CC BY
57
Сер. 9. 2007 Вып.1 Ч.2
ВЕСТНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
Г.И. Пъянкова
ПЕРЕВОД КАК СПОСОБ МЕЖКУЛЬТУРНОЙ КОММУНИКАЦИИ
Перевод культурно значимых понятий в рамках межкультурной коммуникации (МКК) представляет собой прежде всего столкновение этноязыкового сознания представителей разных лингвокультурных сообществ (ЛКС). Успешность МКК (адекватное понимание переведенного текста представителями других ЛКС) во многом обусловливается тем, насколько переводчик учитывает экстралингвистические факторы МКК, в том числе и степень осведомленности носителей другой культуры об исходных реалиях, не ограничиваясь анализом расхождений в грамматической и лексико-семантической языковых системах.
В рассуждениях исследователей в области теории перевода, когнитивной лингвистики, лингвокультурологии и смежных с ними дисциплин прослеживается мысль о необходимости проведения всестороннего анализа в лингвистическом, когнитивном и культурном измерениях для решения проблемы соотношения ментальных образов и их вербальной репрезентации, а также проблемы языковой объективации национально-культурной специфики языкового сознания.
Таким образом, предпереводческий анализ теоретически может включать в себя культурологический, концептуальный и семантический анализ языкового материала. При этом этномаркированные языковые единицы могут рассматриваться на трех уровнях: предметном/референтном, смысловом и семантическом. В первом случае исследователь рассматривает в онтологическом аспекте сами реалии как реальные культурные объекты, определяя их роль и функции в культуре; во втором - их отражение в человеческом сознании, и в третьем - значения языковых знаков, связывающих эти смыслы.
Выбор приоритетного направления и оптимальных методов анализа зависит прежде всего от природы самих языковых явлений, обозначающих культурно значимые понятия, а также от характера культурного содержания, вербализуемого ими. В связи с этим представляются целесообразными следующие операции:
1) определение критериев отбора с целью выявления единиц с культурным компонентом значения;
2) проведение классификации языковых явлений в соответствии с параметрами межкультурного взаимодействия и в зависимости от «способа проявления культурно маркированного сигнала»1.
В частности, И.В. Привалова классифицирует языковое явление как этнокультурный маркер языкового сознания (ЭКМЯС), если оно а) объективирует национально-культурную специфику языкового сознания; б) при контрастивном сопоставлении обнаруживаются специфические признаки, характеризующие данное явление как национально-культурно детерминированное; в) не является окказионально оформленным, но частотно представлено в языковом материале определенной этнолингвокультуры, т. е. прецедентно2.
Культурно значимое понятие, вербализумое языковой единицей, может характеризоваться различной степенью насыщенности национально-культурной
©ПИ. Пьянкова, 2006
информации, ее различными аспектами (референтным, денотативным, сигнификативным и коннотативным), значимостью этой информации для представителей данного ЛКС, а также различной степенью когнитивной освоенности культурных смыслов, подлежащих экспликации в процессе межкультурной коммуникации. Последнее свойство обусловливает «принципиальную неопределенность количества вариантов (интерпретаций) как следствие спрессованности смыслов культурных концептов, которые чрезвычайно сложно разделить на составные компоненты»3.
Основная трудность, как нам кажется, заключается в выявлении и последующей дифференциации национально-специфического и универсального культурного содержания, заключенного в том или ином языковом феномене. «Иногда реалии среды обитания в силу своей специфичности сразу получают словесное выражение, которое изначально «обречено» быть национально-языковым маркером. Иногда же влияние среды обнаруживается не столь очевидно и непосредственно, а может быть выявлено только с привлечением категорий этнопсихологии, культурологии и истории»4.
Состав подобных языковых явлений весьма неоднороден. Классификация языкового материала по вышеперечисленным параметрам прежде всего позволяет упорядочить исследуемый материал, детально проверить его соответствие критериям отбора, дает представление об их природе и месте в общей структуре этноязыкового сознания и тем самым способствует выбору наиболее эффективных методов исследования.
В соответствии с параметрами межкультурного взаимодействия ЭКМЯС можно подразделить на лингвоструктурные, лингвокультурные и лингвоэкологические5.
В данной статье рассматриваются ЭКМЯС лингвокультурного типа, «в них сосредоточены наиболее явные расхождения контрастируемых этнолингвокультур, которые возникают из-за несовпадения образов сознания, отражающих предметы и понятия в сравниваемых лингвокультурах»6, а именно реалии и вербальные прецедентные феномены (ПФ). Конкретным языковым материалом в статье выступают названия произведений изобразительного и прикладного искусства и варианты их перевода на английский язык, зафиксированные в альбомах, энциклопедиях и другой справочной литературе, а также на интернет-сайтах, посвященных культуре России.
В соответствии с вышеприведенной классификацией отобранный материал был распределен по двум группам: прецедентных феноменов и реалий. Данная группировка языковых единиц является предварительной, и в ходе дальнейшего анализа возможно перераспределение материала.
Само понятие прецедентное™ подразумевает наличие культурной значимости рассматриваемого феномена, хотя с течением времени его значимость, узнаваемость и частота обращения к нему может снижаться, а сам феномен перемещаться на периферию фоновых знаний представителей ЛКС.
Определить, является ли феномен, в частности текст, прецедентным, иногда возможно, исходя из самого способа его существования и обращения. Рассмотрим вторичный и семиотический способы. Вторичный способ, т. е. трансформация исходного текста в другой вид искусства, сам по себе свидетельствует о его культурной значимости, а семиотический способ существования и обращения доступен только для прецедентных текстов и обусловлен их лингвосемиотической природой7.
Кроме того, возможна классификация прецедентных феноменов по способу их ввода в дискурс, т. е. выявление типов прецедентных знаков, представляющих собой свернутые фрагменты культурных текстов. Во-первых, можно рассмотреть прецедентное имя (ПИ), которое обладает не только денотативным, но сигнификативным и коннотативным
значениями, так как оно «выступает концентратом культурной информации ьслсдсткие своей генетической неразрывности с текстом, ситуацией и/или фиксированным комплексом определенных качеств»8. Во-вторых, можно обратиться к прецедентному тексту (1IT), вводимому целиком или в редуцированном виде как заглавие, цитата, имя персонажа или автора, которые выступают в данном случае символами текста и могут функционировать отдельно в силу относительной автономности содержания.
В частности, трудности с классификацией материала могут возникнуть при различении случаев употребления языковой единицы в качестве ПИ или способа введения ИТ и т. д., но, на наш взгляд, это различие на данном этапе не носит принципиального характера.
Непосредственно при оценке того или иного варианта перевода необходимо также учитывать тип использования ПТ: 1) референтный, 2) номинативный и 3) образно семиотический9.
Проанализировав исследуемый материал, следует заметить, что для наименования предметов прикладного искусства и живописи часто выбираются названия, цитаты, имена персонажей известных литературных произведений или произведений устного народного творчества, по мотивам которых они были созданы.
Как правило, при переводе подобных наименований наблюдаются две тенденции. Одна из них - дословный перевод с минимальными грамматическими и лексическими трансформациями. Например:
«За самоваром я и моя Маша» - "My Masha and me at the samovar";
«Есть на Волге утес» - "There Rises a Cliff on the Volga River";
«Эта пара, царь, моя, и хозяин тоже я...» - "This pair belongs to me and I am their master";
«Песня про купца Калашникова» - "The Song of the Merchant Kalashnikov";
«Кому на Руси жить хорошо» - "Who Lives Well in Russia".
При таком подходе теряется связь с источником, а в сознании представителей другого J1KC не возникает связи с самим ПТ со всеми вытекающими отсюда последствиями, т. е. теряется образно-семиотическая функция исходного знака. Номинативная функция при этом может сохраняться в большей или меньшей степени, а может и полностью отсутствовать. Название в переводе может не только не помогать раскрытию образа, но и вводить в заблуждение, например, при переводе «И кто его знает» как "And Who Knows Him" или «Я на горку шла» как "I was Going up the Hill" (на миниатюре изображена девушка, несущая к столу стопку блинов).
Вторая тенденция представляет собой попытку сохранения номинативной функции ПТ, а именно достижения максимального смыслового соответствия между наименованием и изображаемой ситуацией с различной степенью сохранения грамматической конструкции и лексического состава исходного выражения:
«Вздумал купец лошадей напоить» - "A Merchant Giving Water to His Horses";
«Как родная меня мать провожала» - "Seeing off Her Son to the Front";
«Во поле березонька стояла» - "A young girl under a birch".
Иногда при переводе подобных наименований в качестве компенсации используются приемы пояснения или истолкования, в частности указывается название, жанр или автор ПТ, к которому происходит апеллирование:
«Аленький цветочек» - "A scene from the Russian fairy-tale A Scarlet Flower";
«Демьянова уха» - "scene after a fable by Krylov";
«Иван Царевич» - "Ivan Tsarevich, a hero of Russian fairy-tales";
«Василиса Прекрасная» - "Vasilisa the Beautiful, a heroine of Russian fairy-tales";
«33 богатыря» - "Thirty-three Bogatyrs. The Taie of Tsar Saltan".
Иногда указываются некоторые дифференциальные признаки или атрибуты ПИ. При этом должен решаться вопрос об их семантической и прагматической релевантности в данном контексте:
«Три девицы» - "three Russian maidens";
«Василий Буслаев» - "Bogatyr Vasily Buslaev";
«Аленушка» - "Alenushka and her brother Ivanushka".
В сознании представителей исходного JTKC существует инвариант восприятия некоторых ПТ и ПИ, включающий отчетливые коннотации и ассоциации, которые, как правило, теряются при переводе:
«Генерал Топтыгин» - 4iA bear in the sledge";
«Катюша» - "Katiusha";
«Плач Ярославны» - "Yaroslavna's Lament".
В некоторых случаях наблюдается подмена одного феномена, являющегося прецедентным в исходном JIKC, другим феноменом, имеющим значимость в переводящем ЛКС:
«Мужичок с ноготок» - "Тот Thumb".
В данной статье намечаются лишь возможные направления предпереводческого анализа. Дальнейший более детальный анализ ПФ и вариантов их перевода может производиться в когнитивном (механизмы свертывания и развертывания ПФ), лингвокультуро-логическом (роль и функции ПФ в культуре) и переводческом аспектах.
Как показал анализ материала, не меньшие затруднения возникают при переводе реалий. О.А. Корнилов выделяет три качественно различные группы слов, порожденные реалиями того фрагмента пространственно-временного континуума, в котором сформировалось языковое сознание этноса. Это прежде всего национально-специфическая лексика, обозначающая специфические реалии бытования народа, в состав которой входят 1) обозначения национально-специфических концептов, которые в другом языке не имеют эквивалентов ни на уровне лексических коррелятов, ни на уровне прототипов, 2) обозначение неспецифических концептов, имеющих, однако, разные прототипы, и 3) национально-специфическая лексика, обозначающая абстрактные понятия10.
И.В. Привалова, проводя классификационный анализ реалий в когнитивном ракурсе, также выделяет три группы реалий, эксплицирующих лакунизированные концепты, концепты с нетождественными концептосферами и ложно-идентичные концепты11.
Таким образом, к первой группе можно отнести следующие реалии (в составе словосочетания реалия выделена курсивом):
(1) изба-читальня - Village Reading Room;
(2) выборы в сельсовет - Elections to a Village Soviet;
(3) Владимирка - Vladimirka (a), Vladimir Highway (б);
(4) гитарист-бобыль - Lonely Guitarist;
(5) теремок - Tower.
Специфика лексики первой группы вытекает непосредственно из экстралингвистических факторов, которые «лежат на поверхности». Очевидность этих факторов
относительна, требует детального ознакомления с планом содержания лексики, т. е. с самими референтами12.
Ко второй группе относятся следующие реалии:
(6) Фомушка-сыч - Fomushka;
(7) скоморохи - Russian buffoons, Wandering Minstrels;
(8) Тульский левша - Tula Left Hander;
(9) капустница (в данном случае «капустница» - праздник заготовки капусты) - Cabbage
Butterfly.
Распознавание лексики второй группы может быть определено не в терминах глубины и полноты знания, а в терминах псевдознания и истинного знания13. Игнорирование прототипических различий может приводить к значительным искажениям передаваемого содержания.
К третьей группе можно отнести следующие реалии (в данном случае в качестве примеров выступают названия картин):
(10) «Раздолье» - "An Expanse" (А. Дейнека);
(11) «На миру» - "In the World" / "On the Street" (К. Коровин);
(12) «Над вечным покоем» - "Quiet Forever" / "Over the Infinite Rest" / "Above Eternal Peace" (И. Левитан);
(13) «Успокоение» - "Tranquillity" (Д. Цуп).
Понимание лексики третьей группы затруднено не отсутствием слов-коррелятов в другом языке, а, напротив, наличием псевдокоррелятов. Глубокие концептуальные различия между словами такого типа и их иноязычными псевдокоррелятами могут быть обнаружены и сформулированы не иначе, как с привлечением всего культурного контекста14.
Как показывает предварительный анализ предложенных вариантов перевода, имеют место случаи:
• подмены значения реалии более общим понятием (4), (5);
• подмены реалии другой реалией (9);
• отсутствия комментария, обусловленное, видимо, нераспознаванием в языковой единице собственно реалии (За);
• нулевой перевод реалии (6);
• перевод реалии языковой единицей, имеющей в языке перевода иную (иногда противоположную) коннотацию (76), (8).
Дальнейшее более подробное проведение анализа реалий возможно на уровне семантики, а именно посредством рассмотрения явления лакунарности в связи с элементами знаковой структуры - референтом, денотатом, сигнификатом, коннотатом14.
В данной статье предложена одна из возможных схем проведения предпереводческого анализа, который при достаточной теоретической разработанности и глубине может оказаться весьма продуктивным. В результате подобного анализа можно осуществить 1) составление культурологического комментария; 2) реконструкцию содержания концепта, стоящего за данным языковым знаком; 3) выявление семантических расхождений (несовпадение объемов семантического значения) и различной сочетаемости единиц исходного языка с их эквивалентами в языке перевода; 4) определение критериев адекватности перевода культурно значимых понятий.
1 ТелияВ.Н. Первоочередные задачи и методологические проблемы исследования фразеологического состава языка в контексте культуры // Фразеология в контексте культуры. М., 1999. С. 17.
2 Привалова И.В. Языковое сознание: этнокультурная маркированность (теоретическо-экспериментальное исследование): Автореф. докт. дис. М., 2006. С. 10.
3 Сукаленко И.И. О различной степени сокрытия смыслов культурных таксонов // Фразеология в контексте культуры. М, 1999. С. 73.
4Корнилов O.A. Языковые картины мира как производные национальных менталитетов. М., 2003. С. 147. sПривалова И.В. Указ. соч. С. 4. 6 Там же. С. 45.
7Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М., 1987. С. 217. 8 Привалова И.В. Указ. соч. С. 29. 9Караулов Ю.Н. Указ. соч. С. 227. 10Корнилов O.A. Указ. соч. С. 147. 11 Привалова И.В. Указ. соч. С. 25. п Корнилов O.A. Указ. соч. С. 148-149.
13 Там же.
14 Там же.
Статья принята к печати 20 ноября 2006 г.
