Научная статья на тему 'ПЕРСОНАЛИЗМ В ТЕОЛОГИЧЕСКОЙ АНТРОПОЛОГИИ Э. БРУННЕРА И В СОФИОЛОГИИ ПРОТ. СЕРГИЯ БУЛГАКОВА'

ПЕРСОНАЛИЗМ В ТЕОЛОГИЧЕСКОЙ АНТРОПОЛОГИИ Э. БРУННЕРА И В СОФИОЛОГИИ ПРОТ. СЕРГИЯ БУЛГАКОВА Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

CC BY
5
4
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
персонализм / софиология / антропология / метафизика / любовь / ответственность / Э. Бруннер / прот. С. Булгаков / Personalism / sophiology / anthropology / metaphysics / love / responsibility / E. Brunner / S. Bulgakov

Аннотация научной статьи по философии, этике, религиоведению, автор научной работы — Пылаев Максим Александрович

Статья посвящена сравнительному анализу персоналистского истолкования христианской керигмы в диалектической теологии протестантизма у Э. Бруннера и в православном софиологическом богословии позднего С. Булгакова. Автора интересует проблема когерентности различных форм философского дискурса, в первую очередь метафизического и неметафизического, в рамках экспликации сущности христианства. В какой мере метафизика Платона и прп. Григория Паламы в учении о Софии прот. Сергия Булгакова может соседствовать с коммуникативной, диалогической природой личности Ф. Эбнера и К. Ясперса? В статье впервые в отечественной философской теологии реконструируется антропология Э. Бруннера, исследуются такие понятия, как «ответственность», «бытие-в-Боге», «бытие-в-решении» и др. Автор сравнивает концепции «Слова Бога» Э. Бруннера и К. Барта. Э. Бруннер не использует метафизику в качестве предпосылки онтологии. Бытие для него имеет диалогическую структуру отношения (Я и Ты) человека и Бога, призыва к любви и ответа на любовь в ответственности человека. Творение человека Бруннер задает как «творение в Праслове любви». «С этим Словом Бог обращается к человеку, сообщает ему себя, дает ему жизнь». Бытийное измерение божественной любви лишено у швейцарского теолога космического измерения и не связано с познанием мира в естественных науках и метафизике. Он равнодушен к объективной эстетике любовного божественного кенозиса. Бог для Бруннера понимается в первую очередь как любовь. Она есть безосновная тайна Бога — Слова, вечно призывающего к решению, ответственности, выбору. Персонализм Э. Бруннера в рамках нововременной философии выглядит более целостным и органическим. Однако не совсем очевидной выступает внеморальная природа ответственности человека. Трудно представить себе христианскую любовь в качестве индикатива, а не императива. У позднего С. Булгакова любовь принадлежит к ядру личности как деятельности. Абсолютная личность не конституирует себя в качестве самопознания, но в виде деятельной любви. Любовь не свойство сущности, но сама сущность. Русский философ онтологизирует любовь в рамках метафизики всеединства. С. Булгаков трактует деятельностное начало личности и личность как отношение в перспективе переосмысления дело-действия И. Фихте в рамках метафизики всеединства. Складывается впечатление, что без радикальной трансформации античной метафизики (прежде всего платонической и аристотелевской) становится невозможной персоналистская интерпретация Евангелия.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

PERSONALISM IN THE THEOLOGICAL ANTHROPOLOGY OF E. BRUNNER AND IN THE SOPHIOLOGY OF REVD. SERGEI BULGAKOV

The article is devoted to a comparative analysis of the personalist interpretation of the Christian kerygma in the dialectical theology of Protestantism (by E. Brunner) and in the Orthodox sophiological theology of the late S. Bulgakov. The author is interested in the problem of coherence of different forms of philosophical discourse, primarily metaphysical and non-metaphysical, within the framework of explication of the essence of Christianity. To what extent is the metaphysics of Plato and St. Gregory Palamas in the doctrine of Sophia by rev. Sergei Bulgakov can coexist with the communicative, dialogic nature of the personality of F. Ebner and K. Jaspers? The article for the first time in Russian philosophical theology reconstructs the anthropology of E. Brunner, explores such concepts as “responsibility”, “being-in-God”, “being-in-decision” and others. The author compares E. Brunner’s and K. Barth’s conceptions of the Word of God. E. Brunner does not use metaphysics as the prerequisite for ontology. Being for him has a dialogical structure of the relationship (I and Thou) of man and God, the call to love and the response to love in the responsibility of man. Brunner defines human creation as ‘creation in the Word of love’. “With this Word God addresses man, communicates himself to him, gives him life”. The existential dimension of divine love is devoid of a cosmic dimension in the Swiss theologian and is not connected with the knowledge of the world in the natural sciences and metaphysics. He is indifferent to the objective aesthetics of the divine love kenosis. God for Brunner is understood primarily as love. It is the baseless mystery of God — the Word, eternally calling for a decision, responsibility, choice. E. Brunner’s personalism looks more holistic, organic, thought out in its own way within the framework of modern philosophy. However, the extramoral nature of human responsibility is not entirely obvious. It is difficult to imagine Christian love as an indicative and not an imperative. By the late S. Bulgakov, love belongs to the core of personality as activity. Absolute personality constitutes itself not as self-knowledge, but as active love. Love is not a property of the essence, but the essence itself. The Russian philosopher ontologizes love within the metaphysics of unity. S. Bulgakov interprets person’s activitiestic principle and personality as a relationship from the perspective of rethinking the work-action of I. Fichte within the framework of the metaphysics of unity. It seems that without a radical transformation of ancient metaphysics (primarily Platonic and Aristotelian) a personalist interpretation of the Gospel becomes impossible.

Текст научной работы на тему «ПЕРСОНАЛИЗМ В ТЕОЛОГИЧЕСКОЙ АНТРОПОЛОГИИ Э. БРУННЕРА И В СОФИОЛОГИИ ПРОТ. СЕРГИЯ БУЛГАКОВА»

Вестник ПСТГУ

Пылаев Максим Александрович, д-р филос. наук, доцент, профессор Учебно-научного центра изучения религий РГГУ профессор Богословского факультета ПСТГУ Россия, г. Москва maximpylajew@mail.ru https://orcid.org/0000-0003-0110-8366

Серия I: Богословие. Философия.

Религиоведение.

2023. Вып. 107. С. 86-96

Б01: 10.15382Миг12023107.86-96

Персонализм в теологической антропологии Э. Бруннера и в софиологии прот. Сергия Булгакова*

Аннотация: Статья посвящена сравнительному анализу персоналистского истолкования христианской керигмы в диалектической теологии протестантизма у Э. Бруннера и в православном софиологическом богословии позднего С. Булгакова. Автора интересует проблема когерентности различных форм философского дискурса, в первую очередь метафизического и неметафизического, в рамках экспликации сущности христианства. В какой мере метафизика Платона и прп. Григория Паламы в учении о Софии прот. Сергия Булгакова может соседствовать с коммуникативной, диалогической природой личности Ф. Эб-нера и К. Ясперса? В статье впервые в отечественной философской теологии реконструируется антропология Э. Бруннера, исследуются такие понятия, как «ответственность», «бытие-в-Боге», «бытие-в-решении» и др. Автор сравнивает концепции «Слова Бога» Э. Бруннера и К. Барта. Э. Бруннер не использует метафизику в качестве предпосылки онтологии. Бытие для него имеет диалогическую структуру отношения (Я и Ты) человека и Бога, призыва к любви и ответа на любовь в ответственности человека. Творение человека Бруннер задает как «творение в Праслове любви». «С этим Словом Бог обращается к человеку, сообщает ему себя, дает ему жизнь». Бытийное измерение божественной любви лишено у швейцарского теолога космического измерения и не связано с познанием мира в естественных науках и метафизике. Он равнодушен к объективной эстетике любовного божественного кенозиса. Бог для Бруннера понимается в первую очередь как любовь. Она есть безосновная тайна Бога — Слова, вечно призывающего к решению, ответственности, выбору. Персонализм Э. Брунне-ра в рамках нововременной философии выглядит более целостным и органическим. Однако не совсем очевидной выступает внеморальная природа ответственности человека. Трудно представить себе христианскую любовь в качестве индикатива, а не императива. У позднего С. Булгакова любовь принадлежит к ядру личности как деятельности. Абсолютная личность не конституирует себя в качестве самопознания, но в виде деятельной любви. Любовь не свойство сущности, но сама сущность. Русский философ онтологизирует любовь в рамках

© Пылаев М. А., 2023.

* Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта №21-011-44030 «Мышление бытия и вера Откровения: пути соотнесения в немецкоязычной протестантской теологии и русской религиозной философии XX века».

М. А. Пылаев

метафизики всеединства. С. Булгаков трактует деятельностное начало личности и личность как отношение в перспективе переосмысления дело-действия И. Фихте в рамках метафизики всеединства. Складывается впечатление, что без радикальной трансформации античной метафизики (прежде всего платонической и аристотелевской) становится невозможной персоналистская интерпретация Евангелия.

Ключевые слова: персонализм, софиология, антропология, метафизика, любовь, ответственность, Э. Бруннер, прот. С. Булгаков.

Памяти друга — отца Михаила Васильева

Заслуга протестантской диалектической теологии, восходящей к творчеству Карла Барта, в истории христианской мысли состоит, по справедливому мнению ее швейцарского немецкоязычного представителя Э. Бруннера, в отказе мышления решать вопрос о Боге, религии в категориях эпохи Просвещения и в возвращении западной теологической мысли к библейским понятиям в обсуждении богопознания1. К сожалению, два крупнейших и наиболее философски фундированных проекта мышления бытия и веры Откровения в ХХ в. — протестантский (в рамках диалектической теологии) и православный (через со-фиологию) — до сих пор недостаточно проанализированы в их взаимной соотнесенности2. Выбор фигуры Э. Бруннера обусловлен, с одной стороны, глубокой зависимостью его теологической антропологии от К. Барта, а с другой — самобытностью его экзистенциально-антропологической мысли, выводящей его за границы диалектической теологии. Прот. С. Булгаков, действительно «русский Аквинат», на наш взгляд, не только является создателем самого выдающегося православно ориентированного софиологического синтеза, но и наиболее соответствующим западным критериям теологии православным мыслителем ХХ в. Не оценивая результаты его творчества, следует отметить, что он, так же как К. Барт и Э. Бруннер, интерпретировал (в первую очередь в своих трилогиях, но не только) христианскую керигму современному поколению. Сохраняя вневременной смысл Евангелия, он пытался эксплицировать его на языке Платона, св. Григория Паламы, И. Фихте, Ф. Эбнера, М. Бубера, К. Ясперса и др. мыслителей. Предваряя содержание статьи, нельзя не увидеть как глубинное сходство, так и фундаментальные расхождения в выражении сущности христианского провозвестия у Э. Бруннера и прот. С. Булгакова, соответствующие двум моделям христианства: нововременной у Э. Бруннера и антично-средневековой у прот. С. Булгакова. Как для Э. Бруннера, так и для прот. С. Булгакова квинтэссенцией христианского Благовестия становится персонализм. Однако, если автор «Света Невечернего» привлекает для раскрытия природы личностного бытия в том чис-

1 См.: Бруннер Э. Природа и благодать // Сравнительное богословие: немецкий протестантизм XX века. М., 2011. С. 278.

2 Вместе с тем есть исследования, в которых сопоставляются концепции прот. С. Булгакова и основателя диалектической теологии К. Барта. См., напр.: Галлахер Б. «...Там свобода»: проблема Божественной свободы и необходимости любви у К. Барта и С. Булгакова // Русское богословие в европейском контексте. С. Н. Булгаков и западная религиозно-философская мысль: сб. статей. М., 2006. С. 40-81.

ле и античную онтологию, как пишет С. Хоружий, «объединяя безличную платоническую онтологию Всеединства с остро личностной христианской онтологией трех ипостасного Бога»3, то Э. Бруннер ограничивается спектром современных ему философских подходов при анализе проблемы личности. Э. Бруннер, на наш взгляд, конструирует концепцию божественной и человеческой личности на путях диалогической онтологии, опираясь на понятие «Слово Бога»4. Концептуализируя личностную природу христианства, и Э. Бруннер, и прот. С. Булгаков в первую очередь используют понятия «любовь», «ответственность», «свобода», «творчество». Швейцарский богослов встраивает эти категории в концепцию «Слова Бога». Русский философ акцентирует внимание на термине «ипостас-ность», наполняя его содержанием своих софиологий. В нашем исследовании мы в начале проанализируем персонализм Э. Бруннера, затем персонализм позднего прот. С. Булгакова и, наконец, сопоставим их друг с другом.

§ 1. Персонализм Э. Бруннера

Для Э. Бруннера «ответственность» (Verantwortlichkeit) является бытием в Слове Бога, суммой Евангелия5. Христианская вера — это новое понимание ответственности6. Христианство для швейцарского теолога становится Божественным Откровением в истории, которое открывает смысл ответственности и с которым дается истинная человечность (humanum). Ответственность доступна только религиозной вере. Бруннер отмечает, что ответ на божественное Слово, возможность и необходимость этого ответа в качестве смысла жизни отождествляются с чистой ответственностью и одновременно с чистой гуманностью. Смыслом ответственности выступает у швейцарского теолога любовь. Само бытие человека — это бытие-в-любви. Ответственность — это дар Бога, по Брун-неру. Изначальный (религиозный смысл) ответственности свободен от долженствования. Ответственность заключается в призыве Бога о любви к ближнему, в призыве — даре любви.

Структура личности, по Бруннеру, абсолютно фундирована ее бытием в Слове Бога. Слово Бога — это сущность Откровения и предпосылка теологической антропологии. Бруннер использует дискурс диалогической философии и экзистенциализма для описания христианской керигмы. Как и у К. Барта, у Брун-нера Слово Бога — это речь Бога. Богопознание у автора «Человека в противоречии» является диалогом Бога и человека в перспективе вызова Бога и ответа человека. «Он (человек. — М. П.) сам есть ответ»7. Он обладает способностью к речи и возможностью бытия — ответственным в качестве предпосылки богопоз-нания. Диалогическая, отвечающая природа человека понятна только из Слова

3 Булгаков С.: pro et contra. Личность и творчество Булгакова в оценке русских мыслителей и исследователей: Антология | сост. И. И. Евлампиев. СПб., 2003. Т. 1. С. 833.

4 Безусловно, бросается в глаза общность диалогического подхода к пониманию персонализма у Э. Бруннера и митр. Иоанна Зизиуласа.

5 См.: Brunner E. Der Mensch im Widerspruch. Zürich, 1941. S. 41.

6 Бруннер настаивает на изначальной внеморальной природе ответственности. Мораль для него выступает эрзацем религиозной ответственности, ее утратой.

7 Brunner E. Op. cit. S. 54.

Бога: в «откуда» (Woher?) Слова Бога открывается его «куда» (Wohin?)8. Слово Бога у Э. Бруннера имеет онтологическую природу. «Все бытие было основано в Слове Бога»9. Автор «Человека в противоречии» не использует метафизику в качестве предпосылки онтологии. Бытие для него имеет диалогическую структуру отношения (Я и Ты) человека и Бога, призыва к любви и ответа на любовь в ответственности человека.

Творение человека Бруннер задает как «творение в Праслове любви». «С этим Словом Бог обращается к человеку, сообщает ему себя, дает ему жизнь»10. Бытийный модус божественной любви лишен у швейцарского теолога космического измерения и не связан с познанием мира в естественных науках и метафизике. Э. Бруннер равнодушен к объективной эстетике любовного божественного кенозиса. Бог для Бруннера понимается в первую очередь как любовь, она есть безосновная тайна Бога-Слова, вечно призывающего к решению, ответственности, выбору. Неметафизическая онтологизация отношения человека к Богу у Бруннера, на наш взгляд, предвосхищает трансцендентальную антропологию К. Ранера. Слово любви Бога (праслово) именуется самосообщением Бога (Selbstmitteilung). Как событие Бога в природе человека нетематическое откровение (самосообщение Бога) трактуется К. Ранером в свете хайдеггеровской онтологии. Человек становится носителем трансцендентального опыта и слушателем Слова Бога. У Бруннера человек становится человеком в той степени, в какой он отвечает на призыв Бога, то есть обладает его Словом. Персонализм Бруннера является, как мы говорили, экзистенциально-диалогическим. Он принципиально отличается от этической теологии В. Германа. Ответственность интерпретируется Бруннером как дар и милость Бога: «Не ты должен, но тебе разрешено быть: Праслово не является императивом, но индикативом божественной любви: ты мой»11. Ответственность выступает даром, не требованием, но жизнью, не законом, но милостью. Человек отвечает на призыв Бога решением. Способность к решению, несомненно, важнейшая характеристика человека в экзистенциализме. Швейцарский теолог в своей антропологии стремится соединить категории «бытия» и «долженствования» применительно к падшему человеку. «Бытие-в-любви — Бога», «бытие — к-Богу» превращается в форму «бытия-от-Бога-прочь». Восстановление изначального бытия человека предполагает ответ на призыв Бога как на акт самосообщения «божественной любви в ответственности из любви, в любви, к любви»12. Коммуникация с Богом для Бруннера утрачивает черты диалектики образа и подобия, мистического восхождения к Богу, платонического обожения. Используя открытия экзистенциализма К. Ясперса, швейцарский теолог эксплицирует коммуникативную природу человека. Ты Бога выступает ограничивающим условием бытия человеческой личности. Только в коммуникации с Ты (Бога) и c Ты (ближнего) Я становится самостью. Личность у Бруннера есть отношение.

8 См.: Brunner E. Op. cit. S. 54.

9 Ibid. S. 60.

10 Ibid. S. 88.

11 Ibid.

12 Ibid. S. 89.

Она является целостным актом, содержанием которого выступает отношение к Богу. Личность человека предполагает бытие — в — любви — Бога, бытие — в — другом (Боге). Жертвенная любовь как содержание личности образует единство воли, познания и чувства. Человек, по Бруннеру, есть Богоподобное существо. Он имеет бытие личностью от личностного бытия Бога, но он представляется другой личностью, чем Бог. Бруннер утверждает: «Только троичный Бог является действительно личностью»13. Бруннер мыслит божественную личность как абсолютную, необусловленную, из себя сущую, творческую любовь, познающую себя в любви. В отличие от личности человека, в троичной божественной личности Самость и Я Бога совпадают. Личность Бога — это бытие-в-себе, личность человека — бытие-в-другом (Боге).

Важнейшей характеристикой личности следует признать свободу. Свобода у Бруннера есть не что иное, как праэлемент личностного бытия, проекция целостного существования духа. Свобода, утверждает швейцарский богослов, — это то, в чем и для чего человек был сотворен. Свобода человека прямо пропорциональна его зависимости от Бога. Она реализует себя в «да» или «нет» человека по отношению к призыву Бога к ответственности и любви. Поэтому структура человеческой личности у Бруннера включает в себя «бытие-в-решении». Он пишет: «Она (человеческая личность. — М. П.) — безусловно, не вещь, безусловная эта — тут — и — никакая другая»14. Итак, личностное бытие, по Бруннеру, тождественно свободному долженствованию в рамках самопожертвования в любви.

§ 2. Персонализм позднего С. Булгакова

Обстоятельный анализ генезиса персонализма прот. С. Булгакова и разнообразия его форм представлен в статье К. Антонова15. Мы будем опираться в нашем исследовании преимущественно на итоговую форму учения о личности, представленную в «Невесте Агнца». Следует признать безусловное богатство философской мысли прот. С. Булгакова в выражении христианского персонализма. Личностное бытие в творчестве русского мыслителя высвечивается с помощью разнонаправленных, на первый взгляд не когерентных, философских моделей. С одной стороны, персонализм прот. С. Булгакова невозможен без аристотелевской категории «ипостась» и производной от нее «ипостасности», с другой, — как утверждает А. Резниченко, превращает аристотелизм в объект своей критики. «Предметом критики Булгакова в его учении о Троице является не святоотеческое учение, но онтологическая конструкция, лежащая в основе и определений каппадокийских богословов, и интеллектуальной работы Иоанна Дамаскина, и католической тринитарной теологии (особенно уязвим в этом отношении Фома

13 Brunner E. Op. cit. S. 219.

14 Ibid. S. 286.

15 См.: Антонов К. М. Проблема личности в мышлении протоиерея Сергия Булгакова и проблематика богословского персонализма в XX веке // Христианское чтение. 2017. № 4. С. 178-206.

Аквинский): аристотелевское учение о первой и второй сущностях.»16 На одном своем полюсе поздняя софиология прот. С. Булгакова обладает платонически-паламитской метафизической природой, на другом — включает в себя элементы диалогически-персоналистского дискурса, философии языка, феноменологического понимания языка17.

При сопоставлении двух типов интерпретации керигмы у Э. Бруннера и прот. С. Булгакова в перспективе концепций христианского персонализма мы будем опираться на третий, наиболее оригинальный извод софиологии русского философа.

Прот. С. Булгаков онтологизирует понятие «личность». Личность неразрывно связана с «есть». Для русского философа «есть» (связка) выражает связь всего со всем, связка — именование «являет, обнаруживает стоящую за именем сущность, по отношению к которой она есть энергия»18. Тем самым для прот. С. Булгакова абсолютная божественная личность и язык изоморфны. Диалогическое существование божественной личности отражается в языке. Абсолютный субъект у русского философа задается как Я-Ты-Он и Я-Мы-Вы. Более того, если согласиться с А. Резниченко, то персонализм прот. С. Булгакова предполагает подлинную форму бытия только у личности. «Я» Булгакова ипостасно и субъектно, остальное предикаты, качества или свойства есть лишь «сказуемые» к Я19, отмечает критик. «Я есмь», по прот. С. Булгакову, означает, что я есмь сущий. Это также основа всякой самоочевидности, по мнению русского философа. Коммуникация в любви внутри абсолютной личности и по отношению к миру эксплицирует себя, на наш взгляд, в равной открытости как коммуникативной природе диалога, так и его метафизическими основаниями. Как пишет Резниченко, «Бог, тварь и "есть" как констатация бытия даны в качестве элементов диалога, бесконечного и непрекращающегося между Богом и тварью»20. У Ф. Эбнера подлинный диалог предполагает первичность отношения Я — Ты в рамках становления Я. Для прот. С. Булгакова первичность отношения Божественная личность — человеческая личность также сохраняется. Однако само отношение онтологизируется. Язык, изоморфный структуре божественной личности, с одной стороны, предвосхищает хайдеггеровскую языковую структуру бытия, с другой — сохраняет черты античной метафизики: имя как энергия, открывающая сущность.

Трудно представить персонализм прот. С. Булгакова без переосмысления им концепции ТаШапШип£ И. Фихте. Большим достижением философско-богословской мысли прот С. Булгакова стало выражение христианской керигмы с учетом открытий немецкой классической философии. Наиболее ярким примером западной теологии, эксплицирующей христианскую догматику, в связи с философией немецкого идеализма является теология позднего К. Барта. В «Невесте Агнца» русский философ настаивает на неразрывной связи бытия лично-

16 Резниченко А. И. Генезис и артикуляционные формы языка русской философии (С. Л. Франк, С. Н. Булгаков, А. С. Глинка-Волжский, Л. П. Перцов, С. Н. Дурылин): историко-философский анализ: автореф. ... д-ра филос. наук. М., 2013. С. 23.

17 См. работы С. Хоружего, И. Евлампиева, А. Резниченко.

18 См.: Ваганова Н. А. Софиология прот. Сергия Булгакова. М., 2011. С. 311.

19 См.: Резниченко А. Указ. соч. С. 27.

20 Там же. С. 30.

сти с ее «самополаганием» (самотворчеством»)21, что, согласно прот. С. Булгакову, удалось понять И. Фихте. Тем самым абсолютная личность предполагает деятельность, жизнь, самополагание, акт самооткровения. Все это осуществляется в Софии. Таким образом, абсолютная личность в своем софийном осуществлении более адекватно, по Булгакову, передает православное понимание Святой Троицы, чем традиционные категории усии и ипостаси в их аристотелевском соотношении. Не вполне очевидной, на наш взгляд, выглядит критика прот С. Булгаковым И. Фихте. Русский философ считает: «При этом не замечается, что между личным и не личным бытием, Я и не-Я (точнее вне-Я) лежит бездна, совершенно непреодолимая для мысли. Ничем и никак не может быть объяснено возникновение Я в не-Я, как и обратное погружение и угасание»22. Фихте смог осмыслить концепцию личности как деятельности только в рамках идеи преодоления противоположностей Я и не-Я, создав новую форму диалектики. Трудно сделать когерентными типы метафизики до Канта и после Канта: метафизику субстанции и метафизику сознания. Русских философов эти трудности не смущают.

Важнейшей характеристикой и божественной, и человеческой личности, по прот. С. Булгакову, является любовь. Как и современные западные богословы, например Г. Урс фон Бальтазар или Э. Бруннер, русский философ переосмысливает в перспективе персонализма тезис о том, что Бог есть любовь. У прот. С. Булгакова любовь принадлежит к ядру личности как деятельности. Абсолютная личность не конституирует себя в качестве самопознания, но в виде деятельной любви. Любовь не свойство сущности, но сама сущность. Русский философ онтологизирует любовь в рамках метафизики всеединства. С одной стороны, божественная личность полагает себя в другом, жертвенно истощая себя во взаимоотношении собственных ипостасей. С другой стороны, божественная жизнь, самооткровение Бога, божественная София есть также любовь. Божественная София есть «предмет любви божественных ипостасей, на которую она по-своему, хотя и не ипостасно, ответствует, в этой неипостасной любви соединяясь, отдаваясь, раскрываясь в собственной жизни Божественных ипостасей»23. Божественная София у прот. С. Булгакова имеет любовь в качестве основы своего бытия. И эта любовь — «идеально-реальная связь всего»24. Онтологическая основа всеединства — любовь. Русский богослов пишет: «Связь всеединства есть связь любви»25.

Важным элементом персонализма прот. С. Булгакова выступает концепция человеческой личности. Личность человека отчетливо обладает метафизической природой и вписывается как необходимый элемент в теорию всеединства, вместе с тем включает в себя черты диалогической модели личностного бытия. Важное значение в экспликации личности человека у прот. С. Булгакова также сохраняет концепция деятельности И. Фихте. Личность человека обладает метафизической природой, предполагая два плана бытия: «временно-исторический»

21 См.: Булгаков С. Н. Невеста Агнца. М., 2005. С. 48.

22 Там же. С. 95.

23 Там же. С. 47.

24 Там же.

25 Там же.

и «надвременно-сверхэмпирический»26. Человек носит в себе ипостасное бо-гочеловечество. Он образует «многоипостасное всеединство», которое можно трактовать как в качестве коммуникативной природы личности, так и метафизически как надвременной план личности. Русский философ акцентирует внимание на деятельном, диалогическом становлении личности в общении с абсолютной личностью. Я человека выступает в виде со-Я Святой Троицы в диалоге человеческого Я с божественным Ты. Этот диалог обладает онтологической природой, таким образом, возможно говорить о приоритете свободы в личностном бытии. Человек является со-творцом себя. Он соглашается на призыв Бога к бытию. Как пишет прот. С. Булгаков, «сотворение во времени есть реализация надвременности»27. Диалог ипостасей также включает в себя дар темы бытия и принятие этого дара. Сам процесс усвоения своей темы бытия (евангельский талант) следует охарактеризовать как экзистенциальный и одновременно метафизический.

§ 3. Персонализм Э. Бруннера и позднего С. Булгакова: сравнительный анализ

Очевидно, что Э. Бруннер и прот. С. Булгаков по-разному понимают сущность языка (слова). Для прот. С. Булгакова структура языка не только изоморфна структуре абсолютной личности, но и обладает энергийной природой, как ее понимает антично-средневековая метафизика. Для Э. Бруннера язык выступает антропологической предпосылкой познания Откровения. Слово Бога у швейцарского теолога обладает бытийной природой, но исключительно в рамках диалогической онтологии (призыв Бога и ответ человека, коммуникация Я и Ты, человека и Бога). Проблема онтологии языка у Э. Бруннера — это диалогически-экзистенциальная проблема. Он последовательно применяет в своей антропологии основные установки диалогической философии и экзистенциализма. Личность для Э. Бруннера есть отношение, чью сущность устанавливает Ты. Деятельная природа личности мыслится у него строго экзистенциалистски в качестве бытия-в-решении. Прот. С. Булгаков же трактует деятельностное начало личности и личность как отношение в перспективе переосмысления дело-действия И. Фихте в рамках метафизики всеединства.

Любовь как ключевое понятие бытия личности имеет разный статус у Э. Бруннера и прот. С. Булгакова. Онтология любви у автора «Человека в противоречии» очищена от метафизического измерения, связана со словоцентрист-ской структурой диалога. Познание любви и бытие в любви оформляется у него исключительно в рамках экзистенциального диалога человека и Бога. Любовь для прот. С. Булгакова не словоцентрична. Различные измерения любви (любовь абсолютной личности, Божественной Софии, личности человека) нанизываются на фихтиански-платонически-паламитский дискурс.

По-разному прот. С. Булгаков и Э. Бруннер описывают противоречия человеческой личности. Русский философ онтологизирует антиномию бытия

26 Булгаков С. Н. Невеста Агнца. С. 106.

27 Там же. С. 124.

человека в концепции тварно-нетварной сущности человеческой свободы. Человек принимает участие в собственном сотворении, санкционирует его. Протестантский богослов привлекает экзистенциальную этику для анализа бытия человека в противоречии. Грех изменяет экзистенцию человека. Личностное Слово Бога в качестве призыва к любви в божественном Ты перестает быть центром человеческой личности. Экзистенция, по Э. Бруннеру, становится неличностной, абстрактной. Как пишет Э. Бруннер, «божественное Ты исчезает в абстрактном духе, так же как человеческое Ты исчезает во всеобщей идее человечества и во всеобщем Я-разуме»28. Любовь до этого момента была свободна от закона. Теперь она имеет закон как нечто формальное, абстрактное, неличностное. Человек обретает формы бытия-в-гневе-Бога и бытия-к-смерти.

Уязвимым моментом персонализма прот. С. Булгакова является совмещение не когерентных концепций деятельности И. Фихте с платонически-паламитским истолкованием Софии как жизни Бога. Персонализм Э. Бруннера выглядит более целостным, органическим, по-своему продуманным в рамках нововременной философии. Однако не совсем очевидной выступает внеморальная природа ответственности человека. Трудно представить себе христианскую любовь в качестве индикатива, а не императива. Кроме того, концепция Слова Бога как источника бытия и познания в своем экзистенциалистском преломлении уступает, на наш взгляд, по своей оригинальности диалектике образов Слова Бога у К. Барта и его неокантиански-платонически-кьркегоровской интерпретации христианской керигмы.

По всей видимости, без радикальной трансформации античной метафизики (прежде всего платонической и аристотелевской) становится невозможной пер-соналистская интерпретация Евангелия.

Список литературы

Антонов К. М. Проблема личности в мышлении протоиерея Сергия Булгакова и проблематика богословского персонализма XX века // Христианское чтение. 2017. № 4. С. 178-206.

Булгаков С. Н. Невеста Агнца. М.: Общедоступный Православный университет, основанный протоиереем Александром Менем, 2005. Булгаков С.: pro et contra. Личность и творчество Булгакова в оценке русских мыслителей

и исследователей: антология / сост. И. И. Евлампиев. СПб.: РХГИ, 2003. Т. 1. Ваганова Н. А. Софиология прот. Сергия Булгакова. М.: ПСТГУ, 2011. Галлахер Б. «...Там свобода»: проблема Божественной свободы и необходимости любви у К. Барта и С. Булгакова // Русское богословие в европейском контексте. С. Н. Булгаков и западная религиозно-философская мысль: сб. статей. М.: ББИ, 2006. С. 40-81. Резниченко А. И. Генезис и артикуляционные формы языка русской философии (С. Л. Франк, С. Н. Булгаков, А. С. Глинка-Волжский, Л. П. Перцов, С. Н. Дурылин): историко-философский анализ: автореф. ... д-ра филос. наук. М., 2013. Сравнительное богословие: немецкий протестантизм XX века / сост. К. Гестрих, пер.

К. И. Уколов. М.: ПСТГУ, 2011. Brunner E. Der Mensch im Widerspruch. Zürich: Zwingli-Verlag, 1941.

28 Brunner E. Op. cit. S. 234.

Vestnik Pravoslavnogo Sviato-Tikhonovskogo

gumanitarnogo universiteta.

Seriia I: Bogoslovie. Filosofiia. Religiovedenie.

2023. Vol. 107. P. 86-96

DOI: 10.15382/sturI2023107.86-96

Maxim Pylaev, Doctor of Sciences in Philosophy, Professor at the Educational and Research Centre for the Study of Religions, Russian State University for the Humanities; Professor at the Faculty of Theology, St. Tikhon's Orthodox University for the Humanities

Moscow, Russia maximpylajew@mail. ru https://orcid.org/0000-0003-0110-8366

Personalism in the Theological Anthropology of E. Brunner and in the Sophiology of Revd. Sergei Bulgakov*

M. Pylaev

Abstract: The article is devoted to a comparative analysis ofthe personalist interpretation ofthe Christian kerygma in the dialectical theology of Protestantism (by E. Brunner) and in the Orthodox sophiological theology of the late S. Bulgakov. The author is interested in the problem of coherence of different forms of philosophical discourse, primarily metaphysical and non-metaphysical, within the framework of explication of the essence of Christianity. To what extent is the metaphysics of Plato and St. Gregory Palamas in the doctrine of Sophia by rev. Sergei Bulgakov can coexist with the communicative, dialogic nature of the personality of F. Ebner and K. Jaspers? The article for the first time in Russian philosophical theology reconstructs the anthropology of E. Brunner, explores such concepts as "responsibility", "being-in-God", "being-in-decision" and others. The author compares E. Brunner's and K. Barth's conceptions of the Word of God. E. Brunner does not use metaphysics as the prerequisite for ontology. Being for him has a dialogical structure of the relationship (I and Thou) of man and God, the call to love and the response to love in the responsibility of man. Brunner defines human creation as 'creation in the Word of love'. "With this Word God addresses man, communicates himself to him, gives him life". The existential dimension of divine love is devoid of a cosmic dimension in the Swiss theologian and is not connected with the knowledge of the world in the natural sciences and metaphysics. He is indifferent to the objective aesthetics of the divine love kenosis. God for Brunner is understood primarily as love. It is the baseless mystery of God — the Word, eternally calling for a decision, responsibility, choice. E. Brunner's personalism looks more holistic, organic, thought out in its own way within the framework of modern philosophy. However, the extramoral nature of human responsibility is not entirely obvious. It is difficult to imagine Christian love as an indicative and not an imperative. By the late S. Bulgakov, love belongs to the core of personality as activity. Absolute personality constitutes itself not as self-knowledge, but as active love. Love is not a property of the essence, but the essence itself. The Russian philosopher ontologizes love within the metaphysics ofunity.

* The study has been funded by the Russian Foundation for Fundamental Research, project № 21011-44030 "Thinking of Being and Faith of Revelation: Ways of Correlation in German-Speaking Protestant Theology and Russian Religious Thought of the 20th Century".

S. Bulgakov interprets person's activitiestic principle and personality as a relationship from the perspective of rethinking the work-action of I. Fichte within the framework of the metaphysics of unity. It seems that without a radical transformation of ancient metaphysics (primarily Platonic and Aristotelian) a personalist interpretation of the Gospel becomes impossible.

Keywords: Personalism, sophiology, anthropology, metaphysics, love, responsibility, E. Brunner, S. Bulgakov.

References

Antonov K. (2017) "Problema lischnosti v myschlenii protoiereia Sergiia Bulgakova i problem-atika bogoslovskogo personalizma XX veka" [The problem of personality in the thought of Archpriest Sergei Bulgakov and the problems of theological personalism in the 20th century]. Khristianskoje chtenie, vol. 4, pp. 178—206 (in Russian).

Brunner E. (1941) Der Mensch im Widerspruch. Zürich.

Bulgakov S. (2005) NevestaAgnza [Bride of the Lamb]. Moscow (in Russian).

Evlampiev I. (ed.) (2003) Bulgakov S.:pro et contra. Lischnost' i tvorschestvo Bulgakova v ozenke russkikh myslitelei i issledovatelei. Antologiia [Bulgakov S.: pro et contra. Bulgakov's personality and work as assessed by Russian thinkers and researchers. Anthology]. Vol. 1. St. Petersburg (in Russian).

Gallaher B. (2006) ""...Tam svoboda": problema Bozhestvennoi svobody i neobkhodimosti liubvi u K. Barta i S. Bulgakova" [".There is liberty": K. Barth and S. Bulgakov on the problem of divine liberty and unavoidable love], in Russkoe bogoslovie v evropeiskom kontekste. S. N. Bulgakov izapadnaia religiozno-filosofskaia mysl'. Sbornikstatei [Russian theology in the European context. S. N. Bulgakov and Western religious philosophical thought], Moscow, pp. 40-81 (in Russian).

Gestrich Ch., Ukolov K. (eds) (2011) Srawnitel'noe bogoslovie: nemetskii protestantizm XX veka [Comparative theology: 20th century German Protestantism]. Moscow (in Russian).

Reznischenko A. (2013) Genezis i artikuliatsionnye formy iazyka russkoifilosofii (S. Frank, S. Bulgakov, A. Glinka-Volzhskii, L. Perzov, S. Durylin): istoriko-filosofskiianaliz [Genesis and articulation forms of the language of Russian philosophy (S. L. Frank, S. N. Bulgakov, A. S. Glin-ka-Volzhsky, L. P. Pertsov, S. N. Durylin): Historical and philosophical analysis]. Moscow (in Russian).

Vaganova N. (2011) Sofiologiiaprot. Sergiia Bulgakova [Archpriest Sergei Bulgakov's Sophiology]. Moscow (in Russian).

Статья поступила в редакцию 14.02.2023

The article was submitted 14.02.2023

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.