CC BY
55
В. А. Немкова
ПЕРЕВОДЧЕСКИЕ СТРАТЕГИИ ИНТЕРПРЕТАЦИИ
НАСТОЯЩЕГО УЗУАЛЬНОГО И ИСТОРИЧЕСКОГО
(НА МАТЕРИАЛЕ ПОВЕСТИ А. И Б. СТРУГАЦКИХ «ПИКНИК НА ОБОЧИНЕ» И ЕЁ АНГЛИЙСКИХ ПЕРЕВОДОВ)
VERONIKA A. NEMKOVA
TRANSLATION STRATEGIES OF HABITUAL AND HISTORICAL PRESENT INTERPRETATION: AS EXEMPLIFIED IN ENGLISH TRANSLATIONS OF "ROADSIDE PICNIC" BY ARKADY AND BORIS STRUGATSKY
В данной статье предложен сопоставительный анализ двух английских переводов повести А. и Б. Стругацких «Пикник на обочине». Переводчики используют разные стратегии при передаче настоящего узуального и настоящего исторического, задействованного в оригинале. Наша задача — проследить связь различных интерпретаций текстового времени с реализацией точки зрения, регистровой композицией и отнесением событий к первому плану либо фону произведения.
Ключевые слова: настоящее узуальное; настоящее историческое; внутренняя точка зрения; коммуникативные регистры; первый план и фон.
This article offers comparative analysis of two English translations of "Roadside Picnic" by A. and B. Strugatsky. The translators are using different strategies concerning the usage of habitual and historical present in the original. The author tries to trace the links between the interpretations of textual tense, on the one hand, and the point of view, register composition and grounding, on the other.
Keywords: praesens historicum; inner point of view; communicative registers; foreground and background.
Организация текстового времени в повести и её переводах
Повесть «Пикник на обочине» А. и Б. Стругацких, изданная более чем в 20 странах, по праву считается одним из самых читаемых произведений фантастов как в России, так и за рубежом. Породив множество адаптаций (в том числе известную киноверсию А. Тарковского и компьютерные игры из серии «Сталкер»), она стала настоящим культурным феноменом конца XX века. Совсем недавно появилась также информация о съёмках сериала по мотивам «Пикника».
Интересно проследить историю интерпретаций этого произведения в англоязычной среде. Впервые повесть была опубликована на английском языке в Нью-Йорке в 1977 году в переводе Антонины У. Бьюис. Спустя 25 лет вышло ещё одно издание — Олены Бормашенко (Чикаго, 2012). О разнице между этими переводами в языковом аспекте и пойдёт речь в нашей статье. Мы ограничимся анализом первой главы повести, наиболее показательной в выбранном аспекте (о причинах такой избирательности будет сказано ниже).
Вероника Антоновна Немкова
Аспирант кафедры русского языка филологического факультета Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова Ленинские горы, д. 1, Москва, 119991, Россия ► nika.nemkova@mail.ru
Veronika A. Nemkova
Lomonosov Moscow State University GSP-1, Leninskie Gory, Moscow, 119991, Russia
Научный руководитель: канд. филол. наук, доц. А. В. Уржа
С точки зрения языка не только переводы, но и оригинал повести представляется малоисследованным, хотя используемые в тексте грамматические конструкции и дискурсивные маркеры заслуживают не меньше внимания, чем сюжет, композиция и система художественных образов. Стиль, в котором написана повесть, близок к разговорному (над правкой сленга и грубоватых реплик персонажей цензорам первого издания пришлось немало потрудиться). Первая глава написана практически полностью в настоящем времени, что позволяет читателю погрузиться в атмосферу Хармонта, ощутить себя его жителем. Кроме того, повествование ведется от первого лица самим рассказчиком, Рэдриком Шухартом. Перед нами воспоминания бывшего сталкера, построенные как рассказ, который ведется главным героем здесь и сейчас.
Первая глава, однако, разительно отличается от остальных (так что можно было бы посвятить отдельное исследование сравнительному анализу двух типов повествования, задействованных в повести). В ней последовательно представлена точка зрения Рэда: его внутренние монологи, размышления о природе Зоны, её артефактов и о превратностях судьбы сталкера органично вплетены в ткань повествования. Рассказчик нередко вступает в диалог с читателем, обращаясь к нему напрямую. Последующие главы написаны в плане прошедшего времени и от третьего лица, а своеобразная фразеология персонажей отражена только в их речи. Перемены касаются не только формального и стилевого оформления, но и содержательной стороны, поскольку начало второй главы знаменует новый этап в жизни главного героя: Рэдрик бросает работу в институте после смерти своего друга Кирилла, в которой винит себя.
Возвращаясь к англоязычным переводам повести, отметим, что наиболее явное различие между ними касается характера временной локализации событий. Первый по хронологии перевод (выполненный Антониной Бьюис в 1977 году) фиксирует ретроспективный взгляд на события, даже в тех случаях, когда в оригинале представлена синхронная герою точка зрения. Как отмечает
Б. А. Успенский, «самый отсчет времени (хронология событий) может вестись автором с позиций какого-либо персонажа или же со своих собственных позиций» [7: 89]. В данном случае мы можем говорить о формальном совпадении в оригинале временной позиции автора и рассказчика, то есть писатель «погружается» в хронотоп событий. В оригинале категория времени играет композиционную роль, при этом темпоральные переключения сигнализируют не о скачках во времени, а о сдвиге перспективы. Переключения в настоящее время позволяют выделить наиболее сюжет-но значимые события, отграничив их от фоновой информации [9; 11]. При этом текстовое время далеко не всегда совпадает с денотативным. Переводчица А. Бьюис старается, напротив, соблюсти внешнюю логику повествования, рассказывая о событиях прошлого в прошедшем времени. Перевод Олены Бормашенко, с другой стороны, последовательно передаёт стратегию оригинала, сохраняя фрагменты в настоящем времени.
Однако если внимательнее посмотреть на тексты переводов, то становится ясно, что переводческая стратегия в обоих случаях намного более утончённая и требует осмысления. Во-первых, в переводе Бьюис не столь последовательно используется прошедшее, как кажется на первый взгляд. Во-вторых, в переводе Бормашенко настоящее время не только сохраняется, но и используется даже чаще, чем в оригинале.
Настоящее время в обоих переводах используется не изолированно, а в окружении других средств, которые также связаны с реализацией внутренней точки зрения героя. Идея «функциональных спутников» [6], которые сопровождают настоящее историческое и работают с ним «заодно», представляется плодотворной для исследования материала повести.
Настоящее узуальное в переводе А. Бьюис:
ориентация на обобщённый субъект
Обратимся к примерам из перевода А. Бьюис, где используется настоящее время. В примере ниже мы становимся свидетелями внутреннего диалога героя, который обращается к самому себе.
Ничего, думаю, Рэд, это ты, браток, тоже выдержишь. Надо, Рэд, терпи! Не сможет он долго в таком же темпе, вот уже и задыхаться начал...
All right, I thought to myself, Red, you can put up with this too. You have to, so be patient. He can't keep it up for much longer. Look, he's losing his breath already. (Пер. А. Бьюис.)
Благодаря использованию настоящего времени читатель «подключается» к сознанию Рэдрика, «слышит» его мысли непосредственно, «здесь и сейчас». Ментальный предикат думаю одновременно является эгоцентрическим элементом, отсылающим нас к говорящему, который в данном случае совпадает с адресатом, т. к. Рэдрик обращается сам к себе (при помощи местоимения ты и фамильярного обращения браток). Таким образом, на уровне грамматики совпадение говорящего и адресата выражается в использовании 1-го и 2-го лица по отношению к одному и тому же субъекту.
В переводе А. Бьюис мысли героя переданы непосредственно, в настоящем времени. Обратим внимание на то, что формально прошедшее задыхаться начал также передано настоящим. Это неудивительно, учитывая перфективную семантику глагольной формы, в которой заключён результат на момент речи [2: 453-464]. Ещё одно наблюдение касается местоимения 2-го лица, которое в английском тексте используется более активно — оно появляется также на месте безличного предложения.
В следующих нескольких примерах описывается один из артефактов Зоны — «пустышка».
Нет, ребята, тяжело эту штуку описать, если кто не видел, очень уж она проста на вид, особенно когда приглядишься и поверишь наконец своим глазам.
No, friends, it's hard to describe them to someone who hasn't seen them. They're too simple, especially when you look close and finally believe your eyes. (Пер. А. Бьюис.)
Мы видим, что рассказчик обращается напрямую к читателю (ребята), использует местоимение ты/0 (по терминологии из [1: 113]) в обобщённом значении: приглядишься, поверишь. Использование 2-го лица в глагольной форме при опущенном местоимении говорит о высокой степени обобщения адресата высказывания, которое по-
тенциально обращено ко всем читателям. Как отмечает Т. В. Булыгина, «семантика, синтаксическое поведение и прагматика употребления местоимения 0/ты и „адресатного" ты существенно различны — это два разных местоимения» [Там же: 113].
Как видим из следующего примера, 2-е лицо в сочетании с формой настоящего времени может относиться и к действиям говорящего: рассказчик словно проецирует на читателя эти действия, заставляя нас почувствовать своё бессилие.
Это все равно что стакан кому-нибудь описывать или, не дай бог, рюмку: только пальцами шевелишь и чертыхаешься от полного бессилия.
It's like trying to describe a glass to someone: you end up wriggling your fingers and cursing in frustration. (Пер. А. Бьюис.)
Из примера ниже видно, что контакт с читателем достигается самыми различными средствами.
Ладно, будем считать, что вы все поняли, а если кто не понял, возьмите институтские «Доклады» — там в любом выпуске статьи про эти «пустышки» с фотографиями...
OK, let's say you've got it, and those of you who haven't get hold of a copy of the institute's reports — every issue has an article on the empties with photos. (Пер. А. Бьюис.)
Во-первых, несложно заметить всестороннее использование 2-го лица (местоимение вы и повелительное наклонение — возьмите), причём здесь рассказчик уже обращается ко всей аудитории сразу. Кроме того, метатекстовые компоненты сигнализируют о том, что говорящий подходит к выводам: Ладно, будем считать, что вы поняли.
Функционально 2-му лицу в обобщённом значении соответствуют и другие средства русского языка, например местоимение кто, кто-то и др. Интересно, что и в этом случае Антонина Бьюис использует you.
А кто пустышек ни разу не таскал, пусть попробует: это все равно что пуд воды без ведер нести...
If you haven't carried an empty around, try it: it's like hauling twenty pounds of water without a pail. (Пер. А. Бьюис.)
Более того, при помощи 2-го лица в английском часто передаются формально безличные русские предложения, как в следующем примере.
Можно туда просунуть руку, можно и голову, если ты совсем обалдел от изумления, — пустота и пустота, один воздух.
You can stick your hand in them, or even your head, if you're so knocked out by the whole thing-just emptiness and more emptiness, thin air. (Пер. А. Бьюис.)
Таким образом, в английском варианте текста мы видим, как эксплицирован субъект действия, который в оригинале не выражен. Кроме того, ещё более активное использование 2-го лица по сравнению с русским текстом (который сам по себе отличается диалогичностью) говорит о более тесном контакте рассказчика с читателем. Можно сделать вывод, что местоимение you в английском переводе служит функциональным эквивалентом целого спектра средств, используемых в оригинале для передачи значения обобщённого субъекта.
Итак, в приведённых примерах сохранение настоящего времени в переводе обусловлено семантическими причинами. Мы считаем, что высокая степень обобщения, а также акцент на диалог с читателем повлияли (по крайней мере, косвенно) на выбор переводчицы в пользу настоящего времени.
Следующий пример интересен тем, что в нём используется два типа местоимения 2-го лица: в первом случае ты отсылает к обобщённому субъекту (плохой ты или хороший), а во втором — к конкретному персонажу (спасибо тебе, выходит, Слизняк).
А вообще-то Зона не спрашивает, плохой ты или хороший, и спасибо тебе, выходит, Слизняк: дурак ты был, даже имени настоящего твоего никто не помнит, а умным людям показал, куда ступать нельзя... Так.
In general, the Zone doesn't ask who the good guys are and who the bad ones are. So thanks to you, Slimy. You were a damned fool, and no one remembers your real name, but at least you showed the smart people where not to step. ... (Пер. А. Бьюис.)
Настоящее время сохраняется в переводе фрагмента в информативном регистре [4: 29], отмеченного метатекстовым показателем вообще-то (in general) и органично переплетённого с мысленным обращением героя к давно погибшему персонажу.
Тот факт, что в переводе Бьюис настоящее время сохраняется во фрагментах, где используется 2-е лицо (как в адресатном значении, так и в обобщённом), говорит о тесной связи категорий времени и лица. Как отмечает Т. В. Булыгина, максимально обобщённое понимание местоимения 0/ты имеет место при отсутствии временной локализации [1: 121], с чем мы имеем дело, например, во фрагменте выше: «А вообще-то Зона не спрашивает, плохой ты или хороший». В переводе А. Бьюис стабильно передаются при помощи настоящего времени фрагменты в информативном или генеритивном регистре, то есть такие, которые отвлечены от конкретного момента речи, а в случае генеритива являются максимально обобщёнными [4: 29-30; 403-404].
Ещё один тип контекстов, в которых Бьюис сохраняет настоящее время, — это описание персонажей. Для Шухарта они — тоже своего рода «артефакты» вселенной «Пикника», её неотъемлемая часть.
Остин парень неплохой, смелость и трусость у него в нужной пропорции, но он, по-моему, уже отмеченный.
Austin isn't a bad guy, he's got the right mix of courage and cowardice, but I feel he's doomed. (Пер. А. Бьюис.)
В характеристике Остина отражается субъективное отношение Рэдрика к этому персонажу, о чём свидетельствует использование эгоцентри-ка по-моему (I feel). В описании Эрнеста, данном ниже, также есть показатель личного отношения рассказчика — оценочное слово благодетель, в котором кроется немалая доля иронии. Об этом говорит сам выбор слова, нетипичного для лексикона сталкера.
Эрнест свое дело знает. Глаз у него наметанный, сразу видит, что сталкер из Зоны, что хабар будет, и знает Эрни, чего сталкеру после Зоны надо. Свой человек Эрни! Благодетель.
Ernest knows his stuff. His trained eye recognizes a stalker returned from the Zone with swag and he knows what a stalker needs after a visit to the Zone. Good old Ernie. A humanitarian. (Пер. А. Бьюис.)
С ещё большей долей обобщения даётся характеристика не конкретных персонажей, а социальных типов: сержантов, новичков, «очкариков» и самих сталкеров. Их описание близко
генеритиву — самому общему типу коммуникативных регистров, в котором «говорящий обобщает информацию, соотнося её с универсальным опытом», а «"вневременное" и всевременное действие становится способом выражения свойства, способности, характеристики» [4: 30]. Именно настоящее время используется в «универсальных» предложениях такого типа [10: 130]. В то же время, в отличие от канонических генеритивных суждений, примеры ниже имеют ограниченную ло-кусом референцию.
В примере описание сержантов даётся в расширенном настоящем, которое в сочетании с квантором все помещает высказывание в плоскость высоких обобщений, универсальных сентенций, прописных истин, распространяющихся, однако, только на институт.
У нас в институте этих сержантов больше, чем в дивизии, да все такие дородные, румяные, кровь с молоком, — им в Зону ходить не надо, и на мировые проблемы им наплевать.
We have more sergeants at the institute than at division headquarters. They're all well-built healthy fellows. They don't have to go into the Zone and they don't give a damn about world issues. (Пер. А. Бьюис.)
В следующем примере для обобщённой характеристики Очкариков также используется квантор все. Кроме того, слово такие, в отрыве от контекста представляющее пустую номинацию, в данном фрагменте наполняется смыслами, которые приписывает ему рассказчик.
Они ведь все, Очкарики, такие. Им главное название придумать.
They're all like that, the eggheads, the most important thing for them is to find a name for things. (Пер. А. Бьюис.)
В характеристике новичков мы видим снова использование обобщённо-личного местоимения 0/ты, которое относится в первую очередь к самому рассказчику. Восклицание Эх, мать честная! является, несомненно, ярким показателем точки зрения главного героя в плане фразеологии [8: 30].
Эх, мать честная! С этими новичками не знаешь, куда смотреть — то ли в поле смотреть, то ли на них.
Honest to God, with these greenhorns you never know which way to look, at the field or at them. (Пер. А. Бьюис.)
Большая степень обобщения выражается в псевдотавтологической конструкции в примере ниже. Этот способ генерализации рассказчик выбирает для описания социальной группы, к которой он сам принадлежит. Примечательно, что в английском переводе фразы ему бы только зелененьких побольше опускается местоимение 3-го лица: "The more green stuff, the better". В этом, как нам кажется, отразилось стремление передать внутреннюю точку зрения героя, его личную причастность к зарабатыванию «зелененьких».
Сталкер — он сталкер и есть, ему бы только зелененьких побольше, он за зелененькие жизнью торгует.
A stalker is a stalker. The more green stuff, the better. He trades his life for greenbacks. (Пер. А. Бьюис.)
Выделенные в ходе анализа фрагменты позволяют сделать выводы о том, как семантика времени влияет на переводческую стратегию при выборе формального выражения данной категории. В проанализированных примерах прослеживается связь между категориями времени и лица, а именно: в переводе сохраняется настоящее узуальное, которому сопутствует 2-е лицо в обобщённом значении. Прямые обращения к читателю создают иллюзию непосредственного диалога: именно в комментариях по ходу повествования, в своего рода лирических отступлениях рассказчик активно вовлекает читателя в происходящее с ним. Как нам кажется, переводчик не случайно сохранил настоящее время при передаче этих внесюжетных вставок в информативном и гене-ритивном регистре. Описание Зоны Посещения, её артефактов, жителей Хармонта составляет характеристику того неподвластного земной логике мира, который предстаёт для главного героя незыблемым и вечным (отсюда — повествование в настоящем).
Настоящее историческое в переводе О. Бормашенко:
активизация перцептивных образов
В переводе Олены Бормашенко в настоящем времени переданы не только информативные фрагменты, но и перцептивные, описывающие воспринимаемые зримо события. Настоящее историческое в оригинале и переводе Бормашенко
вводит синхронную точку зрения, в то время как Бьюис здесь и далее будет последовательно использовать ретроспективную.
Накануне стоим это мы с ним в хранилище уже вечером, остается только спецовки сбросить, и можно закатиться в «Боржч», принять в организм капельку-другую крепкого.
The night before, he and I were in the repository — it was already evening, all I had to do was throw off my lab suit and I could head for the Borscht to put a drop or two of the stiff stuff into my system. (Пер. А. Бьюис.)
The other day, we're standing in the repository; it's evening already, nothing left to do but dump the lab suits, then I can head down to the Borscht for my daily dose of booze. (Пер. О. Бормашенко.)
С первого предложения мы погружаемся в хронотоп событий, хотя временной дейктик накануне говорит о том, что описываемое уже стало достоянием прошлого для рассказчика. В обоих переводах даётся отсылка к прошлому (the other day, the night before), однако настоящее историческое сохраняется только в переводе О. Бормашенко.
В следующем примере временная локализация событий другая: перед нами уже не «здесь» и «сейчас» говорящего, а более обширный период (уже почти год). В отличие от предыдущего примера, который представляет собой сцену в описательно-репродуктивном регистре, мы видим интерпретацию событий, оформленную в информативном регистре. В переводах мы видим всё ту же разницу в отражении событийного времени.
В общем, Кирилл бьется с этими «пустышками» уже почти год. Я у него с самого начала, но до сих пор не понимаю толком, чего он от них добивается, да, честно говоря, и понять особенно не стремлюсь.
Kirill had been beating his brains out over the empties for almost a year. I'd been with him from the start, but I still wasn't quite sure what it was he wanted to learn from them, and, to tell the truth, I wasn't trying very hard to find out. (Пер. А. Бьюис.)
Anyway, Kirill's been struggling with these empties for almost a year now. I've worked for him from the very beginning, but I still don't get what he wants with them, and to be honest, I haven't tried too hard to find out. (Пер. О. Бормашенко.)
В примере ниже рассказчик возвращается к описанию в репродуктивном регистре. Герой
выступает здесь как наблюдатель: смотрю, какой он стал, как у него глаза запали. Момент наблюдений синхронен времени событий, которое передано как совпадающее с временем рассказа. Метатекстовая отсылка к речевому акту — показатель значит — предполагает субъекта речи [5: 276-277]. В оригинале мы видим чередование форм настоящего исторического и прошедшего в перфективной функции, которое используется относительно той же точки отсчёта. Перцептивно воспринимаемые перемены в облике Кирилла (какой он стал, как у него глаза запали) рассказчик фиксирует при помощи форм прошедшего времени. Таким образом, синхронная перспектива сохраняется даже в случае использования прошедшего времени (в данном случае не абсолютного, а относительного).
Стоим, значит, мы с ним в хранилище, смотрю я на него, какой он стал, как у него глаза запали, и жалко мне его стало, сам не знаю как. И тогда я решился. То есть даже не сам я решился, а словно меня кто-то за язык потянул.
So there we were in the repository. I was watching him and seeing what had happened to him, how his eyes were sunken, and I felt sorrier for him than I ever had for anyone. And that's when I decided. I didn't exactly decide, it was like somebody opened my mouth and made me talk. (Пер. А. Бьюис.)
So, as I said, we're standing in the repository, I'm looking at him, the way he's gotten, how his eyes have sunk in, and I feel sorrier for him than I can say. And then I decide. Except I don't really decide—it's like the words tumble out themselves. (Пер. О. Бормашенко.)
Интересно, что в переводе О. Бормашенко на месте перфективных форм прошедшего времени использован Present Perfect — время, обозначающее результат на момент речи. В переводе Бьюис вся картина описана ретроспективно, поэтому для таксисной связи событий используется также предпрошедшее (Past Perfect — had happened). Какая форма в данном случае наиболее адекватно передаёт семантику оригинальной? Мы склоняемся к переводу Бормашенко, несмотря на формальное сходство оригинала с переводом Бьюис в данных отрывках. Дело в том, что прошедшее время в перфективной функции, как пишет В. В. Виноградов, тесно связано с момен-
^^^ [взаимосвязь литературы и языка]
том речи. В нашем примере налицо именно сохранение результата на момент речи, поэтому значение форм прошедшего времени здесь не сводится к простому предшествованию точке отсчёта.
Мы видим, что в оригинале вслед за описанием Кирилла показатель неожиданности и тогда сигнализирует о сдвиге перспективы, а также о переключении в прошедшее, которое совпадает с регистровым швом — переходом от перцепции (описания, активизирующего позицию наблюдателя) к интерпретации (комментариию рассказчика). В переводах этого переключения не происходит, весь эпизод показан либо в ретроспективе (у Бьюис), либо с синхронных позиций (у Бормашенко).
Итак, при работе с данным фрагментом обе переводчицы устраняют темпоральные переключения, умело использованные Стругацкими: одна в пользу прошедшего времени, другая — в пользу практически тотального настоящего. Суть же стилистического приёма, использованного в оригинале повести, заключается в чередовании форм настоящего и прошедшего времени, которое создаёт особый эффект. Именно в таком значении настоящее время помогает выделить самые значимые, ключевые моменты сюжета и привлечь внимание читателя к ним. К. Чвани использует для такого контрастного употребления термин «настоящее драматическое», подчёркивая его особую композиционную роль [9: 294] (см. также о темпоральных переключениях: [12: 169-171]).
В следующем примере мы имеем дело с таким переключением. Эпизод начинается с глагола с перцептивной семантикой в настоящем времени (вижу), который задаёт синхронную рассказчику точку зрения. Далее переключение в прошедшее фиксирует доступные герою данные его наблюдений.
Вижу, начало до него доходить. Поднял он на меня глаза, прищурился, и появился у него там, за собачьей слезой, какой-то проблеск разума, как он сам обожает выражаться.
I could see that it was beginning to penetrate. He looked up at me, squinted, and a glimmer of reason, as he loved to call it, appeared behind the dog tears. (Пер. А. Бьюис.)
I can tell — I'm starting to get through. He looks up at me, squints, and there in his eyes, behind the dog tears,
appears a glimmer of intelligence, as he himself loves to put it. (Пер. О. Бормашенко.)
Перевод форм прошедшего при помощи настоящего (причём не только Present Perfect, но и Present Simple) выглядит в переводе Бормашенко вполне естественно. О перфективном значении форм настоящего времени, при котором задействована позиция наблюдателя, писали авторы «Коммуникативной грамматики русского языка» [4: 416]. Представляется, что данное замечание можно применить и к английским формам Present Simple. У Бьюис с самого начала весь эпизод помещён в прошедшее (I could see), поэтому точка зрения не меняется на протяжении всего фрагмента.
Отдельно стоит сделать замечание по поводу неточности в переводе Бормашенко фразы начало до него доходить: переводчица меняет субъект данной предикативной единицы (I'm starting to get through). Тем самым рассказчик становится более активным субъектом, который добивается того, чтобы его поняли.
В примере ниже за перфективной формой вылечился следует описание персонажа в репродуктивном регистре с синхронной точки зрения наблюдателя. Форма прошедшего, как и в предыдущих примерах, отсылает к видимому результату на момент событий.
Вылечился мой Кирилл. Уши торчком, хвост пистолетом.
My Kirill was cured. Bright-eyed and bushy-tailed. (Пер. А. Бьюис.)
My Kirill's cured. Good as new and ready to go. (Пер. О. Бормашенко.)
Нередко при помощи настоящего времени переведены глаголы, обозначающие целые цепочки действий, что придаёт повествованию особый динамизм. Как писал В. В. Виноградов, формы настоящего времени способны достигать кинетического потенциала прошедшего времени совершенного вида, но лишь в синтагматике речевого процесса, в их смене [3: 229].
Обратимся к примеру ниже. Действия Кирилла относятся к сфере наблюдаемого и при помощи настоящего времени в переводе Бормашенко сразу визуализируются. Таким обра-
зом, при помощи настоящего исторического «наблюдательный пункт» переносится к читателю, «помещая адресата в непосредственный контакт с повествователем» [5: 289].
Он живо сунул «пустышку» в сейф, прихлопнул дверцу, запер на три с половиной оборота, и пошли мы с ним обратно в лабораторию.
He stuffed the empty into the safe, slammed the door, and locked it with three and a half turns, and we went back into the lab. (Пер. А. Бьюис.)
He promptly stuffs the empty into the safe, slams the door, gives the lock three and a half turns, and comes back with me to the lab. (Пер. О. Бормашенко.)
Описание действий персонажа в изобразительном регистре может перемежаться комментариями рассказчика, как в следующем примере: ясное дело, да и чего здесь было не понять! В данном случае вкрапления эгоцентриков делают акцент на внутренней точке зрения героя.
Он сразу же вытащил карту, нашел этот гараж, пальцем его прижал и посмотрел на меня, и, ясное дело, сразу все про меня понял, да и чего здесь было не понять!..
He pulled out a map, found the garage, put his finger on it, and stared at me. Of course, he immediately figured it out about me — what was there not to understand? (Пер. А. Бьюис.)
He immediately takes out a map, finds this garage, puts his finger on it, gives me a long look, and, of course, immediately figures me out, but then that isn't so hard... (Пер. О. Бормашенко.)
Итак, проведённый сопоставительный анализ позволяет сделать выводы о двух совершенно различных переводческих стратегиях при работе с одним и тем же текстом. Во-первых, переводы по-разному реагируют на регистровые различия в тексте: если А. Бьюис использует настоящее время исключительно во внесюжетных фрагментах информативно-описательного и генеритив-ного регистра, где даётся характеристика Зоны Посещения, то О. Бормашенко сохраняет план настоящего по ходу всего текста, не исключая фрагментов, в которых в оригинале использовано прошедшее время в перфективном значении. Нам представляется предпочтительной вторая стратегия, поскольку в оригинале смена временного плана играет ключевую композиционную роль, а граница между 1-й главой и всеми по-
следующими сигнализирует о резкой перемене в жизни героя и его мировосприятии. Начиная со второй главы, Рэдрик Шухарт уступает место повествователю, как бы замолкая после пережитого потрясения. В переводе А. Бьюис эта разница в восприятии героя не столь ощутима, поскольку всё повествование ведётся в ретроспекции. Тем не менее настоящим временем в этом переводе маркированы внесюжетные эпизоды интерпретационного плана, что позволяет отграничить их от событийных фрагментов в изобразительном регистре.
В переводе О. Бормашенко не только сохраняется заданный в оригинале временной план, но и расширяется сфера применения настоящего времени. Перевод форм прошедшего времени совершенного вида при помощи Present Simple придаёт повествованию динамизм и позволяет ещё более активно вовлечь в него читателя.
ЛИТЕРАТУРА
1. Булыгина Т. В. Я, ты и другие в русской грамматике // Res philologica. Филол. исследования. Памяти акад. Г. В. Степанова. М., 1990. С. 111-126.
2. Виноградов В. В. Русский язык. Грамматическое учение о слове. М., 1947.
3. Виноградов В. В. Стиль «Пиковой дамы» // Виноградов В. В. О языке художественной прозы. Избр. тр. М., 1980.
4. Золотова Г. А., Онипенко Н. К., Сидорова М. Ю. Коммуникативная грамматика русского языка. М., 2004.
5. Падучева Е. В. Семантические исследования. (Семантика времени и вида в русском языке. Семантика нар-ратива.) М., 1996.
6. Уржа А. В. Функциональные спутники настоящего исторического в русских переводах нарративных текстов // Вестн. Московского ун-та. Сер. 9. Филология. 2015. № 1. С. 76-94.
7. Успенский Б. А. Поэтика композиции: Структура художественного текста и типология композиционной формы. М., 1970.
8. Успенский Б. А. Семиотика искусства. М., 1995.
9. Chvany C. V. Verbal Aspect, Discourse Saliency, and the So-called 'Perfect of Result' in Modern Russian // Verbal Aspect in Discourse / Ed. by N. Thelin. Amsterdam, 1990.
10. Declerck R. The grammar of the English tense system: a comprehensive analysis. Berlin, 2006.
11. Urzha A. V. The Foregrounding Function of Praesens Historicum in Russian Translated Adventure Narratives (20th Century) // Slovene. 2016. N 1. P. 226-248.
12. Wolfson N. The conventional historical present alternation // Language. Vol. 55, N 1. Mar., 1979. P. 168-182.
REFERENCES
1. Bulygina T. V. (1990) Ia, ty i drugie v russkoi grammatike [Me, you and others in Russian grammar]. Resphilologica. Filologicheskie issledovaniia. Pamiati akademika G. V. Stepanova [Res philologica. Philological studies. On memory of academician G. V. Stepanov]. Moscow, pp. 111-126. (in Russian)
2. Vinogradov V. V. (1947) Russkii iazyk. Grammaticheskoe uchenie o slove [Russian language. A grammatical study of a word]. Moscow. (in Russian)
3. Vinogradov V. V. (1980) Stil' «Pikovoi damy» [The style "Queen of spades"]. In: Vinogradov V. V. O iazyke khudozhestvennoi prozy. Izbrannye trudy [On the language of literary prose. Selected works]. Moscow. (in Russian)
4. Zolotova G. A., Onipenko N. K., Sidorova M. Iu. (2004) Kommunikativnaia grammatika russkogo iazyka [Communicative grammar of the Russian language]. Moscow. (in Russian)
5. Paducheva E. V. (1996) Semanticheskie issledovaniia. (Semantika vremeni i vida v russkom iazyke. Semantika narrativa) [Semantic research. (Semantics of time and form in the Russian language. The semantics of narrative)]. Moscow. (in Russian)
6. Urzha A. V. (2015) Funktsional'nye sputniki nastoiashchego istoricheskogo v russkikh perevodakh narrativnykh tekstov [Functional companions of the praesens historicum in the Russian translations of narrative texts]. Vestnik Moskovskogo universiteta [The Moscow University Herald] Seriia 9. Filologiia [Series 9. Philology], no. 1, pp. 76-94. (in Russian)
7. Uspenskii B. A. (1970) Poetika kompozitsii: Struktura khudozhestvennogo teksta i tipologiia kompozitsionnoi formy [Poetics of composition: Structure of the literery text and typology of the composition form]. Moscow. (in Russian)
8. Uspenskii B. A. (1995) Semiotika iskusstva [Semiotics of art]. Moscow. (in Russian)
9. Chvany C. V. (1990) Verbal Aspect, Discourse Saliency, and the So-called 'Perfect of Result' in Modern Russian. In: Thelin N., ed. Verbal Aspect in Discourse. Amsterdam. (in English)
10. Declerck R. (2006) The grammar of the English tense system: a comprehensive analysis. Berlin. (in English)
11. Urzha A. V. (2016) The Foregrounding Function of Praesens Historicum in Russian Translated Adventure Narratives (20th Century). Slovène, no. 1, pp. 226-248. (in English)
12. Wolfson N. (1979) The conventional historical present alternation. Language, vol. 55, no. 1, Mar., pp. 168-182. (in English)
[ хроника]
51-й СЕМИНАР РУССКОГО ЯЗЫКА В ГОРОДЕ ТИММЕНДОРФЕР ШТРАНДЕ
(Начало на с. 46,57)
ки и обряды» — доц. СПбГУ И. Г. Гулякова, «Употребление видов глагола в современном русском языке» — доц. СПбГУ Б. Н. Коваленко, «Руская кухня» — доц. СПбГУ И. М. Вознесенская, «Потенциал русского словообразования: учимся понимать и конструировать слова» — д. ф. н., доц. Казанского федерального университета В. А. Косова, «Учимся слушать и слышать русскую речь (практические занятия по аудированию)» — к. ф. н., преподаватель СПбГУ И. В. Левенталь, «Образ России в русской поэзии» — проф. СПбГУ В. М. Мокиенко, «Мастерская переводчика» — ст. преподаватель СПбГУ Г. В. Липис, «Две литературные шутки: «Шуточка» А. П. Чехова и «Шутка» А. Слаповского» — к. ф. н., проф. Санкт-Петербургского Экономического ГУ Е. Н. Петухова, «Русская разговорная речь» — д. п. н., проф. СПбГУ Н. Л. Федотова.
В соответствии с одной из лучших традиций Тиммендорфского семинара, получасовой перерыв между утренними занятиями любители пения посвящали разучиванию и исполнению популярных русских песен (руководители так называемого «русского хора» — И. Г. Гулякова, В. А. Косова, В. М. Мокиенко). Специалисты по методике преподавания РКИ единодушно признают большую значимость песни в изучении грамматики и фонетики, истории, культуры, обычаев России. Воздействуя на эмоции и чувства человека, песня является одним из самых эффективных средств освоения иностранными учащимися русского языка. С большим успехом прошли на семинаре мероприятия, на которых в исполнении слушателей и преподавателей звучали русские песни: литературный вечер «Прощальные стихи о любви: от Пушкина до Высоцкого», вечер русской песни «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались» и заключительный вечер семинара.
По вечерам вниманию слушателей предлагались лекции на самые разные темы, в том числе общего характера. Были прочитаны лекции: «Русский язык сегодня» (В. М. Мокиенко), «Некоторые новые явления в русском языке и общении» (И. М. Вознесенская), «Библейские мотивы в поэзии современного Донбасса» (В. М. Мокиенко), «Сказать почти то же самое» (Г. В. Липис), «История кино» (И. В. Левенталь), «Современные орфоэпические нормы рус-
ского языка» (Н. Л. Федотова), «Чехов и современная литература» (Е. Н. Петухова).
После лекций проводились показы кинофильмов, обсуждавшихся в дальнейшем на занятиях. Были показаны фильмы: «Без границ», «Конец прекрасной эпохи», «Про любовь», «Синдром Петрушки», «Два дня», «Две женщины».
Следует отметить радушие и поддержку местных властей, приветствовавших слушателей и преподавателей на торжественном приёме, посвященном 51-му семинару. На приёме присутствовали: доктор Иоганнес Баар, представители руководства города, представители Российского консульства из Гамбурга.
Каждый, кто побывал хотя бы раз на Тиммендорфском семинаре — и русские преподаватели, и немецкие слушатели и коллеги, — сохраняет в сердце его теплую атмосферу, память о дружеском, сердечном общении в учебной группе: поощрение успехов, доброжелательное отношение, добрые шутки, мягкий юмор, непринужденность, взаимопомощь. По справедливому утверждению Л. А. Вербицкой, этот «удивительный, особый дух доброжелательства, сердечности и юмора родился здесь благодаря доктору Иоганнесу Баару», который много лет руководил семинаром. Многие слушатели уже не один год подряд приезжают на курсы, которые притягивают своей радостной эмоциональной атмосферой, даря участникам встречи со старыми друзьями, возможность приобрести новых, узнать о жизни в России, посмотреть новые российские и лучшие старые советские фильмы, подумать и поспорить о путях развития и взаимодействия наших стран. Более чем пятидесятилетний опыт семинара русского языка в г.Тиммендорфер Штранде позволяет с полной уверенностью говорить обо всем этом как о многолетней великолепной традиции, которая поддерживается его организаторами и участниками.
Следующий, 52-й международный семинар русского языка в Тиммендорфер Штранде состоится 24 сентября — 07 октября 2017 года. Информация о семинаре размещена на сайте: www.Russisches-sprachseminar.de.
Б. Н. Коваленко, СПбГУ;
В. А. Косова, КФУ
