CC BY
0
Вестник Томского государственного университета. История. 2024. № 89 Tomsk State University Journal of History. 2024. № 89
Научная статья УДК 94(47+57) doi: 10.17223/19988613/89/3
Переселения крестьян Тамбовской губернии в Томскую губернию в XIX в. в контексте альтернатив социально-демографического поведения позднего аграрного общества России
Валерий Владимирович Канищев
Тамбовский государственный университет им. Г.Р. Державина, Тамбов, Россия, [email protected]
Аннотация. Рассматривается проблема миграций в позднем российском аграрном обществе как выбор отдельными группами крестьян - уезжать на новое место или оставаться на родине. Статья базируется на сопоставимой тамбовской и томской статистике 1880-х гг., которая позволила определить предпосылки, мотивы и последствия переселения на новые территории или сохранения места жительства. На примерах четырех взаимосвязанных сел Тамбовской губернии и Алтайского округа Томской губернии выявлены разные варианты миграционных процессов, связанные с особенностями религиозного состава населения, спецификой землевладения, возможностями выбора неземледельческих миграций и занятий в Центральной России.
Ключевые слова: исторические альтернативы, миграции, предпосылки и последствия переселений
Для цитирования: Канищев В.В. Переселения крестьян Тамбовской губернии в Томскую губернию в XIX в. в контексте альтернатив социально-демографического поведения позднего аграрного общества России // Вестник Томского государственного университета. История. 2024. № 89. С. 23-29. doi: 10.17223/19988613/89/3
Original article
Migrations of Tambov Governorate peasants to Tomsk Governorate in the 19th century in the context of alternatives for a further social-demographic development
Valery V. Kanishchev
Tambov State University named after G.R. Derzhavin, Tambov, Russian Federation, [email protected]
Abstract. The aim of this paper is to study migration as a decision of particular groups of peasants to leave for a new place or stay in their place of residence.
The article is based on Tambov and Tomsk statistics of the 1880s. Comparable household censuses of Tambov and Tomsk Governorates make it possible to discern prerequisites and motives for resettlement to new territories or staying in the same place of residence as well as consequences of doing so.
The author found that the skoptsy expelled from the Tambov village of Atmanov Ugol were not religious zealots: they left numerous progeny in Tomsk Governorate. These settlers may have taken part of the Tambov skoptsy's large capital. In the village of Yarki (Altai district of Tomsk Governorate), they were the richest: they set up wealthy households. The peasants of Atamanov Ugol who stayed in their place of residence began to take on non-agricultural jobs. Many of them were sawyers; they worked in the surrounding villages and towns, yet continued to farm in their village. Their total income exceeded the income from agriculture of fellow countrymen who left for Altai.
Peasants of the Tambov village of Vtorye Levye Lamki, some of whom moved to the Altai village of Smolenskoye, tackled the migration issue in a different way. The Tambov village was established in the 19th century due to the expulsion of a group of peasants - former service people of the 17th century who did not want to change from household land ownership to communal land ownership. After a while, the land plots in Vtorye Levye Lamky began to shrink. Some of the households sold their plots and left for Altai. There, they would improve their socio-economic indicators. The peasants who stayed in bought up the migrants' lands. Their economic indicators were no worse than those of their fellow countrymen in the new places.
The author concludes that the studied groups followed different demographic paths after migration. Only the Altai village of Smolenskoye has maintained the population size of the beginning of the 20th century. This was facilitated by the preservation of the status of subregional center and attractive socio-economic conditions. Vtorye Levye Lamky had been successfully developing until the 1960s - while it was a subregional center. Atmanov Ugol and Novoyarki, due to natural decrease and migration outflow, have decreased four times over the last century. All four villages are still large settlements by the standards of their regions. They have retained their authenticity. The migration decision of their inhabitants turned out to be successful in the historical perspective.
Keywords: historical alternatives, migrations, prerequisites and consequences of migrations
© В.В. Канищев, 2024
For citation: Kanishchev, V.V. (2024) Migrations of Tambov Governorate peasants to Tomsk Governorate in the 19th century in the context of alternatives for a further social-demographic development. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Istoriya - Tomsk State University Journal of History. 89. pp. 23-29. doi: 10.17223/19988613/89/3
История миграций крестьян Центральной России в Сибирь, в том числе по линии Тамбовская-Томская губерния, исследована во многих аспектах. Главным образом изучалось аграрное переселение. Нередко анализировались причины и обстоятельства выезда крестьян из родных мест. Но практически нет работ, в которых помимо земледельческого переселения специально рассматривались иные направления миграций или отказ от миграции членов одной и той же микропопуляции, живших в одних условиях.
Понятно, что такого рода исследование возможно на уровне микродемографического анализа первичных источников. К счастью, изначально в источниках ста-тистико-демографического характера как мест выселения, так и мест вселения отразилось достаточно много фактов для анализа миграционных процессов как совокупности выборов отдельных крестьянских дворо-хозяйств и их отдельных членов. Особенно отметим сопоставимые материалы подворных переписей и опросов, проведенных в 1880-е гг. Тамбовским губернским земством и в Алтайском округе народническим этнографом и экономистом Г.Л. Чудновским [1-3].
Автор этих строк в 2000-е гг. включился в изучение микродемографических процессов в российской Евразии в рамках совместного проекта с алтайскими коллегами [4-7]. Наработки последующих лет были обобщены в 2018 г. в совместной статье с Н.А. Жировым [8]. Продолжение исследований подтолкнуло нас к постановке вопроса о том, почему миграции совершали только отдельные дворы сельских поселений, а другая часть их жителей оставалась на месте или искала несибирские направления миграций.
Такой подход к изучению миграции представляется методологически и эвристически важным. Во-первых, он позволит точнее понять причины и мотивы миграции отдельных дворохозяйств и людей или отказ от таковых. Во-вторых, изучение отказа от переселения выходит на понимание широкой проблемы выбора жизненного пути отдельными группами и людьми, жившими в одном поселении, принадлежавшими к одной общине.
В указанных первичных источниках мы обратили внимание на интересные связи между двумя тамбовскими и двумя алтайскими селами, миграционное взаимодействие которых отразило самые разные стороны переселенческого процесса.
В частности, в тамбовских источниках содержатся данные о масштабах выселения и, самое главное, указываются причины и мотивы миграций крестьян сел Атманов Угол и Вторые Левые Ламки, относительно которых у Г.Л. Чудновского есть данные о местах вселения в Алтайском округе выходцев из этих сел, очень ценные сведения об изменении их социально-экономического положения вследствие переселения в Сибирь. Тамбовские документы также предоставляют информацию о тех дворохозяйствах двух сел, которые остались на местах. Такая информация дает возможность
оценки альтернатив миграционному выбору. Сопоставление тамбовских и алтайских первичных источников позволяет увидеть много интересных нюансов, которые не отражались в документах агрегированного характера.
Позволим себе напомнить, что миграции в истории России всегда имели и принудительный, и добровольный варианты [9].
Первыми тамбовскими переселенцами в алтайское с. Ярки стали в начале XIX в. скопцы, высланные из с. Атманов Угол Моршанского уезда Тамбовской губернии. Г.Л. Чудновский в начале 1880-х гг. получил от старожилов с. Ярки подробные сведения о тамбовских переселенцах. В частности, выяснилось, что первоначально (вероятно, в конце 1830-х гг.) в Ярки были сосланы три скопца. По записи Чудновского, вскоре к ним стали перебираться дети. Первые семь дворов переехали в 1843 г., примерно через 10 лет прибыли еще 35 выходцев из того же села, в 1853 г. - бывший крепостной из близкого с. Сосновка, выкупившийся у гр. Бенкендорфов за 1 000 руб., в 1872 г. из той же Сосновки - некий Гавриил Плотицын [3. С. 43-44].
Сведения, приведенные Чудновским, совпадают с известными фактами из истории тамбовского скопчества. Появление атмановских переселенцев в Ярках в конце 1930-х - начале 1840-х гг. можно считать следствием судебного процесса над тамбовским скопцами 1838 г. [10-14]. Объяснимо и появление в Ярках богатого вольноотпущенника из Сосновки. Дело в том, что скопчество в Тамбовской губернии возникло именно в этом селе в среде «капиталистых» крестьян. В связи с этим становится понятным, откуда у отпущенника могла появиться огромная для крепостного крестьянина сумма в 1 тыс. руб. Сосновские скопцы были тесно связаны с единоверцами округи, в которую входили в числе прочих селений Атманов Угол и Вторые Левые Ламки.
Можно предположить, что тамбовский переселенец в Ярки Г. Плотицын (в разных документах фамилия писалась либо через «а», либо через «о») был представителем рода руководителей тамбовских скопцов Пла-тицыных, выходцев из с. Сосновка. Возможно, он привез с собой какую-ту часть скопческих капиталов, которые контролировали его родственники. Судя по данным Г.Л. Чудновского, которые мы рассмотрим чуть позже, тамбовские переселенцы были самыми богатыми в Ярках.
Пока порассуждаем о том, что причины переселения крестьян с. Атманов Угол на Алтай вряд ли могли быть связаны с движением истинных скопцов, у которых по строгому счету детей быть не могло. Соответственно, к первым сосланным скопцам не могли приехать дети. Приходится предполагать, что оскопление в соответствующих общинах было неполным как физиологически, так и социально. Известно, что так называемая «малая печать» - отсечение яичек, не лишала возможности заниматься сексом [15].
Вероятно, в семьях скопцов не все члены подвергались кастрации. Ведь у главного фигуранта дела 1838 г. Е.И. Платицына был племянник, наследник больших дядюшкиных денег и подсудимый на следующем процессе над скопцами. И вообще практика передачи скопческих капиталов представителям следующих поколений была обычной. Все эти рассуждения о продолжении рода у скопцов нужны для показа демографических последствий атмановских переселений. Г.Л. Чуднов-ский отмечал большую людность семей тамбовских переселенцев: у них имелись даже семьи численностью в 25-30 человек, половина семей тамбовцев относилась к группе 6-10 человек [3. С. 87-88]. С другой стороны, известно, что в Атмановом Углу средний размер семьи с 10,4 человек в 1858 г. снизился до 6,1 [1. С. 50]. Эти цифры наводят на мысль, что переехавшие в Сибирь скопцы отказались от изуверской практики ограничения рождаемости, а может быть, представляли ту часть тамбовцев, которая не хотела ей следовать и бежала из-под контроля скопцов.
Применительно к оставшимся на месте жителям Атманова Угла сокращение средних размеров семьи может говорить о продолжении скопческой практики. Но возможно предполагать и то, что переход к ограничению рождаемости мог быть вызван другими, рационалистическими причинами.
В историко-демографической литературе существует мнение о том, что в пореформенные годы количество детей в крестьянских семьях зависело от размеров земельных наделов [16. С. 187]. В Атмановом Углу уже в 1840-е гг. душевой надел сократился до 1 десятины, что, по словам переселенцев на Алтай, было главной причиной их отъезда из родных мест. К тому же первые переселенцы указывали, что на родине стало явно не хватать покосов, а леса настоящего вообще не было, только мелкий дубняк [3. С. 44]. Переселившиеся на Алтай крестьяне передали 200 душевых наделов в распоряжение общества. Поэтому к 1880-м гг. размер надела вырос до 4 десятин [1. С. 50]. Но это не вызвало рост размеров семей в с. Атманов Угол. Нельзя забывать о том, что в середине XIX в. в центральных земледельческих регионах России стоял вопрос не только о недостаточности крестьянской надельной земли, но и о ее качестве. Статистики 1880-х гг. прямо отметили: «В Перкинской волости худшею землею владеют крестьяне села Атманов Угол». При этом отмечалось, что крестьяне села не удобряли свои поля [1. С. 63, 68].
В пореформенные годы продолжали сокращаться животноводческие и лесные угодья. Хотя формально лесные владения села были немалыми по тамбовским меркам (более 2 000 десятин), они фактически не были лесными: «Лесной надел представляет кустарник из березника, дубняка, осинника (сосны нет)». Дерева уже не хватало на отопление. К тому же кустарник использовался для пастьбы скота [1. С. 39].
В таких ресурсных условиях крестьяне села стали переходить к неземледельческим занятиям, которые не требовали большого числа работников и получателей земли. По данным подворной переписи, в Перкинской волости 190 дворов занимались работой пильщиков.
Большинство таких дворов находилось в Атмановом Углу и составляло примерно половину дворов села. По данным той же переписи, дневные заработки пильщиков составляли без расходов на питание до двух рублей [1. С. 230]. Если сравнить эти средние доходы с наиболее известными крестьянскими бюджетами центральных земледельческих губерний того времени (Воронежская губерния, 1877-1896), то получается, что максимальные заработки атмановских пильщиков в расчете на среднюю душу семьи из 6 человек почти достигали доходов зажиточной группы воронежских крестьян (немногим более 100 руб. в год) [17. С. 375]. Конечно, пильщики-крестьяне вряд ли работали каждодневно круглый год. С другой стороны, их семьи имели еще и пропитание от сельского хозяйства, которое они полностью не забрасывали.
Очевидно, что при таких заработках у многих жителей села не возникало желания к переселению в дальние края. Тем более у жителей Центральной России существовали разнообразные направления переселения или по меньшей мере отходничества. В этот период сохранялись еще возможности извоза сельскохозяйственной продукции из Тамбовской губернии в Москву и более северные территории. Старинный тракт из Тамбова на Моршанск, далее на Рязань и Москву проходил недалеко от Атманова Угла. О.С. Зарянская выявила конкретные проявления переселения тамбовских крестьян в первые пореформенные годы на жительство в Москву, где они предпочитали «легкую» по сравнению с сельским хозяйством работу в качестве дворников, горничных, кухарок и т.п. [18].
С другой стороны, в 1860-1870-е гг. начался сезонный отход тамбовских крестьян, в том числе и изучаемой нами части Моршанского уезда, на работу углекопами в Донбасс.
Особый вариант миграционного выбора продемонстрировали обстоятельства переселения в алтайское с. Смоленское часть дворохозяев тамбовского с. Вторые Левые Ламки. Первоначально с. Ламское возникло еще в середине XVII в. Затем оно стало делиться, новые названия образовывались от положения к р. Ламочке. По мере развития этих поселений менялась система землевладения. Жители Вторых Левых Ламок и в XIX в. помнили о том, что их предки были служилыми людьми, которые охраняли государственную границу, за что получили землю в вечное пользование.
Владение землей на семейно-наследственном праве называлось «четвертными» (в XVII в. эти земли мерили четвертями). К середине XIX в. такое название сохранялось. Но уже в конце XVIII в. жители еще единых Левых Ламок стали осознавать ограниченность подворного землевладения, невозможность пополнять свои участки при разделе общинного фонда. И, видимо, в период генерального межевания в селе начался переход к общинному землевладению. Часть потомков служилых людей не захотела отказаться от семейной собственности. Они выселились из старого села и образовали Вторые Левые Ламки (его жителей долго звали четвертными).
Однако в середине XIX в. проблемы с четвертным владением землей возникли и в новом селе. Часть дво-
рохозяев села пошла по пути распродажи семейных участков. Земские статистики отметили сокращение земельного фонда села в конце 1850-х - 1870-е гг. с 6 до 3 тыс. десятин [1. С. 42-44]. Распродажу четвертной земли вели наименее обеспеченные дворы, которые предпочли переехать в Томскую губернию. О лучших условиях там они знали от уже переселившихся земляков.
У Г.Л. Чудновского изложение сюжета о тамбовских переселенцах 1870-х гг. в с. Ярки завершается фразой о том, что затем в этом селе стало не хватать покосов, и тамбовские переселенцы направились в другие волости [3. С. 44].
Весьма интересно в этой связи то, что мигранты из с. Атманов Угол теперь переселялись, в частности, в алтайское с. Смоленское, куда в то же время пришла волна мигрантов из Вторых Левых Ламок (несколько десятков километров от Атманова Угла), также государственных крестьян и также связанных со скопчеством.
Мы бы не вернулись к сюжету о скопцах, если бы в очередной раз не возникал вопрос о том, как в XIX в. крестьяне, разделенные тысячами километров, сообщали землякам об изменениях, которые происходили на новых местах жительства. Ответ вроде бы известен: функцию передатчика информации выполняли ходоки. Но они обычно осуществляли связи между конкретными местами выселения и вселения. Непонятно, как ходоки отслеживали вторичные переселения земляков по обширным просторам Сибири.
Известно, что основатель скопчества К. Селиванов, находясь с конца XVШ в. в сибирской ссылке, продолжал поддерживать связи со своими единоверцами [19]. Можно предположить, что и в XIX в. «сетевые связи» внутри секты продолжали работать, и выходцы из скопческих общин сел Атманов Уголо и Вторые Левые Ламки разными путями, но вместе оказались в алтайском с. Смоленское.
Можно также предположить, что связи между жителями одного, по российским меркам совсем небольшого, участка Тамбовской губернии радиусом в несколько десятков километров (всего две волости с высокой плотностью населения) были шире только религиозных связей и, самое главное, исторически глубже. Явно неслучайно внутри этой группы в разных селениях оказалось немало людей с одинаковыми фамилиями, которые пересеклись затем в обоих алтайских селах.
Анализ материалов Центра генеалогических исследований, который содержит данные о нескольких миллионах конкретных носителях фамилий, извлеченных из массовых источников [20], позволил установить, что из 10 фамилий тамбовских переселенцев в алтайские села Ярки и Смоленское, названных Г.Л. Чуднов-ским, почти все упоминаются в массовых источниках XX в. в обоих регионах. Только применительно к фамилии Жогин, упомянутой среди первых трех скопцов, высланных из Атманова Угла в Ярки, мы можем предполагать, так сказать, строгое скопчество и отсутствие потомства. В дальнейшем фамилия не встречается ни в тамбовских, ни в алтайских источниках.
С другой стороны, люди с фамилией Жданов (также из первой тройки скопцов в Ярках) в источниках по
Сосновскому району Тамбовской области упоминаются десятки раз, а по Алтайскому краю - сотни раз. При таких многочисленных потомках вряд ли можно говорить о реальном и массовом скопчестве и тамбовских Ждановых, и их сородичей, переселившихся на Алтай.
Примерно то же можно сказать и о представителях фамилии Неверов, которые как минимум десятками исчислялись в источниках по Сосновскому району и в таком же порядке цифр в Алтайском крае.
Известно, что фамилия Жданов была широко распространена в разных регионах России. Но в алтайских документах XX в. есть прямые упоминания о людях с этой фамилией, родившихся в Тамбовской губернии и живших затем на Алтае, в том числе в селах Ярки и Смоленское. Другими словами, часть Ждановых - переселенцев из Атманова Угла и Вторых Левых Ламок в Ярки - могла совершить вторичное переселение в Смоленское или сразу по «подсказке» ярковских родственников и однофамильцев направиться в это второе село.
Факты переселения тамбовцев в оба алтайских села выявились и среди представителей фамилий Неверовых и Ненашевых.
Среди фамилий, упомянутых Чудновским, особый интерес вызывают Платицыны (Плотицыны). В источниках по истории Сосновского района XX в., особенно в самом с. Сосновка, упоминаются десятки Платицы-ных, однофамильцев или потомков лидеров тамбовских скопцов. При таком немалом потомстве сложно говорить о строгой скопческой практике представителей этого рода. А вот оказавшийся в 1870-е гг. в Ярках Г. Плотицын, может быть, являлся единственным представителем рода на Алтае. Во всяком случае в алтайских источниках XX в. такая фамилия встречается очень редко. Но «перекочевавшие» на Алтай фамилии интересны не только с точки зрения истории распространения скопчества, но и с точки зрения социально-экономических перемен, произошедших с тамбовскими переселенцами на новых местах.
Тамбовские мигранты, переселившиеся в алтайские села Ярки и Смоленское, получили намного большую возможность для занятий привычным им сельским хозяйством, которое в Томской губернии стало высокопродуктивным и товарным.
По данным, собранным Г.Л. Чудновским, у тамбов-цев, составивших большинство новых жителей с. Ярки, на двор приходилось посевов более 20 десятин, лошадей - 10,7, рогатого скота - 11,4, овец - 29,7, свиней -9,2, пчел - 25,6 ульев. У наиболее зажиточных хозяев отдельные показатели были в 2-3 раза выше. С демографической точки зрения важно отметить, что во всех этих хозяйствах семьи были численностью свыше 10 человек [3. С. 46-47]. Ясно, что такие размеры семей были возможности при отсутствии контроля рождаемости.
У оставшихся на родине крестьян Атманова Угла при меньших семьях были меньше и душевые показатели состояния хозяйства. Земли всей удобной на двор -немногим более 10 десятин, лошадей - менее 2, рогатого скота - менее 2 голов, овец - около 6, свиней -около 2, колод пчел (даже не ульев) - 3 [1. С. 50].
Хозяйства переселенцев в с. Смоленское из Вторых Левых Ламок имели средние подворные показатели
несколько ниже, чем в Ярках: 12 десятин посева, около 8 лошадей, около голов 8 рогатого скота, 17 овец, 4 свиньи, 2 улья пчел. В зажиточных хозяйствах тамбовских выходцев в Смоленское (они составляли 40%) такие показатели были многократно выше - до 50 десятин посева, 40 лошадей и т.д. [3. С. 74, 84].
Наиболее интересный эффект переселения части жителей с. Вторые Левые Ламки проявился в том, что оставшиеся на родине дворохозяйства сохранили и, может быть, увеличили свои хозяйственные показатели, в чем-то большие, чем у многих бывших односельчан на Алтае: до 100 десятин земли, более 10 лошадей, до 100 овец, 30 свиней и т.д. [1. С. 44-45].
Более того, у оставшихся на родине хозяйств Вторых Левых Ламок в пореформенные годы резко выросла цена земли, что помимо экономических выгод порождало повышение социального престижа. Понятно, что в таких условиях леволамским крестьянам выгодно было продолжать заниматься сельским хозяйствам на родине (не нужно ехать за тридевять земель!). Три четверти дворов Вторых Левым Ламок в 1880-е гг. имели наемных работников, тем самым повышая свой экономико-демографический потенциал.
«Капиталистическое» мышление стало проявляться и в том, что крестьяне села стали специально оформлять документы на наследственную землю, которой они владели только по обычаю. Отцы, понимая, что нет «прочности» землевладения, стали продавать землю сыновьям и, соответственно, получать купчие документы.
Однако подчеркнем: такое благополучие зажиточных дворохозяйств Вторых Левых Ламок 1880-х гг. было достигнуто вытеснением односельчан в Сибирь. Но и переселенцы также повысили на новом месте свое материальное положение, что невозможно было в стесненных условиях родного края.
Специально отметим, что в области ведения сельского хозяйства тамбовские переселенцы были готовы к новациям. Во всем Моршанском уезде Тамбовской губернии крестьяне до 1880-х гг. продолжали преимущественно сеять озимую рожь. Пшеницы не было даже в яровых посевах [1. С. 77]. На Алтае бывшие тамбовские крестьяне стали засевать пшеницей более половины посевного клина. Они стали потреблять громадное по тамбовским меркам количество собственного пшеничного хлеба (более 30 пудов на душу в год). Помимо этого, зажиточные хозяйства переселенцев с. Смоленского (полагаем, и с. Ярки) в среднем за год продавали пшеницы на сумму до 200 рублей [3. С. 94]. Конечно, это намного меньше потенциальных заработков оставшихся на родине пильщиков. Но у переселенцев на Алтай явно лучше оказалось самообеспечение и, скажем так, самоудовлетворение как земледельцев. Другими словами, с точки зрения традиционного социально-демографического поведения выбор переселенцев был вполне удачным. Их землякам, оставшимся на родине, приходилось напряженно искать новые возможности для дальнейшего развития, уходить от крестьянского образа жизни.
Разнообразие миграционного выбора отдельных групп населения изученных населенных пунктов в XIX в.
в определенной мере предопределило особенности их демографических стратегий в XX в. В алтайских селах Ярки и Смоленское во конце XIX - начале XX в. численность населения за счет мигрантов (в том числе и тамбовских) выросла в разы. Миграционный приток в самом конце XIX в. сыграл какую-то роль и в росте населения тамбовского села Вторые Левые Ламки, рядом с которым в 1890-е гг. строилась железнодорожная ветка, требовавшая немалого числа работников, и возникла железнодорожная станция, давшая местному населению сравнительно близкий по российским меркам выход через ЮВЖД на Москву (менее 10 часов).
В специальном исследовании демографических процессов в тамбовской деревне в 1920-1930-е гг. автор этих строк вместе с коллегами показал, что Вторые Левые Ламки, которые в этот период стали районным центром, были эталонным поселением демографического типа, развивавшимся и благодаря положительному естественному приросту, и благодаря миграционному притоку из окрестных населенных пунктов [21]. Благодаря сохранению статуса райцентра, соответственно, немалому числу молодежи и положительному естественному приросту, а также типичному для Тамбовской области конца 1940-х - 1950-х гг. самоограничению крестьянами миграции село к 1959 г. восстановило свою предвоенную численность [22]. Однако утрата статуса райцентра в последующие десятилетия привела к сокращению численности жителей (в 2010 г. -в 2 с лишним раза в сравнении с максимумом 1939 г.). Однако и сейчас Вторые Левые Ламки остаются крупным по людности селом (людность почти втрое больше среднеобластной), а самое главное - число жителей в селе превышает показатель 1880-х гг., после первой волны миграции в Сибирь. Упрощенно говоря, в исторической перспективе оставшиеся на родине местные крестьяне «не проиграли».
Село Атманов Угол в XX в. развивалось явно менее успешно: достигло пикового числа жителей в 1917 г. и впоследствии их только теряло (за 100 лет население уменьшилось почти в 4 раза). Несмотря на все перипетии, Атаманов Угол в начале XXI в. остался крупным по местным меркам селом (более 800 чел.). Но, самое главное, он сохранил своеобразие, традиции, которые придают селу устойчивость. Верность неземледельческим занятиям, «не отходя от дома», проявляется в деятельности предприятия «Атманов кирпич», а сохранение исторической памяти о народной «забаве» кулачных боев сделало село центром ежегодных традиционных игр всероссийского масштаба «Атманов-ские кулачки».
Видимо, подобную демографическую судьбу пережило в XX в. и алтайское село Ярки (ныне Новоярки). С 1926 г. по настоящее время население села сократилось в 4 раза, что, как и в Атмановском Углу, было следствием и сокращения естественного прироста, и, вероятно, в большей мере миграционного оттока. Мы не знаем, в какой мере на демографическом развитии села сказались особенности его религиозного состава. Может быть, именно к нему относились слова Г.Л. Чудновского, который обратил внимание на то,
что вселяться в некоторые села и волости 1880-х гг. было трудно из-за проживания там староверов и сектантов, которые не пускали новоселов [3. С. 131]. Можно предполагать и то, что на падении миграционной привлекательности сказалось упомянутое Чуднов-ским сокращение животноводческих угодий в селе.
Анализ судеб алтайских крестьян с тамбовскими фамилиями показал, что десятки и сотни из них в 1930-е гг. были раскулачены и выселены. Получился некий исторический парадокс: приобретенная в результате миграции на Алтай в дореволюционный период зажиточность бывших тамбовских крестьян в советском обществе стала основанием для репрессий и раскрестьянивания.
На дальнейшем сокращении населения алтайских, как и всех российских сел, сказались трагические последствия Великой Отечественной войны. Но вот алтайское с. Смоленское к 1970-м гг. смогло не только восстановить свою численность, но и за 20 последующих лет превысить уровень начала XX в. Изучение демографического развития крупных сел земледельческих регионов Центральной России, главным образом районных центров, в послевоенные десятилетия показывает, что рост их населения происходил благодаря
и естественному, и миграционному приросту. Во-первых, это происходило благодаря усиленной государственной поддержке сельских административных центров. Во-вторых, благоприятным фактором в этих поселениях было сохранение привлекательных для молодежи рабочих мест и объектов социально-культурной сферы. В-третьих, именно в такие поселения происходил и происходит миграционный отток из городов некоторых сельских уроженцев [23]. Все эти факторы действовали и в алтайском с. Смоленское.
Новоярки, являющиеся центром только сельского совета, в послевоенные десятилетия теряли свою численность, но все-таки остаются в настоящее время сравнительно крупным по алтайским масштабам селом (более 1 000 человек, в 1,5 раза выше среднекрае-вой численности).
В итоге можно заключить, что и переселившиеся в Томскую губернию, и оставшиеся на родине группы крестьян сумели сохранить свои родные и новые поселения. По современным меркам это крупные сельские населенные пункты. Поэтому можно сказать, что давний миграционный выбор, с одной стороны, и отказ от такового - с другой, оказались в исторической перспективе удачными.
Список источников
1. Сборник статистических сведений по Тамбовской губернии. Тамбовм: Губернская земская тип., 1882. Т. 3: Моршанский уезд. 522 с.
2. Сведения о переселениях крестьян Тамбовской губернии в другие губернии и области с 1869 по 1881 г. [Б. м., 188-?]. 31 с.
3. Чудновский С.Л. Переселенческое дело на Алтае : статистико-экономический очерк. Иркутск : Тип. газеты «Восточное обозрение»,
1889. 154 с. (Записки Восточно-Сибирского отдела Императорского Русского географического общества, по отделению статистики; т. 1, вып. 1).
4. Владимиров В.Н., Канищев В.В. Проект «Микромиграционные процессы в Российской Евразии второй половины XIX - начала XX в. (Там-
бовская губерния - Алтайский округ)»: первые итоги реализации // Информационный бюллетень Ассоциации «История и компьютер». М., 2002. № 30. С. 193-195.
5. Владимиров В.Н., Канищев В.В., Лазарева О.В., Силина И.Г., Токарев Н.В. Источники изучения переселения крестьян Тамбовской губер-
нии в Алтайский округ во второй половине XIX - начале XX вв. (микроисторический уровень) // Тамбовское крестьянство: от капитализма к социализму (вторая половина XIX - начало XX вв.) : сб. науч. ст. Тамбов : Изд-во ТГУ, 2002. Вып. 4. С. 47-63.
6. Владимиров В.Н., Канищев В.В., Силина И.Г. Итоги реализации проекта «Микромиграционные процессы в Российской Евразии второй
половины XIX - начала XX вв. (Тамбовская губерния - Алтайский округ)» // Информационный бюллетень Ассоциации «История и компьютер». М., 2004. № 32. С. 176-177.
7. Канищев В.В. Демографические и социально-экономические последствия переселения тамбовских крестьян на Алтай в 1880-е - 1910-е гг.
(поселенный и волостной уровни) // Российское крестьянство в XIX-XX вв. Тамбов : Изд-во ТГУ, 2004. С. 80-102.
8. Канищев В.В., Жиров Н.А. Эвристические возможности изучения миграционных процессов в российском аграрном обществе XVII - первой
четверти XX веков на микроуровне) // Демографическая история России и регионов. Екатеринбург : ИИиА УрО РАН, 2018. С. 4-18.
9. Дьячков В.Л., Канищев В.В. Соотношение принудительной и добровольной миграции сельского населения Тамбовской области в 1920-
1990-е гг. // Вестник Тамбовского университета. Сер. Гуманитарные науки. 2011. Вып. 8 (100). С. 340-345.
10. Дубасов И.И. Очерки из истории Тамбовского края. Тамбов : Юлис, 1993. 786 с.
11. Клибанов А.И. Религиозное сектантство в прошлом и настоящем. М. : Наука, 1973. 256 с.
12. Мелехов А.С., Рожкова Т.Р. «Дело моршанских скопцов» 1869 года // Наука и образование: научный рецензируемый электронный журнал. 2019. Т. 2, № 4. URL: https://opusmgau.ru/index.php/see/article/view/1141/1140
13. Озорнов И.А., Федосеева Н.Л., Левин О.Ю. Моршанск православный. Тамбов : Пролетарский светоч, 2010. 328 с.
14. Рожков Г.А., Капранова Д.А. «Ново знамя нам явилось...». Сектантство Моршанского уезда Тамбовской губернии // Наука и образование: научный рецензируемый электронный журнал. 2019. Т. 2, № 2. URL: https://opusmgau.ru/index.php/see/article/view/862/862
15. Судебно-медицинские исследования скопчества и исторические сведения о нем директора медицинского департамента Евгения Пеликана. СПб. : Печатня В.И. Головина, 1872. Часть вторая (судебно-медицинская). 58 с.
16. Миронов Б.Н. Социальная история России. СПб. : Кондратий Булавин, 1999. Т. 1. 548 с.
17. Ковальченко И.Д. Методы исторического исследования. М. : Наука, 1987. 439 с.
18. Зарянская О.С. Миграция тамбовских крестьян по данным паспортных книг г. Москвы // Вестник Тамбовского университета. Сер. Гуманитарные науки. 2007. № 2. С. 145-149.
19. Панченко А.А. Христовщина и скопчество: фольклор и традиционная культура русских мистических сект. М. : ОГИ, 2004. 541 с.
20. Центр генеалогических исследований. URL: https://rosgenea.ru
21. Жуков Д.С., Канищев В.В., Лямин С.К. Фрактальное моделирование демографических процессов в тамбовской деревне 1926-1939 гг. // Fractal Simulation. 2012. Вып. 1 (3). С. 33-60.
22. Жуков Д.С., Канищев В.В. «Если бы не было войны»: моделирование демографических процессов в российской деревне 1930-1950-х гг. (по материалам Тамбовской области) // Вестник Пермского университета. Сер. История. 2019. № 3. С. 118-136.
23. Жиров Н.А. Стратегии демографического поведения сельского населения юга Центральной России в 1959-2010 гг. на районном уровне // Вестник Тамбовского университета. Сер. Гуманитарные науки. 2019. Т. 24, № 183. С. 244-251.
References
1. Tambov Province Zemstvo. (1882) Sbornik statisticheskikh svedeniy po Tambovskoy guberni [Collection of statistical information on Tambov
province]. Vol. 3. Tambov: Gubernskaya Zemskaya tipografiya.
2. Tambov Treasury Chamber. (188—?) Svedeniya o pereseleniyakh krest'yan Tambovskoy gubernii v drugie gubernii i oblasti s 1869 po 1881 g.
[Information on the resettlement of peasants of Tambov province to other provinces and regions from 1869 to 1881]. [s.l.: s.n].
3. Chudnovskiy, S.L. (1889) Pereselencheskoe delo na Altae: statistiko-ekonomicheskiy ocherk [Migration case in Altai: A statistical and economic
essay]. Irkutsk: Vostochnoe obozrenie.
4. Vladimirov, V.N. & Kanishchev, V.V. (2002) Proekt "Mikromigratsionnye protsessy v Rossiyskoy Evrazii vtoroy poloviny XIX - nachala XX v.
(Tam-bovskaya guberniya - Altayskiy okrug)": pervye itogi realizatsii [Project "Micromigration processes in Russian Eurasia in the second half of the 19th - early 20th centuries. (Tambov Province - Altai Okrug)": First Results of Implementation]. Informatsionnyy byulleten'Assotsiatsii "Istoriya i komp'yuter." 30. pp. 193-195.
5. Vladimirov, V.N., Kanishchev, V.V., Lazareva, O.V., Silina, I.G. & Tokarev, N.V. (2002) Istochniki izucheniya pereseleniya krest'yan Tambovskoy
gubernii v Altayskiy okrug vo vtoroy polovine XIX - nachale XX vv. (mikroistoricheskiy uroven') [Sources for studying the migration of peasants from Tambov Province to Altai Okrug in the second half of the 19th - early 20th centuries (the microhistorical level)]. In: Tambovskoe krest'yanstvo: ot kapitalizma k sotsializmu (vtoraya polovina XIX — nachalo XX vv.) [Tambov Peasantry: From Capitalism to Socialism (Second Half of the 19th -Early 20th Centuries)]. Vol. 4. Tambov: TSU. pp. 47-63.
6. Vladimirov, V.N., Kanishchev, V.V. & Silina, I.G. (2004) Itogi realizatsii proekta "Mikromigratsionnye protsessy v Rossiyskoy Evrazii vtoroy
poloviny XIX - nachala XX vv. (Tambovskaya guberniya - Altayskiy okrug)" [Results of the implementation of the project "Micromigration processes in Russian Eurasia in the second half of the 19th - early 20th centuries (Tambov province - Altai district)"]. Informatsionnyy byulleten' Assotsiatsii "Istoriya i komp'yuter". 32. pp. 176-177.
7. Kanishchev, V.V. (2004) Demograficheskie i sotsial'no-ekonomicheskie posledstviya pereseleniya tambovskikh krest'yan na Altay v 1880-e - 1910-e gg.
(poselennyy i volostnoy urovni) [Demographic and socio-economic consequences of migration of Tambov peasants to the Altai in the 1880s - 1910s (the settlement and volost levels)]. In: Rossiyskoe krest'yanstvo v XIX—XX vv. [Russian peasantry in the 19th - 20th centuries]. Tambov: TSU. pp. 80-102.
8. Kanishchev, V.V. & Zhirov, N.A. (2018) Evristicheskie vozmozhnosti izucheniya migratsionnykh protsessov v rossiyskom agrarnom obshchestve
XVII - pervoy chetverti XX vekov na mikrourovne) [Heuristic possibilities for studying migration processes in the Russian agrarian society of the 17th - first quarter of the 20th centuries at the micro level)]. In: Zherebtsov, I.l. (ed.) Demograficheskaya istoriya Rossii i regionov [Demographic History of Russia and Regions]. Ekaterinburg: UrB RAS. pp. 4-18.
9. Dyachkov, V.L. & Kanishchev, V.V. (2011) Correlation of forced and voluntary migration of rural population of Tambov region in 1920-1990s.
Vestnik Tambovskogo universiteta. Ser. Gumanitarnye nauki. 8(100). pp. 340-345. (In Russian).
10. Dubasov, I.I. (1993) Ocherki iz istorii Tambovskogo kraya [Essays on the History of Tambov Region]. Tambov: Yulis.
11. Klibanov, A.I. (1973) Religioznoe sektantstvo vproshlom i nastoyashchem [Religious Sectarianism in the Past and Present]. Moscow: Nauka.
12. Melekhov, A.S. & Rozhkova, T.R. (2019) "The case of the Morshansky eunuchs" of 1869. Nauka i obrazovanie. 2(4). (In Russian). [Online] Available from: https://opusmgau.ru/index.php/see/article/view71141/1140
13. Ozornov, I.A., Fedoseeva, N.L. & Levin, O.Yu. (2010)Morshanskpravoslavnyy [The Orthodox Morshansk]. Tambov: Proletarskiy svetoch.
14. Rozhkov, G.A. & Kapranova, D.A. (2019) "Novo znamya nam yavilos'...". Sektantstvo Morshanskogo uezda Tambovskoy gubernii ["The new banner appeared to us... ." Sectarianism of the Morshansky uezd of Tambov province]. Nauka i obrazovanie. 2(2). [Online] Available from: https://opusmgau.ru/index.php/see/article/view/862/862
15. Pelikan, E. (1872) Sudebno-meditsinskie issledovaniya skopchestva i istoricheskie svedeniya o nem direktora meditsinskogo departamenta Evgeniya Pelikana [Forensic medical research of the skopchestvo and historical information about it]. St. Peterburg: V.I. Golovin.
16. Mironov, B.N. (1999) Sotsial'naya istoriyaRossii [Social History of Russia]. Vol. 1. St. Petersburg: Kondratiy Bulavin.
17. Kovalchenko, I.D. (1987) Metody istoricheskogo issledovaniya [Methods of Historical Research]. Moscow: Nauka.
18. Zaryanskaya, O.S. (2007) Migratsiya tambovskikh krest'yan po dannym pasportnykh knig g. Moskvy [Migration of Tambov peasants according to the data of passport books of Moscow. Vestnik Tambovskogo universiteta. Ser.: Gumanitarnye nauki. 2. pp. 145-149. (In Russian).
19. Panchenko, A.A. (2004) Khristovshchina i skopchestvo: fol'klor i traditsionnaya kul'tura russkikh misticheskikh sekt [Khristovshchina and Skop-chestvo: Folklore and Traditional Culture of Russian Mystical Sects]. Moscow: OGI.
20. The Center for Genealogical Research. Official website. [Online] Available from: https://rosgenea.ru
21. Zhukov, D.S., Kanishchev, V.V. & Lyamin, S.K. (2012) Fraktal'noe modelirovanie demograficheskikh protsessov v tambovskoy derevne 1926-1939 gg. [Fractal simulation of demographic processes in a Tambov village of 1926-1939]. Fractal Simulation. 1(3). pp. 33-60.
22. Zhukov, D.S. & Kanishchev, V.V. (2019) "If there was no war": modeling the demographic processes in Russian agrarian society in the 1930s -1950s (on the Tambov region material). VestnikPermskogo universiteta. Seriya: Istoriya. 3. pp. 118-136. (In Russian). DOI: 10.17072/2219-31112019-3-118-136
23. Zhirov, N.A. (2019) Strategies for the demographic behavior of the rural population of South-Central Russia in 1959-2010 at the district level. Vestnik Tambovskogo universiteta: seriya gumanitarnye nauki. 24(183). pp. 244-251. (In Russian). DOI: 10.20310/1810-0201 -2019-24-183-244-251
Сведения об авторе:
Канищев Валерий Владимирович - доктор исторических наук, профессор кафедры всеобщей и российской истории Тамбовского государственного университета им. Г.Р. Державина (Тамбов, Россия). E-mail: [email protected]
Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов.
Information about the author:
Kanishchev Valery V. - Doctor of Historical Sciences, Professor of the Department of General and Russian History of Tambov State University named after G.R. Derzhavin (Tambov, Russian Federation). E-mail: [email protected]
The author declares no conflicts of interests.
Статья поступила в редакцию 03.09.2020; принята к публикации 15.05.2024 The article was submitted 03.09.2020; accepted for publication 15.05.2024
