CC BY
34
общества (преступность, коррупция, халатность) - с нормативно-правовой точки зрения. В некоторых текстах эти два ключевых блока проблем сталкиваются, тогда внутрисистемные проблемы суда журналисты начинают решать с общегражданских позиций. Ярче всего это проявляется, когда затрагивается проблема правосудия, автор сталкивает в тексте судью и не удовлетворенного решением этого судьи героя.
Источники информации. Вслед за ПВ. Лазутиной разделим выявленные источники на 3 типа: человек, документ, предметно-вещественная среда [9, с. 119]. Из 43указанных источников 22- люди,чащевсегоработники судов,юристы (в качестве независимых экспертов), адвокаты. Реже - обвиняемые или служащие других ведомств. На информацию какого-либо ведомства в целом ссылаются 4 раза. Мы обнаружили 17 отсылок к документальным источникам, из них 13 - на официальные документы, остальное - перепечатки из других СМИ. Меньше всего журналисты прибегали к материалам дела (1 раз); чаще всего - к нормативно-правовым актам (12 раз). В 10 текстах не указан ни один источник информации. Большое количество неатрибутированных источников в текстах заставляет предположить, что журналисты выдают непроверенную информацию.
Основание для публикации (факт, событие, явление, проблема). Чаще всего основаниями для публикаций становились этапы судебных разбирательств, например, вынесение вердикта, его обжалование, обращение в суды высших инстанций и т.д. При этом журналисты одновременно контролируют действия судей, дают им оценку. Меньше всего материалов, основаниями для которых стали происшествия; среди них стоит отметить ситуации, когда кто-либо оскорбляет судью. Публикация таких историй одновременно и снижает статус судей, показывая их прикосновенность, и акцентирует внимание на проблеме неуважения к суду. С другой стороны, закрепляются прецеденты, «плохие» примеры снижают грань допустимого в отношениях с судьями.
Отношение к суду (положительное/нейтральное/негативное). СМИ Алтайского края по-разному преподносят ситуации, связанные с судом. Как правило, те медиа, у которых в учредителях есть органы власти, более лояльны к суду. Кроме того, все материалы в жанре интервью тоже позиционируют судебную систему с «правильной» стороны. Журналисты не задают острых вопросов или вопросов по какой-либо конкретной ситуации в суде. Если затрагиваются проблемы судебной власти, то респондент чаще предлагает свое видение причин и путей решения этой проблемы. В нейтральных материалах суд обезличен. Акцент делается на том, что «суд вынес приговор». Встречаются материалы, в которых судьи выступают экспертами; они не являются участниками события, а дают им независимую оценку по просьбе журналиста.
Негативных материалов больше, чем остальных, и в таких текстах журналисты, как правило, принимают точку зрения несправедливо осужденных людей (с позиции журналиста). Корреспонденты изданий пересказывают чужую точку
Библиографический список
зрения с использованием эмоционально-оценочных конструкций («судилище», «ничего общего с правосудием» и т.д.). Иногда такие высказывания выносятся в заголовок, что формирует у читателя мнение еще до того, как он прочтет материал и разберется в истории. Таким образом, журналисты изначально ставят штамп и затем пользуются стереотипностью читательского восприятия. При этом мнение второй стороны конфликта приводится в тексте редко. Это усугубляет его манипулятивный характер.
Отметим некоторые результаты концепт-анализа 35 текстов по компоненту «эмоции и оценка». Эмоции представлены в 20% текстов; оценка - в 100% . Семантика оценки: негативная - 82,9% текстов; положительная - 17,1% публикаций. Из наиболее показательных результатов интент-анализа отметим следующее. Из 50 проанализированных текстов интенция «дискредитация» присутствовала в 20-ти материалах; интенция «обвинение (личное)» - в 19.
В сложившемся медиадискурсе представление о судебной власти формируется в зависимости от редакционной политики изданий и специфики подачи материалов в них. В результате можно выделить два основных вектора в формировании образа суда в зависимости от степени его формализации. В материалах, где суд формализован, судьи выступают механизированными акторами, что приводит к обезличиванию судебной системы. Язык лишен средств выразительности. Отсутствуют эмоция и оценка, информемы превалируют над прагмемами. Такой подход к освещению суда позиционирует суд как закрытое, отдаленное от общества ведомство.
В группе текстов с менее формализованным образом суда чаще встречаются оценочные суждения, даются комментарии работе судей. Воздействие на эмоциональную сферу происходит посредством включения в заголовки лексики с негативной коннотацией. Оценка реализуется, как правило, посредством цитирования, при этом зачастую цитируется речь представителя только одной стороны судебного процесса, что нарушает принцип объективности журналистики. Интенции дискредитации и разоблачения встречаются чаще, чем интенция презентации. Основная критика судей связывается с незаконностью и несправедливостью их решений, по мнению журналистов, которые пытаются взять на себя функции суда. Репрезентации судебной власти носят обвинительный уклон, что формирует отрицательный имидж судебной власти в медиа.
В целом даже принимая во внимание, что некоторые издания стремятся объективно освещать судебную тематику, степень оценочности в журналистских материалах высока. Однако это не означает, что многие негативные оценки, выносимые журналистами, не имеют под собой реальной основы. Даже в случае их преувеличенности самокритика, не так часто звучащая из уст представителей судебной власти, может рассматриваться как признак их честности и откровенности, что будет способствовать созданию положительного образа судебной власти в стране.
1. Богдан Е.Н. Медиаобраз России как средство консолидации общества: структурно-функциональные характеристики. Автореферат диссертации ... кандидата филологических наук. Москва, 2007.
2. Хочунская Л.В. Феномен медиаобраза: социально-психологический аспект. Вестник РУДН. Серия: Литературоведение. Журналистика. 2013; № 2: 91 - 95.
3. Галинская Т.Н. Понятие медиаобраза и проблема его реконструкции в современной лингвистике. Вестник ОГУ. 2013; № 11 (160): 91 - 94.
4. Дзялошинский И.М. Медиапространство России: коммуникационные стратегии социальных институтов. Москва: Изд-во АПК и ППРО, 2013.
5. Рогозина И.В. Медиа-картина мира: когнитивно-семиотический аспект. Автореферат диссертации ... доктора филологических наук. Барнаул, 2003.
6. Безнасюк А.С. Открытость правосудия ему же на пользу. Available at: http://www.vkks.ru/publication/178/
7. Мишина Е.А. Суды и СМИ: история нелюбви? Ч. 2. Available at: https://imrussia.org/ru/право/1169-courts-and-the-media-a-loveless-story-part-2
8. Шмелева Т.В. Автор в медиатексте. Available at: http://www.novsu.ru/npe/files/um/1588617/portrait/Data/avtor_v_mediatekste.html
9. Лазутина Г.В. Основы творческой деятельности журналиста. Москва: «Аспект Пресс», 2001.
References
1. Bogdan E.N. Mediaobraz Rossii kak sredstvo konsolidacii obschestva: strukturno-funkcional'nye harakteristiki. Avtoreferat dissertacii ... kandidata filologicheskih nauk. Moskva, 2007.
2. Hochunskaya L.V. Fenomen mediaobraza: social'no-psihologicheskij aspekt. Vestnik RUDN. Seriya: Literaturovedenie. Zhurnalistika. 2013; № 2: 91 - 95.
3. Galinskaya T.N. Ponyatie mediaobraza iproblema ego rekonstrukcii v sovremennoj lingvistike. Vestnik OGU. 2013; № 11 (160): 91 - 94.
4. Dzyaloshinskij I.M. Mediaprostranstvo Rossii: kommunikacionnye strategiisocial'nyh institutov. Moskva: Izd-vo APK i PPRO, 2013.
5. Rogozina I.V. Media-kartina mira: kognitivno-semioticheskijaspekt. Avtoreferat dissertacii ... doktora filologicheskih nauk. Barnaul, 2003.
6. Beznasyuk A.S. Otkrytost' pravosudiya emu zhe na pol'zu. Available at: http://www.vkks.ru/publication/178/
7. Mishina E.A. Sudy i SMI: istoriya nelyubvi? Ch. 2. Available at: https://imrussia.org/ru/pravo/1169-courts-and-the-media-a-loveless-story-part-2
8. Shmeleva T.V. Avtor v mediatekste. Available at: http://www.novsu.ru/npe/files/um/1588617/portrait/Data/avtor_v_mediatekste.html
9. Lazutina G.V. Osnovy tvorcheskoj deyatel'nosti zhurnalista. Moskva: «Aspekt Press», 2001.
Статья поступила в редакцию 29.11.19
УДК 8(081) DOI: 10.24411/1991-5497-2019-10251
Sagiryan E.S., senior teacher, Don State Technical University (Rostov-on-Don, Russia), E-mail: kadastr_37@mail.ru
Bylkova S.V., senior lecturer, Don State Technical University (Rostov-on-Don, Russia)
PRIMARY AND SECONDARY SYNTACTIC FUNCTIONS OF WORD FORMS. The article describes primary and secondary syntactic functions of the numeral name, conditioned in the diachronic and synchronous plans. The analysis of the categorical meaning of numerals: the value of the number - quantity, and alignment quantities, with the value of objectivity. The paper resents occasional transition of words from one parts of speech in the other, morphological and gemorphological of the sentence, and syncretism categorical values cardinal numbers and syncretic function as a specific feature of an object, manifested simultaneously with the action.
The features of norms of use of grammatical forms of numerals are considered: fluctuations of norms are caused by the tendency to standardization of quantitative expression, increase of use of forms of quantitative numerals that is defined by the nature of mathematical thinking.
Key words: word forms, syntactic functions, non-morphologized terms, etymological series, diachronic plan, contamination, occasional transition, syncretism.
Е.С. Сагирьянц, ст. преп., Донской государственный технический университет, г. Ростов-на-Дону, E-mail: kadastr_37@mail.r
С.В. Былкова, доц., Донской государственный технический университет, г. Ростов-на-Дону
ПЕРВИЧНОСТЬ И ВТОРИЧНОСТЬ СИНТАКСИЧЕСКИХ ФУНКЦИИ СЛОВОФОРМ
Статья посвящена описанию первичных и вторичных синтаксических функций имени числительного в диахронном и синхронном планах. Дан анализ категориального значения числительных: значение количества - количественность, а также совмещения значения количества, со значением предметности и признаковости. Представлен окказиональный переход слов из одних частей речи в другие, морфологизованные и неморфологизованные члены предложения, а также синкретизм категориального значения количественных числительных и синкретичная функция дунлексива как особого признака предмета, проявляющегося одновременно с действием. Рассмотрены особенности норм употребления грамматических форм числительных: колебания норм были вызваны тенденцией к стандартизации количественного выражения, резким возрастанием употребительности форм количественных числительных, что определяется самой природой математического мышления.
Ключевые слова: словоформы, синтаксические функции, неморфологизированные термины, этимологические ряды, диахронический план, контаминация, окказиональный переход, синкретизм.
Понятие первичности и вторичности синтаксических функций словоформ в научной литературе связывается с понятием морфологизованных и немор-фологизованных членов предложения, с «движением частей речи» в структуре предложения [1]. Само же явление первичности и вторичности как соотношение основного, исходного и производного обнаруживается во всех сферах языковой системы, оно обусловлено ее развитием и постоянным совершенствованием. Первичность и вторичность могут быть обусловлены как в диахронном, так и в синхронном планах.
Выделение первичности и вторичности в диахронном плане есть восстановление членов этимологического ряда, отражающего историческую последовательность эволюционного процесса, например, морфологизованные и немор-фологизованные члены предложения как проявление исторического процесса развития синтаксических категорий, транспозиция частей речи как исторически закрепленный словообразовательный процесс и т.п. [2].
В синхронном плане явление первичности и вторичности можно представить в виде ряда, члены которого противостоят друг другу по признаку производ-ности, например, окказиональный переход слов из одних частей речи в другие, морфологизованные и неморфологизованные члены предложения как результат прямого и переносного функционирования словоформ в современном русском языке.
Первичной синтаксической функцией мы называем такое функционирование словоформы, при котором ее категориальное (части речи) и синтаксическое (типовое значение члена предложения) значения совпадают Вторичной синтаксической функцией мы называем такое функционирование словоформы, при котором ее категориальное значение не совпадает с синтаксическим.
Все части речи по грамматическим свойствам делятся на две группы: основные и неосновные, контаминационные, производные. Основные - существительное, прилагательное, глагол, наречие. Каждая из этих частей речи имеет свои, свойственные только ей грамматические свойства (в том числе и первичные, и вторичные синтаксические функции). Неосновные, контаминационные производные части речи - числительное, местоимение, причастие. Каждая из этих частей речи объединяет в том или ином соотношении свойства основных частей речи. В истории лингвистики практически четко отразилось противопоставление этих двух групп: описание числительных, местоимений, причастий и деепричастий постоянно сопровождалось (и сопровождается в настоящее время) колебаниями в их квалификации как частей речи: то их выделяют в самостоятельные части речи, то распределяют по другим частям речи, характеризуя как разряды той или основной части речи (ср. напр.: Грамматика русского языка. Под ред. В.В. (1953) и Русская грамматика. Под ред. Н.Ю. Шведовой (1980)).
В данной статье ставится задача описать первичные и вторичные синтаксические функции имени числительного. Категориальное значение числительных - значение количества - количественность [3]. Количественные числительные, как отмечают исследователи, исторически формировались на базе слов с предметным значением [4]. В настоящее время в системе количественных слов есть такие, которые отчетливо совмещают признаки числительных и существительных, поэтому в научной литературе такие слова квалифицируют двояко: то как существительные, то как числительные (тысяча, миллион, миллиард, триллион и др.). Кроме того, в современном русском языке наблюдаются процессы образования слов с неопределенно-количественным значением на базе имен существительных [5] (лес рук, поток писем, океан слов, море бумаг, пропасть дел). Следовательно, у количественного числительного значения количества в каком-то отношении совмещается со значением предметности, грамматически это проявляется в абсолютности категории падежа (в именительном и винительном падежах числительное управляет существительным).
В то же время количественные числительные дают количественную характеристику предметам, определяют их по количественному признаку, т.е. значение количества совмещается со значением признаковости, грамматически это проявляется в относительности категории падежа (в косвенных падежах количественные числительные, подобно прилагательным, согласуются с существительными). Следовательно, у количественных числительных значение количества совмещается со значением предметности и признаковости. Причем это совмещение не является постоянным. В определенных условиях усиливается значение количества, в других - значение признаковости, в-третьих - значение предметности.
Разграничение первичных и вторичных синтаксических функций находит отражение в характере грамматических вопросов, задаваемых к анализируемой словоформе. Если к словоформе в предложении можно задать один вопрос, это означает, что категориальное значение слова совпадает с его синтаксическим значением (вопрос совмещает и морфологическое, и синтаксическое значение словоформы [6], т.е. словоформа выступает в первичной синтаксической функции: Серые тучи закрывали небо. - Какие тучи? (второй вопрос невозможен).
Если к словоформе можно задать два и более грамматических вопроса, это означает, что словоформа выступает во вторичной функции (один из вопросов отражает ее категориальное, а другой - синтаксическое значение). Площадь перед вокзалом покрыта цветами. - Площадь какая? И перед чем?
Количественное числительное отвечает на вопрос сколько? (в соответствующем падеже) или сколько раз? Сколько штук? (в тексте этот вопрос может конкретизироваться - сколько книг? Сколько дней? и т.д.), сколько человек? (в тексте этот вопрос может конкретизироваться - сколько студентов? Сколько девочек?).
Следовательно, первичной функцией для количественных числительных будет та (или те), в которой к словоформе можно задать только один вопрос: сколько? в соответствующем падеже или вопрос сколько? с необходимым кон-кретизатором (сколько человек? Сколько штук? и т.д.) В современном русском языке в двух функциях можно задать только один вопрос: сколько? Это функция особого типа обстоятельств - обстоятельства меры [7] и функция согласованного определения. В этих функциях количественность выступает как единственное значение словоформы.
Обстоятельства меры были выделены в особый тип обстоятельств в «Грамматике русского языка» [8]. Обстоятельства меры выражают количественную характеристику действия, состояния или признака, отвечают на вопрос сколько? (сколько раз? Во сколько раз?) и обозначают меру пространства (шел пять километров, бежал около ста метров - сколько?), меру времени (жил 70 лет; проработал тридцать лет - сколько?, как долго?), меру объема, веса, крепости, стоимости (выпил молока два стакана; купил яблок 3 килограмма; температура повысилась на пять градусов; книга стоит два рубля - сколько? На сколько градусов?), меру количества действий, событий, явлений (три раза постучал; десять раз присел -сколько раз?) [9].
Признаковое значение количества выступает на первый план при функционировании количественных числительных в функции согласованного определения. В косвенных падежах количественные числительные выполняют функцию определения к существительному, согласуются с ним и в соответствующем падеже отвечают на вопрос сколько? (вопрос какой? в этих случае невозможен: встретились с десятью студентами (со сколькими студентами?); рассказали о трех событиях (о скольких событиях?). В таких случаях количественно-именное сочетание является свободным, и каждый его компонент выполняет свою синтаксическую функцию: существительное - косвенного дополнения, несогласованного определения или обстоятельства, числительное - определения при данном существительном. Семантически функция определения соответствует категориальному значению числительного (в одном из аспектов его семантики). Синкретизм самого категориального значения количественных числительных (наслое-
ние на количественность значения предметности и признаковости) обусловил своеобразие их синтаксического функционирования, которое проявляется в том, что количественно-именное сочетание функционирует то как синтаксически неразложимое, то как синтаксически свободное. Причем в одних функциях актуализируется значение предметности, а затем количества, в других - значение признаковости, а затем количества.
Значение предметности при осмыслении идеи количества выступает на первый план при функционировании количественных числительных в роли подлежащего и дополнения. Но эти функции для количественных числительных многозначны, ибо в них происходит совмещение значения предметности и значения количества. Поэтому и числительным, и количественно-именным сочетаниям в роли подлежащего и дополнения задаются два вопроса в соответствующем падеже: кто? Что? и вопрос сколько чего-то? Сколько кого-то? Шли два приятеля (кто? Сколько приятелей?); вырастили двух сыновей (кого? Скольких сыновей?). Совмещение двух значений в указанных функциях не приводит к столкновению синтаксического и категориального значений, так как значение предметности в определенном отношении свойственно количественному числительному как части речи, т.е. является частью категориального значения. Вопрос сколько кого-то? Сколько чего-то? выступает как уточняющий вопрос к вопросам кто? Что? Этот вопрос не является дифференцирующим: он может быть задан к любому члену предложения, выраженному количественным числительным или количественным-именным сочетанием. Только для функции обстоятельства меры и согласованного определения этот вопрос является единственно возможным.
Количественно-именные сочетания могут выступать в функциях обстоятельства времени и места, несогласованного определения. В этих функциях они синтаксически неразложимы, т.е. функционируют как единое целое и выражают время действия, место действия или признак предмета, значение же количества на уровне синтаксических значений не проявляется, поэтому вопрос к подобному члену предложения не отражает значения количества: К двадцати годам окончил училище (когда окончил?); Лагерь расположен в пяти километрах от города (где расположен?); Дома остался ребенок пяти лет (какой ребенок?). Вопрос со словом «сколько?» в соответствующем падеже в подобных предложениях задается не ко всему количественно-именному сочетанию как члену предложения, а к числительному внутри этого словосочетания: к двадцати годам (к скольким годам?); в пяти километрах (в скольких километрах?); пяти лет (скольких лет?) Поэтому такой вопрос не является дифференцирующим синтаксическим вопросом. Ни значение времени, ни значение места не совпадают с категориальным значением количественных числительных, поэтому данные функции должны квалифицироваться как вторичные.
Порядковое числительное дает количественную характеристику одному, последнему из считаемых предметов, следовательно, категориальное значение количественное предстает в сочетании со значением признаковости. Адъектив-ность грамматической природы порядковых числительных заставляет некоторых исследователей отнести их к группе имен прилагательных [10]. Не занимаясь в данном случае анализом этого вопроса, отметим, что первичные и вторичные функции порядковых числительных аналогичны функциям прилагательного. Однако проявление самих функций весьма специфично. Первичными функциями для порядкового числительного являются функции определения и сказуемого, так же, как и для имен прилагательных. Вторичные функции - подлежащее, дополнение, обращение (крайне редко) и дуплексив. Но в отличие от прилагательных, которые обязательно субстантивируются, попав в функции подлежащего и дополнения, порядковые числительные в этих функциях регулярной субстантивации не подвергаются.
Важно отметить, что в научной литературе, посвященной системному описанию трансформации в области частей речи и дающей в виде обобщающих таблиц систему всех возможных трансформаций частей речи в современном русском языке, субстантивация порядковых числительных практически не описана [11].
М.Ф. Лукин в статье, посвященной проблеме субстантивации количественных и собирательных числительных, попутно отмечает, что субстантивация порядковых числительных наблюдается «исключительно редко», при этом числительные имеют значение лица «третий лишний». Или же при этих числительных опускается существительное (приготовить на первое суп, на второе - котлеты). В «Русской грамматике» (2005) отмечается еще один случай субстантивации счетных прилагательных (порядковых числительных) - со значением одной части от целого (в дробях): пятая, сотая, одна седьмая, три сотых.
Е.П. Калечиц говорит о субстантивации числительных в сфере фразеологизмов и в числе примеров на субстантивацию других числительных: Двое дерутся, третий не подходи: Одного не знаю, другого не вижу, третьего не помню; Один идет, четверых ведет, а пятый сидит, в оба глаза глядит.
Субстантивация прилагательного есть результат действия трёх процессов: во-первых, происходит опущение (эллипсис) определяемого имени существительного, во-вторых, семантика опущенного существительного включается в семантику субстантивирующегося прилагательного и, в-третьих, данное прилагательное занимает позицию опущенного существительного и выполняет его синтаксическую функцию (подлежащего или дополнения). Но хотя порядковые числительные грамматически как будто похожи на имена прилагательные (недаром существует тенденция включать их в этот разряд), однако в очень редких
случаях субстантивация порядковых числительных происходит в силу действия процессов, свойственных прилагательным.
Возможность субстантивации порядковых числительных связана, прежде всего, с их семантикой: те порядковые числительные, у которых собственно количественное значение совмещается с некоторым качественным, при определённых условиях могут подвергаться субстантивации. Это, прежде всего, относится к слову первый. Рассмотрим текст.
«Без первых ни одно дело не начинается, какое бы оно ни было, большое или малое. Первым всегда тяжелее, им всегда достается лиха больше, чем идущим следом. Легко ли бойцу первому выпрыгнуть из окопа и повести за собой в атаку людей? Легко ли было первому космонавту расставаться с Землей и идти в неведомое? Мы здесь первые со всеми вытекающими из этого звания последствиями. - Давайте выпьем, ребята, за первых!» (А. Андреев).
Слово первый субстантивируется только в значении «начинающий, первый в данном деле человек», в других значениях субстантивации не происходит, так как при пропуске существительного возникает неполнота конструкций в силу того, что слово первый, употребляющееся в чисто количественном значении, не включает в свою семантику значение опущенного существительного. Например: Врезалось в память несколько эпизодов. Первый - начало пятидесятых годов (А. Крон). В этом предложении слово первый является определением к опущенному подлежащему, значение которого восстанавливается из контекста. Предложение неполное, субстантивации не происходит.
Обычно не субстантивируются порядковые числительные с чисто количественным значением. В предложении «Сорок четвертый был весь в движении, войска с боями уходили на запад...» (А. Крон) числительное сорок четвертый не субстантивируется, так как это предложение неполное: нет подлежащего, т.е. неизвестен предмет, о котором идет речь (сорок четвертый год? Полк?). Интересно сопоставить «поведение» в тексте прилагательного и порядкового числительного. В предложении «Я не знал, что в каждой детской сказке заключена вторая, которую могут понять только взрослые» (К. Паустовский) прилагательное «взрослые» обозначает и признак, и предмет (взрослые - это люди, имеющие определенный возраст и физическое развитие) в каком-либо пояснении не нуждается, в предложении является подлежащим и субстантивируется; числительное же «вторая» обозначает количественный признак, причем признак того предмета, который назван в другом словосочетании, поэтому предложение «В каждой детской сказке заключена вторая» является неполным: в нем опущено подлежащее «сказка», смысл которого подсказывается контекстом, словоформа вторая является определением к отсутствующему подлежащему и не субстантивируется.
Очень часто субстантивация порядковых числительных обусловливается семантикой ситуации, или пресуппозицией. А.М. Пешковский писал, что реальные условия (внеязыковые явления - Л.Ч.) часто гарантируют верное понимание, и у говорящего является желание воспользоваться формальным значением как чистой формой, сознательно наложив определенный оттенок на неподходящее для него содержание [12]. Можно назвать ряд таких ситуаций: ситуация транспорта (железнодорожного, городского): Сорок восьмой опаздывает на два часа; Садитесь на второй: он идет до комбайнового завода; ситуация учебных заведений: Сын учится во втором, а дочь в пятом; В этом году он переходит на второй; ситуация времени: Шел тысяча девятьсот сорок первый и т.п.
Особенность ситуативной субстантивации заключается в том, что порядковое числительное воспринимается как субстантивное слово только в том случае, если необходимые знания регулярно поддерживаются соответствующей ситуацией. Так, в предложении «Второй опаздывает на сорок минут» словоформа второй воспринимается как название поезда только в ситуации железнодорожного транспорта. Вне этой ситуации данное предложение вызывает вопросы что или кто опаздывает? Что такое второй?
При классификации неполных предложений, наряду с контекстуально неполными, регулярно выделяются ситуативно неполные, именно как неполные. Следовательно, ситуативная субстантивация не может быть признана бесспорной, и ее скорее можно назвать псевдосубстантивацией.
От псевдосубстантивации следует отличать собственно субстантивацию, которая получает уже определенные грамматические свойства. Так, порядковые слова в конструкциях типа четверть второго, половина пятого, а также типа девятое марта, первое июня полностью субстантивируются, грамматически это проявляется в том, что в конструкциях четверть второго, половина пятого нельзя вставить существительные часа (четверть второго часа), а в конструкциях типа девятое марта нельзя вставить существительное число (девятое число марта), ср.: старую форму - марта, девятого дня. Кроме того, при изменении по падежам сочетания девятое марта словоформа марта не изменится. Это свидетельствует о том, что словоформа марта управляется словоформой девятое [13].
Субстантивация порядковых числительных регулярно проявляется в определенного типа синтаксических конструкциях - конструкциях-трафаретах. Они используются при перечислении и при счете-перечислении: первое, второе, третье (одна, другая, третья). Например: «То, что есть во мне, вполне может быть и в другом, третьем, и в четвертом» (А. Ананьев); «Я, не стесняясь, спрашивал у одного, второго, третьего, как они определяют расстояние до земли» (Г. Титов). Очевидно, к этой же группе следует отнести трафаретные конструкции при выражении дробных величин: одна пятнадцатая, ноль целых, пять сотых; две десятых и т.п.
Перечисленные условия субстантивации порядковых числительных свидетельствуют о том, что эта группа слов по своим внутренним свойствам существенно отличается от имен прилагательных, и вторичные функции порядковых числительных не характеризуются, в отличие от прилагательных, регулярной субстантивацией (и самое главное - субстантивация порядковых числительных не зависит от синтаксической функции).
Особо следует остановиться на синкретичной по своей природе функции дуплексива. Дуплексив как особый тип второстепенных членов предложения обозначает признак предмета, проявляющийся у предмета одновременно с действием. Порядковые числительные в функции дуплексива представлены конструкциями типа: Мать пришла пятой, увидели его первым; Николай финишировал третьим. Что здесь считается? Предметы или действия? Очевидно, что в конструкции типа Мать пришла пятой, считаются не матери и не действия, названные глаголом, пришла. В данном случае считаются разные предметы (в том числе и мать), совершающие действие по глаголу приходить, считаются приходящие, т.е. в процесс счета вовлекаются и предметы, и действия в их единстве. По-
Библиографический список
рядковое числительное в подобных конструкциях характеризует одновременно и предмет со стороны порядка по счету, и действие по признаку его очередности.
При употреблении порядкового числительного в роли обычного определения, относящегося к некоторому существительному (второй том, третий год), числительное обозначает порядковое место предмета в ряду однотипных (одинаковых) предметов: если говорят третий год - это значит, что считаются годы, и данный год является третьим в ряду именно годов, а не каких-нибудь других предметов. Выражение же Книга положена десятой означает, что укладывались самые различные предметы, среди которых была и книга, она-то и положена десятой. Таким образом, порядковое числительное в анализируемых конструкциях одновременно характеризует один предмет со стороны порядка по счету среди неоднородных ему предметов, и действие по признаку очередности.
Противопоставление первичных и вторичных синтаксических функций словоформ в сфере такой синкретичной части речи, как имена числительные, оказывается делом более сложным, нежели противопоставление этих функций в сфере основных частей речи.
1. Бабайцева В.В. Зоны синкретизма в системе частей речи современного русского языка. Научные доклады высшей школы. Филологические науки. 1983; № 5.
2. Баудер А.Я. Части речи - структурно-семантические классы слов в современном русском языке. Таллинн, 2012
3. Панфилов В.З. Философские проблемы языкознания. Москва, 2000.
4. Булынин Л.Л. Трудные вопросы морфологии. Москва, 2017.
5. Милославский И.Г. Морфологические категории современного русского языка. Москва: Флинта, 2011.
6. Мигирин В.Н. Очерки по теории процессов переходности. Бельцы, 1971.
7. Лукин М.Ф. Субстантивация числительных в современном русском языке. Русский язык. 2012.
8. Русская грамматика. Москва: Наука, 1980.
9. Калечиц Е.П. Переходные явления в области частей речи. Свердловск, 1997.
10. Обнорский С.П. Историческая морфология русского языка. Москва, Издательство Юрайт, 2017.
11. Горшкова К.В. Лексикология, фонетика, морфология. Ленинград: Ленанд. 2019.
12. Былкова С.В. Русские синтаксические конструкции как средство фактического общения. Диссертация ... кандидата филологических наук, 2005.
13. Былкова С.В. Функционирование побудительных предложений в фактическом общении. Историческая морфология русского языка. Москва: Издательство Юрайт, 2017.
References
1. Babajceva V.V. Zony sinkretizma v sisteme chastej rechi sovremennogo russkogo yazyka. Nauchnye doklady vysshej shkoly. Filologicheskie nauki. 1983; № 5.
2. Bauder A.Ya. Chasti rechi - strukturno-semanticheskie klassy slov v sovremennom russkom yazyke. Tallinn, 2012
3. Panfilov V.Z. Filosofskie problemy yazykoznaniya. Moskva, 2000.
4. Bulynin L.L. Trudnye voprosy morfologii. Moskva, 2017.
5. Miloslavskij I.G. Morfologicheskie kategorii sovremennogo russkogo yazyka. Moskva: Flinta, 2011.
6. Migirin V.N. Ocherkipo teoriiprocessovperehodnosti. Bel'cy, 1971.
7. Lukin M.F. Substantivaciya chislitel'nyh v sovremennom russkom yazyke. Russkijyazyk. 2012.
8. Russkaya grammatika. Moskva: Nauka, 1980.
9. Kalechic E.P. Perehodnye yavleniya v oblasti chastej rechi. Sverdlovsk, 1997.
10. Obnorskij S.P. Istoricheskaya morfologiya russkogo yazyka. Moskva, Izdatel'stvo Yurajt, 2017.
11. Gorshkova K.V. Leksikologiya, fonetika, morfologiya. Leningrad: Lenand. 2019.
12. Bylkova S.V. Russkiesintaksicheskiekonstrukciikaksredstvo fakticheskogoobscheniya. Dissertaciya ... kandidata filologicheskih nauk, 2005.
13. Bylkova S.V. Funkcionirovanie pobuditel'nyh predlozhenij v fakticheskom obschenii. Istoricheskaya morfologiya russkogo yazyka. Moskva: Izdatel'stvo Yurajt, 2017.
Статья поступила в редакцию 04.11.19
УДК 801.8 DOI: 10.24411/1991-5497-2019-10252
Evenko E.V., Cand. of Sciences (Philology), senior teacher, Tambov State Technical University (Tambov, Russia), E-mail: nazarova33-1975@mail.ru Glivenkova O.A., Cand. of Sciences (Philology), senior teacher, Tambov State Technical University (Tambov, Russia), E-mail: olga-gllvenkova@rambler.ru Mordovina T.V., Cand. of Sciences (Pedagogy), senior teacher, Tambov State Technical University (Tambov, Russia), E-mail: tvmordovina76@mail.ru
COGNITIVE FEATURES OF TEXT COMPREHENSION. The process of text comprehension which is directly related to the process of mental activity and sound-tonality as a means of emotional expressiveness of fiction text, which is formed by the recipient's perception of phonosementic text organization is considered. The cognitive mechanism of text comprehension, which involves a step-by-step algorithm is discribed. The main attention is paid to the sound-imaginary nature of pho-nosemantic techniques (alliteration, assonance, anaphora, epiphora, onomatopoeia, sound symbolism, paronymy, metaphor, metonymy) based on the phenomenon of sound symbolism in the text. The analysis of the quantitative accumulation of the sound dominant in a segment of the text and the sound-imagery phonosemantic means of a segment phonological level and the sound-symbolic potential of the text are considered.
Key words: text comprehension, algorithm, phonosemantics, sound symbolism, sound dominants, alliteration, assonance, sound repetitions, metaphor, metonymy.
Е.В. Ееенко, канд. филол. наук, доц., Тамбовский государственный технический университет, г. Тамбов, E-mail: nazarova33-1975@mail.ru О.А. Гпиеенкоеа, канд. филол. наук, доц., Тамбовский государственный технический университет, г. Тамбов, E-mail: olga-glivenkova@rambler.ru Т.В. Мордоеина, канд. пед. наук, доц., Тамбовский государственный технический университет, г. Тамбов, E-mail: tvmordovina76@mail.ru
КОГНИТИВНЫЕ ОСОБЕННОСТИ УСПЕШНОГО ПОНИМАНИЯ ТЕКСТА
В данной работе рассматривается процесс понимания художественного текста, который непосредственно связан с процессом мыследеятельности и выявлением смысловой тональности как средства эмоциональной выразительности текста, которая формируется за счёт восприятия реципиентом фоносе-мантической организованности текста. В статье описывается когнитивный механизм понимания текста, включающий в себя пошаговый алгоритм. В центре внимания - звукоизобразительная природа фоносемантических приёмов (аллитерация, ассонанс, анафора, эпифора, звукосимволизм, звукоподражание, паронимия, метафора, метонимия), основанных на явлении звукового символизма и зрительно-слуховых ассоциациях реципиента. В статье анализируется количественное накопление звуковой доминанты и звукоизобразительные фоносемантические средства текста на фонологическом уровне и звукосимво-лический потенциал данных средств.
Ключевые слова: понимание текста, фоносемантика, звуковой символизм, звуковые доминанты, аллитерация, ассонанс, звуковые повторы, метафора, метонимия.
