CC BY
43
ПЕРСПЕКТИВА КАК МОДЕЛЬ БУДУЩЕГО В ЭКОНОМИКЕ СЧАСТЬЯ -НОВОЙ НОРМАТИВНОЙ ТЕОРИИ БЛАГОСОСТОЯНИЯ*
УДК 330.1 01
И.В. ЛАВРОВ
Разделение общего и экономического благосостояния, определение научных подходов к экономическому благосостоянию как части общего, допускающей денежную оценку, а также динамика взаимодействия всех частей общего благосостояния, начиная с работ А. Пигу [3], являются насущными и актуальными проблемами науки, социальной и бюджетно-налоговой политики государства [2]. По сути дела в исследовании благосостояния экономика ближе всего подходит к изучению природы человека, целей общественного развития и особенностям логики выбора в разных социально-экономических системах. Тонкое диалектическое единство экономического и неэкономического содержания в формировании благосостояния изучалось в прошлом известными учеными [4; 5; 7].
Современные исследования экономики благосостояния, характерные и для России, показывают, что многолетние поиски научной методологии нормативной теории обусловили в настоящее время необходимость пересмотра, как минимум, одной из основополагающих аксиом теории экономики благосостояния - определение денежного дохода как единственной меры удовлетворения потребностей и сущности мотивации в экономическом поведении индивидов. Полагаем, что количественные подходы, ориентирующиеся на измерение благосостояния на основе структуры и величины доходов, соответственно, структуры и величины расходов, можно дополнить качественными подходами, в основе которых находятся этические категории, например счастье, вера, надежда, долг и др.
Соответственно, экономика благосостояния, понятийный каркас которой составляет категория дохода и ее произ-
водные (заработная плата, рента, прибыль, процент, дивиденд), дополняется экономикой счастья, проблематика которой отображает экзистенциальные факты в экономическом поведении человека, и описывается в таких понятиях, как комфорт, уверенность, обеспеченность, ответственность, доверие и т.п.
Следовательно, определение критерия роста индивидуального и общественного (коллективного) благосостояния в новых ориентирах нормативной парадигмы экономики заключается в том, что таким критерием является институт перспективы, где материальное богатство (одна из переменных благосостояния) составляет меру социальной свободы, т.е. меру возможного в действительности [1].
Институт перспективы как критерий роста благосостояния мы предлагаем моделировать функцией потерь, которую хозяйствующий субъект (индивид, государство, предприятие) стремится минимизировать. С функцией потерь связана функция антиполезности (сИБый^у), и она минимизируется хозяйствующими субъектами на основе компромисса между перспективами.
Механизм формирования и реализации перспектив в экономических решениях тесно связан с трансакционными издержками. Отсюда трансакционные издержки представляют, кроме уже известных аспектов их содержания, «потери полезности» благ для хозяйствующих субъектов, функция которых может иметь следующий вид:
Зп(Рп - Р'п )2 ,
где Су - «потери полезности» благ как трансакционные издержки субъекта; Р1, Р2, Рп - фактические значения показателей;
Су = 81(Р1 - Р'1)2 + а2(Р2 - Р'2)2 + ... +
* Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ (грант №09-02-00504 а/Р «Российские особенности теории экономики благосостояния»).
Р'-ъ Р'2, Р'п - ожидаемые, желательные их значения; а^ а2, ап - веса указанных показателей, которые определяются субъективно. Минимизация функции «потерь полезности», которые следует идентифицировать как трансакционные издержки, осуществляется согласованием перспектив, т.е. нахождением субъектом компромисса между ожидаемыми в будущем, желательными (Р^, Р'2, Р'п) значениями показателей от использования благ. Ожидаемые и фактические значения показателей определяются субъективно на фиксированный момент времени. Соответственно, значение перспективы будет равно нулю или равно числу отличному от нуля, а рост индивидуального благосостояния можно представить суммой перспектив (в этом случае, перспектива - это чистый выигрыш субъекта).
В методологическом плане представляется оправданным (табл.1) разделение благосостояния по временному параметру на потенциальное (возможное) и актуальное (действительное), а также по субъектам присвоения - на индивидуальное (индивиды, домашние хозяйства), общественное (государство) и корпоративное (фирмы и предприятия). Потенциальным источником благосостояния следует считать инвестиции как сущность накопления; актуальным источником благосостояния, следовательно, являются конечное индивидуальное и государственное потребление и прибыль фирм и предприятий.
В представленной типологии явно выражен дуализм благосостояния - противостояние индивидуального и общественного, которое чаще всего ассоциируется с государством как всеобщим, по преимуществу, и политическим представителем всего общества. В этом смысле индивидуальное благосостояние, формируемое неоклассической теорией полезности, противостоит общественному благосостоянию.
Для формирования новой нормативной теории благосостояния как современной экономики счастья определенное концептуальное значение, на наш взгляд, имеют два направления экономических исследований общественного благосостояния: австрийская школа маржинализма и классическая (политэкономическая) теория богатства, включая современную методологию системы национального счетоводства.
Представители австрийской школы развивают и дополняют концепцию экономического поведения в направлении более реалистических допущений по сравнению с неоклассическими в моделировании конкуренции, рынков, роли предпринимателей, экономической рациональности и неденежной мотивации хозяйствующих субъектов.
Классическая политическая экономия разрабатывала преимущественно воспроизводственный аспект национального богатства, а марксистская экономическая теория как наследница классической политэкономии обращалась к его социальным аспектам. В отличие от неоклассической традиции экономики благосостояния, выступающей микроэкономической теорией богатства, классическая политэкономия, включая марксистскую экономическую теорию и отдельно советскую школу этой теории, следует считать макроэкономической теорией национального богатства. В теории национального богатства центральное методологическое значение имеет категория активов и смежных с нею понятий: капитала, запаса, потока, ресурса и потенциала.
На наш взгляд, для новой нормативной теории экономики благосостояния представляет интерес метод Дж. Ролза в определении дифференциального принципа экономической справедливости
Таблица 1.
Типология благосостояния
Субъект благосостояния Временные параметры
потенциальное благосостояние актуальное благосостояние
Индивиды, домашние хозяйства Обучение, включая все виды инвестиций в человеческий, социальный и символический капитал. Изобретения и инновации Конечное индивидуальное потребление
Государство Инвестиции в производство товаров и услуг, финансовые титулы, нематериальные активы. Инновации Конечное государственное потребление
Фирмы, предприятия Производственные и финансовые инвестиции. Инновации Прибыль
между индивидами (Дж. Ролз объясняет ее стратегией максимина из теории игр -максимизация благосостояния наименее обеспеченных членов общества). С другой стороны, обладание индивидами первичными благами (равенством в свободе, доходах и благосостоянии) соответствует их естественному равенству, что и выступает основой заключения контрактов [4].
В сравнении с классическим, неоклассическим и социальным контрактами особенностью роулсианского контракта является выбор индивидов в состоянии полного неведения о будущем, включая знание о своих социальных возможностях, особенностях национальной, расовой, по-коленческой и гендерной культуры, индивидуальных способностях и т.п. Естественно, что в таких условиях люди стремятся максимально обезопасить прежде всего свою жизнь и обеспечить равенство в обладании первичными благами. Подобные состояния (неотчуждаемое право на жизнь плюс равенство в свободах, доходах и благосостоянии) отчасти плод научной абстракции, отчасти результат обобщений практики регулирования государством социальной жизни.
С общих методологических позиций роулсианская теория экономической справедливости, социологическая по своей сути, близка, на наш взгляд, подходу австрийской школы в определении стоимости экономических благ и ее меры, связанной с наименьшей пользой, ради получения которой представляется еще выгодным с хозяйственной точки зрения употреблять данные вещи. Но отделяет методологию Дж. Ролза, а также классическую и неоклассическую традиции экономического анализа от подхода австрийской школы концепция институтов в понимании социальной эволюции.
В рамках австрийской школы наиболее интересным примером экономического анализа истории институтов является концепция эволюционной этики Ф. Хайека [6]. В рамках этой концепции этические нормы трактуются как некие надындивидуальные правила поведения, заставляющие людей сдерживать свои инстинкты. Эти правила стихийно укореняются или отбрасывают-
ся в процессе эволюции в зависимости от того, способствуют ли они выживанию и развитию принявшего их общества или же, напротив, ведут к его застою и гибели. Правила способствуют упорядочению экономической деятельности и координации экономической активности людей вне зависимости от успеха их осознания.
Для эволюционной этики эффективным критерием оценки социально-экономического порядка является критерий естественного отбора. С этой точки зрения преимущества принципов личной свободы, частной собственности и семьи очевидны потому, что они сформировались в ходе процесса социальной эволюции. Экономический порядок западной цивилизации возник спонтанно и является результатом стихийного следования традициям и нормам, значение которых обыденным сознанием не понимается. Но эти нормы тем не менее, довольно быстро распространяются благодаря естественному отбору, их принятие гарантирует обществу рост богатства и численности населения.
Одна из важнейших теоретических проблем в рамках методологического индивидуализма австрийской школы мар-жинализма - диалектический переход от индивидуального к социальному и соци-етальному уровням, в котором (переходе) отражается проблема реальности индивида и общества. Именно для решения проблемы интеграции жизнедеятельности отдельных индивидуумов в некое целое, представленное реально воздействующим на них социумом, Ф. Хайек обращается к морали как системе выработанных обществом норм и к традиции как социальному способу закрепления, выражения и наследования норм от поколения к поколению.
С позиций Ф. Хайека традиционная мораль и система нравственных принципов представляет социогенетичес-кий механизм общественного развития, обеспечивающий его единство и преемственность, и в этом отношении они реализуют функцию «невидимой руки» А. Смита по согласованию индивидуального и социального. Однако для А. Смита принципиальная возможность гармонии индивидуального и социального закладыва-
ется божественной мудростью творца, для Ф. Хайека механизм отбора нравственно лучшего в процессе социальной эволюции является единственной силой, способной примирить противоречивость всех индивидуальных устремлений.
В этом контексте религия есть персонифицированная и специфическая форма манифестации правил поведения, наиболее эффективных с точки зрения выживаемости конкретного сообщества людей. В концепции Ф. Хайека нравственные, эстетические и т.п. нормы являются факторами, которые определяют изменения в функционировании экономических систем и в поведении хозяйствующих субъектов, но одновременно они сами изменяются в зависимости от эволюции человека и социума. Нормативное значение морального фактора для экономики то же, что и фактор естественного отбора в теории эволюции для биологии.
Таким образом, выводы, которые можно сделать из сопоставления классической и австрийской школ в исследовании благосостояния, показывают, что, с одной стороны, есть индивидуальное благосостояние, объективно, логически и теоретически связанное с биосоциальной природой и сущностью человека. В этом случае социальная и экономическая поли-
тика государства как основного института публичной власти должна реагировать на изменения общественного консенсуса в отношении актуальной сущности человека, его потребностей и желаний.
С другой стороны, следует четко отделять от индивидуального общественное и корпоративное благосостояние, которое увязано с сущностью современных политических, социальных и экономических организаций, прежде всего государства, предприятий и фирм. Для общественного и корпоративного благосостояния характерны особенности поведения и предпочтений, присущих группе или сообществу групп. Группа в социальной науке признаётся особым субъектом действия по сравнению с индивидом. Группа состоит из индивидов, но не сводится к простой их сумме. В этом случае можно наблюдать эффект синергии: из совокупности индивидов как первичных субъектов появляется группа как вторичный субъект. Благосостояние индивидов и групп различно, удовлетворение их потребностей и предпочтений приводит к противоречиям, что делает крайне трудной раелизацию любых видов политики государства и корпораций в обществе из-за неизбежных конфликтов публичного и частного, массового и элитарного.
1. Лавров, И. О проблематике нормативных исследований в экономике [Текст] / И. Лавров // Вопросы экономики. - 2007. - №7. - С. 59-72.
2. Нисканен, В.А. Особая экономика бюрократии [Текст] / В.А. Нисканен // Вехи экономической мысли. Экономика благосостояния и общественный выбор. Т.4. / под общ. ред. А.П. Заостровцева. - СПб.: Экономическая школа, 2004. - С. 477-536.
3. Пигу, А. Экономическая теория благосостояния: пер. с англ. т.1. [Текст] / А. Пигу. - М.: Прогресс, 1985. 512 с. (Современная экономическая мысль Запада).
4. Ролз, Дж. Теория справедливости [Текст] / Дж. Ролз. - Новосибирск: Наука, 1995. - 536 с.
5. Сен, А.К. Свобода, единогласие и права [Текст] / А.К. Сен // Вехи экономической мысли. Экономика благосостояния и общественный выбор. Т.4. / под общ. ред. А.П. Заостровцева. - СПб.: Экономическая школа, 2004. -С. 195-248.
6. Хайек, Ф. Пагубная самонадеянность [Текст] / Ф. Хайек. М.: «Новости» при участии изд-ва «Са1а!!аху», 1992. - 304 с.
7. Хикс, Дж.Р. Основания экономики благосостояния [Текст] / Дж.Р. Хикс // Вехи экономической мысли. Экономика благосостояния и общественный выбор. Т.4. / под общ. ред. А.П. Заостровцева. - СПб.: Экономическая школа, 2004. - С. 17-38.
