CC BY
30
РАЗДЕЛ 2. ПРИКЛАДНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ СОЦИАЛЬНЫХ
ПРОЦЕССОВ
УДК 94:908
Порозов Владимир Александрович
кандидат исторических наук, доцент кафедры философии и общественных наук
ФГБОУ ВО «Пермский государственный гуманитарно-педагогический
университет», г. Пермь, Россия 614990, г. Пермь, ул. Сибирская, 24, e-mail: krauze@pspu.ru
ПЕРМСКИЕ СТРАНИЦЫ ЖИЗНИ А.И. ГЕРЦЕНА В МЕСТНОЙ ИСТОРИКО-КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКОЙ ТРАДИЦИИ
Vladimir A. Porozov
Candidate of Historical Sciences, Associate Professor of the Department of Philosophy and Social Sciences
Federal State-Financed Educational Institution of Higher Education 'Perm State Humanitarian Pedagogical University'.
614990, Perm, Russia, 24 Sibirskaya Str., e-mail: krauze@pspu.ru
PAGES OF A LIFE OF A.I. HERZEN IN PERM IN LOCAL HISTORICAL-CULTURAL TRADITIONS
Аннотация. В 1835 году в Перми в качестве ссыльного 16 дней провел А.И. Герцен. Это событие длительное время находится под пристальным вниманием местных историков и краеведов, культурологов и журналистов. Компенсируя фактическое замалчивание в столичных исследованиях этого эпизода в жизни и творчестве выдающегося философа, писателя и общественного деятеля, пермская традиция допускает некоторые неточности и в значимости города для самого А.И. Герцена, и в оценке влияния пребывания в нем молодого мыслителя на региональный историко-культурный процесс. Предпринимается попытка объективного подведения некоторых итогов в этом плане.
© Порозов В.А., 2017
Ключевые слова: А.И. Герцен, ссылка, российская провинция, город Пермь, первая половина XIX века, историко-культурологическая традиция.
Abstract. In 1835 in Perm as the exiled 16 days held A.I. Herzen. This event for a long time under steadfast attention of local historians and ethnographers, culture experts and journalists. To compensate for the actual silence in the capital research of this episode in the life and work of eminent philosopher, writer and public figure, the Perm tradition allows for some inaccuracies and the importance of the city for the A.I. Herzen, and to assess the impact of the stay of the young philosopher at the regional historical-cultural process. Attempt an objective review of some results in this respect.
Keywords: A.I. Herzen, reference, Russian province, the city of Perm, the first half of the XIX century, the historical-cultural tradition.
Александр Иванович Герцен (1812-1870) в русской истории и культуре фигура поистине хрестоматийная. Он издавна известен и как писатель, и как философ, и как публицист, и как революционер, общественный деятель, сторонник демократических преобразований в России.
Определенную роль в биографии выдающегося деятеля отечественной истории и культуры сыграл город Пермь. Но, пожалуй, еще большую роль сам Герцен сыграл в истории Перми. Редкая краеведческая книга, освещающая в целом, в очерковом плане, историю города, обходится без упоминания этого имени [5, с. 263; 11, с. 82; 33, с. 68, 94; 34, с. 65; 36, с. 74, 96; 42, с. 42, 52 и др.].
Непродолжительное пребывание в Прикамье в 1835 году «отца» русской революционной эмиграции гипертрофированно разрослось в общественном сознании пермяков до чуть ли не этапного явления в формировании регионального самосознания и местной интеллигенции [38, с. 62]. К отдельным фактам жизни Герцена в Перми постоянно возвращаются местные краеведы и журналисты [4; 6; 9; 10; 20; 22; 25; 28; 44; 49 и др.]. Известным именем еще в 1938 году названа одна из улиц Перми (Дзержинский район, пос. Железнодорожный) [43, с. 80].
Понятно, что это идеализированное восприятие сложилось в советские годы, когда пребыванием в городе выдающегося общественного деятеля революционного направления очень гордились, а прошлое своего края до 1917 года ставили не очень-то высоко, связывая его подлинный расцвет со «светлым коммунистическим будущим». Обращение пермской общественности к данной проблеме приходится как раз на 1960-е годы. Так, в 1937 году газета «Звезда» подготовила к 125-летию со дня рождения выдающегося
64
общественного и литературного деятеля целую тематическую полосу, но факт пребывания Герцена в Перми в опубликованных материалах даже не упомянут, а Тюфяев однозначно назван лишь вятским губернатором [8].
«Золотой период» «пермского герценоведения» приходится на 19601980-е годы: он характеризуется наибольшим количеством содержательных и относительно взвешенных публикаций, несвободных, впрочем, от некоторой идеализации и личности Герцена в этот период его жизни и деятельности, и значимости данных молодым демократом оценок города Перми и пермского общества. Следующим периодом в освещении пребывания выдающегося исторического деятеля в нашем городе можно считать 1990-е - двухтысячные годы, когда на щит в освещении нашего исторического прошлого поднимаются новые герои, ранее восславляемые личности уходят в тень Дягилева, Пастернака и Михаила Романова. Деятельность Герцена в это время освещается только в качестве писательской, причем именно в плане участия в сотворении пермского мифа, который, по мнению многих творцов и попутчиков «пермской культурной революции», важнее факта.
Однако пришло время более взвешенных и объективных оценок. Современный процесс переосмысления начал, по-видимому, известный пермский журналист и краевед В.Ф. Гладышев. В 2011 году он пишет: «Особенно любили раньше цитировать А.И. Герцена, забывая при этом, что "разбуженный декабристами" писатель-демократ прибыл в Пермь в ссылку, но спустя всего несколько дней был переведен в Вятку, так что он и не успел что-либо увидеть и понять» [36, с. 11-13].
А что же цитировали раньше (не всегда точно, надо сказать)? В 1973 году журналист и краевед В.М. Михайлюк приводил [26, с. 21] следующие цитаты из «Былого и дум»:
«В Перми меня привезли прямо к губернатору. У него был большой съезд: в этот день венчали его дочь с каким-то офицером. Он требовал, чтоб я взошел, и я должен был представиться всему пермскому обществу в замаранном дорожном архалуке, в грязи и пыли. Губернатор, потолковав всякий вздор, запретил мне знакомиться с сосланными поляками и велел на днях прийти к нему, говоря, что он тогда сыщет мне занятие в канцелярии».
«Спустя несколько дней я гулял по пустынному бульвару, которым оканчивается в одну сторону Пермь; это было во вторую половину мая; молодой лист развертывался, березы цвели (помнится, вся аллея была березовая) - и никем никого. Провинциалы наши не любят платонических гуляний» [13, с. 225, 229].
Поскольку широко известный сегодня дом губернатора стал таковым лишь в 1840-е годы (прежний дворец не сохранился) и даже по Сибирскому тракту Герцен приехал в Пермь отнюдь не из Сибири, а с другого конца города, то большинство краеведов считает бульвар, ставший в дальнейшем Загородным садом, садом Общественного собрания, наконец «парком развлечений» имени Горького, а также поставленную в 1824 году в центре сада ротонду самыми «герценовскими» местами нашего города [48].
В фундаментальной для пермского краеведения книге «Старая Пермь» Е.А. Спешилова приводила, наряду с рассказом о прогулках в саду [40, с. 384], следующую цитату из отрывка «Часов в восемь навестил меня...» [Там же, с. 131]: «Губернатор был настолько великодушен. что не дал мне почувствовать тяжесть моего положения. Он поручил мне дела статистического комитета и оставил в покое» [18, с. 256].
Л.К. Каргопольцева акцентировала внимание [21] на характеристике провинциального общества: «Что это за пошлость — провинциальная жизнь. Когда бог сжалится над этою толпой, которая столько же далека от человека, сколько от птицы? Истинно ужасно видеть, как мелочи, вздоры, сплетни поглощают всю жизнь и иногда существа, которые при иных обстоятельствах были бы людьми, — и быть обязану брать участье во всем этом!» [16, с. 60].
М.Г. Нечаев отмечает словами Герцена, что «власть губернатора вообще растет в прямом отношении расстояния от Петербурга» [37, с. 77]. Герцен, кстати, уточняет, что «в губерниях, где нет дворянства, как в Перми, Вятке и Сибири», «она растет в геометрической прогрессии» [13, с. 236]). Историк же приводит герценовскую характеристику еще одного пермского губернатора - К.Я. Тюфяева: «Аракчеев не мог не полюбить такого человека, как Тюфяев: без высших притязаний, без развлечений, без мнений, человека формально честного, снедаемого честолюбием и ставящего повиновение в первую добродетель людскую... Тюфяев был восточный сатрап, но только деятельный, беспокойный, во все мешавшийся, вечно занятый... Развратный по жизни, грубый по натуре, не терпящий никакого возражения, его влияние было чрезвычайно вредно. Он не брал взяток, хотя состояние себе таки оставил, как оказалось после смерти. Он был строг к подчиненным; без пощады преследовал тех, которые попадались, а чиновники крали больше, чем когда-нибудь» [Там же].
Однако это скорее характеризует государственную систему России того времени в целом, чем специфические реалии пермской жизни. К тому же данная характеристика относится к общению автора с Тюфяевым в Вятке.
В Перми же К.Я. Тюфяев был губернатором с 1824 по 1831 год, и деятельность его пермяки оценивали далеко не однозначно [30, с. 74]. Ну а тюфяевская «охота строить», отмеченная пермскими летописцами, совпадает с деятельностью в Перми архитектора И.И. Свиязева, пребывавшего на посту главного архитектора Уральского горного правления с 1822 по 1832 год - это признанный «золотой век» застройки Перми [41, с. 30-32, 109-110]. И как знать, смог ли бы раскрыться талант архитектора, не совпади он с «охотой строить» губернатора, который, по оценке авторитетнейшего пермского историка XIX века А.А. Дмитриева, солидаризировавшегося с мнением летописца того периода В.А. Прядильщикова, «был на голову выше всех современных ему деловых людей Перми» [31, с. 21].
Необходимо отметить, что вышеназванные публикации вообще избегают анализа приведенных текстов и, солидаризируясь с оценками А.И. Герцена, собственных комментариев не дают. Над элементарным цитированием сумели подняться два автора - корифеи пермского краеведения Борис Никандрович Назаровский и Нина Федоровна Аверина. Их публикации глубоки, концептуальны, а одна из статей Н.Ф. Авериной имеет даже научно-справочный аппарат.
Б.Н. Назаровский поместил свою статью в областной газете «Звезда» 6 апреля 1962 года, в день 150-летия со дня рождения А.И. Герцена [27]. Публикация выделяется как объемом, заняв половину тематической газетной полосы, так и безусловными литературными достоинствами. Статья проблемна, имеет сквозной образ холодного камского ветра, усиленный помещенным здесь же рисунком молодого тогда еще художника Евгения Широкова.
С этим леденящим ветром, дующим из-за реки, в жизнь столичного неженки Александра и приходят жесткие жизненные впечатления, перепеваемые в пермских публикациях. Именно в Перми, по мысли автора статьи, клятва, данная на Воробьевых горах, начинает проходить настоящие испытания. Суровая действительность оказалась поистине неприглядной. Б.Н. Назаровский не щадит Пермь, цитируя описания самых мрачных эпизодов путешествия ссыльного на восток. Это встреча с «толпой людей, двигающейся и влекущейся к одним призракам, по горло в грязи, забывшая всякое достоинство, всякую доблесть; тесные, узкие понятия, грубые, животные желания.» [15, с. 293] - так характеризует Герцен провинциальное общество.
Жизнь города рисуется как обывательская жизнь чиновничества, обрекающая человека на одиночество, мистицизм. Разумеется, упоминаются каторжники, несчастные еврейские мальчики-кантонисты. Вывод
соответствующий: в Перми нет «настоящей жизни». Единственное светлое пятно - общение со ссыльным поляком Цехановичем. Так что вся надежда на «вольный воздух Сибири», вятских крестьян и камских бурлаков. Вопреки многим публикациям и оценкам своего времени, Б.Н. Назаровский подчеркивает: «Совсем недолго пробыл Герцен в Перми. И роль, которую сыграл наш город в его большой жизни, нельзя преувеличивать». Однако, отмечает автор, пермские впечатления отразились в дальнейшем в творчестве писателя. Также можно проследить и воздействие информации из пермского края и контакты с его людьми на протяжении всего жизненного пути.
Что касается сквозной образной системы статьи, то она, по сути, также представляет собой развернутую цитату из «Второй встречи» Герцена: «Холодный, ледяный ветер дул из-за Камы - так дышит Уральский хребет вечным льдом своих вершин, так дышит холодная грудь Сибири на Европу. Кама, широкая и быстрая, мчала с неимоверною скоростию множество тяжело нагруженных судов; кое-где двигались запоздалые льдины, поворачиваясь и как бы нехотя следуя течению реки. Порывами ветер наносил обрывки песен бурлаков и их громкие возгласы. Было грустно - я сидел, закутавшись в плащ, на высоком берегу; с противоположной стороны садилось солнце, красное, но холодное. Раны моего сердца были свежи... На дворе становилось холоднее, Кама почернела, барки превратились в каких-то ракообразных животных с огромными ребрами; огонь разложенный на них, казался огненною пастью чудовищ.» [14, с.123-124]. Жаль, с литературной точки зрения, что ветер из-за Камы дует все-таки скорее с Запада, чем из Сибири, и солнце в апреле заходит не совсем там.
На новый уровень «пермское герценоведение» выводит в конце 1970-х годов Н.Ф. Аверина. В статье, опубликованной в 1979 году в журнале «Русская литература», краевед подводит некий итог изучению пермского периода жизни А.И. Герцена столичными исследователями. Итог этот неутешителен: несколько абзацев в «Летописи жизни и творчества», несколько строк в крупных монографиях [см., например: 29; 39; 51]. В своей статье Н.Ф. Аверина решает несколько совершенно конкретных проблем, рассматривая имеющиеся «белые пятна» [7].
Прежде всего это вопрос о сроке пребывания Герцена в Перми. Срок этот в различных публикациях, в том числе и у самого героя исследований, определяется в интервале от 15-20 дней до «около месяца». Н.Ф. Аверина убедительно, анализируя ряд заслуживающих доверия источников, доказывает, что выдающийся демократ и писатель прибыл в Пермь 28 апреля и отбыл
в Вятку 14 мая. Это существенно уточняет академическую хронику жизни и творчества А.И. Герцена, в которой пермская ссылка длится до 16 мая [23, с. 75]. Получается, что Герцен пробыл в Перми 16 дней.
Существенно уточняется и круг пермских знакомых А.И. Герцена. В частности, оспариваются не подвергавшиеся ранее сомнению данные крупнейшего биографа изучаемой личности М.К. Лемке. Считалось, что Герцен в Перми бывал у бабушки известной по опубликованным воспоминаниям Л.П. Шелгуновой, жены известного революционера. В действительности речь может идти о матери Шелгуновой, жене советника Пермского губернского правления Петра Ивановича Михаэлиса, урожденной Евгении Егоровне Афанасьевой. Именно о них Л.П. Шелгунова могла вспоминать с А.И. Герценом в Лондоне. Уточняются также возможный круг знакомых поляков и не всегда верные даты губернаторства Г.К. Селестенника, обремененного пребыванием очередного ссыльного представителя «золотой молодежи».
Еще более объемной и содержательной является статья Н.Ф. Авериной, опубликованная в 1980 году в журнале «Урал» [3]. Автор дает наиболее полный список произведений Герцена, в которых конкретно отразились пермские впечатления. Это автобиографическая повесть «О себе», очерк «Вторая встреча», «Записки одного молодого человека», «Письма о Казани, Перми и Вятке», отрывок «Часов в восемь навестил меня.» и, конечно же, «Былое и думы».
Уточняется круг людей, с которыми общался Александр Герцен в Перми. Это сопровождавшие его камердинер Петр Федорович и жандарм, Е. Васильев, прибывший ранее по поручению отца «монтировать дом» К.И. Зонненберг. Это губернатор Г.К. Селастенник, городничий Ф.И. Вайгель. Герценовская характеристика Селастенника как «человека смирного», «втихомолку» улучшавшего свое состояние, до сих пор является чуть ли не основной в характеристике этого человека [30, с. 78; 31, с. 25]. «Положительные» впечатления связаны с умным и саркастичным доктором Василием Степановичем Чеботаревым - «один человек образованный на 300 верст кругом». Не мог не слышать Герцен и о другом пермском докторе - Федоре Аристарховиче Грале, также упомянутом, хотя и в не очень лестном контексте, в «Былом и думах» как «пользовавшийся большой любовью народа» «старик немец». Пермяки видели черты своих врачей в образах докторов и из других произведений знаменитого писателя. Далее - супруги Михаэлисы с их трехлетней дочерью, будущей Л.П. Шелгуновой.
Наконец, это ссыльные поляки, которых, по впечатлениям Герцена, было «человек сорок». Фактически, не считая членов семей, в Перми их было шесть, в губернии - десять. Среди них были Зелинский, Козловский и Петр Цеханович, с которым Герцен особенно подружился. Встречаться они могли как на прогулках, так и у ксендзов Фомы Куявского и Феофила Зелинского. Последняя встреча с Цехановичем, описанная в «Былом и думах», была на его квартире, хозяином которой был тоже ссыльный, но из Тифлиса - Заан Автиндинов, служивший в канцелярии губернатора. Встретился в Перми Александр Герцен и с Иваном Оболенским, с которым вместе учился в университете, был арестован и заключен в Крутицкие казармах. Тот был родственником председателя уголовной палаты Александра Ивановича Девилье. В романе «Кто виноват?» человек, занимающий эту должность, -сильнейшая голова города, ученый, литератор, философ.
А.И. Герцен возвращался в дальнейшем к нашему городу и краю не только в воспоминаниях. Н.Ф. Аверина предполагает, что герценовские зарубежные издания мог привозить в Пермь из-за границы Д.Д. Смышляев, сосланный с Украины П. Ефименко, петрашевец А. Европеус, которого издатель «Колокола» знал лично. Жена последнего, англичанка, действительно была задержана с этими изданиями на границе. Связи лондонского центра «Земли и воли» с Уралом практически не изучены, но материалы, рассказывающие о темных сторонах местной жизни, появлялись в «Колоколе» постоянно. Регион вообще рассматривался революционной эмиграцией как один из возможных центров вооруженного восстания. Некоторое время связи Герцена с пермяками изучала и пропагандировала Е.Д. Харитонова [46; 47].
Наиболее известна и часто цитируема корреспонденция «Сечение и убийства крестьян в Пермской губернии», примечание к которой было написано редактором лично. Речь шла о подавлении восстания коми-пермяков в 1861-1862 годах, в котором участвовало свыше двух тысяч крестьян Соликамского уезда на территории нынешнего Коми-Пермяцкого округа. Статья оправдывает убийство командира карательного отряда, клеймит пермского губернатора А.Г. Лашкарева - «одного из самых вреднейших губернаторов, безумное самоуправство его переходит далеко общий губернаторский уровень» [17]. Отметившись в истории города положительной деятельностью в области просвещения и благотворительности, «вреднейший» губернатор действительно был безжалостен в подавлении протестных выступлений крестьян, а в общественной и культурной жизни города при нем «наступило затишье» [30, с. 103-106].
Не менее беспощаден как к А.И. Герцену, так и к городу Перми профессор-филолог В.В. Абашев, претендующий, как и возглавляемый им фонд «Юрятин», на лидерство в современном пермском литературоведении. В своей уникальной для российской профессиональной культурологии книге «Пермь как текст» ученый подчеркивает: «Мотив "мертвенной пустоты", выморочности города в письмах и мемуарной прозе А.И. Герцена приобрел инфернальные коннотации. Пермь, где он оказался в 1835 году, воспринималась молодым Герценом сквозь призму дантовской поэмы, чтением которой он в это время был увлечен» [2, с. 91].
Далее - неточно воспроизведенная цитата [Там же, с. 92] из вятского письма к Н.А. Захарьиной: «.Пермь меня ужаснула, это преддверие Сибири, так мрачно и угрюмо» [16, с. 42] - с последующим рассказом о том, что «где-то в Пермской губернии» на рассвете автор проснулся от «множества голосов и сильных звуков железа». Оказалось, что это «толпы скованных на телегах и пешком отправляющихся в Сибирь». Так в 1830-е годы А.И. Герцен встал у истоков мифа, по которому «толпы» заключенных проходили пешком (!), в кандалах (!), в весеннюю и осеннюю распутицу, в зимние стужи и метели шесть - восемь тысяч километров! Акцент всегда делается на революционерах, хотя большей частью ссыльных всегда были уголовники. Телеги как-то подзабылись, картины дантова ада остались: «.эти ужасные лица, этот ужасный звук, и резкое освещение рассвета, и холодный утренний ветер - все это наполнило таким холодом и ужасом мою душу, что я с трепетом отвернулся - вот эти-то минуты остаются в памяти на всю жизнь» [Там же]. Всё это так, но если пермякам жить только мифотворчеством, а не реальными фактами, то нам здесь, в краю «зон» и «белого лебедя», давно можно сойти с ума.
Возвращается к этой сцене писатель и в раннем отрывке «Часов в восемь навестил меня.». Здесь все выглядит не менее метафорично: «.Холодный утренний ветер дул со стороны Уральского хребта. Рассветало. Я крепко спал в коляске, как вдруг меня разбудил шум и звук цепей. Открываю глаза -многочисленная партия арестантов, полуобритых, окружила коляску. Башкирец с сплюснутой рожей, с крошечными щелками вместо глаз, нагайкой погонял отсталых. Дети, женщины, седые старики на телегах, и резкий ветер, и утро раннее, - я отвернулся; на дороге стоял столб, на столбе медведь, на медведе евангелие и крест» [18, с. 256].
В.В. Абашев идет дальше. Ведь до этого на подоконниках гостиниц демократ старательно царапал строки, высеченные на вратах ада из «Божественной комедии», начинающиеся с «Per me». Вот вам и Пермь! В ней
специалисты из фонда «Юрятин» на телеги садят лишь стариков, стражник у них с утра без устали хлещет нагайкой бредущих женщин и детей, у стражника этого, впрочем, несколько облагороженный облик «смуглого башкира с плоским лицом и узкими прорезями глаз» [12, с. 113]. Случайные совпадения, надуманные ассоциации, прямые домыслы. Неужели это и есть путь к успеху в современном литературоведении, претендующем на научность?
Не менее метафорично (и мифологично!) восприятие А.И. Герценом самих фактов основания и существования города: «Пермь - странная вещь. Императрица Екатерина однажды закладывала при Иосифе II город и положила первый камень. Иосиф взял другой и сказал: "А я кладу последний". Смысл обширный. Нет городов, возникших по приказу. Пермь есть присутственное место + несколько домов + несколько семейств; но это не город губернии, не центр, не средоточие чувств целой губернии, решительное отсутствие всякой жизни» [16, с. 44; цит. и пер.: 2, с. 88].
Собрав подобные впечатления ряда побывавших в городе литературных и научных авторитетов XIX века, В.В. Абашев выявляет «устойчивое семантическое ядро, текст, который условно можно назвать "текст Города"»: «Это город, возникший из пустоты усилием государственной воли, город, лишенный собственной органической жизни, незаконно присвоивший себе древнее имя, город, влачащий призрачное существование, город - фикция, фантом, город выморочный, погруженный в мертвенный сон, стоящий на границе бытия» [2, с. 93]. Между тем, жизнь шла, хотя и не столь стремительно и активно, как в столицах. Пермь росла, развивалась, ориентируясь на Каму и Сибирский тракт, расширялась, активно застраиваясь, принимала первых театральных и музыкальных гастролеров. На все это, к сожалению, Герцен не успел или не захотел обратить внимание. Но ведь без малого через двести лет и не в положении обиженного ссыльного можно взглянуть на свой город и его жителей как-то иначе, более объективно.
Правда, восприятию Перми как «текста Города» у Абашева противостоит «текст Земли», но в подобных исследованиях, как и в анализируемых произведениях, последний явно проигрывает, а средоточие этого последнего, вольно или невольно, но почти всегда оказывается в Европе. В качестве одного из основоположников пермского «текста Города» и выводится относительно юный А.И. Герцен, слова доброго о нашем городе не сказавший.
Усилия ученого дают определенные плоды. И вот уже в искавшей новый имидж в 1990-е годы «Вечерней Перми» наряду с традиционным «практическим соприкосновением с жизнью» и рассказом о Цехановиче видим
цитату [50]: «Пермь - город ужасный, просцениум Сибири, холодный, как минералы его рудников.» [16, с. 44]. Следующим шагом из подборки пермских герценовских впечатлений изымается встреча с Цехановичем -событие, которое сам автор считал главным [24]. И даже в научной статье
A.В. Фирсовой, определяющей географические символы Перми, используется герценовская характеристика города со словами «ужасный», «холодный» [45, с. 54], что неудивительно, ведь из 16 работ библиграфического списка на четыре первоисточника (в почетном списке - А.С. Пушкин, Д.Н. Мамин-Сибиряк, Б.Л. Пастернак и В.А. Каверин) приходится столько же работ
B.В. Абашева.
В день 200-летия со дня рождения А.И. Герцена самая уважаемая пермская газета вместо «традиционной» для советских лет тематической полосы дает подборку информаций о событиях местной культурной жизни, в число которых вошли сообщения о концертах, посвященных 140-летию Сергея Дягилева; встрече с американцем Владиславом Красновым - «истовым радетелем памяти об убиенном в Перми великом князе Михаиле Александровиче Романове»; выходе на сайте Litres.ru романа пермской школьницы с псевдонимом Maya di Sage [52]. О Герцене - ни слова. А ведь годом раньше планировалось проведение целого цикла мероприятий, посвященных значимому юбилею [32]. Большинство из них, включая несостоявшуюся конференцию, остались на бумаге.
Ну а профессор В.В. Абашев, не утруждаясь ссылкой на источники и изучением имеющихся публикаций, собственноручно (опубликован автограф!) увеличил срок пребывания А.И. Герцена в Перми до трех месяцев! Далее следуют «калмык» (?) с нагайкой, образы Данте, изрезанный подоконник, речка Стикс. «Приехали. Пермь» [1]. Сегодняшняя Пермь, добавим мы. Под определенным углом зрения, разумеется. Чуть было в Юрятин не превращенная. А заодно и в культурную столицу Европы. Усилиями авторов сегодняшних публикаций, с их непосредственным участием.
И все же у Герцена в восприятии Перми есть светлые блики. Так, «Былое и думы» содержит на пермских страницах и несколько юмористических эпизодов. Таковы устраиваемые губернатором еженедельные переклички сосланных, на которых автор и перезнакомился со всеми поляками, с которыми ему запрещено было знакомиться при первой же, с дороги, аудиенции. Такова сцена найма квартиры, оказавшейся немаленьким домом, добродушная хозяйка которого поразила москвича не только баснословно низкой ценой, но и предложением «держать свою коровку». Это предложение так поразило
молодого аристократа, что он сообщает об этом и в кратком письме Н.А. Захарьиной, и будет помнить всю жизнь. Кстати, из письма выясняется, что заезжему москвичу по простоте душевной предлагали не только держать корову, но и завести огород. Есть в «пермской» главе знаменитых мемуаров и саркастическое отступление о полицмейстерах из отставных военных, не лишенное-таки доли некого уважения и лиризма. Во «Второй встрече» не без юмора описан отставной флотский капитан, три часа во время званого обеда тиранивший нового человека своими воспоминаниями [13, с. 225-229; 14, с. 126-127; 16, с. 41].
К сказанному Н.Ф. Авериной можно добавить, что Герцена впечатлили рассказы и о трагической смерти объявленного сумасшедшим брата любовницы губернатора Тюфяева Петровской, и о полученных ею пяти тысячах рублей за сомнительную потерю невинности во время приезда в город российского императора, и о пермских чудачествах князя М.М. Долгорукова, «юродства» которого рождала, по мнению автора «Былого и дум», «удушливая пустота и немота русской жизни, странным образом соединенная с живостью и даже бурностью характера» [13, с. 240-242]. Рассказы эти, даже будучи полулегендарными, свидетельствуют не о таком уж скучном и унылом существовании российской провинции.
К тому же ссыльный вольнодумец помнит, что Пермь - это преддверие (avant-propos) Сибири, своего рода (sui generis) Америки. Впрочем, Урал как регион из Сибири до начала ХХ века вообще не выделяли. «.а что такое Сибирь, - вот этой-то страны вы совсем не знаете. Я вдыхал в себя ледяной воздух Уральского хребта; его дыхание холодно, но свежо и здорово. Знаете ли, что Сибирь есть совсем новая страна, Америка sui generis, именно потому, что она страна без аристократического происхождения, страна — дочь казака-разбойника, не помнящая родства, страна, в которую являются люди обновленные, закрывающие глаза на всю прошедшую жизнь, которая для них представляет черную тюрьму, цепи, долгую дорогу, а нередко и кнут. Здесь все - сосланные и все равны. В канцелярии какого-нибудь тобольского присутственного места вы увидите столоначальником приказчика, сосланного за воровство, и у него писцом - бывшего надворного советника, сосланного за фальшивый указ, поляка - адъютанта Раморино, и какого-нибудь человека 14 декабря. В обществе там тоже смесь; там никто не пренебрегает ссыльным, потому что не пренебрегает или собою, или своим отцом. А малочисленность способных людей заставляет таким образом учреждать канцелярии. Там весело, там есть просвещение, а главное дело - свежесть, новость. Все, получившее
оседлость в новое время, имеет прогрессивное начало - Пруссия. Сосланных везде много; нет уездного города в Пермской губернии и в Вятской, где бы не было несколько поляков и часть грузинов и русских.» [16, с. 45-46].
С Пермью связаны и глубокие личные переживания. Здесь были сожжены письма Л.В. Пассек («ни искры любви, одно раскаяние» [Там же, с. 51]), здесь, письмом от 29 апреля (другие не сохранились), была продолжена переписка с Н.А. Захарьиной: «Приехавши на место, я только узнал все, что я потерял, расставаясь с Москвою; нет, сколько ни мудри, а разлука - дело ужасное; это замерзшее озеро и немо и холодно. Как живо у меня в памяти твое посещение в Крутицах - и что же это было? - несколько часов в целой громаде времени -и прежде, и после. Да, у нас в жизни только есть несколько минут и светлых и изящных, остальное - что-то земное и грязное. Это фонари, освещающие дорогу, далеко назад блестят они звездочкой. Когда же, сестра, когда же мы увидимся?» [Там же, с. 41]. Впоследствии Герцен даже вспомнит об этом письме к будущей жене как о «первом», а слово сестра объяснит соединением «дружбы, любви, кровной связи, общего предания, родной обстановки, привычной неразрывности» [13, с. 333]. Говоря о падении души с высоты до «чувственных наслаждений, и опять разврата следственно» в Вятке, Герцен выводит из этого процесса Пермь, заметив, что там он «не успел оглядеться» [16, с. 58].
Как бы то ни было, Александр Иванович в зрелые годы мемуариста признал, что именно в Перми, «возле Уральского хребта», он вообще начал первое «практическое соприкосновение с жизнью». Здесь, по его собственному выражению, изменилось его общественное положение: «В Перми, в Вятке на меня смотрели совсем иначе, чем в Москве: там я был молодым человеком, жившим в родительском доме, здесь, в этом болоте, я стал на свои ноги, был принимаем за чиновника, хотя и не был вовсе им. Нетрудно было мне догадаться, что без большого труда я мог играть роль светского человека.» [13, с. 333-334]. Здесь Герцен испытал чувство дружбы с первым из поляков -Петром Цехановичем («впоследствии я много видел мучеников польского дела»): «.без этой встречи мне нечего было бы и пожалеть в Перми!» [Там же, с. 231]. Благодаря этой дружбе к «ужасной» характеристике города появилась-таки приписка «но мне было жаль его покинуть» [16, с. 44].
А ведь именно в это время в Перми и пермском крае разворачивалась деятельность таких людей, как, к примеру, Михаил Гавриилович Сведомский (1785-1847) [19]. Начав с низшей должности подканцеляриста в казенной палате, с образованием семинариста, исключительно благодаря своим
способностям он становится советником, а затем управляющим канцелярией пермского губернатора. Проявив исключительную деловую хватку, покупает около 13 тысяч десятин пустопорожней земли в Осинском уезде. Строит там там винокуренный и конный заводы, с которых получает немалую прибыль. Михаил Гавриилович поражал современников своей неукротимой энергией и кипучей деятельностью, объектами которой стали мануфактурный и межевой комитеты, продовольственная комиссия, попечительство о тюрьмах, комитет по пресечению холеры. Будучи членом Русского императорского географического общества, снаряжал экспедиции. Совершенствовал производственный процесс, введя паровую выделку поташа (важного сырья для новых производств), улучшал породы лошадей, организовал первую выставку фабричных, заводских и сельскохозяйственных продуктов. Построил бриг для вывозки солонины в Голландию, отправлял через Архангельск в Америку джин местного производства, для разведения картофеля выписал агронома из Данцига. Основал первую в крае ланкастерскую школу и стал ее смотрителем, так сказать, директором на общественных началах.
Таких людей Герцен в российской провинции не разглядел. Впрочем, и сами они в столичном франте вряд ли видели субъекта, достойного их внимания. В результате на века главным и едва ли не единственным героем становится собирающий гербарии и мечтающий о развале империи поляк.
Пермская глава «Былого и дум» завершается также мрачной картиной в беднейшей деревне «безграмотных вотяков», где А.И. Герцен встречает «ораву» набранных в кантонисты еврейских мальчиков восьми-тринадцати лет, пешим ходом гонимых сначала в Пермь, а потом, по перемене, в Казань. «Мрут, как мухи», - рассказывает добряк-офицер. «Ни одна черная кисть не вызовет такого ужаса на холст. Бледные, изнуренные, с испуганным видом, стояли они в неловких, толстых солдатских шинелях с стоячим воротником, обращая какой-то беспомощный, жалостный взгляд на гарнизонных солдат, грубо ровнявших их; белые губы, синие круги под глазами показывали лихорадку или озноб. И эти больные дети без уходу, без ласки, обдуваемые ветром, который беспрепятственно дует с Ледовитого моря, шли в могилу» [13, с. 232, 233]. Далее - по Грибоедову: «Карету мне, карету!»
Таким образом, место Перми в жизни и деятельности А.И. Герцена и роль самого мыслителя и революционера в истории города весьма противоречивы. Первое столкновение с реальной жизнью молодого человека настолько поразило его картинами большого человеческого горя, а также наличием иной, нестоличной, более «простой» жизни, что восприятие выдающимся деятелем нашего региона, будучи важным и интересным, не может быть признано полностью объективным.
В восприятии пермских историков, краеведов и культурологов роль Перми в жизненном, творческом и революционном пути А.И. Герцена следует признать в прошлом несколько преувеличенной. Равно несправедливым является и замалчивание этой роли, допускаемое официальными биографами выдающегося исторического деятеля. Однако не следует в нарисованном известным писателем облике губернского центра излишне сгущать черные краски.
Список литературы
1. Абашев В. Пермь как ад: Чтобы изобразить город, ученый Владимир Абашев вызвал дух Александра Герцена // Компаньон magazine. - 2008. - № 9 (27). - С. 132.
2. Абашев В.В. Пермь как текст: Пермь в русской культуре и литературе ХХ века. -Пермь: Изд-во Перм. ун-та, 2000. - 403 с.
3. Аверина Н. Пермские встречи Герцена // Урал. - 1980. - № 2. - С. 164-168.
4. Аверина Н. Путевые очерки русских писателей о Перми и Прикамье // В Парме / сост. Н.Ф. Аверина. - Пермь: Кн. изд-во, 1988. - С. 5-32.
5. Аверина Н.Ф. Ворота в Сибирь: Краевед. очерк. - Пермь: Кн. изд-во, 2006. - 316 с.
6. Аверина Н.Ф. История пермской книги: очерк. Пермь: Кн. изд-во, 1989. - 223 с.
7. Аверина Н.Ф. Пермская ссылка Герцена: (По поводу некоторых комментариев) // Русская литература. - 1978. - № 4. - С. 162-165.
8. Александр Иванович Герцен. К 125-летию со дня рождения // Звезда. - 1937. -
6 апр.
9. Альперович М. Двадцать дней пермской ссылки// Вечерняя Пермь. - 1970. - 21 янв.
10. А. И. Герцен в Перми // Календарь-справочник Пермской области. 1962 / сост. С. Николаев. - Пермь: Кн. изд-во, 1961. - 199 с.
11. ВерхоланцевВ.С. Город Пермь, его прошлое и настоящее: Краткий ист.-статист. очерк. - Пермь: Электротип. губерн. земства, 1913. - Переизд.: Пермь: Пушка, 1994. - 256 с.
12. В поисках Юрятина: Литературные прогулки по Перми / В. Абашев, Т. Масальцева, А. Фирсова, А. Шестакова; ред. В. Абашев. - Пермь, 2005. - 255 с.
13. Герцен А.И. Былое и думы: 1852-1868: Части I-III // Собр. соч.: в 30 т. - М.: Изд-во АН СССР, 1956. - Т. 8. - 518 с.
14. Герцен А.И. Вторая встреча // Там же, 1954. - Т. 1. - С. 123-130.
15. Герцен А.И. Записки одного молодого человека // Там же. - С. 257-316.
16. Герцен А.И. Письма 1832-1838 годов // Там же, 1961. - Т. 21. - 639 с.
17. Герцен А.И. Сечение и убийства крестьян в Пермской губернии. <Примечание> // Там же, 1959. - Т. 16. - С. 288.
18. Герцен А.И. Часов в восемь навестил меня. // Там же, 1954. - Т. 1. - С. 251-256. -Ц^: http://gertsen.lit-info.ru/gertsen/proza/chasov-v-vosem-navestil-menya.htm
19. Гладышев В. Сведомские начинаются в Перми // Мы - земляки: Журнал о Пермском крае и его жителях. - 2010. - № 5 (15). - С. 22-25.
20. Зайцева Е. «Пермь как. место ссылки» // Мы - земляки: Журнал о Пермском крае и его жителях. - 2010. - № 5 (15). - С. 18-21.
21. Каргопольцева Л. После долгой зимы // Молодая гвардия. - 1973. - 20 мая.
22. КрасноперовД.А. Литературная память Перми: краеведческие заметки / Центр. гор. б-ка им. А.С. Пушкина (Дом Смышляева). - Пермь, 2010. 195 с.
23. Летопись жизни и творчества А.И. Герцена: 1812-1850 / ред. тома И.Г. Птушкина.
- М.: Наука, 1974. - 612 с.
24. Мельчакова О. «.Мое практическое соприкосновение с жизнью началось возле Уральского хребта.»: А.И. Герцен в Перми // Федеральный вестник Прикамья: Информ.-аналит. Журнал. - 2005. - № 8 (20). - С. 36-37.
25. Мельчакова О.А. Город мой Пермь глазами знаменитостей и обывателей, предков и современников // Любовь моя, жизнь и работа, - земля моя русская - Пермь!: Материалы юбилейн. конф., посвящ. 285-летию г. Перми / Перм. гор. совет ветеранов. - Пермь, 2008. -С. 13-20.
26. Михайлюк В.М. Город мой Пермь. - Пермь: Кн. изд-во, 1973. - 171 с.
27. Назаровский Б. На этом берегу // - Звезда. - 1962. - 6 апр.
28. Николаев С. А.И. Герцен в Перми // Вечерняя Пермь. - 1975. - 11 янв.
29. Нович И.С. Молодой Герцен: Искания, идеи, образы, личность. - М.: Сов. писатель, 1990. - 408 с.
30. Пермские губернаторы / под общ. ред. И.К. Кирьянова, В.В. Мухина. - Пермь: Изд-во Перм. ун-та, 1997. - 215 с.
31. Пермские губернаторы: (из фондов архива) / Гос. архив Перм. обл. - Пермь, 1997.
- 75 с.
32. Пермский край примет участие в Годе Герцена // Новый компаньон. - 2011. -9 авг. - С. 15.
33. Пермь / ред.-сост. М.Г. Гуревич. - Пермь: Кн. изд-во, 1957. - 50 с.
34. Пермь: путеводитель-спр. / ред.-сост. Д.И. Глушков. - Пермь: Кн. изд-во, 1967. -
199 с.
35. Пермь: путеводитель-спр. / сост. Д.И. Глушков. - Пермь: Кн. изд-во, 1970. - 262 с.
36. Пермь: известная и неизведанная: Путеводитель / авт. текста В.Ф. Гладышев. -СПб.: Маматов, 2011. - 143 с.
37. Пермь от основания до наших дней: ист. очерки / под ред. М.Г. Нечаева. - Пермь: Кн. мир, 2000. - 391 с.
38. Порозов. В.А. Интеллигенция Прикамья: истоки и пути формирования // Интеллигенция и мир: Рос. междисциплинарный журн. соц.-гуманит. наук / НИИ интеллигентоведения при Иванов. гос. ун-те. - 2015. - № 3. - С. 57-65. - URL: http://ivanovo.ac.ru/media/k2/attachments/IM_2015_3.pdf (дата обращения: 08.10.2017)
39. СемёновВ.С. Александр Герцен. М.: Современник, 1989. 384 с.
40. Спешилова Е.А. Старая Пермь: Дома. Улицы. Люди: 1723-1917. - Пермь: Курсив, 1999. - 578 с.
41. Терехин А.С. Пермь: Очерк архитектуры. - Пермь: Кн. изд-во, 1980. - 120 с.
42. Торопов С.А. Пермь: Путеводитель. - Пермь: Кн. изд-во, 1986. - 159 с.
43. Улицы Перми. - Пермь: Ладонь, 2004. - 208 с.
44. Усков П. Когда же уехал Герцен? // Звезда. - 1979. - 9 февр.
45. Фирсова А.В. Роль художественной литературы в моделировании географических образов (на примере Перми) // Географический вестник: Науч. журнал Перм. ун-та. - 2015. -№ 4 (35). - С. 53-57. - URL: http://www.geo-vestnik.psu.ru/files/vest/764_firsova.pdf (дата обращения: 27.10.2017).
46. Харитонова Е. В гостях у Герцена // Вечерняя Пермь - 1976. - 10 авг.
47. Харитонова Е. Набат «Колокола» был слышен в Перми // Вечерняя Пермь - 1976.
- 9 июля.
48. Шарц А. Первая ссылка Искандера: А.И. Герцен в Перми // Уральский следопыт.
- 1962. - № 4. - С. 60-61.
49. Шатров Л. Вспоминая Пермь // Вечерняя Пермь. 1969. - 24 марта.
50. Шевцов Ю. Каждый открывал свою Пермь // Вечерняя Пермь. - 1997. - 31 июля.
51. Эльсберг Я.Е. Герцен: Жизнь и творчество. - 4-е изд., доп. - М.: Изд-во худож. лит., 1963. - 731 с.
52. Эхо дня: По сообщениям корреспондентов «Звезды» // Звезда. - 2012. - 6 апр.
