CC BY
29
ПЕРЕВОД РОМАНА ДОСТОЕВСКОГО «БЕСЫ» НА АЗЕРБАЙДЖАНСКИЙ ЯЗЫК В XXI ВЕКЕ: ПЕРЕДАЧА НАЗВАНИЯ, ЭПИГРАФОВ И ХАРАКТЕРА СТАВРОГИНА
М.М. Тагиева
Ключевые слова: Достоевский, «Бесы», эпиграф, Ставрогин, характер, перевод, идея, оригинал, содержание. Keywords: Dostoevsky, The Devils, epigraph, Stavrogin, character, translate, idea, original, content.
DOI 10.14258/filichel(2020)2-06
Произведение Достоевского «Бесы» впервые публиковалось по частям в 1871-1872 годы в журнале «Русский вестник», а полностью в 1873 году в виде книги. Периодически запрещавшийся на родине писателя, роман «Бесы» переводился на многие языки мира. Для сравнения нужно отметить, что роман был переведен на немецкий еще в 1888 году, а на азербайджанский только в 2011 году. Автором перевода является профессор Мамед Коджаев. Оценивший в критической литературе «Бесы» как роман характеров и идей, М. Коджаев подходит к роману с чувствительностью достоевсковеда и переводит его на азербайджанский, тем самым внося в национальное литературоведение драгоценный вклад. Всемирно известные немецкие ученые Ф. Ницше и З. Фрейд серьезно задумывались о главном герое «Бесов» Николае Ставрогине, идея Кириллова оказала влияние на французского писателя и философа А. Камю, Петр Верховенский и его соратники исследовались итальянским режиссером Л. Висконти. В связи с этим возникает вопрос: какие достоинства «Бесов» исследовали, изучили и освоили азербайджанские ученые, исследователи, литературоведы и обычные читатели? До появления перевода к этому роману имела доступ только русскоязычная интеллигенция, и об этом произведении была написана одна кандидатская диссертация («Идеи и характеры в романе Ф.М. Достоевского "Бесы"») К.А. Умудовой, отдельная глава в монографии («Характеры и идеи Ф.М. Достоевского») М.К. Коджаева и несколько научных статей на русском языке.
Передача художественного текста Достоевского с русского на азербайджанский язык обязывает переводчика соблюдать определенные условия. Для переводчика, обратившегося к творчеству
писателя, абсолютного и совершенного знания двух языков недостаточно. Главное - быть исследователем Достоевского, знать его творчество всесторонне, так как, не владея идейным содержанием произведения, не зная характеров, их внутренний мир, душевные мучения и т.д. начинать перевод было бы бесполезной затеей.
На какие существенные моменты необходимо обратить внимание при переводе произведений Достоевского, в том числе и романа «Бесы»? На каких тонкостях нужно сконцентрировать внимание, чтобы звучание перевода являлось адекватным оригиналу? Когда перевод можно считать адекватным? Основная задача, стоящая перед переводчиком, - комплексный подход к переводимому тексту; помимо этого необходимо всестороннее и близкое знание культуры двух народов. Как звучит роман «Бесы» в переводе М. Коджаева, имеющий все вышеперечисленные качества? В поисках ответов на эти вопросы приступим к исследованию текста романа на азербайджанском языке.
Перевод самого названия романа, его спорная вариативность могла быть затруднительным моментом для М. Коджаева. В азербайджанском литературном пространстве различные исследователи по-разному преподносят слово «бесы». Одни переводят как «бесы», другие - как «дьяволы», некоторые - «черти», а четвертые - «шайтаны», хотя нужно помнить и о том, что «беснование» - это ключевое слово, затрагивающее всех героев произведения. Но Коджаев переводит название романа как «Шайтаны». Существует несколько причин. Первая из них - это словарное значение слова «бес». В русско-азербайджанском словаре академика А.А. Оруджева в статье «бес» [Русско-азербайджанский словарь, 1990-1991, с. 72] первым значением слова указано «шайтан». Вторая причина заключается в том, что до перевода М. Коджаева название романа в таком варианте представлялось в разных опубликованных в азербайджанской прессе статьях и в учебнике академика Мамеда Джафара. А с другой стороны, азербайджанские читатели и азербайджанское литературоведение уже приняли произведение под этим заголовком. Поэтому и М. Коджаев сохранил его в своем переводе.
Многозначность перевода названия романа открывает спектр длительным спорам и рассуждениям о значении наиболее подходящего слова. Но достаточно напомнить эпизод из романа: диалог Ставрогина с Тихоном о Боге и Бесе. Когда Ставрогин признается Тихону в ужасном преступлении, в насилии против ребенка, он говорит о ночных видениях, сообщает, что его посещает Бес. Хотя в романе говорится о многих бесах (о революционных бесах, атеистических и
материалистических бесах либерального Запада), центральное место занимает «зло», находящееся в глубине человеческой души.
Роман «Бесы» начинается эпиграфом, взятым из восьмой главы Евангелия от Луки. Интересен тот факт, что роман, начинающийся этими словами, ими и заканчивается. Адекватная передача эпиграфа, несущего в себе идейную нагрузку романа, - одно из важных условий при переводе с одного языка на другой. В конце произведения Софья Матвеевна, продающая религиозные книги, читает Степану Трофимовичу «то же самое место» из Евангелия. А Степан Трофимович в жару и бреду раскрывает значение эпиграфа: «видите, это точь-в-точь как наша Россия. Эти бесы, выходящие из больного и входящие в свиней, - это все язвы, все миазмы, вся нечистота, все бесы и все бесенята, накопившиеся в великом и милом нашем больном, в нашей России, за века, за века! <... > Но великая мысль и великая воля осенят его свыше, как и того безумного бесноватого, и выйдут все эти бесы, вся нечистота, вся эта мерзость, загноившаяся на поверхности... и сами будут проситься войти в свиней. Да и вошли уже может быть! Это мы, мы и те, и Петруша... и я, может быть, первый во главе, и мы бросимся, безумные и взбесившиеся, со скалы в море и все потонем, и туда нам дорога, потому что нас только на это ведь и хватит. Но больной исцелится и «сядет у ног Иисусовых» <...> и будут все глядеть с изумлением...» (Достоевский, 1974, с. 499)1. Найдем этот отрывок в переведенном тексте: «bilirsinizmi, bu, eyniyla bizim Rusiya kimidir. Bu §eytanlar, xastadan gixib donuzun canina dolu§an §eytanlar... Bütün bunlar bizim boyük va aziz xastamizda, bizim Rusiyamizda asrlardan barí, asrlardan barí yigi§mi§ olan xastaliklar, üfunat-lar, girkablardir; bütün §eytanlar va §eytan balalaridir! ... Amma onu yuxaridan boyük fikir va boyük irada qoruyur, ela hamin o cinli dalini qorudugu kimi va bütün bu §eytanlar, girkablar, üst qatda iltihabla§mi§ bu iyrancliklar gixacaq... va ozlari donuzlarin canina dolu§maq istayacaklar. Balka da, artiq dolu§ublar! Va biz, biz va onlar, Petru§a da... balka da birinci olaraq man ba§da olmaqla... biz - aglini itirmi§lar va cinlilar qayadan daniza atilacaq va hamimiz bogulacagiq; ela bela da olmalidir, günki bizim yalniz buna gücümüz gatar. Amma xasta sagalacaq va "isanin ayaqlari altinda oturacaq"... ela hey tabassümla baxacaq...» (Dostoyevski, 2011, c. 642).
Цитата полностью и адекватно переведена на азербайджанский язык, если не учитывать последнее придаточное предложение: «и
1 Здесь и далее в круглых скобках даны ссылки на тексты из списка источников, приведенного в конце статьи.
будут все глядеть с изумлением». В данном примере слово «изумление» прозвучало на азербайджанском, как «улыбка», смотреть с изумлением и смотреть с улыбкой - это разные понятия. Уместным было бы затронуть еще один момент. Учитывая, что цитата - часть устной речи, необходимо обращать внимание на эмоциональность и порядок слов, присущие живой устной речи. Отметим, что из восьми союзов «и» в переводе сохранились только три, повторы («все эти», «вся», «вся эта») сокращены, обобщены и, таким образом, устная речь как бы подчинилась нормам письменной речи. Следующий пример, похожий на предыдущий. В эпиграфе произведения читаем: «И вышли жители смотреть случившееся и, пришедши к Иисусу, нашли человека, из которого вышли бесы, сидящего у ног Иисусовых, одетого и в здравом уме, и ужаснулись» (Достоевский, 1974, с. 5). Для сравнения обратимся тексту на азербайджанском языке: «Sakinlsr ba§ ver3n¡3ri görmsk ügün yola gvxdilar, isanin yanina gsbrsk, §eytanlarin tsrk etdiyi adami Onun ayaqlari altinda geyincskli, agli ba§inda oturan gördübr, d3h§3t3 gsldilsr» (Dostoyevski, 2011, с. 15). Переводчику не удалось сохранить повествовательность, а собственное имя (Иисус) заменено на местоимение (его). Такие стилистические недочеты, конечно, не могут повлиять на содержание переводимого текста, но это является вмешательством в стиль писателя. Следует отметить, что при переводе было упущено из виду дополнительное значение слово «жители».
Насколько бы удивительно это не звучало, Достоевский выбрал для романа «Бесы» два эпиграфа. Выше был проанализирован второй из них. А первый эпиграф взят из второго и шестого четверостишия одноименного стихотворения А.С. Пушкина. В стихотворении, начинающемся с описания путешественников, сбившихся с пути в штормовую ночь, поэт рассказывает о причине такого восстания природы, что разрывает и его сердце на части. Почему же Достоевский обратился именно к Пушкину и его стиху «Бесы»? Достоевский, высоко ценивший творчество Пушкина, назвавший его колыбелью и вершиной русской литературы, во время создания «Бесов» сначала хотел сделать главным героем Степана Трофимовича, всю первую часть из трех существующих посвятил ему, а затем, передумав, сделал главным героем Ставрогина. Представитель молодого поколения Степан Трофимович - как путешественник, мечущийся в разные стороны, попавший в метель, паникующий от испуга, сбившийся с пути, не знающий, в каком направлении идти. Но, несмотря на это, он пытается вести за собой целое молодое поколение, всю молодежь романа. Достоевский, цитируя Пушкина, изображает ситуацию так: «Сбились мы. Что делать нам! /В поле бес нас водит, видно, /Да
кружит по сторонам» (Достоевский, 1974, с. 5). Постараемся внести ясность: с первых страниц произведения писатель хотел сконцентрировать внимание читателя на действии. Перевод глаголов «сбились», «водит», «видно», «кружит» на азербайджанский язык прозвучал адекватно и удачно. При чтении данных глаголов в парах (сбились - водит, видно - кружит) можно раскрыть суть характера Степана Трофимовича, а также всего произведения. На азербайджанском языке эпиграф звучит так: «Yolu azmi§iq biz пэ еёэк? / Gorunur, ддМэ bizi §eytan gэzdirir / Уэ hэr 1эгэ/э firladir» (Dostoyevski, 2011, с. 15). «При переводе эпиграфа притягивает внимание момент использования слова "водит" ("gazdirir"). Дело в том, что, хотя главный герой романа Ставрогин, а "главный учитель", не понимающий своей главной роли беса, не зная куда вести и других, зовущий их за собой -это Степан Трофимович» [Umudova, 2016, с. 249]. Именно в слове «водит» есть оттенок значения «попросту», «от нечего делать», «бессмысленно», «туда-сюда» и т.д. Это представление переводчик сумел сохранить и воссоздать на переводимом языке. Еще одта, на первый взгляд кажущаяся незначительной, деталь - восклицание пушкинского человека, сбившегося с пути («Сбились мы. Что делать нам!»). В переведенном тексте Достоевского эта фраза находит отражение в форме возмущения («Yolu azmi§iq biz пэ edэk?»), что характеризует вмешательство в интонационную эмоциональную окраску оригинала.
Степан Трофимович как представитель целого молодого поколения в романе ведет за собой Ставрогина, Петра, Лизу и др. «Бесы», как уже было сказано выше, это роман характеров, здесь каждый образ обладает неповторимым, своеобразным, в то же время закодированным и по этой причине таинственным характером. Каждый характер, мастерски созданный Достоевским, добавляет новое значение идейному содержанию произведения. «Начиная с 60-х годов XIX века Достоевский создает живые образы героев-идеологов, характеризует их как с нравственной, так и с идеологической стороны» [Tagiyeva, 2020, c. 74]. На примере характера главного героя, в душе которого наряду с западными ценностями и жизненной философией живут также русские национальные ценности и религиозно-нравственные принципы, постараемся исследовать качество перевода всего произведения, тем самым создать общее преставление о тексте романа на азербайджанском языке, о мастерстве его переводчика и т.д.
В лице Ставрогина Достоевский создал трагедию сильной личности, оторванной от народной почвы, потерявшей свои нравственные ценности и представления о добре и зле. М. Коджаев,
прежде чем переводить текст романа «Бесы», исследовал всю галерею образов и характеров и отнес Ставрогина к категории «лишних людей» [Коджаев, 2007, с. 237]. С этой мыслью сталкиваемся и у других исследователей, например, Г.И. Егоренкова пишет: «Ставрогин последний из цепи "лишних людей", дальше типа Ставрогина уже ничего не может быть. Дворянство, по мысли Достоевского, исчерпало себя, породив в этом типе свою кульминацию и свой финал» [Егоренкова, 1978, с. 487].
Писатель создает неповторимый образ, перед глазами читателя герой оживает во всей красе. Повествователь представляет его так: «Это был очень красивый молодой человек, лет двадцати пяти, и, признаюсь, поразил меня <... > это был самый изящный джентльмен из всех, которых мне когда-нибудь приходилось видеть, чрезвычайно хорошо одетый, державший себя так, как мог держать себя только господин, привыкший к самому утонченному благообразию. Не я один был удивлен: удивлялся весь город» (Достоевский, 1974, с. 37). Сравнивая приведенные примеры на двух языках по предложениям, видим, что сохранен синтаксис, лексика, стиль писателя, и поэтому эпизод первого знакомства со Ставрогиным передан полноценно: «Bu, gox gözal cavan bir oglan idi, iyirmi be§ ya§i olardi, etiraf edim ki, o maní heyran etdi... o, indiyadak gördüyüm centlimenlar igarisinda an gözali idi; gox qa§ang geyinmi§di, özünü nacib, xo§ görkama vardi§ etmi§ canablar kimi aparirdi. Taaccüblanan takca man olmadim: bütün §ahar heyrat iginda idi» (Dostoyevski, 2011, 52). Выражения «очень красивый молодой человек», «самый изящный джентльмен» были первыми оценками Ставрогина, полученными со стороны общества. Портрет этого героя в изображении хроникера приводится далее: «Поразило меня тоже его лицо: волосы его были что-то уж очень черны, светлые глаза его что-то уж очень спокойны и ясны, цвет лица что-то уж очень нежен и бел, румянец что-то уж слишком ярок и чист, зубы как жемчужины, губы как коралловые, - казалось бы, писанный красавец, в то же время как будто и отвратителен. Говорили, что лицо его напоминает маску; впрочем, многое говорили, между прочим, и о чрезвычайной телесной его силе» (Достоевский, 1974, с. 37). На азербайджанском данная цитата выглядит так: «Mani bir da onun sifati heyrata gatirmi§di: saglari gox qara idi, agiq-rangli gözlari isa sakit va aydin görünürdü, sifatinin rangi gox inca va ag idi, yanaqlarinin alligi gox parlaq va tamiz idi, di§lari sadaf, dodaqlari kahraba kimi, - gözal §akla banzayirdi, lakin eyni za-manda da, sanki, manfur idi. Deyirdilar ki, onun sifati maskani xatirladir; amma gox §ey deyirdilar, bununla yana§i onun fiziki qüvvasi barada da gox dani§irdilar» (Dostoyevski, 2011, с. 53). Портрет Ставрогина оставляет
двойственное впечатление: с одной стороны, природные данные -красота и сила, с другой - какая-то искусственная искаженность, отвратительность и духовная деформированность. Достоевский передает неподражаемую красоту. Но в этой красоте есть и противоречивость: черные волосы и светлые глаза; белое, румяное лицо, жемчужные зубы и отвратительное лицо, напоминающее маску. Противоречивая красота Ставрогина путем верного подбора цветовой гаммы оживает в представлении читателя как в переведенном тексте, так и в оригинале. Адекватные эпитеты М.Коджаева «жемчужные» и «коралловые» подчеркивают внешнюю привлекательность героя, и их можно считать достоверной находкой переводчика. «Теоретики перевода утверждают, что переводчик должен выбрать для передачи существенные, характерные элементы национально-культурной специфики оригинала, не забывая, как творец о собственных национально-характерных чертах, без которых не мыслима жизнь перевода в новой среде» [Новрузов, 1990, с. 12]. Очень интересны определения, характеризующие портрет: с одной стороны, «писанный красавец», а с другой - «отвратителен» - что это означает? Портрет Ставрогина, как и его характер, носит двойственное значение, его внешней красоте противопоставляется внутренняя порочность, что в переводе находит свое четкое изображение.
Из вышеприведенных цитат становится ясно, что Ставрогин не только красивый, но и физически сильный человек. Ключевое место в раскрытии характера этой сильной личности занимает сцена пощечины, полученной от Шатова, можно сказать, на глазах у всех в имении, когда он вернулся домой из Швейцарии. Найдем этот эпизод в оригинальном тексте: «Едва только он выпрямился после того, как-то позорно качнулся на бок, чуть не на целую половину роста, от полученной пощечины, и не затих еще, казалось в комнате подлый, как мокрый какой-то звук от удара кулака по лицу, как тотчас же он схватил Шатова обеими руками за плечи; но тотчас же, в тот же почти миг, отдернул свои обе руки назад и скрестил их у себя за спиной. Он молча смотрел на Шатова и бледнел как рубашка. Но странно, взор его как бы погасал. Через десять секунд глаза его смотрели холодно и - я убежден, что не лгу, - спокойно. Только бледен был он ужасно» (Достоевский, 1974, с. 166). Повествователь сравнивает лицо Ставрогина в тот момент с лицом человека, который держит в руках закаленное железо. А. Волынский называет его «умственным гипнотиком» [Волынский, Флексир, 1906, с. 359], Л. Гроссман - «голым мозгом» [Гроссман, 1926, с. 34], а С. Аскольдов характеризует его как «кантовский интеллигибельный характер»
[Аскольдов, 1924, с. 22]. Как видно из приведенного выше отрывка, Достоевский тончайшим образом представляет и внутренний, и внешний мир человека. В тексте Коджаева, как и в оригинале, находит свое отражение восторжествование холодного ума и железной воли над чувствительной природой и страстью мщения, происходит доминирование рассудка над чувством. «Рассудок - это единственный демон Ставрогина. Рассудок заполнил и заколдовал его душу, его живые инстинкты и нравственные возможности» [Коджаев, 2007, с. 240]. В тексте перевода ясно слышен резонанс звука пощечины, разносящийся по комнате: «O aldigi z3rb3d3n son-ra biabirgi §зЫМэ boyunun, az qala, yarisi q3d3r yana ssndirlsdi, sonra t3z3c3 ózünü düz3hmi§di ki v3 sif3t3 dsysn yumruq z3rb3sinin algaq, nsmli sssi, dey3s3n, otaqda hala k3silm3mi§di ki, o, ikialli §atovun giynind3n yapi§di; amma el3 o d3qiq3, az qala, el3 h3min an h3r iki 3lini geri g3kdi v3 3lbrini óz arxasinda garpazladi. O susur, §atova baxir v3 get-ged3 r3ngi agarirdi. Q3rib3dir ki, onun baxi§lari, sanki, sónürdü. On saniy3d3n sonra artiq góz-l3ri soyuq v3 - 3min3m ki, yalan demir3m - sakit n3z3rbrb baxirdi. Ancaq r3ngi olduqca qagmi§di» (Dostoyevski, 2011, с. 211-212). «Спокойный, холодный» («soyuq, sakit») взгляд Ставрогина говорит о его гневе. Но переводчик почему-то переводит «пощечину» как «удар».
Вернувший из зарубежья Ставрогин не прежний, это возвращение - начало какого-то нового этапа. Достоевский опять словами повествователя притягивает внимание к изменению черт лица: «Но одно поразило меня: прежде хоть и считали его красавцем, но лицо его действительно «походило Ha маску», как выражались некоторые из злоязычных дам нашего общества. Теперь же, - теперь же, не знаю почему, он с первого же взгляда показался мне решительным, неоспоримым красавцем, так что уже никак нельзя было сказать, что лицо его походит на маску. Не оттого ли, что он стал чуть-чуть бледнее, чем прежде, и, кажется, несколько похудел? Или, может быть, какая-нибудь новая мысль светилась теперь в его взгляде» (Достоевский, 1974, с. 145). Писатель с тонкостью отмечает произошедшее изменение; так как на лице героя уже нет «маски», он смотрится еще красивее. Как справился с этой задачей переводчик? «Amma bir §ey m3ni heyr3t3 g3tirdi: 3vv3lbr onu q3§3ng ki§i adlandirsalar da, onun sif3ti, h3qiq3t3n d3, c3miyy3timizin b3zi diliaci xanimlarinin dediyi kimi, "maskaya ox§ayirdi". Indi is3, indi is3, bilmir3m n3d3n, o, el3 ilk baxi§danca m3n3 góz3l ki§i kimi góründü; artiq onun sif3tinin maskaya ox§adigini da heg cür sóybm3k olmazdi. B3lk3 d3 ona gór3 ki, r3ngi 3vv3lkind3n solgun idi v3 dey3s3n, bir az da ariqlami§di; ya da ola bilsin ki, indi onun baxi§larindayeni birfikrin i§artilari vardi?!» (Dostoyevski, 2011,
с. 188). Встречающиеся с самого начала до конца цитаты слова «но», «не знаю почему», «не оттого ли», «кажется» сохранены в переводе как они есть. Эти вспомогательные части речи, с первого взгляда кажущиеся незначительными, на самом деле шаг за шагом приближают читателя к пониманию настоящего состояния Ставрогина: «новая мысль светилась теперь в его взгляде?» Достоевский в этой части романа не показывает весь процесс изменения героя, завершая мысль вопросительным знаком, старается заставить читателя задуматься. М. Коджаев же, зная суть характера, к вопросительному знаку добавляет восклицательный.
Тонкости характера Ставрогина также находят свое отражение в общении с женщинами. Отношение к Ставрогину таких женщин, как Лиза, Дарья освещает его личность с разных сторон. Будучи представителем высшего общества, Лиза никогда не смогла бы понять Ставрогина, по этой же причине и не могла бы простить. Приведем цитату из сцены их последнего свидания: «у меня тогда, еще с самой Швейцарии, укрепилась мысль, что у вас что-то есть на душе ужасное, грязное и кровавое, и... и в то же время такое, что ставит вас в ужасно смешном виде. Берегитесь мне открывать, если правда: я вас засмею. Я буду хохотать над вами всю вашу жизнь... Ай, вы опять бледнеете?» (Достоевский, 1974, с. 401). Николай хочет признаться в мучившей его сцене самоубийства Матреши, но Лиза не дает ему такой возможности. Обратимся к азербайджанскому тексту: «onda, hala Isvegrada olarkan dü§ünürdüm ki, qalbinizda nasa dah§atli, girkin va qanli bir §ey vardi va... eyni zamanda ela bir §ey ki, o, sizi olduqca gülünc vaziyyata qoyur. dgar bu dogrudursa, onu mana agmaqdan gakinin: siza ri§xand edacam. Omrünüz boyu siza gülacam... Ah, yena da ranginiz qa-gir?» (Dostoyevski, 2011, с. 515-516). М. Коджаев сумел сохранить неполные, высокомерные мысли Лизы, не нарушив эмоциональность речи. Из безукоризненного азербайджанского текста также понятно, что Лиза для него - это светский уровень сознания и личности. Лизе, в том числе и всему светскому обществу, недостает сострадания, способности смотреть на чужие грехи как на свои собственные. Лизе не нужен грешный и преступный Ставрогин, и у него остается единственная надежда - Даша.
Дарья, в отличие от Лизы, - женщина, сумевшая вернуть Ставрогина на национальную почву, понять его, простить все его грехи. Именно поэтому в ответ на ее слова «не хочу быть вашей милосердной сестричкой» Николай пишет письмо, заявляет, что уедет из России и зовет ее в «сиделки». Из этого письма становится ясным отношение Николая к родине, Богу, самой Дарье: «В России я ничем не
связан - в ней мне все так же чужое, как и везде. Правда, я в ней более, чем в другом месте, не любил жить; но даже и в ней ничего не мог возненавидеть!» (Достоевский, 1974, с. 513-514). На азербайджанском языке: «Rusiyada heg пэ Из bagli deyihm - burada h3r §ey, h3r yerd3 oldugu kimi, yaddir. Dogrudur, Rusiyada ya§amagi dig3r yerbrd3n daha gox sevm3mi§3m; amma burada da heg my3 nifr3t ed3 ЫЫэ-тщэт!» (Dostoyevski, с. 661-662). Сравнивая оригинал и перевод, приходим к выводу, что и в переводе предложения лаконичны и соответствуют оригиналу. Переводчик наверняка знает, что эти мысли многократно повторялись в уме и, отшлифовываясь, давно сформировались. Далее Ставрогин пишет: «Друг милый, создание нежное и великодушное, которое я угадал! <... > Ваш брат говорил мне, что тот, кто теряет связи со своею землей, тот теряет и богов своих, то есть все свои цели. Обо всем можно спорить бесконечно, но из меня вылилось одно отрицание, без всякого великодушия и безо всякой силы. Даже отрицания не вылилось. Все всегда мелко и вяло» (Достоевский, 1974, с. 514) («dziz dost, taniya bildiyim inc3 v3 alic3nab m3xluq! <...> Qarda§miz тэт deyirdi ki, kim ki öz torpagi Из 3laq3ni itirir, o, özünün Allahlarini da, уэт öz m3qs3dbrini d3 itirir. Hr §ey bar3-d3 mübahis3 etm3k olar, amma m3nd3 heg bir alw3nabhq v3 heg bir qüvv3 olmadan t3kc3 inkar özünü biruz3 vermi§dir. H3tta inkar da olmami§di. Нэг §ey h3mi§3 ciliz v3 sönükdür» (Dostoyevski, 2011, 662-663)). В приведенном отрывке переводчик вмешивается в стиль Достоевского, в некоторой мере приближая стиль речи героя к литературным нормам. Слово «тот» в начале придаточных предложений заменяется синонимичными вариантами («кто», «он»).
Открытое признание Ставрогина - это самая сильная часть произведения, его смысловой финал. Это признание, вошедшее в главу «У Тихона», создает возможность целиком проанализировать трагедию Ставрогина, и как узловая точка адекватно помещается в переводимом тексте. Эта часть, очень редко входившая в русские издания, не была включена даже в тридцатитомное собрание сочинений писателя, и произведение осталось как бы незаконченным. М. Коджаев, исследователь творчества Достоевского, добавляет эту главу в текст романа на азербайджанском языке и, таким образом, возвращает произведению начальный облик, то есть форму, задуманную Достоевским, в результате роман заканчивается эмоциональным финалом.
Глава «У Тихона» настолько важна для раскрытия идеи произведения и характера Ставрогина, что ее в отдельности можно превратить в тему нового исследования. Рассмотрим несколько
примеров из вышеупомянутой главы. Ставрогин признается отцу Тихону в своем самом тяжком преступлении - в соблазнении Матреши. Объясняя свои поступки, он пишет: «Всякое чрезвычайно позорное, без меры унизительное, подлое, главное, смешное положение, в каковых мне случалось бывать в моей жизни, всегда возбуждало во мне, рядом с безмерным гневом, неимоверное наслаждение. Точно так же и в минуту преступлений, и в минуты опасности жизни... Не подлость я любил (тут рассудок мой бывал совершенно цел), но упоение мне нравилось от мучительного сознания низости» (Достоевский, 1974, с. 14). Эти рассуждения на азербайджанском языке звучат следующим образом: «Hayatim boyu dü§düyüm son daraca biabirçi, olduqca alçaldici, aclaf va asasan da, gülmali vaziyyatlar daim manda hadsiz qazabla yanaçi, olmazin na§a duygusu oyadirdi. Eyniyla da cinayat anlarinda va ya hayatim ûçûn tahlükali anlarda. dgar nayisa ogurlasaydim, ogurluq edan anda aclafligimin son daracasindan na§a hissi düyardim. Man aclafligi sevmirdim (burada idrakim tamamila yerinda olurdu), amma alçaqligin azabli darkindan irali galan na§a xo§uma galirdi» (Dostoyevski, 2011, с. 677). Из слов героя становится ясным, что его жажда к преступлению или грязным проступкам, пусть даже в такой ужасной форме, происходит из желания понять человеческие чувства. Переводчик совершенно адекватно выразил желание Ставрогина вернуться в «живую жизнь». Не может быть иной мысли, чем «упоение мне нравилось от мучительного сознания низости», точно объясняющей характер Ставрогина, что четко прозвучало в переводе на азербайджанский язык.
После прочтения признания отец Тихон говорит Ставрогину: «Некрасивость убьет <... > Есть преступления поистине некрасивые. В преступлениях, каковы бы они ни были, чем более крови, чем более ужаса, тем они внушительнее, так сказать, картиннее; но есть преступления стыдные, позорные, мимо всякого ужаса, так сказать, даже слишком уж не изящные» (Достоевский, 1974, с. 27). В переведенном тексте читаем: «Eybacarlik oldüracak <...> Ela cinayatlar var ki, onlar, haqiqatan da, eybacardir. Cinayatda, onun necaliyindan asli olmayaraq, na qadar çox qan, na qadar boyük dah§at olarsa, o, o qadar da tasirli, neca deyarlar, gozaldir; amma ayibli, biabirçi, heç bir dahçati olmayan, neca deyarlar, hatta haddan çox eybacar cinayatlar da var...» (Dostoyevski, 2011, c. 697). Нейтральные слова богослужителя «некрасивость», «не изящные» переведены как «уродство», потому что именно это ключевое слово подчеркивает основную идейную линию произведения. М. Коджаев намеренно сгущает краски, эмоционально напрягая читателя. Для переводчика соблазнение Матреши - это не
простой проступок, не обычный акт преступления, это - уродство, от которого нет обратной пути к спасению.
Вышеперечисленные цитаты были изображением тех мук, которые перенес Ставрогин, вспоминая историю с Матрешей. «Достоевский, живший среди убийств на каторге и часто сталкивающийся с гибелью людей, хотел предупредить человечество об опасностях пренебрежительного отношения к смерти» [Масолова, 2017, с. 7]. С целью забыть событие, мучившее его душу - оскорбление Матрешы, доведение ее до самоубийства - или же чтобы наказать самого себя, Ставрогин совершает новый проступок - женится на больной, юродивой Марье Лебядкиной по прозвищу Хромоножка. Интересно высказывание самого Ставрогина об этом событии: «В это же время, но вовсе не почему-нибудь, пришла мне идея искалечить как-нибудь жизнь, но только как можно противнее. Я уже год назад помышлял застрелиться; представилось нечто получше. Раз, смотря на хромую Марью Тимофеевну Лебядкину, прислуживавшую отчасти в углах, тогда еще не помешанную, но просто восторженную идиотку, без ума влюбленную в меня втайне, я решился вдруг на ней жениться. Мысль о браке Ставрогина с таким последним существом шевелила мои нервы. Безобразнее нельзя было вообразить ничего» (Достоевский, 1974, с. 20). М. Коджаев перевел эту часть с тонкостью исследователя-достоевсковеда: «Ela bu vaxt, eh hamin sababdan da beynima bela bir ideya galdi ki, oz hayatimi nasa mümkün qadar iyranc §akilda sindirim. Artiq bir ildir ki, ozümü oldürmak fikrina dü§mü§düm; alima bundan da yax§i fürsat dü§dü. Bir dafa buralarda qisman qulluqguluq edan, onda hala aglini itirmami§, amma sadaca co§gun idiot, üstalik da, gizlinda mana vurulmu§ olan (bu barada bizimkilar oyranib bilmi§dilar) golaq Marya Timofeyevna Lebyadkinaya baxaraq birdan-bira qarara galdim ki, onunla evlanim. Stav-roginin bu cür askik maxluqla nikahi asablarimi tarpadirdi. Bundan eybacar bir §ey tasavvüra gatirmak olmazdi» (Dostoyevski, 2011, с. 687). Вникая в суть этих мыслей Достоевского, переведенных на азербайджанский язык, читатель становится очевидцем процесса раздвоения Ставрогина, его переживаний. Как один из ключевых моментов эта часть в переводе звучит удачно и громко. Ставрогин, чтобы «искалечить... жизнь, но только как можно противнее», оценивает то, что «представилось нечто получше». Действительно, «безобразнее нельзя было вообразить ничего». В результате употребления переводчиком нужных слов в нужных ситуациях создается очень глубокая и ужасная гармония значения и содержания.
Таким образом, М. Коджаев в своем переводе не только смог сохранить сцены, раскрывающие характер Ставрогина, его внутренние
мучения, душевные переживания, но и озвучил их достоверно на азербайджанском языке. Переводить адекватно характер героя, занимающего главное место в идейном содержании романа «Бесы», -это значит презентовать произведение азербайджанскому читателю в правильной форме и верном содержании.
В целом, M. Коджаев, на наш взгляд, справился с этой трудной и ответственной задачей, и его первый перевод романа «Бесы» послужит основой для последующих переводов произведения. Работа M. Коджаева должна быть оценена как источник, сближающий два соседних народа, пропагандирующий творчество великого Достоевского в Aзербайджане.
Литература
Aскольдов С., Ллексеев CA. Психология характеров у Достоевского // Ф.Ы. Достоевский. Статьи и материалы. M.- Л., 1924. Сб. 2.
Волынский A^., Флексер A^. Достоевский. Спб., 1906.
Гроссман Л.П., Полонский В.П. Спор о Бакунине и Достоевском. Л., 1926.
Егоренкова Г.И. Проблема общественной психологии в романе Достоевского «Бесы». Трагедия Николая Ставрогина // Известия AН СССР. M., 1978. Вып. 6. Т. 37.
Коджаев M.K. Характеры и идеи Ф.Ы.Достоевского. Баку, 2007.
Ыасолова E.A. Ыотив смерти-воскресения в «Преступлении и наказании» Достоевского и в «Воскресении» Толстого // Филология и человек. 2017. N° 3.
Новрузов Р.Ы. Художественный перевод и проблема взаимодействия, взаимообогащения литератур. Баку, 1990.
Русско-азербайджанский словарь: в 3-х тт. Баку, 1990-1991.
Tagiyeva M.M. Fyodor Dostoyevski yaradiciliginin Azarbaycanda tadqiqi tarixi. Baki, 2020.
Umudova K. F.M. Dostoyevskinin "Çeytanlar" romaninin Azarbaycan dilina tarcümasinin semantik-üslubi problemlari // Elm va manaviyyat zirvasi. Baki. 2016.
Список источников
Достоевский Ф.Ы. Полное собрание сочинений: в 30-ти тт. Л., 1981. Т. X.
Dostoyevski F.M. Seçilmiç asarlari. Çeytanlar. III cild. Baki, 2011.
References
Askol'dov S., Alekseyev S.A. Psichologija harakterov u Dostoevskogo [Psychology of Characters in Dostoevsky] F.M. Dostoevsky. Stat'i i materialy [F.M. Dostoevsky. Articles and Materials]. 1924. Comp. 2.
Volynskij A.L., Flekser A.L. Dostoevskij [Dostoevsky]. St. Petersburg, 1906.
Grossman L.P., Polonskiy V.P. Spor o Bakunine i Dostoevskom [Disput about Bakunin and Dostoevsky]. Leningrad, 1926.
Egorenkova G.I. Problema obshhestvennoj psihologii v romane Dostoyevskogo "Besy". Traghedija Nikolaja Stavrogina [The problem of Social Psychology in Dostoyevsky's Novel
The Devils. The Tragedy of Nikolays Stavrogin]. Izvestiya AN SSSR. [News of the USSS Academy of Sciences]. Moscow, 1978. Iss. 6. Vol. 37.
Kodzhaev M.K. Harakteri i idei Dostoevskogo [Characters and Ideas of Dostoyevsky]. Baku, 2007.
Masolova E.A. Motiv smerti-voskresenija v «Prestuplenii i nakazanii» Dostoevskogo i v «Voskresenii» Tolstogo [The Motive for Death and Resurrection in the Crime and Punishment of Dostoevsky and in the Resurrection of Tolstoy]. Filologija i chelovek [Philology & Human]. 2017. № 3.
Novruzov R.M. Hudozhestvennyj perevod i problema vzaimodejstvija, vzaimoobogashhenija literatur [Literary Translation and the Problem of Interaction, Mutual Enrichment of Literature]. Baku, 1999.
Russko-azerbajdzhanskij slovar' [Russian-Azerbaijani Dictionary]. In 3 vols. Baku, 1990-1991.
Taghiyeva M.M. FyodorDostoyevskiyaradicihgmm Azsrbaycanda tsdqiqi tarixi. Baki, 2020.
Umudova K.A. F.M. Dostojevskinin "Shaytanlar" romanynyn Azerbayjan diline terjumesinin semantik-uslubi problemleri [Semantik-style Problems of F.M. Dostoevsky's Translation of The Devils into Azerbaijani]. Elm ve meneviyyat zirvesi [Pinnacle of Science and Morality]. Baku, 2016.
List of sources
Dostoevsky F.M. Polnoe sobranie sochinenij [Full composition of writings]. In 30 vols. Leningrad, 1974. Vol. X.
Dostoevsky F.M. Sechilmish eserleri. Shaytanlar. III vol. Baki, 2011.
