CC BY
33
81 Степун Ф. Памяти Белого // Степун Ф.А. Портреты. С.172-173.
82 См.: Раков В.П. Меон как стилевая константа // Перекрёсток-3. Иванова, 2000. С.5-10.
83 Иванов Вяч. Родное и вселенское. С.69 и др.
В.П. ОКЕАНСКИЙ, И.А. ШИРШОВА
Ивановский государственный университет
ПЕРСОНОЛОГИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ПОЭТИЧЕСКОЙ СОФИОЛОГИИ Ф.И. ТЮТЧЕВА
Говорят, что в недрах русской земли скрывается много естественных богатств, которые остаются без употребления и даже без описания... Самым драгоценным из этих кладов я считаю лирическую поэзию Тютчева.
В.С.Соловьев, 1985 г.
Подобно тому как мост через реку или радуга в ее сакраментальном значении могут чарующе соединить наши земные пути или ангелические небесные дороги (где «ветер, - согласно Ригведе, - не поднимает пыли») по тем близнецам-берегам, которые не только расходятся, но при движении против течения смыкаются и взаимоедины в лоне истока, так (или еще более убедительно) существует лексико-метафизическая субстанция, трансцендирующая меональные провалы между разбегающимися логоцентрическими (смысловыми, силовыми, ядерными) линиями языковых пространств, однако сама собою представляющая нечто большее, чем Логос. Присутствие (когда оно есть) этого странного и никогда - разумно - непостижимого «нечто» (оставим за ним пока прерогативу условного, если не сказать -апофатического, именования) делает (чудодейственно обращает!) смысл и бессмыслицу чем-то вторичным, коннотативным, возвышенно-игровым...
Мы все привыкли к тому, что поэтическое мировидение Тютчева традиционно соотносится в литературоведении со всепоглощающей безличной стихией, по крайней мере, в этом преимущественно видят концептуальную доминанту его художест-
венного мира. «Человек - лишь «греза природы»». Его жизнь, его деятельность - лишь «подвиг бесполезный», - указывал еще в 1910 году В. Брюсов на «исходную точку мировоззрения Тютчева», на «его сокровенное миросозерцание» и даже на «смысл его творчества», - этим широким пантеизмом объясняется едва ли не вся его поэзия»1.
Эту квазибуддистскую позицию весьма убедительно корректирует (во всяком случае, аргументированно дополняет) в 1913 году С. Франк, отмечая «непосредственность мистического реализма» у Тютчева, предполагающего не только и не столько космическую диссолюцию и тотальный распад, сколько «косми-зацию души, перенесение на личную жизнь категорий космического порядка »2.
Наметившуюся таким образом тютчевскую поэтико-герменевтическую оппозицию (макрокосм - макроантропос) уже в более близкое к нам время (1990год) попытался смягчить Ю.М. Лотман, обращая особое внимание на «нейтрализацию оппозиции индивидуального и внеличностного бытия: все вмещается в человека, но и сам он растворяется во всем», однако при этом отмечая, что «антиномия сознательно индивидуального и бессознательно стихийного остается для Тютчева нереши-
мой»3.
Очевидно, что эта проблема не решена и в тютчеведении. Действительно, если В. Касаткина4 и Б. Козырев5 отмечают поэтическую деперсонирующую гидрофилию, всепоглощающий триумф Воды, то И. Альми6 и В. Сузи7 обращают внимание на специфическую имплицитную персонологию тютчевского поэтического мира.
Изучение этого мира часто становилось полигоном для проведения взаимоисключающих суждений. Так, например, Ю. Лотман утверждал, что «в тютчевской поэзии точка зрения текста, как правило, движется снизу вверх»8, тогда как М. Гаспаров (причем безо всяких ссылок в этом отношении на своего предшественника) утверждает вполне обратное: «... сверху вниз... Такая последовательность преобладает у Тютчева...: мир для него начинается с неба, а земля появляется
9
уже потом» .
Нам уже доводилось писать, что сколь бы ни были интересны эти проблемы сами по себе (предполагающие самые разнообразные и логически-несводимые герменевтические решения на различном текстовом материале), всему этому коннотативно-му проблематизму противостоит в поэтике Тютчева «обостренность экзистенциальных тем, не снимаемая никакими «оппозициями» ипостасностъ страждущей души»10. Здесь мы попытаемся конкретно показать что это такое.
«Предугадывая учение индийской мудрости, - пишет В. Брюсов, - Тютчев признавал истинное бытие лишь у мировой души и отрицал его у индивидуальных «я»»11. Но более двух с половиной сотен «Я» и - что еще значительнее - более трех с половиной сотен «Ты» в поэтических текстах Тютчева существенно драматизируют это убеждение. Маргинализованная таким образом пантеистическая тема, равно как и весь сопутствующий ее раскрытию индоевропейский макрокультурный контекст, уходят куда-то на второй план: поэтическая персонология незаметно и необратимо теснит онтологический концептуализм, претендующий на авансцену послушно внутренней стратегии всякого логоцентризма... Как оказывается, «мировая душа» не делюминирует экзистенциальную инаковость, но ее сущность преимущественно является в метафизическом Лике Иного, на языковом уровне присутствующего в лексической субстанции ТЫ.
Обращаясь к рассмотрению следов Я и ТЫ, мы особо хотели бы подчеркнуть, что речь пойдет не столько о грамматических формах личных местоимений, сколько именно о лексико-метафизической субстанции, маркирующей Событие Встречи и его внутреннюю онтологию. В свое время Ю. Лотман писал о функционировании местоимений в лирике Тютчева. Но здесь им отводилась на логико-структурном уровне подчиненная роль: местоимения включались во взаимообратимую игру человека и пространства12, которая в принципе имеет весьма архаические корни. М. Хайдеггер вослед В. фон Гумбольдту обратил наше внимание на древние «языки, выражающие «Я» через «здесь», «ТЫ» через «вот», «ОН» через «там», передающие. личные местоимения через обстоятельства места»; таким образом получалось, что «наречия места. «здесь», «там», «вот» суть. черты
исходной пространственности присутствия» 13. Однако для лирического (и вообще экзистенциально бодрствующего, свобод-
14ч
ного от «онтологического сна» ) сознания мировое пространство и вся имплицитная ему La poetique de L'espace15 продуцируются из апофатической глубины ТЫ (присутствующего или отсутствующего, человеческого или божественного, персонального или персонифицированного). Его мистериальный катафазис -персонифицирующие энергии - созидают метафизическую опору для со-стояния (как в креативном, так и в характерологическом ключе) Я: ТЫ - метафизически первично по отношению к Я, подобно тому как в апофазисе заложены бездонные и неисчерпаемые ключи всякой катафазы...
В результате кропотливого аналитического исследования нами раскрыта феноменология лексической субстанции ТЫ в поэтических текстах Тютчева. К рассмотрению не привлекались только тютчевские переводы европейских авторов и стихотворения, написанные поэтом на французском языке (в последнем случае это мотивировано тем, что встреченное в оригинале лишь один раз, причем в сопряженной форме «arrête-toi», и опущенное в переводе С.М. Соловьева местоимение ТЫ крайне произвольно всплывает в тех великолепных переводах-пересозданиях, которые принадлежат перу уже другого автора : А.А. Фета, В.Я. Брюсова...). Мы использовали лучшее на данный момент в научном (текстологическом) отношении издание лирики Тютчева16 (ориентированное на предшествующее ему «последнее научное издание»17), куда вошли «352 стихотворения из 394», а «не включены только некоторые стихотворения «на случай» и мелкие шуточные стихотворения, имеющие узкобиографический интерес, недоработанные произведения последних месяцев жизни и стихи, приписываемые поэту.»18. В итоге получилась следующая картина: ТЫ присутствует в указанном метатекстовом пространстве 377 раз в 115 стихотворениях. Для сравнения: Я -257 раз в 78 стихотворениях19. Удивительно, что при этом пер-сонологическом факторе исследователи как-то «умудрялись» говорить о Тютчеве как поэте безличной стихии.
Представим наши результаты в следующей феноменологической таблице, соблюдая в самой последовательности отно-
сительную хронологическую стадиальность с опорой на первичное появление лексемы:
АТРИБУТ ЛЕКСЕМЫ « ТЫ»
Время
Сластолюбец
Вольтер
Благосердие
Верность
Терпение
Урания (небесная жена)
Везувий
Младой певец с брегов другого мира Александр I, символизирующий Христову победу / Христос Учитель Раич Пушкин
Двоюродный брат Ангел слез Бог
Женщина-посвященный Женщина Наполеон
Посланник небесной
жены
Аллах
Цицерон
«Я»
Морской вал («конь»)
Река
Лес
Польша («орел одно-
ОБЩЕЕ КОЛИ- КОЛИЧЕСТВО
2 15 1 1 1 2 3
ЧЕСТВО
СТИХОТВОРЕНИЙ
2 1
6
1
1
9 6 1 2 2
1
2 1 1
2 2
94 11
3
30 2 1
3 1 16 3 1 1 3
племенный»)
Гете 3
Ночной ветер 1
Друг 2
Душа (сердце) поэта 9
Арфа 4
Природа 1
Ива 3
Дева 12
Ночь 2
Голос жаворонка 1
Река Дунай 2
Земля 3
Увядающая любовь 3
Ключ 1
Любовник 1
Фонтан 4
Юг 2
Лебедь 5
Колумб 5
Север 1
Утес 4
Мир детства 2
Русь 5
Николай I 6
Канцлер Нессельроде 3
Человеческое Я 3
Жуковский 3
Последняя любовь 2
Река Неман 8
Русское слово 6
Земля родная 3
Щербина 4
Свобода 1
Христова риза 1
Младшая дочь (Мария) 3
Александр II 1
Немецкий журналист 2
Вольфсон
Потомок 5
Средняя дочь (Дарья) 1
Старшая дочь (Анна) 5
Фет 5
Читатель / «Я» 2
Ночное море 5
Князь Суворов 2
Россия 5
Карамзин 1
Всеславянское племя 1
Римский папа Пий IX 2
Рим 3
А.Н. Муравьев 4
Современник 1
Старший брат 1
Черное море 6
М.К. Политковская 12
Фарнгаген фон Энзе 2
Чешский край 1
При внимательном рассмотрении этой частотной таблицы совершенно очевидно подавляющее доминирование в поэтических обращениях Тютчева женского начала. Поэтому в следующей таблице представим его более дифференцированно, хотя и с некоторыми повторами:
«ТЫ» КАК ЖЕНСКАЯ СУБСТАНЦИЯ
Урания (небесная жена) 3 1
Женщина-посвященный 2 2
Посланник небесной жены 1 1
Дева 12 4
Элеонора 4 2
Эрнестина 19 6
Денисьева 39 11
Из них же: Денисьева как при- 12 2
лив любви
Младшая дочь (Мария) 3
Средняя дочь (Дарья) 1
Старшая дочь (Анна) 5
Баронесса Крюденер 5
М.К. Политковская 12
Женская стихия (не атрибут.) 10
Возлюбленная (не атрибут.) 1
Старшая из двух сестер (не ат- 3 рибут.)
N.N. (не атрибут.) 7
Изменница 1
Увядающая любовь 3
Последняя любовь 2
Русская женщина 3
Русь 5
Россия 5
Земля родная 3
Земля 1
Можно было бы включить в эту систему так же природу, иву, реку, арфу, душу, ночь, свободу... Но нашей целью в конечном итоге является не построение всеисчерпывающей и логиче -ски непротиворечивой системы проявления женского начала в поэтическом мире Тютчева и не формально-количественный подсчет феминологических прецедентов. Для нас прежде всего важно, что ТЫ - одухотворенное Иное, к которому возможно обращение из глубины. Я - имеет в лирике поэта преимущественно женскую энергетику. В этом смысле можно говорить о софийности ТЫ, начиная с раннего образа Урании (небесной жены) и завершая всевозможными проекциями на внутримиро-вую реальность, состоящую из лиц, ликов, явлений, природных и культурно-исторических данностей.
ТЫ - СОФИЯ подвержена расщеплению, падению, уничтожению, но вместе с тем это - единственная опора в Бытии, ведущая к Богу (Ср.: «Все отнял у меня казнящий Бог.»). Мы здесь имеем дело не просто с каким-то неогностическим мифом: ТЫ - субстанция, из которой рождается пространство тютчевского мира, и вне его персонифицированной означенности бес-
смысленно говорить о его культурной или метафизической мор -фологии. Мирология Тютчева сотериологична в модусе ТЫ: «мимолетность человеческого бытия»20 в экзистенциальном опыте бытия - перед - лицом - ТЫ несубстанциальна (!).
«Вопрос о совместимости чистоты и прелести, благодати и страсти»21 перед - лицом - ТЫ обращается для Тютчева из соте-риологической проблемы в сотериологическое решение. Если столетие спустя Ж.-П. Сартр усмотрит в ТЫ - «кошмар другого», то Тютчев в осердеченном не - Я (не - только - Я, Я - пред - ликом - ТЫ) обретает спасение и милость Божию, равно как и дар молитвы. Благодаря метафизически развернутой софийной персонологии «второго лица» (Перво - Лика), в поэзии Тютчева мы имеем дело с разветвленным персонифицированным миром. Мир - это не пропасть, где человеческое гибнет: «Мир - это пространство, в котором можно жить. Жить телесно или духовно. Если пространство предоставляет все необходимое, чтобы жизнь не погибла - это уже мир, даже если это всего лишь камера или палата. Но если оно дает пищу охоте - так в старину называлось желание, - то это уже желанный мир! Потому что охота, охота жить - это и есть то желание нашего духа, которое 22
приводит его в мир» .
Попытка культурологически верифицировать мир Тютчева (включая рассмотренную нами его существенную сторону) вызывает известные, но одолимые трудности. Ю. Лотман писал, что «язык любой, в том числе и тютчевский, - гетерогенен и не представляет собой единой, расположенной в одной плоскости, системы. <...>...язык Тютчева, представляет собой сплав, опирающийся на различные культурные традиции»23. При геополитическом русофильстве, библейских (и даже - коранических) мотивах и общеиндоевропейском смысловом фоне со средиземноморской авансценой можно, например, говорить о дальневосточных метакультурных интуициях в лирике Тютчева: тяготение к малым жанровым формам, тема «невыразимости словом», озарение («сатори») как элемент поэтики. Это согласуется и с теми исходными брюсовскими умозаключениями о полном де-люминировании индивидуума в художественных произведениях поэта. «Мы, - пишет современный ученый о своем присутствии в мире Японии, - оказываемся внутри культуры, где попытка
обретения личности в рамках индивидуального существования оканчивается катастрофой неизбежно и немедленно.»24; «японцы все время живут с чувством. необязательности своего существования»25; «именно личность не желает смириться с мимолетностью мимолетного, не желает уходить в вечность, покинув то, что хоть однажды, хоть на миг стало близко и дорого, предоставив ставшее родным гибели, распаду, небытию, - словом, только личность не желает мириться с нереальностью ре-альности»26. Вопрос в известной мере риторический: сколь близко это все лирическому герою Тютчева?
Собственно имплицитный Дальний Восток и латентный Дзэн - экзотическая зона одновременного очарования и оттал -кивания русского европейца Тютчева. Поствозрожденческое (барочное и романтическое) открытие онтологической несводимости и абсолютной значимости неповторимого Лица, мир евангельских кенотических смыслов, постепенное пробуждение метафизического внимания к Иному, окцидентальные архаические интуиции «мировой души», «космической жены», «гиперборейской королевы» наиболее соответствуют глубинной характерологии тютчевского поэтического мира, равно как и экзистенциально драматичным сюжетным линиям полифонического романа его жизни.
1 Брюсов В.Я. Ф.И. Тютчев: смысл его творчества // Брюсов В.Я. Ремесло поэта: статьи о русской поэзии. М., 1981. С. 240.
2 Франк С. Космическое чувство в поэзии Тютчева // Русская мысль. 1913. №11. С.11.
3 Лотман Ю.М. Поэтический мир Тютчева // Лотман Ю.М. Избранные статьи. В 3 т. Т. 3. Таллинн, 1993. С. 154.
4 Ср.: «Говоря о воде как первоначале всех природных стихий и вещей, масоны ссылались на Фалеса, давая его идеям мистическое истолкование. По-видимому, натурфилософские взгляды Фалеса явились общим источником и для масонов, и для Тютчева». См.: Касаткина
B.Н. Поэтическое мировоззрение Тютчева. Саратов, 1969. С. 42.
5 Известный физик выделяет «у Тютчева глубокие и разносторонние аналогии с натурфилософией древних милетцев; см.: Козырев Б.М. Письма о Тютчеве // Литературное наследство. Т. 97. Кн. 1. М., 1988.
C. 114.
6 Исследовательница указывает, что «при <тютчевском> восприятии любое явление природы персонально как живое лицо»; см.: Альми И.Л. Три воплощения темы хаоса в русской лирике 30-х гг. XIX в. (Пушкин, Баратынский, Тютчев) // Альми И.Л. Статьи о поэзии и прозе: Книга вторая. Владимир, 1999. С. 223.
7 Согласно его версии, Тютчев «переводит действие из плана природно-космического в план личностный»;см.:Сузи В.Н.Принцип«двойного бытия» в лирике Ф.И.Тютчева (к проблеме античной и христианской традиций).Автореф. дис.канд. филол. наук. Петрозаводск,1996. С.11.
8 Лотман Ю.М. Указ. соч. С. 163.
9 Гаспаров МЛ. Композиция пейзажа у Тютчева // Гаспаров МЛ. Избр. тр. T. II. О стихах. М., 1997. С. 337.
10 Океанский В.П. Символическая герменевтика стихотворения Ф.И. Тютчева «Сны» // Вопросы онтологической поэтики. Потаенная литература: Исследования и материалы. Иваново, 1998. С. 30.
11 Брюсов В.Я. Указ. соч. С. 243.
12 См.: Лотман Ю.М. Заметки о поэтике Тютчева // Учен. зап. Тарт. гос. ун-та. Тарту, 1982. Вып. 604.
13 Хайдеггер М. Бытие и время. М., 1997. С. 119.
14 См.: Джемаль Г. Ориентация - Север // Волшебная гора: философия - эзотеризм - культурология. Вып. VI. М., 1997. С. 52
15 См.: Bachehard G. La poetique de L'espace. Paris, 1957.
16 Тютчев Ф.И. Соч.. В 2 т. M., 1980. T. 1.
17 См.: Тютчев Ф.И. Лирика: В 2т. М., 1965.
18 Пигарев К.В., Николаев А.А. Примечания //Тютчев Ф.И. Соч.. В 2 т. М., 1980. Т.1.С. 298.
19 Поскольку нас интересует не местоимение как таковое в формально -грамматическом смысле, но лексическая субстанция на качественно ином - метафизическом - уровне, в эти количественные показатели, разумеется, входят все падежные формы производящих основ, а также все притяжательные и возвратные аналоги.
20 Пигарев К.В. Ф.И. Тютчев и его поэтическое наследие //Тютчев Ф.И. Соч.. В 2 т. М., 1980. Т. 1. С. 24.
21 Анненкова Е.И. Два стихотворения: «Не знаю я, коснется ль благодать.» Ф.И. Тютчева и «Мадонна» А. С. Пушкина // Лит. в шк. 2001. №4. С.2.
22 Андреев А. Мир тропы: Очерки русской этнопсихологии. СПб., 1998. С.5.
23 Лотман Ю.М. Поэтический мир Тютчева // Лотман Ю.М. Избр. статьи. В 3 т. T.3. Таллинн, 1993. С. 147.
24 Касаткина Т. Русский читатель над японским романом // Новый мир.
2001. №4. С. 168.
25 Там же. С. 169.
26 Там же. С. 173.
КРАТКИЕ НАУЧНЫЕ СООБЩЕНИЯ
О.В.КОЗЛОВА
Ярославская государственная медицинская академия
ДВОЯЩИЙСЯ ПЕРЕД НАМИ -ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ
Нашему поколению предстоит заново ориентироваться в своем прошлом и настоящем, пересмотреть свое идейное наследие и сознательно отнестись к основным явлениям духовной жизни современности. «.Новый мир уже стоит при дверях; завтра мы вспомним золотой свет, сверкнувший на границе двух, столь несхожих веков. 19-й заставил нас забыть самые имена святых, 20-й, быть может, увидит их воочию. Это знамение явил нам, русским, еще не разгаданный и двоящийся перед нами -Владимир Соловьев»1. Эти слова Блока поистине могут служить прологом не только к прошедшему двадцатому веку, но и к наступившему - двадцать первому.
«Великие творения человеческого духа подобны горным вершинам: их белоснежные пики поднимаются перед нами все выше и выше, чем дальше мы от них отходим», - писал о Владимире Соловьеве С. Булгаков2.
Теперь уже философское творчество Соловьева является неотъемлемой принадлежностью русской культуры и русского самосознания. Благодаря многоаспектности его философского наследия, фигура Соловьева объединяет людей с разным мировоззрением: философов и поэтов, социологов и политологов, материалистов и идеалистов.
Каждый философ находит свою дорогу к творчеству Соловьева, выделяет определенные вопросы в его концепции, пытается найти разрешение своим мировоззренческим проблемам.
