CC BY
40
Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2017. № 4 (16). С. 44-53.
УДК 94(47).081+.082
Б01 10.25513/2312-1300.2017.4.44-53
А. К. Кириллов, А. Г. Караваева, Н. Н. Самульцева
ПЕРЕСЕЛЕНЧЕСКО-СТАРОЖИЛЬЧЕСКИЕ КОНФЛИКТЫ НА ЗАРЕ ВЕЛИКОГО СИБИРСКОГО ПЕРЕСЕЛЕНИЯ (1870-1880-е гг.): ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА
Опираясь на доскональный разбор одного из крупнейших столкновений первой половины 1880-х гг. на Алтае, авторы доказывают особую роль недавних выходцев из Европейской России, причислившихся к селениям с согласия старожилов. Действуя вопреки интересам старожильческого большинства, они обеспечивали новосёлам возможность «зацепиться» в селении. За счёт этого получалось, что у каждой из сторон конфликта (и старожилов, и переселенцев) есть своя правда. Решение таких конфликтов определялось в меньшей степени действующим законодательством, а в основном - настойчивостью каждой из борющихся сторон. Инициатива людей, их привычка к самостоятельному действию оказываются ключевым механизмом решения крестьянских проблем в пореформенной России.
Ключевые слова: крестьянская община; местное самоуправление; сельский сход; приёмный приговор; причисление переселенцев к старожильческому обществу.
A. K. Kirillov, A. G. Karavayeva, N. N. Samultseva
CONFLICTS BETWEEN NEW SETTLERS AND OLD DWELLERS AT THE DAWN OF THE GREAT SIBERIAN MIGRATION (1870s - 1880s): SOME FEATURES TO THE PORTRAIT OF THE RUSSIAN SOCIETY
The authors investigate in details one of the largest clashes between peasant migrants and old dwellers at Altai villages at the early 1880s. It is found out that former migrants from the European Russia, already registered in the villages with the approval of the old dwellers, played a role especially important in the collision. Contrary to the interests of the old dwellers' majority, they offered new migrants the very opportunity to get in the village. Thus it would appear that each of the conflicting parties (new settlers and old dwellers) had its own justification. Resolution of conflicts of this type would be determined not so much by the letter of the law as by the insistency of the struggling parties. People's initiative, their habit of independent action appear to be the key mechanism of solving peasants' problems at the pre-revolutionary Russia.
Keywords: peasant commune; local self-government; village assembly (sel'sky skhod); admission act (priyomny prigovor); registration (prichislenie) of migrants at the old dwellers' commune.
Проблема, обсуждаемая со времён знаменитого двухтомника Б. Н. Миронова [1], -степень успешности дореволюционной России как проекта развития. Следующие после «Социальной истории России» монографии того же автора отлично показывают, как развивалось обсуждение, осмысление темы. Тезису Бориса Николаевича об успешности России XVIII - начала XX в. было противо-
поставлено давнишнее представление о тяготах простого народа, всё ухудшающихся условиях жизни крестьян и рабочих. В опровержение этого тезиса историк выпустил обстоятельное исследование, доказывающее повышение роста российского населения (что увязывается с ростом уровня жизни) на протяжении большей части этого периода, в том числе - всего XIX в. (за единичными
© Кириллов А. К., Караваева А. Г., Самульцева Н. Н., 2017
исключениями) и начала XX в. [2]. Критики ответили: если всё было так хорошо, то почему же кончилось (в 1917 г.) так плохо? В ответ на это второе издание «Благосостояния населения» (2012 г.) было дополнено рассуждениями о причинах событий 1917 г. -с показом значимости субъективной, узко политической стороны дела.
Речь идёт, таким образом, об оценке дореволюционной России с точки зрения достигнутых результатов. Это полезно и необходимо, но есть и другой показатель для оценки любого общества - состояние его «двигателя». Изучение внутренних процессов в социальном организме подразумевает микроисторическую работу с документами, отображающими жизнь простонародья. Особенно богаты историческими находками те участки документального поля, на которых панцирь рутины и кажущейся умиротворённости взламывается конфликтами и выходящими наружу противоречиями. Одними из ярких примеров таких социальных противоречий и конфликтов были столкновения между крестьянами-переселенцами и сибирскими старожилами - обычнейшее явление начиная с 80-х гг. XIX в.
При этом лишь немногие случаи такого рода документированы настолько обстоятельно, чтобы мы могли увидеть позицию и старожилов, и переселенцев, и властей, сопоставить между собой описания, данные с разных сторон баррикады. В данной статье мы разберём самый ранний из такого рода случаев - столкновение в Ново-Тырышкино. Село это, созданное сибирскими крестьянами на одном из притоков Оби (на р. Песчаной), известно уже в первой половине XIX в. К тому времени, когда российские крестьяне получили свободу от крепостного права, село было не очень большим (72 двора), но прочно обустроенным (в том числе имело собственную церковь) [3, с. 63].
Ново-Тырышкинскую историю упоминали разные авторы из числа современников. Наиболее содержателен очерк ссыльного народника С. Л. Чудновского. В 1884-1885 гг. он проводил изучение Алтайского округа по заданию Западно-Сибирского отдела Русского географического общества. «Ещё не доехав до Ново-Тырышкина, - пишет Соломон Лазаревич, - мне пришлось в нескольких се-
лениях выслушивать горькие сетования новосёлов: "В Ново-Тырышкинском нам вовсе не дают жить. Мучают, бьют, собираются все сломать, выгнать всех; начальство только малость удерживает"» [4, с. 132].
Один из ярких примеров - история крестьянина Глебова, сообщённая автору «некоторыми новосёлами» и «во всех подробностях подтверждённая» сельским писарем волостного центра с. Алтайского. В 1882 г. «давно уже к ново-тырышкинскому обществу причисленный» переселенец Глебов продал свой дом вновь прибывшему новосёлу, а себе «захватил» под усадьбу новое место. «Тогда старожилы - Никита и Иппат Казанцевы - собрали "небольшой сход" и вместе с последним сломали дом Глебова на новом захваченном им месте, а самое место это уступили за 3/4 ведра вина целовальнику под питейный дом». При этом Глебов был избит так, что вскоре умер. Священнику, который при похоронах крестьянина записал, что Глебов умер от болезни сердца, дали 60 руб. -цену нескольких лошадей или коров [4, с. 132-133].
История Глебова достаточно убедительно показывает остроту противостояния. Но для уяснения механизмов нагнетания обстановки надо привести и некоторые другие истории Чудновского. В 1882 г. в Ново-Тырышкино прибыл Алексей Перов и купил у старожила Григория Казанцева мельницу за 750 руб. «Казанцев, влиятельный горлопан, уверял его, что-де "у нас наш староста" (из Казанцевых) - "как захотим, так и сделаем"». Однако вскоре начался «поход против новосёлов», в том числе и против Перова (у него изломали заплот), и Григорий Казанцев выступал на сходах одним из главных врагов переселенцев [4, с. 133-134].
Цитируемые Чудновским слова Казанцева надо понимать так, что при обсуждении сделки с мельницей всплыл запрет общества продавать недвижимость переселенцам (оформленный особым общественным приговором), и Перов высказывал опасения покупать мельницу в таких условиях. Казанцев заверил, что своим можно и нарушить приговор - но обернулось всё иначе.
Сергей Чефинцев в 1882 г. получил у общества приговор, «предоставляющий ему право жить и утвердиться в селе на
24 года». На этом основании он с двумя товарищами купил мельницу у Ивана Варла-мычева, приобретшего её всё у того же Григория Казанцева. «Вдруг общественники-старожилы врываются к одному из товарищей и ломают его дом, а у другого разрушают амбар; затем являются волостной старшина с писарем, отбирают у них силою приговор и увозят его "в волость"» [4, с. 133].
В этом описании много недоговорок, но похоже, что ни товарищи Чефинцева, ни Варламычев приговоров не имели. По-видимому, старожилы уже перешли к тактике выдавливания пришлых, но не хотели отказывать себе в удовольствии попользоваться «лишними деньгами» переселенцев. Отсюда и получилась такая необычная форма отношений, как приговор о праве жить 24 года. Это не приёмный приговор - тот удостоверяет право стать полноправным членом общества навсегда. Похоже, что это форма взаимной уступки, найденная уже в условиях разразившегося кризиса.
Варламычев покупал мельницу, конечно, не для того, чтобы тут же её продавать. Он купил, вероятно, при таких же, как в случае Перова, уверениях продавца о том, что родственникам старосты можно всё, затем столкнулся с угрозами и поспешил вернуть деньги за счёт продажи мельницы Перову с товарищами (последние при этом рассчитывали на приговор о праве жить 24 года). В таких условиях Варламычеву было не до накручивания цены; можно думать, что он продал мельницу (за 2 000 руб.) не дороже, чем купил, и значит, доход Григория Казанцева только по двум этим сделкам составил не менее 2 750 руб.! С такой суммой можно было не только крестьянское хозяйство расширять, а и торговлю открывать.
Похоже, что стремление старожилов «любыми» (т. е. заведомо нечестными) способами нажиться на переселенческом потоке сыграло существенную роль в завязывании гордиева узла противоречий. Но были и «объективные обстоятельства». Уяснить эти обстоятельства нам помогут документы, отложившиеся в специальном деле из фонда Томского губернского правления [5]1.
Из документов этого дела мы узнаём, что взаимные жалобы ново-тырышкинских переселенцев и старожилов на уровне
губернского начальства начались зимой 1882/83 г. Первая дошедшая до нас жалоба датируется мартом - апрелем 1883 г., точнее 15 марта и 20 апреля - таковы даты составления общественного приговора Ново-Тырышкинского сельского общества и ходатайства специально для этого выбранных доверенных. Документы этого «пакета» сводятся к требованию выдворить из селения новосёлов.
Уже эти документы позволяют увидеть, что понятия «старожилы» и «переселенцы» недостаточны для описания всех групп, участвующих в конфликте. Поясняя, каким образом чужаки смогли устроиться в Ново-Тырышкино, авторы приговора пишут, что непричисленные новосёлы купили дома «частию и у местных переселенцев, причислившихся в наше общество» (Л. 7).
С точки зрения законодательства второй половины XIX в. выражение «причислившийся переселенец» бессмысленно. Во времена Столыпина, когда переселенцам будут давать десятилетнее освобождение от налогов, отдельный учёт таких льготников в качестве переселенцев будет оправдан. Но в 1880-е гг. переселенческий статус должен заканчиваться с причислением новичка к старожильческому селению. Формально он становится полноправным членом общества. Фактически, как видим, - нет.
В. П. Семёнов-Тян-Шанский (сын знаменитого географа), которому доводилось проездом бывать в Сибири, в своих воспоминаниях излагает между прочим и такое -почерпнутое, вероятно, от сибирских чиновников - наблюдение: «... приселившиеся переселенцы, добровольно принятые сибиряками, лет по двадцати не признаются последними за себе равных, причём сибиряки в это время тщательно избегают с ними родниться. Когда же таким переселенцам сами сибиряки перестают давать кличку "россей-ских" и породняются, наконец, с ними, то бывшие "россейские" не без гордости говорят приезжим, что они стали "сибиряками", точно их повысили в чине» [6, с. 354].
Важные сведения насчёт состава новосёлов даёт специальный перечень непричис-ленных переселенцев, составленный ново-тырышкинскими властями (Л. 14-19). В качестве мест выхода, помимо Ольховской во-
лости Тамбовской губернии (которая даёт большинство имён), названы Рязанская, Пензенская, Воронежская, Орловская, Оренбургская и даже Тобольская губернии. Документ открывает своему читателю удивительный факт: 42 из перечисленных в списке 93 человек проживают по паспортам, выданным позже их переезда в Сибирь. Паспорта, датированные 1881-1883 гг., имеют не только крестьяне, переехавшие в Сибирь двумя-тремя годами ранее, но и переселенцы первой половины 1870-х гг., и даже самый ранний из упомянутых в перечне переселенцев -Аникей Колесов (1866 г.).
Крестьянский паспорт XIX в. - это, по сути, разрешение покинуть место приписки, документ, возобновляемый не реже раза в год в волостном правлении по месту приписки. Раз живущие в Сибири переселенцы умудрялись получать паспорта через тысячи километров, значит, связь с родиной сохранялась. О своих успехах и о сибирском приволье они сообщали землякам, приглашали к себе, помогали им устроиться здесь. Те, в свою очередь, привозили (или пересылали почтой) жизненно необходимые документы. Оставшиеся в Европейской России не воспринимали уехавших как безвестно сгинувших, а напротив, хорошо помнили, и даже спустя полтора десятилетия волостные правления выписывали этим давно отсутствующим такой ответственный документ, как паспорт. Конечно, волостной старшина не стал бы этого делать, если бы не получал от уехавших или их родственников налоговых платежей. От Орла до Оренбурга - пол-России: нельзя, значит, списать дело на местные особенности отдельно взятой волости или даже губернии. Перед нами - налаженный механизм не чрезвычайных выплесков, но регулярного хозяйственного явления.
Явление это на протяжении 1870-х гг. существенно нарастало. Разброс непричис-ленных переселенцев по годам выглядит следующим образом: 1866 - 1; 1870 - 1; 1872 - 2; 1874 - 2; 1875 - 1; 1876 - 10; 1877 -2; 1878 - 3; 1879 - 3; 1880 - 15; 1881 - 14; 1882 - 33. Даже не видя из этих цифр «подводной части айсберга» (тех, кто причислился), мы понимаем, что в 1880 г., после спада 1877-1879 гг., произошёл резкий рост числа пришельцев, а в 1882 г. - вновь двукратное
увеличение. Немудрено, что чаша терпения старожилов переполнилась.
Анализ перечня непричисленных важен тем, что он вносит дополнительную сложность. Мы видим, что структура переселенцев оказывается не двойственной, как можно было бы думать (с одной стороны - приехавшие давно и причислившиеся, с другой -приехавшие недавно и не причислившиеся). Среди приехавших давно, оказывается, тоже есть много непричисленных. Остававшиеся не причисленными, но приехавшие давно, жили в Ново-Тырышкино до определённого момента вполне благополучно.
Конфликт произошёл не вдруг и состоял не в столкновении двух непримиримостей. Он начинался с взаимовыгодного сотрудничества, и лишь постепенно, по мере нарастания количества, появилось новое качество. Пока земли было много, формальности с оформлением приписки казались не обязательными. Когда «лишняя» земля кончилась, ресурс стал дефицитным, вокруг него началась борьба. Формальности превратились в единственное оружие, позволяющее старожилам прекратить нежелательное явление. Но против них уже действовала сила инерции. Новые переселенцы стремились воспроизводить опыт старых переселенцев, причём воспроизводить его не где-нибудь далеко (где, может быть, земли больше), а здесь, где у них были родственники и земляки.
Следующий ход в борьбе был сделан осенью 1883 г. 18 октября Ново-Тырышкин-ское общество приняло подробный приговор (Л. 27-31 об.), и практически одновременно с ним (21 октября) была составлена и новая «докладная записка» к губернатору от доверенных ново-тырышкинского общества (Л. 23-24 об.). Документы эти - взаимодополняющие.
В приговоре расплывчато говорилось, что «из старожилов собственно сибиряков никто почти домов своих не продавал, а продавали новосёлам дома вновь причисленные в наше селение переселенцы» (Л. 28). В обращении доверенных сказано более точно: «...из доверителей собственно сибиряков продано не более десяти домов, и то такими из них, которые ведут жизнь, постоянно нетрезвую и беспорядочную вообще людьми неодобрительного поведения,
а более ста домов продано вновь причисленными в наше селение российскими переселенцами» (Л. 23 об.).
Прежде всего, вместо «почти никто» имеем более точное «не более десяти» -и, таким образом, несомненное подтверждение того, что всё же были и среди «настоящих старожилов» не один-два, а целая группа тех, кто пошёл навстречу новосёлам. Описание их авторами ходатайства в качестве пьяниц и бездельников тенденциозно, но, если отбросить оценочную составляющую этого описания, с высокой долей вероятности можно предположить, что дома продавали ослабевшие хозяйства, а не сильные и зажиточные. Впрочем, если вспомнить рассказы Чудновского о «предприимчивости» Григория Казанцева, то и такое предположение может потребовать смягчения.
Вторая важная мелочь: «более ста» домов, проданных новосёлам родственниками. Мы вновь получаем число. Наличие у переселенцев собственных домов, у кого бы они ни были куплены, - факт невыгодный для старожилов; значит, если сами старожилы заявляют о наличии у новосёлов более чем сотни домов, нет оснований считать эту цифру завышенной. И это позволяет получить представление о числе тех самых родственников, которые прибыли ранее. Можно полагать, что причисленные переселенцы продавали новосёлам те дома, в которых успели пожить сами до того, как отстроили для себя более просторные и более новые здания. И значит, количество проданных домов -не менее количества переселенцев, вошедших в состав общества (причисленных). В сумме с новосёлами это получается порядка 200 домохозяев, порядка 400 годных работников. Эту оценку подтверждают и точные цифры, здесь же впервые сообщаемые старожилами: «. у нас земли только что хватает на наличное число ревизских 352 душ, а новосёлов по последним сведениям мужского пола 380 душ» (Л. 24). Учитывая, что в перечне непричисленных новосёлов на 94 хозяйства было показано 170 годных работников, надо думать, что речь здесь идёт именно о годных работниках, а не о лицах мужского пола любого возраста, причём в число новосёлов старожилы в данном случае включают и причисленных переселенцев.
Независимо от точности сделанного подсчёта, эти высказывания старожилов подтверждают важный для нас фоновый факт: то, что причисленные переселенцы не становились полноценной частью общества. Раскол проходил не по линии «причисленные -непричисленные», но по линии «сибиряки -пришлые». По всей видимости, к 1883 г. в Ново-Тырышкино сложилось своего рода «неустойчивое равновесие»: старожилы ещё располагали большинством голосов в обществе, что позволяло им принимать антипереселенческие решения; однако все вместе переселенцы (как причисленные, так и непри-численные) уже сравнялись с силами старожилов или даже превзошли их. Если бы старожилы не остановили приём переселенцев немедленно, они рисковали уже на следующий год утратить большинство на сходе и распрощаться с возможностью отстаивать свои интересы. Есть сведения, что именно так и происходило в некоторых местах - например, в д. Ребрихе (Бийского окр.): «. в 1884 году здесь приходилось уже на 60 старожильческих дворов 80 переселенческих, и все сельское управление было составлено из новосёлов. Тогда старожилы стали жаловаться, что им тесно жить... и вот они начали быстро распродавать свои избы прибывшим переселенцам и выселяться в более отдалённые места» [7, с. 30].
Получив жалобу старожилов, губернатор постарался занять позицию «над схваткой». Отказавшись немедленно выселять переселенцев, он в то же время указал им на необходимость в разумный срок либо получить приёмный приговор, либо перебраться в другое место. Начальство, таким образом, ограничилось советами и разъяснениями; практические же действия были предоставлены самим крестьянам, и они этим воспользовались. Об этом мы знаем уже из переселенческих жалоб.
Доверенные переселенцев Борис Ши-пилов и Тихон Иванов письменно обратились к губернатору 6 февраля, а затем 3 апреля 1884 г. «Всенижайше» прося прощения за беспокойство, они сообщали, что общественники «стали теснить нас сильнее прежнего»: «. взыскивают с нас чрезмерно на повинности, сверх законных даже наложений, в уплате же денег, которые уплачиваем
мы за повинности, не выдают нам расписок» (Л. 41).
Прошение крестьян не произвело впечатления на губернатора, зато существенный результат дало вмешательство исправника А. Новогонского, который яркими красками расписал накалившуюся обстановку. В качестве первоочередной меры исправник просил приостановить исполнение прошлогоднего распоряжения, в котором устанавливался определённый срок для выезда переселенцев. Выполнив это пожелание, губернатор поддержал и другие принятые исправником решения, направленные на то, чтобы заморозить сложившееся положение - «впредь до того времени, когда получится ответ из Кабинета его величества» о межевании наделов (Л. 51 об.). Алтайские земли принадлежали Кабинету Е. И. В., поэтому именно от него и ждали решения о межевании дотоле нераз-межёванных земель. При норме в 15 десятин межевание позволило бы совершенно законно забрать у старожилов «лишнюю» землю, которую затем и передать переселенцам.
Между тем старожилы предприняли очередной ход, вновь воплотившийся в двух документах на имя губернатора - приговоре сельского схода (Л. 53-58 об.) и «докладной записке» доверенных ново-тырышкинского общества (Л. 52-52 об., 60-60 об.). Оба документа датированы 7 мая. Очевидно, приезд 25 апреля сразу двух начальников (исправника и крестьянского чиновника), явно стремящихся добиться оставления переселенцев в Ново-Тырышкино, убедил старожилов, что борьбу надо продолжать, и немедленно.
Эти два документа не оказали влияния на решения губернатора, зато они дают нам некоторые сведения о том, чего мы не знали из предыдущих документов. Прежде всего, мы получаем новые данные о количестве не-причисленных. Последних оказывается уже 133 семейства вместо 94, упоминавшихся в перечне годовой давности. При этом указывается, что «новоселы более 30 человек совершенно не уплатили ни копейки в общественный капитал денег за занимаемые ими в 1883 году земли» (Л. 56 об.-57). Судя по небольшой численности, в последнем случае «новосёлы» - это только те, что прибыли в 1883 или даже 1884 г. Сами старожилы, таким образом, косвенно признают, что даже
непричисленные переселенцы в большинстве своём платили требуемые с них «полетки» (арендную плату).
Ещё более поразительны данные о численности переселенцев, благополучно причислившихся к обществу. В связи с выяснением вопроса о том, сколько приходится земли на ново-тырышкинскую душу, говорится: «. сколько возможно было по усмотрению нашему, мы по 1882-й год приняли 234 души переселенцев из Российских губерний, каковые и значатся показанными в числе 789 душ» (Л. 57 об.). Итак, причисление вновь прибывших продолжалось даже в 1882 г., число причисленных переселенцев за всё время едва ли не двукратно превосходит непричисленных.
Тема неоднородности участников ново-тырышкинского столкновения получает развитие в докладе председателя Томского губернского правления Н.Н. Петухова, составленном в июле 1884 г. В этом документе есть и широта охвата, и глубина проникновения в подробности, и умение, если вывернуть наизнанку известное выражение, видеть деревья за лесом. Последнее оказалось необходимым, чтобы предложить меры, позволяющие избегнуть «сплошной вырубки» там, где нужна лишь «санитарная».
Говоря о причинах и сути кризиса, На-фанаил Назарович обратил внимание на то, что «наиболее достаточные крестьяне» из числа старожилов обладают огромными стадами «до 100 или даже 200 голов» (Л. 70 об.). Именно это обстоятельство чиновник полагал жизненно важным, поскольку «при земледельческом собственно хозяйстве и при весьма хорошем качестве самой земли» наличной земельной площади - по 32 десятины на каждую из 348 окладных душ2 с. Ново-Тырышкина - Петухову казалось «более чем достаточно» (Л. 70 об.). Именно вопрос о сенокосах и пастбищах и привёл, по мнению Петухова, к обострению конфликта.
Начальник губернского правления, таким образом, проигнорировал объяснение самих ново-тырышкинцев, неоднократно утверждавших, что земли нужны им именно для земледелия, что залежные земли (временно используемые под выгоны) - необходимая часть земледельческого цикла. Дойдя до конца долгого рапорта Петухова, мы
с удивлением обнаружим, что доводы старожилов он отлично усвоил. Начиная рассуждать о проблемах переселения в целом, начальник губернского правления указывает, помимо неоправданных слухов о сибирских богатствах, «распространившихся в последние годы в печати и среди сельского населения Европейской России», и на переложную систему земледелия. «По общим отзывам крестьян-домохозяев», при переложной системе на двор требуется не менее 30 десятин земли, а эта норма уже почти повсеместно выбрана - кроме «немногих, состоящих в исключительных условиях, раскольнических селений», которые не допускают к себе православных переселенцев (Л. 80 об.). Итак, Петухов согласен видеть особенности местного земледелия. Но привязка конфликта к скотоводству имела для него существенный смысл.
Скотоводство, по описанию начальника губернского правления, было своего рода «вторым этажом» ново-тырышкинского хозяйства: благосостояние жители обеспечивали себе земледелием, скотоводство же позволяло обеспечить богатство - как водится, не для всех, но для немногих. Эти-то немногие и были, в изображении Петухова, главным двигателем конфликта: «При кичливости и самонадеянности некоторых зажиточных кулаков-старожилов и при крайней грубости и упрямстве некоторых переселенцев, - мирные дотоле отношения между старожилами и переселенцами порвались и по временам начали обостряться до более или менее крупных столкновений» (Л. 72).
Вопрос о внутренней группировке переселенцев разработан в послании Петухова подробно. Во-первых, он отдельно выделяет «грубиянов», отмечая «крайне грубое и нахальное отношение некоторых отдельных личностей из переселенцев и в особенности отставных и временно-отпускных солдат, не только к старожилам-крестьянам, но и к местному сельскому, волостному и земскому начальству выразившееся и на сходе, и уверенность этих лиц в их праве на причисление куда бы они ни пожелали без всяких приговоров» (Л. 74 об.-75). Сноской Петухов уточняет: «Отношения к этим отдельным личностям обострились до такой степени, что старожилы не только не согласны на
приём их ни за какие деньги, но и готовы выселить их на собственный счёт, или же, в случае причисления их без приговоров, выселиться сами. Вообще личности эти и в особенности солдаты оказывают самое дурное влияние на прочих переселенцев и служат главнейшим препятствием к соглашению между переселенцами и старожилами» (Л. 75).
Этот отрывок отлично объясняет неразбериху с требованиями старожилов. Высказывания в обоюдных крестьянских жалобах кажутся взаимоисключающими: старожилы хотят то ли удалить переселенцев, то ли получить с них деньги. Вопрос этот не решается, пока переселенцы рассматриваются как единое целое. Разделение на группы показывает, что эти два объяснения, на самом деле, суть взаимодополняющие.
Новые данные приводятся в докладе Пе-тухова по вопросу об обострении борьбы весной 1884 г. Выясняется, что 20 мая в Но-во-Тырышкино состоялся ещё один сход. На нём присутствовали не только исправник и крестьянский чиновник (как 25 апреля), но и сам председатель губернского правления. При этом Петухов «присогласил бывших на сходе старожилов на принятие в своё общество наиболее скромных и беднейших переселенцев без всякой платы за приговоры и некоторой части прочих переселенцев за более умеренную плату, с тем чтобы остальная, значительнейшая часть, переселенцев и в особенности солдаты приискали себе другие общества», так как поселить их всех в Ново-Тырышкино невозможно по недостатку пастбищ» (Л. 77 об.).
Между тем 4 апреля 1884 г. был подписан документ, открывший новую ветку ново-тырышкинского лабиринта. То был наказ министра внутренних дел чиновнику А. Василькову, отправленному в Томск «для ближайшего содействия переселенцам, идущим через Томскую губернию или водворяющимся там» (Л. 110-113 об.). Как сообщает Чудновский, «до читающей публики неоднократно доносились слухи о сильно обостренных отношениях между старожилами и новоселами во многих пунктах Алтая. Слухи такие проникали и в местную печать, даже в официальные издания» [4, с. 115]. Петербургские чиновники наконец уловили по-
явление новой проблемы, которую надо решать системно.
Переселенцы узнали о наличии нового заступника. 27 сентября 1885 г. - почти через полтора года после поездки Петухова - они отправили Василькову целых две жалобы. Одна - от «крестьян переселенцев 72-х семейств, в числе 256 ревизских и неревизских мужского пола душ» (Л. 95-99 об.), другая -«от бессрочно-отпускных и отставных нижних чинов 63 душ мужского пола» (Л. 105105 об., 108-108 об.). Таким образом, одно из двух переселенческих ходатайств А. Василь-кову составлено именно и только солдатами - теми самыми, которых уже Петухов выделял в качестве особой группы. Но если Петухов обособлял их как группу, имеющую наименьшие шансы на оставление в Ново-Тырышкино, то сами переселенцы воспринимали дело с точностью до наоборот.
Разница между переселенцами-крестьянами и переселенцами-солдатами - в том, что солдаты, как сообщают они сами, в большей своей части согласно распоряжениям Томской казённой палаты уже причислены к ново-тырышкинскому обществу. Такова была официальная льгота для тех, кто потратил несколько лет своей жизни на службу в армии. Даже старожилы, как сообщают сами жалобщики, с уважением относились к их судьбе: в качестве подушного сбора взимали не по 6 руб., а половину этой суммы («с детей же наших взыскивают наравне с прочими переселенцами». - Л. 108). Правда, это не решало проблемы: солдаты жаловались, что причислены они казённой палатой «только для одного счёта» (Л. 105). Формулировка эта не вполне ясна. Как минимум, ясно, что обществу не выделили дополнительного надела в связи с причислением новых членов (что, впрочем, очевидно). Вероятно, переселенцы-солдаты оказались в том же положении, что «переселенцы-старожилы» (причисленные переселенцы): формально - в составе общества, на деле - по другую сторону незримой баррикады.
Военная реформа Д. А. Милютина, входящая в хрестоматийный набор «Великих реформ» Александра II, отменила тяжкие пережитки безжалостного XVIII в. и дала солдатам возможность вернуться к близким, с которыми их разлучила служба. Это чело-
веколюбивое новшество имело и неожиданные последствия. Общество, судя по работам художников-передвижников, волновала проблема внебрачных детей, прижитых жёнами во время военной службы мужей. Менее известна взаимосвязь между военной службой и крестьянскими переселениями.
Вот как переселенцы-отставники в жалобе от 27 сентября 1885 г. объясняли свою неготовность платить по 50 рублей за приговор: «. как мы по большей части из службы вышли в места прежних причислений по выбытии из оных родственников своих в Сибирь, то и прибыли сюда кое-как без средств» (Л. 105 об.). То есть, вернувшись со службы, они обнаружили, что родственники их, пока они служили в армии, уехали в Сибирь, и поехали за ними вдогонку. То, что мы имеем дело не со стариками, ветеранами-рекрутами, а с молодыми солдатами-призывниками, подтверждает ещё одно выражение: «. причём не лишним считаем присовокупить, что при переселении нас на новые участки в случае призыва на действительную службу, семейства наши должны остаться без всякого пристанища и средств к жизни» (Л. 108 об.) - ясно, что речь идёт о солдатах, отслуживших действительную службу и теперь находящихся в запасе: это как раз те, кто получит повестки в случае большой войны.
Итак, солдаты - это не только менее многочисленная, но и по существу «вспомогательная» группа переселенцев: те, кто поехал вдогонку к уехавшим ранее родственникам. По возвращении из армии выбор у них был не такой, как у обычных переселенцев: хоть в Сибири, хоть на старом месте -обзаводиться хозяйством заново. При таком раскладе переезд в Сибирь мог выглядеть действием по пути наименьшего сопротивления. Отставники осознавали свой льготный статус и потому, вероятно, более настойчиво требовали причисления - почему Петухов и выделил их в особую, «нахальную», категорию. Ново-Тырышкинские переселенцы надеялись, что если уж страдания основной массы новосёлов не тронут сердце столичного чиновника, то, может быть, хотя бы защитники родины получат снисхождение.
Подытожим всё сказанное. Легко видеть, что среди ново-тырышкинских земледельцев выделяются разные группы. Среди
старожилов мы видим влиятельных и богатых людей, активистов антипереселенческой борьбы - тех, кого Н. Н. Петухов именует кулаками-скотоводами. На другом полюсе -бедняки, продающие переселенцам свои дома. Между ними - большинство, которое идёт на поводу у сильнейшего: то у старосты (составляющего приговор об отъёме орудий и недопуске на пашню), то у чиновников (добивающихся приговора о бесплатном льготном причислении «вежливых» переселенцев даже во время «горячей стадии» противостояния). Ещё больше разнообразие у переселенцев. Есть крестьяне, более склонные к уступкам; есть отставные солдаты, более решительные в сознании своих особых прав. Есть те, которые едва сводят концы с концами, а есть люди весьма денежные, готовые договариваться со старожилами «по-хорошему». Есть поздние переселенцы, пришедшие уже в разгар столкновений. Есть не менее многочисленная группа пришедших ранее («переселенцы-старожилы»): отчасти -причисленных, отчасти - живущих без приёмных приговоров.
Такое разнообразие зависит частью от материальных условий (богатые и бедные, имеющие льготы и не имеющие льгот), частью - от личных особенностей (психологические типы). И то, и другое - обстоятельства повсеместные и потому достаточно тривиальные. Но есть один ключевой для понимания происходящего факт, постепенно выходящий из тени по мере вчитывания в документы: то, что между двумя, казалось бы, взаимоисключающими группами - старожилами и новосёлами - существует мостик в виде «переселенцев-старожилов». Именно за счёт этого «мостика» мы и имеем дело не с банальным нарушением, а с глубоко укоренённым конфликтом, в котором у каждой стороны есть своя правда. Эта правда вытекает из периода взаимовыгодного сотрудничества тех сил, которые со временем окажутся по разные стороны баррикады.
И переселение, и приём в крестьянскую общину новых членов, и распределение земли - все эти случаи были предусмотрены законодательством, существовали чёткие правила. Тем не менее, исход противостояния
зависел в конце концов от самих крестьян -от их изобретательности (или, в другой окраске, хитрости), настойчивости (наглости), решительности (грубости). Одинаковые, с формальной точки зрения, случаи могли иметь разный исход: от благополучного (и даже бесплатного) причисления до разорения и даже смертоубийства. Переселенче-ско-старожильческие конфликты в Сибири 1880-х гг. позволяют увидеть, что двигатель дореволюционного российского общества -это крестьянская самостоятельность. Это инициатива простых людей, которые живут не по инструкции, а по необходимости: не игнорируя закон, они в то же время используют все возможности для того, чтобы делать жизнь по-своему.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Далее номера листов этого дела даны по тексту статьи в скобках.
2 Бросается в глаза разница с числом, приводившимся старожилами двумя месяцами ранее (748 душ). Очевидно, старожилы считали всех жителей мужского пола (включая младенцев), Петухов же - только домохозяев либо годных работников.
ЛИТЕРАТУРА
1. Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIII - начало XX в.): Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства : в 2 т. - СПб. : Дмитрий Буланин, 1999. -Т. 1. - 548 с.; Т. 2. - 566 с.
2. Миронов Б. Н. Благосостояние населения и революции в имперской России: XVIII - начало XX века. - М. : Новый Хронограф, 2010. - 911 с.
3. Список населённых мест по сведениям 1859 года. IX. Томская губерния. - СПб. : Изд. ЦСК МВД, 1868. - 148 с.
4. Чудновский С. Л. Переселенческое дело на Алтае (Статистико-экономический очерк) / под ред. Г. Н. Потанина. - Иркутск : Типография газеты «Восточное обозрение», 1889. -154 с., табл. - (Записки Вост.-Сиб. отдела Имп. Рус. геогр. о-ва, по отделению статистики. Т. 1, вып. 1).
5. Государственный архив Томской области. Ф. Ф-3. Оп. 44. Д. 9.
6. Семёнов-Тян-Шанский В. П. То, что прошло : в 2 т. - М. : Новый хронограф, 2009. - Т. 1 : 1870-1917. - 677 с.
7. Истомина Н. К. Сибирь и переселенцы. -Харьков : Издание Харьковского общества распространения в народе грамотности, 1892. - 64 с.
Информация о статье
Дата поступления 14 августа 2017 г.
Дата принятия в печать 30 октября 2017 г.
Сведения об авторах
Кириллов Алексей Константинович - канд. ист. наук, ст. научный сотрудник Института истории СО РАН, доцент Новосибирского государственного университета (Новосибирск, Россия)
Адрес для корреспонденции: Россия, 630090, Новосибирск, ул. Николаева,8 E-mail: [email protected]
Караваева Анастасия Геннадьевна - директор Государственного архива Томской области (Томск, Россия)
Адрес для корреспонденции: 634009, Россия, Томск, ул. Водяная, 78 E-mail: [email protected]
Самульцева Надежда Николаевна - студент Новосибирского государственного университета (Новосибирск, Россия)
Адрес для корреспонденции: 630090, Новосибирск, ул. Пирогова, 2
E-mail: [email protected] Для цитирования
Кириллов А. К., Караваева А. Г., Самульцева Н. Н. Переселенческо-старожильческие конфликты на заре великого сибирского переселения (1870-1880-е гг.): штрихи к портрету российского общества // Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2017. № 4 (16). С. 44-53. DOI: 10.25513/23121300.2017.4.44-53.
Article info
Received August 14, 2017
Accepted October 30, 2017
About the authors
Kirillov Alexey Konstantinovich - Candidate of Historical sciences, senior research worker at the Institute of History of the Siberian Branch of the Russian Academy of Sciences; Associate Professor at the Novosibirsk State University (Novosibirsk, Russia)
Postal address: 8, Nikolaeva ul., Novosibirsk,
630090, Russia
E-mail: [email protected]
Karavayeva Anastasiya Gennadievna - director of the State Archive of Tomsk Region (Tomsk, Russia)
Postal address: 78, Vodyanaya ul., Tomsk, 634009, Russia
E-mail: [email protected]
Samultseva Nadezhda Nikolaevna - student of the Novosibirsk State University (Novosibirsk, Russia)
Postal address: 2, Pirogova ul., Novosibirsk, 630090, Russia
E-mail: [email protected] For citations
Kirillov A. K., Karavayeva A. G., Samultseva N. N. Conflicts Between New Settlers and Old Dwellers at the Dawn of the Great Siberian Migration (1870s - 1880s): Some Features to the Portrait of the Russian Society. Herald of Omsk University. Series "Historical Studies", 2017, no. 4 (16), pp. 44-53. DOI: 10.25513/2312-1300.2017.4.4453 (in Russian).
