ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
УДК 820
© Д.Н. Жаткин, Т.В. Корнаухова
Перевод П.И. Вейнбергом «Школы злословия» Р. Шеридана в контексте традиций осмысления этого произведения в России*
Проведен сопоставительный анализ перевода П.И. Вейнбергом «Школы злословия» Р. Шеридана (1875) и переводов этой пьесы, выполненных интерпретаторами последующего времени.
Ключевые слова: П.И. Вейнберг, Р.Б. Шеридан, «Школа злословия», републикация, комедия, шекспировский первоисточник, последующий перевод.
D.N. Zhatkin, Т. V. Kornaukhova
P.I. Weinberg's translation of «The School for Scandai» by R. Sheridan in the context of interpretation traditions of this work in Russia
The article presents a comparative analysis of P.I. Weinberg's translation of «The School for Scandai» by R. Sheridan (1875) and the translations of this play by the later authors.
Keywords: P.I. Weinberg, R.B. Sheridan, "The School for Scandal", republication, comedy, Shakespeare's original, subsequent version.
Перевод «Школы злословия» («The School for Scandal») Р.Б. Шеридана, выполненный П.И. Вейнбергом, появился в печати в 1875 г. в серии книг «Европейские классики в русском переводе под ре-дакциею Петра Вейнберга», издававшейся в типолитографии А.Е. Ландау, и с тех пор более не ре-публиковался. К моменту появления вейнберговского прочтения «Школы злословия» история ее русских переводов насчитывала около века, начиная с выполненного Екатериной II в 1787 г. незавершенного вольного переложения части первого действия, разбитой на пять явлений. Уже этот фрагмент показал возможности интерпретации пьесы Шеридана применительно к русской действительно -сти, широко использованные анонимным переводчиком, выполнившим с немецкого языка-посредника перевод под названием «Школа клеветы, или Вкус пересуждать других. Из сочинений младшего Шеридана, подражание с аглинского на немецкий, а с немецкого переведено на российский язык», увидевший свет в 1791 г. В 1793-1794 гг. И.М. Муравьев-Апостол сделал первый полный перевод английского оригинала комедии для эрмитажного спектакля (первая постановка в 1793 г., публикация в 1794 г.); в этой интерпретации «Школа злословия» несколько раз ставилась в различных театрах Петербурга с участием видных русских актеров ХУШ в. [Кагарлицкий, с. 478]. По словам Н.Е. Ерофеевой, всем этим произведениям свойственна существенная доля русификации, причем приближение к русским нравам осуществлено через говорящие имена и фамилии, например, в переводе с немецкого Екатерины II - Пустобаева, Болтавняк, Наружников, Белочернова, в переводе с английского И.М. Муравьева-Апостола - Досажаев, Насмешкина, Лукавин [Ерофеева, с. 6-7].
О популярности «Школы злословия» в России свидетельствовали многочисленные переделки, созданные в XIX - начале XX в., в частности, опиравшаяся на текст перевода И.М. Муравьева-Апостола комедия в стихах А.И. Писарева «Лукавин» (1823), комедия А. А. Соколова «Наследство золотопромышленника» (1872), написанная по образцу мещанской драмы, пьеса Г.Н. Грессера «Школа злословия (Свет и тени)» (1902). Однако вплоть до появления в 1875 г. перевода «Школы злословия», выполненного П.И. Вейнбергом, первым и единственным полным прочтением английского оригинала продолжал оставаться перевод, сделанный еще в XVIII в. И.М. Муравьевым-Апостолом и уже не удовлетворявший изменившимся требованиям к переводчику и результатам его деятельности.
* Статья подготовлена в рамках реализации проекта по гранту Президента РФ МД-2112.2013.6 «Текстология и поэтика русского художественного перевода XIX - начала XXI века: рецепция поэзии английского романтизма в синхронии и диахронии».
После вейнберговского перевода на страницах № 1 и 2 журнала «Пантеон литературы» за 1892 г., а вскоре и отдельным изданием появился перевод Вс.Е. Чешихина-Ветринского (1892), долгое время считавшийся образцовым, а потому републиковавшийся вплоть до 1931 г., когда в издательстве «Academia» вышло одно из лучших его изданий с предисловием П.С. Когана и вступительной статьей «Ричард Бринели Шеридан (1751-1816)» Е.И. Замятина. По наблюдению Н.Е. Ерофеевой, П.И. Вейн-бергу принадлежал наиболее точный литературный перевод пьесы в традиционном ключе как комедии нравов, но он представил образ российского Тартюфа, затушевав просветительский смысл; у Вс.Е. Чешихина-Ветринского, напротив, на первый план вышло сатирическое начало в традициях А.Н. Островского, переводчик глубже проникнул в замысел комедии [Ерофеева, с. 9]. Среди переводов комедии Шеридана, относящихся к самому концу XIX - началу XX в., И.В. Лазарева упоминала также работы А.В. Погожевой, З.А. Венгеровой и Т.Л. Щепкиной-Куперник и отмечала, что в интерпретации первого из этих авторов комедия была с большим успехом поставлена в 1902 г. на сцене Московского Малого театра, что положило начало богатой истории «Школы злословия» на русской сцене ХX в. [Лазарева, с. 9]. Последним по времени переводом комедии, признаваемым ныне наиболее удачным, явился перевод М.Л. Лозинского, выполненный для Государственного театра комедии в Ленинграде: первое представление состоялось 25 апреля 1937 г., первая публикация была осуществлена в 1941 г.
Как видим, перевод П.И. Вейнберга стал во многом той «отправной точкой», от которой отталкивались создатели всех последующих переводов «Школы злословия» в 1890-1930-е гг. В связи с этим представляется интересным не только сопоставление английского оригинала и перевода П.И. Вейнберга, но и привлечение материала последующих переводов Вс.Е. Чешихина-Ветринского, А.В. Погожевой, М.Л. Лозинского с целью выявления в них возможного вейнберговского влияния.
Для перевода Вейнберга характерна русификация отдельных имен действующих лиц, свойственная классицистическим прочтениям английского произведения Екатериной II и И.М. Муравьевым-Апостолом, но совершенно чуждая всем позднейшим переводам, например, Ехидный (snake - змея, гадина, предатель, подлец, ползать, пресмыкаться; снэк у А.В. Погожевой, снейк у Вс.Е. Чешихина-Ветринского и М.Л. Лозинского), Беззаботный (careless - легкомысленный, беспечный; Кэрлес у А.В. Погожевой, Кейрлесс у Вс.Е. Чешихина-Ветринского и М.Л. Лозинского).
Однако в большинстве случаев Вейнберг все же придерживался принципа передачи имен с помощью фонетической транскрипции: Sir Peter Teazle (от tease («задира») или teasel («ворсить»)) - сэр Петер Тицль (сэр Питер Тизл у других переводчиков), Crabtree (от crab или crab-tree («сварливый, придирчивый, выискивающий недостатки человек»)) - Кребтри (мистер Крэбтри у других переводчиков), Rowley (распространенная английская фамилия) - Роули (Роули/Раули у других переводчиков), Moses (распространенное еврейское имя) - Моисей (Мозес/Мозэс у других переводчиков), Trip (от trip («ложный шаг, обмолвка»)) - Трип, Lady Sneerwell (от sneer («насмешка, осмеяние, издевка, колкость, насмехаться, глумится, издеваться, высмеивать») + well («как следует, основательно»)) -леди Снирвель (леди Снируэл у других переводчиков) и др. Очевидно, что Вейнберг предпринял первую, причем не совсем удачную попытку транскрибирования имен героев пьесы Шеридана; в основном эти имена были восприняты в русской литературе в позднейшей транскрипции Вс.Е. Чешихина-Ветринского.
Помимо сказанного множество говорящих фамилий включено Шериданом в светские разговоры (д. I, сц. 1; д. II, сц. 2): Miss Gadabout (от «бродяга, бездельник, непоседа»), Mrs. Festino (от festival -праздник), Colonel Cassino (от casino - казино), Lord Boffalo (от buffalo - буйвол, пугать, обманывать), Sir Harry Bouquet (от букет, комплимент, любезность), Lord Spindle (от веретено), Sir Thomas Splint (от лыко, осколок, заноза), Captain Quinze (от названия карточной игры), Mr. Nickit (от nick it - попасть в точку, угадать), Miss Letitia Piper (от волынщик, курильщик трубки), Lady dowager Dundizzy (от dun - надоедать, докучать + dizzy - головокружение, глупый) и др. [Sheridan, p. 14-18, 27-30].
Некоторые упоминаемые Шериданом имена собственные (Miss Piper, Mrs. Ponto, Lady Dundizzy) отсутствуют в переводе Вейнберга в силу того, что пространный эпизод о безосновательном создании слухов (на примере того, как рождение двойни у овцы было приписано ее хозяйке) был опущен. В остальном в прочтении Вейнберга угадываются английские фамилии: мисс Гадебут, сэр Филигри Флирт, мисс Прим, мистрис Фестино, полковник Кассино, мистер и мистрис Гонимун, мисс Тэтль, лорд Бэффль, сэр Гарри Букет, Том Соунтер, лорд Спиндель, сэр Сплинт, капитан Кэнц, мистер Никит, леди Фрицль, мистрис Дроузи, мисс Найсли и др. [Шеридан, 1875, с. 13-19]. Однако и в данном
случае приходится говорить, что основой для всех последующих прочтений стал перевод Вс.Е. Че-шихина-Ветринского, отличающийся не только большей точностью в транскрибировании, но и привнесением отдельных примечаний, поясняющих смысл фамилий, например, м-р и м-с Хонимун (медовый месяц), мисс Таттл (от гл. tattle - сплетничать), Том Соунтэр (гуляка), леди Фризл (кудряшка), м-с Драузи (соня), мисс Найсли (от nice - красивый), леди Бэтти Кэррикл (двухколесный экипаж), мисс Вермильон (румяна), м-с Эвергрин (вечнозеленая), вдова Охр (охра), мисс Симпэр (от гл. simper - скалить зубы), м-с Прим (жеманница), м-с Пэрси (толстуха), м-с Куодрил (кадриль), мисс Саллоу (желтая), леди Стэкко (штукатурка), кузина Огл (делать глазки) [Шеридан, 1931, с. 49-55, 68-74]. Некоторые из предложенных Вс.Е. Чешихиным-Ветринским толкований были достаточно спорны, например, frizzle - не только «завиток, кудряшка», но и «жечь, обжигать»; simper - «притворно или глупо улыбаться»; prim - не только «жеманный», но и «чопорный, нарядный»; pursy - не только «толстый», но и «страдающий одышкой»; sallow - не только «желтый», но и «болезненный»; ogle - не только «делать глазки», но и «пожирать глазами».
В переводе Вейнберга (равно как и в позднейшем переводе А.В. Погожевой) много пропусков, в частности, опущены посвящение, пролог и эпилог, сохраненные Вс.Е. Чешихиным-Ветринским и М.Л. Лозинским. Вейнберг не перевел песню кутящих гостей в доме Карла (д. III, сц. 3), заключительное обращение Карла в стихах к аудитории (д. V, сц. 3). Тем не менее он сохранил некоторые концептуально значимые детали, в частности, реминисценцию из пьесы «Король Генрих IV» Шекспира (ч. II, акт IV, сц. 4) в словах Роули о Карле в первой сцене третьего действия: «a heartto pity, and a hand open as day for melting charity» [Sheridan, p. 37] [сердце для сострадания и руку, открытую как день, для благотворения] - «Исполненное состраданья сердце / И руку, к подаяниям благим / Раскрытую...» [Шеридан, 1875, с. 54]; ср. «.и сердце, и рука / Для чистого открыты состраданья» (Вс.Е. Чешихин-Ветринский; [Шеридан, 1931, с. 85]) - «Сердце полно состраданья, / Рука щедро дает подаянья» (А.В. Погожева; [Шеридан, 1898, с. 168]). М.Л. Лозинский в своем прочтении был ближе не к шеридановскому оригиналу, а к шекспировскому первоисточнику аллюзии, содержавшему лексему a tear: «...слезу для жалости и руку, открытую, как день, для состраданья» [Шеридан, 1956, с. 295].
Вейнберг сохранил и вирши Бекбита на тему пони во второй сцене второго действия, чрезвычайно удачно выдержав идею рифмоплетства и специфику ее стилистической передачи благодаря лексеме макарони, означающей, в переводе с итальянского, не только кушанье, но и изящного франта: «Sure never were seen two such beautiful ponies; / Other horses are clowns, but these macaronies; / To give them this title I'm sure is not wrong, / Their legs are so slim, and their tails are so long» [Sheridan, p. 27] [Уверен, никогда не видели таких двух красивых пони; / Другие лошади - шуты / клоуны / крестьяне, а эти - франты /денди / подражающие континентальной моде англичане XVIII в.; / Величать их так, уверен я, верно, / Их ноги так стройны, а их хвосты так длинны] - «Свет не видал еще таких прелестных пони, / Другие кони дрянь, а эти - макарони, / Названье это им всегда я дать готов / По тонкости их ног и по длине хвостов!» [Шеридан, 1875, с. 34]. Слабый отзвук вейнберговского перевода можно видеть у А.В. Погожевой, которая дословно воспроизвела последний из стихов, в существенной мере утратив колорит всех предшествующих ему: «Никто еще не видел таких прелестных пони, / Что клячи перед ними и прочие все кони. / Лишь с франтами одними сравнить я их готов / По тонкости их ног и по длине хвостов» [Шеридан, 1898, с.153]. Несколько иной акцент описанию был придан в переводе Вс.Е. Чешихина-Ветринского, подчеркнувшего всю субъективность суждения: «Ничьи еще пони меня так не трогали: / Другие, как хамы, а эти, как щеголи. / Никто не оспорит моей правоты: / Так стройны их ноги и длинны хвосты» [Шеридан, 1931, с. 69]; М.Л. Лозинский почти дословно воспроизвел текст Вс.Е. Чешихина-Ветринского, допустив разночтение лишь в последнем стихе: «.тонки их ноги» вместо «.стройны их ноги» [Шеридан, 1956, с. 285].
Вместе с тем предложенные П.И. Вейнбергом трактовки отдельных эпизодов отличаются купированием ряда существенных деталей, смещением акцентов и даже введением дополнительных сопоставлений, образов, отсутствующих в оригинале и призванных усилить его изобразительно-выразительные возможности. Согласно Шеридану, в салоне леди Снирвель (д. I, сц. 1) в заслуги возводится мастерство в разрушении с помощью клеветы и интриг добрых семейных отношений: «.she has been the cause of six matches being broken off, and three sons being disinherited; of four forced elopements, and as many close confinements; nine separate maintenances, and two divorces» [Sheridan, p. 9] [.она была причиной шести расторгнутых помолвок и лишения наследства трех сыновей; четырех вынужденных побегов и стольких же тюремных заключений; девяти раздельных проживаний и двух
разводов]. Слова Ехидного в диалоге с хозяйкой салона о таланте злословия мистрис Клэкит (от clack - болтовня, трескотня, трещотка, трещать, болтать, выбалтывать, кудахтать) были переданы Вейн-бергом, вероятно, из цензурных соображений, с опущением упоминаний о тюремных заключениях и вынужденных побегах: «...она расстроила шесть затеянных свадеб; по ее милости, трое сыновей лишились наследства; она устроила четыре похищения, девять гражданских разводов и два церковных» [Шеридан, 1875, с. 4]. При трактовке названий разводов Вейнберг ссылался на английские законы, согласно которым гражданский развод заключался в расторжении контракта, определявшего имущественные права супругов, церковный развод был необходим в браке, который освещен церковью [Вейнберг, с. 151]. Впрочем, «находки» Вейнберга не получили развития в переводах последующего времени; ср. «. из-за нее расстроилось шесть свадеб, три сына лишились наследства, случилось четыре скандальных побега и столько же арестов, девять супружеских пар разъехались и две развелись» (Вс.Е. Чешихин-Ветринский; [Шеридан, 1931, с. 42]) - «.благодаря ей было расторгнуто шесть обручений, и три сына лишены наследства; она послужила также причиной к четырем насильственным увозам и к стольким же арестам, к девяти супружеским разлукам и к двум разводам» (А. В. Погожева; [Шеридан, 1898, с. 125-126]) - «.она была причиной шести расстроенных свадеб и трех отказов сыновьям в наследстве; четырех насильственных похищений и стольких же тюремных заключений; девяти раздельных жительств и двух разводов» (М.Л. Лозинский; [Шеридан 1956, с. 269]).
Вейнберг был единственным из переводчиков, кто при интерпретации эпизода, в котором Бекбит просил Марию одобрить его стихи (д. I, сц. 1), счел избыточным упоминание сразу о двух великих авторах, обессмертивших возлюбленных в своих произведениях, - Петрарке, итальянском поэте XIV в., влюбленном в знатную венецианку Лауру и прославившем ее своими стихами, и Эдмунде Уолле-ре, английском поэте XVII в., воспевшем в своей поэме леди Доротею Сидней: «.they'll immortalize you! You will be handed down to posterity, like Petrarch's Laura, or Waller's Sacharissa» [Sheridan, p. 17] [.они обессмертят вас! Вы перейдете в потомство, подобно Лауре Петрарки или Сахариссе Уолле-ра] - «.они обессмертят вас; вы перейдете в потомство, как Лаура Петрарки» [Шеридан, 1875, с. 17]. В позднейших переводах имя Уоллеровой Сахариссы сохранено в одном ряду с Лаурой Петрарки: «.он обессмертит вас. Вы будете известны потомству, как Петраркова Лаура или Уоллерова Са-харисса» (Вс.Е. Чешихин-Ветринский; [Шеридан, 1931, с. 53]) - «.они обессмертят вас, ваше имя перейдет в потомство, как Лаура Петрарки или Сахарисса Уоллера!» (А.В.Погожева; [Шеридан, 1898, с. 137]) - «.они вас обессмертят! Ваше имя перейдет в потомство, подобно именам петрарко-вой Лауры и уоллеровой Сахариссы» (М.Л. Лозинский; [Шеридан 1956, с. 276]).
Вейнберг творчески подошел к переводу разговора о сути злословия между Иосифом, лицемерно поддерживающим мнение Марии, и леди Снирвель (д. I, сц. 1), введя оригинальные образы кинжала и крючка для удочки, с которыми ассоциировались шутка и остроумие, ср.: «.to smile at the jest which plants a thorn on another's breast is to become a principal in the mischief» [Sheridan, p. 13] [.улыбаться, шутке, которая вонзает терн / шип / жало / колючку в душу другого, значит становиться главным в злодеянии] - «.улыбаться шутке, которая вонзает в сердце другого человека кинжал, значит становиться главным участником дурного поступка» [Шеридан, 1875, с. 11]; «.there's no possibility of being witty without a little ill-nature; the malice of a good thing is the barb that makes it stick» [Sheridan, p. 13] [. невозможно быть остроумным без некоторой злости; злоба в хорошей шутке есть именно та колючка / шип, которая зацепляет] - «Остроумие немыслимо без некоторой злости. Остроумие для сказанной фразы то же, что крючок для удочки; только оно зацепляет» [Шеридан, 1875, с. 11]. Переводчики последующего времени в отличие от Вейнберга не стремились к привнесению в свои тексты более ярких, чем в оригинале, образных сопоставлений.
При переводе «Школы злословия» Вейнберг отчетливо продемонстрировал свою способность выбирать из множества значений английских слов наиболее подходящие. Так, в разговоре Тицля и Иосифа по поводу предполагаемого искушения Карлом леди Тицль (д. IV, сц. 3) он использует лексему жало, подразумевающую обязательное наличие яда, тогда как лексема стрела у других переводчиков более связана с мгновенностью действия или глубиной проникновения, ср.: «When ingratitude barbs the dart of injury - the wound has double danger in it» [Sheridan, p. 65] [Когда неблагодарностью зазубрено жало/стрела оскорбления - рана опасна вдвойне] - «Когда жало оскорбления вонзается неблагодарностью, рана делается вдвойне опасною» (П.И. Вейнберг; [Шеридан, 1875, с. 102-103]) - «Если стрела оскорбления заострена неблагодарностью, рана вдвойне опаснее» (Вс.Е. Чешихин-Ветринский; [Шеридан, 1931, с. 129]) - «Когда стрела обиды зазубрена неблагодарностью, рана
вдвойне опасна» (М.Л. Лозинский; [Шеридан, 1956, с. 323]). В переводе А.В. Погожевой образность оригинала оказалась в данном случае полностью утраченной: «Когда к обиде присоединяется неблагодарность, то рана вдвойне чувствительнее» [Шеридан, 1898, с. 210].
В продолжение беседы с Тицлем Иосиф изрекал крылатые фразы, во многом и позволявшие ему слыть олицетворением общественного благоразумия: «...the man who can break through the laws of hospitality and tempt the wife of his friend deserves to be branded as the pest of society» [Sheridan, p. 66] [.человек, который может нарушить законы гостеприимства и соблазнить жену своего друга, заслуживает быть заклейменным как язва / бич / чума общества]. Из трех вариантов перевода the pest Вейнберг выбирает тот, что в русском сознании непосредственно связан со злословием: «...человек, способный попрать таким образом законы гостеприимства заслуживает, чтоб общество заклеймило его, как язву» [Шеридан, 1875, с. 103]; этому же варианту перевода следуют Вс.Е. Че-шихин-Ветринский («...человек, который может нарушить законы гостеприимства и искушать жену своего друга, заслуживает быть заклейменным, как язва общества» [Шеридан, 1931, с. 129]) и А.В. Погожева («...человек, который может нарушать законы гостеприимства, соблазнять жену своего друга, этот человек заслуживает быть заклейменным как общественная язва» [Шеридан, 1898, с. 211]). М.Л. Лозинский, остановивший свой выбор на лексеме чума, на наш взгляд, не совсем прав, ибо это слово подразумевает нечто массовое, обобщенное, тогда как английским автором акцентировалось поведение конкретного человека: «...человек, способный попрать законы гостеприимства и соблазнить жену своего друга, должен быть заклеймен, как общественная чума» [Шеридан, 1956, с. 323].
Приверженность светского общества к постоянному повторению нравственных правил, поучений и моралей раскрыта Вейнбергом посредством параллельных синтаксических конструкций с придаточным определительным предложением или причастным оборотом, относящимся к слову человек; например, это можно видеть в третьей сцене четвертого действия в словах Иосифа, заверявшего Тицля в своем сочувствии (ср: «The man who is intrusted with his friend's distresses can never...» [Sheridan, p. 67] [Человек, которому друг доверил свои переживания, не может.] - «Человек, узнавший о несчастии своего друга, не может...» [Шеридан, 1875, с. 105]), или в попытке того же Иосифа объяснить Тицлю присутствие у него его жены (ср.: «The man who shuts out conviction by refusing to.» [Sheridan, p. 74] [Человек, который отвергает убеждения, отказываясь.] - «Человек, который отвергает убеждения.» [Шеридан, 1875, с. 116]). Аналогичный прием был использован переводчиком и в тексте пятого действия, например, в словах Роули, пытавшегося примирить Тицля с женой во второй сцене («He who once lays aside suspicion.» [Sheridan, p. 86] [Тот, кто однажды отвергает подозрения.] - «Человек, который отдаляет от себя подозрение.» [Шеридан, 1875, с. 137]), в оправданиях Иосифа в третьей сцене («..the man who attempts to.» [Sheridan, p. 92] [.человек, который пытается.] - «..человек, который старается.» [Шеридан, 1875, с. 148]). Вслед за Вейнбер-гом к системному использованию параллельных синтаксических конструкций обратилась А.В. Пого-жева («Человек, который сочувствует горю своего друга, не может.», «Человек, который не хочет слушать убеждения.», «..человек, который отбрасывает подозрения.» и «Человек, который старается.» [Шеридан, 1898, с. 212, 222, 240, 249]); другие переводчики были не столь последовательны.
Чуждость Вейнберга буквализму проявилась в переводе устойчивых оборотов английского языка, использованных Шериданом, средствами русской идиоматики. В связи с этим особенно характерна передача беседы Оливера и Роули о показной добродетели Иосифа (д. V, сц. 1), который характеризуется участниками диалога как «носящий четки филантропических изречений на кончиках пальцев» («.he has a string of charitable sentiments,.. at his fingers' ends» [Sheridan, p. 75]) и как верящий более всего в то, что «своя рубашка ближе к телу» (у Шеридана дословно «милосердие начинается дома»: «charity begins at home» [Sheridan, p. 75]): «Это не мешает ему носить на пальцах четки из нравственных правил <.> выше всего он ставит правило: "своя рубашка к телу ближе"» [Шеридан, 1875, с. 118-119]. Если перевод Вс.Е. Чешихина-Ветринского оказался в данном случае под очевидным влиянием вейнберговского прочтения («. благородные чувства он носит, как четки на кончиках пальцев <.> ни одному изречению он так не верит, как пословице: "своярубашка к телу ближе"» [Шеридан, 1931, с. 143-144]), то А.В. Погожева пошла по пути буквалистского прочтения, не позволившего в полной мере передать оригинальный замысел: «Благородные чувства подобно четкам красуются у него на кончиках пальцев <.> он выше всего ставит изречение: "Начинай дела милосердия с твоего
собственного дома"» [Шеридан, 1898, с. 223-224]. М.Л. Лозинский предпочел заменить идиоматические обороты выразительной игрой слов, ставшей несомненной творческой находкой переводчика: «.у него полны ладони сердобольных изречений. <...> Самое заветное его изречение <...> "Прежде чем помочь другому, своему помог бы дому"» [Шеридан, 1956, с. 332].
Трудности для переводчиков представлял и эпизод первой сцены пятого действия, раскрывавший истинную суть лицемерности Иосифа, глубокомысленно размышлявшего о серебре вскоре после отказа в помощи Оливеру, представившемуся бедным родственником: « The silver ore of pure charity is an expensive article in the catalogue of a man's good qualities; whereas the sentimental French platel use instead of it makes just as good a show, and pays no tax» [Sheridan, p. 77] [Настоящее серебро чистого милосердия - дорогая статья в списке человеческих добродетелей; тогда как слащаво-слезливое французское покрытие, которое я использую вместо него, имеет такой же хороший вид и не платит налога]. Вейнберг ограничился противопоставлением двух видов серебра - массивного, настоящего и накладного, под которым таится кусок меди: «Массивное серебро чистой филантропии - дорого стоящая статья в каталоге добрых качеств человека, - тогда как накладное серебро, которое я пускаю в ход вместо настоящего, блестит также ярко и при том не платит пошлины» [Шеридан, 1875, с. 122]. По аналогии с Вейнбергом поступили Вс.Е. Чешихин-Ветринский и А.В. Погожева, при этом упомянувшие о французском происхождении накладного серебра, противопоставленного массивному серебру чистого /настоящего милосердия [Шеридан, 1931, с.147; Шеридан, 1898, с. 227]. Осуществленный М.Л. Лозинским поиск других вариантов прочтения английского оригинала не был удачным, в особенности если акцентировать замену «накладного серебра» на «французский металл хороших слов»: « Чистое серебро доброты- убыточная статья в расписании наших достоинств, тогда как французский металл хороших слов, которым я его заменяю, так же красив на вид и не облагается пошлиной» [Шеридан, 1956, с. 334].
На примере перевода «Школы злословия» отчетливо проявилось умение Вейнберга максимально сохранить нюансы описания, придающие ему новые выразительные краски. Так, во второй сцене четвертого действия порочность высшего общества, опосредованно акцентированная Шериданом через оценку Оливером поведения слуги в доме Карла («.in my days servants were content with the follies of their masters when they were worn a little threadbare; but now they have their vices, like their birthday clothes, with the gloss on» [Sheridan, p. 60] [.в мое время слуги довольствовались безрассудствами своих хозяев, когда они были изношены до последней нитки; а теперь они носят их пороки, как праздничную одежду, с лоском]), была в мельчайших деталях передана Вейнбергом, сохранившим и метафоричность, и сравнение оригинала: «.в мое время слуги одевались в безрассудства своих господ уже тогда, когда эти безрассудства были изношены до последней нитки, - а теперь они носят барские пороки новенькими и лоснящимися, как праздничное платье!» [Шеридан, 1875, с. 94]. Ни одному из переводчиков последующего времени это не удалось: Вс.Е. Чешихин-Ветринский необоснованно пропустил упоминание об изношенности («... в мое время слуги довольствовались камзолами с барского плеча, а теперь они берут их парадные костюмы - и вместе с тем весь блеск их пороков» [Шеридан, 1931, с. 121]); к тому же в его переводе, равно как и в переводах А.В. Погожевой и М.Л. Лозинского, можно видеть разграничение пороков и одежды, представленных в оригинальном тексте в границах одного целого: «В мое время слуги довольствовались поношенными кафтанами с барских плеч; но теперь они берут новенькие праздничные платья и вместе с ними перенимают и пороки своих господ» (А.В. Погожева; [Шеридан, 1898, с. 203]) - «.в мое время слуги перенимали глупости своих хозяев, да и то затасканные, а теперь они берут их пороки, а заодно и парадные кафтаны, и то и другое в полном блеске» (М.Л. Лозинский; [Шеридан, 1956, с. 318]).
В переводе Вейнберга наблюдается неоправданное деление действий на явления вместо предложенных в оригинале сцен/картин, приводившее к дроблению целостных фрагментов на небольшие по объему части. Так, у Шеридана первое действие состояло из двух сцен, первая из которых происходила в уборной леди Снирвель, вторая - в доме сэра Тицля; у Вейнберга первая сцена оказалась поделена на шесть явлений (по мере появления или ухода со сцены действующих лиц), вторая - на два явления. Причем подобное деление было у Вейнберга непоследовательным: например, второе явление первой сцены первого действия состояло из реплики слуги, докладывавшего о прибытии Иосифа, и ответной реплики леди Снирвель, выражавшей согласие его принять [Шеридан, 1875, с. 7], но вместе с тем из четвертого явления первой сцены первого действия не было вычленено в отдельное явление очередное появление слуги, известившего о прибытии мистрис Кандур [Шеридан, 1875, с. 11-12].
Как видим, перевод «Школы злословия» Шеридана, выполненный П.И. Вейнбергом, во многом пробудил интерес к произведению, не переводившемуся в России со времен Екатерины II, но при этом вызывавшему спорадический интерес в плане создания подражаний и переработок «на русский лад». Однако в переводах последующего времени вейнберговское влияние проявилось крайне незначительно. При всей текстовой и стилевой точности, свидетельствующей о высоком профессионализме Вейнберга-переводчика, его прочтение «Школы злословия» все же выполнено с некоторой долей небрежности. Причину этой небрежности следует, на наш взгляд, видеть в том, что Шеридан интересовал переводчика не сам по себе, не как творческая индивидуальность, а как фигура, привлекательная для Байрона - кумира демократически настроенной русской интеллигенции. В компилятивном биографическом очерке о Шеридане, написанном на основе известного исследования А.В. Дружинина «Жизнь и драматические произведения Ричарда Шеридана» [Дружинин], Вейнберг отчетливо акцентировал отмеченные Байроном ум и остроумие Шеридана [Вейнберг, с. 167], а также то обстоятельство, что Шеридан, на взгляд Байрона, создал лучшую комедию («Школа злословия»), лучшую оперу («Дуэнья»), лучший фарс («Критик»), лучшее похвальное слово («На смерть Гаррика») [Вейнберг, с. 168]. Мнение самого Вейнберга о Шеридане было не столь восторженным, более того, он и слова Байрона призывал «принимать с ограничением» как вызванные «и личною дружбою знаменитого поэта с Шериданом, и <...> свежим впечатлением смерти этого последнего» [Вейнберг, с. 169].
Литература
1. Вейнберг П.И. Примечания; Ричард-Бринсли Шеридан (биографический очерк) // Шеридан Р.Б. Школа злословия: комедия / пер. П.И. Вейнберга. - СПб.: типолит. А.Е. Ландау, 1875.
2. Дружинин А.В. Жизнь и драматические произведения Ричарда Шеридана // Современник. - 1854. - Т. XLIII. - № 1. -Отд. II.; Т. XLVII. - № 9. - Отд. II; Т. XLVII. - № 10. - Отд. II.
3. Ерофеева Н.Е. Р.Б. Шеридан в России: автореф. дис. ... канд. филол. наук / Моск. гос. пед. ин-т им. В.И. Ленина. -М., 1989.
4. Кагарлицкий Ю.И. Комментарии // Шеридан Р.Б. Драматические произведения / вступ. ст. и коммент. Ю.И. Кагарлицкого. - М.: Искусство, 1956.
5. Лазарева И.В. Творчество Р.Б. Шеридана и его место в истории развития английской драмы: автореф. дис. ... канд. филол. наук / Моск. обл. пед. ин-т им. Н.К. Крупской. - М., 1984.
6. Шеридан Р.Б. Школа злословия: комедия / пер. П.И. Вейнберга. - СПб.: типолит. А.Е. Ландау, 1875.
7. Шеридан Р.Б. Школа злословия: комедия в 5-ти действиях / пер. с англ. А.В. Погожевой. - М.: типолит. т-ва И.Н. Кушнерев и Ко, 1898.
8. Шеридан Р.Б. Школа злословия: комедия в 5-ти действиях / пер. Вс.Ч. Ветринского; предисл. П.С. Когана; вступ. ст. Е.И. Замятина. - М.-Л.: Academia, 1931.
9. Шеридан Р.Б. Школа злословия / пер. М.Л. Лозинского // Шеридан Р.Б. Драматические произведения / вступ. ст. и коммент. Ю.И. Кагарлицкого. - М.: Искусство, 1956.
10. Sheridan R.B. The School for Scandal. - L.: Paul Kegan, 1905.
Жаткин Дмитрий Николаевич, профессор, заведующий кафедрой перевода и переводоведения Пензенского государственного технологического университета, доктор филологических наук.
Zhatkin Dmitriy Nikolayevich, рп^880г, head of the department of translation and methods of translation, Penza State Technological Academy, doctor of philological sciences. Те1: +7-9093156354, +7-9273856909; е-mail: [email protected]
Корнаухова Татьяна Владимировна, ассистент кафедры иностранных языков Пензенского государственного университета.
Kornaukhova Tatyana Vladimirovna, assistant of the department of foreign languages, Penza State Technological Academy. Те1: +7-9023454696; е-mail: [email protected]