуры, связав со славянами квадратные полуземлянки, а с германцами длинные дома столбовой конструкции.
О славянской принадлежности племен именьковской культуры свидетельствует прежде всего их погребальный обряд. Он находит ближайшие аналогии в погребальной обрядности славянской части пшеворской культуры (безурновые трупосожжения). Совпадает топография могильников, форма, длина и размеры могильных ям, размещение кальцинированных костей в могилах,/наличие в них, кроме целых сосудов, отдельных фрагментов других сосудов, видимо, разбиваемых во время тризны.
Общей чертой является бедность погребального инвентаря, при этом совпадают категории встречаемых в погребениях вещей: пряжки, булавки, пряслица, ножи. Правда, в пшеворских погребениях встречаются еще и фибулы, которые отсутствуют в именьковских могильниках.
Весьма показательно отсутствие в именьковских могильниках этноопределяющих женских украшений, которые обычно широко представлены в погребениях финно-угров и балтов, а также полное отсутствие в мужских погребениях предметов вооружения, столь характерных для германских, балтских и финно-угорских могильников.
Поселения именьковской культуры, как и синхронные им славянские, располагаются группами — «гнездами». Основным типом жилищ являются полуземлянки, правда, в отличие от славянских жилищ пражско-корчакской культуры, для них характерны не печи-каменки, а открытые очаги, но, возможно, это объясняется тем, что предки именьковцев ушли на восток до того, как у славян печи получили широкое распространение. Нельзя не отметить общие черты в керамическом материале племен именьковской и пражско-корчакской культур: сходство рецептуры формовочных масс, включающих глину, шамот и органику, преобладание горшковид-ных форм при наличии небольшого процента мискообразных сосудов, распространение глиняных дисков-лепешечниц, бытовавших у всех славянских племен середины и второй половины I тыс. н. э., а также полное отсутствие орнамента на сосудах, за исключением насечек на венчике.
Одинаков уклад хозяйства именьковских и всех славянских племен: основу их экономики составляли пашенное земледелие и скотоводство. Племенами именьковской и пражско-корчакской культур возделывались практически одни и те же зерновые культуры. Совпадают основные типы земледельческих орудий, восходящие к пшеворской культуре.
С приходом именьковских племен в Среднем Поволжье начинает распространяться пашенное земледелие, ранее в данном регионе не практиковавшееся, появилась новая порода крупного рогатого скота, высокого уровня развития достигли черная металлургия, металлообработка и другие ремесла.
Праславянская принадлежность именьковской культуры подтверждается данными лингвистики. В. В. Напольских выявил в пермских языках несколько праславянских лексических заимствований, связанных с пашенным земледелием, которые относятся к периоду до распада прапермской языковой общности. В связи с этим исследователь считает, что в Среднем Поволжье и Нижнем Прикамье в середине I тыс. н. э. обитало население, говорившее на праславян-ском языке. Этим населением могли быть только именьковские племена13.
На территории распространения именьковской культуры имеются гидронимы славянского происхождения. О том, что их появление относится к добулгарскому времени, свидетельствует упоминание некоторых из них Ибн Фадланом: Сок (Сух), Черемшан (Джарам-сан), Утка (Ватыг), Бездна (Нийасна), Майна (Байнах).
Вопрос о дальнейших исторических судьбах племен именьковской культуры до сих пор остается дискуссионным. Если в 1950-х гг. исследователи считали, что именьковская культура доживает до времени становления болгарской государственности|4, то в последние десятилетия распространилось мнение об уходе оседлых именьковских племен из Среднего Поволжья еще до прихода болгар в Поволжье в VII в.15 или даже во второй половине VI в.16 По мнению В; В. Седова, значительная часть именьковского населения покинула Среднее Поволжье на рубеже VII—VIH вв. под натиском болгар и переселилась на левобережье Среднего Поднепровья, где в это время возникла близкая к именьковской волынцевская культура, на основе которой сформировалась достоверно славянская роменская KynbTypá".
Однако сходство именьковской и волынцевской культур исчерпывается наличием только одного общего для них типа горшков с цилиндрическим горлом, другие типы волынцевских сосудов не находят аналогов в именьковских керамических комплексах. Различается и погребальный обряд: у именьковских племен трупосожже-ния безурновые, а у волынцевских урновые.
Кроме того, трудно представить, что многочисленные оседлые, находящиеся на высокой ступени экономического и социального развития именьковские племена покинули обжитую ими территорию в конце VII в., сразу же после проникновения туда первых групп ко--чевников-праболгар, которые, судя по всему, вначале были. Гораздо более убедительна точка зрения В. В. Седова об участии местного
земледельческого населения именьковской культуры в этногенезе волжских болгар. Действительно, если допустить, что именьковское население покинуло регион в конце VII в., то как объяснить высокий уровень развития земледелия уже в X—XI вв. у кочевников-болгар? В. В. Седов справедливо отмечает, что состав злаков, культивируе- t мых именьковцами, остается почти неизменным у болгар. Болгарские наральники полностью идентичны именьковским. К имень-ковским восходят типы болгарских серпов, кос-горбуш и каменных жерновов18. Совершенно одинаковы способы хранения зерна у именьковских племен и у болгар.
Неслучайно арабский географ Ибн Русте в труде, написанном в X, но восходящем к IX в. (к Ибн Хордадбеку и ал-Джайхани), сообщает, что «болгары — народ земледельческий и возделывают всякого рода зерновой хлеб»19.
Есть основания полагать, что пришедшие в Среднее Поволжье в конце VII в. племена, которым принадлежат курганные и грунтовые могильники т. н. новинковского типа, уже в VIII в. начинают знакомится с земледелием и оседать на землю. В последние годы на Самарской Луке изучается Севрюкаевское II селище, керамический материал которого очень близок к керамике из могильников новинковского типа. Последняя, по мнению И. Н. Васильевой, проводившей технико-технологический анализ сосудов из Новинковского I могильника, очень близка к именьковской по морфологии сосудов и технологии их изготовления20.
О взаимодействии пришельцев с местным именьковским населением свидетельствуют находки на Севрюкаевском II селище глиняных сковород с невысокими бортиками, нехарактерных для болгар, но имеющих аналогии на поселениях славянских культур VIII-IX вв.: волынцевской, роменской, Луки Райковецкой. О знакомстве обитателей Севрюкаевского II селища с пашенным земледелием свидетельствуют находки на нем жерновов. Плужный резак найден в одном из курганов Новинковского II курганного могильника.
Видимо, Севрюкаевское II селище — памятник, отражающий взаимодействие пришлого кочевого населения с местным земледельческим. Процесс интеграции пришельцев с местным населением протекал не только на Самарской Луке, но и в более северных районах Среднего Поволжья. Материалы, идентичные севрюкаевским, найдены на селище у с. Малое Пальцино Ульяновской области, исследованном Т. А. Хлебниковой в 1954 г. Нижний слой этого селища датируется VIII—IX вв.
Таким образом получившая в последние десятилетия распространение точка зрения об уходе именьковских племен и об отсутствии в Среднем Поволжье в VIII—IX вв. поселений опровергается новыми археологическими материалами.
Полное совпадение ареала именьковской культуры с территорией государства Волжская Булгария не случайно: именьковские племена вступили в контакт с пришлым болгарским населением и, с одной стороны, способствовали переходу его к оседлости и распространению у него земледелия, с другой стороны, достаточно быстро были ассимилированы им. Дальнейшей интеграции различных этнических групп населения способствовало принятие Волжской Булга-рией мусульманской религии.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Zeki Valedi Togan А. Ibn-Fadlans Reisebericht — Abhandlungen für die Kunde des Morgenlandes. Deutsche Morgenlandische. Yessellschaft. Leipzig,
"1939.
2 Lewicki T. Zrodta arabsskie do dziejow slowian szezyzny. Wroctaw, Kraköw, 1956. C. 473-492.
3 Мишин Д. E. Сакалиба (славяне) в исламском мире и раннем средневековье. М., 2002.
4 Там же. С. 33.
5 Гаркави А. Я. Сказания мусульманских писателей о Славянах и Русах. СПб., 1870. С. 105.
6 Обломский А. М., Терпиловский Р. В. Среднее Поднепровье и Днепровское Левобережье в первые века нашей эры. М., 1991.
7 Обломский А. М., Терпиловский Р. В., Петраускас О. В. Распад зарубинец-кой культуры и его социально-экономические и идеологические причины. Киев, 1990.
8 Обломский А. М., Терпиловский Р. В. Среднее Поднепровье и Днепровское Левобережье... С. 3.
9 Там же. С. 105-109.
10 ХрековА. А. Грунтовой могильник с сожжениями на западе Саратовской области // Археология восточноевропейской степи. Саратов, 1991. С. 116-126; Раннесредневековое поселение Шапкино II в лесостепном Прихоперье // Средневековые памятники Поволжья. Самара, 1995. С. 3; Археологические исследования в районе с. Рассказань // Археологическое наследие Саратовского края: охрана и исследования в 1996 г. Саратов, 1997. Вып. 2. С. 47-55.
11 Агапов С. А., Пестрикова В. И., Салугина Н. П. Памятники славкинского типа в Куйбышевской области // Древние и средневековые культуры Поволжья. Куйбышев, 1981. С. 108-120.
12 Седов В. В. Происхождение и ранняя история славян. М., 1979.
13 Напольских В. В. Протославяне в Нижнем Прикамье в середине 1 тыс. н. э. Данные пермских языков // Христианизация Коми края и ее роль в развитии государственности и культуры. Т. 2. Филология. Этнология. Сыктывкар, 1996.
14 Смирнов А. П. Новые археологические данные о сложении культуры волжских болгар // КСИИМК. 1951. С. 17; Калинин Н. Ф., ХаликовА. X. Итоги археологических работ 1945—1952 гг. // Труды Казанского филиала АН СССР. Сер. гуманитарных наук. Казань, 1954. С. 61—63.
15 Казаков Е. П. Культура ранней Волжской Болгарии: Этапы этнокультур- ( ной истории. М., 1992. С. 231, 232.
16 Богачев А. В. О верхней хронологической границе именьковской культуры // Средневековые памятники Поволжья. Самара, 1995. С. 16-21.
17 Седов В. В. Славяне в древности. М., 1994.
18 Седов В. В. К этногенезу волжских болгар // Российская археология. 2001. № 2. С. 8-9.
19 ХвольсонД. А. Известия о хазарах, буртасах, болгарах, мадьярах, славянах и русах Аду-Али-Ахмеда бен Омара Ибн-Даста. СПб., 1869. С. 23.
20 Васильева И. Н. К вопросу о технологии керамики I Новинковского могильника // Средневековые памятники Поволжья. Самара, 1995. С. 82.
