CC BY
181
УДК 130.2
DOI 10.25513/1812-3996.2018.23(4).144-148
ПЕРСОНА И ЦИВИЛИЗАЦИЯ: НЕАРХАИЧЕСКИЕ СМЫСЛЫ «ПОСЛЕДНЕГО» АРХЕТИПА К. Г. ЮНГА
П. Л. Зайцев
Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского, г. Омск, Россия
Информация о статье
Дата поступления 18.09.2018
Дата принятия в печать 17.10.2018
Дата онлайн-размещения 14.12.2018
Аннотация. В статье анализируется система архетипов коллективного бессознательного Карла Густава Юнга. Архетип «персоны» или «маски», включенный в систему архетипов позднее остальных, обладает особой природой. Если архетипы коллективного бессознательного укоренены в архаическом прошлом человечества, то «персона» имеет историческое происхождение. В ходе исследования доказывается, что архетип «персоны» распаковывает смыслы прочих архетипов коллективного бессознательного в психической жизни цивилизованного человека.
Ключевые слова
Персона, архетипы коллективного
бессознательного, цивилизация, ориентализм, Карл Густав Юнг
Финансирование
Работа выполнена при поддержке РФФИ и Правительства Омской области в рамках научного проекта № 17-13-55002-0ГН
PERSON AND CIVILIZATION: THE NON-ARCHATIC SENSE OF THE «LAST» ARCHETYPE K. G. JUNG P. L. Zaitsev
Dostoevsky Omsk State University, Omsk, Russia
Abstract. The article analyzes the system of archetypes of the collective unconscious of Carl Gustav Jung. The archetype of «persona» or «mask», included in the system of archetypes later than the others, has a special nature. If the archetypes of the collective unconscious are rooted in the archaic past of mankind, then the «person» is of historical origin. In the course of the study it is proved that the archetype of «persona» unpacks the meanings of other archetypes of the collective unconscious in the mental life of a civilized person.
Available online 14.12.2018
Article info
Received 18.09.2018
Accepted 17.10.2018
Keywords
Person, archetypes of the collective unconscious, civilization, orientalism, Karl Gustav Jung
Acknowledgements
The reported study was funded by RFBR and Omsk Region Government according to the research project № 17-13-55002-0m
Термин персона (лат. persona - актерская маска) возник как обозначение маски, которую надевал актер в театральной постановке для определения играемой им роли, и сегодня он часто обозначает субъекта, занимающего в обществе важное положение; особого, отличного от других субъекта для индивидуального, адресного предложения и даже единицу исчисления при сервировке стола. Persona est naturae rationalis individua substantia (персона есть разумная неделимая сущность) - такое определение персоны дал в начале VI в. Боэций. Воспринятое Картезием, оно на некоторое время стало обозначать мыслящую, непротяженную субстанцию; однако за раскрытие полноты смыслов метафизического «я» в европейской философии стало отвечать понятие «субъект». В интеллектуальной культуре персона является визитной карточкой Карла Густава Юнга и, как правило, связывается исключительно с его системой архетипов коллективного бессознательного. Персона у Юнга (во множестве переводов на русский язык - маска) дополняет другие архетипы души - тень, аниму, анимус, самость.
Согласно концепции К.Г. Юнга, персона - это ответная реакция личности на общественные установки, тот образ, который человек создает себе в социуме с целью обеспечения комфортных условий для своей жизнедеятельности. В эссе, объединенных в сборнике «Очерки по психологии бессознательного», Юнг пишет: «Отсутствие единства с самим собой есть признак цивилизованного человека. Невротик - лишь особый случай находящегося в разладе с самим собой человека, который должен был бы гармонизировать природу и культуру внутри себя» [1, с. 28]. Обратим внимание на то, что для Юнга отсутствие единства с самим собой - признак цивилизованного человека, в котором сталкиваются природа и культурное принуждение. Причем страсти, его съедающие, имеют не только сексуально-невротические, но и, предполагает Юнг, политико-невротические и религиозно-невротические основы. Учтя опыт З. Фрейда, рассуждая о комплексе невротических проблем современности, Юнг стремится как можно быстрее покинуть этаж, отведенный сексуальности. Он был достаточно плотно заселен последователями фрейдовской теории сексуальности, возникшей, по меткому выражению П. Ри-кёра, как часть «философии подозрения» и объединявшей творчество К. Маркса, Ф. Ницше, З. Фрейда в части их ревизии трансцендентального «я» И. Канта. Ревизия Юнга особого рода. Если природа человека отсылает психолога к анализу сексуальности
как про-
явленности животного начала, подавляемого человеческой волей и разумом, то цивилизованный человек, будучи животным политическим и религиозным, подавляем политическими и религиозными табу. Именно эти высокие ограничения определяют маску-персону цивилизованного человека. Сознание и свободная воля человека могут отрываться от своих корней в животной природе, но не могут преодолеть культуру и цивилизацию, так как свой вызов природе человек осуществляет в формах, определяемых культурой и цивилизацией.
Цивилизованный человек, традиционно противопоставляемый дикарю и варвару, может считаться венцом антропологического проекта Просвещения, является ключевой антропологической характеристикой эпохи, которая, используя выражение С. Н. Оводовой, «актуализируя в определенную эпоху родовую сущность человека, одновременно становится ключевой характеристикой культуры» [2, с. 68]. Не случайно синонимами к слову цивилизованный в обыденной речи выступают прилагательные просвещенный, воспитанный, образованный, развитый. Цивилизованный человек не просто вписан в сложную искусственную технологичную городскую среду, он обладатель соответствующей ей не менее сложной системой знаний и практических навыков, позволяющих из любой ситуации выходить «цивилизованным» образом. Норберт Элиас, связывающий цивилизацию с развитием в европейской культуре шаблонов моделирования влечений (социального принуждения к самоконтролю), справедливо считал цивилизованного человека продуктом «такого формирования индивидов, которое начинается с раннего детства и приучает их сдерживать себя и следовать строго установленным правилам; тем самым у индивида возникает стабильный и - в немалой части - автоматически работающий аппарат самоконтроля» [3].
Цивилизованный человек, где бы он ни находился, везде воспроизводит цивилизацию, он прирожденный колонизатор. Художественные произведения, репрезентирующие результаты эпохи Просвещения, представляют его именно таковым. Достаточно вспомнить героев Жюля Верна, колонизирующих морские пучины, земные недра, горные вершины, одинокие острова и собирающихся то же сделать с Луной. Обратим внимание на диалог профессора Аронакса с борцом против британского колониализма успешно колонизирующим океан капитаном Немо: «Я долго колебался, - говорил капитан.
- Ничто не обязывало меня оказывать вам гостеприимство. У меня не было бы сейчас причины встречаться с вами, если б я решил избавиться от вас. Я мог бы, высадив вас на палубу моего судна, послужившего вам убежищем, опуститься в морские глубины и забыть о вашем существовании! Разве я был не вправе так поступить? - Дикарь был бы вправе поступить так, но не цивилизованный человек! - отвечал я. - Господин профессор, - возразил с живостью капитан, - я вовсе не из тех людей, которых вы именуете цивилизованными! Я порвал всякие связи с обществом! На то у меня были веские причины. А насколько причины были основательны, судить могу лишь я один! Я не повинуюсь законам этого самого общества и прошу вас никогда на них не ссылаться! Всё было сказано. Гневен и презрителен был взгляд неизвестного. И у меня мелькнула мысль, что в прошлом этого человека скрыта страшная тайна» [4, с. 87]. Перед нами видимое противоречие: капитан Немо, безусловно, цивилизованный человек, каковым считает его и проф. Аронакс, однако он способен как на вспышки безудержного гнева, так и на проявления невиданного милосердия. Как это согласуется с положениями Норберта Элиаса о том, что «вытеснение спонтанных вспышек, сдерживание аффектов, расширение поля мышления за счет сопоставления настоящего момента с прошлыми и будущими рядами событий - все это частные аспекты одного и того же изменения поведения, а именно такого изменения, которое совершается вместе с монополизацией физического насилия и расширением сети взаимозависимостей в социальном пространстве. Таково изменение поведения, понимаемое как "цивилизация"» [3]? Ответ мы получаем у Юнга: коллективная психика так интенсивно воздействует на личность, что вынуждает ее для удовлетворения общественных установок имитировать поведение, не свойственное ее природе и отодвигающее на задний план истинную сущность. Невротизм капитана Немо связан с проблемой цивилизованного человека, являясь ярким описанием безуспешной попытки со стороны индивида разрешить всеобщую проблему в своей собственной личности. В культурологическом же плане необходимо учитывать, что научно-технический прогресс порождаем своими титанами, покоряющими природу и расширяющими границы цивилизации. Оборотная сторона этого титанизма - контакт с хаотическими силами, вызывающий борьбу цивилизации и дикости в самом персонаже. Колонизация природы требует подчинения ее тому же аппарату самоконт-
роля, что отличает цивилизованного человека. Природа, как и ее покоритель, становятся служителями цивилизации. Но что если речь идет о других культурах? С иным, менее развитым институтом подавления? Однонаправленность цивилизационного дискурса и в этом ключевом аспекте продемонстрировал Эдвард Саид: «Начиная примерно с конца XVIII в., ориентализм можно считать корпоративным институтом, направленным на общение с Востоком -общение при помощи высказываемых о нем суждений, определенных санкционируемых взглядов, его описания, освоения и управления им, - короче говоря, ориентализм - это западный стиль доминирования, реструктурирования и осуществления власти над Востоком» [5].
Итак, положение Юнга о необходимости цивилизованного человека гармонизировать природу и культуру внутри себя, индивидуально решать всеобщую задачу можно считать обоснованным, в том числе и на привлеченном нами материале художественной литературы. Вернемся к его эссе из сборника «Очерки по психологии бессознательного» за дальнейшими уточнениями той экспозиции, которая привела автора к добавлению персоны к списку прочих архетипов коллективного бессознательного. Новый элемент системы отчасти меняет свойства системы в целом, и Юнг вынужден уточнить свою позицию по архетипам коллективного бессознательного: «У каждого отдельного человека, помимо личных воспоминаний, существуют великие "изначальные" образы, как их однажды весьма метко назвал Якоб Буркхардт, т. е. унаследованные возможности человеческих представлений, существующих испокон веков. Факт такого унаследования объясняет странные по сути явления: что известные мотивы из мифов и сказаний повторяются повсеместно на планете в одинаковых формах. Он объясняет далее, отчего, к примеру, наши душевнобольные могут в точности репродуцировать образы и взаимосвязи, которые нам известны из старинных текстов» [5, с. 79-81]. Внимательный читатель Юнга сразу поймет разницу в его интерпретации собственной системы архетипов, тонкую подгонку, сделанную под персону. В чем ее суть? Окончательную терминологическую фиксацию система архетипов получила в «Тавистокских лекциях»: «Эти коллективные паттерны, или типы, или образцы, я назвал архетипами, используя выражение Бл. Августина. Архетип означает типос (печать, отпечаток), определенное образование архаического характера, включающее равно как по форме, так и по содержанию мифологические мотивы. В чи-
стом виде мифологические мотивы появляются в сказках, мифах, легендах и фольклоре. Некоторые из них хорошо известны: фигуры Героя, Спасителя, Дракона (всегда связанного с Героем, который должен его победить), Кита или Чудовища, проглатывающих Героя. Вариацией мотива Героя и Дракона является катабазис, спуск в пещеру, в Некию. Вспомним Одиссею, где Улисс спускается в ад, чтобы испросить совета у ясновидящего Тиресия. Мотив подземного царства обнаруживается повсеместно в античном мире и широко распространен во всех древних культурах по всему миру. Он выражает психологический механизм интроверсии сознательного разума в глубинные пласты бессознательной психики. Из этих пластов актуализируется содержание безличностного, мифологического характера, другими словами, архетипы, и поэтому я называю их безличностным или коллективным бессознательным» [6, с. 44].
Одной из первых наших констатаций относительно термина «персона» в системе взглядов Юнга будет указание на ее позднее происхождение. Понятие «персона» было не только не свойственно Юнгу на этапе формирования представлений о коллективном бессознательном и его «отпечатков», но просто невозможно. Архетипы порождают исторического человека, сами не будучи им порождены, это образования доисторического, мифологического прошлого, на что прямо указывает Юнг. Персона, и это ясно уже из этимологии слова, исторична, как историчны персонажи, воплощающие архетипы, о которых так часто пишет Юнг в ранних работах. Персона связана с цивилизацией, ей нет места в системе архетипов, но она архетип!
Помещение персоны в систему архетипов, на наш взгляд, - и мы готовы отстаивать эту точку зре-
ния - связано с необходимостью введения в систему архетипов коллективного бессознательного отдельного архетипа, своего рода алхимического Меркурия или философской ртути, что смешивают, но не смешиваются, переводя мир со стадии первичной неразличимости в стадию предметности. Архетип персоны, кроме собственного содержания, распаковывает прочие архетипы коллективного бессознательного в психической жизни цивилизованного человека. Собственное же значение персоны суть отражение цивилизованного, а значит, сегментированного общества. Оно, увы, уже не целостно, не целостен и включенный в систему соответствующих ему отношений человек. В традиционном обществе человек не играл роли, и в этом отношении появление театра - такой же признак цивилизации, как появление городов, армий, политики. Цивилизованный человек играет множество ролей, но ни с одной из них не совпадает полностью. Персона - не просто маска, надеваемая актером, она выражение его лица, грим, гримаса - достигнутый компромисс между индивидом и обществом, плотной группой, человеческим скоплением относительно того, как должен выглядеть человек. Последний получает имя, заслуживает звание, получает должность, т. е., иными словами, является тем-то и тем-то. Конечно, в определенном смысле так оно и есть, но в отношении индивидуальности того, о ком идет речь, персона выступает в качестве вторичной действительности, оказываясь продуктом компромисса, в создании которого другие иногда принимают гораздо большее участие, чем он сам. Персона есть видимость, двумерная реальность, если давать ей новое название.
СПИСОК ЛИТЕРА ТУРЫ
1. Юнг К. Г. Психология бессознательного / пер. с англ. 2-е изд., М. : Когито-Центр, 2010. 352 с.
2. Оводова С. Н. Антропные и культурные основания персоноразмерной модели мониторинга // Вестн. Ом. ун-та. 2017. № 3. С. 67-69.
3. Элиас Н. О процессе цивилизации. URL: http://krotov.info/library/26_ae/li/as_16.htm (дата обращения: 28.02.2018).
4. Верн Ж. Г. Двадцать тысяч лье под водой / пер. с фр. М. Вовчок. М. ; Берлин : Директ-Медиа, 2015. 483 с.
5. Саид Э. В. Ориентализм. Западные концепции Востока. URL: http://www.bezogr.ru/edvard-vadi-said-orientalizm-zapadnie-koncepcii-vostoka.html (дата обращения: 28.02.2018).
6. Юнг К. Г. Символическая жизнь / пер. с англ. 2-е изд. М. : Когито-Центр, 2010. 326 с.
ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРЕ
Зайцев Павел Леонидович - доктор философских наук, профессор, Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского, 644077, Россия, г. Омск, пр. Мира, 55а; e-mail: [email protected].
ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ
Зайцев П. Л. Персона и цивилизация: неархаические смыслы «последнего» архетипа К.Г. Юнга // Вестн. Ом. ун-та. 2018. Т. 23, № 4. С. 144-148. DOI: 10.25513/1812-3996.2018.23(4).144-148.
INFORMATION ABOUT THE AUTHOR
Zaytsev Pavel Leonidovich - Doctor of Phylosophical Sciences, Professor, Dostoevsky Omsk State University, 55a, pr. Mira, Omsk, 644077, Russia; e-mail: zaitsevpl@ rambler.ru.
FOR CITATIONS
Zaitsev P.L. Person and civilization: the non-archatic sense of the «last» archetype K.G. Jung. Vestnik Omskogo universiteta = Herald of Omsk University, 2018, vol. 23, no. 4, pp. 144-148. DOI: 10.25513/1812-3996.2018. 23(4).144-148. (in Russ.).
