CC BY
75
--rfí^f^SS^--
Переводоведение Issues of Translation Studies
М.В. Цветкова (Нижний Новгород)
ПЕРЕВОД КАК «АГЕНТ» МЕЖКУЛЬТУРНОЙ РЕЦЕПЦИИ
(на материале стихотворения М. Цветаевой «Эмигрант» и его перевода на английский язык К. Уайта)
Аннотация. Статья посвящена переводу с точки зрения межкультурной рецепции, в контексте которой традиционные для переводоведения вопросы о том, является ли перевод «верным», «адекватным», «эквивалентным» и главное «хорошим» или «плохим» неправомерны. В ходе перевода всегда происходят трансформации, которые вызваны спецификой языкового материала передающей и принимающей культуры, индивидуальностью переводчика и его творческими установками, а также национальными концептосферами и литературными традициями двух культур. В статье предлагается взглянуть на перевод с этой точки зрения на материале стихотворения М. Цветаевой «Эмигрант» и его английской версии, предложенной К. Уайтом. Медленное параллельное прочтение двух текстов наглядно демонстрирует те трансформации, которые произошли при переводе. Хотя перевод Уайта трудно классифицировать как вольный, центральная идея подлинника оказывается полностью измененной: речь идет не о поэте как выходце из других миров, а об эмигранте в прямом смысле этого слова. Подобная трансформация смысла представляется вполне закономерной в контексте современной Британии, где все чаще разгораются дискуссии о свойственной британцам ксенофобии. «Одомашнивание» стихотворения Цветаевой продиктовано и убеждениями переводчика, который сознательно универсализирует переживания лирической героини. Существенную роль в произошедших в переводе трансформациях сыграл языковой материал: ключевые слова подлинника, хотя и переведенные близкими английскими эквивалентами, претерпели метаморфозы вследствие различия семантических полей, в которые они вписаны, и коннотаций.
Ключевые слова: перевод; рецепция; Марина Цветаева; Кристофер Уайт.
M.V. Tsvetkova (Nizhny Novgorod)
Translation as an "Agent" of Intercultural Reception.
A Case Study of Marina Tsvetaeva's Poem "Emigrant" and its Translation into English by Christopher Whyte
Abstract. The article is devoted to translation from the point of view of intercultural reception in the context of which traditional labels given to translations in translation
studies like "true", "adequate", "equivalent" and most of all "good" or "bad" become out of place. In the process of translation, transformations caused by the specificity of the language material of the source and the target cultures, by the individuality of the translator and his creative police as well as the difference between national world-views and literary traditions always occur. In the article, it is suggested to view translation from this perspective on material of Marina Tsvetaeva's poem "Emigrant" and its translation into English by Christopher Whyte. Close parallel reading of these two texts shows the transformations which happened to the original poem vividly enough. Though Whyte's translation cannot be classified as a loose one, the central idea of the original is changed completely: the translation is not about poet as an alien who came from other worlds but about an emigrant in the proper sense of the word. Such transformation looks quite natural in the context of contemporary Britain where the discussions about peculiar to the British xenophobia have been recently intensified more and more. "Domestication" of Tsvetaeva's poem is also dictated by the creative policy of the translator, who intentionally universalizes the feelings of the speaker. An important role in the transformations is played by the language material: the key words of the original, even though translated by the close English equivalents, have been transformed as the result of the difference of the semantic fields they belong to and connotations they have.
Key words: translation; reception; Marina Tsvetaeva; Christopher Whyte.
Разговор о рецепции вообще и о межкультурной рецепции в частности невозможен без осознания того факта, что она строится на сознательном или бессознательном сравнении «своего» и «чужого». Как справедливо отмечает В.Н. Топоров в своей работе «Пространство культуры и встречи в нем»: «Соотнесение-сравнение того и этого, своего и чужого составляет одну из основных и вековечных работ культуры, ибо сравнение, понимаемое в самом широком плане (как и любой перевод с языка на язык, с пространства на пространство, с времени на время, с культуры на культуру), самым непосредственным образом связано с бытием человека в знаковом пространстве культуры, которое имеет своей осью проблему тождества и различия, и с функцией культуры» [Топоров 1989, 7].
Для того чтобы быть воспринятым, произведение должно быть переведено на другой язык, а следовательно, обречено наполниться новыми («чужими») смыслами, поскольку на практике перевод никогда не сводится к простому перекодированию (даже когда он стремится к буквализму), ведь слова в разных языках семантизируются по-разному, и всякая лексема, выбранная в переводе в качестве эквивалента, может повлечь за собой целую вереницу смыслов, которые для переводимого слова оригинала были совсем не свойственны.
К тому же существенно преломляет смысл перевода индивидуальность переводчика, которая даже в случае его стремления быть как можно ближе к букве подлинника всегда накладывает свой отпечаток, поскольку перевод - это прежде всего интерпретация (а интерпретация по определению не может быть равна оригинальному замыслу). Причем речь здесь идет не только об интерпретации текста в лингвистическом смысле, но «о
"перевыражении" заключенной в нем жизни» [Топер 2001, 44].
Кроме того, попадая в новую среду, произведение неизбежно обрастает дополнительными смыслами, обусловленными новым культурным контекстом, переосмысляется и оказывается встроенным в новую национальную парадигму - контекст, который радикальным образом отличается от того контекста, в котором оно возникло.
Таким образом, оригинал и перевод, по сути, представляют собой два относительно автономных произведения, которые начинают бытовать параллельно в поле «всемирной литературы» и которые имеют самостоятельную художественную ценность. Мысль о том, что перевод и подлинник следует рассматривать как соотносимые явления находящегося в постоянной динамике литературного процесса, стала одной из центральных в книге П.М. Топера со знаковым названием «Перевод в системе сравнительного литературоведения» [Топер 2001], ознаменовавшей начало XXI века и очертившей круг насущных интересов переводоведения первых его десятилетий.
Подход к переводу с точки зрения компаративистики, где он рассматривается как «агент» рецепции, делает бессмысленными такие категории, как «адекватный» (А.А. Смирнов), «верный» (П.М. Топер), «полноценный» (А.В. Федоров), «реалистический» (И. Кашкин, Г.Р. Гачечиладзе) и т.п. с отчетливой коннотацией «плохой» / «хороший», которые применялись переводоведами прежде. Сутью компаративного изучения оригинала и перевода становится выявление и объяснение тех метаморфоз, которые произошли с текстом оригинала вследствие специфики языка принимающей культуры, индивидуальности автора перевода и избираемого им подхода, а также специфики эпохальной и национальной концептосферы, продиктовавшие трансформации подлинника.
В настоящей статье перечисленные трансформации будут рассмотрены на материале стихотворения М. Цветаевой «Эмигрант» и его перевода на английский язык.
Стихотворение «Эмигрант» написано Цветаевой 9 февраля 1923 года. В это время она время находится в эмиграции в Праге, и было бы вполне естественно предположить, что стихотворение посвящено нелегкой судьбе эмигранта, оторванного от родины. Однако при прочтении стихотворения становится ясно, что название имеет непрямой смысл. Речь идет не о человеке, оказавшемся вдали от родной страны, но о поэте, который представлен, как чужой среди людей, эмигрант, пришелец из других миров.
Стихотворение выстроено таким образом, что, обозначая его центральную оппозицию: поэт - мир обывателей (типичная модель для художественного мира Цветаевой), автор наполняет каждую из сторон образным содержанием, позволяющим глубже проникнуть в цветаевскую картину мира.
Поэт представлен здесь как существо, выбивающееся из общего ряда: он не может стерпеться, «слюбиться с толпой», которая живет низменными интересами, потому что «стерпится - слюбится» - девиз бескры-
лой мещанский мудрости. Он не стаден («не сбившись с вами»), потому что гений исключителен. Он владеет тайной, которая возносит его над обыденностью («Неким Шуманом пронося под полой весну: / Выше! Из виду!» [здесь и далее: Цветаева 1997, 163]). Шуман как символ творца выбран здесь неслучайно - этот композитор вобрал в своем творчестве все характернейшие черты немецкого романтизма, а романтическая картина мира, равно как и немецкая культура в целом, были особенно созвучны Цветаевой.
С идеей избранности логичным образом соединяются образы Христа, по ошибке оказавшегося среди сброда («Заблудившийся между грыж и глыб / Бог в блудилище»), и крестных мук («Ибо, взяв на дыб / Ноги лижете»). Поэт вовсе не бесстрашен. Напротив, в стихотворении он охарактеризован как «боязливейший», поскольку знает, что толпа с равным энтузиазмом и венчает, и казнит своих пророков («Ибо, взяв на дыб / Ноги лижете»). Поэт, по сути, уподоблен через эти образы Христу, который молит в Гефсиманском саду о том, чтобы его миновала чаша сия. С точки зрения богословов этот эпизод Евангелия является подтверждением того, что Иисус имел двойную природу - божественную и человеческую. Человеческая по немощи плоти отрекается от страдания, а божественная готова принять его. Такая же двойственность свойственна в художественном мире Цветаевой и поэту.
Кроме того, поэт охарактеризован как «лишний» в обывательском мире, как бросивший этому миру вызов и сам являющийся ему вызовом; он - «вышний», то есть явившийся из высших миров; не забывший о своем небесном отечестве («ввысь не отвыкший...»). Он - не просто оторванный от своей родины эмигрант, он - пришелец из других миров («веги выходец»).
«Там» этих иных миров резко противопоставлено «здесь», под которым разумеется обывательский мир, определяемый в стихотворении через характерные для Цветаевой образы, воплощающие обыденность и пошлость: «Меж вами: домами, деньгами, дымами, / Дамами, Думами». Тут зашифрованы и быт, и светские приличия, и политическое шутовство, и бюрократические условности. Земное царство неизбывной пошлости охарактеризовано Цветаевой как «блудилище» - вместилище порока, в котором заблудился Бог - поэт.
Интересующий нас перевод стихотворения на английский язык выполнил Кристофер Уайт, опубликовавший к настоящему моменту четыре сборника переводов Цветаевой [Tsvetaeva 2014, Tsvetaeva 2015, Tsvetaeva 2017, Tsvetaeva 2018]. Среди прочих переводчиков русского поэта Уайта выделяет то, что он, не ограничиваясь избранными стихами, последовательно переводит цветаевскую лирику по десятилетиям, начиная с предреволюционных лет. Нельзя не отметить, что такой подход требует незаурядной переводческой смелости и титанического труда: ведь тексты Цветаевой, особенно начиная с 20-х годов, за счет характерных для них предельной концентрированности слова и мысли, так же как и экспери-
ментов со словом, не всегда понятны даже носителям языка, и нуждаются в профессиональном комментарии и дешифровке почти как «Улисс» Джойса.
Как отмечалось в статье «Стихотворение Марины Цветаевой "Тоска по Родине, давно..." и три его перевода на английский язык», Уайт «делает акцент на преображающей функции перевода, считая своей задачей не передачу своеобразия подлинника с наибольшей точностью, а обогащение оригинала, через вступление с ним в диалог. "Весь смысл перевода как раз в том и состоит, чтобы не быть идентичным оригиналу". Такой подход он считает особенно уместным по отношению к Цветаевой, чью поэзию он называет "экспериментальной", подчеркивая, что, подчас, ее сложно понимать даже тем, для кого русский язык родной [Цветкова 2019, 252]».
Вследствие «преображающего» подхода Уайта в английской версии исчезает целый ряд элементов, ключевых для понимания как текста оригинала, так и художественного мира Цветаевой в целом. Так, фраза «не слюбившись с вами», утрачивая всякую связь с обыгрываемой Цветаевой пословицей, превращается в «incapable of falling in love [здесь и далее Tsvetaeva 1917, 91]» (буквально: «неспособный влюбиться»); то же самое происходит и с фразой «не сбившись с вами», переведенной как «getting mixed up with anyone of you» (буквально: «смешаться / быть перепутанным с кем-то из вас / ошибочно принятым за кого-либо из вас»).
Строчка о Шумане теряет в переводе смысл «проносить тайно», свойственное русскому выражению «проносить под полой», начинает звучать как «I could be Schuman, spring in his coat's flap» («Я мог бы быть Шуманом с весной в развевающихся фалдах его пальто»). Таким образом исчезает намек на то, что творчество сопряжено с тайной, которую поэт тщательно оберегает от непосвященных.
«Соловьиное тремоло на весу» (в буквальном смысле «балансирующее в воздухе») превращается в соловьиное тремоло, которое на весах пытается взвесить толпа («Nightingale's tremolo they want to weigh»), которой не дано понять лирического героя.
Строчки «боязливейший, ибо взяв на дыб - / Ноги лижете», в которых речь идет о непредсказуемости толпы, которая то распинает, то превозносит своих героев, обретают в переводе совсем иное звучание: «Someone / Scared out of his wits, come off the rack / You all can lick his feet!». Они превращаются в обращение к лирическому герою: «Тот, что / Перепуган до потери сознания, сойди с дыбы», а затем и к толпе: «Все вы можете лизать ему ноги!».
Однако главное преобразование происходит в принципиальном изменении смысла подлинника, которое заметно не сразу. Цветаевское противопоставление поэта миру мещанства уступает в переводе место оппозиции: мир обычных людей - «я» лирического героя. Причем этот лирический герой вовсе не поэт, ощущающий себя инопланетным эмигрантом среди людей, а эмигрант в прямом смысле этого слова.
Нанизанные на этот стержень, цветаевские образы приобретают новый
смысл. Эмигрант, даже когда находится в толпе («here in the middle of you all»), не может найти себе любви («incapable of falling in love»), не может стать частью народа, эту страну населяющего («incapable of getting mixed up with anyone of you»). Он здесь так же неуместен, как Бог в блудилище. В то время как этот человек может быть незаурядной личностью, скажем, Шуманом. Если бы окружающие, презирающие эмигранта, знали об этом, то, возможно, лизали бы ему ноги - таков смысл перевода.
Таким образом, эмигрант представлен в стихотворении Уайта как человек пассионарный (в гумилевском понимании этого термина).
Характеристики лирического героя в заключительном четверостишии, при всей внешней «верности» оригиналу, встраиваются в обслуживание этой новой оппозиции. «Extra» (так Уайт переводит цветаевское «лишний») в английском стихотворении имеет оттенок смысла «дополнительный, добавочный, избыточный, излишний», потому что речь идет об эмигранте, явившемся откуда-то из других мест («from somewhere else»), которого здесь не ждали. У Цветаевой слово «лишний» обременено совсем другими ассоциациями, традиционными для русской литературы XIX века с ее темой «лишнего человека», не вписывающегося в рамки общества.
Цветаевское «вышний» (небесный, божественный), которое предполагает, что поэт стоит выше толпы, поскольку не принадлежит миру сему, а явился из вышних миров, заменяет в переводе слово «sublime». Оно, хотя и имеет значение «возвышенный» может также пониматься как «прекрасный», и подкрепляет мысль, развиваемую первой частью стихотворения о том, что всеми презираемый эмигрант может быть исключительной личностью.
Слово «вызов», имеющее в русском языке отчетливую негативную коннотацию (поскольку связано с борьбой, вызовом на поединок, угрозой), переведено на английский язык как «challenge», что имеет, скорее, позитивную оценку и понимается как проблема, через преодоление которой открывается выход на новый уровень, и, соответственно, задает новый угол зрения на вопрос эмигрантов и эмиграции.
«Ввысь не отвыкший» сказано у Цветаевой о поэте, помыслы которого, в отличие от обывателей, все время устремлены к высокому. Возникшая в переводе фраза «That innate upwards urge!», где «upwards urge» означает «сильное желание достичь более высокого положения, уровня», напротив, прекрасно описывает стремления эмигранта, приезжающего в более развитую страну с надеждой на лучшую жизнь, процветание, на новые возможности для применения своих способностей.
Любопытно отметить, что один из синонимов к слову «эмигрант» в английском языке «alien», что означает, и чужестранец, и инопланетянин, потому заключительная строчка «someone who came - from Vega» звучит вполне закономерно и приобретает новый смысл.
Трансформация, которую в интерпретации Уайта претерпевает стихотворение, представляется вполне закономерной в контексте современной ситуации, которая сложилась в Великобритании (и шире - во всей запад-
ной Европе) с эмигрантами. Дискуссии о свойственной британцам ксенофобии вспыхивают с новой силой то вокруг убийства полицейским Марка Даггена и прокатившейся в связи с этим по Лондону в 2011 г. волны беспорядков, то вокруг резонансного зверского убийства солдата в Лондоне (2013 г.), то в связи с Брекзитом (референдум 2016 г.).
Естественно, подобное «одомашнивание» стихотворения русского поэта явилось результатом убеждений переводчика. К. Уайт предпочитает в своих переводах редуцировать русскую специфичность Цветаевой, видеть в ней поэта вне времен и наций, универсализируя ее переживания. Размышляя о лирической героине стихотворения «Тоска по Родине, давно...» (тоже посвященной судьбе эмигранта), он проводит параллель с чернокожей негритянкой из стихотворения LXXXIX бодлеровского сборника «Цветы зла», называя ее предшественницей образа, создаваемого Цветаевой. Он убежден, что слова, звучащие в цветаевском стихотворении, вполне могли бы слетать с губ какой-нибудь «мусульманской женщины в современном Париже» [В^т, Tsvetkova, Whyte 2014, 355].
Не последнюю роль в произошедших в английской версии стихотворения изменениях сыграл и языковой материал, как это было продемонстрировано в ходе параллельного прочтения оригинала и перевода: ключевые слова подлинника, хотя и были переведены близко к тексту, претерпели серьезные метаморфозы в результате того, что английские лексемы оказались сопряжены с совсем иными смыслами и коннотациями.
Интересно, что Уайт, который владеет русским языком и переводит напрямую с оригинала, провозглашая установку на «преображающий» перевод, тем не менее ставит перед собой задачу воссоздать специфические особенности поэтического языка Цветаевой, подыскав им функциональные замены в английском языке. Об этом свидетельствует опубликованная им статья, посвященная поэме Цветаевой «Новогоднее», где целый раздел посвящен трудностям, с которыми переводчик столкнулся, и предложенным им переводческим решениям [Whyte 2012, 202-212].
Отдельного внимания заслуживают трансформации, произведенные переводчиком в области формы, однако это настолько огромный и многогранный пласт, что он может стать темой самостоятельного исследования.
Если подходить к переводу К. Уайта с оценочных позиций, то вряд ли такой перевод можно назвать «верным» или «эквивалентным». Большинство русскоязычных читателей после проведенного в статье компаративного анализа наверняка зададутся вопросом: «А может быть, это просто плохой перевод?». Однако когда мы рассуждаем о переводе как «агенте» рецепции, оценочность утрачивает смысл. Что «хорошо» с точки зрения носителей передающей культуры - чаще всего плохо с точки зрения носителей принимающей культуры, и наоборот.
Один из наиболее влиятельных теоретиков мировой литературы Дэвид Дамрош утверждает, что высококлассный перевод может рассматриваться как всеобъемлющая трансформация оригинала, конкретное воплощение культурного взаимодействия и новая стадия жизни произведения, когда
оно выходит из родного дома в широкий мир [Damrosch 2009, 66]. В результате перевода Уайта в контексте мировой литературы появляется еще один «лик» Марины Цветаевой: осовремененный, глобализованный, который понятен тому читателю, для которого он предназначен. Читатель этот больше не ограничивается пределами англоязычного мира. Это читатель «глобальный», так как книги Цветаевой в переводе Уайта доступны в интернет-магазине Amazon любому читающему на английском языке.
ЛИТЕРАТУРА
1. Топер П.М. Перевод в системе сравнительного литературоведения. М. 2001.
2. Топоров В.Н. Пространство культуры и встречи в нем // Восток - Запад. Исследования. Переводы. Публикации. Вып. 4. М., 1989. С. 6-18.
3. Цветаева М.И. Собрание сочинений: в 7 т. Т. 2. М., 1997.
4. Цветкова М.В. Стихотворение Марины Цветаевой «Тоска по Родине, давно...» и три его перевода на английский язык // Новый филологический вестник. 2019. № 1 (48). С. 250-260.
5. Birgin T., Tsvetkova M., Whyte Ch. Looking for / Longing for / Sick for Home: Marina Tsvetaeva in English Translation // Translation and Literature. 2014. Vol. 23. Part 3. P. 336-363.
6. Damrosch D. How to Read World Literature. Malden, Oxford, 2009.
7. Tsvetaeva М. After Russia. The First Notebook / transl. by Ch. Whyte. Bristol,
2017.
8. Tsvetaeva М. After Russia. The Second Notebook / transl. by Ch. Whyte. Bristol,
2018.
9. Tsvetaeva М. Milestones / transl. by Ch. Whyte. Bristol, 2015.
10. Tsvetaeva М. Moscow in the Plague Year. Poems / transl. by Ch. Whyte. New York, 2014.
11. Whyte Ch. The English for an Anti-Elegy: Translating Tsvetaeva on Rilke // Translation and Literature. 2012. Vol. 21. Part 2. P. 196-212.
REFERENCES (Articles from Scientific Journals)
1. Birgin T., Tsvetkova M., Whyte Ch. Looking for / Longing for / Sick for Home: Marina Tsvetaeva in English Translation. Translation and Literature, 2014, vol. 23, part 3, pp. 336-363. (In English).
2. Tsvetkova M.V Stikhotvoreniye Mariny Tsvetayevoy "Toska po Rodine, dav-no..." i tri ego perevoda na angliyskiy yazyk [Marina Tsvetaeva's Poem "Longing for Motherland" and its Three Translation into English"]. Novyy Filologicheskiy Vestnik, 2019, no. 1 (48), pp. 250-260. (In Russian).
3. Whyte Ch. The English for an Anti-Elegy: Translating Tsvetaeva on Rilke. Translation and Literature, 2012, vol. 21, part 2, pp. 196-212. (In English).
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
4. Toporov V.N. Prostranstvo kul'tury i vstrechi v nem [The Space of Literature and Encounters in it]. Vostok - Zapad. Issledovaniya. Perevody. Publikatsii [East - West. Researches. Translations. Publications]. Moscow, 1989, Issue 4, pp. 6-18. (In Russian).
(Monographs)
5. Damrosch D. How to Read World Literature. Maiden, Oxford, 2009. (In English).
6. Toper P.M. Perevod v sisteme sravnitel'nogo literaturovedeniya [Translation in the System of Comparative Literature]. Moscow, 2001. (In Russian).
Цветкова Марина Владимировна, Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики» - Нижний Новгород.
Доктор филологических наук, профессор. Научные интересы: литературная компаративистика, переводоведение, межкультурная коммуникация, русская поэзия начала ХХ в., британская поэзия ХХ в.
E-mail: mtsvetkova@hse.ru
ORCID: 0000-0002-1836-6751
Marina V. Tsvetkova, National Research University Higher School of Economics - Nizhny Novgorod.
Doctor of Philology, Professor. Research interests: comparative studies in literature, translation studies, intercultural communication, Russian literature of the beginning of the 20th century, British poetry of the 20th century.
E-mail: mtsvetkova@hse.ru
ORCID: 0000-0002-1836-6751
