CC BY
147
Игорь БУРКУТ
ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА В ИСТОРИЧЕСКОЙ ПАМЯТИ ГАЛИЧАН И БУКОВИНЦЕВ
В патриархальной среде историческая память передается в устной форме, посредством рассказов представителей старшего поколения. Еще относительно недавно сельское население Галиции и Буковины (т. е. Львовской, Ивано-Франковской, Тернопольской и Черновицкой областей Украины) жило в такой среде, и нынешние 60-70-летние жители этих областей прекрасно помнят рассказы о событиях 19141918 гг. своих дедов - свидетелей и участников Первой мировой войны. У них сохраняются живая память и связь поколений, что позволяет оценивать события прошлого, исходя из определенных народных традиций. В этой среде не воспринимаются оценки, навязываемые властями через систему образования или средства массовой информации. Такое недоверие сформировано исторически и культивировалось на протяжении длительного периода.
Современный российский специалист, доктор философских наук профессор В.К. Егоров несколько лет назад высказал любопытную мысль. Он считает: если человек получает 95 % знаний по истории за пределами семьи, то возникает такое явление, как «национальное сиротство». Исторические знания, полученные только через школу, книги или кинематограф, без личного эмоционального сопереживания не заработают как следует [1. С. 78]. Можно с уверенностью сказать, что большинство выходцев из крестьянской среды Галиции и Буковины старшего и среднего возраста «национальным сиротством» не страдают - их историческая память в значительной мере сформирована семьей. Однако у нее имеется иной существенный недостаток: носители такой памяти зачастую не желают даже слышать варианты оценки событий, отличные от тех, которые им известны с детства. Впрочем, явление когнитивного диссонанса в социальной психологии изучено неплохо, и этот частный случай может быть объяснен без особых трудностей. Однако живая память о событиях 1914-1918 гг. сохраняется лишь у представителей старших поколений, урбанизированная молодежь ее не всегда перенимает. В молодежной среде интерес к истории вообще значительно ниже, чем у людей с большим жизненным опытом.
Изучение исторической памяти подразумевает использование различных методов исследования. Весьма объективные результаты можно получить, проведя серию социологических опросов. Однако эмпирический опыт показывает: значительное число респондентов в западноукраинских областях отказывается отвечать на вопросы социологов - это связано с глубоко укоренившимся недоверием к различного рода опросам. А лица, согласившиеся отвечать, далеко не всегда высказывают свое подлинное мнение. Привычка к мимикрии, постоянной маскировке собственных мыслей и чувств очень глубоко въелась в сознание нескольких поколений галичан и буковинцев. От такой привычки массово избавляются лишь представители самого молодого поколения, сформировавшегося в новых исторических условиях. Однако среди них интерес к войне 1914-1918 гг. невысок.
Поэтому автор, оценивая особенности восприятия событий Первой мировой войны современными галичанами и буковинцами, прежде всего опирался на устные рассказы, услышанные в свое время от свидетелей и участников тех событий и их потомков, а также на анализ сохранившихся документов, опубликованных дневников и воспоминаний о событиях 1914-1918 гг., в определенной степени - материалов периодической печати.
Имея ныне четкое украинское национальное самосознание, галичане и буковинцы хорошо помнят, что их предки называли себя русинами, но старое самоназвание у них не отождествляется с этническим именем русских. В отношении солдат Российской императорской армии тут не употребляется определение «наши» - кроме этнических украинцев из Российской империи, да и то далеко не всегда. Впрочем, теперь оно отсутствует и для определения солдат австро-венгерской армии, за исключением своих земляков. Преобладают воспоминания о бедах и трудностях, которые выпали на долю простых крестьян в годы войны, а не о героизме солдат. Возрождаемое в современной России словосочетание «Вторая Отечественная война» для событий 1914-1917 гг. здесь способно вызвать только полное отторжение: нынешние галичане и буковинцы ту войну отнюдь не воспринимают как справедливую, освободительную. Для них Первая мировая война -лишь широкомасштабная трагедия, источник несчастий и страданий народа, втянутого правителями в кровавую бойню помимо его воли. Однако и большевистское определение «империалистическая война» популярности в этой среде не имело, ибо крестьяне не любят казенных и мудреных слов.
Рассматривая особенности восприятия событий Первой мировой войны современными галичанами и буковинцами, необходимо учитывать основополагающий фактор. Территория этих регионов в
1914-1918 гг. была театром ожесточенных военных действий, сопровождавшихся громадными потерями мирного населения и принесших значительные разрушения. Достаточно сказать, что только галичан погибло в годы войны более 500 тыс., еще больше было ранено и искалечено. Сотни тысяч испытали на себе все тяготы беженства и вынужденного переселенчества, многие прошли через ужасы австрийских концлагерей, трудности выживания в российских и итальянских лагерях для военнопленных. Большие материальные потери привели к значительному падению уровня жизни галичан и буковинцев. Например, треть всех домов на Тернопольщине в годы войны была разрушена [2. С. 37]. В несколько раз сократилось количество коней и крупного рогатого скота в крестьянских хозяйствах, к тому же значительные площади сельскохозяйственных угодий в местах боев хронически не засевались. Резко возросли цены на продукты питания, немало людей пострадало от настоящего голода. Такое долго не забывается.
Тяжкие испытания, выпавшие на долю целого поколения галичан и буковинцев, неминуемо отразились в их воспоминаниях о событиях «Великой войны». А предвоенные годы отложились в памяти этих людей как навеки утраченный «золотой век», что в конечном итоге вело к идеализации австро-венгерских времен - частой составляющей их исторической памяти. В наше время восприятие прошлого корректируется тем, что за прошедшие десятилетия создано немало смешанных семей, где историческая память выходцев из бывших империй-соседок превращается в весьма необычную смесь. Слом старых государственных границ и значительные миграционные процессы изменили прежний состав населения не только в городах Галиции и Буковины, но и во многих селах.
Надо заметить, что при создании советских областей не всегда учитывалось традиционное административно-территориальное деление западноукраинских земель. Так, в состав Тернопольской области, наряду с исконно галицкими уездами, при ее формировании в 1939 г. была включена территория бывшего Кременецкого уезда Волынской губернии Российской империи. А в составе созданной в 1940 г. Черновицкой области очутились бывший Хотинский уезд Бессарабской губернии России и так называемый Герцаевский край - местечко Герца с окружающими его селами, которое до 1918 г. было составной частью королевства Румынии. Восприятие же событий 1914-1918 гг. населением России и Румынии весьма отличалось от такого восприятия поданными Австро-Венгрии. Прежде всего, это проявилось в оценке поведения военнослужащих армий, воевавших на территории Галиции и Буковины. Со временем создавались семьи потомков выходцев
из различных исторических земель, в которых происходил синтез, казалось бы, несовместимых оценок событий.
Следует упомянуть еще один феномен - стремление многих наших современников отыскать родовые корни. Восстанавливая историю своих родов, галичане и буковинцы обращаются к документам, которых в последнее время публикуется немало. Нередко наши современники находят фамилии своих предков и среди русинов-узников Талергофа, и среди украинских сечевых стрельцов. Политические симпатии прадедов их потомками воспринимаются без излишних эмоций: времена кардинально изменились, а с ними серьезные изменения претерпели и политические ориентации нынешних галичан и буковинцев. Нет ни прежнего русофильства, ни канувшего в Лету массового австрофильства. А события прошлого с позиций нынешнего дня выглядят иначе, чем ранее.
Весьма объективны потомки хорошо образованных горожан, ведь их деды и прадеды могли оценивать события войны не только на эмоциональном, но и на более высоком уровне. В подтверждение этой мысли можно привести свежий пример. Накануне президентской избирательной кампании 2009 г. в Украине кандидат в президенты Арсений Яценюк подарил родным Черновцам бронзовую статую императора Франца Иосифа I (годы правления 1848-1916). Массового всплеска положительных эмоций это не вызвало, как, впрочем, и видимой отрицательной реакции: черновчане восприняли этот факт как дань сложной истории бывшего коронного края Австро-Венгрии. А к историческим памятникам здесь отношение особое.
Так, многие памятники воинам Первой мировой войны на Буковине поддерживаются в порядке, причем буковинцы ухаживают за могилами воинов различных национальностей, конфессий и государственной принадлежности, не разделяя их на «свои» и «враждебные». Такую попытку разделения осуществила в свое время советская власть. В Черновцах был уничтожен военный мемориал «Кладбище Героев» на ул. Зеленой, где на 1,5 гектарах похоронено более 16 тыс. солдат австро-венгерской, немецкой и русской армий. На их костях в 40-е гг. разместили символический мемориальный комплекс погибшим советским воинам, а также начали хоронить гражданских лиц [3. С. 24-25]. Сохранились лишь отдельные могилы солдат Первой мировой, в частности, православных воинов, но подавляющее большинство захоронений утрачено. Имена погибших известны по документам. В одной земле лежат воин 37-го казачьего полка Российской императорской армии Трофим Иванов, ротмистр австрийских уланов граф Равул Сегур-Кабанак, обер-лейтенант 25-го Загребского домо-бранского пехотного полка Славко Постружник - тысячи солдат и
офицеров некогда враждебных армий. Лишь в наше время на месте «Кладбища Героев» усилиями черновицкой общественности с помощью австрийского «Черного креста» установлены христианские символы различных конфессий и гранитные кубы с военной символикой и соответствующими надписями по-украински и по-немецки.
Примеров вандализма советских властей в отношении памяти погибших воинов Первой мировой войны, к сожалению, можно приводить много. В частности, на местах ожесточенных боев в районе г. Залещики Тернопольской области во время проведения дорожных работ сознательно уничтожили памятный знак, посвященный событиям «Великой войны». Однако на старом кладбище этого города (возле железнодорожного вокзала) остался памятник погибшим русским солдатам с изображением Георгиевского креста и надписью на русском языке. Следует заметить, что в советские времена преимущественно сносились памятники, отмеченные «вражескими» символами и надписями по-немецки. Ныне ко всем погибшим воинам Первой мировой войны тут отношение одинаковое: их не забывают и за солдатскими могилами ухаживают.
В последние годы нередко приведением могил в порядок занимаются молодые добровольцы из-за рубежа. Так, старое еврейское кладбище в Черновцах в 70-90-х гг. ХХ в. постепенно приходило в упадок в связи с массовой эмиграцией евреев, а на нем расположен мемориал погибших в 1914-1918 гг. солдат-иудеев австро-венгерской армии. Рядом находится могила мусульман, воинов Российской императорской армии, в основном умерших в госпиталях от ран. Приказом русского командования от 5 октября 1916 г. этих уроженцев Средней Азии и Северного Кавказа запретили хоронить в общей братской могиле с солдатами-христианами, отведя им место на еврейском кладбище. В 1939 г. усилиями иудейской общины Черновцов тут был сооружен памятник в виде сломанного древесного ствола, увенчанный полумесяцем и звездой, с 33 фамилиями погибших и надписью по-румынски: «Воинам-мусульманам, погибшим в мировой войне 1914-1918» [4. С. 27-28]. Недавно эти могилы приведены в порядок.
К сожалению, многие захоронения воинов с течением времени исчезли бесследно. Разрушались и материальные свидетельства ожесточенных боев, например, запахивались траншеи, окопы, блиндажи и другие полевые укрепления. Стирались с лица земли даже бетонные доты. Уже в 90-е гг. ХХ в. при расширении территории православного монастыря в Черновцах на Горячем Урбане были уничтожены последние из долговременных оборонительных сооружений [5. С. 199], позволявших в годы Первой мировой войны контролировать долину Прута и путь, соединяющий Буковину с Бессарабией. А исчезновение
материальных следов войны уменьшало интерес новых поколений к событиям 1914-1918 гг. Устные рассказы о ней неминуемо отдалялись от исторических реалий, схематизировались и приобретали черты народных легенд.
За многие десятилетия, прошедшие после «Великой войны», заметно изменилась топонимия региона, что затрудняет нашим современникам идентифицировать некоторые географические названия начала ХХ в. с нынешними. Речь идет не только о многих селах (Раранча стала Ридковцами, Босыры - Вересневым, Гадынковцы - Комсомольским и т. д.). Сменили свои названия даже некоторые города: Кристинополь стал Червоноградом, Жовква - Нестеровым. Правда, в последнем случае городу недавно вернули его историческое имя. В русских документах периода Первой мировой войны многие га-лицкие топонимы приводились в польской транскрипции - Езежаны (современные Озеряны), Монастыржиска (современная Монастыри-ска), а буковинские - в немецкой (Коцман - ныне Кицмань, Аугустен-дорф - ныне Банилов-Подгорный, Айхенау - ныне Череш). Попадая в современную публицистику и художественные произведения, эти названия требуют от читателя определенной дополнительной работы, на которую далеко не все согласны. Весьма непросто оценивать события, анализируя их и сопоставляя различные точки зрения на прошлое. Гораздо легче отдаться во власть упрощенному стереотипу, который позволяет судить об истории без особых затрат умственного труда. А подобных схем немало.
На протяжении почти столетия прочно утверждался в народной памяти главный стереотип, который в сжатой форме четко передал известный на Буковине музейщик и общественный деятель Дмитрий Тащук. Ссылаясь на воспоминания своей бабушки Настасьи, уроженки села Стрелецкий Кут Кицманьского уезда Буковины, он писал: «Больше всего боялись крестьяне русских, особенно их казаков, которые обращались с населением нагло, были всегда пьяными, занимались мародерством и насилием» [6. С. 8]. Примерно так же оценивали минувшее очень многие галичане и буковинцы, пережившие страшные военные годы.
Живые свидетели событий 1914-1918 гг. ушли в вечность, постепенно уходят и те, кто непосредственно слышал их рассказы. А представители новых поколений черпают информацию о далеких событиях прошлого все больше из школьных уроков истории, а также из художественной литературы, кинематографа, средств массовой информации. В урбанизованной среде роль фольклора сведена к минимуму, к тому же большинство песен времен Первой мировой войны практически забыто. Но до сих пор галичане и буковинцы поют
«стрелецкие песни». Их создавали «Украинские Сечевые Стрельцы» - добровольцы Легиона УСС, сформированного в 1914 г. В наше время история этой воинской части, фактически стрелкового полка австро-венгерской армии с особым статусом, широко известна в Украине, причем в весьма романтизированной версии. Правда, всем желающим доступна и литература, содержащая иные версии истории Легиона, - например, старые советские и создаваемые современными историками в России. Особый общественный интерес к этому формированию возник накануне распада СССР, в период этнической мобилизации украинцев в борьбе за независимость своей страны.
Популяризации боевого пути Легиона УСС в немалой степени способствовала публикация в 1991 г. трилогии Романа Купчинского (1894-1976) «Метель» [7]. Это произведение впервые увидело свет в 1928-1933 гг., однако на долгие десятилетия было забыто. Его воскрешение позволило заметно поднять общественный интерес к далеким историческим событиям, талантливо описанным их участником.
Западноукраинский читатель и в советские времена имел возможность прочесть немало произведений своих земляков, посвященных событиям 1914-1918 гг. в Галиции и Буковине. Потрясающие описания народных страданий оставили Василь Стефаник (1871-1936), Ольга Кобылянская (1863-1942), Марко Черемшина (1874-1927) -классики украинской литературы. Так, Марко Черемшина (настоящие имя и фамилия Иван Семанюк) во время войны находился на родной Гуцульщине и вел дневник, на основе которого в послевоенные годы создал немало художественных произведений. В них, в частности, описаны убийства невинных гуцулов австро-венгерскими солдатами [8]. А Ольга Кобылянская, проведшая годы войны на Буковине, оставила глубоко психологические произведения «Письмо осужденного воина своей жене», «Навстречу судьбе», «Иуда».
Герой последнего рассказа, старый гуцул, уступая давлению русских солдат, ведет их на поиски австрийцев. В лесу они натыкаются на австрийский патруль и расстреливают его. Среди убитых гуцул узнает своего единственного сына, призванного в императорско-королевскую армию. Похоронив его под карпатской елью, старик бросил на свежий холмик скомканные рубли, полученные от русских солдат «за помощь», и повесился над самой могилой.
События 1914-1918 г. в Галиции и Буковине отражены не только в украинской, но и в художественной литературе других славянских народов. Популярный роман чешского писателя Ярослава Гашека (1883-1923) «Osudy dobrëho vojaka Svejka» содержит немало страниц, повествующих о пути бравого солдата Швейка с его маршевым батальоном 91-го Будеёвицкого стрелкового полка через территорию
нынешней Львовской области. А классик хорватской литературы Мирослав Крлежа (1893-1991) в годы войны служил в 25-м Загребском домобранском полку, воевавшем в Галиции и Буковине. Этот полк входил в состав 42-й пехотной дивизии, которую сами домобраны («защитники родины») вполне справедливо называли «дьявольской» (по-хорватски 42. Domobranska vrazja divizija). Печальный опыт, приобретенный писателем в казармах и окопах, отразился в антимилитаристском цикле рассказов «Hrvatski bog Mars» («Хорватский бог Марс») и драме «Галиция». Его произведения проникнуты состраданием к простым русинам, страдавшим от произвола австро-венгерских солдат.
Мирослав Крлежа не только критически относился к Австро-Венгерской монархии, он был свободен и от худшего, казенного варианта славянофильства. Так, в своих путевых очерках 1925 г. классик хорватской литературы писал: «Мы, славяне, не прочь изобразить себя этакими добродушными длинноволосыми мужиками, красноносыми пьяницами, веселящимися под пение частушек (вспомним Мусоргского), и часто морочим голову несведущим людям тем, как мы пьем медовуху, играем на волынках и воспеваем в лесах нашего миролюбивого бога Перуна (вспомним все, начиная с иллиризма и кончая Крашевским)» [9. С. 81]. Писатель был очень далек от любого ура-патриотизма, поэтому в его произведениях о Первой мировой войне доминируют гуманистические мотивы, неприятие жестокости и равнодушия к человеческим судьбам.
Кстати, однополчанином Крлежи по 25-му Загребскому полку был унтер-офицер Иосип Броз (будущий маршал Югославии Тито), раненым попавший в русский плен возле буковинского села Викно на Пасху 1915 г. В своих воспоминаниях о Первой мировой войне он, в отличие от Крлежи, особого внимания страданиям местных крестьян не уделял, подчеркивая лишь особенности солдатской жизни [10. С. 59]. Следует отметить, что хорватских домобранов на Буковине помнят до сих пор.
На кладбище с. Добрыновцы Заставновского района Черновицкой области сохранился памятник солдатам-хорватам 42-й дивизии, сооруженный в 1915 г. А останки погибших были в межвоенный период перенесены на интернациональное солдатское кладбище в с. Звеня-чин того же района. Рядом с одиннадцатиметровым монументом размещены памятные доски с идентичными надписями на румынском и немецком языках: «Это кладбище славы основано во время войны 1914-1918 гг. императорско-королевским стрелковым полком № 3. Достроено и завершено в 1937 г. немецким государством ради сохранения славы героев. Центральный комитет. Бухарест. Тут покоятся
11 830 воинов немецкой, императорско-королевской и русской армий, которые полегли в этих местах за свою Родину» [11. С. 31]. В советские времена власти пытались снести кладбище, но вынуждены были учесть мнение местного населения, которое категорически не воспринимало подобного вандализма. Сохранилось по тем же причинам интернациональное солдатское кладбище и в с. Валя Кузьмин (бывшее Францталь) Глыбокского района Черновицкой области, где покоится прах 3 785 воинов немецкой, австро-венгерской и русской армий.
Ухаживая за этими солдатскими могилами, черновицкие студенты в начале 90-х гг. начали глубоко изучать историю Первой мировой войны, обращаясь к архивным документам. Общественный интерес к событиям 1914-1918 гг. в последние полтора-два десятилетия в крае заметно возрос, для его удовлетворения в Черновцах публикуются исследования по истории Первой мировой войны, а также сборники документов, дневники и мемуары ее участников и свидетелей, их письма и даже почтовые открытки [12]. Все это способствовало возрождению исторической памяти о войне среди широких кругов бу-ковинской общественности. Аналогичные процессы происходили и в соседних галицких областях: историки Львова, Ивано-Франковска и Тернополя в последние годы немало усилий приложили для детального изучения событий 1914-1918 гг. в Восточной Галиции.
Наиболее болезненный аспект этих событий - массовые репрессии австро-венгерских властей против русинского населения монархии Габсбургов. Жертвами шпиономании стали тысячи невинных людей, и никакого оправдания жестоким убийствам мирного населения быть не может. Даже официальная Вена в конечном итоге признала ошибочность своей политики в Галиции и Буковине, освободив в 1917 г. узников концлагерей и ликвидировав сами лагеря. Но массовые репрессии властей к тому времени уже в значительной мере подорвали австрофильские настроения среди галичан и буковинцев. Однако логику Вены в русинском вопросе понять необходимо, чтобы оценить ее конкретные шаги, приведшие к фатальным последствиям для самой «лоскутной монархии».
Антиславянская направленность пангерманизма известна, а пангерманистов среди австро-венгерских чиновников и военных было предостаточно. В конце XIX - начале ХХ в. по мере ухудшения отношений между Веной и Санкт-Петербургом нарастало недоверие австро-венгерских властей к русинскому населению монархии, которое не без оснований подозревалось в пророссийских симпатиях. После аннексии Боснии и Герцеговины в 1908 г. венские власти нанесли сильный удар по русофильским организациям Галиции и Буковины с целью их резкого ослабления на случай вооруженного кон-
фликта с Россией. Новая волна шпиономании поднялась в монархии в 1913 г., после разоблачения агента русской разведки, полковника австрийского Генерального штаба Альфреда Виктора Редля (1864-1913). Будучи руководителем контрразведки Генштаба, он передал русской стороне множество секретных сведений, в том числе и списки австро-венгерской агентуры, работавшей в России. Австрийцы считали Ред-ля русином, исходя из места его рождения и домашнего воспитания (сам полковник не акцентировал своего этнического происхождения), что усилило недоверие ко всем русинам среди армейского командования. Спасаясь от преследований, часть активистов русофильских организаций срочно выехала в Россию.
С помощью русских властей галицкие русофилы с началом войны сформировали свой орган. 11 августа 1914 г. в Киеве был создан «Карпато-русский освободительный комитет» (председатель Ю. Яворский, секретарь С. Лабенский, редактор газеты «Подкар-патская Русь»). При активном участии членов этого комитета была подготовлена брошюра «Современная Галичина. Этнографическое и культурно-политическое состояние ее в связи с национально-общественными настроениями». Отпечатанная в походной армейской типографии, она предназначалась для ознакомления русских офицеров с ситуацией в крае и содержала данные обо всех членах русофильских организаций, на помощь которых могла рассчитывать русская армия. Первый экземпляр брошюры попал в руки австрийской разведки, что дало императорско-королевским властям желаемый повод для массовых репрессий [13. С. 61].
Антирусинские настроения австро-венгерского командования в итоге лишь резко усилились. Генерал Колошвари, например, цинично заявил: «Прежде чем начинать войну с Россией, надо было перевешать все русинское население» [14]. И в казнях каратели преуспели. Императорско-королевская армия в первые месяцы войны потерпела сокрушительное поражение в битве за Галицию, что лишь усилило жестокие репрессии против «предателей», к числу которых зачастую причислялись русины вне зависимости от их конкретной деятельности и политических симпатий.
Опубликованные документы дают возможность глубже понять причины и детали этих репрессий. Так, известный на Буковине педагог и общественно-политический деятель Илларий Карбулицкий в 1928-1929 гг. вступил в публичную полемику с жандармским генералом Фишером и полковником Зилингером, ответственными за австрийский террор против буковинских русинов в 1914-1918 гг. Его обвинения базировались на тщательно собранных свидетельствах об убийстве невинных людей австрийскими жандармами. Недавняя пу-
бликация этих документов привлекла внимание буковинской общественности к трагическим событиям прошлого, укрепила память о них. Знакомство с документальными свидетельствами позволяет избавляться от стереотипов, которых немало в общественном сознании. Пропаганда воюющих сторон приложила много усилий для их создания - до сих пор у некоторых галичан и буковинцев сохраняется созданный в военное время австрийскими пропагандистами примитивный стереотип о будто бы «цивилизованном» отношении военнослужащих императорско-королевской армии к мирному населению края в годы Первой мировой войны.
А в России существует созданный военной пропагандой царских времен стереотип о поголовной ответственности активистов украинских организаций за австрийские репрессии против русинов: мол, именно массовое доносительство «мазепинцев» вызвало казни невинных. Безусловно, несправедливые доносы были, однако далеко не все активисты украинских организаций занимались наушничеством. Нельзя игнорировать факты, свидетельствующие, что лидеры украинских организаций нередко спасали невиновных от расправы. Например, профессор Черновицкого университета С. Смаль-Стоцкий, депутат австрийского парламента и широко известный украинский политик, будучи адвокатом при военно-полевом суде Черновицкой бригады, добился полного оправдания простых русинов Лагодинско-го, Навроцкого, Гузара и многих других [15. С. 133].
Необходимо подчеркнуть, что среди современных галичан и буковинцев распространен иной шаблон, сформированный не официальной пропагандой, а жизненным опытом людей, переживших войну. Он уже упоминался: однозначно негативная оценка поведения русских военнослужащих и чиновников на территориях, «занятых по праву войны». Этот стереотип создавался без учета нюансов русской политики в Галиции и Буковине в 1914-1917 гг., которая претерпевала значительные изменения под влиянием внешних и внутренних факторов. Очень многое также зависело от личных качеств того или иного военнослужащего. Мародеров, пьяниц и садистов хватало во всех армиях, а война обнажает худшие человеческие черты. Особенностью памяти является то, что глубже всего в нее врезаются факты, далеко выходящие за пределы нормы. Поэтому сильнее всего запомнились грабежи частных домов и магазинов, массовые изнасилования женщин и девушек, зверские избиения евреев, репрессии против членов украинских организаций и учителей, которыми сопровождалось вступление русских войск в Галичину и Буковину. Хотя в последующем политика русской администрации значительно смягчилась, в памяти потомков остались наиболее разительные факты начала войны.
Свидетели событий в своих дневниках и воспоминаниях были более объективны, упоминая не только о грабежах и насилиях, но и фактах гуманного отношения к женщинам и детям многих солдат и офицеров Российской императорской армии. Так, уроженец буковинского села Неполоковцы Василь Руснак (1899-1981) в своих мемуарах с теплотой вспоминал русских саперов, которые в декабре 1914 - январе 1915 г. стояли в его родном селе. «Бедным детям в селе была большая польза от этих саперов, ибо питались из их кухни, которая тогда еще была богатой: не чувствовалось никаких трудностей в поставках продуктов для армии», - писал известный общественный деятель Буковины [16. С. 248].
А священник Келестин Костецкий (1843-1919) в своей «Хронике греко-католического прихода г. Черновцы» подчеркнул человечность командующего 9-й армией генерала от инфантерии П. Лечицкого, который внимательно отнесся к судьбе семинариста Иосифа Москали-ка, арестованного русскими жандармами за хранение пары брошюр на украинском языке. Несмотря на противодействие полковника охранки Леонтовича (кстати, типичного малоросса, уроженца Пол-тавщины), семинарист был освобожден из-под стражи. «Честь и слава гуманному генералу Лечицкому, но стыд и недобрая память сатрапу Леонтовичу!» - дал волю эмоциям автор «Хроники» [17. С. 110].
Когда притупилась острота первых впечатлений от эксцессов, которыми сопровождалось начало военных действий, начали завязываться и дружественные отношения между простыми людьми - русскими солдатами и крестьянами-русинами. Убежденный украинец, учитель Иван Бажанский в своем дневнике с сочувствием написал о раненых русских солдатах. Вот запись от 30 июня 1916 г.: «В школе полно раненых; прибыло много свежих и в бараках над теплицей полно. -Наши и москали вместе ходят, говорят, едят из одной миски (подчеркнуто автором дневника - И.Б.), а недавно бились - были «врагами». И какими врагами?... Кто что кому должен?..» [18. С. 97]. В этих словах выражено отношение мыслящего человека к войне, ведущейся за интересы, очень далекие от интересов народов, втянутых в кровавое противостояние.
Теплые отношения нередко устанавливались между украинцами, служившими в русской армии, и местным населением. Галичане и буковинцы массово поддержали выступления солдат-украинцев в их борьбе за самоопределение Украины весной 1917 г. Так, в мае 1917 г. в Черновцах состоялся съезд украинцев Румынского фронта, на который в качестве гостей были приглашены представители бу-ковинских украинцев. Они активно участвовали в сборе средств для нарождающегося Украинского государства - об этом свидетельство-
вал позже кубанский казак генерал-хорунжий Армии УНР К.А. Смов-ский (1892-1960), в годы Первой мировой войны - командир батареи конно-горной артиллерии Российской императорской армии [19].
Авторы хроник и дневников нередко записывали факты, чем-то их весьма поразившие. Например, К. Костецкий отметил случай, происшедший 19 декабря 1915 г. на балу в казарме по ул. Семиград-ской в Черновцах. Унтер-офицеры Российской императорской армии, отмечавшие тезоименитство Его Императорского Величества Николая II, пригласили на бал местных женщин и девушек. Когда закончились танцы, старший из русских офицеров, попросив отделить от присутствующих женщин тех, мужья которых воюют в австрийской армии. Затем обратился к ним с такой речью: «Вы негодяйки! Ваши мужья на войне кровь проливают за отчизну и своего императора, а вы оставили детей маленьких дома и сами пошли с чужими и враждебными вам солдатами танцевать, поэтому получите за развлечение от тех солдат, с которыми танцевали, заслуженную награду. Каждая из вас получит в благодарность по 10 ударов плетью по голому телу!» [20. С. 85]. И по приказу офицера солдаты, заголив и бросив на лавку, прилюдно выпороли нагайками более десятка женщин. Священник Костецкий сделал профессиональный вывод из такого случая, происшедшего в Рождественский пост: «Было это очень успешное говенье для тех пустых женщин, имеющее большую силу, чем пламенная проповедь!».
Подобные факты запоминались многими и долго передавались из уст в уста. Однако особо сильное впечатление на галичан и буковинцев оказали революционные события 1917 г. и сопровождавшее их разложение русской армии. О нем немало сказано и в художественной, и в научной литературе. Так, известный военный историк-эмигрант Антон Керсновский, с неподдельной любовью писавший о героических русских воинах, резко сменил тональность в оценке быстро распадавшихся революционных частей. Для характеристики деморализующейся армии, утратившей дисциплину, он использовал очень жестокие слова: «миллионная толпа митинговавшего человеческого стада...» [21. С. 493]. Неуправляемые солдатские толпы, вышедшие из-под контроля офицеров, оставили о себе наихудшую память.
Можно сослаться на свидетельство крупного чиновника, по долгу службы вынужденного искать хоть какую-то управу на разлагающуюся массу вооруженных людей. Временное правительство 22 апреля 1917 г. назначило краевым комиссаром Галиции и Буковины с правами генерал-губернатора известного украинского политика, литератора и ученого Дмитрия Дорошенко (1882-1951). В своих мемуарах он указывал: «Воровство, грабежи, разбои, изнасилования, насилия,
потравы полей - все это возрастало параллельно с падением дисциплины и ростом массового дезертирства. Людность обращалась к комиссарам, комиссары апеллировали к военным комитетам, но эти последние проявляли в основном холодно-равнодушное отношение к интересам местного населения. Казалось, что с революцией стало еще труднее жить населению из-за разнузданности русского солдатства, из-за его несправедливостей и насилий над мирным населением...» [22. С. 697].
Последние недели пребывания русских войск в Галиции и Буковине местное население до сих пор вспоминает с ужасом. Наслаиваясь на воспоминания об эксцессах 1914-1915 гг., эти события на многие десятилетия определили отношение галичан и буковинцев к поведению русского солдата в их родных местах. Поэтому нынешние разговоры о какой-то «освободительной миссии» русской армии в Галиции и Буковине в годы Первой мировой войны наталкиваются на полное неприятие большинства жителей этих краев. Но не забывают здесь и о зверских репрессиях австро-венгерской военщины против мирных русинов, а также бережно хранят память о жертвах Талергофа и других австрийских концлагерей. Война 1914-1918 гг. поэтому запомнилась галичанам и буковинцам как одна из наиболее трагических страниц их истории. Закончим словами свидетеля тех кровавых событий.
В субботу, 25 августа 1917 г. Иван Бажанский записал в своем дневнике: «Когда-нибудь наши потомки будут читать в истории, что тогда-то и тогда между теми и теми государствами состоялась, так и так завершилась мировая война; но читать о войне - это не переживать ее. А мы ее переживаем, видим, ощущаем всей нашей сутью. Сколько страха, сколько муки, горя и всяческих несчастий натерпелся человек и еще натерпится. Как не видел один другого год, так уже и не узнает: постарели, поседели, ослабли, увяли. Всё встревоженное, ненормальное, без энергии, без жизни... А за что всё это, и зачем оно? Уничтожаются народы, уничтожается добро людское, выскочил из колеи весь мир!.. Будто страшная туча, то туда, то сюда - носится над нами эта свирепая война» [23. С. 149-150].
Так и вспоминают ее ныне жители Галиции и Буковины - эту «люту вшну», как верно охарактеризовал всемирную бойню талантливый буковинский педагог и писатель, свидетель «Великой войны» 1914-1918 гг.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Историческая память: преемственность и трансформации («круглый стол») // Социологические исследования. 2002. № 8.
2. 1сторш мют i сiл Украшсько! РСР. Тернопшьська область. К. : УРЕ, 1973.
3. Заполовський В., Осачук С. Слвдами забуто! вiйни 1914-1918 рр. в Буковин (вiйськово-iсторичний нарис, военн могили Першо! свгтово! вiйнi в Швшчнш Буковинi, догляд военних могил). Чершвщ: Молодий букови-нець, 1998.
4. Там же.
5. Сшгур 1.Н. Чершвщ i чернiвчани. Чершвщ: Прут, 2008.
6. Тащук Д. Життя мгж закономiрностями та випадковостями. Чернiвцi: Прут, 2008. С. 8.
7. Купчинський Р. Заметшь. Ч. 1-Ш. Повiсть 3i стршецького життя. Львiв: Каменяр, 1991.
8. Черемшина М. Село за вшни // Марко Черемшина. Твори у двох томах. Т. 1. К.: Наукова думка, 1974.
9. Крлежа М. Поездка в Россию. 1925: Путевые очерки. Пер. с хорв. М.: Гелеос, 2005.
10. См.: Уэст Р. Иосип Броз Тито: власть силы. Смоленск: Русич. 1997.
11. Заполовський В., Осачук С. Слщами забуто! вшни 1914-1918 рр. в Буковиш.
12. См., в частности: Прокопович Е. Кшець австршського па-нування в Буковиш / Пер. з шм. Чершвщ: Золоп литаври, 2003; Бажанський 1.М. Вшна: щоденник-хрошка буковинського педагога та пись-менника (Вашшвщ, 31.8.1914 - 29.11.1917). Чершвщ: Зелена Буковина, 2006; Свгтова вшна у поштових лиспвках 1914-1918 рр. З колекцп 1вана Сшгура. Чернiвцi: Зелена Буковина, 2008; Заполовський В.М. Буковина в останнш вшш Австро-Угорщини 1914-1918. Чернiвцi: Золотi литаври, 2003; Боту-шанський В.М. Буковина i Хотинщина в зовнiшнiй полгтищ европейських держав у роки Першо! свгтово! вiйни i боротьби украшщв краю за укра!нську державнiсть //Буковина в контексп европейських м1жнародних вщносин (з давнiх часiв до середини ХХ с.) [Кол. моногр.]. Чершвщ: Рута, 2005. С. 299-488; Добржанський О.В., Старик В.П. Бажаемо до Укра!ни! Зма-гання за укра!нську державнiсть на Буковинi у спогадах очевидцiв (19141921 рр.). Одеса: Маяк, 2008; Старик В.П. В1д Сараева до Парижа. Буко-винський Interregnum 1914-1921. Чернiвцi: Прут, 2009 и др.
13. Москвофшьство: документи i матерiали / Вступна стаття, коментарi та добiрка документiв Сухого О. Львiв: Видавничий центр ЛНУ iм. 1вана Франка, 2001.
14. Подкарпатская Русь. 1914. 4 декабря.
15. Добржанський О., Даниленко В. Степан Смаль-Стоцький. Роки вшни // Буковинський журнал. 1995. № 1-2. С. 133-143.
16. Руснак В. Спомини (уривок про 1914-1923 рр.) // Добржанський О., Старик В. Указ. соч.
17. Костецький Келестин. Хрошка парохп греко-католицько! в Чершвцях ввд е! основаня аж до року б1жучого (1914-1918) // Добржанський О., Старик В. Указ. соч.
18. Бажанський 1.М. Указ. соч.
19. Смовський К. Моя служба Батьшвщиш Спогади // Свобода. 1958. № 39-62.
20. Костецький К. Указ. соч.
21. Керсновский А.А. История русской армии: 1818-1916. Смоленск: Русич, 2004.
22. Дорошенко Дмитро. Доба Центрально! Ради. [Спомини] // Добржансь-кий О., Старик В. Указ. соч.
23. Бажанський I. Указ. соч.
