CC BY
90
УДК 792.028.67(410+470)(091)
М. В. Каплун
Персонажи-шуты в «Иудифи» И. Г. Грегори в контексте репертуара «английских комедиантов»
Комические персонажи одной из первых пьес русского придворного театра царя Алексея Михайловича «Иудифь», написанной пастором Немецкой слободы в Москве И. Г. Грегори в 1670-х гг. можно рассматривать в контексте репертуара «английских комедиантов». По своей образной поэтике «шутовские» характеры «Иудифи» ближе всего стоят к репертуару бродячих трупп «английских комедиантов», сформировавшихся в Германии в XVII в. Данное сопоставление помогает глубже раскрыть влияние традиций западноевропейского театра на раннюю русскую придворную драматургию авторства И. Г. Грегори.
Ключевые слова: придворный театр, русская драматургия XVII в., английские комедианты, буфонно-шу-товские персонажи, шекспировская традиция
Marianna V. Kaplun
Buffoon-characters in «Judith» by J. G. Gregory in the context of the «English comedians'» repertoire
The comic characters of one of the first plays of the Russian court theater of Tsar Aleksey Mikhailovich «Judith», written by pastor of the German Quarter in Moscow J. G. Gregory in 1670's must be considered in the context of «English comedians». In its figurative poetics «clownish» characters of «Judith» are closest to the repertoire of wandering troupes called «English comedians», which were formed in Germany in the XVII century. This comparison helps to reveal the deeper traditions of Western theater influence on early Russian court drama by authorship of J. G. Gregory.
Keywords: court theatre, Russian drama XVII, English comedians, buffoon-clownish characters, Shakespearean tradition
Многие исследователи русского придворного театра царя Алексея Михайловича отмечали, что первые русские пьесы 1670-х гг., написанные пастором лютеранской кирхи Немецкой слободы в Москве, немцем по происхождению, Иоганном Готфридом Грегори, представляли собой драмы, близкие по жанру к так называемым «английским» комедиям, разыгрываемым в Германии XVII в. труппами английских комедиантов. Большой вклад в этот вопрос внес Н. С. Ти-хонравов, указав, что «для комедийной храмины московского государя Грегори искал пьесы не в школе, не в отжившем свое время запасе мистерий и моралите, но в среде тех комедиантов, которые пришли на европейский материк из Англии для того, чтобы оживить новым духом разрушавшуюся народную сцену средневековой Германии...»1.
Первые сведения об «английских комедиантах» относятся к 1591 г., когда английские труппы приехали в Нидерланды, поэтому английские комедианты в XVII в. иногда носили название «английских и нидерландских» комедиантов2. Многочисленность английских комедиантов, заезжавших для гастролей в Германию, объясняется тем, что в самой Англии далеко не все актеры могли найти себе работу, несмотря на обилие
театров. На родине их преследовали пуритане, захватившие в конце XVI в. городские муниципалитеты. Закрытие всех театров в Англии во время английской революции 1642 г. еще более усилило наплыв в Германию английских актеров. Известно, что датский король Фридрих II (1559— 1588) завел у себя придворный театр, состоящий из английских актеров3.
Предполагается, что сначала английские труппы играли на английском языке, кроме так называемого шута, или «дурацкой персоны», который объяснялся на нижненемецком, а впоследствии, когда в труппу были включены немецкие актеры, говорящие на хорошем немецком языке. Так, английская труппа, игравшая в ноябре 1599 г. в Мюнхене, исполняла «комедии» на английском языке, но она имела в своем составе также «шута-потешника», который, по рассказу современника, «отпускал всякие шутки на немецком языке, чтобы увеселять зрителей в промежутках между действиями, когда актеры уходили переодеваться»4.
В репертуар «английских комедиантов» входили пьесы, известные под названием «главные и государственные действа». В репертуаре «английских комедиантов» были также пьесы на библейские сюжеты: например, об Эсфири
61
М.В.Каплун
и блудном сыне. Но больше всего ставились пьесы, которые в свое время пользовались успехом на сцене лондонских театров, впоследствии прошедшие постепенный отбор. В репертуаре остались преимущественно трагедии. Комедии были менее популярны. Из шекспировских комедий в репертуар попали только «Венецианский купец», «Укрощение строптивой» и «Комедия ошибок», в то время как трагедии были представлены гораздо более широко. Из дошекспировского репертуара популярностью пользовались пьесы Марло, Кида, Грина, Пиля, из постшекспировского - Марстона, Мессинджера, Форда. Так, в 1626 г. при дрезденском дворе английские комедианты представили пьесы на следующие сюжеты: «Ромео и Джульетта», «Юлий Цезарь», «Гамлет, принц датский», «Лир, король английский» Шекспира; «Доктор Фауст» и «Мальтийский жид» Марло, а также «Эсфирь и Аман», «Блудный сын», «Амфитрион», «Неистовый Роланд» и т. д.5
Известно, что репертуар «английских комедиантов» при переносе на сцену сильно упрощался с целью удовлетворения вкусов простой публики. Подобную практику можно объяснить, как с практической, так и с исторической точек зрения. С практической точки зрения, понимание импровизационных постановок зрителем обеспечивали комедиантам неплохой заработок. Если обратиться к истории, то в Германии, пережившей Тридцатилетнюю войну, такие представления укореняли барочный стиль, господствующий в театре начала XVII в. В 1620 и 1624 гг. выходят сборники «Английские комедии и трагедии», где были объединены пьесы на немецком языке из репертуара английских трупп. Пьесы английских драматургов подвергались обработке для того, чтобы еще больше поразить немецкую публику. Пьесы были упрощены в угоду вкусам малокультурных зрителей, уснащены «кровавыми» эффектами, балаганной клоунадой. Так, одна из самых свирепых трагедий елизаветинского репертуара «Тита Андроника» подверглась такой обработке «английскими комедиантами», что еще больше усилилась ее кровожадность. Однако в этих спектаклях присутствовал и элемент морализаторства.
В 1671 г., за несколько месяцев до открытия «комедийной хоромины» в Москве, при саксонском дворе продолжали играть «английские комедианты». В Саксонии, родной области И. Г. Грегори, автора первых пьес русского театра, неоднократно ставилась драма «О королеве Эстер и высокомерном Амане», изданная в сборнике «Английских комедий и трагедий» 1620 г.6 С одной стороны, пьеса строго придерживалась сюжета из Библии, с другой, привнесла много
элементов, свойственных английскому репертуару. Так, смерть Амана на виселице была воспроизведена с мелкими подробностями перед глазами зрителя7.
Таким образом, обращение И. Г. Грегори и его соавторов к историям Есфири и Иудифи в известной мере можно объяснить влиянием «английских комедиантов». А. А. Мазон прямо указывал, что пьеса «Иудифь» - библейская драма «с примесью комедии и даже фарса»8. Пьесы о Иудифи на немецком и латинском языках разыгрывались на школьной сцене, а впоследствии вошли в репертуар бродячих «английских комедиантов». По мнению И. П. Еремина, московская «Иудифь» не совпадает ни с одной из европейских пьес о Иудифи XVI-XVII вв., и это дает основание полагать, что пастор И. Г. Грегори и его помощники составили пьесу сами, следуя библейскому рассказу, но «в стиле уже не школьной драмы, а в стиле известных ему „английских комедий" народного театра»9. Во время спектакля «Иудифь» главная героиня после убийства Олоферна, показывала зрителям его окровавленную голову. Особо стоит отметить влияние репертуара английских комедиантов на образную систему пьесы И. Г. Грегори.
Один из главных «буффонных» персонажей «Иудифи», служанка Иудифи Абра. В речи Абры, как одного из главных комических персонажей, преобладают остроумные монологи и диалоги. В действе 5 сени 5 Абра говорит Иудифи: «Ох, милостивая госпожа, страх таков на мя пришел, что чуть сердце мое из утробы не выскочит», «телцов аз не боюся, ниже людей, но что асири-яне за скоты, того ведати не могу», «егда же мя асирияне убиют, то воистинну таков прекрасной живот не возмогу в торгу и за пять алтын купи-ти»10. Комическая окраска в речи Абры преобладает даже в разговоре с Иудифью. В 7 действе сени 3 Абра в свойственной ей ироничной манере говорит Иудифи, готовящейся предстать перед Олоферном: «Что желаеши, госпожа моя возлюбленная? Или хощеши одежду низ сложи-ти?»11.
Подобные неприличные намеки часто встречаются в речи Абры и по форме напоминают «double entendre» (в переводе на русский, двусмысленность), фигуру речи, встречающуюся при характеристике шекспировских комических персонажей. Double entendre - это фигура речи или особый способ формулировки, имеющий двойной подтекст и значение и содержащий в себе более тонкую интерпретацию и сообщение, которое имеет социальный посыл с явным сексуальным подтекстом. На примере речи Абры мы видим употребление «просторечий»,
62
Вестник СПбГУКИ • № 3 (24) сентябрь • 2015
Персонажи-шуты в «Иудифи» И. Г. Грегори в контексте репертуара...
говоря шекспировским языком, «colloquialism», которыми богаты шутовские интермедии «Иудифи». Диалоги Абры по форме напоминают краткие перекрестные шутовские реплики. Комические лица пьесы, такие как Абра и солдат Сусаким говорили простонародным языком и разыгрывали пародии на трагические события пьесы. Наряду с верностью и преданностью своей госпоже, Абре не чужды и низменные человеческие чувства: трусость, страх за свою жизнь, алчность. Фарсовыми приемами, нарочито сниженной просторечной разговорной интонацией речи в пьесе раскрывается комизм ее положения.
Абра с самого начала во всем помогает Иудифи, поражаясь ее «дерзостности»: «О, никогда бы аз тако дерзостна была!». Но, помогая Иудифи, Абра и сама становится «дерзостней»12. Подобно Иудифи Абра не только «дерзостна», но и «энергична» и стремительна, ее слова в 4 действе, сени 3: «Зело добро, госпожа моя! Аз не долго замедлюся»13. В этом контексте примечателен монолог Абры в 5 действе, сени 1, в котором она рассуждает о собственном замужестве, мечтая о «честно мужа сподоблюся», заодно вспомнив о том, что «злато, серебро, жемчуг и драгие каменье», принадлежащие ее госпоже, хорошо спрятаны, дабы «воем асирийским в корысть не достанутся»: «Аще же доброй какой воин при-идет и истинною мною сочетатися помыслит, то аз возмогу ему сокровище то проявити и тако с ним и себя убогатити, и в благополучии жити». Свое корыстолюбие она объясняет тем, что «госпожа бо моя ни единого детища и наследия не имеет, тем же возможно оной сие ми за верные службы мои поступитися»14. В одной из сцен Абра, рассуждая о невозможности замужества Иудифи называет злейшего врага своей госпожи Олоферна «великим».
Основной «скоморошеский» мотив, близкий по сути «английским комедиантам», также можно найти в образе одного из солдат Оло-ферна, Сусакима (своеобразного «буффонного» двойника служанки Иудифи Абры). В тексте его роли есть даже «пародийное причитание, составленное в традициях русской пародийной литературы»15. Сусаким представляет собой типичного шута, клоуна, т. е. непременное действующее лицо всех английских комедий XVII в. Основная слабость Сусакима жареная колбаса, крепко выпить и плотно закусить. В этом образе можно обнаружить прямую отсылку к образу Ганса Вурста, народного шута, присутствовавшего в спектаклях верхненемецких комедиантов, имя которого происходит от немецкого «wurst» -колбаса. Своего веселого расположения он не теряет ни при каких обстоятельствах. Например,
когда Иудифь приходит в лагерь к Олоферну и действие достигает высшего напряжения, зрителям предлагается сцена шуточной казни Сусакима лисьим хвостом. Сусаким случайно попал в плен к осажденным евреям и его ведут на казнь, но только чтобы попугать: вместо меча, палачу приказано ударить по его голове лисьим хвостом. Впрочем Сусаким этого не знает, но даже перед лицом смерти не теряет присутствия духа: «Первое Сусакима повесить, второе попросить по достоинству, третье главу ему отсещи... О! Зело изрядные потехи! Аз же то все в шутку почитаю»16. Когда ему замечают, что через несколько минут голова его отлетит от туловища, Сусаким спрашивает: «Глава моя с шеи слетит? Может ли мастер сотворити, что главам летающим быти? И я прошу, чтоб он крыле к моему телеси притворил, и я главу и тело на тысящу верст отрину»17. Но вообще Сусаким даже доволен, что ему отрубят голову: «Что? Главу отсещи? О приятелю мой и друже! Тогда я зело в благородном житии пребуду, потому что шапки никогда же в руцех не держати: когда главы не будет, где же ее надеть?»18.
Перед самой «казнью» Сусаким начинает долго прощаться в свойственной ему шутливой манере: «Прости, чудный и изрядный свет честной! Аз желаю, чтоб при житии своем был и аз не грешен. А понеже злодейской спекулятор мне жить болши не допущает, и я молю у тебя, благородный свете, - ибо впред тя не обрящу - не велми печаотеся о моем скором умерщвлении, останутся еще многие воры и злодеи по смерти моей к покорению.»19. Уже поднявшись, герой долго не может понять жив он или умер: «Яко же надо мною ныне творитца, не ведаю. Жив ли я или мертв? Право, впрям того знать не могу, подлинно ли умерл есмь аз. Аз подлинно слышу, что от мене живот отступил из внутренних потрохов в правую ногу, а из ноги в гортань, и правым ухом вышла душа. Токмо еще мнится ми, яко несколко света помню. Зде мои чулки и башмаки. Тамо лежит моя шляпа, зде мой кафтан и штаны. Токмо того не знаю, где глава моя»20. В конце концов, найдя одежду и обувь, Сусаким просит вернуть ему голову, боясь превратиться в фантом: «О вы, господа! Аще ли кто от вас из любви и приятства мою главу скрыл, и я того покорно без шляпы прошу и молю, чтоб мне он возвратил. Или вор Доох с собою в жилище свое взял? Аз же по сей смерти инако не буду, токмо аки привидением, или мечтанием: нощию войду в чертог Доохов и ево так устрашу, что он главу мою мне возвратит»21.
Сцена шутливой казни Сусакима, по сути, комическая параллель к грядущей гибели Олоферна от руки Иудифи, обезглавившей
63
М.В.Каплун
военачальника его же собственным мечом. Подобную двусмысленную по сути и метафорическую по интерпретации сцену можно найти в пьесе У. Шекспира «Генрих IV», когда Фальстаф руководит набором рекрутов. Богатым удается откупиться от службы взятками, и Фальстафу ничего не остается как набирать бедных. Впоследствии Фальстаф иронически отзывается о набранных им солдатах, одновременно называя их «пушечное мясо»: «Обыкновенная мишень для копий. Пушечное мясо, пушечное мясо. Могилу они наполняют не хуже других. Полно, милый. Люди, как люди, смертные, дорогой мой, смертные»22. Из ста пятидесяти человек в живых осталось только трое. Однако слова Фальстафа можно воспринимать и как мрачный гротеск.
В контексте комических образов «Иудифи» также можно рассмотреть евнуха Олоферна Ва-гава, который наряду с Сусакимом, приобретает амплуа острослова и «шутовского пророка». Вагав появляется только в конце пьесы, чтобы провести Иудифь к Олоферну. В 7 действе 1 сени Вагав говорит Олоферну о необычной красоте и набожности Иудифи: «Жена та толко радостей и во всем телеси своем не имеет, колико аз денег в пире своей, их же токмо два алтына есть. Ничто же бо иного не творит, разве день и нощь плачет, молится, постит и рыдает. Аз бы лучше три дни за караулом сидел, нежели у нее час один»23. Видя проснувшийся интерес Олоферна, Вагав рассчитывает на милости воеводы: «Прилежание мое аз уже сотворю. Но, милостивый воевода, егда аз ту прекрасную жену к сему приклоню, да к тебе приидет, кая же ми мзда за то будет?»24. А после того как Олоферн обещает слуге новые сапоги Вагав говорит: «О, то ми к бежанию готовитися! Того бых не рад», на что Олоферн отвечает: «То тя саблею моею подарю», на что Вагав восклицает: «О! Боюся, дабы глава не слетела»25. В этой сцене снова виден намек на казнь Олоферна.
В 7 действе 3 сени намеки на грядущие события становятся все ярче. Так, Вагав напоминает Олоферну о данном обещании: «Милостивый господине! Дайте же ми сапоги или саблю свою, хотя ми бежати или главы лишитися». Когда Олоферн не понимает, о чем речь, Вагав прямо говорит, что «да глава ему отсечена будет, иже от таковы прекрасавицы (т. е. Иудифи. - М. К.) бежал или устрашился ея»26. Затем Вагав снова пускает в ход юмор, сравнивая себя с Меркурием, приведшим Венеру (Венус) к Марсу. И последние слова Вагава про пленение Олоферна женской красотой можно считать пророческими: «Прехрабрый Олоферн уже преодолен есть, сам убо дается в плен, таклжде и во узы. Еже меч и сабля вражия не возмогла, то женская красота сотво-
рити успела из града Вефулии. Тем же слава будет написана в книги памятныя вовеки, что чудным образом прежде взятья того града жена в свойство получила храброго Олоферна»27.
А. С. Архангельский указывал, что «комический элемент английско-немецких пьес был существенным приобретением для нашего театра». Разного рода «прохладныя» и «потеш-ныя комедии», внесенные Грегори в репертуар древнерусского театра, «значительно разнообразили нашу сцену, - ослабили ее духовный, строгоцерковный характер; сцены и фарсы, которыми пересыпались в английских комедиях сцены серьезного содержания, делали нашу древнерусскую отвлеченную, книжную сцену более близкой к обыденной будничной жизни, -служа вместе с тем как бы подготовлением к самостоятельным народно-бытовым интерлюдиям и народной комедии...»28.
Таким образом, на примере комических персонажей «Иудифи» (Абры, Сусакима, Вагава) можно проследить влияние поэтики репертуара «английских комедиантов» на пьесы 1670-х гг., поставленные на русской сцене. Первый русский театр, основанный царем Алексеем Михайловичем, во многом носил «искусственный» характер, так как зародился исключительно из желания царя увидеть придворные забавы европейских монархов. Но рассматривать первый русский придворный театр можно только через преемственность господствующего театра Западной Европы. Автором первых пьес был немец и пастор лютеранской кирхи Немецкой слободы в Москве И. Г. Грегори, всесторонне образованный человек, хорошо знакомый с театральным делом не только Германии, но и западноевропейского театра в целом. Репертуар «английских комедиантов» во многом сформировал определенные темы и идеи, затронутые в «Иудифи». Это позволяет рассматривать первые пьесы русского театра авторства И. Г. Грегори в контексте западноевропейской театральной традиции XVII в.
Примечания
1 Тихонравов Н. С. Русские драматические произведения, 1672-1725 гг.: в 2 т. СПб.: Изд. Д. Ю. Кожанчикова, 1874. Т. 1. С. XIV.
2 Devrient E. Geschichte der deutschen schauspielkunst. Leipzig: I. I. Weber, 1848. Bd. 1: Geschichte der mittelalterlichen schauspielkunst. S. 151.
3 Elze K. Die englische Sprache und Literatur in Deutschland. Dresden, 1864. S. 22.
4 Genee R. Lehr- und Wanderjahre des deutschen Schauspiels. Berlin: A. Hofmann, 1882. S. 32.
5 Furstenau M. Zur Geschichte der Musik und des
64
Вестник СПбГУКИ • № 3 (24) сентябрь • 2015
Персонажи-шуты в «Иудифи» И. Г. Грегори в контексте репертуара...
Theaters am Hofe der Kurfursten von Sachsen. Dresden, 1861. Bd. 1. S. 96-97.
6 Konigin Von der Esther und noffartigem Haman // Engelische Comedien und Tragedien: Deutsche Dichter des XVI Jahrhunderts. Leipzig, 1880. S. 13.
7 Devrient E. Op. cit. S. 169.
8 Мазон А. А. Артаксерксово действо и репертуар пастора Грегори // Тр. отд. древнерус. лит. Ин-та рус. лит. АН СССР. М.; Л., 1958. Т. 14. С. 363.
9 Еремин И. П. Московский театр XVII в. // История русской литературы: в 10 т. / АН СССР. М.; Л. 1948. Т. 2, ч. 2: Литература 1590-1690-х гг. С. 371.
10 Ранняя русская драматургия, XVII - первая половина XVIII в.: в 5 т. М.: Наука, 1972. Т. 1: Первые пьесы русского театра. С. 427.
11 Там же. С. 450.
12 Там же. С. 451.
13 Там же. С. 408.
14 Там же. С. 412.
15 Белкин А. А. Русские скоморохи. М.: Наука, 1975. С. 72.
16 Ранняя русская драматургия. Т. 1. С. 437.
17 Там же. С. 437.
18 Там же. С. 438.
19 Там же. С. 439.
20 Там же. С. 441-442.
21 Там же. С. 442.
22 Шекспир В. Собрание избранных произведений: в 13 т. СПб.: Terra Fantastica, 1992. Т. 3. С. 176.
23 Ранняя русская драматургия. Т. 1. С. 444.
24 Там же. С. 444.
25 Там же. С. 444.
26 Там же. С. 447.
27 Там же. С. 449-450.
28 Архангельский А. С. Театр Допетровской Руси: публ. лекция. Казань: Тип. губ. правл., 1884. С. 37.
65
