CC BY
14
ПЕРЕВОД ПЕРИФРАСТИЧЕСКИХ КОНСТРУКЦИЙ С ПРИЧАСТИЕМ И ГЛАГОЛОМ ф* В ИМПЕРФЕКТЕ В ГОТСКОМ И ДРЕВНЕАРМЯНСКОМ ЕВАНГЕЛИЯХ1
Резюме. В статье рассматривается перевод перифрастических конструкций с глаголом dpi в имперфекте, которые засвидетельствованы в четырех Евангелиях, с греческого койне на готский и классический армянский. Готский глагол благодаря своим аналитическим конструкциям ближе следует тенденции копирования оригинала. Выбор между готскими аналитическими конструкциями с причастиями I и II по большей части зависит от акциональности и переходности предикатов, и в меньшей степени - от переводимого греческого причастия. Армянский перевод дальше от оригинала благодаря обширному использованию синтетического имперфекта для передачи греческих причастных конструкций. Здесь выбор формального выражения также в первую очередь зависит от лексических и грамматических свойств предикатов, а не от аналитического подражания греческому оригиналу. И готский, и армянский демонстрируют случаи наречной интерпретации исходных конструкций с причастием в локативных контекстах.
Ключевые слова: койне, готский, классический армянский, акцио-нальность, причастие, перевод.
1. Перифрастические конструкции в новозаветном койне. Идентификация причастных конструкций представляет определенную сложность. Так, в тексте Нового Завета разными авторами насчитывается различное число полностью грамматикализованных предикативных причастных конструкций: 87 (Moulton 1908: 227), 118 (Boyer 1984: 179), 89 (Fanning 1990: 316), еще меньше в (Johnson 2010), где число контекстов в Деяниях и Евангелии от Луки сокращается до 55. Такой разброс определяется субъективными подходами к оценке грамма-
1 Настоящее исследование выполнено в рамках научного проекта «Лексическое и морфологическое варьирование в традиционных индоевропейских текстах», выполняемого по Программе фундаментальных исследований Президиума РАН «Традиции и инновации в истории и культуре», а также при финансовой поддержке ФЦП «Языковое взаимодействие в условиях становления литературных традиций», № 2012-1.2.2-12-000-3004-034.
тического статуса причастия в том или ином контексте как предикативного (лексическое значение предиката выражено причастием, а глагол-связка выражает, главным образом, аспекту-альное значение состояния) или адъективного (бытийный глагол несет собственное лексическое значение, чаще всего в локативном контексте, а причастие выступает в качестве атрибута субъекта). При этом первый тип с трудом отделим от именной предикативной конструкции, включающей субстантивированное причастие. Оценка того или иного употребления как полностью грамматикализованной перифрастической конструкции может опираться как на чисто грамматические критерии, так и на дискурсивный анализ, допускающий субъективные оценки. К. Джонсон (Johnson 2010: 39f.) предлагает исключить из числа перифрастических конструкции со стативным значением (например, Лк. 23:53 ^v Kci^cvoq ‘лежал’) на том основании, что для них было типично прогрессивное или хабитуальное значения. Такой подход представляется не вполне оправданным, ведь в этом случае из рассмотрения исключаются причастия, образованные от стативных глаголов, а также результативные причастия, образованные от глагола действия, лексическое значение которых, очевидно, составляет семантическое ядро соответствующих аналитических предикатов.
С описанной выше проблемой тесно связан вопрос о происхождении перифразы в греческом. Прогрессивное значение конструкций с презентным причастием обнаруживается еще у Геродота2, однако продуктивность этого морфологического типа значительно возрастает в Септуагинте, где хабитуальное и инхоативное употребления приписываются влиянию древнееврейской аналитической конструкции с бытийным глаголом (Ceglia 1998: 31ff.); оттуда конструкция могла проникнуть в Новый Завет, особенно в Евангелие от Луки, в большей степени подражавшего стилю Септуагинты (Amenta 2003: 135; Drinka
2 Вопрос о существовании перифрастических конструкций в индоевропейском праязыке и их развитии в предыстории греческого мало изучен. В этой связи можно упомянуть гипотезу о перифрастическом происхождении форм имперфекта лат. -ё-ba- (duc-e-bam) и ст.-сл. -т-ахъ (вед-т-ахъ), в которых Дж. Джасанофф видит отражение индоевропейской конструкции с предикативной наречной основой на *-eh1 и бытийным глаголом-связкой (Jasanoff 2004). Причастные конструкции с бытийным глаголом встречаются в хеттском языке (см. Шацков 2012).
2011: 46). Согласно другой точке зрения, продуктивность перифрастических конструкций в Новом Завете связана с влиянием арамейского языка (Mounce 1993: 226).
Еще одна точка зрения предполагает, что постепенная грамматикализация перифрастической конструкции началась еще в классический период, а значит, в Новом Завете наблюдается закономерное развитие, не связанное с внешним влиянием (Bjork 1940: 25-36). Специальное исследование К. Джонсона (Johnson 2010), посвященное употреблению конструкций с презентными причастиями в Евангелии от Луки, показало, что помимо аспектуально-временного значения в новозаветном койне эти конструкции, в отличие от морфологического имперфекта, могли иметь дискурсивную функцию, подчеркивая фоновые состояния или процессы. При этом К. Джонсон отмечает, что функционирование таких конструкций как в классическом греческом, так и в новозаветном койне укладывается в теорию грамматикализации конструкций со стативным вспомогательным глаголом, предложенную Дж. Байби (Baybee et al. 1994), согласно которой данные конструкции формируются на базе агентивных конструкций, содержащих элемент с локативным значением. В этой связи К. Джонсон выделяет два типа употреблений: «локативные перифрастические конструкции» (Locative Periphrastics) и «динамические перифрастические конструкции» (Action Periphrastics), которые оба могли выполнять две типичных для них дискурсивных функции - подчеркивание места и времени фонового действия, а также вовлеченности субъекта в действие либо в начале нарративного сегмента, либо при связывании двух нарративных сегментов (Johnson 2010: 135-139).
В корпус настоящего исследования вошло 95 контекстов в том числе: 37 - с активным презентным причастием; 20 - с медиопассивным презентным причастием; 6 - с активным перфектным причастием; 32 - с медиопассивным перфектным причастием. При этом допускается, что в число этих употреблений вошли как полностью грамматикализованные конструкции, так и промежуточные типы. Как видно из приведенного ниже анализа переводов, некоторые из включенных сюда контекстов действительно демонстрируют большую степень адъективации причастий.
Помимо стремления к подражанию языку оригинала, важно также учитывать грамматическую семантику причастий в сис-
теме греческого глагола. Свойственное причастиям настоящего времени значение длительного действия, соотнесенного по времени с управляющим глаголом, позволяет им легко сочетаться с имперфектом глагола si/ii в составе предикативной конструкции как в активном, так и в медиопассивном залоге.
Не менее хорошо имперфект глагола si^i согласуется с результативным значением перфектного причастия. Как известно, конструкция с медиопассивным перфектным причастием и глаголом siii в форме 3 л. мн. ч. имперфекта индикатива регулярно замещает формы 3 л. мн. ч. плюсквамперфекта глаголов, основа которых оканчивается на смычный (McCall 1999). Из рассмотренных здесь контекстов таким образом можно объяс-
^ 3
нить только одно употребление (Ин. 20:19: owqy^evoi ^oav) . При причастиях переходных глаголов оборот выражает значение безличного объектного результатива, а при непереходных
- субъектного результатива.
В отличие от конструкции с медиопассивным перфектрым причастием, конструкция с активным перфектным причастием и глаголом siii в имперфекте не способна замещать другие глагольные формы; вероятно, по этой причине представлена значительно хуже и засвидетельствована в рассмотренных примерах только для глаголов движения и местоположения.
Аористные причастия не образуют конструкции с sifii в имперфекте4.
Ниже представлен анализ особенностей перевода указанных конструкций на древнеармянский и готский в сопоставительной перспективе. При этом особое внимание уделяется взаимо-
3 Ин. 20:19: каг xrov Ouprov кекХегацеуюу опои naav oi paOnxai GwnyM-gvoi Sia xov 9oPov xrov JouSatov; ew drawk pakelovk ur ein asakertkn zotoveal vasn ahin Hreic ‘когда двери дома, где собирались ученики Его, были заперты из опасения от Иудеев’ (см. прим. 7 об употреблении аналитического плюсквамперфекта в древнеармянском). По данным New Testament Transcripts Prototype причастие awny^svoi обнаруживается только как современная написанию корректорская вставка в греческом Синайском кодексе, а также восстанавливается в папирусе P66, одной из древнейших сохранившихся греческих новозаветных рукописей, содержащей почти полное Евангелие от Иоанна. Обе рукописи относятся к Александрийскому типу новозаветного текста и могут указывать на то, что древнеармянский аналитический плюсквамперфект переводит именно ^aav auvnypSvoi.
4 Такая конструкция, впрочем, встречается в позднем койне для оформления плюсквамперфекта, см.: Кисилиер 2011: 60ff.
действию грамматических категорий языка-источника и языка перевода.
2. Перевод греческих перифрастических конструкций на готский и древнеармянский. В силу существенных различий между глагольными системами новозаветного койне, готского и древнеармянского различны и грамматические признаки перифрастических конструкций в этих языках. Представляется интересным установить, каким образом при переводе с греческого на готский и древнеармянский разрешался конфликт между грамматикой (собственным грамматическим значением перифрастических конструкций) и стилистикой (стремлением насколько возможно ближе следовать греческому тексту).
В основу настоящего исследования лег корпус употреблений конструкции с предикативными причастиями в номинативе и глаголом-связкой в имперфекте индикатива, отобранных путем сплошной выборки из четырех Евангелий. Отбор контекстов осуществлялся на базе электронной версии 28-го стандартного научного издания Нового Завета (Nestle&Aland 2013: http://www.nestle-aland.com), а также критического аппарата к важнейшим греческим новозаветным рукописям (проект Мюн-стерского университета New Testament Transcripts Prototype: http://nttranscripts.uni-muenster.de). Подробнее о текстологии Нового Завета см.: Алексеев 2012.
Для готского языка в статье использовалось классическое издание готской Библии (Streitberg 1919). Состояние современных исследований суммировано в публикации Faluomini 2013 и выглядит следующим образом: уже больше века считается, что готский перевод четырех Евангелий сделан по византийскому тексту раннего типа и стоит ближе всего к cod. Alexandrinus (см. Streitberg 1908).
Что же касается трактовок расхождения с греческим текстом в пользу латинского перевода, то здесь в последние десятилетия наблюдается смена подхода. Популярное ранее предположение
о более поздней рецензии готской версии в соответствии с западной традицией (Friedrichsen 1939: 245) с 1990 года сменяется гипотезой о том, что некоторые греческие варианты текста, бытовавшие во времена Вульфилы, могли до нас не дойти, но именно они отражены и в готском, и в латинском переводах (Gryson 1990). При такой трактовке фактов необходимость вводить фактор «поздней рецензии» отпадает. Гипотеза об отсутствии поздней рецензии подкрепляется
сохранностью некоторых редчайших слов и конструкции, которые при рецензии обязательно подверглись бы изменению. Тем не менее, невозможно отрицать текстологические соответствия между готским cod. Argenteus и латинским cod. Brixianus, а также наличие переводческих калек, которые не могли быть
5
сделаны с греческого и, судя по всему, имеют латинский источник. В последнее время все больше принимается версия Г. Лиц-мана (Lietzmann 1919) о том, что в Мезии, где жил Вульфила, имело хождение не только греческое Евангелие, но и его латинский перевод, и Вульфила мог пользоваться им при создании своей версии.
Для древнеармянской версии Нового Завета было использовано критическое издание Нового Завета Б. Кюнцле (Kunzle 1984). В настоящее время идет активная работа по подготовке нового критического издания Библии. Состояние исследований в этой области представлено в публикациях (Alexanian 1995) и (Cowe 2012). Критический анализ 11-ой главы Евангелия от Луки, выполненный Й. Алексняном на материале 55 рукописей
- единственное существенное дополнение к изданию четырех Евангелий Б. Кюнцле, содержит только один релевантный для настоящего исследования контекст - Лк. 11:14 (Alexanian 1982: 135), и в нем не обнаруживается существенных разночтений.
Согласно общепринятой точке зрения, Евангелия были переведены на древнеармянский со старосирийского в первой четверти 5 века; после Эфесского собора 431 г. перевод был отредактирован на основании греческой версии.
По разным оценкам, в основе перевода с сирийского лежит текст, близкий к Диатессарону Тициана (Lyonnet 1950; Williams 1942), либо к четвероевангелию синайского сирийского палимпсеста syrs и Куритонского кодекса syrcur (Voobus 1954). Применительно к настоящему исследованию важно отметить, что в старосирийском использовались причастные конструкции для выражения сложных времен (Muraoka 2005: 67-68).
Греческий текст, по которому выполнялась редакция, отождествляется с ранним вариантом византийского типа текста (Alexanian 1984). Эти предварительные оценки, а также вопрос о позднейших редакциях древнеармянского текста, нуждаются в
5 Один из самых ярких примеров - перевод слова еиапХаухрс, как аттактНъ, что структурно соответствует лат. т1БвпсогБ.
уточнении на основании полного критического издания древнеармянской Библии. Рассмотренные в данном исследовании древнеармянские примеры среди греческих рукописей, учтенных в критическом аппарате New Testament Transcripts Prototype, демонстрируют наибольшую близость с cod. Alexand-rinus (текст Евангелий которого отражает наиболее ранний известный вариант византийского типа текста). Разночтения между Александрийским кодексом и стандартным изданием новозаветного текста касаются причастных оборотов в следующих контекстах: Мк. 5: 40, Лк. 5: 17 и Ин. 20:19.
В готском языке греческие конструкции передаются с помощью аналитических конструкций с причастиями I и II,6 а в редких случаях - при помощи именных сказуемых с прилагательными. Греческие конструкции как с презентными, так и с перфектными причастиями передавались в древнеармянском переводе формами морфологического имперфекта, аналитического плюсквамперфекта и именными сказуемыми. Ниже
6 Готский язык относится к германской группе, поэтому глагольная система по сравнению с греческим выглядит крайне упрощенно. Наличие всего двух времен - презенса и претерита - не позволяет передавать различия между имперфектом, перфектом, аористом и плюсквамперфектом; готский также ограничен в использовании медио-пассивных форм: личные формы имеются только для настоящего времени, а для претерита используется конструкция с глаголами wisan или wairpan и причастием II переходных глаголов. М. М. Гухман (1958: 178) описывает такую конструкцию в претерите как обозначающую «состояние, качество, имевшиеся в прошлом, но являвшиеся результатом предыдущего действия», а также «факт, случившийся в прошлом». А. Ллойд (Lloyd 1979: 153-155) считает, что у таких конструкций имеется три функции: результативный стативный пассив, процедентный пассив и описательный пассив. Г. Феррарези (Ferraresi 2005: 121-124) подчеркивает, что в готском языке и wisan, и wairpan имеют в таких конструкциях не грамматическую функцию, как, например, в современном немецком языке, а полноценную собственную семантику, и эту семантику необходимо учитывать при трактовке готских конструкций: если в фокусе глагол wisan, то в общей семантике будет превалировать процессуальность, а если причастие - то результативность. Что же касается конструкции wisan + причастие I, то здесь находим как осторожные (Гухман 1958: 173, Ferraresi 2005: 123), так и категорические (Drinka 2011: 57) заявления о калькировании этой конструкции с греческого оригинала для выражения длительного либо фонового действия.
В древнеармянском языке причастие прошедшего времени не выражало залог и могло выступать в предикативной функции в составе
представлена попытка установить, какие факторы влияли на выбор того или иного способа перевода.
2.1. Презентное активное причастие с ещ в имперфекте.
Из 37 употреблений такой конструкции в готском переводе до нас дошло только 26. Из них 25 переведены на готский с помощью конструкции wisan + причастие I. Исключение составляет лишь Ин. 11:1 ’Ну 5с Tig doQcvMV Ла^арод ало B^Oaviaq, ск трд кю^пд Маргад каг Мар0ад трд абсАф'лд айтрд, где в готском видим: wasuh pan sums sinks, Lazarus af Bepanias, us haimai Marjins jah Marpins, swistrs izos ‘Был болен некто Лазарь из Вифании, из селения Марии и Марфы, сестры ее’. Это, по всей видимости, связано с тем, что известные нам готские глаголы со значением ‘болеть’ имеют отыменное происхождение: siukan, rupatjan, suqnan, ubil haban. Следует однако отметить, что готский перевод греческого причастия прилагательным находит здесь точное морфологическое соответствие в древнеармянском, ср. Ew er omn hiwand Lazaros i Bet'aneay. В этом выражается близость исходной конструкции с презентным причастием к именному сказуемому.
Типичным способом перевода данной конструкции на древнеармянский является употребление формы имперфекта глагола, соответствующего причастию (22 раза из 37). Сюда относятся предикаты действия (часто деятельности) и состояния с прогрессивным, хабитуальным и стативным аспектуальными значениями. Наиболее частотный пример (7 раз) - ^v 8i8aoKwv; usucarnr ‘он учил’ (e.g. Мт. 7:29).
ряда аналитических конструкций. Конструкция с глаголом-связкой linel ‘быть’ в настоящем времени выражает в общем случае значение результативного перфекта, соотнесенного с настоящим. Употребление этой конструкции допускает синтаксическое выражение категории переходности/непереходности, ср. a) na (nom.) matuceal ё ‘он подошел’; b) namak (nom.) greal ё ‘письмо написано’, либо nma (dat.) greal e z-namak-n (acc.) ‘ему написано письмо’; c) nora (gen.) greal ё z-namak-n (acc.) ‘он написал письмо’ (см. Weitenberg 1985: 11ff.). При активном залоге переходной конструкции субъект выражен генетивом, а глагол-связка выступает в форме 3 л. ед. ч. При постановке глагола-связки в имперфект общая результативная семантика и способность участвовать в перечисленных конструкциях сохраняются. С. Лионне (Lyonnet 1933: 118-143) отмечает специфическое употребление аналитического плюсквамперфекта для оформления антецедента нереального условия в прошлом.
Пограничный характер конструкции с активным причастием между агентивной конструкцией, содержащей элемент с локативным значением, и полностью грамматикализовавшейся глагольной формой проявляется в том, что локативная конструкция может актуализироваться при переводе как самостоятельный предикат. В этом случае сочетание si/ii в имперфекте с активным презентным причастием переводятся как два независимых предиката в имперфекте - один со значением местонахождения (именное сказуемое с участием локативного наречия или именной группы), а другой - глагол, соответствующий греческому причастию, ср. Ин. 1:28 (такая же ситуация в Ин. 5:5, Мк. 15:40, Мк. 10:32): опои Ду о ’Iwavvnc ВаптгСюУ ‘где крестил Иоанн’; ur ein Yovhannes ew mkrter, букв. ‘где был Иоанн и крестил’. При этом в другом аналогичном контексте греческий оборот переводится имперфектом, ср. Ин. 3:23: ’Ну 8с каг о ’Iwavvnc ВапхгСюУ ev Aivwv; Mkrter ew Yovhannes i yAyenovn; ‘А Иоанн также крестил в Еноне’. В одном случае само презентное причастие переводится локативным наречием, ср. Лк. 15:1: Haav §с айтф сгугСоутсс паутсс о! xc^wvai ‘приближались к Нему все мытари’; Ew ein merj ar na amenayn maksawork, букв. ‘и были близко к нему все мытари’.
В ряде случаев греческая конструкция с активным презент-ным причастием, обозначающим непереходное действие, переводится аналитическим предикатом, состоящим из глагола в имперфекте и локативной именной группы, ср. ^oav
vncTS'uovTeg; ein i pahs ‘постились’ (Мк. 2:18); Ду проосихо^суоу; kayin yatawt's ‘молились’ (Лк. 1:10). Такие употребления являются устойчивыми фразеологическими оборотами и, несмотря на существование синонимичных односоставных предикатов (ср. pahel ‘поститься’ и atac el ‘молиться’), по-видимому, должны рассматриваться наряду с другими случаями употребления при переводе имперфекта.
На общем фоне выделяются два случая перевода конструкции с активным причастием аналитическим плюсквамперфектом: 1) Лк. 2:33: каг ду о патДр айтой каг ц ^Дтпр баицаСоутсс; Ew ein hayrn ew mayr nora zarmanaceal ‘Иосиф же и Матерь Его дивились’. Примечательно, что в другом случае конструкция со стативным глаголом эмоции передается имперфектом, ср. Мк. 14:4: лоау 8с Tivcc ауауактойутсс прос еаито^с; Ew asakertk'n zc'arein ‘Некоторые же вознегодовали’. 2) Лк. 13:11: каг Ду диук^птоиоа; ew er karkameal ‘она была скорчена’.
На фоне тенденции к переводу греческой конструкции с активным презентным причастием формами имперфекта, данные случаи выглядят как морфологическая калька.
2.2. Презентное медиопассивное причастие с sijui в имперфекте. Из 20 случаев употребления данной конструкции в древнеармянском переводе сохранились все, а в готском только 12.
В готских примерах наблюдается вариативность: 10 случаев переводятся конструкцией с причастием I, а 2 - конструкцией с причастием II. Выбор причастия, судя по всему, обуславливается значением готского глагола. Так, вторым причастием переведены греческие конструкции цу OUVSXO^CVn was anahabaida ‘была объята’ (Лк. 4:38) и ^v PooKo^evn was haldana ‘паслось’, букв. ‘было пасенным’ (Мф. 8:30).8 В случаях, когда выбирается вариант с причастием I, в готском фигурируют глаголы beidan ‘ждать’ (Лк. 1:10, Мк. 15:43), ufhausjan
‘повиноваться’ (Лк. 2:51), anakumbjan ‘возлежать’ (Лк. 5:29, Ин. 13:23), gaggan ‘идти’ (Лк. 9:53), sik warmjan ‘греться’ (Ин. 18:18, Ин. 18:25), sitan ‘сидеть’ (Мф. 27:61, Мк. 2:6).
Таким образом, причастие I мы наблюдаем при употреблении непереходных и, по всей видимости, возвратных (sik warmjan) глаголов; это ожидаемое употребление для глаголов со значением ‘сидеть’, ‘стоять’, ‘лежать’ и т.п.; глаголы beidan и ufhausjan способны принимать дополнения только в генитиве и дативе соответственно, и несмотря на теоретическое наличие пассивного причастия от beidan, в готском тексте Нового Завета оно ни разу не встречается. К сожалению, с причастием II наблюдается всего два случая употребления - большой процент текста, где в греческом языке наблюдается медиопассивное причастие, в готском варианте утрачен. Но можно предположить, что выбор причастия II в обоих случаях обусловлен переходностью готского глагола.
о
Примечательно, что в издании Nestle&Aland причастие в данном контексте согласовано с атеАл ‘стадо’ и глаголом-связкой, тогда как в cod. Alexandrinus (единственном из учтенных в New Testament Transcripts Prototype рукописей) причастие согласовано с yoiorov ‘свиней’: fiv Ss £K£i атеАп xoiprov iKavrov Bogkousvcpv sv хф opsi. В древнеармянском прилагательное согласовано с eramak ‘стадо’, т. е. ‘пасущееся стадо свиней’, а в готском - с sweine ‘свиней’, т.е. ‘стадо пасущихся свиней’. В аналогичном контексте Мт. 8:30 определение согласовано со словом ‘стадо’ во всех трех языках.
В древнеармянском переводе данная конструкция находит соответствие в 19 контекстах. Из них наиболее частотным (13 раз) является употребление при переводе форм имперфекта, включая описанные выше составные сказуемые в имперфекте kayin yatawts ‘молились’ (Лк. 1:10) и akn uner ‘ожидал’ (Мк. 15:43).
Наряду с имперфектом представлено три случая перевода с помощью именного сказуемого: Лк. 2:51 (^v vnornooo^cvog ‘был подчиняющимся = подчинялся’; er hnazand ‘был послушный’) и Лк. 8:32, Мт. 8:30 (Ду Рооко^суд ‘было пасущимся = паслось’; er arawtakan ‘было полевым, относящимся к пастбищу’). При этом возникает вопрос о степени граммати-кализованности конструкции в греческом и о синтаксическом статусе прилагательного в переводе (часть именного сказуемого или определение субъекта в локативной конструкции), ср. Лк. 8:32: ^v 8с сксТ aycAn %oipwv iKavwv PooKo^cvn sv тф opci; Ew er and eramak mi xozic bazmac arawtakan i lerinn (см. прим. 8).
Наконец, 3 раза греческая конструкция переводится аналитическим плюсквамперфектом. Во всех трех случаях в греческих контекстах употреблены дериваты стативного глагола кгТ^аг ‘лежать’ (Лк. 5:29 катакгг^суог; Лк. 23:53 Ksi^svog; Ин. 13:23 avaKsi^svog). Наряду с этим в 3-х контекстах тот же глагол переводится формами имперфекта (Мк. 5:40 avaKci^cvov; Ин. 2:6 Kci^cvai; Ин. 20:7 Kci^cvov). При этом наблюдается следующая закономерность: имперфект употребляется при неодушевленном субъекте (Ин. 2:6; Ин. 20:7) или для перевода неконтролируемого состояния (Мк. 5:40), в то время как аналитический плюсквамперфект употребляется при одушевленном, контролирующем свое состояние субъекте (Лк. 5:29; Ин. 13:23), либо для перевода безличного объектного результатива (Лк. 23:53).
2.3. Перфектное активное причастие с sijui в имперфекте.
Из 6 греческих контекстов в древнеармянском представлены все, а в готском - 5.
И в готском и в древнеармянском контексты распадаются на две группы. В одну попадают употребления стативного глагола местоположения (сотюд: Лк. 5:1; Ин. 18:18, 18:25), которые передаются конструкцией с причастием I в готском и имперфектом в древнеармянском, ср. Ин. 18:18 Ду 8с каг о Пстрод ^ст’ a'UTwv сотюс ; was mip im Paitrus standands ; kayr 3nd nosa ew Petros ‘и Петр стоял с ними’.
В другую группу попадают результативные предикаты: субъектный результатив от глагола движения (auvsAnAuBoxeg: Лк. 5:17; Лк. 23:55) и объектный результатив от глагола разрушения (апоАюАюд: Лк. 15:24); они выражены конструкцией с причастием II в готском и аналитическим плюсквамперфектом в древнеармянском, ср. Лк. 5:17 оТ лоау ашсАпАиботсд9 ек паапд кю^пд; wesun gaqumanaius allamma haimo; or zotoveal ein yamenayn k'atak'ac ‘которые собрались из всех селений’.
2.4. Перфектное медиопассивное причастие с sijui в имперфекте. В древнеармянском переводе нашли отражение все новозаветные употребления, учтенные в настоящем исследовании (32 примера), в то время как в готском сохранилось лишь 19 интересующих нас контекстов.
Пассивные употребления греческих причастий систематически переводятся в готском конструкцией с причастием II (14 раз), а в древнеармянском - аналитическим плюсквамперфектом (16 раз). Единственное исключение составляет готский перевод Лк. 18:34 was pata waurd gafulgin (^v то рД^а тойто KCKpu^svov) ‘смысл был от них скрыт’, где KSKpuppevov переводится отглагольным прилагательным.
Медиальные контексты в общем случае переводятся теми же формами (ср. также описанный выше перевод конструкций с активными перфектными причастиями от непереходных глаголов) за двумя исключениями, совпадающими в готском и древнеармянском переводах.
Во-первых, конструкция с причастиями, образованными от (оиу)кабп^аг ‘сидеть’ (Лк. 5:17, Мк. 2:6, Мк. 14:54), переводятся все три раза в готском с помощью причастия I, а в древнеармянском с помощью имперфекта, таким же образом, как и греческая конструкция с активным перфектным причастием непереходного глагола местоположения сатюд (см. выше).
Во-вторых, конструкция с napaAsAupevog переводится именным сказуемым с прилагательным (гот. uslipa, др.-арм. andamaloyc) в синтаксическом контексте определительного придаточного - Лк. 5:18: каг гбой avSpcg ф8pоvт8g епг KAivng
9 В Ке8г1е&Л1апё - еАпАиОбтес, однако чтение аиуеАпАиОбтес, засвидетельствованное только Александрийским кодексом, находит параллель в приставочном готском глаголе и др.-арм. прич. £о1оува1 от 1о1оув1 ‘собираться’.
avBpwnov oq rcapaAcAuusvoc ‘вот, принесли некоторые на постели человека, который был расслаблен’.
3. Выводы. В настоящем исследовании были сопоставлены способы передачи греческих перифрастических конструкций с бытийным глаголом в имперфекте в готском переводе и ранней древнеармянской редакции, выполненных с новозаветного текста раннего византийского типа, близкого к cod. Alexandrinus. Готская и древнеармянская версии демонстрируют в этом отношении ряд сходств и различий.
Неоднозначность грамматической интерпретации греческой конструкции находит отражение в переводах (причастия заменяются прилагательными и даже существительными; в армянском языке есть случаи расщепления исходной конструкции на два предиката); не исключено, что в дальнейших исследованиях данные переводов можно будет учитывать для оценки статуса греческих перифрастических конструкций и степени их грамматикализации.
В общем случае греческие конструкции с презентным активным причастием в готском переводятся конструкцией причастия
I с бытийным глаголом в претерите, а в древнеармянском -морфологическим имперфектом. Отдельные случаи употребления в древнеармянском аналитического плюсквамперфекта для перевода предикатов эмоционального и физического состояния (Лк. 2:33 и Лк. 13:11) можно расценивать как
морфологические кальки.
В случае конструкций с медиопассивным причастием ситуация несколько сложнее. В готском языке выбор между причастием I и причастием II делается на основании переходности либо непереходности готского глагола, который используется при переводе. Если глагол непереходный, то выбирается причастие I; в противном случае используется конструкция с причастием II. В древнеармянском при переводе данной конструкции, как и в случае с активными причастиями, употребляется имперфект, либо составное именное сказуемое с бытийным глаголом в имперфекте. Исключение составляет перевод с помощью аналитического плюсквамперфекта оборота, образованного от стативного глагола кбщш ‘лежать’ в значении объектного результатива (Лк. 23:53), либо его приставочных дериватов в значении статива при одушевленном субъекте (Лк. 5:29; Ин. 13:23).
Наконец, перевод конструкций с перфектными причастиями обоих залогов зависит от акциональных характеристик предиката. Конструкция с причастием от стативного глагола местоположения (Їотлщ, (оиу)к&0п^аі) переводится, как и в случае с активным презентным причастием - оборотом с причастием I в готском и имперфектом в древнеармянском. Результативная конструкция с причастиями от динамических глаголов переводится конструкцией с причастием II в готском и аналитическим плюсквамперфектом в древнеармянском.
Таким образом, можно утверждать, что греческая перифраза, вопреки распространенному мнению, оказала минимальное влияние на употребление причастных конструкций как в готской, так и в древнеармянской версиях Нового Завета. В гораздо большей степени употребление таких конструкций определялось лексической и грамматической семантикой предикативных конструкций оригинала.
Литература
Алексеев 2Q12 - Алексеев А. А. Текстология Нового Завета и издание Нестле-Аланда. СПб., 2Q12.
Гухман 1958 - Гухман М. М. Готский язык. М., 1958.
Кисилиер 2Q11 - Кисилиер М. Л. Местоименные клитики в «Луге духовном» Иоанна Мосха. СПб., 2Q11.
Шацков 2Q12 - Шацков А. В. Split auxiliary system in Hittite? // Индоевропейское языкознание и классическая филология - XVI. Материалы чтений, посвященных памяти проф. И. М. Тронского 18-2Q июня 2Q12 г. / отв. ред. Н. Н. Казанский. СПб., 2Q12. С. 87Q-7б.
Alexanian 1982 - Alexanian J. M. The Armenian Version in Luke and the question of the Caesarian text. PhD diss. The University of Chicago, 1982.
Alexanian 1995 - Alexanian J. M. The Armenian Version of the New Testament // The Text of the New Testament in Contemporary Research Essays on the Status Quaestionis / Ed. by B. D. Ehrman and M. W. Holmes. Grand Rapids, 1995. P. 157-172.
Amenta 2QQ3 - Amenta L. Perifrasi aspettuali in greco e in latino: origini e grammaticalizzazioni. Milano, 2QQ3.
Baybee, Perkins, Pagluica 1994 - Baybee J., Perkins R., Pagluica W. The evolution of grammar: tense, aspect, and modality in the languages of the world. Chicago, 1994.
Bjorck 194Q - Bjorck G. HN AIAALKQN: Die periphrastischen
Konstruktionen im Griechischen. Uppsala; Leipzig, 194Q.
Boyer 1984 - Boyer J. L. The Classification of Participles: A Statistical Study // Grace Theological Journal. 1984. T. 5/2. P. 1б3-79.
Ceglia 1998 - Ceglia G. L’evoluzione della construzione perifrastica verbale nel greco del nuovo testamento // Archivio Glottologico Italiano. 1998. Vol. 83. P. 20-44.
Cowe 2012 - Cowe S. P. The Armenian version of the New Testament // The Text of the New Testament in Contemporary Research: Essays on the Status Quaestionis / 2nd ed. by B. D. Ehrman and M. W. Holmes. Leiden; Boston, 2012. P. 253-292.
Drinka 2011 - Drinka B. The sacral stamp of Greek: periphrastic constructions in new testament translations of Latin, Gothic, and Old Church Slavonic // Indo-European syntax and pragmatics: contrastive approaches. Oslo Studies in Language, 2011. Vol. 3/3. P. 41-73.
Faluomini 2013 - Faluomini C. The Armenian Version of the New Testament // The Text of the New Testament in Contemporary Research Essays on the Status Quaestionis / Ed. by B. D. Ehrman and M. W. Holmes. Brill, 2013. P. 329-350.
Fanning 1990 - Fanning B. M. Verbal aspect in New Testament Greek. New York, 1990.
Ferraresi 2005 - Ferraresi G. Word Order and Phrase Structure in Gothic. Peeters, 2005.
Friedrichsen 1926 - Friedrichsen G. W. S. The Gothic Version of the Gospels. A Study of its Style and Textual History. London, 1926.
Gryson 1990 - Gryson R. La version gotique des evangiles. Essai de reevaluation // Revue theologique de Louvain. 1990. Vol. 21. P. 3-31.
Jasanoff 2004 - Jasanoff J. “Stative” *-e- revisited // Die Sprache. 2002-03 [2004]. Vol. 43. P. 127-170.
Johnson 2010 - Johnson C. E. A discourse analysis of the periphrastic imperfect in the Greek New Testament writings of Luke. PhD diss. The University of Texas at Arlington, 2010.
Kunzle 1984 - Kunzle B. O. Das Altarmenische Evandelium. Bern; New York, 1984.
Lietzmann 1919 - Lietzmann H. Die Vorlage der gotischen Bibel // Zeitschrift fur deutsches Altertum und deutsche Literatur. 1919. Vol. 56. P. 249-278.
Lloyd 1979 - Lloyd A. L. Anatomy of the Verb. The Gothic Verb as a Model for a Unified Theory of Aspect, Actional Types, and Verbal Velocity. John Benjamins, 1979.
Lyonnet 1933 - Lyonnet S. Le parfait en armenien classique. Paris, 1933.
Lyonnet 1950 - Lyonnet S. Les origines de la version armenienne
et le Diatessaron. Rome, 1950.
McCall 1999 - McCall B. On the rise of periphrasis in the Greek Perfect Medio-Passive: a phonological trigger for syntactic change. LING L760 Diachronic Syntax. Indiana University, 1999. http://www.betsymccall.net/edu/ling/mediopassive.pdf.
Moulton 1908 - Moulton J. H. A Grammar of New Testament Greek. Vol. I. Edinburgh, 1908.
Mounce 1993 - Mounce W. D. Basics of Biblical Greek. Grand Rapids, 1993.
Muraoka 2005 - Muraoka T. Classical Syriac. A basic grammar with a chrestomathy. 2nd ed. Wiesbaden, 2005.
Streitberg 1919. - Streitberg, W., ed. Die gotische Bibel, vol. 1: Der gotische Text und seine griechische Vorlage: Mit Einleitung, Lesarten und Quellennachweisen sowie den kleineren Denkmalern als Anhang. 2d rev. ed. Germanische Bibliothek II.3/1. Heidelberg, 1919.
Vogt - Vogt H. Les formes nominales du verbe armenien // Norsk Tidsskrift for Sprogvidenskap 8: 5-70.
Voobus 1954 - Voobus A. Early Versions of the New Testament. Stockholm, 1954.
Weitenberg 1986 - Weitenberg J. Infinitive and participle in Armenian // Annual of Armenian linguistics. 1986. Vol. 7. P. 1-26.
Williams 1942 - Williams C. S. C. Syriacisms in the Armenian Text of the Gospels // Journal of Theological Studies. 1942. Vol. 43. P. 161-167.
S. D. Kleiner, P. A. Kocharov. The translation of periphrastic constructions with imperfect forms of eijii attested in the four Gospels from Greek Koine to Gothic and Classical Armenian
The present article concerns the translation of periphrastic constructions with imperfect forms of ei^i attested in the four Gospels from Greek Koine to Gothic and Classical Armenian. The Gothic verb better fulfills the stylistic trend to copy original working due to its analytic constructions. The choice between the Gothic analytic constructions with present or past participle largely depends on actionality and transitivity of the underlying predicates and to a lesser extent - on the corresponding Greek participle. The Armenian translation is more distant from the original due to the extensive use of synthetic imperfect to render the Greek participial constructions. Again, the choice of formal expression is primarily governed by the lexical and grammatical features of predicates rather than analytism imitating the Greek original. Both Gothic and Armenian show cases of adverbial interpretation of the original participial constructions in locative contexts.
